Страница:
В конце концов субстанция стены, покрытой, как и все поверхности в комнате, толстым слоем серой краски, успокоилась. Но Моррийон не доверял ей: он чувствовал в комнате затаенную дрожь и вызов наследника воспринял с облегчением.
Придется снова передвинуть койку, пока стены опять не начнут на нее реагировать. Должарианцам, которые поселились на станции раньше всех, то и дело приходилось переезжать из комнаты в комнату — активность урианского сооружения возрастала от человеческой концентрации. Эти явления шли по нарастающей, пока ученый-урианист не придумал наконец, как бороться с чужой субстанцией.
Моррийон скорчил гримасу. Что бы там ученый ни говорил, эти его заслонки сильно смахивают на орудия пытки. Но Лисантер — не должарианец, потому и не понимает, насколько точно это сравнение.
Бори оделся, подозрительно поглядывая на стены и потолок. О полах, где заслонки были натыканы гуще всего, он старался не думать. Его взгляд любовно остановился на добавочных, недавно поставленных заслонках. Вот только к добру ли это? Он проверил рабочие журналы и обнаружил, что приказ исходил от Анариса, а заслонки настолько не в обычаях Должара, что Моррийон два дня ломал голову над тем, что это может значить. С Анарисом об этом говорить нельзя: наследник своим поступком ясно дал понять, что Моррийон должен функционировать без перебоев, пока его хозяин и Эсабиан ведут ритуальную борьбу за власть, которая окончится смертью одного из них.
Моррийон взял свой электронный блокнот с пустого стола в ногах кровати. Ему недоставало тяжести рации на поясе и ее ночного шепота, вопреки конструкторскому замыслу об усилении нестойких акустических колебаний. На Пожирателе Солнц рациями не пользовались. Лисантер опасался, что радиочастоты могут вызвать нежелательные явления в поведении станции. Должарианцам поневоле пришлось разрешить обслуживающему персоналу пользоваться блокнотами, что было намного безопаснее. И полезнее, что Татриман демонстрировала чуть ли не каждый день.
Моррийон нажал на кнопку, отпирающую дверь. По напоминающей фистулу впадине в стене пробежала вспышка, и она разошлась с мерзким сосущим звуком. Моррийон поморщился.
По коридору сновали, как обычно, техники и серые должарские солдаты. Станция работала в три смены и никогда не засыпала. Моррийон посторонился, пропуская гравиподдон, нагруженный причудливой урианской техникой, извлеченной из каких-нибудь закоулков станции, и чуть не споткнулся о протянутый по полу кабель.
Он осторожно нажал на вестник у двери Анариса и снова не сдержал гримасы от чмокающего звука.
Комната Анариса имела вполне нормальный вид со своими прямыми углами и плоскими стенами — это достигалось только благодаря дипластовым панелям и многочисленным заслонкам. При этом Моррийон заметил, что она стала чуть менее ровной, чем раньше. Прижав блокнот к боку, он вошел, подождал, когда дверь закроется, и поклонился Анарису. Наследник встретил его весело.
— Ну, что нового произошло за эту вахту? Не включил ли ты тайком станцию, чего доброго?
Моррийон оставил ехидство без внимания. Все дело в этом месте. Оно не предназначено для человека и всех нас делает непохожими на себя.
— Есть интересный рапорт из секции Лисантера. У персонала, размещенного близ Палаты Хроноса, участились психические расстройства.
Наследник сузил глаза — Моррийон давно чувствовал, что Анарис не любит Палату Хроноса.
— Расстройства? — Анарис саркастически поднял черную бровь.
— Должарский контингент страдает в основном от бессонницы. Среди низшего персонала — кошмары, удушье во сне, лунатизм. Последние исследования показали, что частота заболеваемости убывает по мере удаления от центра станции.
Анарис умолк так надолго, что Моррийону стало не по себе.
— Сны, — сказал он наконец. — Это место порождает дурные сны.
— Если позволите... — начал Моррийон. Анарис небрежно махнул рукой. — Я думаю, что серым и тарканцам тоже снятся кошмары, но они боятся, как бы в них не заподозрили хореянскую кровь.
Несмотря на частые приказания Анариса говорить откровенно, на лбу у бори выступил пот. Анарис чуть не убил его, когда Моррийон застал наследника во время занятия телекинезом. Эсабиан без колебаний казнил бы сына, обнаружив в нем кровь давно исчезнувших хореян, экстрасенсов, чей остров жители материка уничтожили направленным ударом астероида на заре должарской космической эры.
Наконец Анарис кивнул, и у Моррийона отлегло от сердца.
— И к какому же выводу пришел Лисантер? Или ты?
— Он говорит, что не знает, что это значит, но я думаю, что он скрывает от нас свои выводы из страха перед Барродахом. Нам, к сожалению, пока нечем на него повлиять.
— Тогда придется подождать, пока отца об этом не информируют. После этого Лисантер и меня сможет ввести в курс.
Миг спустя Моррийон понял, что встреча окончена, и ушел. Теперь он был уверен: чем бы ни испугало Сердце Хроноса Анариса на «Кулаке Должара», здесь этот страх не прошел, а только усилился.
Барродах устало прикрыл глаза, но тут же открыл их и оглядел комнату. Он не мог справиться с ужасом, который чувствовал всякий раз, когда просыпался и видел, что пропорции комнаты изменились. Если еще кто-то на станции и страдал от кошмаров, будто он медленно задыхается в пищеварительном тракте какого-то чудовища, то все об этом молчали — и он тоже должен. Притом Лисантер уверял, что станция не является живой в общепринятом смысле слова, а просто обладает высокой адаптируемостью.
«Это гомеостатический механизм, приспособленный к условиям урианского обитания. Она всего лишь старается, чтобы нам было удобно»..
В том-то и проблема, что они — не уриане. И если уриане чувствовали себя здесь комфортно, какими же тогда они были?
Он сел и сунул ноги в башмаки, избегая всякого контакта с теплой упругостью пола, которая чувствовалась даже сквозь толстое резинчатое покрытие. Одеваясь, он с яростью повторил свой обет добыть как можно больше стазисных заслонок. Поскольку материал лимитирован, только господа имеют их в достаточном количестве, но он найдет способ.
Одевшись, он прилепил ампулу на спину пониже затылка и поднял высокий воротник кителя. Незачем Эсабиану знать о сан-суси и прочих медикаментах, которые он принимает от тика. Щеку опять свело, и Барродах напрягся в ожидании острой, почти как от электрошока, боли, но она не пришла. Он немного успокоился и вышел.
В коридоре было людно, но ему уступали дорогу. Дойдя до покоев Эсабиана, он заметил на потолке бородавчатые ур-плоды. Они не представляли особой опасности, только пахли иногда скверно, вот как сейчас, но проходивший мимо серый солдат все равно сорвал их. Барродах не мог себе представить, как кто-то решается пробовать эту гадость, как бы хорошо она ни пахла, но искореженные трупы жертв подобных опытов доказывали, что дураки еще не перевелись.
Тик снова начал одолевать Барродаха, когда дверь к Эсабиану раскрылась. Это урианское паскудство даже чмокает всегда по-разному. Пуще всего бори ненавидел станцию за ее непостоянство.
Войдя, он испытал, прямо-таки физическое облегчение после чужеродного коридора; если бы не звук, издаваемый дверью, можно было подумать, будто ты перенесся в библиотеку Панарха, в Малый Дворец Мандалы. Кресла, старинные ковры на полу и на стенах — все это с большим старанием переправили сюда с Артелиона. Диссонанс создавало только голографическое окно — оно изображало не безмятежные сады Мандалы, а вид на мрачные вулканические скалы Должара с высоты башни Джар Д'оччу.
Это напомнило Барродаху о всегдашней опасности. Он низко поклонился, Эсабиан мельком взглянул на него и сказал:
— Докладывай.
Барродах, следуя инструкции, первым делом доложил об Анарисе. Больше всего его мучило, что он не может поделиться с Эсабианом самым главным: тем, что Анарис пожертвовал часть своих стазисных заслонок ради удобства Моррийона, Барродах был не совсем уверен, что это не финт с целью создать иллюзию мнимой мягкости, но Аватар в любом случае воспринял бы такой доклад как завуалированный упрек в свой адрес: он-то ничего похожего для Барродаха не сделал.
От прочих сведений Эсабиан раздражительно отмахнулся. «Опять скучает», — подумал бори, и прилив адреналина обжег ему внутренности. Авось последний рапорт Лисантера поможет отвлечь Властелина-Мстителя от сосредоточенности на нежелательных деталях.
— Мой господин, последние эксперименты Лисантера открыли психический компонент в активности станции. Он просит, чтобы ему предоставили темпата для проверки его гипотезы.
Эсабиан вскинул на него блестящие черные глаза.
— Он думает, что темпат сможет запустить станцию на полную мощность?
Бори поспешил умерить ожидания своего господина.
— Он говорит только, что это самое обещающее направление будущих исследований. — И Барродах торопливо продолжал: — Я уже подобрал несколько кандидатур. Наиболее доступный из них — Ли Пунг с Рифтхавена. С вашего позволения, я реквизирую его у синдиков.
Им я, конечно, преподнесу это в других выражениях.
Барродах убедился на опыте: хотя власть Синдиката сильно убавилась, правители Рифтхавена охотнее идут навстречу, если выказать им видимость уважения.
— Действуй. Добудь всех, кого сможешь. То, что не удастся одному, может удасться многим.
Стараясь продлить интерес Эсабиана и предотвратить вопрос о гиперволновых сообщениях, Барродах упомянул еще о нескольких темпатах. Не сказал он только, что все они вряд ли согласятся или смогут работать вместе. По словам Лисантера, при столь близком соседстве главным для них будет отгородиться друг от друга, что ослабит их чувствительность к внешним стимулам.
— Хорошо, — сказал Эсабиан. — Еще что-нибудь?
Барродах замялся на мгновение. Это новое направление вместе с гиперволновой сводкой, которую он подготовил, пожалуй, займет Барродаха до конца дня. А барканские события могут подождать и до завтра.
Ему не хотелось привлекать внимание Эсабиана к Хриму и Норио теперь, когда вопрос о темпатах вышел на первый план. Барродах не был уверен, что Норио нужен ему на Пожирателе Солнц — во всяком случае, к этому надо приготовиться как следует.
Он снова поклонился.
— Нет, мой господин. Сегодняшняя сводка для вас готова.
По знаку Эсабиана он включил пульт и удалился. Он поручит Андерику, когда тот будет на Рифтхавене, забрать Ли Пунга заодно с оборудованием и сырьем для производства стазисных заслонок. И псизаградников тоже — в большом количестве. Жаль, что нельзя производить и псионические приборы.
Мысль о полноценном ночном сне заставила его пошатнуться от усталости. Дверь с чавканьем закрылась за ним, и он, убедившись, что при этом моменте его слабости никто не присутствовал, заторопился прочь.
Воздух был полон весенних ароматов, но за ними Элоатри чувствовала какую-то затхлость, словно в давно не убиравшейся комнате. Что это — психическая реакция на ужасную перенаселенность Ареса или просто воображение?
Ладонь у нее зачесалась, и она посмотрела на изображение Диграмматона, вожженное глубоко в плоть. Видение, которым сопровождался перенос Диграмматона через множество световых лет, сейчас давило на нее особенно тяжело. Она оглянулась на пульт, где рядом с проектором лежал крошечный чип.
В нем содержится запись гееннских событий: смерть Панарха от рук сына своего врага.
Позвонил вестник, и Туаан ввел в кабинет гностора Мандериана.
Рукопожатие, которым она обменялась с монахом-должарианцем, оставило у нее впечатление огромной силы, которую он свободно контролирует. Интересно, каково было бы пожать руку Вийе.
— Иварда я не видел, — сказал он, — но Вийя говорит, что он благоденствует. Эйя все еще находятся в спячке.
— Должно быть, их ошеломил столь сильный прирост населения.
— Вийя того же мнения, но думает, что они скоро проснутся.
— Это хорошо.
— Зато у келли, кажется, никаких перемен. Вскоре я снова навещу их всех под предлогом работы над языком знаков.
— Отлично. Пожалуйста, продолжайте следить за их благополучием. — Она повернулась к пульту. — Гностор, здесь у меня лежит гееннский рапорт, просмотр которого я откладывала до вашего прихода. Надеюсь, вы поможете мне лучше понять то, что я вижу, и обратите мое внимание на то, что недоступно моему зрению.
Он ответил легким поклоном, и она не совсем поняла выражение его темных глаз.
— Здесь показана лишь малая часть того, что произошло в реальности. А я, хотя и присутствовал при этих событиях, не все до конца понимаю.
— Тогда мы подумаем над этим вместе, — сказала Элоатри, и он поклонился снова.
Они устроились в удобных креслах у пульта.
— Вы не увидите здесь, как эйя, за несколько минут до начала этой записи, обнаружили, что Вийя пыталась следить за событиями глазами Эренарха. — Мандериан помолчал. — И ей это удавалось.
У Элоатри снова зачесалась ладонь, и она посмотрела на гностора вопросительно.
— Думаю, — продолжал он, — что эта ее способность проистекает, по крайней мере отчасти, из значительной перемены в их отношениях.
Элоатри, не знавшая об этом, медленно кивнула и вставила чип в прорезь на пульте.
Вначале интерьер «Грозного» вызвал в ее памяти голос отца, повествующего о своих флотских годах, но Мандериан вернул ее к настоящему.
— Обратите внимание на Эренарха.
Она могла бы пропустить эту деталь, если бы не гностор. Брендон, в ту пору еще Эренарх, бросил быстрый взгляд на имиджер, показав, что знает о наблюдении за собой.
Мандериан остановил кадр.
— Вы уверены, что тот, недостающий — не Панарх?
— Да, уверен. Панарх — часть причины моего пребывания здесь, но он ни разу мне не являлся.
Она уже не впервые ощутила, насколько беден человеческий язык.
— В отличие от других членов единства. — Черные глаза Мандериана сузились. — Исходя из этого, мы полагаем, что в полиментальное единство входят келли, эйя, Ивард, Вийя и неизвестный пока мужчина.
Элоатри беспомощно потрясла головой. Всякий раз, когда она пыталась найти в Сновидении какую-то логику, смысл ускользал от нее.
— Я до сих пор не понимаю, почему они явились мне именно так: эйя как дети, келли как кольцо на руке Иварда. Но лицо Вийи я видела ясно, как и лицо мужчины, — и это был не Брендон Аркад.
Мандериан снова включил запись. «Он знает, что сила видения не в том, что можно передать другим, а в том, что ты делаешь, чтобы соблюсти верность его духу», — подумала она, очистив свой ум от разочарования и ложных ожиданий.
События на экране между тем неумолимо двигались к страшному концу. Она знала, чем закончится бой с «Самеди», и все же у нее перехватило дыхание, когда «Грозный» и рифтерский эсминец сошлись в поединке между сужающихся крыльев энергии, создаваемых гиперпространственной трещиной, столь долго охранявшей тайну Геенны.
Связист «Грозного» доложил о поступившем сигнале.
«Они заявляют, что их корабль называется “Акеридол”, и командует им Анарис ахриш-Эсабиан».
Капитан Марго Нг приняла сигнал должарского корвета. На главном экране «Грозного», в миниатюре воспроизведенном на пульте Элоатри, появился человек. Его изображение бросилось Элоатри в глаза, кожа у нее на лице натянулась, и в висках застучало.
«Насколько я понимаю, вы Анарис, наследник Эсабиана Должарского?» — произнесла Нг.
Ответа Элоатри не слышала, потому что Мандериан отключил видео и дотронулся до ее руки.
— Нумен?
После долгого мгновения ее отпустило — только сердце еще пошаливало.
— Вот он, недостающий фрагмент моего видения, — сказала она и увидела, как ее шок отразился на лице Мандериана. — Последний член Единства. Анарис ахриш-Эсабиан вместе с другими приведет нас к дверной петле Времени.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
11
На далеком Артелионе торжественная церемония передачи власти от мертвого Панарха живому была отработана до мелочей. Там, в Мандале, мистическом центре Тысячи Солнц, механизм коронации работал гладко, смазываемый нерушимыми традициями и символикой тысячелетнего правления Аркадов: Изумрудный Трон, Карелианский Посох, Перстень Феникса и Флот.
Но Изумрудный Трон захвачен узурпатором, Посох сгорел при радиоактивном взрыве в Зале Слоновой Кости, Перстень вместе с Панархом Геласааром испарился над Геенной, Флот разбросан на протяжении миллиарда кубических световых лет, и ему противостоит враг, владеющий оружием, изобретенным еще до того, как человечество открыло огонь.
Между тем на Аресе остатки правительства готовят коронацию, не имеющую прецедентов, — и это делает еще более необходимым привлечение возможно большего числа освященных временем ритуалов. С самого возвращения Брендона из его неудачной спасательной экспедиции уцелевшие члены Совета Служителей под эгидой колледжа Архетипа и Ритуала пытаются выстроить новую церемонию, которая могла бы сказать разметанным войной подданным: «Смотрите: мы еще способны создать порядок в этой обезумевшей Вселенной».
Воплощение этого замысла в реальность в разгаре ожесточенной войны служило предметом горячих, чуть ли не до дуэли доходящих споров. В конце концов обратились за консультацией к новому Панарху.
Ваннис путем наводящих вопросов и терпеливого выслушивания одних и тех же разговоров сумела составить себе четкую картину вкусов и намерений Брендона. С должным уважением к мнению разных сторон он высказал свою волю. Анклав останется его резиденцией, и оба рифтера, повар и телохранитель, тоже останутся при кем. Для правительства следует построить новое здание, где красота должна сочетаться с военной строгостью.
Трона не будет. В этом новый Панарх был непреклонен. Он взойдет на трон лишь после освобождения Мандалы.
Всю имеющуюся в наличии технику бросили на строительство, и вся станция шила или раздобывала себе наряды ко дню коронации.
До нее оставалось меньше недели, когда Ваннис, отправившись в Галерею Шепотов, чтобы расслабиться и отдохнуть от этикета и политики, нашла там средство расплатиться с долгом, который некоторое время не давал ей покоя.
Прозвенел звонок, и ребята в тренажерных кабинках подняли головы.
Видя их разочарованные лица, Фиэрин заставила себя улыбнуться.
— Пора меняться. Посмотрите, сколько народу ждет своей очереди. — За кругом стояла группа подростков — они нетерпеливо переминались с ноги на ногу, сердито поглядывая на нее и других воспитателей.
Сердце у Фиэрин беспокойно забилось: некоторые из этих юных поллои казались такими... неуправляемыми.
Впрочем, те, что сидели за пультами, послушались достаточно охотно, хотя им урезали время урока, и освободили класс, двигаясь в ряд под надзором Панкара.
Но тут дело приняло дурной оборот.
Ожидающие, как только смолк звонок, выстроились в подобие очереди. Когда Панкар выпроводил из кабинки последнего ученика, первый по очереди мальчик двинулся вперед, но девочка из задних рядов его опередила.
Фиэрин хотела вмешаться, но не успела. Парень схватил девчонку за плечо своей длинной жилистой рукой и швырнул обратно в очередь.
— Ты, засранка, — я первый.
Девочка отлетела назад с открытым ртом. К ней подступили другие, кое-кто с кулаками.
— Жди своей очереди! Дулу поганая!
— Перестаньте! — крикнула Фиэрин, но ее никто не слушал. С беспомощным ужасом она смотрела, как мальчики и девчонки кольцом окружают юную Дулу. Один голос перекричал все остальные:
— Мы научим тебя правилам хорошего тона!
Девочка, побелев, стиснула зубы, и двое парней отскочили назад, вопя от боли, — у одного из носа текла кровь, другой прижимал к груди поврежденную руку. Девочка крутнулась на месте, изготовив руки в уланшийской стойке.
— Кто меня тронет, умрет, — выговорила она среди внезапной тишины.
— Если не вмешаться, будет бунт. — Старый Панкар, отстранив Фиэрин, пошел прямо на стайку подростков. — Всем стоять на месте! — скомандовал он, многозначительно глянув через плечо на Фиэрин, и она вспомнила код чрезвычайной ситуации.
Дрожащими пальцами набрав его на пульте, она вздохнула с облегчением, когда через пару секунд откуда ни возьмись явились четверо десантников. Они быстро навели порядок: пострадавших увели в одну сторону, девочку Дулу — в другую.
Панкар сделал знак оставшейся очереди, и присмиревшие ребята заняли места в кабинках. Одни еще ворчали и сердито смотрели девочке вслед, другие держались боязливо.
Другие взрослые за пределами их класса разгоняли детей, собравшихся поглазеть.
Когда все утихомирилось, Фиэрин и Панкар начали медленный обход. Ребята прилежно занимались делом.
Панкар, вернувшись за контрольный пульт, вывел на экран личные данные, и у Фиэрин сжалось сердце, когда она увидела имя девочки: Харил лит-Ямагучи. Накануне Фиэрин сказали, что вся семья Ямагучи пала жертвой рифтеров в своем родном мире. Харил выжила только потому, что была в школе.
Но Панкару это имя явно ничего не говорило. Он покачал головой.
— Кто-то должен сказать этим юным Дулу, что настаивать на своих привилегиях — значит распихивать локтями других.
— Она ни на чем не настаивала, — сказала Фиэрин. — Это просто привычка.
Панкар мрачно поджал губы.
— Придется ей эту привычку оставить. — Старик взглянул на Фиэрин из-под кустистых белых бровей. — Лучше бы вы, Дулу, забрали таких, как Харил, на свои виллы и яхты. Уж у вас-то место найдется.
«Не так это просто», — хотела сказать она, но слова «вы, Дулу» больно задели ее, и она промолчала. Как объяснить ему, что тот, у кого нет на Аресе родственников, должен держаться союзников своей семьи и что нарушение этих связей может вызвать последствия, которые потом годами не исправишь?
Как объяснить, что человек, носящий дорогую одежду, может быть не богаче подсобных рабочих, которые ходят в выданных а им летных костюмах? Что лишние люди на площади, которая представляется поллои огромной, для Дулу столь же невыносимы, как и для поллои в их тесных квартирах?
Как объяснить, что я не решаюсь взять ребенка в ту опасную среду, из которой сама постараюсь уйти как можно скорее?
Сделав лицо безразличным, Фиэрин сказала дипломатически:
— Обойду их еще раз.
Три часа спустя она с пульсирующими висками встала в очередь на транстуб. Она задержалась на два часа против своего обычного времени: в приюте все время возникали какие-то проблемы, и все добровольцы помогали их улаживать.
Стоя в толпе на остановке, она старалась не слушать разговоров, которые на сердитых, повышенных тонах велись вокруг нее, но вдруг услышала свою фамилию.
— ...и не одного Кендриана — их всех бы надо судить. Все рифтеры — проклятые убийцы.
Это они о Джесе! Фиэрин украдкой бросила взгляд на говоривших — это были две женщины-поллои неопределенного возраста, с лицами, побуревшими от ультрафиолетового излучения.
— Но те рифтеры, которые были с Кендрианом, помогли Эренарху.
— Так ведь недаром — они разграбили Мандалу! А он сидел и смотрел на это.
— Мисса! Он как-никак Панарх.
Вторая женщина смутилась:
— Я ничего не хочу сказать плохого про Его Величество, но их капитан — другое дело. Темпатка и должарианка в придачу. А эти маленькие выжигатели мозгов, которые всегда при ней? Говорят... — Заметив, что Фиэрин смотрит на них, женщина демонстративно отвернулась и понизила голос до шепота.
Расстроенная Фиэрин тоже отвела взгляд. Нервная обстановка портит ее манеры — но она уже не впервые слышит речи такого рода. Новости тоже раздувают роль рифтеров в войне. Зачем? В кого они метят — в Джеса, в Панарха или в них обоих? Она достаточно разбиралась в семиотике, чтобы понимать, что многозначность — самая сильная черта символических средств информации.
Со свистом сжатого воздуха подошла капсула, но когда ее двери открылись, взорам ожидающих представилась плотная человеческая масса, голоса из которой раздраженно оповещали, что места больше нет.
Кто-то один протиснулся к выходу, чуть не выпав на платформу, двое попытались влезть в капсулу. Один добился своего, несмотря на крики и ругань, другого, хилого юношу, выпихнули назад. Двери закрылись, и капсула исчезла. Юноша поднялся на ноги под злорадные ухмылки очереди.
Следующая капсула тоже пришла полная, но половина пассажиров вышла. Людская волна внесла Фиэрин внутрь. Сесть, разумеется, было негде. Люди сидели по трое на скамейках, рассчитанных на двоих. Фиэрин втиснулась позади сиденья, чтобы видеть ближайший экран с обозначениями остановок.
Придется снова передвинуть койку, пока стены опять не начнут на нее реагировать. Должарианцам, которые поселились на станции раньше всех, то и дело приходилось переезжать из комнаты в комнату — активность урианского сооружения возрастала от человеческой концентрации. Эти явления шли по нарастающей, пока ученый-урианист не придумал наконец, как бороться с чужой субстанцией.
Моррийон скорчил гримасу. Что бы там ученый ни говорил, эти его заслонки сильно смахивают на орудия пытки. Но Лисантер — не должарианец, потому и не понимает, насколько точно это сравнение.
Бори оделся, подозрительно поглядывая на стены и потолок. О полах, где заслонки были натыканы гуще всего, он старался не думать. Его взгляд любовно остановился на добавочных, недавно поставленных заслонках. Вот только к добру ли это? Он проверил рабочие журналы и обнаружил, что приказ исходил от Анариса, а заслонки настолько не в обычаях Должара, что Моррийон два дня ломал голову над тем, что это может значить. С Анарисом об этом говорить нельзя: наследник своим поступком ясно дал понять, что Моррийон должен функционировать без перебоев, пока его хозяин и Эсабиан ведут ритуальную борьбу за власть, которая окончится смертью одного из них.
Моррийон взял свой электронный блокнот с пустого стола в ногах кровати. Ему недоставало тяжести рации на поясе и ее ночного шепота, вопреки конструкторскому замыслу об усилении нестойких акустических колебаний. На Пожирателе Солнц рациями не пользовались. Лисантер опасался, что радиочастоты могут вызвать нежелательные явления в поведении станции. Должарианцам поневоле пришлось разрешить обслуживающему персоналу пользоваться блокнотами, что было намного безопаснее. И полезнее, что Татриман демонстрировала чуть ли не каждый день.
Моррийон нажал на кнопку, отпирающую дверь. По напоминающей фистулу впадине в стене пробежала вспышка, и она разошлась с мерзким сосущим звуком. Моррийон поморщился.
По коридору сновали, как обычно, техники и серые должарские солдаты. Станция работала в три смены и никогда не засыпала. Моррийон посторонился, пропуская гравиподдон, нагруженный причудливой урианской техникой, извлеченной из каких-нибудь закоулков станции, и чуть не споткнулся о протянутый по полу кабель.
Он осторожно нажал на вестник у двери Анариса и снова не сдержал гримасы от чмокающего звука.
Комната Анариса имела вполне нормальный вид со своими прямыми углами и плоскими стенами — это достигалось только благодаря дипластовым панелям и многочисленным заслонкам. При этом Моррийон заметил, что она стала чуть менее ровной, чем раньше. Прижав блокнот к боку, он вошел, подождал, когда дверь закроется, и поклонился Анарису. Наследник встретил его весело.
— Ну, что нового произошло за эту вахту? Не включил ли ты тайком станцию, чего доброго?
Моррийон оставил ехидство без внимания. Все дело в этом месте. Оно не предназначено для человека и всех нас делает непохожими на себя.
— Есть интересный рапорт из секции Лисантера. У персонала, размещенного близ Палаты Хроноса, участились психические расстройства.
Наследник сузил глаза — Моррийон давно чувствовал, что Анарис не любит Палату Хроноса.
— Расстройства? — Анарис саркастически поднял черную бровь.
— Должарский контингент страдает в основном от бессонницы. Среди низшего персонала — кошмары, удушье во сне, лунатизм. Последние исследования показали, что частота заболеваемости убывает по мере удаления от центра станции.
Анарис умолк так надолго, что Моррийону стало не по себе.
— Сны, — сказал он наконец. — Это место порождает дурные сны.
— Если позволите... — начал Моррийон. Анарис небрежно махнул рукой. — Я думаю, что серым и тарканцам тоже снятся кошмары, но они боятся, как бы в них не заподозрили хореянскую кровь.
Несмотря на частые приказания Анариса говорить откровенно, на лбу у бори выступил пот. Анарис чуть не убил его, когда Моррийон застал наследника во время занятия телекинезом. Эсабиан без колебаний казнил бы сына, обнаружив в нем кровь давно исчезнувших хореян, экстрасенсов, чей остров жители материка уничтожили направленным ударом астероида на заре должарской космической эры.
Наконец Анарис кивнул, и у Моррийона отлегло от сердца.
— И к какому же выводу пришел Лисантер? Или ты?
— Он говорит, что не знает, что это значит, но я думаю, что он скрывает от нас свои выводы из страха перед Барродахом. Нам, к сожалению, пока нечем на него повлиять.
— Тогда придется подождать, пока отца об этом не информируют. После этого Лисантер и меня сможет ввести в курс.
Миг спустя Моррийон понял, что встреча окончена, и ушел. Теперь он был уверен: чем бы ни испугало Сердце Хроноса Анариса на «Кулаке Должара», здесь этот страх не прошел, а только усилился.
* * *
Барродах тоже воспринял вызов своего господина с облегчением. Ему не давала спать периодически чмокающая фистула, которая открылась в одном из вогнутых мест и только час как умолкла.Барродах устало прикрыл глаза, но тут же открыл их и оглядел комнату. Он не мог справиться с ужасом, который чувствовал всякий раз, когда просыпался и видел, что пропорции комнаты изменились. Если еще кто-то на станции и страдал от кошмаров, будто он медленно задыхается в пищеварительном тракте какого-то чудовища, то все об этом молчали — и он тоже должен. Притом Лисантер уверял, что станция не является живой в общепринятом смысле слова, а просто обладает высокой адаптируемостью.
«Это гомеостатический механизм, приспособленный к условиям урианского обитания. Она всего лишь старается, чтобы нам было удобно»..
В том-то и проблема, что они — не уриане. И если уриане чувствовали себя здесь комфортно, какими же тогда они были?
Он сел и сунул ноги в башмаки, избегая всякого контакта с теплой упругостью пола, которая чувствовалась даже сквозь толстое резинчатое покрытие. Одеваясь, он с яростью повторил свой обет добыть как можно больше стазисных заслонок. Поскольку материал лимитирован, только господа имеют их в достаточном количестве, но он найдет способ.
Одевшись, он прилепил ампулу на спину пониже затылка и поднял высокий воротник кителя. Незачем Эсабиану знать о сан-суси и прочих медикаментах, которые он принимает от тика. Щеку опять свело, и Барродах напрягся в ожидании острой, почти как от электрошока, боли, но она не пришла. Он немного успокоился и вышел.
В коридоре было людно, но ему уступали дорогу. Дойдя до покоев Эсабиана, он заметил на потолке бородавчатые ур-плоды. Они не представляли особой опасности, только пахли иногда скверно, вот как сейчас, но проходивший мимо серый солдат все равно сорвал их. Барродах не мог себе представить, как кто-то решается пробовать эту гадость, как бы хорошо она ни пахла, но искореженные трупы жертв подобных опытов доказывали, что дураки еще не перевелись.
Тик снова начал одолевать Барродаха, когда дверь к Эсабиану раскрылась. Это урианское паскудство даже чмокает всегда по-разному. Пуще всего бори ненавидел станцию за ее непостоянство.
Войдя, он испытал, прямо-таки физическое облегчение после чужеродного коридора; если бы не звук, издаваемый дверью, можно было подумать, будто ты перенесся в библиотеку Панарха, в Малый Дворец Мандалы. Кресла, старинные ковры на полу и на стенах — все это с большим старанием переправили сюда с Артелиона. Диссонанс создавало только голографическое окно — оно изображало не безмятежные сады Мандалы, а вид на мрачные вулканические скалы Должара с высоты башни Джар Д'оччу.
Это напомнило Барродаху о всегдашней опасности. Он низко поклонился, Эсабиан мельком взглянул на него и сказал:
— Докладывай.
Барродах, следуя инструкции, первым делом доложил об Анарисе. Больше всего его мучило, что он не может поделиться с Эсабианом самым главным: тем, что Анарис пожертвовал часть своих стазисных заслонок ради удобства Моррийона, Барродах был не совсем уверен, что это не финт с целью создать иллюзию мнимой мягкости, но Аватар в любом случае воспринял бы такой доклад как завуалированный упрек в свой адрес: он-то ничего похожего для Барродаха не сделал.
От прочих сведений Эсабиан раздражительно отмахнулся. «Опять скучает», — подумал бори, и прилив адреналина обжег ему внутренности. Авось последний рапорт Лисантера поможет отвлечь Властелина-Мстителя от сосредоточенности на нежелательных деталях.
— Мой господин, последние эксперименты Лисантера открыли психический компонент в активности станции. Он просит, чтобы ему предоставили темпата для проверки его гипотезы.
Эсабиан вскинул на него блестящие черные глаза.
— Он думает, что темпат сможет запустить станцию на полную мощность?
Бори поспешил умерить ожидания своего господина.
— Он говорит только, что это самое обещающее направление будущих исследований. — И Барродах торопливо продолжал: — Я уже подобрал несколько кандидатур. Наиболее доступный из них — Ли Пунг с Рифтхавена. С вашего позволения, я реквизирую его у синдиков.
Им я, конечно, преподнесу это в других выражениях.
Барродах убедился на опыте: хотя власть Синдиката сильно убавилась, правители Рифтхавена охотнее идут навстречу, если выказать им видимость уважения.
— Действуй. Добудь всех, кого сможешь. То, что не удастся одному, может удасться многим.
Стараясь продлить интерес Эсабиана и предотвратить вопрос о гиперволновых сообщениях, Барродах упомянул еще о нескольких темпатах. Не сказал он только, что все они вряд ли согласятся или смогут работать вместе. По словам Лисантера, при столь близком соседстве главным для них будет отгородиться друг от друга, что ослабит их чувствительность к внешним стимулам.
— Хорошо, — сказал Эсабиан. — Еще что-нибудь?
Барродах замялся на мгновение. Это новое направление вместе с гиперволновой сводкой, которую он подготовил, пожалуй, займет Барродаха до конца дня. А барканские события могут подождать и до завтра.
Ему не хотелось привлекать внимание Эсабиана к Хриму и Норио теперь, когда вопрос о темпатах вышел на первый план. Барродах не был уверен, что Норио нужен ему на Пожирателе Солнц — во всяком случае, к этому надо приготовиться как следует.
Он снова поклонился.
— Нет, мой господин. Сегодняшняя сводка для вас готова.
По знаку Эсабиана он включил пульт и удалился. Он поручит Андерику, когда тот будет на Рифтхавене, забрать Ли Пунга заодно с оборудованием и сырьем для производства стазисных заслонок. И псизаградников тоже — в большом количестве. Жаль, что нельзя производить и псионические приборы.
Мысль о полноценном ночном сне заставила его пошатнуться от усталости. Дверь с чавканьем закрылась за ним, и он, убедившись, что при этом моменте его слабости никто не присутствовал, заторопился прочь.
* * *
АРЕС
Элоатри, Верховная Фанесса Дезриена, стояла у окна, выходящего в сад Обители. Цветы на высоких стеблях покачивались в свете рассеивателей, и громадный мохнатый черный шмель блуждал между ними с громким жужжанием.Воздух был полон весенних ароматов, но за ними Элоатри чувствовала какую-то затхлость, словно в давно не убиравшейся комнате. Что это — психическая реакция на ужасную перенаселенность Ареса или просто воображение?
Ладонь у нее зачесалась, и она посмотрела на изображение Диграмматона, вожженное глубоко в плоть. Видение, которым сопровождался перенос Диграмматона через множество световых лет, сейчас давило на нее особенно тяжело. Она оглянулась на пульт, где рядом с проектором лежал крошечный чип.
В нем содержится запись гееннских событий: смерть Панарха от рук сына своего врага.
Позвонил вестник, и Туаан ввел в кабинет гностора Мандериана.
Рукопожатие, которым она обменялась с монахом-должарианцем, оставило у нее впечатление огромной силы, которую он свободно контролирует. Интересно, каково было бы пожать руку Вийе.
— Иварда я не видел, — сказал он, — но Вийя говорит, что он благоденствует. Эйя все еще находятся в спячке.
— Должно быть, их ошеломил столь сильный прирост населения.
— Вийя того же мнения, но думает, что они скоро проснутся.
— Это хорошо.
— Зато у келли, кажется, никаких перемен. Вскоре я снова навещу их всех под предлогом работы над языком знаков.
— Отлично. Пожалуйста, продолжайте следить за их благополучием. — Она повернулась к пульту. — Гностор, здесь у меня лежит гееннский рапорт, просмотр которого я откладывала до вашего прихода. Надеюсь, вы поможете мне лучше понять то, что я вижу, и обратите мое внимание на то, что недоступно моему зрению.
Он ответил легким поклоном, и она не совсем поняла выражение его темных глаз.
— Здесь показана лишь малая часть того, что произошло в реальности. А я, хотя и присутствовал при этих событиях, не все до конца понимаю.
— Тогда мы подумаем над этим вместе, — сказала Элоатри, и он поклонился снова.
Они устроились в удобных креслах у пульта.
— Вы не увидите здесь, как эйя, за несколько минут до начала этой записи, обнаружили, что Вийя пыталась следить за событиями глазами Эренарха. — Мандериан помолчал. — И ей это удавалось.
У Элоатри снова зачесалась ладонь, и она посмотрела на гностора вопросительно.
— Думаю, — продолжал он, — что эта ее способность проистекает, по крайней мере отчасти, из значительной перемены в их отношениях.
Элоатри, не знавшая об этом, медленно кивнула и вставила чип в прорезь на пульте.
Вначале интерьер «Грозного» вызвал в ее памяти голос отца, повествующего о своих флотских годах, но Мандериан вернул ее к настоящему.
— Обратите внимание на Эренарха.
Она могла бы пропустить эту деталь, если бы не гностор. Брендон, в ту пору еще Эренарх, бросил быстрый взгляд на имиджер, показав, что знает о наблюдении за собой.
Мандериан остановил кадр.
— Вы уверены, что тот, недостающий — не Панарх?
— Да, уверен. Панарх — часть причины моего пребывания здесь, но он ни разу мне не являлся.
Она уже не впервые ощутила, насколько беден человеческий язык.
— В отличие от других членов единства. — Черные глаза Мандериана сузились. — Исходя из этого, мы полагаем, что в полиментальное единство входят келли, эйя, Ивард, Вийя и неизвестный пока мужчина.
Элоатри беспомощно потрясла головой. Всякий раз, когда она пыталась найти в Сновидении какую-то логику, смысл ускользал от нее.
— Я до сих пор не понимаю, почему они явились мне именно так: эйя как дети, келли как кольцо на руке Иварда. Но лицо Вийи я видела ясно, как и лицо мужчины, — и это был не Брендон Аркад.
Мандериан снова включил запись. «Он знает, что сила видения не в том, что можно передать другим, а в том, что ты делаешь, чтобы соблюсти верность его духу», — подумала она, очистив свой ум от разочарования и ложных ожиданий.
События на экране между тем неумолимо двигались к страшному концу. Она знала, чем закончится бой с «Самеди», и все же у нее перехватило дыхание, когда «Грозный» и рифтерский эсминец сошлись в поединке между сужающихся крыльев энергии, создаваемых гиперпространственной трещиной, столь долго охранявшей тайну Геенны.
Связист «Грозного» доложил о поступившем сигнале.
«Они заявляют, что их корабль называется “Акеридол”, и командует им Анарис ахриш-Эсабиан».
Капитан Марго Нг приняла сигнал должарского корвета. На главном экране «Грозного», в миниатюре воспроизведенном на пульте Элоатри, появился человек. Его изображение бросилось Элоатри в глаза, кожа у нее на лице натянулась, и в висках застучало.
«Насколько я понимаю, вы Анарис, наследник Эсабиана Должарского?» — произнесла Нг.
Ответа Элоатри не слышала, потому что Мандериан отключил видео и дотронулся до ее руки.
— Нумен?
После долгого мгновения ее отпустило — только сердце еще пошаливало.
— Вот он, недостающий фрагмент моего видения, — сказала она и увидела, как ее шок отразился на лице Мандериана. — Последний член Единства. Анарис ахриш-Эсабиан вместе с другими приведет нас к дверной петле Времени.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
11
АРЕС
«Настоящий кошмар снабженца», — думала Ваннис Сефи-Картано, наблюдая со стороны, как невероятное количество людей затрачивает невероятное количество энергии, чтобы превратить станцию Арес, одолеваемую потоками беженцев всех мыслимых культур и классов, в центр правления нового Панарха, которого никогда не готовили в правители.На далеком Артелионе торжественная церемония передачи власти от мертвого Панарха живому была отработана до мелочей. Там, в Мандале, мистическом центре Тысячи Солнц, механизм коронации работал гладко, смазываемый нерушимыми традициями и символикой тысячелетнего правления Аркадов: Изумрудный Трон, Карелианский Посох, Перстень Феникса и Флот.
Но Изумрудный Трон захвачен узурпатором, Посох сгорел при радиоактивном взрыве в Зале Слоновой Кости, Перстень вместе с Панархом Геласааром испарился над Геенной, Флот разбросан на протяжении миллиарда кубических световых лет, и ему противостоит враг, владеющий оружием, изобретенным еще до того, как человечество открыло огонь.
Между тем на Аресе остатки правительства готовят коронацию, не имеющую прецедентов, — и это делает еще более необходимым привлечение возможно большего числа освященных временем ритуалов. С самого возвращения Брендона из его неудачной спасательной экспедиции уцелевшие члены Совета Служителей под эгидой колледжа Архетипа и Ритуала пытаются выстроить новую церемонию, которая могла бы сказать разметанным войной подданным: «Смотрите: мы еще способны создать порядок в этой обезумевшей Вселенной».
Воплощение этого замысла в реальность в разгаре ожесточенной войны служило предметом горячих, чуть ли не до дуэли доходящих споров. В конце концов обратились за консультацией к новому Панарху.
Ваннис путем наводящих вопросов и терпеливого выслушивания одних и тех же разговоров сумела составить себе четкую картину вкусов и намерений Брендона. С должным уважением к мнению разных сторон он высказал свою волю. Анклав останется его резиденцией, и оба рифтера, повар и телохранитель, тоже останутся при кем. Для правительства следует построить новое здание, где красота должна сочетаться с военной строгостью.
Трона не будет. В этом новый Панарх был непреклонен. Он взойдет на трон лишь после освобождения Мандалы.
Всю имеющуюся в наличии технику бросили на строительство, и вся станция шила или раздобывала себе наряды ко дню коронации.
До нее оставалось меньше недели, когда Ваннис, отправившись в Галерею Шепотов, чтобы расслабиться и отдохнуть от этикета и политики, нашла там средство расплатиться с долгом, который некоторое время не давал ей покоя.
* * *
— Лучше закончить урок пораньше, — сказал Панкар, такой же, как Фиэрин, доброволец, и нажал клавишу на пульте.Прозвенел звонок, и ребята в тренажерных кабинках подняли головы.
Видя их разочарованные лица, Фиэрин заставила себя улыбнуться.
— Пора меняться. Посмотрите, сколько народу ждет своей очереди. — За кругом стояла группа подростков — они нетерпеливо переминались с ноги на ногу, сердито поглядывая на нее и других воспитателей.
Сердце у Фиэрин беспокойно забилось: некоторые из этих юных поллои казались такими... неуправляемыми.
Впрочем, те, что сидели за пультами, послушались достаточно охотно, хотя им урезали время урока, и освободили класс, двигаясь в ряд под надзором Панкара.
Но тут дело приняло дурной оборот.
Ожидающие, как только смолк звонок, выстроились в подобие очереди. Когда Панкар выпроводил из кабинки последнего ученика, первый по очереди мальчик двинулся вперед, но девочка из задних рядов его опередила.
Фиэрин хотела вмешаться, но не успела. Парень схватил девчонку за плечо своей длинной жилистой рукой и швырнул обратно в очередь.
— Ты, засранка, — я первый.
Девочка отлетела назад с открытым ртом. К ней подступили другие, кое-кто с кулаками.
— Жди своей очереди! Дулу поганая!
— Перестаньте! — крикнула Фиэрин, но ее никто не слушал. С беспомощным ужасом она смотрела, как мальчики и девчонки кольцом окружают юную Дулу. Один голос перекричал все остальные:
— Мы научим тебя правилам хорошего тона!
Девочка, побелев, стиснула зубы, и двое парней отскочили назад, вопя от боли, — у одного из носа текла кровь, другой прижимал к груди поврежденную руку. Девочка крутнулась на месте, изготовив руки в уланшийской стойке.
— Кто меня тронет, умрет, — выговорила она среди внезапной тишины.
— Если не вмешаться, будет бунт. — Старый Панкар, отстранив Фиэрин, пошел прямо на стайку подростков. — Всем стоять на месте! — скомандовал он, многозначительно глянув через плечо на Фиэрин, и она вспомнила код чрезвычайной ситуации.
Дрожащими пальцами набрав его на пульте, она вздохнула с облегчением, когда через пару секунд откуда ни возьмись явились четверо десантников. Они быстро навели порядок: пострадавших увели в одну сторону, девочку Дулу — в другую.
Панкар сделал знак оставшейся очереди, и присмиревшие ребята заняли места в кабинках. Одни еще ворчали и сердито смотрели девочке вслед, другие держались боязливо.
Другие взрослые за пределами их класса разгоняли детей, собравшихся поглазеть.
Когда все утихомирилось, Фиэрин и Панкар начали медленный обход. Ребята прилежно занимались делом.
Панкар, вернувшись за контрольный пульт, вывел на экран личные данные, и у Фиэрин сжалось сердце, когда она увидела имя девочки: Харил лит-Ямагучи. Накануне Фиэрин сказали, что вся семья Ямагучи пала жертвой рифтеров в своем родном мире. Харил выжила только потому, что была в школе.
Но Панкару это имя явно ничего не говорило. Он покачал головой.
— Кто-то должен сказать этим юным Дулу, что настаивать на своих привилегиях — значит распихивать локтями других.
— Она ни на чем не настаивала, — сказала Фиэрин. — Это просто привычка.
Панкар мрачно поджал губы.
— Придется ей эту привычку оставить. — Старик взглянул на Фиэрин из-под кустистых белых бровей. — Лучше бы вы, Дулу, забрали таких, как Харил, на свои виллы и яхты. Уж у вас-то место найдется.
«Не так это просто», — хотела сказать она, но слова «вы, Дулу» больно задели ее, и она промолчала. Как объяснить ему, что тот, у кого нет на Аресе родственников, должен держаться союзников своей семьи и что нарушение этих связей может вызвать последствия, которые потом годами не исправишь?
Как объяснить, что человек, носящий дорогую одежду, может быть не богаче подсобных рабочих, которые ходят в выданных а им летных костюмах? Что лишние люди на площади, которая представляется поллои огромной, для Дулу столь же невыносимы, как и для поллои в их тесных квартирах?
Как объяснить, что я не решаюсь взять ребенка в ту опасную среду, из которой сама постараюсь уйти как можно скорее?
Сделав лицо безразличным, Фиэрин сказала дипломатически:
— Обойду их еще раз.
Три часа спустя она с пульсирующими висками встала в очередь на транстуб. Она задержалась на два часа против своего обычного времени: в приюте все время возникали какие-то проблемы, и все добровольцы помогали их улаживать.
Стоя в толпе на остановке, она старалась не слушать разговоров, которые на сердитых, повышенных тонах велись вокруг нее, но вдруг услышала свою фамилию.
— ...и не одного Кендриана — их всех бы надо судить. Все рифтеры — проклятые убийцы.
Это они о Джесе! Фиэрин украдкой бросила взгляд на говоривших — это были две женщины-поллои неопределенного возраста, с лицами, побуревшими от ультрафиолетового излучения.
— Но те рифтеры, которые были с Кендрианом, помогли Эренарху.
— Так ведь недаром — они разграбили Мандалу! А он сидел и смотрел на это.
— Мисса! Он как-никак Панарх.
Вторая женщина смутилась:
— Я ничего не хочу сказать плохого про Его Величество, но их капитан — другое дело. Темпатка и должарианка в придачу. А эти маленькие выжигатели мозгов, которые всегда при ней? Говорят... — Заметив, что Фиэрин смотрит на них, женщина демонстративно отвернулась и понизила голос до шепота.
Расстроенная Фиэрин тоже отвела взгляд. Нервная обстановка портит ее манеры — но она уже не впервые слышит речи такого рода. Новости тоже раздувают роль рифтеров в войне. Зачем? В кого они метят — в Джеса, в Панарха или в них обоих? Она достаточно разбиралась в семиотике, чтобы понимать, что многозначность — самая сильная черта символических средств информации.
Со свистом сжатого воздуха подошла капсула, но когда ее двери открылись, взорам ожидающих представилась плотная человеческая масса, голоса из которой раздраженно оповещали, что места больше нет.
Кто-то один протиснулся к выходу, чуть не выпав на платформу, двое попытались влезть в капсулу. Один добился своего, несмотря на крики и ругань, другого, хилого юношу, выпихнули назад. Двери закрылись, и капсула исчезла. Юноша поднялся на ноги под злорадные ухмылки очереди.
Следующая капсула тоже пришла полная, но половина пассажиров вышла. Людская волна внесла Фиэрин внутрь. Сесть, разумеется, было негде. Люди сидели по трое на скамейках, рассчитанных на двоих. Фиэрин втиснулась позади сиденья, чтобы видеть ближайший экран с обозначениями остановок.