Смит Уилбур. Божество реки

   — Вода настолько сильна, что может даже поворачивать колеса колесниц.
   — Я не верю тебе, Тата. Ты хочешь напугать меня. Ты же знаешь, как я люблю плавать.
   И тогда я решил показать ему вращающееся колесо. Вдвоем мы поразились еще раз тому, как колесо, казалось, само по себе начало поворачиваться, когда его окунули в речную струю.
   — Оно будет вращаться быстрее, Тата, если по ободу закрепить весла или лопатки, — после некоторых размышлений сказал Мемнон, и я в изумлении уставился на юного изобретателя. К тому времени ему не исполнилось и одиннадцати, но глаз у него был свежий и пытливый.
   К следующему полнолунию мы построили колесо, приводимое в движение рекой. Оно поднимало воду во множестве маленьких кувшинов из обожженной глины и выливало ее в канал, выложенный керамической плиткой на высоком берегу Нила. Несмотря на беременность, госпожа моя сошла на берег, чтобы посмотреть на это чудесное сооружение. Она пришла в восторг.
   — Ты так ловко обращаешься с водой, Таита, — сказала Лостра. — А помнишь водяной стул, который ты сделал для меня на Элефантине?
   — Я с удовольствием сделаю для тебя еще один, если ты позволишь нам жить в приличных домах, как и подобает цивилизованным людям.
   На Тана мое водяное колесо тоже произвело большое впечатление, хотя он и скрыл это. Только ухмыльнулся.
   — Ловко придумал. А когда оно разлетится на куски, как твои знаменитые колеса для колесниц?
   Крат и другие олухи сочли его слова очень смешными. После этого случая, если колесо колесницы ломалось, все говорили, что оно татакнулось, — от того ласкового прозвища, которое дал мне царевич.
   Шутки шутками, а поля пшеницы на жирной почве по берегам Нила скоро зазеленели, и колоски золотого зерна быстро тяжелели на горячем нильском солнце. Однако зерно оказалось не единственным урожаем, снятым у четвертого порога. Царица Лостра родила еще одну царевну. Что бы там ни говорили, а эта девочка оказалась еще прекрасней, чем ее старшая сестра.
   Странно только, что царевна Беката родилась с шапкой красно-золотых кудрей. Ее божественный отец, призрак фараона Мамоса, был смуглым, а волосы матери черны, как крыло ворона. Никто не мог найти объяснения этому чудесному явлению, но все соглашались, что волосы очень красивы.
   Царевне Бекате исполнилось два месяца, когда воды Нила снова начали подниматься, и мы стали готовиться к проводке ладей через четвертый порог. К этому времени мы приобрели столько опыта в наших ежегодных трудах, что научились множеству хитростей и приемов, которые помогали побеждать прожорливые стремнины.
 
   НЕ УСПЕЛИ мы начать проводку ладей, как в нашем лагере поднялся вдруг невероятный переполох. Я услышал крики и вопли приветствий с дальнего берега реки, где мы с царевичем осматривали лошадей и готовили все необходимое для преодоления порогов.
   Мы поспешили к лодкам и переправились на восточный берег, застав лагерь в неописуемом возбуждении. Нам пришлось проталкиваться через толпу кричащих и размахивающих пальмовыми ветвями людей, которые пели приветственные и чествующие песни. В середине шумной толпы мы обнаружили маленький отряд на видавших виды экипажах, запряженных истощенными лошадьми. На повозках стояли худые, закаленные дорогами пустыни путешественники, почерневшие под горячими лучами солнца.
   — Проклятие Сета на тебя и на твою карту, Таита! — крикнул мне вельможа Акер с передней повозки. — Я не знаю, кто из вас двоих лжет больше! Расстояние оказалось вдвое больше обещанного.
   — А вы в самом деле достигли северного конца петли? — завопил я, прыгая на месте от восторга и пытаясь пробиться к нему через толпу.
   — И вернулись обратно! — рассмеялся он, донельзя довольный собой. — Мы стояли лагерем у второго порога и ели свежепойманную рыбу. Дорога в Фивы открыта.
   Госпожа моя приказала устроить пир в честь путешественников. Вельможа Акер стал героем дня. В разгар празднества царица Лостра возложила на него «Золото похвалы» и присвоила ему звание лучшего из десяти тысяч. У меня желчь поднялась при виде того, как красуется этот знатный негодяй. А Лостре и того было мало: она отдала под его командование четвертый отряд колесниц и издала указ, по которому ему причиталась сотня федданов лучшей земли на берегу реки, когда мы вернемся в Фивы.
   Это мне показалось излишеством — подаренная земля в конце концов должна была отойти ему из личных имений госпожи. Акер был на грани мятежа, но, хотя подвиг его достоен похвалы, поход-то задумал я. По такому случаю, на мой взгляд, не мешало бы возложить еще одну золотую цепь на грудь бедного раба Таиты.
   Тем не менее я не мог не одобрить государственную мудрость и хитрость госпожи. Ей удалось изменить вельможу Акера и превратить его из опасного врага в страстного и верного своего сторонника, который в последующие годы не раз сумеет доказать свою ценность царице. Лостра умела обращаться с людьми и с каждым днем правила все более опытной и твердой рукой.
   Приручение вельможи Акера и открытие дороги на север через пустыню позволили нам бодро отправиться вверх по реке через четвертый порог.
 
   НЕ ПРОШЛО и месяца с тех пор, как мы преодолели порог, когда мы поняли, что судьба наша повернулась к лучшему, и богиня исполняла свое обещание. С каждым днем становилось ясно, что худшее осталось позади. Пустыню мы прошли, и теперь река текла спокойно и широко, уводя нас в глубь неведомых доселе земель. Именно здесь большая часть наших спутников узнала чудо дождя. Я, разумеется, видел его в Нижнем царстве, но многие из нас впервые лицезрели, как с неба падает вода. Дождь хлестал по нашим изумленным, задранным к небу лицам, тяжелые раскаты грома заполняли пространство, белые вспышки молнии ослепляли нас.
   Обильные и частые дожди питали совершенно иную природу, и мы не переставали поражаться ей. Насколько хватало глаз, с палубы передней ладьи по обоим берегам Нила виднелись просторы травянистой саванны. На этой великолепной равнине с ее богатыми пастбищами ничто не останавливало наши колесницы. Мы могли править, куда угодно ни песчаные дюны, ни скалистые холмы не преграждали нам дорогу.
   Однако саванна оказалась не единственным благословением богини. Здесь росли деревья. В узкой речной долине нашей родины, где все мы выросли, когда-то, кто знает, может, и были большие деревья, но многие века тому назад они пали под жадным топором человека. Дерево для нас, египтян, было редкостным, драгоценным товаром. Каждое бревно или дощечку приходилось везти морем, рекой или на спинах вьючных животных из дальних стран.
   Теперь, куда бы мы ни посмотрели, повсюду стояли огромные деревья. Росли они не густыми чащобами, подобно зарослям на островах порогов, а высокими просторными рощами, где травянистые поляны разделяли высокие величественные деревья. На этих равнинах хватило бы древесины на постройку флота для всех народов и на всех морях. Более того, ее было достаточно на постройку и перестройку всех городов цивилизованного мира и изготовление мебели для каждого дома и каждой комнаты. И даже после этого здесь хватило бы дров на многие века. Мы привыкли готовить пищу, сжигая в очаге небольшие сушеные лепешки испражнений домашнего скота, и теперь в изумлении смотрели на такое изобилие.
   Но древесина оказалась не единственным сокровищем, найденным нами в легендарных землях Куша, которых мы наконец достигли.
   Сначала я увидел их издалека и принял за огромные гранитные памятники. Они стояли в желтой траве равнины под сенью раскидистых акаций. Потом перед нашими изумленными взорами громадные скалы пришли в движение.
   — Слоны! — Я не видел их раньше, но спутать этих животных невозможно. Мой крик подхватили все, кто стоял на палубе вокруг меня.
   — Слоны! Слоновая кость!
   Такие богатства не снились даже фараону Мамосу с сокровищами погребального храма. Повсюду, насколько хватало глаз, паслись многочисленные стада слонов.
   — Их здесь тысячи — Тан глядел на берег, и в глазах его разгорался огонек охотничьей страсти. — Ты только посмотри на них, Таита. Им нет числа.
   На равнине паслось великое множество иных живых существ, помимо слонов. Там были антилопы и газели. Некоторых мы знали, других видели впервые и никогда даже не слышали о них. В будущем мы изучим их повадки и найдем имена для многочисленных и разнообразных животных саванны.
   Сернобыки часто стояли рядом со стадами багровых водяных буйволов, чьи рога выгибались назад, как лук, который я сделал для Тана. Под акациями ходили пятнистые жирафы, их шеи доставали до верхних ветвей. Рога на мордах у носорогов достигали роста человека и были остры, как копья. В прибрежной грязи нежились буйволы. Эти огромные звери были черны, как борода Сета, и так же уродливы. Очень скоро мы узнали, какую злобу таит взгляд их задумчивых глаз и как опасны загнутые назад черные рога.
   — Собрать колесницы! — нетерпеливо кричал Тан. — Запрячь лошадей! На охоту!
   Если бы я знал, какая опасность ожидает нас, то не разрешил бы царевичу Мемнону занять место в колеснице, когда мы в первый раз отправлялись охотиться на слонов. Невежество еще владело нами, и слоны казались миролюбивыми и медлительными, неуклюжими и глупыми. Они наверняка были легкой добычей.
   Тан не мог усидеть на месте от нетерпения, так ему хотелось поохотиться на новую дичь. Он не стал дожидаться, пока будут готовы все четыре отряда. Как только первый из пятидесяти колесниц собрали и запрягли лошадей, он отдал приказ всем занять места и отправляться в путь. Мы поехали по саванне длинной колонной, перекликаясь, подбадривая друг друга и предлагая побиться об заклад на исход охоты. Наши колесницы легко катились по рощам акаций у берега реки.
   — Дай мне вожжи, Тата, — потребовал царевич. — Я умею править не хуже тебя!
   Хотя он был прирожденным конником и его легкие руки сами, казалось, находили общий язык с упряжкой, а тренировался в езде на колесницах каждый день, хвастовство царевича не было обоснованным. Разумеется, ему было далеко до меня, так как никто в нашем войске не мог сравниться со мной, не говоря уже о каком-то одиннадцатилетнем сорванце.
   — Смотри и учись! — строго сказал я, а когда Мемнон обратился за помощью к Тану, тот впервые поддержал меня.
   — Таита прав. Никто из нас еще не охотился на этих зверей. Закрой рот и открой глаза, мальчик.
   Перед нами небольшое стадо странных серых зверей пировало стручками, упавшими с верхних ветвей акации. С жадным любопытством разглядывал я слонов, пока наши колесницы приближались к ним рысью. Уши у них были чудовищных размеров, и слоны, повернув к нам морды, растопырили их и высоко подняли хоботы. Я понял, что принюхиваются. Интересно, подумал я, знают ли они запах человека или лошади?
   В стаде были маленькие телята, и матери собрали их в середину, чтобы защитить от нападения. Меня тронуло такое проявление материнской заботы, и впервые появилось ощущение, что эти животные вовсе не так медлительны и глупы, как кажется на первый взгляд.
   — Здесь только самки, — крикнул я Тану через плечо, — с ними детеныши. Слоновой кости в них мало, и ценится она низко.
   — Ты прав. Посмотри вон туда, дальше, — Тан протянул руку. — Те двое должны быть самцами. Смотри, какие они высокие и мощные. Как их бивни сияют на солнце!
   Я дал знак колесницам, которые следовали за нами, и мы отвернули от стада слоних со слонятами. Мы покатили дальше, по-прежнему двигаясь строем, к двум крупным самцам, стоявшим в стороне в роще акаций. Пока приближались к ним, нам то и дело приходилось объезжать сломанные ветви и вывернутые с корнем стволы гигантских акаций. Мы еще не имели ни малейшего представления о чудовищной силе этих существ.
   — Здесь, наверное, была большая буря, — крикнул я Тану, — вон как деревья поломало.
   Мне и в голову не пришло, что такие разрушения могло оставить после себя стадо слонов. Они казались такими кроткими и беззащитными.
   Двое старых самцов заметили нас и повернулись в нашу сторону. Только тогда я осознал их истинные размеры. Когда они растопырили свои уши, то, казалось, закрыли небо, как черная грозовая туча.
   — Ты только посмотри, сколько слоновой кости! — вскричал Тан. Его ничто не тревожило, волновали только трофеи. Лошади наши занервничали — почуяли запах странной дичи. Вскидывали головы и начали сдавать назад. Управлять ими стало трудно, они не хотели бежать вперед.
   — Тот, что справа, самый большой! — заверещал Мемнон. — Давай возьмем его, — щенок разгорячился не меньше папаши.
   — Ты слышал царский приказ? — засмеялся Тан. — Займемся тем, что справа. Пусть Крат берет другого, с него хватит.
   Я поднял левый кулак и дал команду колонне разделиться надвое. Крат поехал влево со своими двадцатью пятью колесницами, которые последовали за ним гуськом, а мы продолжали нестись прямо на огромного серого зверя, ожидавшего нас, выставив вперед бивни, огромные, точно колонны в храме Гора.
   — Правь прямо на него! — закричал Тан. — Вперед, пока он не пустился наутек!
   — Но! — крикнул я Терпению и Клинку, и они перешли на галоп. Мы оба ожидали, что гигантский зверь побежит от нас, как только почувствует угрозу, — никакая дичь, на которую нам приходилось охотиться, не выдерживала прямого нападения. Даже лев бежит от охотника, пока его не ранят или не загонят в тупик. Как могут эти грузные животные вести себя иначе?
   — У него такая огромная голова. Прекрасная мишень! — с восторгом заявил Тан, поставив стрелу на тетиву. — Я убью его одной стрелой, прежде чем он пустится наутек. Правь поближе к его смешному носу.
   Позади нас вытянулась цепочкой колонна колесниц. Мы рассчитывали налететь на зверя, разделиться надвое и пройти по обе стороны от него, осыпая стрелами. Затем собирались развернуться и повторить атаку по классическим правилам тактики колесниц.
   Мы неслись прямо на самца, но он и не думал отступать. Неужели они действительно такие тугодумы? Охота будет легкой, и я услышал разочарование в голосе Тана.
   — Давай же, старый дурак, — презрительно крикнул он, — не стой так, защищайся!
   Казалось, самец понял его слова и принял вызов. Вскинул хобот и издал такой ужасающий трубный рев, что почти оглушил и лошадей, и нас. Лошади в испуге попятились, меня бросило на передок колесницы с такой силой, что я ушиб себе ребра. На какое-то мгновение я потерял управление упряжкой, лошади потащили нас в сторону.
   Потом самец снова заревел и побежал на нас.
   — Клянусь Гором! Ты только посмотри на него! — в изумлении заорал Тан, поскольку зверь бежал прямо на нас, свирепо размахивая хоботом. Он мчался быстрее любой лошади, и движения его были ловкими, как у разъяренного леопарда, окруженного стаей гончих. Клубы пыли вылетали из-под ног. Он настиг нас раньше, чем я успел совладать с упряжкой.
   Я поднял глаза и увидел, как он, словно гора, вырастает перед нами и тянется к нам хоботом, будто хочет вытащить из колесницы. Глаза мои отказывались воспринять его размеры. Ярость пылала в глазах, но эти глаза не были глазами животного — в них чувствовался ум и сообразительность человека. От медлительности не осталось и следа. Перед нами стоял смелый и страшный противник, которому мы в своем надменном невежестве бросили вызов.
   Тан пустил стрелу. Она ударила самца в середину лба, и я ожидал, что он повалится на землю, как только бронзовый наконечник пронзит мозг. Мы еще не знали тогда, что мозг слона находится не там, где у других животных, а далеко в задней части черепа; спереди его защищает целая гора губчатой кости, сквозь которую не может проникнуть никакая стрела.
   Рана не остановила самца — он даже не замедлил свой бег. Протянув кверху хобот, схватил древко стрелы его кончиком, как человек рукой. Вытащил окровавленное древко из своей плоти и, отбросив в сторону, снова протянул к нам окровавленный хобот.
   Гуи, правивший второй колесницей, спас нас, поскольку мы беспомощно застряли перед разъяренным старым самцом. Он налетел сбоку, с яростными воплями хлеща лошадей. Его лучник выпустил стрелу, которая вошла в щеку слона на ладонь ниже глаза, и новое нападение отвлекло внимание от нас.
   Самец развернулся вслед за Гуи, но тот мчался на полном галопе и успел проскочить мимо. Следующая колесница оказалась не столь счастливой. У возницы не хватило ловкости Гуи, он не успел вовремя отвернуть в сторону. Слон поднял вверх хобот, а затем опустил его, как палач опускает топор.
   Удар пришелся по спине ближней к нему лошади, чуть сзади холки, и хребет ее сломался начисто — я даже услышал треск разлетающихся позвонков, похожий на хруст ветвей кустарника. Покалеченная лошадь повалилась на землю и увлекла за собой вторую. Колесница перевернулась, людей выбросило на землю. Слон поставил ногу на одного из колесничих и хоботом оторвал ему голову, а потом бросил вверх, как детский мяч. Она полетела, вращаясь в воздухе и разбрызгивая красные перья крови. Потом мимо слона промчался следующий экипаж и отвлек его внимание от несчастных.
   Я остановил лошадей на краю рощи, и мы в ужасе оглянулись. Вокруг слонов вся роща была усеяна разбитыми колесницами — Крату на левом фланге посчастливилось не больше нашего.
   Оба самца были утыканы стрелами, и блестящие красные полосы крови покрывали тела. Однако раны нисколько не убавили их силы, но, казалось, только разъярили. Они буйствовали в роще, ломая перевернутые колесницы, топча массивными ногами тела лошадей и подбрасывая в воздух вопящих людей. Когда те падали на землю, слоны топтали их, и крики прекращались. Крат подкатил к нам.
   — Клянусь вшами у Сета промеж ног! Вот это да! — крикнул он. — Мы потеряли восемь колесниц в первой же атаке.
   — Охота оказалась забавнее, чем ты ожидал, сотник Крат, — звонко ответил ему царевич Мемнон. Лучше бы ему помолчать, потому что мы с Таном совсем забыли о его присутствии. Теперь же оба набросились на него.
   — А ты, мой мальчик, уже повеселился сегодня, — твердо сказал я.
   — Отправляйся на ладьи, и немедленно! — поддержал меня Тан, и в этот момент лошади галопом протащили мимо нас пустую колесницу. Не знаю, что случилось с возницей и лучником, — скорее всего, выбросило на ухабе или разъяренные слоны вытащили их хоботами.
   — Поймать лошадей! — распорядился Тан и, когда пустую колесницу подвели к нам, сказал царевичу: — Вылезай. Бери колесницу, отправляйся на берег и жди нашего возвращения.
   — Вельможа Тан. — Царевич изо всех сил вытянулся перед ним, но дотянулся лишь до плеча отца. — Я возражаю…
   — Оставь царские манеры и возвращайся. Возражай своей матери, если хочешь. — Тан властно поднял его одной рукой и опустил в пустую колесницу.
   — Вельможа Тан, я имею полное право… — Мемнон сделал последнюю отчаянную попытку остаться.
   — А я имею полное право отшлепать тебя по заднему месту ножнами, если ты еще будешь здесь, когда я оглянусь, — сказал Тан и повернулся к нему спиной. Мы оба тут же забыли о мальчике.
   — Добыча слоновой кости, оказывается, потруднее сбора грибов, — заметил я. — Нужно придумать способ получше.
   — Этим зверям бесполезно стрелять в голову. Так их не убьешь, — проворчал Тан. — Попробуем еще раз. Будем пускать стрелы по ребрам. Даже если у них в черепе нет мозгов, сердце и легкие у них наверняка есть.
   Я натянул вожжи и взбодрил лошадей, но чувствовал, что Терпение и Клинок беспокоятся. Как и меня, их тревожила сама мысль о возвращении на место побоища — охота на слонов оказалась нам не по вкусу.
   — Я буду править прямо на него, — сказал я Тану, — а потом отверну в сторону и подставлю тебе его ребра.
   Я пустил лошадей рысью, а потом, когда мы въехали в рощу акаций, разогнал до галопа. Прямо перед нами огромный самец буйствовал на усеянной обломками колесниц и телами лошадей прогалине. Он увидел нас и издал свой страшный рев, от которого кровь застыла у меня в жилах, а лошади прижали уши и снова попятились. Я натянул вожжи, взбодрил их, и мы помчались дальше.
   Самец бросился на нас, как лавина, несущаяся по склону холма. Зрелище это было ужасное. Ярости и мукам его не было предела, но я мужественно правил лошадьми и не спешил разгонять их. Когда мы сблизились, я начал хлестать лошадей вожжами и дикими воплями перевел их на сумасшедший галоп. Одновременно резко свернул налево и открыл Тану бок слона. С расстояния менее двадцати шагов Тан быстро выпустил три стрелы. Все они вошли в просветы между ребрами чуть позади плеча и погрузились в тело на всю длину.
   Самец снова заревел, но на этот раз в его реве слышалась смертельная боль. Потянулся к нам хоботом, но мы успели проскочить и ушли от удара. Я оглянулся. Он стоял в пыли позади нас. Потом снова взревел, и облако крови вырвалось из его хобота, как пар из носика чайника.
   — Легкие! — закричал я. — Отлично сработано, Тан. Ты попал ему в легкие.
   — Вот мы и нашли к нему ключик, — с восторгом ответил Тан. — Поехали назад. Я хочу пустить ему стрелу в сердце.
   Я развернул колесницу, лошади еще были сильны и бодры.
   — Давайте, красавицы, — крикнул я. — Еще разок, но! Смертельно раненный слон — еще не мертвый слон.
   В будущем я узнаю, как сражаются за свою жизнь эти великолепные звери. Сейчас же он снова величественно и храбро бросился нам навстречу, и я невольно почувствовал к нему уважение. Даже в горячке охоты, в страхе за свою жизнь мне было стыдно причинять ему такие муки.
   Может быть, именно поэтому я подвел лошадей слишком близко. Из уважения к противнику мне захотелось противопоставить его мужеству мое собственное. Когда уже было почти поздно, я отвернул лошадей, собираясь проскочить мимо под самым хоботом.
   В этот момент внешнее от слона колесо разлетелось на кусочки. У меня засосало под ложечкой, когда я, как акробат, полетел по воздуху. Я не первый раз падал с колесницы и научился приземляться, как кошка. Ослабил удар, прокатившись по земле. Здесь было мягко, и трава росла густо, как матрац. Невредимый, я вскочил на ноги, ни на секунду не теряя сознания, и сразу увидел, что Тан приземлился совсем не так удачно. Он неподвижно лежал на земле.
   Лошади были на ногах, но их мертвым якорем приковывала к себе разбитая колесница. Слон набросился на них. Клинок оказалась ближе к нему, и он сломал шею моей любимой кобылы одним ударом хобота. Она упала на колени. Слон пронзил толстым бивнем грудь Клинка и рывком поднял бьющееся животное в воздух.
   Мне следовало бежать, пока самец расправлялся со своей жертвой, но Терпение оставалась невредимой. Я не мог покинуть ее. Слон почти отвернулся, его собственные уши, растопыренные, как паруса ладьи, скрыли меня от него, и он не заметил, как я подбежал. Я выхватил меч Тана из ножен в перевернутой колеснице и подскочил к Терпению.
   Громадный самец тянул ее за собой за кожаные ремни упряжи, которые связывали с Клинком, но сама кобыла не пострадала, хотя кровь второй лошади забрызгала шею и холку. Она, разумеется, обезумела от ужаса, визжала и лягалась обеими задними ногами и чуть было не раскроила мне череп, когда я подобрался к ней. Я увернулся, но она задела копытом мою щеку.
   Я стал рубить ремни из сыромятной кожи, которые привязывали ее к оглобле колесницы. Меч был острым, как бритва, и кожа легко поддавалась. Тремя добрыми ударами я освободил Терпение. Потом протянул руку, пытаясь ухватиться за гриву и вскочить ей на спину, но ужас настолько овладел лошадью, что она ускакала прочь, прежде чем я успел что-то сделать. При этом ударила меня плечом, и я тяжело повалился на землю у разбитой колесницы.
   Кое-как встав на четвереньки, я увидел, как Терпение легким, широким галопом мчится прочь по роще, и понял, что она невредима. Потом посмотрел на Тана. Тот лежал в десяти шагах от колесницы лицом к земле, и я даже подумал было, что он мертв, но в этот самый момент он поднял голову и повел вокруг себя глазами. Взгляд у него был бессмысленный и тяжелый. Резкое движение может привлечь внимание слона, и я горячо молил про себя Тана лежать неподвижно. Я не посмел издать ни звука, так как разъяренное животное было рядом.
   Я поднял глаза на слона. Бедняжка Клинок застряла у него на бивне, а упряжь запутала хобот. Слон двинулся прочь, потащив за собой разбитую колесницу. Он пытался скинуть тяжелую тушу Клинка. Острие бивня распороло живот лошади, и вонь содержимого кишечника и запах свежей крови смешивались с характерным острым запахом слона. Однако сильнее всего мне ударил в ноздри запах моего собственного пота.
   Убедившись, что слон отвернулся, я встал и, пригибаясь, быстрыми прыжками подскочил к Тану.
   — Вставай! Вставай же! — хрипло шептал я, стараясь поднять его на ноги, но он был тяжел и еще не пришел в себя от удара. В отчаянии я оглянулся на слона. Тот уходил прочь, волоча за собой колесницу на перепутанной упряжи и труп лошади на бивне.
   Я перекинул руку Тана через свою шею и подставил плечо под мышку. Изо всех сил уперся в землю и поднял его на ноги; он, шатаясь, грузно навалился на меня. Меня мотало под тяжестью.
   — Соберись! — горячо шепнул я. — Слон вот-вот заметит нас.
   Я попытался тащить Тана за собой, но тот сделал один шаг, застонал и снова тяжело навалился на меня.
   — Нога, — прохрипел он. — Не могу идти. Колено. Вывихнул проклятое колено.