Страница:
- В таком случае, - сказал Бентер, - может быть, вы не пожелаете унизить в известной мере свое достоинство, домогаясь богатства иным путем Одна моя родственница на будущей неделе едет в Бат со своей единственной дочерью, хворой и истощенной, которая намеревается пить воды для восстановления здоровья. Ее отец, богатый купец, торговавший с Турцией, умер около года назад и оставил ей наследство в двадцать тысяч фунтов, назначив единственным опекуном мою родственницу, ее мать. Я сам добивался бы этого приза, но в настоящее время мы со старухой не в ладах. Я взял у нее взаймы небольшую сумму и, кажется, обещал вернуть в какой-то срок, но обманулся в своих ожиданиях получить деньги из провинции, назначенный срок миновал, а векселя я не выкупил. Тогда она написала письмо, настоятельно требуя уплаты долга и угрожая мне арестом. Раздраженный такой придирчивостью, я послал чертовски суровый ответ, который столь возмутил ее, что она и в самом деле взяла приказ об аресте. Видя, что дело становится серьезным, я попросил одного приятеля ссудить меня деньгами, уплатил долг, отправился к ней в дом и стал бранить ее за недружелюбное поведение. Она была рассержена моими упреками и в свою очередь начала ругаться. Маленькая уродливая девчонка поддержала мать с такой злобой и так бойко, что я поневоле отступил после того, как меня угостили множеством оскорбительных ругательств, которые дали мне понять, что я не могу рассчитывать на уважение матери или на любовь дочери. Обе они совсем не знают жизни, и тысяча шансов против одного, что девицу подцепит в Бате негодяй, если я не устрою ее судьбы как-нибудь иначе. Вы, Рэндом, красивы и можете держать себя скромно, как квакер. Если вы дадите обязательство уплатить мне пятьсот фунтов через полгода после вашей свадьбы, я укажу вам способ завладеть ею, невзирая на все препоны.
Это предложение было слишком выгодно, чтобы я мог от него отказаться. Соглашение было немедленно составлено и заверено, Бентер дал мне знать, когда и в какой карете они собираются ехать, а я заказал себе место в той же почтовой карете и, наняв лошадь для Стрэпа, радовавшегося нашим видам на будущее, пустился в путь.
Мы выехали до рассвета, а потому я сначала не имел удовольствия увидеть мисс Снэппер и даже не мог определить количество и пол моих дорожных спутников, хотя и установил, что карета битком набита, так как мне стоило труда усесться. Первые пять минут прошли в полном молчании, как вдруг карета сильно накренилась и раздался громовой возглас.
- Направо, налево! Проклятье! Прикрывайте фланги! Фью!
По тону и смыслу этого возгласа я сразу угадал, что оно вырвалось у сына Марса, и так же легко было определить занятия другого путешественника, сидевшего против меня и заметившего, что нам надлежало хорошенько удостовериться в гарантиях, прежде чем заняться вступительной частью договора. Эти две шутки не возымели желаемого действия. Довольно долго мы оставались немы, как и раньше, покуда, наконец, джентльмен-воин, недовольный затянувшимся молчанием, сделал вторую попытку и с проклятьем заявил, что попал на собрание квакеров.
- Я тоже так думаю, - раздался пронзительный голос слева от меня, потому что здесь уже витает дух глупости.
- В таком случае вытащим его отсюда, мадам, - отозвался воин.
- Вы как будто не нуждаетесь в повивальной бабке! - воскликнула леди.
- Будь проклята моя кровь' - вскричал тот - Стоит мужчине заговорить с женщиной, как она тотчас же начинает думать о повивальной бабке!
- Правильно, сэр, - подтвердила она. - Я жажду поскорее избавиться...
- От кого? От мыши, мадам? - вопросил он.
- Нет, сэр, - сказала она, - от дурака.
- А далеко ли зашло у вас дело с дураком? - осведомился он.
- Еду с ним уже третью милю, - ответила она,
- Клянусь богом, мадам, у вас острый ум! - вскричал офицер.
- Хотела бы я, не греша против истины, вернуть этот комплимент, сказала леди.
- Проклятье, я сдаюсь! - заявил он.
- Как гласит старая пословица: дурак скоро расстреливает свои стрелы, сказала она.
Воин растратил последний порох; законник посоветовал ему отказаться от судебного преследования, а важная матрона, сидевшая по левую руку от остроумной победительницы, сказала ей, что не следует так бойко разговаривать в незнакомом обществе. Сей выговор, смягченный обращением "дитя мое", открыл мне, что сатирическая леди была не кем иным, как мисс Снэппер, и я решил сообразовать с этим свое поведение. После такой суровой расправы вояка перенес огонь своей батареи и начал разглагольствовать о совершенных им подвигах.
- Вы говорите о стрельбе, мадам... - сказал он. - Будь я проклят, было время, когда и я стрелял и в меня стреляли! Я был ранен в плечо пулей из пистолета при Деттингене, где... я молчу, но, клянусь богом... Если бы не я... впрочем, все равно... я презираю похвальбу, будь я проклят! Фью!
Он начал насвистывать, а затем напевать песенку о Черном Джоке, после чего, обратившись к законнику, продолжал:
- Не кажется ли вам, что дьявольски тяжело приходится человеку, рисковавшему жизнью, чтобы отбить потерянное полковое знамя, если он не получает за свои труды никакого повышения по службе? Провалиться мне сквозь землю, я не хочу называть никаких имен, но, клянусь богом, кое-что я все-таки скажу! Мушкетер французской гвардии отнял знамя у некоего корнета некоего полка и устремился с ним прочь с такой быстротой, на какую только способны были ноги его коня. Тогда я схватил кремневое ружье одного из убитых и, чорт возьми! фью! пристрелил под ним коня, будь я проклят! Мушкетер поднялся на ноги и сделал выпад шпагой, а я приставил ему к груди штык и пронзил его насквозь, клянусь богом! Один из его товарищей подоспел на помощь и ранил меня в плечо, о чем я вам уже говорил, другой контузил меня в голову прикладом карабина. Это им не помогло, чорт побери! Я убил одного, обратил в бегство другого, взял знамя и преспокойно унес его! Но вот что самое смешное; когда корнет, который струсил и отдал знамя, увидел его в моих руках, он потребовал его у меня перед всем фронтом. "Клянусь кровью, сказал он, - где вы нашли мое знамя?" - "Клянусь кровью, - сказал я, - где вы его потеряли?" - "Это не ваше дело, - говорит он, - знамя, - говорит, мое, и, клянусь богом, я его возьму". - "Будь я проклят, если вы это сделаете, - говорю я. - Сперва, - говорю, - я передам его генералу". И вот после боя я отправился в главную квартиру и передал знамя милорду Стэру, который обещал позаботиться обо мне, но я и по сей день остаюсь бедным лейтенантом, будь проклята моя кровь!
После такого залпа проклятий, сделанного капитаном, законник признал, что тот не был вознагражден по заслугам; потом заметил, что каждый труд должен быть вознагражден, и спросил, было ли обещание дано при свидетелях, так как в таком случае закон принудил бы генерала его исполнить. Но, узнав, что обещание было дано за бутылкой вина и без указания условий и сроков, объявил его не имеющим силы по закону, стал расспрашивать о подробностях битвы и заметил, что хотя сначала англичане были втянуты в premunire *, однако в процессе споfhhhhhhfg ffапара французы весьма неумело защищали свое дело, и в иске им было бы отказано noli prosequi {Не сметь преследовать (лат.).}.
Несмотря на такие весьма интересные разъяснения, разговор снова грозил прерваться надолго, но воин, не желая скрывать те свои таланты, какие мог теперь обнаружить, предложил усладить компанию пением и, истолковав наше молчание, как желание послушать его, начал напевать модную песенку, первый куплет которой звучал у него так:
Можно ль парик получить нам с луны,
Франта мы сдать на починку должны.
Там, где пригоден поплин для кудрей,
Видно, младенец будет ничей.
Смысл остальных куплетов он также исказил с изумительной легкостью, и я невольно подумал, что ему стоило немалых трудов сочинить такую пародию. Но мисс Снэппер угадала подлинную причину, а именно невежество, и когда он спросил, понравилось ли ей его пение, ответила, что, по ее мнению, оно соответствует словам.
- О, клянусь кровью! - вскричал он. - Я это принимаю как наилучший комплимент. Ведь все признают, что слова чертовски хороши.
- Не знаю, может быть, и хороши, - отвечала леди, - но они недоступны моему пониманию.
- Я не обязан искать у вас понимания, мадам, будь я проклят! воскликнул он.
- Да к тому же не обязаны говорить разумно, - сказала она.
- Проклятье! Я буду говорить все, что мне угодно, - заявил он.
Тогда вмешался законник и сказал, что не все можно говорить. И в ответ на требование привести пример упомянул о государственной измене и клевете.
- Что до короля, да благословит его бог! - вскричал воин. - Я ем его хлеб и проливал за него кровь, а стало быть, мне нечего ему сказать, но, клянусь богом, всякому другому я смею говорить все, что мне вздумается!
- Отнюдь нет, вы не смеете называть меня мошенником, - возразил законник.
- Чорт подери, почему? - осведомился тот.
- А потому, что я возбудил бы против вас дело и выиграл бы его, пояснил юрист.
- Ну, что ж, - сказал капитан, - если я не смею назвать вас мошенником, то, чорт возьми, я смею считать вас таковым!
Эту остроту он сопроводил громовым самодовольным смехом, к несчастью, не заразившим присутствующих, но заставившим умолкнуть противника, который не раскрывал рта и только откашлялся три раза, что, однако, ни к чему не привело.
ГЛАВА LIV
На рассвете я имею удовольствие лицезреть мисс Снэппер, которой до сей поры еще не видел. - Воин острит на мой счет. - Он оскорблен. Разглагольствует о своей доблести. - Чопорная леди делает ему выговор. - Мы встревожены появлением разбойников. - Я выхожу из кареты и занимаю оборонительную позицию. - Они удаляются, не пытаясь напасть на нас. - Я преследую их. - Один из них выброшен из седла и захвачен нами. - Я возвращаюсь к карете. - Меня хвалит мисс Снэппер. - Поведение капитана. Чопорная особа, не обращаясь ко мне, попрекает меня. - Я распекаю ее, прибегая к тому же способу. - Обижен обхождением со мной миссис Снэппер за завтраком. - Законник подшучивает над офицером, который прибегает к угрозе.
Тем временем рассвело, каждый из нас разглядел лица своих спутников, и я имел счастье обнаружить, что моя дама не так безобразна и не такая уж калека, какой мне ее изобразили. Правда, ее голова имела некоторое сходство с топориком, острием коего служила ее физиономия, но у нее был довольно нежный цвет лица и очень живые глаза, большие и черные, и хотя выпяченная грудь - если рассматривать ее отдельно - казалось, и влекла ее к земле, но можно было без труда заметить соответствующую выпуклость на спине, удерживавшую ее тело в равновесии. В общем я нашел, что у меня есть основания поздравить себя, если мне суждено стать обладателем двадцати тысяч фунтов с такой женой в придачу.
Поэтому я начал измышлять самый надежный способ одержать победу и был так поглощен этими мыслями, что почти не замечал пассажиров кареты и молча обдумывал свой план. А тем временем разговор по-прежнему поддерживали предмет моих упований, сын Марса и адвокат, который успел оправиться и снова изъяснялся на языке юриспруденции.
Наконец завязался спор, закончившийся предложением биться об заклад и переданный мне на суд, но я был так глубоко погружен в размышления, что не слыхал ни этого обращения, ни вопросов, какие задавали мне все по очереди. Оскорбленный моим кажущимся презрением, воин зычным голосом изрек, что я либо глух, либо нем, а может быть, глухонемой, и вид у меня такой, словно я и гусю не сумею сказать "пш-ш-ш!" Пробужденный этим замечанием, я посмотрел на него и очень выразительно произнес: "пш-ш-ш!" Тут он грозно заломил набекрень шляпу и воскликнул:
- Чорт побери, сэр, что вы хотите этим сказать?
Ежели бы я собирался ему ответить - впрочем, такого намерения у меня не было, - меня опередила мисс, которая пояснила, что я только доказываю свою способность сказать гусю "пш-ш-ш!", и от души посмеялась моему лаконическому ответу. Ее объяснение и смех отнюдь не утишили гнева воина, и он разразился воинственными возгласами вроде: "Мне непонятна такая дерзость, будь я проклят! Будь проклята моя кровь! Я джентльмен и имею чин! Тысяча чертей! Есть люди, которые своею наглостью заслужили того, чтобы их дернули за нос!" Я полагал, стоит мне нахмуриться, и я положу конец сей ругани, ибо он столько говорил о своей доблести, что я давно уже причислил его к разряду ослов в львиной шкуре; но этот прием не оправдал моих ожиданий: он оскорбился, увидав мои сдвинутые брови, поклялся, что ему никакого дела нет до моего мрачного вида, и заявил, что не боится никого на свете. Мисс Снэппер выразила удовольствие по поводу того, что находится в обществе такого храбреца, который - в чем она не сомневается - защитил бы нас в пути от нападения разбойников.
- Будьте совершенно спокойны, мадам, - ответствовал офицер, - у меня есть пара пистолетов (вот они), я отнял их у кавалерийского офицера в битве при Деттингене, в них двойной заряд... Если какой бы то ни было разбойник в Англии вздумает ограбить вас - хотя бы отобрать одну булавку - то, пока я имею честь находиться вместе с вами... будь проклято мое сердце!
Покуда он выражал таким образом свои чувства, чопорная леди, до сей поры хранившая молчанье, раскрыла рот и сказала, что ее удивляет, как может мужчина проявлять такую грубость и доставать в присутствии леди подобное оружие.
- Проклятье, мадам! - вскричал вояка. - Если вас пугает один вид пистолета, то как же выдержите вы стрельбу, буде она начнется?
Если бы ей пришла в голову мысль, отвечала она ему, что он может оказаться таким неблаговоспитанным и прибегнуть в ее присутствии к огнестрельному оружию, то она немедленно вышла бы из кареты и отправилась пешком в ближайшую деревню, где позаботилась бы отыскать какое-нибудь средство передвижения. Не успел он ей ответить, как вмешалась моя дульцинея, заявившая, что отнюдь не была бы оскорблена, если бы джентльмен прибег для защиты к оружию, наоборот, она почитала бы себя счастливой, находясь в обществе мужчины, чья доблесть могла бы спасти ее от ограбления. Чопорная особа бросила презрительный взгляд на мисс и сказала, что люди, которым почти нечего терять, иной раз весьма заботятся о сохранении ничтожной суммы денег. Пожилая леди была обижена этим намеком и заметила, что человек должен быть хорошо осведомлен, прежде чем говорить пренебрежительно о благосостоянии других людей, иначе он обнаружит свою зависть и сделает себя посмешищем. Дочь заявила, что, раз речь идет о богатстве, то она ни с кем не намерена соперничать, и если леди, настаивающая на несопротивлении, обещает возместить нам все убытки, она первая будет убеждать капитана покориться в том случае, если на нас нападут. На это предложение, сколь ни было оно разумно, необщительная леди ответила только презрительным взглядом и мотнула головой.
Мне очень понравился смелый дух моей дамы, и я даже пожелал, чтобы представился случай доказать на ее глазах свою храбрость, полагая, что не премину расположить ее в свою пользу, как вдруг к дверце кареты подъехал Стрэп и в страхе сообщил нам, что какие-то два всадника пересекают поросшую вереском степь (к тому времени мы миновали Хаунслоу) и направляются прямо в нашу сторону.
Как только мы услышали эту весть, миссис Снэппер завизжала, ее дочь побледнела, другая леди вытащила свой кошелек, чтобы держать его наготове, а законник, у которого зуб на зуб не попадал, проговорил:
- Не беда... мы воз... будим дело про... тив графства и добьем.. ся возмеще.. .ния убытков. ..
Капитан обнаружил явные признаки замешательства, а я, приказав кучеру остановиться, открыл дверцу, выскочил из кареты и предложил воину следовать за мной. Но, видя, что он медлит и растерялся, я взял его пистолеты, передал их Стрэпу, уже спешившемуся и дрожавшему всем телом, вскочил на его лошадь и, достав из кобур мои собственные пистолеты, на которые мог больше полагаться, взвел курки и повернулся лицом к разбойникам, успевшим за это время приблизиться к нам. Увидав меня в седле, готовым оказать сопротивление, и стоящего подле меня другого человека с оружием в руках, они приостановились для рекогносцировки, а затем, дважды объехав вокруг нас, - я поворачивался к ним лицом - ускакали галопом в ту сторону, откуда появились.
В это время к нам подошел с лошадью слуга какого-то джентльмена, и я предложил ему крону, если он вместе со мной примет участие в погоне. Как только он согласился, я вооружил его пистолетами офицера, и мы поскакали вслед за разбойниками; полагаясь на быстроту своих коней, они подождали, пока мы не оказались на расстоянии выстрела, пальнули в нас, и помчались во весь опор. Мы последовали за ними, поспевая, насколько хватало сил у наших лошадей, но так как они у нас были хуже, чем у них, наши усилия не привели бы ни к чему, если бы лошадь одного из разбойников не споткнулась и не выбросила его из седла; он перелетел через ее голову и, когда мы к нему подъехали, лежал без сознания и был захвачен нами, не оказав никакого сопротивления, тогда как его товарищ, помышляя о собственной безопасности, обратился в бегство, покинув друга в беде.
Мы едва успели завладеть его оружием и связать ему руки, как он очнулся и, увидав, в каком положении находится, прикинулся удивленным, пожелал узнать, по какому праву мы позволили себе такое обхождение с джентльменом, и имел наглость пригрозить нам судом за грабеж. В это время мы заметили Стрэпа, приближавшегося с толпой народа, вооруженного всевозможными видами оружия; в толпе находился фермер, который, увидав связанного нами грабителя, закричал вне себя от волнения:
- Вот он, этот разбойник, отобравший у меня час назад двадцать фунтов в парусиновом мешочке!
Его немедленно обыскали и в самом деле нашли упомянутый мешок с деньгами. Тогда мы сдали грабителя под охрану фермера, который повел его в город Хаунслоу, жителей которого он уже поднял на ноги. Наградив лакея, как было обещано, за труды, я вернулся со Стрэпом к карете, где капитан и законник с флаконами нюхательной соли и возбуждающих лекарств суетились около чопорной леди, которая, заслышав стрельбу, упала в обморок.
Когда я занял свое место, мисс Снэппер, следившая из окна кареты за всем происходящим, поздравила меня и выразила удовольствие, видя меня невредимым; ее мать также принесла благодарность за мои решительные действия, а юрист сказал, что парламентский акт дает мне право получить сорок фунтов вознаграждения за поимку разбойника. Воин, чья физиономия выражала некоторую растерянность, вызванную борьбой между наглостью и стыдом, заметил, что если бы я так чертовски не поторопился выскочить из кареты, он преспокойно задержал бы негодяев, не теряя времени зря и не поднимая такой суматохи, ибо у него был план, осуществлению которого помешали моя горячность и стремительность.
- Что до меня, - продолжал он, - то я в таких случаях всегда бываю совершенно хладнокровен.
- Это видно по тому, как вы дрожали, - сказала молодая леди.
- Смерть и проклятье! - вскричал он. - Мадам, защитой вам служит ваш пол! Если бы какой-нибудь мужчина осмелился сказать мне такие слова, я отправил бы его в преисподнюю, будь проклято мое сердце! Отправил бы сию же минуту!
При этом он устремил взгляд на меня и спросил, видел ли я, что он дрожал. Я, не колеблясь, ответил: - Да.
- Проклятье, сэр! - воскликнул он. - Вы сомневаетесь в моей храбрости?
Я отвечал:
- Весьма сомневаюсь.
Такое заявление привело его в полное замешательство. Он смущенно посмотрел на меня и, заикаясь, проговорил:
- О, прекрасно!.. Будь проклята моя кровь!.. Я выберу время...
Я подпер щеку языком, выражая ему свое презрение, и он почувствовал себя столь посрамленным, что до конца пути, кажется, не изрыгнул ни одного проклятья.
Чопорная леди, оправившись с помощью какого-то крепкого напитка, начала, ни к кому не обращаясь, монолог, в коем выражала свое недоумение, как это может человек, притязающий именоваться джентльменом, ставить в затруднительное положение почтенных особ и из-за каких-то жалких денег подвергать опасности их жизнь. Она удивлялась, как женщины не стыдятся восхвалять такую грубость, и поклялась, что отныне ноги ее не будет в почтовой карете, если есть возможность за любую цену нанять отдельную карету.
Уязвленный ее замечаниями, я прибег к тому же способу излагать свои мысли и в свою очередь выразил недоумение, как может здравомыслящая женщина быть столь неразумной и ждать, что люди, с ней не знакомые и ничем не связанные, покорно согласятся подвергнуться ограблению и оскорблениям только из желания потакать ее капризному нраву. Затем я подивился дерзости и неблагодарности, с какими она обвиняет в грубости человека, заслужившего ее одобрение и признательность, и поклялся, что, если ей когда-нибудь снова будет угрожать нападение, я оставлю ее на милость грабителя, чтобы она узнала цену моему заступничеству.
Эта почтенная особа не нашла нужным продолжать пререкания и вместе с оробевшим капитаном, казалось, переваривала нанесенную ей обиду, тогда как я вступил в разговор с моей прелестной дамой, которой угодил своими речами еще и потому, что она, судя по прежней моей молчаливости, составила себе совсем другое мнение о моем уме. У меня было бы не меньше оснований восхищаться живостью ее ума, будь она способна подчинять свое воображение рассудку, но она страдала такой словоохотливостью, что я устрашился ее непокорного языка и предчувствовал все ужасы неумолкаемой болтовни. Однако, подумав о радостях, сопутствующих обладанию двадцатью тысячами фунтов, я забыл о ее несовершенствах, не мешкая воспользовался благоприятным случаем и постарался завоевать ее расположение.
Заботливая мать строго надзирала за нею, и хотя не могла обойтись со мной неучтиво, однако то и дело ставила препоны нашей беседе, выговаривая дочери за то, что она так бойка с незнакомыми людьми, и советуя ей поменьше говорить и побольше думать. Лишенные возможности дать волю языку, мы изъяснялись взглядами; я убедился, что юная леди весьма красноречиво ведет такой разговор. Коротко говоря, у меня были основания полагать, что ей надоели поучения старой леди и мне без особого труда удастся лишить ее мать власти и утвердить свою.
Когда мы прибыли к придорожной таверне, где собирались завтракать, я вышел и помог выйти из кареты моей даме, а также ее матери, которая потребовала отдельную комнату, куда они удалились, чтобы откушать вдвоем. Когда они удалялись, я заметил, что мисс искривлена от природы сильней, чем я подозревал ранее, ибо она была изогнута на манер буквы S и ее походка весьма напоминала передвижение краба. Чопорная леди избрала своим сотрапезником капитана и также приказала подать завтрак на двоих в отдельную комнату, а законник и я, покинутые остальными спутниками, поневоле должны были довольствоваться обществом друг друга.
Я был очень опечален величавой холодностью миссис Снэппер, которая, по моему разумению, не отнеслась ко мне с благоволением, мною заслуженным, а мой сотрапезник заявил, что разъезжает вот уже двадцать лет и никогда еще не видел такого нарушения правил, установленных пассажирами почтовых карет. Что касается до почтенной леди, то мне оставалось непонятно ее внимание к капитану, и я осведомился у законника, знает ли он, какие качества воина вызвали ее восхищение. Юрист шутливо ответил:
- Должно быть, он известен этой леди как способный нотариус, составляющий передаточные записи, и она хочет, чтобы он определил бы для нее субституцию *.
Я невольно посмеялся лукавому ответу законника, который развлекал меня за завтраком многочисленными шуточками такого же рода насчет наших дорожных спутников и между прочим выразил сожаление, что имущество молодой леди обременено такими закладными.
Покончив с едой и уплатив по счету, мы влезли в карету, заняли свои места и подкупили кучера, дав ему шесть пенсов, чтобы он отомстил за нас остальным пассажирам и заставил их поторопиться и прервать завтрак. Это поручение он выполнил к полному нашему удовлетворению, помешав их приятной трапезе своими назойливыми криками. Мать и дочь повиновались призыву первые и, подойдя к карете, должны были прибегнуть к помощи кучера, чтобы влезть в нее, ибо законник и я сговорились своим пренебрежительным отношением выразить наше неудовольствие.
Не успели они усесться, как прибежал капитан столь разгоряченный, словно его на протяжении десятка миль преследовал неприятель, а немедленно вслед за ним появилась и леди в несколько растрепанном виде. Он помог ей сесть в карету, после чего влез сам, бормоча проклятья, обращенные к кучеру, имевшему дерзость помешать им, а юрист в утешение ему сказал, что если он понес ущерб вследствие упрямства ответчицы, то на следующей остановке может представиться случай приступить к тяжбе. Это выражение оскорбило благородную леди, которая заявила, что, будь она мужчиной, она заставила бы его раскаяться в подобном бесстыдстве, и возблагодарила бога, что доселе ей еще не доводилось бывать в такой компании. При сих словах капитан счел необходимым оказать поддержку леди и пригрозил отрезать законнику уши, если он и впредь будет позволять себе такие вольности. Бедняга принес извинения, и воцарилось всеобщее молчание.
ГЛАВА LV
Я решаю снискать расположение матери, и случай мне благоприятствует Чопорная леди находит своего супруга и покидает карету - Капитан обманут в своих надеждах на обед - Мы приезжаем в Бат - Я сопровождаю мисс Снэппер в Большой зал, где над ней пытается подшутить щеголь Нэш, но его насмешки обращаются против него - Я изъясняюсь ей в любви и встречаю отпор. Провожаю ее на ассамблею, где имею счастье лицезреть мою дорогую Нарциссу, и прихожу в такое смятение, что мисс Снэппер, заметив мою растерянность, старательно доискивается причины ее - Она чувствует себя задетой и на обратном пути делает саркастические замечания - Меня встречает мисс Уильямс, ставшая горничной и наперсницей Нарциссы - Она сообщает о благоволении ко мне ее госпожи в ту пору, когда я находился на положении слуги, и описывает радость Нарциссы, увидевшей меня на ассамблее в обличье джентльмена - Я изумлен известием о замужестве ее тетки, уговариваюсь встретиться с мисс Уильямс на следующий день.
Это предложение было слишком выгодно, чтобы я мог от него отказаться. Соглашение было немедленно составлено и заверено, Бентер дал мне знать, когда и в какой карете они собираются ехать, а я заказал себе место в той же почтовой карете и, наняв лошадь для Стрэпа, радовавшегося нашим видам на будущее, пустился в путь.
Мы выехали до рассвета, а потому я сначала не имел удовольствия увидеть мисс Снэппер и даже не мог определить количество и пол моих дорожных спутников, хотя и установил, что карета битком набита, так как мне стоило труда усесться. Первые пять минут прошли в полном молчании, как вдруг карета сильно накренилась и раздался громовой возглас.
- Направо, налево! Проклятье! Прикрывайте фланги! Фью!
По тону и смыслу этого возгласа я сразу угадал, что оно вырвалось у сына Марса, и так же легко было определить занятия другого путешественника, сидевшего против меня и заметившего, что нам надлежало хорошенько удостовериться в гарантиях, прежде чем заняться вступительной частью договора. Эти две шутки не возымели желаемого действия. Довольно долго мы оставались немы, как и раньше, покуда, наконец, джентльмен-воин, недовольный затянувшимся молчанием, сделал вторую попытку и с проклятьем заявил, что попал на собрание квакеров.
- Я тоже так думаю, - раздался пронзительный голос слева от меня, потому что здесь уже витает дух глупости.
- В таком случае вытащим его отсюда, мадам, - отозвался воин.
- Вы как будто не нуждаетесь в повивальной бабке! - воскликнула леди.
- Будь проклята моя кровь' - вскричал тот - Стоит мужчине заговорить с женщиной, как она тотчас же начинает думать о повивальной бабке!
- Правильно, сэр, - подтвердила она. - Я жажду поскорее избавиться...
- От кого? От мыши, мадам? - вопросил он.
- Нет, сэр, - сказала она, - от дурака.
- А далеко ли зашло у вас дело с дураком? - осведомился он.
- Еду с ним уже третью милю, - ответила она,
- Клянусь богом, мадам, у вас острый ум! - вскричал офицер.
- Хотела бы я, не греша против истины, вернуть этот комплимент, сказала леди.
- Проклятье, я сдаюсь! - заявил он.
- Как гласит старая пословица: дурак скоро расстреливает свои стрелы, сказала она.
Воин растратил последний порох; законник посоветовал ему отказаться от судебного преследования, а важная матрона, сидевшая по левую руку от остроумной победительницы, сказала ей, что не следует так бойко разговаривать в незнакомом обществе. Сей выговор, смягченный обращением "дитя мое", открыл мне, что сатирическая леди была не кем иным, как мисс Снэппер, и я решил сообразовать с этим свое поведение. После такой суровой расправы вояка перенес огонь своей батареи и начал разглагольствовать о совершенных им подвигах.
- Вы говорите о стрельбе, мадам... - сказал он. - Будь я проклят, было время, когда и я стрелял и в меня стреляли! Я был ранен в плечо пулей из пистолета при Деттингене, где... я молчу, но, клянусь богом... Если бы не я... впрочем, все равно... я презираю похвальбу, будь я проклят! Фью!
Он начал насвистывать, а затем напевать песенку о Черном Джоке, после чего, обратившись к законнику, продолжал:
- Не кажется ли вам, что дьявольски тяжело приходится человеку, рисковавшему жизнью, чтобы отбить потерянное полковое знамя, если он не получает за свои труды никакого повышения по службе? Провалиться мне сквозь землю, я не хочу называть никаких имен, но, клянусь богом, кое-что я все-таки скажу! Мушкетер французской гвардии отнял знамя у некоего корнета некоего полка и устремился с ним прочь с такой быстротой, на какую только способны были ноги его коня. Тогда я схватил кремневое ружье одного из убитых и, чорт возьми! фью! пристрелил под ним коня, будь я проклят! Мушкетер поднялся на ноги и сделал выпад шпагой, а я приставил ему к груди штык и пронзил его насквозь, клянусь богом! Один из его товарищей подоспел на помощь и ранил меня в плечо, о чем я вам уже говорил, другой контузил меня в голову прикладом карабина. Это им не помогло, чорт побери! Я убил одного, обратил в бегство другого, взял знамя и преспокойно унес его! Но вот что самое смешное; когда корнет, который струсил и отдал знамя, увидел его в моих руках, он потребовал его у меня перед всем фронтом. "Клянусь кровью, сказал он, - где вы нашли мое знамя?" - "Клянусь кровью, - сказал я, - где вы его потеряли?" - "Это не ваше дело, - говорит он, - знамя, - говорит, мое, и, клянусь богом, я его возьму". - "Будь я проклят, если вы это сделаете, - говорю я. - Сперва, - говорю, - я передам его генералу". И вот после боя я отправился в главную квартиру и передал знамя милорду Стэру, который обещал позаботиться обо мне, но я и по сей день остаюсь бедным лейтенантом, будь проклята моя кровь!
После такого залпа проклятий, сделанного капитаном, законник признал, что тот не был вознагражден по заслугам; потом заметил, что каждый труд должен быть вознагражден, и спросил, было ли обещание дано при свидетелях, так как в таком случае закон принудил бы генерала его исполнить. Но, узнав, что обещание было дано за бутылкой вина и без указания условий и сроков, объявил его не имеющим силы по закону, стал расспрашивать о подробностях битвы и заметил, что хотя сначала англичане были втянуты в premunire *, однако в процессе споfhhhhhhfg ffапара французы весьма неумело защищали свое дело, и в иске им было бы отказано noli prosequi {Не сметь преследовать (лат.).}.
Несмотря на такие весьма интересные разъяснения, разговор снова грозил прерваться надолго, но воин, не желая скрывать те свои таланты, какие мог теперь обнаружить, предложил усладить компанию пением и, истолковав наше молчание, как желание послушать его, начал напевать модную песенку, первый куплет которой звучал у него так:
Можно ль парик получить нам с луны,
Франта мы сдать на починку должны.
Там, где пригоден поплин для кудрей,
Видно, младенец будет ничей.
Смысл остальных куплетов он также исказил с изумительной легкостью, и я невольно подумал, что ему стоило немалых трудов сочинить такую пародию. Но мисс Снэппер угадала подлинную причину, а именно невежество, и когда он спросил, понравилось ли ей его пение, ответила, что, по ее мнению, оно соответствует словам.
- О, клянусь кровью! - вскричал он. - Я это принимаю как наилучший комплимент. Ведь все признают, что слова чертовски хороши.
- Не знаю, может быть, и хороши, - отвечала леди, - но они недоступны моему пониманию.
- Я не обязан искать у вас понимания, мадам, будь я проклят! воскликнул он.
- Да к тому же не обязаны говорить разумно, - сказала она.
- Проклятье! Я буду говорить все, что мне угодно, - заявил он.
Тогда вмешался законник и сказал, что не все можно говорить. И в ответ на требование привести пример упомянул о государственной измене и клевете.
- Что до короля, да благословит его бог! - вскричал воин. - Я ем его хлеб и проливал за него кровь, а стало быть, мне нечего ему сказать, но, клянусь богом, всякому другому я смею говорить все, что мне вздумается!
- Отнюдь нет, вы не смеете называть меня мошенником, - возразил законник.
- Чорт подери, почему? - осведомился тот.
- А потому, что я возбудил бы против вас дело и выиграл бы его, пояснил юрист.
- Ну, что ж, - сказал капитан, - если я не смею назвать вас мошенником, то, чорт возьми, я смею считать вас таковым!
Эту остроту он сопроводил громовым самодовольным смехом, к несчастью, не заразившим присутствующих, но заставившим умолкнуть противника, который не раскрывал рта и только откашлялся три раза, что, однако, ни к чему не привело.
ГЛАВА LIV
На рассвете я имею удовольствие лицезреть мисс Снэппер, которой до сей поры еще не видел. - Воин острит на мой счет. - Он оскорблен. Разглагольствует о своей доблести. - Чопорная леди делает ему выговор. - Мы встревожены появлением разбойников. - Я выхожу из кареты и занимаю оборонительную позицию. - Они удаляются, не пытаясь напасть на нас. - Я преследую их. - Один из них выброшен из седла и захвачен нами. - Я возвращаюсь к карете. - Меня хвалит мисс Снэппер. - Поведение капитана. Чопорная особа, не обращаясь ко мне, попрекает меня. - Я распекаю ее, прибегая к тому же способу. - Обижен обхождением со мной миссис Снэппер за завтраком. - Законник подшучивает над офицером, который прибегает к угрозе.
Тем временем рассвело, каждый из нас разглядел лица своих спутников, и я имел счастье обнаружить, что моя дама не так безобразна и не такая уж калека, какой мне ее изобразили. Правда, ее голова имела некоторое сходство с топориком, острием коего служила ее физиономия, но у нее был довольно нежный цвет лица и очень живые глаза, большие и черные, и хотя выпяченная грудь - если рассматривать ее отдельно - казалось, и влекла ее к земле, но можно было без труда заметить соответствующую выпуклость на спине, удерживавшую ее тело в равновесии. В общем я нашел, что у меня есть основания поздравить себя, если мне суждено стать обладателем двадцати тысяч фунтов с такой женой в придачу.
Поэтому я начал измышлять самый надежный способ одержать победу и был так поглощен этими мыслями, что почти не замечал пассажиров кареты и молча обдумывал свой план. А тем временем разговор по-прежнему поддерживали предмет моих упований, сын Марса и адвокат, который успел оправиться и снова изъяснялся на языке юриспруденции.
Наконец завязался спор, закончившийся предложением биться об заклад и переданный мне на суд, но я был так глубоко погружен в размышления, что не слыхал ни этого обращения, ни вопросов, какие задавали мне все по очереди. Оскорбленный моим кажущимся презрением, воин зычным голосом изрек, что я либо глух, либо нем, а может быть, глухонемой, и вид у меня такой, словно я и гусю не сумею сказать "пш-ш-ш!" Пробужденный этим замечанием, я посмотрел на него и очень выразительно произнес: "пш-ш-ш!" Тут он грозно заломил набекрень шляпу и воскликнул:
- Чорт побери, сэр, что вы хотите этим сказать?
Ежели бы я собирался ему ответить - впрочем, такого намерения у меня не было, - меня опередила мисс, которая пояснила, что я только доказываю свою способность сказать гусю "пш-ш-ш!", и от души посмеялась моему лаконическому ответу. Ее объяснение и смех отнюдь не утишили гнева воина, и он разразился воинственными возгласами вроде: "Мне непонятна такая дерзость, будь я проклят! Будь проклята моя кровь! Я джентльмен и имею чин! Тысяча чертей! Есть люди, которые своею наглостью заслужили того, чтобы их дернули за нос!" Я полагал, стоит мне нахмуриться, и я положу конец сей ругани, ибо он столько говорил о своей доблести, что я давно уже причислил его к разряду ослов в львиной шкуре; но этот прием не оправдал моих ожиданий: он оскорбился, увидав мои сдвинутые брови, поклялся, что ему никакого дела нет до моего мрачного вида, и заявил, что не боится никого на свете. Мисс Снэппер выразила удовольствие по поводу того, что находится в обществе такого храбреца, который - в чем она не сомневается - защитил бы нас в пути от нападения разбойников.
- Будьте совершенно спокойны, мадам, - ответствовал офицер, - у меня есть пара пистолетов (вот они), я отнял их у кавалерийского офицера в битве при Деттингене, в них двойной заряд... Если какой бы то ни было разбойник в Англии вздумает ограбить вас - хотя бы отобрать одну булавку - то, пока я имею честь находиться вместе с вами... будь проклято мое сердце!
Покуда он выражал таким образом свои чувства, чопорная леди, до сей поры хранившая молчанье, раскрыла рот и сказала, что ее удивляет, как может мужчина проявлять такую грубость и доставать в присутствии леди подобное оружие.
- Проклятье, мадам! - вскричал вояка. - Если вас пугает один вид пистолета, то как же выдержите вы стрельбу, буде она начнется?
Если бы ей пришла в голову мысль, отвечала она ему, что он может оказаться таким неблаговоспитанным и прибегнуть в ее присутствии к огнестрельному оружию, то она немедленно вышла бы из кареты и отправилась пешком в ближайшую деревню, где позаботилась бы отыскать какое-нибудь средство передвижения. Не успел он ей ответить, как вмешалась моя дульцинея, заявившая, что отнюдь не была бы оскорблена, если бы джентльмен прибег для защиты к оружию, наоборот, она почитала бы себя счастливой, находясь в обществе мужчины, чья доблесть могла бы спасти ее от ограбления. Чопорная особа бросила презрительный взгляд на мисс и сказала, что люди, которым почти нечего терять, иной раз весьма заботятся о сохранении ничтожной суммы денег. Пожилая леди была обижена этим намеком и заметила, что человек должен быть хорошо осведомлен, прежде чем говорить пренебрежительно о благосостоянии других людей, иначе он обнаружит свою зависть и сделает себя посмешищем. Дочь заявила, что, раз речь идет о богатстве, то она ни с кем не намерена соперничать, и если леди, настаивающая на несопротивлении, обещает возместить нам все убытки, она первая будет убеждать капитана покориться в том случае, если на нас нападут. На это предложение, сколь ни было оно разумно, необщительная леди ответила только презрительным взглядом и мотнула головой.
Мне очень понравился смелый дух моей дамы, и я даже пожелал, чтобы представился случай доказать на ее глазах свою храбрость, полагая, что не премину расположить ее в свою пользу, как вдруг к дверце кареты подъехал Стрэп и в страхе сообщил нам, что какие-то два всадника пересекают поросшую вереском степь (к тому времени мы миновали Хаунслоу) и направляются прямо в нашу сторону.
Как только мы услышали эту весть, миссис Снэппер завизжала, ее дочь побледнела, другая леди вытащила свой кошелек, чтобы держать его наготове, а законник, у которого зуб на зуб не попадал, проговорил:
- Не беда... мы воз... будим дело про... тив графства и добьем.. ся возмеще.. .ния убытков. ..
Капитан обнаружил явные признаки замешательства, а я, приказав кучеру остановиться, открыл дверцу, выскочил из кареты и предложил воину следовать за мной. Но, видя, что он медлит и растерялся, я взял его пистолеты, передал их Стрэпу, уже спешившемуся и дрожавшему всем телом, вскочил на его лошадь и, достав из кобур мои собственные пистолеты, на которые мог больше полагаться, взвел курки и повернулся лицом к разбойникам, успевшим за это время приблизиться к нам. Увидав меня в седле, готовым оказать сопротивление, и стоящего подле меня другого человека с оружием в руках, они приостановились для рекогносцировки, а затем, дважды объехав вокруг нас, - я поворачивался к ним лицом - ускакали галопом в ту сторону, откуда появились.
В это время к нам подошел с лошадью слуга какого-то джентльмена, и я предложил ему крону, если он вместе со мной примет участие в погоне. Как только он согласился, я вооружил его пистолетами офицера, и мы поскакали вслед за разбойниками; полагаясь на быстроту своих коней, они подождали, пока мы не оказались на расстоянии выстрела, пальнули в нас, и помчались во весь опор. Мы последовали за ними, поспевая, насколько хватало сил у наших лошадей, но так как они у нас были хуже, чем у них, наши усилия не привели бы ни к чему, если бы лошадь одного из разбойников не споткнулась и не выбросила его из седла; он перелетел через ее голову и, когда мы к нему подъехали, лежал без сознания и был захвачен нами, не оказав никакого сопротивления, тогда как его товарищ, помышляя о собственной безопасности, обратился в бегство, покинув друга в беде.
Мы едва успели завладеть его оружием и связать ему руки, как он очнулся и, увидав, в каком положении находится, прикинулся удивленным, пожелал узнать, по какому праву мы позволили себе такое обхождение с джентльменом, и имел наглость пригрозить нам судом за грабеж. В это время мы заметили Стрэпа, приближавшегося с толпой народа, вооруженного всевозможными видами оружия; в толпе находился фермер, который, увидав связанного нами грабителя, закричал вне себя от волнения:
- Вот он, этот разбойник, отобравший у меня час назад двадцать фунтов в парусиновом мешочке!
Его немедленно обыскали и в самом деле нашли упомянутый мешок с деньгами. Тогда мы сдали грабителя под охрану фермера, который повел его в город Хаунслоу, жителей которого он уже поднял на ноги. Наградив лакея, как было обещано, за труды, я вернулся со Стрэпом к карете, где капитан и законник с флаконами нюхательной соли и возбуждающих лекарств суетились около чопорной леди, которая, заслышав стрельбу, упала в обморок.
Когда я занял свое место, мисс Снэппер, следившая из окна кареты за всем происходящим, поздравила меня и выразила удовольствие, видя меня невредимым; ее мать также принесла благодарность за мои решительные действия, а юрист сказал, что парламентский акт дает мне право получить сорок фунтов вознаграждения за поимку разбойника. Воин, чья физиономия выражала некоторую растерянность, вызванную борьбой между наглостью и стыдом, заметил, что если бы я так чертовски не поторопился выскочить из кареты, он преспокойно задержал бы негодяев, не теряя времени зря и не поднимая такой суматохи, ибо у него был план, осуществлению которого помешали моя горячность и стремительность.
- Что до меня, - продолжал он, - то я в таких случаях всегда бываю совершенно хладнокровен.
- Это видно по тому, как вы дрожали, - сказала молодая леди.
- Смерть и проклятье! - вскричал он. - Мадам, защитой вам служит ваш пол! Если бы какой-нибудь мужчина осмелился сказать мне такие слова, я отправил бы его в преисподнюю, будь проклято мое сердце! Отправил бы сию же минуту!
При этом он устремил взгляд на меня и спросил, видел ли я, что он дрожал. Я, не колеблясь, ответил: - Да.
- Проклятье, сэр! - воскликнул он. - Вы сомневаетесь в моей храбрости?
Я отвечал:
- Весьма сомневаюсь.
Такое заявление привело его в полное замешательство. Он смущенно посмотрел на меня и, заикаясь, проговорил:
- О, прекрасно!.. Будь проклята моя кровь!.. Я выберу время...
Я подпер щеку языком, выражая ему свое презрение, и он почувствовал себя столь посрамленным, что до конца пути, кажется, не изрыгнул ни одного проклятья.
Чопорная леди, оправившись с помощью какого-то крепкого напитка, начала, ни к кому не обращаясь, монолог, в коем выражала свое недоумение, как это может человек, притязающий именоваться джентльменом, ставить в затруднительное положение почтенных особ и из-за каких-то жалких денег подвергать опасности их жизнь. Она удивлялась, как женщины не стыдятся восхвалять такую грубость, и поклялась, что отныне ноги ее не будет в почтовой карете, если есть возможность за любую цену нанять отдельную карету.
Уязвленный ее замечаниями, я прибег к тому же способу излагать свои мысли и в свою очередь выразил недоумение, как может здравомыслящая женщина быть столь неразумной и ждать, что люди, с ней не знакомые и ничем не связанные, покорно согласятся подвергнуться ограблению и оскорблениям только из желания потакать ее капризному нраву. Затем я подивился дерзости и неблагодарности, с какими она обвиняет в грубости человека, заслужившего ее одобрение и признательность, и поклялся, что, если ей когда-нибудь снова будет угрожать нападение, я оставлю ее на милость грабителя, чтобы она узнала цену моему заступничеству.
Эта почтенная особа не нашла нужным продолжать пререкания и вместе с оробевшим капитаном, казалось, переваривала нанесенную ей обиду, тогда как я вступил в разговор с моей прелестной дамой, которой угодил своими речами еще и потому, что она, судя по прежней моей молчаливости, составила себе совсем другое мнение о моем уме. У меня было бы не меньше оснований восхищаться живостью ее ума, будь она способна подчинять свое воображение рассудку, но она страдала такой словоохотливостью, что я устрашился ее непокорного языка и предчувствовал все ужасы неумолкаемой болтовни. Однако, подумав о радостях, сопутствующих обладанию двадцатью тысячами фунтов, я забыл о ее несовершенствах, не мешкая воспользовался благоприятным случаем и постарался завоевать ее расположение.
Заботливая мать строго надзирала за нею, и хотя не могла обойтись со мной неучтиво, однако то и дело ставила препоны нашей беседе, выговаривая дочери за то, что она так бойка с незнакомыми людьми, и советуя ей поменьше говорить и побольше думать. Лишенные возможности дать волю языку, мы изъяснялись взглядами; я убедился, что юная леди весьма красноречиво ведет такой разговор. Коротко говоря, у меня были основания полагать, что ей надоели поучения старой леди и мне без особого труда удастся лишить ее мать власти и утвердить свою.
Когда мы прибыли к придорожной таверне, где собирались завтракать, я вышел и помог выйти из кареты моей даме, а также ее матери, которая потребовала отдельную комнату, куда они удалились, чтобы откушать вдвоем. Когда они удалялись, я заметил, что мисс искривлена от природы сильней, чем я подозревал ранее, ибо она была изогнута на манер буквы S и ее походка весьма напоминала передвижение краба. Чопорная леди избрала своим сотрапезником капитана и также приказала подать завтрак на двоих в отдельную комнату, а законник и я, покинутые остальными спутниками, поневоле должны были довольствоваться обществом друг друга.
Я был очень опечален величавой холодностью миссис Снэппер, которая, по моему разумению, не отнеслась ко мне с благоволением, мною заслуженным, а мой сотрапезник заявил, что разъезжает вот уже двадцать лет и никогда еще не видел такого нарушения правил, установленных пассажирами почтовых карет. Что касается до почтенной леди, то мне оставалось непонятно ее внимание к капитану, и я осведомился у законника, знает ли он, какие качества воина вызвали ее восхищение. Юрист шутливо ответил:
- Должно быть, он известен этой леди как способный нотариус, составляющий передаточные записи, и она хочет, чтобы он определил бы для нее субституцию *.
Я невольно посмеялся лукавому ответу законника, который развлекал меня за завтраком многочисленными шуточками такого же рода насчет наших дорожных спутников и между прочим выразил сожаление, что имущество молодой леди обременено такими закладными.
Покончив с едой и уплатив по счету, мы влезли в карету, заняли свои места и подкупили кучера, дав ему шесть пенсов, чтобы он отомстил за нас остальным пассажирам и заставил их поторопиться и прервать завтрак. Это поручение он выполнил к полному нашему удовлетворению, помешав их приятной трапезе своими назойливыми криками. Мать и дочь повиновались призыву первые и, подойдя к карете, должны были прибегнуть к помощи кучера, чтобы влезть в нее, ибо законник и я сговорились своим пренебрежительным отношением выразить наше неудовольствие.
Не успели они усесться, как прибежал капитан столь разгоряченный, словно его на протяжении десятка миль преследовал неприятель, а немедленно вслед за ним появилась и леди в несколько растрепанном виде. Он помог ей сесть в карету, после чего влез сам, бормоча проклятья, обращенные к кучеру, имевшему дерзость помешать им, а юрист в утешение ему сказал, что если он понес ущерб вследствие упрямства ответчицы, то на следующей остановке может представиться случай приступить к тяжбе. Это выражение оскорбило благородную леди, которая заявила, что, будь она мужчиной, она заставила бы его раскаяться в подобном бесстыдстве, и возблагодарила бога, что доселе ей еще не доводилось бывать в такой компании. При сих словах капитан счел необходимым оказать поддержку леди и пригрозил отрезать законнику уши, если он и впредь будет позволять себе такие вольности. Бедняга принес извинения, и воцарилось всеобщее молчание.
ГЛАВА LV
Я решаю снискать расположение матери, и случай мне благоприятствует Чопорная леди находит своего супруга и покидает карету - Капитан обманут в своих надеждах на обед - Мы приезжаем в Бат - Я сопровождаю мисс Снэппер в Большой зал, где над ней пытается подшутить щеголь Нэш, но его насмешки обращаются против него - Я изъясняюсь ей в любви и встречаю отпор. Провожаю ее на ассамблею, где имею счастье лицезреть мою дорогую Нарциссу, и прихожу в такое смятение, что мисс Снэппер, заметив мою растерянность, старательно доискивается причины ее - Она чувствует себя задетой и на обратном пути делает саркастические замечания - Меня встречает мисс Уильямс, ставшая горничной и наперсницей Нарциссы - Она сообщает о благоволении ко мне ее госпожи в ту пору, когда я находился на положении слуги, и описывает радость Нарциссы, увидевшей меня на ассамблее в обличье джентльмена - Я изумлен известием о замужестве ее тетки, уговариваюсь встретиться с мисс Уильямс на следующий день.