Страница:
- Я знаю, о чем вы думаете! Но что мне до ваших мыслей! Вот все, что у меня есть, возьмите! Я, может быть, достану еще, прежде чем мы эти деньги истратим. Если не удастся, я буду просить милостыню ради вас, красть для вас, пойду с вами на конец света, буду голодать вместе с вами. Я хоть и сын бедного сапожника, но не подлец.
Я был столь растроган благородными чувствами бедняги, что не удержался и тоже заплакал: так мы вместе плакали в течение некоторого времени. Заглянув в кошелек, я нашел там две полугинеи и полукрону, которые вернул ему, присовокупив, что он знает лучше меня, как ими распорядиться. Но он наотрез отказался принять деньги, заявив, что куда более правильно и разумно, чтобы он зависел от меня, - ибо я джентльмен, - чем ему надзирать за мною.
Когда этот дружеский спор закончился, мы, немного успокоившись, сообщили хозяину о том, что случилось, но скрыли от него крайнюю нужду, в которой очутились. Услышав от нас всю историю, он стал убеждать нас, что мы были жестоко обмануты двумя шулерами-сообщниками и что любезный, честный доброжелатель, который отнесся к нам столь учтиво, не кто иной, как негодяй, находкой денег завлекающий приезжих в свой притон где всегда находятся один-два его сотоварища, чтобы помочь ему обобрать жертву, им отысканную. Тут добряк поведал нам немало историй о людях соблазненных, обманутых, обворованных, избитых, более того - убитых подобными злодеями. Я был потрясен лукавством и греховностью рода человеческого, а Стрэп, воздвигнув руки и возведя глаза к небесам, стал молить господа об избавлении от таких беззаконий, ибо поистине дьявол воздвиг свой трон в Лондоне.
Наш хозяин полюбопытствовал, какой прием ждал нас у мистера Кринджера, и мы сообщили ему подробности; в ответ на это он покачал головой и сказал, что мы пошли неправильным путем, что с членом парламента нельзя иметь дело, ежели не дать взятки, и что слуга обычно заражен болезнью своего господина и ждет вознаграждения за свои труды, равно как и персоны высокопоставленные. Он посоветовал мне дать лакею шиллинг в следующий раз, когда я попытаюсь добиться приема у моего патрона, а не то вряд ли я найду способ вручить мое письмо.
И вот на следующее утро, как только открылась дверь, я всунул шиллинг в руку лакея и сказал, что у меня есть письмо к его господину. Добрые последствия моей щедрости сказались немедленно, так как парень впустил меня и, взяв письмо у меня из рук, предложил мне ждать ответа в коридоре. Здесь я простоял три четверти часа и за это время увидел много молодых людей, коих я знал раньше в Шотландии, снующих с видом завсегдатаев в приемную и обратно, тогда как я стоял, дрожа от холода, и поворачивался к ним спиной, чтобы онине могли заметить унизительного моего положения. Наконец мистер Кринджер вышел к двери повидать молодого джентльмена, оказавшегося не кем иным, как сквайром Гауки, одетым весьма нарядно. Прощаясь, мистер Кринджер пожал ему руку и сказал, что будет рад отобедать вместе с ним; затем он повернулся ко мне и спросил, что мне угодно. Когда он узнал, что я тот самый посетитель, который доставил письмо от мистера Крэба, он сделал вид, будто вспоминает мое имя, но это ему не удается, пока он снова не взглянет на письмо; чтобы вывести его из затруднения, я сказал, что зовут меня Рэндом. В ответ на это он повторил: "Ах! Рэндом, Рэндом, Рэндом... Мне кажется, я вспоминаю это имя", - и он в самом деле мог прекрасно его припомнить, так как сия особа мистер Кринджер - частенько сопутствовала моему деду в должности лакея.
- Так... Вы хотели бы поступить на военный корабль помощником лекаря? спросил он.
Я ответил низким поклоном,
- Боюсь, это дело нелегкое - получить назначение, - продолжал он. - В военно-морском ведомстве целая стая шотландских лекарей ожидает вакансии, и комиссары, опасаясь, как бы их не разорвали на куски, прибегают к военной охране. Во всяком случае, скоро будут снаряжены несколько кораблей, и там мы посмотрим, что можно сделать.
С этими словами он покинул меня, чрезвычайно унизив, - столь отличен был прием, оказанный мистеру Гауки, от встречи, которую устроил мне этот выскочка, зазнавшийся и презренный член парламента, каковой, воображал я, будет рад случаю отблагодарить мою семью за все, чем он обязан ей.
Возвратившись домой, я узнал приятную весть, что Стрэп, по рекомендации учителя, своего приятеля, поступил на службу по соседству к мастеру париков за пять шиллингов в неделю, стол и квартиру. В течение двух недель я продолжал топтаться на утреннем приеме мистера Кринджера, где познакомился с молодым человеком, моим соотечественником, находящимся в таком же положении, что и я, и уповающим на мистера Кринджера; но и слуга и господин принимали его с большим уважением, чем меня, и частенько допускали в приемную, где находился камин для удобства тех, кто принадлежал к числу более почтенных посетителей. Туда меня никогда не приглашали из-за моего внешнего вида, который совсем не был светским; я вынужден был стоять и согревать дыханием свои пальцы в холодном коридоре и пользоваться случаем, чтобы поговорить с мистером Кринджером, когда, тот шел к двери.
В один прекрасный день, когда я воспользовался этой возможностью, ввели некую персону, увидев которую, мистер Кринджер тотчас же ринулся к ней, приветствовал ее низким поклоном до самой земли и, пожав руку с великой сердечностью и радушием, назвал добрым другом и осведомился крайне любезно о здоровье миссис Стэйтэп и юных леди; затем, пошептавшись несколько минут, причем я расслышал неоднократно слово его честь, повторяемое с великой выразительностью, мистер Кринджер представил меня сему джентльмену как человеку, на совет и помощь коего я могу положиться, и, сообщив о его местожительстве, проводил меня до двери, где сказал, что я могу не утруждать себя больше посещениями, ибо мистер Стэйтэп сделает для меня все. В этот момент мой сотоварищ, уповающий, как и я, выходя вслед за мной, прислушался к речам мистера Кринджера и, догнав меня на улице, приветствовал весьма учтиво. Такое обращение я почел немалой честью, если принять во внимание его облик, ибо на нем был надет синий кафтан с золотыми пуговицами, зеленый шелковый камзол с золотой отделкой, черные бархатные штаны, белые шелковые чулки, туфли с серебряными пряжками, обшитая золотым галуном шляпа и спенсеровский парик; эфес его короткой шпаги был серебряный, а в руках он держал прекрасную трость.
- Мне кажется, вы недавно приехали из Шотландии, - сказал он. - Могу я спросить, какое вы имеете дело к мистеру Кринджеру? Полагаю, это не тайна, а мой совет, возможно, вам пригодится, так как я был вторым помощником лекаря на семидесятипушечном корабле и потому хорошо знаю свет.
Я, не колеблясь, описал мое положение, и он, выслушав меня, покачал головой и сказал, что был в таком положении около года назад и что твердо верил в обещания мистера Кринджера, пока его наличные деньги (весьма значительные), так же как и кредит, были начисто исчерпаны, а когда он написал своим родственникам, прося поддержки, то вместо денег получил упреки и прозвища: "лентяй,", "распутник"; что, прождав тщетно назначения военно-морского ведомства много месяцев, он поневоле отнес в заклад кое-что из одежды, получил небольшую сумму денег и дал взятку секретарю, который скоро раздобыл ему назначение, хотя говорил в тот же самый день, что вакансий нет; засим он отправился на борт судна, где пробыл девять месяцев, по истечении которых корабль закончил плаванье, а с командой на следующий же день расплатились на Брод-стрит, и его родственники, примирившись с ним, обязали его регулярно свидетельствовать почтение мистеру Кринджеру, который им написал, что только его - мистера Кринджера - хлопотам он обязан своим назначением; подчиняясь этому распоряжению, он является, как я видел, на прием к мистеру Кринджеру каждое утро, хотя и считает его жалким негодяем. В заключение он спросил, являлся ли я в Палату хирургов; я ответил, что мне неизвестно, было ли это необходимо,
- Необходимо! - воскликнул он. - О боже! Вижу, что должен научить вас. Идем, и я расскажу вам об этом.
С этими словами он потащил меня в пивную, где потребовал пива и хлеба с сыром, чем мы и позавтракали. Пока мы там сидели, он сказал мне, что прежде всего я должен отправиться в военно-морское ведомство и написать прошение о том, чтобы оно распорядилось послать меня в Палату хирургов для испытания моих способностей в хирургии; хирурги, испытав меня, выдадут мне отзыв за печатью в форме письма к комиссарам, и этот отзыв я вручу секретарю ведомства, который должен вскрыть его в моем присутствии и прочитать. Засим мне надлежит принять все меры для благополучного исхода моего дела. Расходы по испытанию на второго помощника третьего ранга достигали тринадцати шиллингов, исключая приказ, стоивший ему полгинеи и полкроны, да подношение секретарю равнялось трем фунтам двенадцати шиллингам.
Этот подсчет был для меня громовым ударом, ибо все мое состояние не превышало двенадцати шиллингов. Поблагодарив за сообщение, я познакомил его также и с этой моей бедой. Он посочувствовал мне и предложил сохранять бодрое расположение духа, так как он возымел ко мне дружеские чувства и хочет уладить дело. В настоящее время он поиздержался, но в ближайшие же дни обязательно получит значительную сумму денег и даст взаймы столько, что я смогу удовлетворить срочные нужды. Это искреннее заверение так понравилось мне, что я вытащил кошелек и опорожнил его перед ним, прося взять на карманные расходы, сколько он пожелает, пока не получит деньги. Его пришлось уговаривать, пока он не взял пять шиллингов, сказав, что в любое время он может получить нужную сумму, стоит ему только отправиться в Сити; но так как он встретил меня, то отложит это до завтра, когда я пойду вместе с ним, и он научит меня, как поступить, не завися рабски от этого плута Кринджера, а тем более от этого вшивого портного, к которому, как он слышал, Кринджер меня направил.
- Как?! - воскликнул я. - Мистер Стэйтэп - портной?
- Именно так, - ответил он, - и, уверяю вас, он может быть более полезен, чем член парламента. Если только вы сможете развлечь его разговорами о политике и каламбурами, вы получите в кредит столько богатых костюмов, сколько пожелаете.
Я сказал ему, что понятия не имел ни о том, ни о другом и столь раздражен обхождением Кринджера, что моей ноги больше не будет в его доме. Побеседовав еще, мы расстались с новым знакомым, условившись встретиться на следующий день в той же пивной, чтобы отправиться в Сити.
Я пошел незамедлительно домой и рассказал Стрэпу все, что произошло. По он отнюдь не похвалил меня за то, что я поторопился ссудить деньги незнакомцу, поскольку мы уже были не раз обмануты внешним видом и обхождением.
- Впрочем, - сказал он, - если ты убежден, что он шотландец, я думаю, опасность тебе не угрожает.
ГЛАВА XVI
Мой новый знакомый не приходит на свидание. - Я отправляюсь один в военно-морское ведомство - Обращаюсь там к какому-то человеку, который помогает мне советом. - Пишу заявление, - Мне дают письменное предписание для Палаты хирургов - Узнаю об имени щеголя и его нраве. - Нахожу его. - Он делает меня конфидентом своей любви - Просит заложить для него мои рубашки.Я получаю назад данные мною взаймы деньги - Несколько забавных наблюдений Стрэпа по этому поводу - Его тщеславие.
Поутру я встал и отправился на место свидания, где прождал понапрасну два часа, и так рассердился на моего вчерашнего незнакомца за нарушение уговора, что пошел один в Сити в надежде найти негодяя и отомстить ему за обман. И вот я очутился перед домом военно-морского ведомства, вошел туда и увидел толпы бродящих молодых людей, многие из которых имели внешний вид нелучше, чем мой. Я присмотрелся к физиономии каждого и в конце концов выбрал одного, чье лицо мне понравилось; я спросил его, не может ли он показать мне, как пишется заявление с просьбой о предписании произвести испытание. Он ответил мне на чистом шотландском языке, что может показать копию заявления, написанного им для себя по указанию кого-то, кому известна была форма такого заявления; он достал его из кармана и дал мне, сказав, что, если я не стану мешкать, я смогу подать его до обеда, так как здесь не работают во второй половине дня. Затем он пошел со мной в кофейню, находящуюся поблизости, где я написал заявление и немедленно вручил его посыльному, сказавшему мне, что я могу ожидать предписания завтра в это же время.
Проделав эту работу, я немного успокоился, и, поскольку этот незнакомец оказал мне любезность, я захотел узнать его поближе, твердо решив не дать себя обмануть, как обманул меня щеголь. Он согласился пойти со мной в погребок, где я обычно обедал, и по дороге туда указал мне на здание биржи, где я отчасти надеялся найти мистера Джексона (так звали того, кто нарушил уговор); там я тщетно искал его и по пути на другой конец города рассказал своему спутнику о его проделке со мной. В ответ на это мой спутник сообщил, что ему известно имя "щеголя Джексона" (так его прозывали в военно-морском ведомстве), хотя лично он не знаком с ним, что нрав у него беззаботный и добродушный, что он без разбора занимает деньги у каждого, кто может дать взаймы, и многие знающие его полагают, будто он в глубине души добрый малый, но сумасбродство его чересчур велико, чтобы он когда-нибудь мог обнаружить честность своих намерений. Это сообщение заставило меня обеспокоиться насчет моих пяти шиллингов, которые я все же не отчаивался получить назад, ежели мне удастся разыскать должника.
Молодой человек добавил еще некоторые подробности о положении сквайра Джексона, который, не имея возможности экипировать себя для морской службы при получении последнего назначения, был рекомендован некоему человеку, давшему ему взаймы небольшую сумму денег после того, как тот подписал обязательство, по которому уступал ему свое жалованье, когда оно будет следовать, а в случае смерти назначал его наследником своего имущества. С той поры Джексон находится на попечении и под наблюдением этого джентльмена, выдающего ему время от времени небольшие суммы под обеспечение, с начислением пятидесяти процентов в год. Но в настоящее время его кредит стоит очень низко, так как его капитала едва-едва хватит, чтобы вернуть полученные им деньги, включая эти умеренные проценты.
Поведав мне историю Джексона, мой новый знакомец (его звали Томсон) сообщил, что он прошел испытания на третьего помощника третьего ранга уже четыре месяца назад и все это время постоянно толчется в военно-морском ведомстве в надежде получить назначение, так как с самого начала его заверили член парламента, шотландец, и один из комиссаров, коему тот его рекомендовал, что первая вакансия будет предоставлена ему; невзирая на эти посулы, он с горестью наблюдал каждую неделю шестерых или семерых назначаемых на тот же пост, а теперь, совсем обнищав, он надеется только на обещание недавно приехавшего друга дать ему взаймы небольшую сумму денег для подношения секретарю, без чего, он убежден, ему придется тщетно ждать тысячу лет.
Мне очень понравился этот молодой человек, полагаю потому, что у нас была схожая судьба. Мы провели вместе целый день, и, так как он жил в Уэппинге *, я предложил ему разделить со мной мою постель. Утром мы вернулись в военно-морское ведомство, где меня вызвали в присутствие, расспросили о происхождении и образовании и распорядились о приказе, который я получил, уплатив полкроны клерку, и передал в руки клерку в Палате хирургов вместе с шиллингом за труды по регистрации моего имени. К этому времени все мое состояние уменьшилось до двух шиллингов, и у меня не было ни малейших видов на помощь даже для поддержания моего существования, не говоря уже о возможности уплатить за испытание в Палате хирургов, которое должно было произойти через две недели. В полном замешательстве я посоветовался со Стрэпом, уверившим меня, что он скорей заложит все, что у него есть, включая бритвы, прежде чем я буду нуждаться. Но такой выход я решительно отверг, заявив ему, что готов тысячу раз завербоваться в солдаты, о чем я уже подумывал, но не быть ему дальше в тягость. При слове "солдаты" он побледнел, как смерть, и, упав на колени, умолял меня не помышлять о таком плане.
- Господи, сохрани нам разум! - вскричал он. - Вам превратиться в солдата! Может быть, вас пошлют против испанцев и там подстрелят, как вальдшнепа! Только бы господь не допустил, чтобы в мою шкуру попал свинец, только бы он дал мне умереть в постели, как доброму христианину и как умирали мои предки! Что стоят в этой жизни богатства и почести, если ничто тебя не радует? В будущей жизни нет важных особ. Лучше быть бедным цирюльником с чистой совестью, лучше иметь срок для покаяния в грехах на смертном ложе, чем погибнуть от мушкетной пули (господи помилуй!) в цветущем возрасте, гонясь за богатством и славой. Что толку в богатстве, мой добрый друг? Разве оно не может улететь на крыльях, как сказал мудрец? И разве не говорит Гораций - "Non domus et fundus, non aerris acervus et auri, aegroto domini deduxit corpore febres, non animo curas"? {Ни дом, ни земля, ни груды меди и золота Прочь лихорадку отвесть от больного Владельца не могут.} Я мог бы привести еще немало изречений в осуждение богатства из библии и других славных книг, но, я знаю, вы не очень это любите, и могу только уверить вас, что, если вы пойдете в солдаты, я сделаю то же самое. А когда нас обоих убьют, вы будете держать ответ не только за свою кровь, но и за мою, а может быть, и за жизнь тех, кого мы убьем в битве! А потому, прошу вас, подумайте: будете вы довольствоваться малым и мирно делить со мной плоды моей работы, пока провидение не пошлет нам удачи, или в отчаянии отдадите наши душу и тело на вечную погибель, от чего да упасет нас господь в своей неизреченной милости!
Я не мог удержаться от улыбки, слушая эту речь, которую он произносил с величайшей серьезностью и со слезами на глазах, и обещал ничего не делать без его согласия. Он был очень утешен таким заявлением, сказал, что через несколько дней получит за неделю жалованье, которое будет к моим услугам, но посоветовал разыскать Джексона и вернуть, если возможно, данные ему взаймы деньги.
В течение нескольких дней я бродил для этой цели из одного конца города в другой, но ничего не мог узнать достоверного о Джексоне. И вот в один прекрасный день, будучи очень голоден и привлеченный запахом из погребка, раздражающим мои ноздри, я спустился вниз с намерением усладить свой аппетит говядиной на два пенса, как вдруг, к немалому моему изумлению, я обнаружил мистера Джексона, обедающего вместе с лакеем. Едва завидев меня, он вскочил и, пожав мне руку, сказал, что рад встретиться со мной, так как намеревался посетить меня сегодня под вечер. Я был так доволен этой встречей и извинениями касательно несостоявшегося свидания, что забыл свой гнев и уселся за обед в радостной надежде не только вернуть мои собственные деньги, прежде чем мы расстанемся, но и пожать плоды его обещания ссудить меня деньгами для предстоящего испытания; сию надежду внушила мне моя сангвиническая натура, хотя рассказ о нем Томсона должен был умерить мои ожидания.
Когда мы попировали, он распрощался с лакеем и отправился со мной в ближайшую пивную, где, снова пожав мне руку, повел такую речь:
- Верно, вы считаете меня негодяем, мистер Рэндом, и, должен признаться, все говорит против меня. Но, мне кажется, вы простите меня, если я вам скажу, что я не пришел на свидание, так как получил настоятельное приглашение от некоей леди, на которой (о, это большой секрет!) я собираюсь очень скоро жениться. Может быть, это покажется странным, но это в самом деле так - пять тысяч фунтов приданого да еще наследство в будущем, уверяю вас. Что до меня, то чорт меня побери, если я знаю, почему эта женщина хочет со мной сочетаться браком, - прихоть, сами понимаете, а кто враг своей фортуне? Вы видели - со мной обедал лакей, честнейший малый из всех, которые когда-либо носили ливрею. Ну вот, вы должны знать - через него я был ей представлен, раньше он познакомил меня с ее горничной, она его любовница... О, немало крон он и его подружка получили от меня! Но что за беда, теперь цель достигнута. Я - отойдем-ка в сторонку - я сделал ей предложение, и уже назначен день свадьбы. Очаровательное создание, пишет, как ангел! О господи! Она может прочесть наизусть все английские трагедии не хуже, чем актер в Драри-Лейн *. И прямо без ума от театра. Вы знаете, чтобы быть поближе к театру, она поселилась неподалеку от него! Но вы сами увидите, сами увидите - вот последнее письмецо от нее.
И он протянул мне записку; в ней я прочел, если память мне не изменяет, следующее:
"Дарагое сазданье,
Так как вы преятная цель моих мечтаний ваш образ вечно плавает в моей фонтазии, кагда Марфей насылает свои цветы мака глазам спясчих смертных и когда Феб сияет со своего слепящего трона. Поэтому я могу настигнуть что старое дряхлое Время потиряло свои жала, а Капидон свои стрелы, пока ты наслаждаешса в жаждусчих обятиях твоей верной
Кларинды
Вайнегер Ярд, Друри Лен, Январь 12".
Пока я читал, он был словно в экстазе, потирал руки, заливался смехом и, наконец, схватив мою руку и сжав ее, вскричал:
- Вот это стиль! Как вам нравится это любовное послание?
Я ответил:
- Это, должно быть, что-то очень возвышенное, потому что совершенно превосходит мое понимание.
- О! - сказал он. - Оно и нежное и возвышенное. Что за божественное создание! И от меня без ума. Позвольте-ка, что я сделаю с деньгами, когда они попадут ко мне? Прежде всего, конечно, я позабочусь о вас - я не люблю тратить лишних слов, не возражайте, это решено... Теперь посоветуйте; купить ли мне какую-нибудь должность, чтобы занять более высокое положение, или вложить деньги жены в землю и сразу удалиться в поместье?
Не колеблясь, я высказал свое мнение, что он ничего не придумает лучше покупки поместья, которое он может расширять и улучшать, в особенности раз он столько уже повидал на свете? Затем я пустился расхваливать сельскую жизнь, как она описана у поэтов, чьи произведения я читал. Кажется, ему понравился мой совет, но он сказал мне, что, хотя в самом деле ему удалось повидать немало на белом свете, - и на суше и на море - проплавав по Каналу * целых три месяца, но он не удовлетворится, пока не посетит Францию, что он думает сделать, взяв с собой и жену, до той поры, пока не водворится где-нибудь окончательно. У меня не было возражений против такого плана, и я спросил его, когда он надеется вкусить блаженство.
- Что до этого, - отвечал он, - то ничто не препятствует моему счастью кроме полного отсутствия наличных денег. Вы должны знать, что мой друг в Сити уехал недели на две из города и, к сожалению, я не успел получить деньги на Брод-стрит, так как меня задержала милая очаровательница. Но на будущей неделе будет дан сигнал к возвращению корабля в Четем, куда посланы судовые книги, и я поручил там приятелю получить деньги.
- Если все это так, то отсрочка свадьбы на несколько дней не принесет никакой беды, - сказал я.
- Так-то оно так, но вы не знаете, сколько у меня соперников, и они воспользуются всеми преимуществами передо мной, - возразил он, - ни за что в мире я не хотел бы оставить ее страсть неутоленной... Малейшая, по видимости, холодность и безразличие могут все погубить. Такой удобный случай встретишь не каждый день.
Я согласился с этим замечанием и спросил, как он намерен поступить. В ответ на это он потер подбородок и сказал:
- Придется взять взаймы у кого-нибудь из приятелей. Вы не знаете, кто смог бы ссудить мне небольшую сумму на один-два дня?
Я заявил, что не знаю решительно никого в Лондоне и не смог бы ни у кого взять взаймы гинею даже в том случае, если бы от этого зависела моя жизнь.
- Ни у кого! - повторил он -Плохо плохо,.. Эх, если бы мог я что-нибудь заложить' Но послушайте! Клянусь богом, у вас замечательные рубашки (он пощупал рукав моей рубашки), сколько у вас таких?
Я ответил.
- Шесть гофрированных и шесть простых
Он выразил сильнейшее удивление и поклялся, что ни один джентльмен не должен иметь больше четырех.
- Сколько же, вы думаете, у меня? - продолжат он - Вот та, что на мне, и еще одна, клянусь спасением моей души. Кажется, мы извлечем добрую сумму из ваших избытков Погодите, погодите. Кажется, такая рубашка стоит шестнадцать шиллингов по умеренной цене. Предположим, мы закладываем их за полцены, восемью восемь - шестьдесят четыре. Да это три фунта четыре шиллинга! Здорово! Надо действовать. Вашу руку!
- Полегче, полегче, мистер Джексон! - сказал я. - Не распоряжайтесь моими рубашками без моего согласия. Сначала отдайте мне крону, которую мне должны, а потом поговорим о другом...
Он заявил, что у него в кармане не больше шиллинга, но он уплатит мне из первых же денег, полученных за рубашки. Эта самоуверенность столь разозлила меня, что я поклялся не отпускать его, пока не получу одолженную ему сумму, а что до рубашек, то я не заложу и одной из них даже ради избавления его от галер. При этих словах он громко расхохотался и затем недовольным тоном сказал, что я поступаю чертовски плохо, отказывая ему в малости, которая безусловно дала бы возможность разбогатеть не только ему, но и мне.
- Вы толкуете о том, чтобы заложить мои рубашки, - сказал я, - а почему бы вам не продать этот тесак, мистер Джексон? Мне кажется, за него можно выручить кругленькую сумму.
- Нет! К дьяволу! Я не могу появиться в пристойном виде без тесака, а не то, ей-богу, я бы это сделал.
Однако, видя мою непреклонность касательно рубашек, он все же отстегнул тесак и, показав мне на нем знак - три синих шара - попросил меня отнести его и заложить за две гинеи. От сего поручения я отказался бы, если бы мне представлялся другой способ вернуть мои деньги; но, не желая из ложного самолюбия терять единственную возможность, которая мне представилась, я рискнул отправиться в лавку ростовщика, где попросил под заклад на имя Томаса Вильямса две гинеи.
Я был столь растроган благородными чувствами бедняги, что не удержался и тоже заплакал: так мы вместе плакали в течение некоторого времени. Заглянув в кошелек, я нашел там две полугинеи и полукрону, которые вернул ему, присовокупив, что он знает лучше меня, как ими распорядиться. Но он наотрез отказался принять деньги, заявив, что куда более правильно и разумно, чтобы он зависел от меня, - ибо я джентльмен, - чем ему надзирать за мною.
Когда этот дружеский спор закончился, мы, немного успокоившись, сообщили хозяину о том, что случилось, но скрыли от него крайнюю нужду, в которой очутились. Услышав от нас всю историю, он стал убеждать нас, что мы были жестоко обмануты двумя шулерами-сообщниками и что любезный, честный доброжелатель, который отнесся к нам столь учтиво, не кто иной, как негодяй, находкой денег завлекающий приезжих в свой притон где всегда находятся один-два его сотоварища, чтобы помочь ему обобрать жертву, им отысканную. Тут добряк поведал нам немало историй о людях соблазненных, обманутых, обворованных, избитых, более того - убитых подобными злодеями. Я был потрясен лукавством и греховностью рода человеческого, а Стрэп, воздвигнув руки и возведя глаза к небесам, стал молить господа об избавлении от таких беззаконий, ибо поистине дьявол воздвиг свой трон в Лондоне.
Наш хозяин полюбопытствовал, какой прием ждал нас у мистера Кринджера, и мы сообщили ему подробности; в ответ на это он покачал головой и сказал, что мы пошли неправильным путем, что с членом парламента нельзя иметь дело, ежели не дать взятки, и что слуга обычно заражен болезнью своего господина и ждет вознаграждения за свои труды, равно как и персоны высокопоставленные. Он посоветовал мне дать лакею шиллинг в следующий раз, когда я попытаюсь добиться приема у моего патрона, а не то вряд ли я найду способ вручить мое письмо.
И вот на следующее утро, как только открылась дверь, я всунул шиллинг в руку лакея и сказал, что у меня есть письмо к его господину. Добрые последствия моей щедрости сказались немедленно, так как парень впустил меня и, взяв письмо у меня из рук, предложил мне ждать ответа в коридоре. Здесь я простоял три четверти часа и за это время увидел много молодых людей, коих я знал раньше в Шотландии, снующих с видом завсегдатаев в приемную и обратно, тогда как я стоял, дрожа от холода, и поворачивался к ним спиной, чтобы онине могли заметить унизительного моего положения. Наконец мистер Кринджер вышел к двери повидать молодого джентльмена, оказавшегося не кем иным, как сквайром Гауки, одетым весьма нарядно. Прощаясь, мистер Кринджер пожал ему руку и сказал, что будет рад отобедать вместе с ним; затем он повернулся ко мне и спросил, что мне угодно. Когда он узнал, что я тот самый посетитель, который доставил письмо от мистера Крэба, он сделал вид, будто вспоминает мое имя, но это ему не удается, пока он снова не взглянет на письмо; чтобы вывести его из затруднения, я сказал, что зовут меня Рэндом. В ответ на это он повторил: "Ах! Рэндом, Рэндом, Рэндом... Мне кажется, я вспоминаю это имя", - и он в самом деле мог прекрасно его припомнить, так как сия особа мистер Кринджер - частенько сопутствовала моему деду в должности лакея.
- Так... Вы хотели бы поступить на военный корабль помощником лекаря? спросил он.
Я ответил низким поклоном,
- Боюсь, это дело нелегкое - получить назначение, - продолжал он. - В военно-морском ведомстве целая стая шотландских лекарей ожидает вакансии, и комиссары, опасаясь, как бы их не разорвали на куски, прибегают к военной охране. Во всяком случае, скоро будут снаряжены несколько кораблей, и там мы посмотрим, что можно сделать.
С этими словами он покинул меня, чрезвычайно унизив, - столь отличен был прием, оказанный мистеру Гауки, от встречи, которую устроил мне этот выскочка, зазнавшийся и презренный член парламента, каковой, воображал я, будет рад случаю отблагодарить мою семью за все, чем он обязан ей.
Возвратившись домой, я узнал приятную весть, что Стрэп, по рекомендации учителя, своего приятеля, поступил на службу по соседству к мастеру париков за пять шиллингов в неделю, стол и квартиру. В течение двух недель я продолжал топтаться на утреннем приеме мистера Кринджера, где познакомился с молодым человеком, моим соотечественником, находящимся в таком же положении, что и я, и уповающим на мистера Кринджера; но и слуга и господин принимали его с большим уважением, чем меня, и частенько допускали в приемную, где находился камин для удобства тех, кто принадлежал к числу более почтенных посетителей. Туда меня никогда не приглашали из-за моего внешнего вида, который совсем не был светским; я вынужден был стоять и согревать дыханием свои пальцы в холодном коридоре и пользоваться случаем, чтобы поговорить с мистером Кринджером, когда, тот шел к двери.
В один прекрасный день, когда я воспользовался этой возможностью, ввели некую персону, увидев которую, мистер Кринджер тотчас же ринулся к ней, приветствовал ее низким поклоном до самой земли и, пожав руку с великой сердечностью и радушием, назвал добрым другом и осведомился крайне любезно о здоровье миссис Стэйтэп и юных леди; затем, пошептавшись несколько минут, причем я расслышал неоднократно слово его честь, повторяемое с великой выразительностью, мистер Кринджер представил меня сему джентльмену как человеку, на совет и помощь коего я могу положиться, и, сообщив о его местожительстве, проводил меня до двери, где сказал, что я могу не утруждать себя больше посещениями, ибо мистер Стэйтэп сделает для меня все. В этот момент мой сотоварищ, уповающий, как и я, выходя вслед за мной, прислушался к речам мистера Кринджера и, догнав меня на улице, приветствовал весьма учтиво. Такое обращение я почел немалой честью, если принять во внимание его облик, ибо на нем был надет синий кафтан с золотыми пуговицами, зеленый шелковый камзол с золотой отделкой, черные бархатные штаны, белые шелковые чулки, туфли с серебряными пряжками, обшитая золотым галуном шляпа и спенсеровский парик; эфес его короткой шпаги был серебряный, а в руках он держал прекрасную трость.
- Мне кажется, вы недавно приехали из Шотландии, - сказал он. - Могу я спросить, какое вы имеете дело к мистеру Кринджеру? Полагаю, это не тайна, а мой совет, возможно, вам пригодится, так как я был вторым помощником лекаря на семидесятипушечном корабле и потому хорошо знаю свет.
Я, не колеблясь, описал мое положение, и он, выслушав меня, покачал головой и сказал, что был в таком положении около года назад и что твердо верил в обещания мистера Кринджера, пока его наличные деньги (весьма значительные), так же как и кредит, были начисто исчерпаны, а когда он написал своим родственникам, прося поддержки, то вместо денег получил упреки и прозвища: "лентяй,", "распутник"; что, прождав тщетно назначения военно-морского ведомства много месяцев, он поневоле отнес в заклад кое-что из одежды, получил небольшую сумму денег и дал взятку секретарю, который скоро раздобыл ему назначение, хотя говорил в тот же самый день, что вакансий нет; засим он отправился на борт судна, где пробыл девять месяцев, по истечении которых корабль закончил плаванье, а с командой на следующий же день расплатились на Брод-стрит, и его родственники, примирившись с ним, обязали его регулярно свидетельствовать почтение мистеру Кринджеру, который им написал, что только его - мистера Кринджера - хлопотам он обязан своим назначением; подчиняясь этому распоряжению, он является, как я видел, на прием к мистеру Кринджеру каждое утро, хотя и считает его жалким негодяем. В заключение он спросил, являлся ли я в Палату хирургов; я ответил, что мне неизвестно, было ли это необходимо,
- Необходимо! - воскликнул он. - О боже! Вижу, что должен научить вас. Идем, и я расскажу вам об этом.
С этими словами он потащил меня в пивную, где потребовал пива и хлеба с сыром, чем мы и позавтракали. Пока мы там сидели, он сказал мне, что прежде всего я должен отправиться в военно-морское ведомство и написать прошение о том, чтобы оно распорядилось послать меня в Палату хирургов для испытания моих способностей в хирургии; хирурги, испытав меня, выдадут мне отзыв за печатью в форме письма к комиссарам, и этот отзыв я вручу секретарю ведомства, который должен вскрыть его в моем присутствии и прочитать. Засим мне надлежит принять все меры для благополучного исхода моего дела. Расходы по испытанию на второго помощника третьего ранга достигали тринадцати шиллингов, исключая приказ, стоивший ему полгинеи и полкроны, да подношение секретарю равнялось трем фунтам двенадцати шиллингам.
Этот подсчет был для меня громовым ударом, ибо все мое состояние не превышало двенадцати шиллингов. Поблагодарив за сообщение, я познакомил его также и с этой моей бедой. Он посочувствовал мне и предложил сохранять бодрое расположение духа, так как он возымел ко мне дружеские чувства и хочет уладить дело. В настоящее время он поиздержался, но в ближайшие же дни обязательно получит значительную сумму денег и даст взаймы столько, что я смогу удовлетворить срочные нужды. Это искреннее заверение так понравилось мне, что я вытащил кошелек и опорожнил его перед ним, прося взять на карманные расходы, сколько он пожелает, пока не получит деньги. Его пришлось уговаривать, пока он не взял пять шиллингов, сказав, что в любое время он может получить нужную сумму, стоит ему только отправиться в Сити; но так как он встретил меня, то отложит это до завтра, когда я пойду вместе с ним, и он научит меня, как поступить, не завися рабски от этого плута Кринджера, а тем более от этого вшивого портного, к которому, как он слышал, Кринджер меня направил.
- Как?! - воскликнул я. - Мистер Стэйтэп - портной?
- Именно так, - ответил он, - и, уверяю вас, он может быть более полезен, чем член парламента. Если только вы сможете развлечь его разговорами о политике и каламбурами, вы получите в кредит столько богатых костюмов, сколько пожелаете.
Я сказал ему, что понятия не имел ни о том, ни о другом и столь раздражен обхождением Кринджера, что моей ноги больше не будет в его доме. Побеседовав еще, мы расстались с новым знакомым, условившись встретиться на следующий день в той же пивной, чтобы отправиться в Сити.
Я пошел незамедлительно домой и рассказал Стрэпу все, что произошло. По он отнюдь не похвалил меня за то, что я поторопился ссудить деньги незнакомцу, поскольку мы уже были не раз обмануты внешним видом и обхождением.
- Впрочем, - сказал он, - если ты убежден, что он шотландец, я думаю, опасность тебе не угрожает.
ГЛАВА XVI
Мой новый знакомый не приходит на свидание. - Я отправляюсь один в военно-морское ведомство - Обращаюсь там к какому-то человеку, который помогает мне советом. - Пишу заявление, - Мне дают письменное предписание для Палаты хирургов - Узнаю об имени щеголя и его нраве. - Нахожу его. - Он делает меня конфидентом своей любви - Просит заложить для него мои рубашки.Я получаю назад данные мною взаймы деньги - Несколько забавных наблюдений Стрэпа по этому поводу - Его тщеславие.
Поутру я встал и отправился на место свидания, где прождал понапрасну два часа, и так рассердился на моего вчерашнего незнакомца за нарушение уговора, что пошел один в Сити в надежде найти негодяя и отомстить ему за обман. И вот я очутился перед домом военно-морского ведомства, вошел туда и увидел толпы бродящих молодых людей, многие из которых имели внешний вид нелучше, чем мой. Я присмотрелся к физиономии каждого и в конце концов выбрал одного, чье лицо мне понравилось; я спросил его, не может ли он показать мне, как пишется заявление с просьбой о предписании произвести испытание. Он ответил мне на чистом шотландском языке, что может показать копию заявления, написанного им для себя по указанию кого-то, кому известна была форма такого заявления; он достал его из кармана и дал мне, сказав, что, если я не стану мешкать, я смогу подать его до обеда, так как здесь не работают во второй половине дня. Затем он пошел со мной в кофейню, находящуюся поблизости, где я написал заявление и немедленно вручил его посыльному, сказавшему мне, что я могу ожидать предписания завтра в это же время.
Проделав эту работу, я немного успокоился, и, поскольку этот незнакомец оказал мне любезность, я захотел узнать его поближе, твердо решив не дать себя обмануть, как обманул меня щеголь. Он согласился пойти со мной в погребок, где я обычно обедал, и по дороге туда указал мне на здание биржи, где я отчасти надеялся найти мистера Джексона (так звали того, кто нарушил уговор); там я тщетно искал его и по пути на другой конец города рассказал своему спутнику о его проделке со мной. В ответ на это мой спутник сообщил, что ему известно имя "щеголя Джексона" (так его прозывали в военно-морском ведомстве), хотя лично он не знаком с ним, что нрав у него беззаботный и добродушный, что он без разбора занимает деньги у каждого, кто может дать взаймы, и многие знающие его полагают, будто он в глубине души добрый малый, но сумасбродство его чересчур велико, чтобы он когда-нибудь мог обнаружить честность своих намерений. Это сообщение заставило меня обеспокоиться насчет моих пяти шиллингов, которые я все же не отчаивался получить назад, ежели мне удастся разыскать должника.
Молодой человек добавил еще некоторые подробности о положении сквайра Джексона, который, не имея возможности экипировать себя для морской службы при получении последнего назначения, был рекомендован некоему человеку, давшему ему взаймы небольшую сумму денег после того, как тот подписал обязательство, по которому уступал ему свое жалованье, когда оно будет следовать, а в случае смерти назначал его наследником своего имущества. С той поры Джексон находится на попечении и под наблюдением этого джентльмена, выдающего ему время от времени небольшие суммы под обеспечение, с начислением пятидесяти процентов в год. Но в настоящее время его кредит стоит очень низко, так как его капитала едва-едва хватит, чтобы вернуть полученные им деньги, включая эти умеренные проценты.
Поведав мне историю Джексона, мой новый знакомец (его звали Томсон) сообщил, что он прошел испытания на третьего помощника третьего ранга уже четыре месяца назад и все это время постоянно толчется в военно-морском ведомстве в надежде получить назначение, так как с самого начала его заверили член парламента, шотландец, и один из комиссаров, коему тот его рекомендовал, что первая вакансия будет предоставлена ему; невзирая на эти посулы, он с горестью наблюдал каждую неделю шестерых или семерых назначаемых на тот же пост, а теперь, совсем обнищав, он надеется только на обещание недавно приехавшего друга дать ему взаймы небольшую сумму денег для подношения секретарю, без чего, он убежден, ему придется тщетно ждать тысячу лет.
Мне очень понравился этот молодой человек, полагаю потому, что у нас была схожая судьба. Мы провели вместе целый день, и, так как он жил в Уэппинге *, я предложил ему разделить со мной мою постель. Утром мы вернулись в военно-морское ведомство, где меня вызвали в присутствие, расспросили о происхождении и образовании и распорядились о приказе, который я получил, уплатив полкроны клерку, и передал в руки клерку в Палате хирургов вместе с шиллингом за труды по регистрации моего имени. К этому времени все мое состояние уменьшилось до двух шиллингов, и у меня не было ни малейших видов на помощь даже для поддержания моего существования, не говоря уже о возможности уплатить за испытание в Палате хирургов, которое должно было произойти через две недели. В полном замешательстве я посоветовался со Стрэпом, уверившим меня, что он скорей заложит все, что у него есть, включая бритвы, прежде чем я буду нуждаться. Но такой выход я решительно отверг, заявив ему, что готов тысячу раз завербоваться в солдаты, о чем я уже подумывал, но не быть ему дальше в тягость. При слове "солдаты" он побледнел, как смерть, и, упав на колени, умолял меня не помышлять о таком плане.
- Господи, сохрани нам разум! - вскричал он. - Вам превратиться в солдата! Может быть, вас пошлют против испанцев и там подстрелят, как вальдшнепа! Только бы господь не допустил, чтобы в мою шкуру попал свинец, только бы он дал мне умереть в постели, как доброму христианину и как умирали мои предки! Что стоят в этой жизни богатства и почести, если ничто тебя не радует? В будущей жизни нет важных особ. Лучше быть бедным цирюльником с чистой совестью, лучше иметь срок для покаяния в грехах на смертном ложе, чем погибнуть от мушкетной пули (господи помилуй!) в цветущем возрасте, гонясь за богатством и славой. Что толку в богатстве, мой добрый друг? Разве оно не может улететь на крыльях, как сказал мудрец? И разве не говорит Гораций - "Non domus et fundus, non aerris acervus et auri, aegroto domini deduxit corpore febres, non animo curas"? {Ни дом, ни земля, ни груды меди и золота Прочь лихорадку отвесть от больного Владельца не могут.} Я мог бы привести еще немало изречений в осуждение богатства из библии и других славных книг, но, я знаю, вы не очень это любите, и могу только уверить вас, что, если вы пойдете в солдаты, я сделаю то же самое. А когда нас обоих убьют, вы будете держать ответ не только за свою кровь, но и за мою, а может быть, и за жизнь тех, кого мы убьем в битве! А потому, прошу вас, подумайте: будете вы довольствоваться малым и мирно делить со мной плоды моей работы, пока провидение не пошлет нам удачи, или в отчаянии отдадите наши душу и тело на вечную погибель, от чего да упасет нас господь в своей неизреченной милости!
Я не мог удержаться от улыбки, слушая эту речь, которую он произносил с величайшей серьезностью и со слезами на глазах, и обещал ничего не делать без его согласия. Он был очень утешен таким заявлением, сказал, что через несколько дней получит за неделю жалованье, которое будет к моим услугам, но посоветовал разыскать Джексона и вернуть, если возможно, данные ему взаймы деньги.
В течение нескольких дней я бродил для этой цели из одного конца города в другой, но ничего не мог узнать достоверного о Джексоне. И вот в один прекрасный день, будучи очень голоден и привлеченный запахом из погребка, раздражающим мои ноздри, я спустился вниз с намерением усладить свой аппетит говядиной на два пенса, как вдруг, к немалому моему изумлению, я обнаружил мистера Джексона, обедающего вместе с лакеем. Едва завидев меня, он вскочил и, пожав мне руку, сказал, что рад встретиться со мной, так как намеревался посетить меня сегодня под вечер. Я был так доволен этой встречей и извинениями касательно несостоявшегося свидания, что забыл свой гнев и уселся за обед в радостной надежде не только вернуть мои собственные деньги, прежде чем мы расстанемся, но и пожать плоды его обещания ссудить меня деньгами для предстоящего испытания; сию надежду внушила мне моя сангвиническая натура, хотя рассказ о нем Томсона должен был умерить мои ожидания.
Когда мы попировали, он распрощался с лакеем и отправился со мной в ближайшую пивную, где, снова пожав мне руку, повел такую речь:
- Верно, вы считаете меня негодяем, мистер Рэндом, и, должен признаться, все говорит против меня. Но, мне кажется, вы простите меня, если я вам скажу, что я не пришел на свидание, так как получил настоятельное приглашение от некоей леди, на которой (о, это большой секрет!) я собираюсь очень скоро жениться. Может быть, это покажется странным, но это в самом деле так - пять тысяч фунтов приданого да еще наследство в будущем, уверяю вас. Что до меня, то чорт меня побери, если я знаю, почему эта женщина хочет со мной сочетаться браком, - прихоть, сами понимаете, а кто враг своей фортуне? Вы видели - со мной обедал лакей, честнейший малый из всех, которые когда-либо носили ливрею. Ну вот, вы должны знать - через него я был ей представлен, раньше он познакомил меня с ее горничной, она его любовница... О, немало крон он и его подружка получили от меня! Но что за беда, теперь цель достигнута. Я - отойдем-ка в сторонку - я сделал ей предложение, и уже назначен день свадьбы. Очаровательное создание, пишет, как ангел! О господи! Она может прочесть наизусть все английские трагедии не хуже, чем актер в Драри-Лейн *. И прямо без ума от театра. Вы знаете, чтобы быть поближе к театру, она поселилась неподалеку от него! Но вы сами увидите, сами увидите - вот последнее письмецо от нее.
И он протянул мне записку; в ней я прочел, если память мне не изменяет, следующее:
"Дарагое сазданье,
Так как вы преятная цель моих мечтаний ваш образ вечно плавает в моей фонтазии, кагда Марфей насылает свои цветы мака глазам спясчих смертных и когда Феб сияет со своего слепящего трона. Поэтому я могу настигнуть что старое дряхлое Время потиряло свои жала, а Капидон свои стрелы, пока ты наслаждаешса в жаждусчих обятиях твоей верной
Кларинды
Вайнегер Ярд, Друри Лен, Январь 12".
Пока я читал, он был словно в экстазе, потирал руки, заливался смехом и, наконец, схватив мою руку и сжав ее, вскричал:
- Вот это стиль! Как вам нравится это любовное послание?
Я ответил:
- Это, должно быть, что-то очень возвышенное, потому что совершенно превосходит мое понимание.
- О! - сказал он. - Оно и нежное и возвышенное. Что за божественное создание! И от меня без ума. Позвольте-ка, что я сделаю с деньгами, когда они попадут ко мне? Прежде всего, конечно, я позабочусь о вас - я не люблю тратить лишних слов, не возражайте, это решено... Теперь посоветуйте; купить ли мне какую-нибудь должность, чтобы занять более высокое положение, или вложить деньги жены в землю и сразу удалиться в поместье?
Не колеблясь, я высказал свое мнение, что он ничего не придумает лучше покупки поместья, которое он может расширять и улучшать, в особенности раз он столько уже повидал на свете? Затем я пустился расхваливать сельскую жизнь, как она описана у поэтов, чьи произведения я читал. Кажется, ему понравился мой совет, но он сказал мне, что, хотя в самом деле ему удалось повидать немало на белом свете, - и на суше и на море - проплавав по Каналу * целых три месяца, но он не удовлетворится, пока не посетит Францию, что он думает сделать, взяв с собой и жену, до той поры, пока не водворится где-нибудь окончательно. У меня не было возражений против такого плана, и я спросил его, когда он надеется вкусить блаженство.
- Что до этого, - отвечал он, - то ничто не препятствует моему счастью кроме полного отсутствия наличных денег. Вы должны знать, что мой друг в Сити уехал недели на две из города и, к сожалению, я не успел получить деньги на Брод-стрит, так как меня задержала милая очаровательница. Но на будущей неделе будет дан сигнал к возвращению корабля в Четем, куда посланы судовые книги, и я поручил там приятелю получить деньги.
- Если все это так, то отсрочка свадьбы на несколько дней не принесет никакой беды, - сказал я.
- Так-то оно так, но вы не знаете, сколько у меня соперников, и они воспользуются всеми преимуществами передо мной, - возразил он, - ни за что в мире я не хотел бы оставить ее страсть неутоленной... Малейшая, по видимости, холодность и безразличие могут все погубить. Такой удобный случай встретишь не каждый день.
Я согласился с этим замечанием и спросил, как он намерен поступить. В ответ на это он потер подбородок и сказал:
- Придется взять взаймы у кого-нибудь из приятелей. Вы не знаете, кто смог бы ссудить мне небольшую сумму на один-два дня?
Я заявил, что не знаю решительно никого в Лондоне и не смог бы ни у кого взять взаймы гинею даже в том случае, если бы от этого зависела моя жизнь.
- Ни у кого! - повторил он -Плохо плохо,.. Эх, если бы мог я что-нибудь заложить' Но послушайте! Клянусь богом, у вас замечательные рубашки (он пощупал рукав моей рубашки), сколько у вас таких?
Я ответил.
- Шесть гофрированных и шесть простых
Он выразил сильнейшее удивление и поклялся, что ни один джентльмен не должен иметь больше четырех.
- Сколько же, вы думаете, у меня? - продолжат он - Вот та, что на мне, и еще одна, клянусь спасением моей души. Кажется, мы извлечем добрую сумму из ваших избытков Погодите, погодите. Кажется, такая рубашка стоит шестнадцать шиллингов по умеренной цене. Предположим, мы закладываем их за полцены, восемью восемь - шестьдесят четыре. Да это три фунта четыре шиллинга! Здорово! Надо действовать. Вашу руку!
- Полегче, полегче, мистер Джексон! - сказал я. - Не распоряжайтесь моими рубашками без моего согласия. Сначала отдайте мне крону, которую мне должны, а потом поговорим о другом...
Он заявил, что у него в кармане не больше шиллинга, но он уплатит мне из первых же денег, полученных за рубашки. Эта самоуверенность столь разозлила меня, что я поклялся не отпускать его, пока не получу одолженную ему сумму, а что до рубашек, то я не заложу и одной из них даже ради избавления его от галер. При этих словах он громко расхохотался и затем недовольным тоном сказал, что я поступаю чертовски плохо, отказывая ему в малости, которая безусловно дала бы возможность разбогатеть не только ему, но и мне.
- Вы толкуете о том, чтобы заложить мои рубашки, - сказал я, - а почему бы вам не продать этот тесак, мистер Джексон? Мне кажется, за него можно выручить кругленькую сумму.
- Нет! К дьяволу! Я не могу появиться в пристойном виде без тесака, а не то, ей-богу, я бы это сделал.
Однако, видя мою непреклонность касательно рубашек, он все же отстегнул тесак и, показав мне на нем знак - три синих шара - попросил меня отнести его и заложить за две гинеи. От сего поручения я отказался бы, если бы мне представлялся другой способ вернуть мои деньги; но, не желая из ложного самолюбия терять единственную возможность, которая мне представилась, я рискнул отправиться в лавку ростовщика, где попросил под заклад на имя Томаса Вильямса две гинеи.