Соболь Александр. Все цвета радуги (Оракул Вселенной - 3)

   Ошарашенные внезапным, словно из воздуха появлением его высочества, гвардейцы приняли "на караул".
   - Не понял... - грозно сдвинул брови Рангар. - Чего это вы тут околачиваетесь?
   - Приказ его превосходительства Герливадиса Флеата, ваше высочество, почтительно ответил гвардеец, пришедший в себя раньше напарника. - Сегодня ночью все посты усилены, а также введены новые... как вот этот.
   Рангар тут же вспомнил вчерашние зловещие события и разговор с Герливадисом в том числе. Значит, начальник тайной полиции, которому негласно подчинялась и дворцовая охрана, решил принять дополнительные меры предосторожности. Судя по всему, он прав, и во дворце в самом деле вызревает гнойник... странный, очень странный гнойник... и он вот-вот прорвет, и тогда многое выяснится, конечно, лишь бы поздно не было...
   - Ладно, - сказал он, - благодарю за службу, но днем дополнительный пост здесь не нужен. Идите. Герливадису доложите - это мой приказ.
   Гвардейцы отсалютовали и удалились. Рангар по полной программе прогнал упражнения боевой гимнастики, аккумулировавшей многовековой опыт Земли, и почувствовал прилив сил и уверенности в себе. Он уже собирался запрыгнуть обратно в окно спальни, как почувствовал - едва осязаемо - чье-то присутствие за спиной. Он напрягся, молниеносно разворачиваясь в боевой стойке... и тут же облегченно расхохотался.
   - Доброе утро, сын!
   Из-за куста выскользнул гибкий, как стальная пружинка, Олвар; он разочарованно хмурился.
   - Доброе утро... Ну что, что я делаю неверно, отец? Ты всегда меня засекаешь...
   - Ты все делаешь правильно, сын, - придав лицу серьезное выражение, произнес Рангар. - И обычный человек тебя бы ни за что не засек. Ну а я... Он развел руками. - Я тренируюсь больше зим, чем ты на свете живешь. Не огорчайся, придет и твое время.
   - Скорее бы, - вздохнул мальчик. - Так хочется сделать хоть что-то подобное тем подвигам, которые совершил ты!
   - Ты сделаешь больше, - уверенно сказал Рангар. - Дети всегда должны идти дальше родителей. И твои деяния будут гораздо значительнее, чем мое махание мечами.
   - Не надо так говорить о своих подвигах... - В голосе Олвара прозвучали недоумение и обида.
   - Присядь, сын. - Рангар опустился на траву и похлопал ладонью рядом. Подвиги, говоришь?! А сколько крови я пролил, причем не только вражеской, ты знаешь?! Вот если бы я сделал то, что сделал, не оборвав ничьей жизни, вот тогда это можно было бы назвать настоящим подвигом. А так... - Он махнул рукой.
   - Но я ведь знаю, что иначе тогда было невозможно! - тихо воскликнул Олвар.
   - Может, и невозможно. Но сейчас я хочу вложить тебе в голову мысль, до которой дошел кровью и потом: нет ничего более ценного, чем человеческая жизнь. И никто не имеет права отнять жизнь у человека... да и любого живого существа, обладающего душой и разумом. Разве что защищаясь... да и то...
   И вдруг в самой глубине его естества зародился страх, который он ни в коем случае не должен показать перед сыном: страх понимания того, что все его слова мало чего стоят, ибо он немедленно убьет любого, кто подымет руку на Олвара или Ладу... Да, так бы оно и было, несмотря на все разговоры о ценности любой человеческой жизни... он знал это... не ведал только Рангар, куда приведет его это знание в конце концов... и хорошо, что не ведал, ибо информация о таком грядущем, уготованном безжалостной судьбой и чьей-то непредставимо могучей волей, могла запросто лишить рассудка даже человека с таким сильным характером, как Рангар.
   Он поймал на себе испытывающий взгляд сына и едва не запаниковал, подумав, что его, Рангара, мысли могли отразиться на лице... С напускной суровостью спросил:
   - Ты понял?
   - Да, отец.
   Но Рангар чувствовал, что надо что-то добавить, что-то очень убедительное... И он, откашлявшись, заговорил:
   - К сожалению, почти во всех мирах, населенных людьми и другими разумными существами, порой совсем на нас не похожих, льется кровь... не важно, какая красная, зеленая или голубая... или даже не кровь вовсе. И очень слабым утешением является бессмертие души, без своего носителя ей ой как несладко приходится... так что вынуждена она преимущественно пребывать в особом состоянии, которое мой брат физик назвал бы латентным.
   Рангар вспомнил трагедию лже-Фишура, и тень набежала на его лицо. В самом деле - все понимать, чувствовать... и ничего не мочь. Муки похлеще адских.
   Олвар слушал, испытывая странный, неведомый ранее внутренний трепет... слова отца задевали какие-то потаенные струны в самой глубине его естества... какие-то неясные картины теснились перед его внутренним взором, еще полудетским, но уже необычайном проницательным.
   - Но, отец... возможно ли, чтоб было иначе? И как сделать, чтобы было иначе, если это возможно?
   - О, это вопрос! Этого, сын, никто не знает. Помнишь, я рассказывал тебе о великом Пути Равновесия между Добром и Злом? Так вот, оказывается, мало просто знать, что надо идти этим путем. Главное знание - как, двигаться по этому пути, как удержаться на нем, не сорвавшись влево или вправо, - вряд ли кому ведомо.
   - Отец, я сейчас вспомнил ту легенду твоего мира... о человеке по имени Иисус Христос, который взял на себя все грехи человечества и, добровольно принял мученическую смерть, чтобы искупить их.
   - Странно, почему ты вспомнил именно эту легенду. Я ведь рассказывал тебе и множество других.
   - Не знаю. Мне вдруг, показалось, что это как-то связано... с тем, что ты только что говорил. И еще... там было как-то не так. Я еще не знаю как, но обязательно узнаю.
   - Гм... Даже я не всегда понимаю твои ассоциации. Наверное, ты будешь великим мудрецом, когда вырастешь. И это хорошо. Быть мудрецом гораздо более почетно, чем самым великим воином.
   - Не все так думают, отец.
   - Не все... - согласился Рангар. И прибавил, вздохнув: - К сожалению.
   Они посидели еще некоторое время на травке. Обычно вертлявый, непоседливый Олвар был необычайно тих и задумчив, и Рангар вдруг поймал себя на мысли, что даже для него, отца, душа сына - отнюдь не раскрытая книга...
   Но тут в окне показалась чуть заспанная Лада и счастливо улыбнулась, увидев двух самых дорогих ее сердцу людей.
   - Вы опять на ногах ни свет ни заря?
   - В данный момент, мамочка, - сказал Олвар и озорные бесенята заплясали в его глазах, - мы не на ногах, а на попках.
   И все трое весело расхохотались.
   И в этот момент будто чья-то мерзкая холодная лапа сдавила сердце Рангару, и он оборвал смех. Лада и Олвар тоже перестали смеяться и с тревогой посмотрели на главу семьи.
   А он ощутил себя вдруг так, как в ночь накануне битвы в Холодном ущелье двенадцать лет назад...
   После завтрака секретарь имперской канцелярии сообщил, что в полдень Его Императорское Величество собирает внеочередной Коллегиум.
   За годы, проведенные во дворце в должности Первого Советника, Рангар приложил немало сил, чтобы максимально приблизить государственное устройство Крон-армара к такому, которое земными историками именовалось "конституционной монархией".
   Созданный указом Императора пять лет назад Коллегиум представлял нечто среднее между верхней палатой парламента и кабинетом министров. В него, кроме Императора и его Первого Советника, входили военный и морской министры, министры земледелия, ремесел, общественной безопасности, три Верховных Мага и Президент Академии естественных наук. (Академия была более чем дорога сердцу Рангара, поскольку в это свое детище он вгрохал колоссальный труд, кучу денег и сам был первым ее Президентом - до того момента, когда шесть лет назад он доверил этот пост поразительно талантливому естествоиспытателю Балеару Коннефлету: Рангар только дивился необычайной одаренности Балеара и даже не сумел отыскать в истории земной науки фигуры адекватной; пожалуй, были у Балеара черты, роднившие его с такими титанами, как Архимед, Леонардо и Ломоносов. Единственное, что порой тревожило Рангара, было непомерное честолюбие Балеара, граничащее с тщеславием.) То, что число членов Коллегиума равнялось одиннадцати - магическому числу второго порядка, - было продиктовано традициями, к которым Рангар старался относиться максимально бережно. Даже традиции негативного толка он не крушил с плеча, а плавно изменял. Рангар знал, чем чреваты революции, и стремился к преобразованиям сугубо эволюционным.
   Для заседания Коллегиума был отведен специальный зал на третьем этаже дворца. Он не отличался огромными размерами и роскошным убранством: в овальном помещении без окон, но со стеклянным потолком располагался овальный же стол из жемчужного дерева, вокруг которого стояли одиннадцать кресел с высокими прямыми спинками; на каждом золотился герб Императора. К стене прижимался еще одни стол - низкий и узкий, уставленный кувшинами с разнообразными напитками и вазами с не менее разнообразными фруктами.
   По установившейся традиции Скейвар сидел во главе стола, Рангар занимал место по правую руку от Императора, слева восседал военный министр лейб-маршал Кориар диль Эр-Мувит. В свое время об этом военачальнике с большим уважением отзывался генерал Карлехар ла Фор-Рокс, трагически погибший при штурме Цитадели Сверкающих, что послужило не последним аргументом для Рангара при назначении Кориара на этот важный пост.
   Справа от Рангара места занимали Президент Академии естественных наук Балеар Коннефлет и три Верховных Мага: Ольгерн Орнет, Пенелиан Дируит и Клеохар Беарлиф. Напротив сидели, по левую руку от военного министра, Архаир ла Мар Меандор - министр морской; министр общественной безопасности (он же Хранитель Большой Императорской печати) Ротасар диль Кен-Уэнго; министр земледелия Пунктор Ледеур и министр ремесел Пеленесар ла Кер-Феллет.
   Где-то среди них, очень вероятно, находится предатель или даже предатели, подумал Рангар, ибо заговор во дворце вряд ли может быть успешным, если он не опирается на кого-нибудь из членов Коллегиума.
   Император почему-то мешкал, не открывая заседания, тонкое нервное лицо его носило следы усталости, как после бессонной ночи, и плохо скрываемого волнения. И Рангар, напрягшись, попробовал выйти на сверхчувственный уровень.
   Он давно не занимался подобным, и это удалось ему далеко не сразу. Однако с пятой или шестой попытки, каждый раз повышая уровень самоконцентрации, он словно вынырнул из толщи мутной воды под яркий солнечный свет и вздохнул полной грудью, озираясь.
   Теперь он явственно видел - причем в цвете - ауру каждого из десяти сидящих за столом человек.
   Над головой Скейвара пульсировало алое облако тревоги столь острой, что иным чувствам места просто не оставалось.
   В ауре военного министра, наоборот, преобладали спокойные голубовато-зеленые тона, однако в них нет-нет да проскакивали алые искорки.
   Над морским министром, судя по коричневым тонам ауры, довлели мрачные предчувствия, впрочем, как и над министром земледелия.
   Безмятежный желтовато-зеленый фон ауры министра ремесел резко контрастировал с бурлящей, подобно вулкану, ауре министра общественной безопасности.
   Рангар обратил надзрение на ряд, в котором сидел сам. Аура Ольгерна Орнета поражала богатством тонов, полутонов и оттенков; однако преобладали золотисто-пурпурные цвета, свидетельствующие об интенсивной, порожденной тревогой работе мысли.
   У двух других Верховных магов темные колпаки ментальной защиты скрывали их душевное состояние.
   И очень странной выглядела аура Президента Академии: она была многослойной, как капуста, и если снаружи преобладали цвета лугов и морской волны, то внутри она менялась, тяжело наливаясь все более темными красками багровых тонов. Сердцевина вообще казалась черной, и в самом ее центре, в средостении черного пятна почудилась Рангару нить абсолютного мрака, ведущая куда-то вглубь... куда?
   Император начал что-то говорить, и Рангар поспешил вернуться в обычное состояние. Усилие, однако, не прошло даром, и он попытался незаметно смахнуть капли пота с висков... и вдруг встретил насмешливый, понимающий взгляд Верховного Мага Змеи Пенелиана Дируита.
   -... с тяжелым сердцем, - говорил Император, - и у меня есть для этого более чем веские основания. Вчера вечером я обнаружил в своей опочивальне два послания... совершенно не представляю, как они туда попали, минуя обычную и магическую охрану. Сам по себе факт вопиющий, почтенные члены Коллегиума, ибо если в опочивальню неведомо как попали письма, то, рассуждая логически, как учит нас Первый Советник Рангар Ол, таким .же путем туда может попасть демон знает кто!.. Но не это вызвало во мне настоящую тревогу, а то, что я прочитал. И с одним письмом я вас сейчас познакомлю.
   Император достал из-под мантии свиток тонкой кожи, к которому тотчас прикипели взгляды десяти человек, развернул и начал читать:
   - Ваше величество, светлый и великий... ну, славословия я опускаю... вот. Настоящим нижайше доношу Вам, что Ваш Первый Советник Рангар Ол не есть истинно Рангар Ол, спаситель Коарма от гнета Сверкающих и их презренных жрецов, а подменыш, сотворенный темными силами Запредельности около двух зим тому назад. Настоящий же Рангар Ол был заточен в Место, которое Не Имеет Названия, но смог вырваться оттуда и сейчас в обличье Черного Гладиатора движется к Венде, проводя поединки и радуя народ. Он избрал черный цвет, ибо это цвет мести, и идет он, чтобы убить подменыша и восстановить попранную справедливость. И чтобы, конечно, по-прежнему быть верным и мудрым помощником и советником Вашего Императорского Величества. Сим остаюсь преданным слугой Короны до последнего вздоха... ну и такое прочее. Вот такое письмецо. Что скажешь, Рангар?
   - Надеюсь, ваше величество не верит этой чуши? - спокойно осведомился Рангар.
   - Нет, конечно, - ответил Скейвар. - Но само по себе письмо вызывает вполне понятную тревогу.
   - О существовании Черного Гладиатора я узнал вчера из доклада Герливадиса Флеата, - сказал Рангар. - Причем по его реакции я понял, что наш начальник тайной полиции не считает эту новость особо заслуживающей внимания. Но коль все оборачивается таким образом... Я готов лично заняться этим... якобы настоящим Рангаром Олом.
   - Я только могу приветствовать такое решение, - кивнул Император. - Второй документ, полученный мной, это - подчеркиваю - полный секретный доклад о положении в Империи. Как всем вам известно, я получаю такой доклад, но не в полном объеме, а его квинтэссенцию. За это несет ответственность моя канцелярия во главе с начальником Сенешаром Куаром. Так вот, когда я сравнил полный текст с урезанным, то у меня возникло острое желание примерно наказать Сенешара. И я, естественно, вызвал его на заседание. Он ожидает у дверей.
   Император взял со стола маленький серебряный колокольчик и позвонил. Дверь распахнулась и влетел, сразу бухнувшись на колени, рыхлый толстяк с круглым лицом и круглыми от ужаса глазами.
   - Ваше величество!.. Клянусь небом!.. Это не я! Меня заста...
   И тут толстяк словно взорвался изнутри; кровавые ошметки разлетелись во все стороны, обрызгав стены, пол, стеклянный потолок, да и всех членов Коллегиума. То, во что превратилось тело Сенешара, выглядело настолько ужасным, что даже всякого повидавшие Рангар, военный и морской министры едва удерживали рвотные спазмы. Верховные Маги воздели руки, словно защищаясь от страшного зрелища, Балеар Коннефлет рывком отвернулся, а остальных, в том числе и Императора, вырвало.
   Мысль о том, что только что на глазах всего Коллегиума совершено убийство, с ходу вогнала Рангара в состояние сверхчувствительности, и он крикнул, отпрыгивая к стене:
   - Никому не двигаться! Скейвар, немедленно вызови свою охрану!
   Рангар даже не заметил - да и вряд ли на это кто-либо обратил внимание, что назвал Императора по имени и на "ты"; Скейвар тоже пропустил это мимо ушей и отчаянно зазвонил.
   Дверь распахнулась, и в нее влетели с мечами наголо пятеро личных телохранителей Императора, тренировал которых сам Рангар; и тут-то все началось...
   Два темных вихревых облака возникли в тех местах, где сидели Пенелиан Дируит и Клеохар Беарлиф. И - практически одновременно - в золотистый смерч превратился Ольгерн Орнет. Но справиться сразу с двумя магами-предателями ему было не под силу. Единственное, что удалось Ольгерну, - это сковать и практически обездвижить темный вихрь Верховного Мага Змеи; но Клеохар Беарлиф воистину смерчем пронесся по Овальному залу, и все, кого он коснулся, рухнули на пол. Беззвучно вздыбился, как раздуваемый мыльный пузырь, стеклянный потолок - и лопнул, обрушившись вниз, мириадами осколков.
   По какой-то причине черный смерч не тронул Императора и Президента Академии, но с ужасающей быстротой он рванулся к Рангару, и тот, беззащитный перед магией без кольца Алзора, вынужден был, используя все свои скоростные возможности, покинуть зал, прихватив с собой ничего не соображающего Скейвара.
   С треском захлопнулась дверь, вся в сполохах колдовского пламени; три придворных мага гранд-магистра бестолково топтались на месте, не решаясь на какие-либо действия.
   Рангар передал впавшего в бессознательное состояние Скейвара на руки старшего по званию гвардейца и приказал:
   - Неси в опочивальню! С ним все в порядке, легкий обморок, но лекаря вызови! И охранять! Остальным - быть готовым к штурму! Маги! Ваши Верховные, кроме Ольгерна Орнета, предали Императора! Это заговор! Вы обязаны подчиниться присяге и сразиться со своими бывшими владыками! Бывшими, потому что им уже не бывать Верховными! Они - вне закона!
   Маги гранд-магистры вначале несколько неуверенно, но затем все более решительно обратили свой взоры на дверь, творя заклинания, и наконец три молнии - белая, черная и пурпурная, слившись в одну, ударили в дверь, и она с треском рухнула. Рангар, вырвав у какого-то гвардейца меч, первым ворвался в зал...
   В живописных позах, живые, но в глубокой прострации, там лежали четверо министров и стоял, оперевшись на стену, с серым лицом и погасшими глазами Верховный Маг Лотоса Ольгерн Орнет, израсходовавший практически все свои резервы энергии - как магической, так и обычной.
   Верховный Маг Змеи, Верховный Маг Земли, Воды и Огня и Президент Академии исчезли.
   Предчувствие чего-то непоправимого сжало сердце Рангару, и он бросился в свои апартаменты.
   И, как на разящий клинок, наткнулся на полубезумный от отчаяния взгляд Лады.
   - Олвар... мальчик наш... пропал... - простонала-выдохнула она и без чувств рухнула на руки Рангару.
   * * *
   Они летели прямо в центр тускло-багрового пожарища заходящего солнца. Доримар опускался за горизонт в мрачном багряном облаке, точно задыхаясь в нем; сзади неслышно и неотвратимо наползала ночь, и безжизненно-желтый, как лицо мертвеца, диск Ширит-Юарма уже замелькал в рваных ранах облачного покрова, надвигающегося на Крон-армар вслед за ночью.
   Их было двое, всадников на ланд-тархах, сказочных летающих пегасах, полудемонических созданиях, призванных Ольгерном Орнетом с помощью высшей магии из-за Грани. Иномирянин Рангар Ол и сам Ольгерн Орнет стремились в погоню, как две арбалетные стрелы, надчутьем мага улавливая слабый пунктир черного следа, и дымные клочья разорванной мглы трепетали за их спинами.
   В ушах Рангара свистел ветер, а в голове царил плотный горячий хаос, болезненный сумбур из обрывков мыслей, чувств и воспоминаний, но все перекрывало острое, мечом пронзающее сердце желание настичь и уничтожить похитителей сына. А где-то в запретном уголке сознания нет-нет да и вспыхивала разрывающая душу сцена его прощания с Ладой, ее лицо белее снега и глаза, захлестнутые отчаянием и болью, и темной мутью поднимающаяся из глубин тень безумия, и слезы, текущие неостановимо, и еще промелькнувшее в них жгучее раскаяние, когда она протянула ему спрятанное ею кольцо Алзора (ну зачем, зачем ты это сделала?! Может, все бы обошлось иначе...), и свою вспышку ярости, когда он оттолкнул ее и сказал в сердцах слова, от которых она отшатнулась и отступила, беззащитно воздев руки, и то, как она посмотрела на него... о, этот ее взгляд, взгляд побитой собаки, то бишь берха, как назывались здесь эти умные и бесконечно преданные хозяину животные, будет терзать его беспрестанно... не заслужила она такого, и надо, надо было сдержаться и взять ее с собой... ведь теперь для нее жизнь во дворце станет похлеще любого ада... превратится в чудовищную пытку, конец которой безумие... И недаром, недаром земной мудрец утверждал, что тот, кто любит, должен разделить участь того, кого он любит. [Слова из романа Михаила Булгакова "Мастер и Маргарита".] Но прошлого не вернешь, что сделано, то сделано, и вот он вместе с Ольгерном Орнетом несется в полумгле над засыпающей землей вдогонку за убегающим за горизонт солнцем и за врагом... такого врага у него еще не было даже двенадцать лет тому назад, он чувствовал это нутром, но это лишь усиливало жажду мести и желание во что бы то ни стало настичь... настичь и убить.
   Мерно взмахивали могучие крылья ланд-тархов, свистел ветер, неспособный даже самую малость остудить пылающий жар в груди преследователей, а где-то впереди с не меньшей скоростью мчались преследуемые, нацеленные на одну им ведомую точку в просторах Северо-Западного океана, и к этой же точке стремился, используя средства отнюдь не магические, человек или нечеловек, именующий себя Черным Гладиатором.
   Достигнут ли они цели, пересекутся ли их пути и что же будет дальше?
   Нет ответа: вновь черное пятно закрыло узел виртуальных мировых линий, да и сами линии натянулись, как струны, грозя разрывом Ткани Мира...
   Ретроспекция 4. Из мнемоблокнота Андрея Троекурова.
   Предваряя непосредственно текст заметок, следует отметить, что КМП с этими записями был найден на квартире Андрея Троекурова после его гибели в 2385 году, когда ведомый им джампмобиль, потеряв управление, врезался в поверхность Фобоса, превратившись в облако раскаленной плазмы. Причины катастрофы так и остались невыясненными. И еще: в тексте обнаружились три лакуны непонятного происхождения.
   Появление этих заметок было вызвано, в первую очередь, моим жгучим интересом к личности Оракула (под таким именем этот человек - или нечеловек проходил по нашему, обожающему секреты ведомству; так буду называть его и я).
   Перечитал написанное и решил уточнить один момент, как я его понимаю. Оракул - и человек, и нечеловек. Одновременно.
   Поясню. Человеческая сущность в Оракуле занимает часть (быть может, ничтожную) в его нечеловеческом "метаэго", но она есть и она неизменна. Более того, мне кажется, я догадываюсь о причине этой неизменности.
   Так получилось, что я в течение некоторого времени безотлучно находился возле Оракула. Это исключительно точная формулировка: я действительно находился возле Оракула. Не более того. Хотя по замыслу моих руководителей Оракул должен был стать моим пациентом, имея в виду, что я психиатр и психоаналитик. С таким же успехом на врача-косметолога могли возложить задачу выведения пятен на Солнце. Естественно, что всю бредовость этой затеи Оракул продемонстрировал быстро и убедительно. Слова "естественно" и "продемонстрировал" относятся к человеческой сущности Оракула, "быстро" и "убедительно" - к той, что лежит за ее границами. Тем не менее меня оставили "находиться возле", и, признаюсь, даже в этой роли мне совершенно не было скучно. Не по себе - было. Скучно - нет. Особенно когда я научился (или Оракул мне позволил?) улавливать своеобразное пси-эхо, "отголоски" или "тени" его напряженных, но вполне человеческих размышлений (хотя сам процесс мышления Оракула чаще всего происходил с совершенно нечеловеческой скоростью). Я скрыл этот факт от начальства в силу причин, о которых я не могу упомянуть даже в этих сугубо личных записках; возможно, когда-нибудь я это сделаю.
   Насколько я смог судить по крохам дошедшей до меня информации, Оракул занимался системным анализом философских, религиозно-философских и религиозных учений в свете идей Мак-Киллана - в частности, его постулата о первичности информационного поля (ИП) как некоего генерального плана, по которому развивается материальный мир (сравните известное: в начале было Слово). В круг интересов Оракула попала также многочисленная футурологическая литература - от серьезных научных исследований до беллетристики.
   Конечно, я не смог адекватно донести то, что содержалось в шорохах пси-эха; впрочем, вряд ли кому-либо это удалось бы лучше, и речь здесь не о способностях к изложению - у многих она выше, - а о принципиальной недостижимости полной адекватности. Могу привести пример: голографический снимок предмета, сделанный любительской камерой "Олимпик", по качеству заметно уступает снимку из "Дайнемикс-101-люкс", но очень незначительно - по адекватности воспроизведения; не следует, однако, забывать, что есть вещи, которые не в состоянии снять ни одна из ныне существующих камер.
   (Перечитав предыдущий абзац, внутренне хохотнул: он явно ориентирован на возможного будущего читателя, хотя, как я уже отмечал, сие весьма маловероятно - разве что в отдаленном будущем - в силу тех же, не подлежащих разглашению причин; кстати, "заниженная оценка самого себя" весьма характерна для некоторых процессов сублимации психики - о, великий Фрейд!)
   Теперь более конкретно о том, что донесло до меня пси-эхо (и в чем я смог - хоть в какой-то степени! - разобраться). Прежде всего это был мощный, стремительный поток образов и абстракций, в том числе словесных; из последних мне удавалось порой выудить то слово, то фразу, которые не имеет смысла приводить в отрыве от контекста, оставшегося, увы, "за кадром". Иногда мне везло, и я улавливал, как мне казалось, то, что можно было трансформировать в несколько фраз, объединенных одной идеей, и уж совсем редко - во вполне связанный текстовый блок (хотя и не без лакун или совсем уж сомнительных мест, которые я, понятно, опускал). Но даже из того объема фактического материала, который оказался в моем распоряжении, я перенес в мнемоблокнот лишь то, что показалось наиболее: