Облако, скользнув по шее девочки, перевалило через ограду и, пригнув струи воды, нырнуло в ближайший фонтан. Послышалось бульканье, как будто на дно фонтана опустили огромную пустую бутылку. Потом Облако, большое, пышное, выкатилось из воды и развалилось на росистой траве, с наслаждением поворачиваясь с боку на бок.
   – Иди сюда, Лоскутик! – позвало оно разнеженным голосом.
   – Ты же знаешь! – Лоскутик попятилась от ограды. – Бульдоги! Сад сторожат бульдоги!
   – Подумаешь, буль-буль-бульдоги! – беспечно пробормотало Облако.
   Через газон, задними лапами откидывая росу, мчались десять раскормленных квадратных бульдогов.
   Облако дернуло себя за ухо и взлетело на ветку. Село прямо на птицу. Птица залилась еще слаще, раздувая горло, хотя и очутилась прямо в животе Облака. Облако вытащило откуда-то носовой платок, встряхнуло за один угол и отпустило. Белый носовой платок, покачиваясь туда-сюда, поплыл в темноту.
   Бульдоги между тем сунули слюнявые морды между прутьев решетки и жадно зарычали, разглядывая девочку.
   – Мяу-у! – раздался сахарный, тонкий голосок.
   От этого «мяу» бульдоги разом вздрогнули, выдернули морды, застрявшие между прутьями, и резко отскочили назад. Лоскутик увидела десять хвостов-обрубков, дрожащих мельчайшей злобной дрожью.
   На круглом газоне стояла пушистая белоснежная кошка, изогнув упругую спину. Одну лапу, как и подобает уважающей себя кошке, брезгливо подняла, стряхивая каплю росы.
   Облако, сидевшее на ветке, одобрительно посмотрело на кошку.
   – Мяу-у-у! – еще слаще пропела кошка и исчезла в тени.
   Бульдоги, хрюкнув от такого невиданного оскорбления, бросились за ней.
   – Это мой носовой платок! – вздохнуло Облако. – Такой талантливый! Ну, теперь иди сюда.
   Лоскутик с опаской протиснулась между прутьями ограды.
   – Не бойся, не бойся… – Облако повело ее в глубь сада.
   На каменной скамье около широкой вазы, полной темной воды, сидела большущая жаба. От старости она тяжело дышала, выпучив глаза, глядящие в разные стороны.
   – Жаба Розитта! – вскричало Облако и навалилось на жабу.
   Жаба Розитта растроганно моргала. Облако обнимало жабу, целовало между глаз. Потом уселось рядом. Жаба Розитта закашляла, заскрипела, как старое дерево:
   – Кхи… Кри… Ква… Крр… Кви… Фрр… Хрр… Кхх… Ква…
   – Вот оно что! Ну и дела! – тихо ахнуло Облако, слушая жабу Розитту. – Ну и король! Что надумал! Присвоить себе воду – самое лучшее, самое красивое…
   Лоскутик с удивлением смотрела на Облако. Оно раздалось вширь, стало круглым. Рот растянулся до ушей. Глаза выпучились и разъехались в разные стороны. Облако стало похоже на жабу Розитту. В траве тайно переквакивались лягушата. Прыгали прямо через лапы Облака. В каменной вазе в воде висели головастики. Таращили черные глазки с булавочную головку.
   Жаба Розитта строго постучала по вазе – головастики тут же гвоздиками попадали вниз.
   – Я так и знало, что все кончится очень плохо… – грустно сказало Облако. – Все-таки у человека была крыша над головой. Хоть какая-то, а была. Что теперь делать? Посоветуй, жаба Розитта.
   Жаба Розитта внимательно оглядела девочку выпуклым глазом, мигнула. Лоскутик от смущения опустила голову.
   Жаба Розитта что-то сипло забормотала, закашляла.
   – Пожалуй, это мысль, – задумчиво сказало Облако и повернулось к Лоскутику: – Тут одна повариха ищет себе служанку. Нужно только, чтобы ты первая попалась ей на глаза.

Глава 6
День рождения

   Лоскутик сидела, прислонившись спиной к шести пышным подушкам. Колени ее были укрыты тремя пуховыми одеялами. На животе стояло блюдо со сладкими пирожками. А рядом, на скамеечке, торт, в котором, потрескивая, горели десять свечек.
   Лоскутику было жарко и душно. Она без всякого удовольствия надкусила восьмой пирожок и стала облизывать липкие пальцы.
   Уже две недели она жила у Барбацуцы. Каждое утро Барбацуца ощупывала Лоскутика: тискала руки и ноги, мяла бока, тыкала пальцем в живот.
   – Почему не толстеешь? – рычала Барбацуца. – Где румяные щеки, пухлые ручки, растопыренные пальчики и хоть тоненький слоек жира? Мне нужна служанка, а не щепка. Ты утопишь в кастрюле мою поварешку. Разве я могу доверить мою поварешку веретену, зубочистке, вязальной спице?
   Лоскутик старалась есть побольше, но только худела с каждым днем.
   Дело в том, что за все это время Облако ни разу к ней не прилетало.
   «Неужели оно забыло про меня, улетело навсегда и я его больше никогда не увижу? Теперь у него есть жаба Розитта. Наверно, я ему больше не нужна».
   От этих мыслей она и худела.
   – Любопытно было бы узнать: сколько лет такому заморышу? – спросила однажды утром Барбацуца, заставив Лоскутика съесть целую сковородку котлет.
   – Не знаю, – испуганно мигнула Лоскутик.
   – Как это «не знаю»? Когда твой день рождения?
   – Не знаю… Кажется, его у меня нет.
   – Как это «нет»? – пришла в ярость Барбацуца. – Если у тебя нет дня рождения, выходит, ты не родилась. Тогда тебя вообще нет. Думаешь, я соглашусь платить жалованье служанке, которой нет? Ловко устроилась, ничего не скажешь. Нет, моя милая, меня не проведешь. Хочешь ты или нет, у тебя будет день рождения. Сегодня же! Сейчас же!
   Барбацуца, тяжело дыша, замолчала, задумалась.
   – Как лучше всего такой лентяйке отпраздновать день рождения? Ясно! Ничего не делать, валяться в постели и лопать сладости!
   Вот так Лоскутик и очутилась в постели под тремя одеялами, с блюдом сладких пирожков на животе.
   А Барбацуца, ругаясь на чем свет стоит, полезла обратно на голубятню задать голубям корму.
   Лоскутик с тоской надкусила одиннадцатый пирожок и вдруг поперхнулась и закашлялась.
   В окно влетело Облако. Лоскутик даже не сразу его узнала. На этот раз Облако было похоже на большущего белого филина с двумя широкими крыльями. Несколько белых перьев, кружась, упали на пол, пока Облако протискивалось в слишком узкое для него окошко. Облако уселось на спинку кровати, задумчиво наклонило голову набок, помигало круглыми глазами.
   Лоскутик кашляла и смеялась от радости – все вместе.
   – Надо бы постучать тебя по спине – так, кажется, делаете вы, люди, в таких случаях, – озабоченно сказало Облако. – Но если я постучу, ты даже не почувствуешь.
   – Ой, это ты! Здравствуй, – еле отдышавшись, сказала Лоскутик. – Как я рада!
   Облако подлетело к девочке. Все десять свечей по-мышиному пискнули и погасли.
   – Какая гадость! – сердито воскликнуло Облако, мягко взмахивая крыльями и прыгая на одной лапе. – Я чуть не закипело.
   – Больно? Очень больно? – испугалась Лоскутик.
   – Ничего. Одна лапа будет покороче, и все, – махнуло крылом Облако.
   – Ты летало к филину, – догадалась Лоскутик.
   – Откуда знаешь?
   – По тебе видно.
   – Правда. – Облако оглядело себя, вздохнуло. – Болтало с ним до утра. Не могу долго быть одним и тем же. Мне все время хочется меняться, превращаться. Удивляюсь на людей: как это им не надоедает всегда быть одинаковыми! Скукотища. Я бы на твоем месте каждый день в кого-нибудь превращалось.
   Но Лоскутик только молча вздохнула.
   Облако взобралось девочке на одеяло.
   – Почему так долго не прилетало? – жалобно спросила Лоскутик.
   – Дело было, – солидно сказало Облако. Оно наползло на Лоскутика, зашептало ей в ухо, мелко брызгая холодными каплями: – Жаба Розитта открыла мне ого какую тайну! Когда она это рассказала, я сделало себе сто ушей и слушало сразу всеми. Вот что: каждую ночь, когда дворцовые часы пробьют три раза, ручьи в королевском парке начинают бурлить, пруды выходят из берегов, фонтаны бьют до самого неба. Но почему это? Откуда эта вода? Никто, никто не знает. Я расспросило летучих мышей. Жаба Розитта лазила под землю к кротам. Во всем парке не сыщешь ни одного дождевого червя, с которым бы я это не обсудило. Но никто ничего не знает. Даже Ночной Философ…
   Послышалось шарканье ног по ступенькам лестницы и злобное бормотанье. Облако неловко полезло под кровать. В комнату ворвалась Барбацуца.
   – Почему все не съела? Свечки почему потушила? Одеяло почему мокрое?
   Лоскутик увидела на полу два белых перышка и кончик крыла, торчащий из-под кровати, да вся так и вспотела от страха.
   Барбацуца посмотрела на нее и удовлетворенно хмыкнула. Дернула за косу и пошла из комнаты. С порога обернулась и запустила прямо в девочку серебряной монетой.
   – Завтра купишь себе новое платье. Мне надоели твои лохмотья.
   – У, кипяток, утюг горячий, сковородка! – пробормотало Облако, когда Барбацуца хлопнула дверью.
   Облако вылезло из-под постели. Теперь оно было вытянуто в длину, болталось в воздухе, как полотенце. На голове – чепец, нелепо торчащий дыбом, на носу – мутные белые очки.
   – А собственно говоря, что ты лежишь в постели? – осведомилось Облако.
   – Оказывается, у меня сегодня день рождения, – объяснила Лоскутик.
   – День рождения… Это хорошо, – задумчиво сказало Облако. – Хотя все еще может кончиться очень плохо. Но опять-таки это не значит, что надо лежать в постели. Терпеть не могу жаркие подушки и одеяла. Ну-ка давай вставай!
   – Убьет, – печально сказала Лоскутик.
   – Гм… Может, она уйдет куда-нибудь?
   – Уйдет… Как же… Она уходит, только когда за ней посылают голубей. Голуби сидят во дворце в клетках. Когда король хочет манной каши, их выпускают и они летят к Барбацуце на голубятню. Вот она и уходит.
   – Голуби? – печально повторило Облако. – Так ты говоришь – голуби?
   К изумлению девочки, Облако не спеша стянуло со своей головы чепец и хладнокровно разорвало его пополам. Из половинок чепца получилось два вполне приличных белых голубя.
   Один сел на железную спинку кровати и стал чистить перышки. Другой даже попробовал клевать крошки торта.
   Облако развязало тесемки передника, разорвало его на куски. Из передника вышло еще семь отличных голубей. Большой белый голубь, выгнув грудь, воркуя, стал ходить за белой голубкой.
   Облако скинуло с ног тапки – с пола взлетели еще два голубя.
   – Не скажешь, что это курицы, верно? – спросило Облако.
   – Не скажешь! – с восторгом согласилась Лоскутик.
   – Кыш! Кыш! – замахало длинными руками Облако.
   Голуби, беззвучно махая крыльями, вылетели в окно и закружились над крышей.
   – Проклятье! – взревела Барбацуца. – Опять! Опять подавай ему манную кашу! Ведь только утром сварила целый котел. И даже карету за мной не прислали! Ну, погоди, главный повар, я пропишу тебе капельки!
   – Ушла! – через минуту возвестило Облако. – Вылезай из постели, хватит. Теперь будем праздновать день рождения по-облачному.

Глава 7
Двенадцать белых покупателей в лавке Мельхиора

   – Да, а где же монета? – вспомнила Лоскутик. – Кажется, она закатилась под кровать. Я слышала, как она звякнула.
   Лоскутик слазила под кровать, разыскала монету. Подкинула ее на ладони:
   – Подумать только! За одну кругляшку можно купить целое платье.
   – Купить… – Облако с обидой посмотрело на нее, печально покачало головой. – Ни одно облако еще никогда ничего не покупало. Все люди вечно что-то продают, покупают. А мы – никогда. Знаешь, как обидно! Так хочется хоть разок быть покупателем. А ведь мне тоже надо кое-что купить. Очень-очень надо.
   – Нет, я куплю платье, – испугалась Лоскутик.
   – Жадничаешь? – Облако нахмурилось и немного приподнялось над полом. В животе у него сердито заворчал гром. – С жадинами не дружу!
   – Что ты, бери, я так, – поспешно сказала Лоскутик.
   Облако мягко, большими скачками запрыгало по комнате, дрожа, как желе. Захлопало в ладоши. Очки сползли на самый кончик носа.
   – Я куплю краски. Коробку красок. Я первое облако-покупатель!
   – Может быть, ты в кого-нибудь другого превратишься? – жалобно попросила Лоскутик. – Хотя я знаю, что ты – это не Барбацуца, все равно мне как-то не по себе…
   – Превратиться? С превеликим удовольствием, – охотно согласилось Облако.
   Оно дернуло себя за ухо и взлетело к потолку. Разделилось на части. С потолка мягко спустились одиннадцать белых кудрявых пуделей и одна дворняжка. У дворняжки были только три ноги, на четвертую ногу Облака просто не хватило.
   – В путь! – весело тявкнула дворняжка. Наверно, она была из них самая главная. – Мы пойдем в лавку к Мельхиору. Я что-то по нему соскучилась.
   – Ни за что! – замахала руками Лоскутик.
   – С трусами не дружу! – обиженно тявкнула дворняжка, и все двенадцать собак, семеня лапами, взлетели в воздух. – И вообще, что я ни скажу, ты все «нет» да «нет»!
   Лоскутик не посмела больше спорить. Они вышли на улицу.
   Одиннадцать пуделей и дворняжка резво бежали по улице, деловито обнюхивая тумбы и заборы. Лоскутик с убитым видом плелась за ними. Прохожие останавливались, оборачивались, долго смотрели им вслед.
   Чем ближе подходили они к лавке Мельхиора, тем хуже становилось девочке. Сначала у нее разболелась голова, потом начало стрелять в ухе. Она семь раз чихнула, а нижняя челюсть начала отплясывать такой танец, что Лоскутику пришлось ухватиться за щеку рукой.
   – Зубы болят? – с сочувствием спросила дворняжка. – Однажды у меня тоже вот так разболелись зубы. Ноют и ноют. Просто лететь не могу. Что делать? Но я не растерялась. Тут же превратилась в лодку с парусом. А как известно, у лодки с парусом нет зубов. А раз нет зубов, то и болеть нечему. Жаль, что ты никак не можешь превратиться в лодку с парусом…
   Но Лоскутик не слушала болтовню дворняжки. В конце улицы показалась лавка Мельхиора. Тут одна нога у Лоскутика почему-то перестала сгибаться, и Лоскутик принялась отчаянно хромать. Потом у нее так скрючило руку, что она просто не могла ее поднять, чтобы толкнуть дверь в лавку.
   Но делать было нечего. Двенадцать собак стояли рядышком и влажно дышали на ее голые ноги. Колокольчик над дверью беспечно и радостно пропел короткую песенку, ведь ему было все равно, кто открывает дверь.
   Лоскутик еще надеялась, что в лавке никого не будет. Но ей не повезло. На ее несчастье, Мельхиор и его жена были в лавке. Они так и остолбенели, когда Лоскутик вошла в дверь. Они были удивительно похожи на кота и кошку, которые застыли на месте, увидев, что наивный мышонок сам идет к ним в лапы.
   – Пожалуйста, коробочку кра… – начала Лоскутик и даже не смогла договорить.
   Лоскутик выронила серебряную монету. Монета покатилась по прилавку, делая круг. Лавочница быстро накрыла ее ладонью, как бабочку или кузнечика.
   В ту же секунду Мельхиор крепко схватил девочку за руку. Лоскутик завертелась, стараясь вырваться. Если бы она могла оставить Мельхиору руку, как ящерица оставляет свой хвост, она бы это непременно сделала, даже если бы у нее не было никакой надежды отрастить новую.
   Она дергалась изо всех сил, но Мельхиор держал ее крепко.
   – Пустите! – закричала Лоскутик.
   – Какая наглость… – прошипела лавочница.
   – Жена, принеси плетку. Она висит за дверью, – ухмыльнулся Мельхиор.
   Но лавочница не успела сделать и двух шагов. В эту минуту в лавку не спеша, одна за другой, вошли двенадцать белых собак.
   В темной лавке как-то сразу посветлело от их белоснежной шерсти.
   – Здравствуйте! – небрежно кивнула хозяевам дворняжка, даже не взглянув на Лоскутика.
   Собаки принялись внимательно разглядывать товары, выставленные на полках.
   – Не купить ли нам дюжину чашек? – спросил белый пудель с пушистой кисточкой на хвосте.
   – Или ножницы подстригать шерсть?
   – Может быть, сотню булавок?
   – Ах да! Не забыть бы щетки и расчески! В прошлый раз мы забыли их купить.
   Нет, собакам положительно нравилось разыгрывать из себя солидных покупателей.
   – Впрочем, все чашки в этой лавчонке битые, – высоко подпрыгнув, презрительно тявкнула дворняжка.
   – А ножницы тупые! – подхватил пудель с кисточкой на хвосте, взлетая к самой верхней полке.
   – Булавки гнутые!
   – Что за дрянная лавчонка! Все расчески без зубьев!
   Двенадцать собак подошли поближе и оскалили белые зубы. Зубы были такие белые, как будто все собаки аккуратно чистили их зубным порошком утром и на ночь, не пропуская ни одного дня.
   – А, вспомнила, – тявкнула дворняжка, – нам нужны краски!
   – Краски! – зарычали разом все собаки, поставив двадцать четыре белые лапы на прилавок.
   Лавочница тут же упала в обморок. Лавочник отпустил руку Лоскутика и, весь дрожа, покорно полез на полку, осыпая упавшую жену чашками, блюдцами, булавками, расческами и ножницами.
   Он положил на прилавок коробку с красками. Было ясно, что сейчас он безропотно отдаст все товары, до последней иголки.
   Надо признать, что Лоскутик не стала особенно задерживаться в лавке. Голова, руки и ноги у нее почему-то перестали болеть, чихать она тоже перестала, и, схватив краски, Лоскутик вихрем вылетела на улицу.

Глава 8
День рождения по-облачному

   – Теперь куда? – спросила Лоскутик.
   – Увидишь, – тявкнула дворняжка.
   Собаки побежали по улице мимо кособоких домишек, державшихся только потому, что они никак не могли решить, на какую сторону им завалиться.
   Впереди всех бежала трехногая дворняжка. Иногда она подпрыгивала и ласково лизала руку девочки. Язык у собачонки был удивительно влажный и прохладный.
   Лоскутик шла не оглядываясь. Она не видела, что позади них, перебегая от дома к дому, крадутся Мельхиор и его жена.
   – Эй, муженек, – прошептала лавочница, – откуда эта маленькая дрянь раздобыла столько белоснежных собак?
   – Ума не приложу, – откликнулся Мельхиор, осторожно выглядывая из-за угла дома.
   – К тому же эти собаки умеют летать, – добавила лавочница, прячась за забором.
   – Постой-ка, жена… – Мельхиор ухватил лавочницу за руку. – Полагаю, об этом надо доложить главному советнику Слышу, а то и самому королю. Нас за это похвалят, а глядишь, и наградят…
   Наконец собаки привели Лоскутика на сухое картофельное поле.
   – Познакомься, – с достоинством сказала дворняжка. – Это мой друг. Бывшее картофельное поле.
   Но Лоскутик с оторопелым видом только молча смотрела на сухие грядки.
   – Ну кланяйся же, – сердито шепнула ей дворняжка. – Скажи что-нибудь… Скажи, что рада познакомиться…
   – Здравствуйте! – Лоскутик растерянно поклонилась картофельным грядкам. – Я очень рада…
   Все собаки подбежали к дворняжке и, путая лапы и головы, стали сливаться вместе во что-то одно белое и непонятное, из чего постепенно вылепилась голова с двумя косицами и широким носом, толстый живот со связкой ключей на поясе, напоминающий живот Мельхиора, и кривые ноги с торчащими коленками – точь-в-точь ноги лавочницы.
   – Ну, теперь огорчи меня чем-нибудь, – вздохнуло Облако, – мне сейчас надо как следует огорчиться.
   – Огорчиться?! – удивилась Лоскутик.
   – Ой, какая ты скучная! – нетерпеливо воск лик-нуло Облако. – Ну конечно, огорчиться, а то как же? Тогда я заплачу – и пойдет дождь.
   – Но я не хочу тебя огорчать! – взмолилась Лоскутик. – И мне не нужно этого… ну, твоего дождя. Я не знаю, какой он.
   – Кончай болтать! – нетерпеливо громыхнуло Облако. – Давай огорчай!
   – Но я не знаю как, – растерялась Лоскутик.
   – А все равно. Ну хотя бы скажи: «Я тебя не люблю!»
   – Я тебя не люблю… – послушно повторила Лоскутик.
   – Что?! – Брови Облака поднялись и сошлись на лбу уголком. Облако моргнуло, слезы так и потекли из глаз. – Я так и знало, что все кончится плохо. Но я надеялось… Думало, мы на всю жизнь…
   Облако взмыло кверху. Лоскутик попробовала удержать его за ноги, но ухватила только мокрую пустоту.
   – Постой! – крикнула Лоскутик. – Ты же само сказало, чтобы я это сказала!
   – А ты бы не говорила! – гулко всхлипнуло Облако, поднимаясь еще выше.
   – Имей совесть! Я же не знала, что ты огорчишься!
   – Нет, знала. Я же тебе сказало… о… огорчай… – Голос у Облака стал похож на эхо, ветер нес его куда-то мимо Лоскутика.
   – Так я же понарошку сказала! Не по-правдашнему!
   Но Облако не отвечало. Оно вытягивалось, таяло.
   Оно больше не было похоже ни на Лоскутика, ни на Мельхиора, так – на кучу белых перьев, выпущенных из перины и не успевших разлететься в разные стороны.
   Чтобы не видеть этого, Лоскутик закрыла лицо руками. Она упала на сухую грядку и заплакала, кашляя от пыли.
   – Что ты! Что ты! – послышался виноватый голос.
   Лоскутика с головой накрыло что-то туманное, мокрое и тоже всхлипывающее.
   – Фу! От сердца отлегло. А то, как ты сказала «не люблю», я чуть не испарилось. Есть на свете слова, которые нельзя говорить даже понарошку. Наверно, это и есть как раз такие слова.
   Облако высморкалось в свой талантливый носовой платок, глубоко вздохнуло и перестало всхлипывать.
   – Как же мне теперь огорчиться?
   Облако задумчиво огляделось кругом, подперло щеку ладошкой и вдруг радостно заголосило:
   – Бедные вы грядки картофельные! Сухие, разнесчастные! Ничего на вас не вырастет! Не будете никогда красивыми, зелеными!..
   Оно наклонило голову, как бы прислушиваясь к себе: в нем что-то поплескивало, булькало, переливалось.
   – Все в порядке. Огорчилось, – деловито сказало Облако и, дернув себя за ухо, поднялось кверху.
   Кап! Кап!.. На нос девочке шлепнулась тяжелая капля. Вторая упала на лоб.
   – Что это? – неуверенно спросила Лоскутик.
   Кап! Кап! Кап!..
   В воздухе повисли серебряные нити. Капли застучали по плечам, по лицу. Платье девочки намокло. Лоскутик протянула руки, сложила ладошки ковшиком. Набрала воды.
   – Спасибо тебе, Облако! – закричала Лоскутик, подняв кверху лицо. Вода полилась ей в рот. Лоскутик засмеялась от счастья.
   Запахло мокрой землей. Между грядок заблестели лужи. По лужам запрыгали первые пузыри.
   – Вода с неба!
   – Не за деньги!
   – Сюда!
   – Скорей!
   Через забор перемахнуло с десяток мальчишек. Они с визгом заскакали по лужам, ртами ловя струи воды.
   Кто-то схватил Лоскутика за руку. Она поглядела. Это был мальчишка, каких и не бывает на свете: весь черный – лицо, волосы, штаны, куртка. На голове у него сидел голубь, тоже весь черный. Мальчишка прыгал, но голубь не слетал с головы и только бил крыльями и перебирал лапками, чтобы удержаться.
   Мальчишка потянул Лоскутика за руку. И Лоскутик, сама не зная как, завопила громче всех и тоже запрыгала по лужам.
   – Это дождь! Не бойся! – крикнула она. – А на лужах такие круглые – это пузыри!
   Лужи были разноцветные – красные, синие, фиолетовые: кто-то из мальчишек нечаянно раздавил ногой коробку красок, купленную в лавке Мельхиора. И по лужам прыгали разноцветные пузыри.
   – Вот это день рождения по-нашему! – послышалось откуда-то сверху. – Мы зовем его дождь-рождение!

Глава 9
Белое кружевное платье

   – Кто разрешил? Кто позволил? – послышался злобный голос.
   Сквозь капли дождя Лоскутик разглядела капитана королевской стражи и двух солдат с пиками. Они бежали по мокрому полю, с трудом выдирая из грязи тяжелые сапоги.
   – Кто разрешил дождь? Это государственное преступление! Прекратить! Немедленно прекратить! – задыхаясь, орал капитан королевской стражи.
   – А может, это тебя прекратить? – загремело сверху.
   И тотчас тяжелые капли забарабанили по голове и плечам капитана королевской стражи. Он хотел что-то крикнуть, но струи дождя заткнули ему рот, залили глаза. Капитан втянул голову в плечи, согнулся, закрывая лицо руками.
   Мокрые мальчишки с хохотом разбежались кто куда. Лоскутик перескочила через забор.
   – Лети сюда! Скорей! – крикнула она Облаку.
   Облако перевалило через забор, полетело рядом.
   – Держите вот это! Белое! Круглое! – закричал, отфыркиваясь, капитан королевской стражи.
   Лоскутик и Облако свернули в переулок.
   Облако стало совсем маленьким. Оно хрипло дышало. Летело рывками, опускаясь все ниже и ниже, почти волочилось по земле.
   Сзади их нагонял топот подкованных сапог.
   – Превращайся скорее! – крикнула Лоскутик Облаку. – Ну хоть в кого-нибудь!
   – Так не могу, – простонало Облако, – мне надо подумать, сосредоточиться.
   Топот приближался.
   Лоскутик обернулась. Облако отстало шагов на десять. Лоскутик бросилась к нему, подняла с земли. Подбежала к забору, села на землю, дрожащими руками принялась мять Облако. Вылепила маленькую головку с гребешком, пару прижатых к телу крыльев. Хвост вылепить не успела.
   Из-за угла вынырнули капитан стражников и солдаты. Лоскутик быстро накрыла Облако фартуком.
   – Эй, оборвашка, что ты там прячешь под фартуком? – крикнул капитан королевской стражи.
   Один из солдат кончиком пики приподнял край фартука.
   – Это… это курица моей бабушки… – пролепетала Лоскутик.
   – Хм… – пробормотал солдат, – странная курица…
   – Если такова курица, то какова же сама бабушка? – покачал головой второй солдат.
   – Хватит болтать! – прикрикнул на них капитан. – Отвечай, нищенка, не видела ли ты тут чего?
   – А чего? – спросила Лоскутик, глупо моргая глазами.
   – Ну, такого… – попробовал объяснить капитан, делая руками в воздухе какие-то непонятные круги. – Вот такого, понимаешь?
   – Какого «такого»? – Лоскутик заморгала еще чаще.
   – Ну, этакого… – вконец взбесился капитан.
   – Какого «этакого»? – Лоскутик посмотрела на капитана, открыв рот.