– Может быть, ты посмел смеяться надо мной? – с возмущением воскликнул начальник королевской стражи и кинул в него подушкой, на которой сидел.
   – Конечно, ты смеялся не надо мной, но вот тебе на всякий случай! – сказал главный тюремщик, доставая из-под стола скамеечку, на которую он ставил ноги.
   Он швырнул ее прямо в голову Единственному Нищему. Но Единственный Нищий ловко увернулся. Он был к тому же еще большим мастером увиливать и увертываться.
   – О люди! Люди! – послышался печальный, укоризненный голос. – Швыряться скамейками! Ни одно облако никогда не швырнуло бы скамейку в голову облаку! Никогда! Никогда! Слышите вы?
   Все обернулись на этот странный голос да так и замерли от изумления. Верхом на бочке, уныло сгорбившись, сидел темно-красный человек. Он не спеша поднял руку, дернул себя за ухо и взлетел в воздух.
   Он медленно проплыл над трактирщиком, над головами сидящих за столом посетителей. У него было очень грустное лицо. Из глаз капали слезы. Он окропил темными каплями белоснежный воротник главного тюремщика, который считался большим щеголем в городе.
   Громко вскрикнул продавец придворных калош: тонкая струйка вина угодила ему прямо в глаз.
   Начальник королевской стражи вытянулся, как будто проглотил собственную саблю. Нос его посинел, потому что маленькая молния стрельнула в его серебряный шлем.
   Красный человек опустился на пол. Шатаясь из стороны в сторону и цепляясь ногами за табуретки, он направился к двери.
   Тут все изумились еще больше. Дело в том, что красный человек как две капли воды был похож на Единственного Нищего. Стояли дыбом его нечесаные волосы. Сквозняк шевелил великолепные лохмотья.
   Красный человек встал на пороге. Тут все сидящие в подвале увидели, что он прозрачен и светится красным, как бокал с вином, если сквозь него посмотреть на огонь.
   – Идем отсюда, здесь нас все равно не поймут, – грустно сказал красный человек Единственному Нищему и пошатываясь вышел из трактира.

Глава 15
Что надо сделать, чтобы уговорить Облако сесть в карету

   – Быть не может… – прошептал капитан королевской стражи, к тому времени он немного пришел в себя после удара молнии, нос его принял натуральный оттенок. – Его величество разрешило иметь в королевстве только Одного-Единственного Нищего. А теперь их стало двое. Что я скажу его величеству?
   Между тем появление красного человека на площади Одинокой Коровы вызвало необыкновенный шум и суматоху. Жена богатого дубильщика кож чуть не налетела на него. Она уронила корзину с яблоками, которую только что выменяла на великолепно выдубленную кожу осла. Яблоки запрыгали по мостовой. Но ребятишки даже не бросились поднимать эти странные, невиданные плоды.
   Все смотрели на красного человека. Люди выглядывали из окон и тут же выбегали на площадь. Даже Великий Часовщик добрел до порога и встал, ухватившись за косяк.
   Красный человек, спотыкаясь, брел через площадь, размахивая руками и что-то невнятно напевая. Что-то вроде этого:
 
Мы все такие грустные,
Как листики капустные…
Ведь любят даже индюка,
Собаку, курицу, быка.
Но почему ж не любят Облака?
 
   К всеобщему изумлению, красный человек посмотрел вокруг пустым взглядом, дернул себя за ухо и взлетел кверху. Он уселся прямо на вывеску сапожника.
   Вывеска была в виде сапога с серебряной шпорой-звездочкой. Примостившись на этом сапоге, красный человек пригорюнился, подперев щеку ладонью, всхлипнул и сказал, не обращаясь ни к кому:
   – Как я был счастлив, найдя друга здесь, на земле. Но она променяла меня на первого попавшегося трубочиста… Да, да, на чумазого, только что вылезшего из трубы мальчишку…
   Грудь его начала тяжело вздыматься. Красный человек бурно зарыдал. По деревянному сапогу потекли красные струйки. В это время из трактира «Хорошо прожаренный лебедь», загребая воздух руками, выскочил хозяин. С криком «Держи вора!» он бросился к лавке сапожника. Подставив дрожащую ладонь под сапог, поймал несколько капель, лизнул языком да так весь и затрясся.
   – Проклятый пьянчужка! Мое самое лучшее вино! Он выпил целую бочку!
   Трактирщик прыгал под сапогом. Тяжелые капли разбивались вдребезги о его прославленную лысину.
   – Вот они, люди! – пробормотало Облако, печально качая головой. – Ему жаль бочку красной воды. Любой ручей дал бы мне сто бочек и не поднял бы никакого крика.
   – Ты выпил мое вино! – вопил трактирщик.
   – Ну, забирай его обратно!
   Красный человек перекрутил свои лохмотья и окатил трактирщика широкой красной струей.
   – Нет, ты заплати мне!
   Трактирщик подпрыгивал изо всех сил и кончиком пальца задевал сапог. Сапог раскачивался, вместе с ним качался и красный человек.
   – Вот они, люди! Деньги у них на уме, а не дружба, – всхлипнул красный человек. – Не мешайте мне отдаться моей печали…
   Красный человек взлетел еще выше и повис на флюгере вниз головой. Он висел, зацепившись за флюгер ногами. Руками он закрыл лицо и горько плакал. Слезы бежали по лбу, стекали по волосам и стучали по черепице.
   В это время послышалось щелканье кнута, торопливое цоканье и ржанье. На площадь Одинокой Коровы выехала тяжелая карета, запряженная четверкой отличных лошадей.
   Дверца распахнулась – показалась нога в черной блестящей калоше. Из кареты проворно выскочил главный советник Слыш. Увидев народ, он злобно оскалил зубы, но тут же, не теряя ни минуты, направился к лавке сапожника.
   Старый флюгер на крыше сапожника под легким ветерком, поскрипывая, поворачивался. Поворачивался и висящий на нем вниз головой красный плачущий человечек.
   – Достопочтимое Облако, вы ли это? – прошептал Слыш странно дрогнувшим голосом.
   – А кто же еще?.. Только добавь: несчастное и обманутое… – жалобно ответил человечек на флюгере, сморкаясь в красный носовой платок.
   – О, как бесконечно, безмерно счастлив я вас видеть! – Слыш так осторожно взмахнул руками, как будто боялся кого-нибудь вспугнуть. – Не желаете ли поехать со мной во дворец?
   К Слышу подскочил трактирщик. Трогая пальцами его руку, заговорил торопливо:
   – Этот негодяй выпил целую бочку моего вина! Прикажите стащить его вниз! Прикажите бросить его в тюрьму!
   Слыш нажал ладонью на его лысину.
   – Чтоб больше я не слыш-шал ни слова… – прошипел он.
   Трактирщик осел вниз, как гвоздь, по шляпке которого стукнули молотком.
   – Мне жаль вас. Вы пили эту дрянную кислятину. Я предложу вам лучшие виноградные вина, – любезно прошептал Слыш, низко кланяясь Облаку.
   – Не… не надо мне… – всхлипнуло Облако и, уловив сочувствие в голосе Слыша, зарыдало еще горше: – Ничего я теперь не хочу, ничего…
   – Может быть, вы желаете принять ванну? – терпеливо предложил Слыш.
   – Не надо мне ванны… Нет, я так и знало, что все кончится очень плохо…
   – Поплескаться в фонтане? – Слыш тихо скрипнул зубами.
   – Не до плесканья мне… – безнадежно махнуло рукой Облако.
   В глазах Слыша сверкнула ярость, пальцы скрючились, как будто хватали кого-то невидимого за горло, но голос стал только еще слаще.
   – Может, вы хотите сыграть со мной в карты?.. Ах, простите, – спохватился Слыш, – я совсем упустил из виду, что облака не умеют играть в карты!
   – Что?! – Облако перевернулось, шлепнулось на крышу, съехало до самого ее края. Уселось, спустив вниз ноги: одна нога в стоптанном красном башмаке, другая – босая. – Это я-то не умею? Да мы, облака, только и делаем, что играем на небе в карты, в шашки, в жмурки, в прятки, в третий лишний и в крестики и нолики!
   – Не может быть! – прошептал Слыш, делая вид, что он вне себя от восхищения.
   – А ты что думал? Да моя старая бабка Грозовая Туча, моя старая, милая бабушка, которую я не послушался и за это так жестоко наказан, – да она никогда не начнет грозу, пока не разложит пасьянса.
   – Не может быть! – снова прошептал Слыш.
   – Еще как может… – всхлипнуло Облако.
   – Так докажите мне это, дорогое Облако! – Слыш распахнул дверцу кареты.
   Облако неловко сползло с крыши. Раскинув руки, оно, качаясь из стороны в сторону, пролетело над площадью и головой вперед нырнуло в карету.
   – Гони! – прошептал Слыш кучеру.
   Он прыгнул следом за Облаком и захлопнул дверцу.

Глава 16
Слыш узнает кое-что очень важное

   Как только карета тронулась, пьяное Облако упало на грудь Слыша и разрыдалось.
   Слыш сидел, остекленелым взглядом глядя поверх всклокоченной головы Облака. Его камзол, рубашка – все пропиталось вином. Но он продолжал сидеть неподвижно и терпеливо, боясь пошевелиться и спугнуть Облако.
   – Давно ли вы залетели в наше королевство? – осторожно осведомился Слыш, скосив глаза на нечесаную голову Облака.
   – Два месяца назад. Я и остался тут из-за нее… Из-за этой девчонки… А она… – всхлипнуло Облако.
   – А как ее зовут? – прошептал Слыш, наклоняя ухо к Облаку.
   – Нет, только ты, мой друг, ты один меня понимаешь! – зарыдало Облако, обвивая шею Слыша своими руками.
   – Ах, дорогое Облако! Вы должны были сразу прилететь ко мне! – с мягким укором прошептал Слыш. – Я бы вас прекрасно устроил, со всеми удобствами… – Лицо Слыша стало зловещим, но Облако не заметило этого. – Вы летали тут одно, такое нежное и беззащитное. Вас могли ранить!
   – Это она нанесла мне смертельную рану! Она и этот мальчишка!.. – воскликнуло Облако, и слезы полились из его глаз еще обильней.
   Руками оно по-прежнему обнимало Слыша за шею. Носовой платок сам выполз из его дырявого кармана, подлетел и вытер слезы, бегущие по щекам.
   – Вас могли убить! – Слыш озабоченно покачал головой.
   – Меня нельзя убить. Она показалась мне такой одинокой…
   – Неужели с вами ничего нельзя сделать? – тихо спросил Слыш, с трудом скрывая свое волнение.
   – Можно, только этого никто не знает. Меня можно за… И я тоже был одинок. Никто на небе не понимал меня.
   – Вы не договорили. Что «за…»? – Голос Слыша заметно дрогнул: – За-задушить?
   – Меня нельзя задушить. Меня можно только за… Ты не знаешь, какие все облака равнодушные. Летят себе, куда ветер дует.
   – Может быть, вас можно за-забросить камнями? За-заковать в цепи? За-засадить за решетку? За-заре-зать?
   – Я был так счастлив у нее под кроватью. – Облако прикрыло глаза ладонью, предалось воспоминаниям. – На ночь она говорила мне «спокойной ночи»… Никто никогда не говорил мне «спокойной ночи»…
   – За-засыпать песком? За-закопать в землю? Я об этом спрашиваю, потому что я ужасно за вас беспокоюсь!
   – Она мне говорила: «Ты плохо выглядишь. Ты осунулось. Пей побольше!» О!.. – Облако застонало.
   Все подушки в карете пропитались вином. От винных паров у Слыша кружилась голова. Даже кучер начал покачиваться на козлах, а лошади стали сбиваться с шага.
   – Может быть, за-засолить в бочке с огурцами? За-зарядить вами пушку и выстрелить? – уже с отчаянием перечислял Слыш. – Как я за-за-за вас беспокоюсь! Как волнуюсь!
   Если бы Облако подняло голову, оно увидело бы, каким нетерпением и ненавистью сверкают узкие глаза Слыша.
   – Ох, как ты мне надоел! – наконец не выдержало Облако. – Ну так слушай: меня можно заморозить! Понял? Заморозить! Тогда мне конец. Я не смогу летать. Стану обыкновенной ледышкой, и все. Но никто этого не знает. Так перестань беспокоиться и дай мне в тишине оплакать мою разбитую жизнь…
   – Заморозить… – прошептал Слыш. Он откинулся на сырые, тяжелые подушки. На мгновение закрыл глаза. – Значит, так…
   Карета ехала по улицам странными зигзагами. Ее то заносило на тумбу, то она обдирала кору сухой липы.
   Кучер на козлах что-то пел, хотя у него не было ни голоса, ни музыкального слуха. Лошади восторженно ржали.
   – Дорогое Облако, – сказал Слыш, стараясь поудобнее устроиться среди мокрых подушек. – Я помогу вам отомстить. Откройте мне имена мальчишки и девчонки. Они у меня просто кувырком полетят в тюрьму, а если вы пожелаете, то и дальше – прямехонько на виселицу.
   – Что?! Что ты сказал?! – Облако отстранилось от груди Слыша, посмотрело ему в лицо. – Пусть я простое пьяное Облако, но… девчонку и мальчишку на виселицу? Только за то, что они подружились?.. – Облако сжало ладонью лоб, затрясло нечесаной головой: – Негодяй! Как ты смел мне сказать такое? – Облако поднялось вверх, насколько позволяла теснота кареты. – Нет, я дальше с тобой не поеду! Останови карету, выпусти меня!
   – Ну уж нет, – с ехидством прошептал Слыш, – попалась птичка!
   – Куда ты везешь меня? – Облако в страхе ударилось об стекло.
   По стеклу потекли винные струйки.
   – В такую хорошенькую ледяную квартирку, – злорадно прошептал Слыш, наслаждаясь ужасом Облака. – Уложу тебя на ледяную кроватку. Что поделаешь, придется тебе немножко постучать зубами от холода.
   – Но за что? Что я сделало плохого?
   Облако билось о стекла, о стенки кареты.
   – Ты сделало кое-что хорошее и за это поплатишься. У нас в королевстве этого не любят. А что касается твоих друзей, то я до них тоже доберусь, не беспокойся!
   – Нет, нет, не трогайте их! – Облако умоляюще сложило руки. – Они ни в чем не виноваты.
   – Ты можешь просить меня сколько угодно, – отвратительно усмехнулся Слыш, – для меня твои слова не больше чем жужжание пчелы над ухом…
   Тут карету потряс такой удар грома, что стекла задребезжали, а лошади, сделав длинный скачок, понеслись стрелой. В то же мгновение Облако разделилось на тысячу маленьких кусочков.
   Карета наполнилась громким жужжанием – Облако превратилось в тысячу пчел. Главный советник Слыш в ужасе замахал руками. Но, как известно, это самый наихудший способ спасения от пчел. Пчелы набросились на него со всех сторон. Пять пчел ужалили его в нос, семь – в лоб и несчетное количество – в щеки и шею. Эти пчелы жалили пребольно.
   К тому же, надо добавить, это были не совсем обыкновенные пчелиные укусы. От этих укусов Слыша начало просто подкидывать на подушках. Слыш весь с ног до головы затрясся мельчайшей дрожью.
   Дело в том, что у каждой пчелы вместо жала была крошечная молния – Облако разделило свою молнию на тысячу частей.
   Пчелы, зловеще жужжа, кружились вокруг Слыша и с особым удовольствием жалили его знаменитые уши. Слыш метался, вскрикивая, подскакивал, хватался руками то за нос, то за ухо…
   Наконец, не выдержав, он распахнул дверцу кареты. Пчелиный рой не спеша, с торжественным гудением вылетел наружу.
   Слыш от ярости так заскрежетал зубами, что кучер натянул вожжи и обернулся, решив, что произошла какая-то крупная поломка: по крайней мере отскочило колесо или сломалась ось.
   Между тем пчелиный рой преспокойно летел над крышами.
   – Поворачивай! За ним! Вдогонку! – прошептал Слыш.
   Но улица была слишком узкой, и карета, став поперек, застряла – ни взад ни вперед. Слыш в бешенстве кусал себе ногти, пальцы, руки, глядя вслед Облаку.
   Теперь это уже не был пчелиный рой – пчелы слились во что-то одно длинное и очень знакомое. Слыш узнал себя. Он узнал свои оттопыренные уши, свои ноги. Ноги были тощие, костлявые, в больших бледно-розовых калошах.

Глава 17
Художник Вермильон знакомится с жабой Розиттой

   Облако прилетело домой тихое, присмиревшее. Послушно, без всяких капризов улеглось под кроватью.
   «Вот всегда так: нашумит, а потом самому стыдно. Чувствует, что виновато», – подумала Лоскутик, вспоминая, как разозлилось Облако, подслушав ее разговор с Сажей.
   Но Лоскутик не знала, Облако мучило совсем не это.
   – На кого ты сегодня похоже, что-то не пойму, – спросила она, свесившись с кровати и приподнимая край одеяла. – Где только ты такие уши раздобыло? Не знаю, с кем сегодня ты виделось, но только сразу скажу: с кем-то очень злым и противным.
   Облако не ответило, повернулось к Лоскутику спиной, подтянуло коленки к подбородку.
   – Ничего не случилось? – забеспокоилась Лоскутик. – Здорово ли ты? Что-то ты очень розовое?
   – Нет, нет, спи, – вздохнуло Облако.
   Лоскутик стала уже засыпать, как вдруг в открытое окно влетела летучая мышь. Начала летать по комнате, чертить в воздухе острые треугольники. Поискала, за что бы ухватиться, чтобы повиснуть вниз головой, не нашла ничего подходящего и вдруг вцепилась Лоскутику в волосы.
   Лоскутик осторожно, чтобы не сделать ей больно, разжала холодные лапки, стащила летучую мышь с головы. Летучая мышь перелетела на шкаф, обиженно пискнула – видимо, ей больше нравилось сидеть, вцепившись девочке в волосы.
   Облако нехотя вылезло из-под кровати.
   «Ни-пи-пи-ти-ти-ти! – тоненько заскрипела летучая мышь, как маленький ящик, который то выдвигают, то задвигают. – Ти-пи-пи-пи! Ни-ти-ти-ти!..»
   Облако с досады даже беззвучно топнуло ногой в большой калоше.
   – Тьфу ты! Ну не жаба, а сыщик. Откуда она узнала?
   Летучая мышь покачала головой, слетела со шкафа, начертила в воздухе еще один треугольник и скрылась в окне.
   – Что, что узнала? – встревожилась Лоскутик. – Ты о чем?
   – Вот пристала, как туман к болоту! – огрызнулось Облако. – Собирайся, пойдем к жабе Розитте.
   Лоскутик и Облако на цыпочках прошли мимо комнаты Барбацуцы. Барбацуца во сне стонала и вскрикивала: «Вулкан извергается! Спасайтесь! Бегите! Из него течет манная каша! О!.. Сколько манной каши!.. Она зальет весь город, всю землю!..»
   Барбацуце и во сне не давала покоя манная каша.
   – Знаешь что, – сказало Облако, когда они очутились на улице, – давай зайдем за Вермильоном. Он давно просил познакомить его с жабой Розиттой. – Облако вздохнуло и добавило что-то уже совсем непонятное: – Может, при нем она не будет меня так… Постесняется все-таки…
   Лоскутик не стала его расспрашивать. Она и так видела, что Облако чем-то расстроено.
   Они подошли к домику Вермильона. Рука Облака начала вытягиваться, удлиняться, без труда дотянулась до окна Вермильона, хотя он жил на самом верхнем этаже, под крышей. Заспанный Вермильон выглянул в окно, увидел Лоскутика и Облако, радостно закивал.
   Через минуту он был уже на улице.
   Они пошли по пустынным ночным улицам к королевскому парку. Вспугнутая их ногами пыль поднималась столбами, как будто хотела достать до луны.
   Бульдоги, сторожившие парк, еще издали заметили Облако. Они низко опустили головы, а задними лапами и хвостами станцевали танец полной покорности. После этого они, скромно глядя в сторону, удалились, делая вид, что ничего не видят и не слышат. Не понадобился даже талантливый носовой платок.
   Жаба Розитта, как всегда, сидела на каменной скамейке и тяжело дышала от старости.
   «Какая поразительная жаба! – восхитился художник Вермильон. – Какая мудрость, какая сдержанность во всем! Надо обязательно написать ее портрет. Да, да! Я написал бы ее в профиль, освещенную луной. К сожалению, это невозможно. Нет денег, чтобы купить краски…»
   Увидев Облако, жаба Розитта сердито затрясла головой и даже выплюнула проглоченного комара. Комар, обрадовавшись неожиданной свободе, запел дрожащую песенку и исчез.
   Облако стояло, виновато опустив голову, накручивало платок на палец. Лоскутик к этому времени уже научилась немного понимать жабий язык. Во всяком случае, она разбирала отдельные слова.
   Жаба Розитта хрипела, скрипела, каркала и строго стучала сморщенной кривой лапой по каменной скамье:
   – Кхи… Кри… Какое… Ква… Ква… Пшш… Легкомысленное… Пуфф… Скрр… Ушш… Напиться пьяным… Кхх… Стыд… Позор… Кхи… Кхи… Кхи!..
   Жаба Розитта раскашлялась так сильно, что больше не могла продолжать.
   – Подумаешь… – пробурчало Облако. – Один-то раз в жизни. Ну, выпило этой красной воды. Я даже не помню, что со мной потом было…
   Но жаба Розитта даже не посмотрела на Облако. Она с важностью, как старая королева, указала лапой художнику Вермильону на место возле себя.
   Вермильон почтительно присел на краешек скамьи.
   – Кви… Ква… Кхи… Кхи? – любезно проквакала Вермильону жаба Розитта.
   Вермильон в растерянности оглянулся на Облако.
   – Она спрашивает, как вы поживаете, – неохотно объяснило Облако.
   Облако обиженно отвернулось, глядя в темноту. Вид у него был такой, будто оно сейчас улетит куда глаза глядят. Оно уже начало вытягиваться. Это был верный признак, что сейчас оно взлетит кверху. Облако уже протянуло руку к уху.
   – Неважно, совсем неважно, дорогая жаба Розитта, – сказал художник, задумчиво гладя ладонями свои колени. – Сижу без денег. Зарабатываю тем, что хожу во дворец и пишу объявления. Правда, бывают очень забавные объявления. Вот вчера, например, я писал такое… – Вермильон наморщил лоб, вспоминая. – Да, да! Очень забавное объявление. Завтра его расклеят по всему городу: «В понедельник, в три часа, во дворце состоится благородное состязание водохлебов. Кто больше всех выпьет воды, получит пять кошельков золота».
   – Вот это да!.. – тихо и восхищенно воскликнуло Облако. Глаза у него вспыхнули. – Кто больше всех выпьет воды! Это по мне!
   – Не пущу, и не думай, – затрясла головой Лоскутик. – Они тебя поймают!
   – Не поймают! Я буду ого каким осторожным!
   – Знаю я, какое ты осторожное. Поймают, сунут в кастрюлю – и на огонь. – Лоскутик от ужаса даже зажмурилась.
   – Пожалуйста, а я испарюсь и опять стану самим собой.
   – А они еще что-нибудь…
   – Да не выдумывай ты!
   – Нет, нет, нет! – твердила Лоскутик.
   – Да пойми же ты, глупышка, со мной ничего нельзя сделать! – Облако от нетерпения мягко приплясывало, втягивая в себя сверкающие капли росы. – Меня нельзя ни сжечь, ни убить, ни застрелить, как вас, людей! – Облако взглянуло на девочку, которая стояла с таким видом, как будто зажмурилась на всю жизнь. – Ну ладно уж, слушай. Меня можно погубить только одним: заморозить. Но им-то этого никогда не узнать, пойми. Я же об этом никогда никому не говорило. Только вот вам первым.
   Жаба Розитта задумчиво посмотрела на Облако одним глазом. Глаз был выпуклый, прозрачный. Далеко в глубине как будто светила зеленая лампочка.
   – Ты только подумай, – с мольбой сказало Облако жабе Розитте, заметив ее колебания, – я уже столько дней не могу пробраться во дворец. Они закрыли все форточки, замазали щелки, залепили воском замочные скважины. Ну почему ты считаешь меня таким несерьезным? Ты даже не знаешь, что я придумало. Они никогда не узнают, что я – это я.
   Жаба Розитта медленно кивнула квадратной головой.
   – Розитточка! – воскликнуло Облако и бросилось ее обнимать.
   На радостях оно высоко взвилось в воздух, перекувырнулось в лунном свете.
   Сквозь него, пискнув, пролетела летучая мышь.

Глава 18
Благородное состязание водохлебов

   Объявление, написанное художником Вермильоном, висело на ограде парка, и ветер загибал один его уголок.
   Тяжелые узорчатые ворота были гостеприимно распахнуты. У ворот стояла толпа. Время от времени от толпы отделялся какой-нибудь человек и робко входил в ворота.
   Но таких было немного. Все считали, что от короля все равно ждать ничего хорошего не приходится и лучше держаться от всего этого подальше.
   Но все-таки в конце концов желающих набралось не так мало. Тут были и бедняки, которым нечего было терять. Они просто надеялись хоть раз в жизни вдоволь напиться воды.
   Конечно же, сюда явились и богачи. Вода была для них не в диковинку. Они привыкли много пить и мечтали завладеть пятью кошельками золота.
   У входа в главный зал всех участников состязания встречали два дюжих стражника: Рыжий Верзила и Рыжий Громила в огромных безобразных калошах. Они бесцеремонно ощупывали каждого, кто входил в дверь.
   Рыжий Верзила хлопал входящего по плечу. Рыжий Громила хватал участника благородного состязания за руки и держал его, пока Рыжий Верзила, наклонившись, ощупывал его коленки и башмаки.
   Если бы кто-нибудь заглянул за тяжелые занавески у дверей, он обнаружил бы там главного советника Слыша. Припав глазом к щели между занавесками, облизывая пересохшие от нетерпения губы, он жадно оглядывал каждого входящего.
   – Я все рассчитал… – шептал он еле слышно. – Облако прилетит. Оно не утерпит, не выдержит, знаю я его. Оно может притвориться кем угодно, но все равно его сразу узнаешь на ощупь. Но где же оно? Может, вот это Облако? Нет, это господин главный тюремщик. А это дядюшка Буль. Говорят, он продает разбавленную воду. А чем он ее разбавляет? Воздухом?.. И это не Облако. И это не оно… Вот кто явился: продавец придворных калош. Смотрите-ка, даже мастер зонтиков пожаловал! А Облака все нет. Это не оно. И это не оно. И это не оно. Какой-то старикашка с седой бородой, в зеленой засаленной куртке. Вот Рыжий Громила хлопнул его по плечу. Он так и присел, бедняга. А это Один-Единственный Нищий. Притащился воды похлебать. Рыжий Верзила чуть не сбил его с ног. Нет, это человек из плоти и крови. И это не оно. А больше никого нет. Неужели… неужели я просчитался и Облако так и не прилетело?
   В разгар этих тревожных мыслей знаменитые дворцовые часы, подумав, пробили три раза. Многие заметили, что на этот раз часы думали особенно долго.
   Двенадцать трубачей вскинули золоченые трубы и затрубили. Вернее, затрубили только одиннадцать, из трубы двенадцатого вылетел фонтан воды.
   Король, сидящий на троне, широко зевнул и топнул ногой в золотой калоше. Участников благородного состязания впустили в зал. Богачи расположились поближе к королю, бедняки жались к стенам. Старикашка с седой бородой скромно забился в угол.