– Все равно ненадолго. Я была, конечно, редкой идиоткой, на дурацких хитростях и уловках счастья не построишь, – с горечью сказала Алиса, всхлипывая.
   – Ну не такие уж и дурацкие. Цель-то была достигнута, – цинично заявила Сорская. – Наконец-то нашла себе мужичка.
   Все, кто находился в гостиной, оторопело наблюдали эту картину, совершенно не понимая, что происходит.
   – Алиса, ты что удумала? Час от часу не легче. Ушам не верю, – пришла в себя обалдевшая Миркина. – Тоже мне нашла образец для подражания. К кому ты за помощью обратилась? Она тебя за человека не считает, смеется над тобой, а ты к ней со своими женскими проблемами: помоги, посоветуй. Уж если так приперло, лучше бы со мной посоветовалась. У нас же целая программа по эзотерике была.
   – Одно дело – программа, а другое – жизнь. Я была в полном отчаянии. Одна да одна.
   – Ты же мне всегда говорила: лучше голодай, чем что попало есть, и лучше будь один, чем вместе с кем попало…
   – Да мало ли что я говорила… – окончательно разрыдалась брендоносная Алиса.
   – Тоже мне великий психолог. Все надо в лоб заявлять? Тогда услышите? – язвительно спросила Сорская, глядя на Аллу.
   – Ну да, я, конечно, не столь успешный пример в личной жизни, – не обращая на нее внимания, подошла Миркина к расстроенной Алисе, уже простив ей все обидные высказывания. Она обняла ее и, гладя по голове, как маленькую девочку, стала утешать, тихо приговаривая: – Мне казалось, что у тебя все хорошо. Ты же меня всегда так ободряла. На все знала ответ, а тут пожалуйста. Ну понадобились тебе маги, пришла бы ко мне. Я же их всех знаю, самых крутых и недоступных.
   – Ты же смеялась над этим. Не верила, – сквозь слезы еле выговорила Алиса.
   – Да уже давно верю во все, – успокаивая девушку больше тоном, чем смыслом сказанного, стала говорить Миркина, продолжая гладить Алису по голове. – Такое видела. Мужика приворожить – это вообще плевое дело! Любит не любит, не в этом дело. Встает у него только на одну. Он помечется, помечется, закомплексует, что дело вообще труба и надо из большого секса уходить, а тут она, спасительница, с которой все получается. Кто хочешь не сбежит. Бежать-то некуда! С другими он импотент. Конечно, это ненадолго, и потом они на самом деле болеют от этого, иногда до смерти, но это небольшие издержки производства. Одну колдунью знаю, так она меняет сексуальную ориентацию. Легко. Правда, за десять тысяч долларов, но логику ее можно понять. Умение лишать человека воли стоит больших денег, и надо платить. Верить я в это верю, только пользоваться этим… Ой, я не знаю. Да что же это…
   Миркина старалась как-то развеселить Алису, но у нее это плохо получалось. Она глазами просила прийти ей на помощь, глядя то на Елену, то на подруг Алисы, которые явно не ожидали такого поворота событий и от растерянности не знали, что говорить.
   – Да я не пользовалась этим, – запричитала Алиса сквозь слезы, глядя на Сорскую. – Ну так, самую малость. Мне было на все плевать, лишь бы добиться своего, но, когда я опомнилась, увидела, что любимый человек живет со мной и мучается. И жить не хочет, и уйти не может. Я сама ушла.
   Тут Маша Сергеева опомнилась, подошла, присела с другой стороны и тоже обняла Алису, которая постепенно стала успокаиваться.
   – И правильно сделала, что ушла. Не переживай. Это не ты манипулировала человеком, а тобой манипулировали. Так ведь, Матильда? Когда по компании поползли всякие слухи, решила из Альки щит себе сделать? Дескать, все так поступают? А зря. Никто вас и не собирался разоблачать и устраивать охоту на ведьм. Какое сейчас это вообще имеет значение? Да и раньше… В отношения двоих нельзя вмешиваться. Хотят – привораживают друг друга, хотят – любят, хотят – расходятся. Каждый выбирает свой путь.
   – Хорошо еще, что Сорская – женщина, – в своеобычной манере решила внести ноту оптимизма в завершение темы Миркина. – Мог бы быть и мужчина, а это совсем не подъемная история.
   Лариса Мартынова до сей минуты не проронила ни слова. Когда-то они были с Алисой подругами. Вместе придумали программу, вместе пришли на ВТВ, с ходу попали в штат и стали набирать рейтинг. Харизматичная Лариса – ведущая, невзрачная Алиса – редактор. Их тандем так и звали сначала Лариса-Алиса, а когда рейтинг взлетел, то уже более ядовито Лиса Алиса. Конечно, не любили и завидовали в основном ведущей Ларисе Мартыновой за ее яркость и удачливость. Рыжая, зеленоглазая, с ослепительной голливудской улыбкой, никогда не сходившей с ее запоминающегося лица, а самое главное, за что ни возьмется, все получается на двести процентов. Алису недолюбливали за компанию, считая, что она от безвыходности (поскольку сама с такой внешностью на экран попасть не может) вкладывает свой интеллект, готовя для Лары оригинальные вопросы, страхует ее по суфлеру, поскольку та сама и двух слов связать не сможет. Однако когда тандем распался и Лара Мартынова самостоятельно стала работать на Первом, стало понятно, что она вовсе не такая дура, как этого хотелось бы многим. В состоянии сама вести любую программу и прекрасно себе обходится без страховки. Это ли послужило причиной резкого разрыва между бывшими подругами или то, что Лариса так внезапно ушла на Первый, никому ничего не объясняя, даже Алисе, а может, еще на какие-то подводные рифы запутанных взаимоотношений с шефом натолкнулся корабль дружбы под названием «Лиса Алиса», трудно сказать. Так или иначе, надежное когда-то судно пошло ко дну. Открытой конфронтации не было, но если девушки на каком-либо мероприятии неожиданно встречались, то обе делали вид, что незнакомы. Потому, услышав голос Лары, зареванная Алиса сразу затихла и удивленно посмотрела в ее сторону. Та произнесла ничего не значащую фразу, просто поучаствовала. Однако Алиса поняла, что звезда главного канала небезразлична к ее переживаниям, и для нее это оказалось очень важно.
   – Старые богатые дядьки не западают на таких же старых и богатых. Они за десять тысяч молоденьких мальчишек себе зомбируют. Так что в этом отношении, можно сказать, даже повезло, – улыбнулась Лариса бывшей подруге, которая тут же заулыбалась ей в ответ.
   – Ну надо же, какие вы все теперь разговорчивые стали, шуткуют тут между собой, – усмехнулась Сорская. – При жизни Андрея я и не подозревала, что на его, можно сказать, поминках возникнут такие оживленные и циничные дебаты. Где ж вы раньше были со своими магическими познаниями? – повернулась она к Миркиной. – Что ж не спасли своего замечательного Вольнова для себя или еще для кого? Ассортимент большой. Вон сколько понабежало. Главное, теперь ни перед кем не надо комедию ломать. И все стали такими, какие есть на самом деле, прекрасно понимающими, что романтическое счастье только в книжках, которые уже давно никто не читает. Что вы знаете об этой жизни? С какими трудностями сталкивались? Вы всегда были защищены, сначала родителями, потом мужем. Я тоже захотела защиты и стабильности. Чем я хуже вас? Ну да, вы считаете, что мы по разные стороны баррикад, но при этом вы так же, как я, считаете, что все мужчины одинаковы, только доходы у них разные, и битва идет именно за эти доходы.
   – И то правда, книжки действительно сейчас не читают, – тут же подхватила Миркина. – Это когда-то провинциальные барышни много читали, были эталоном искренности и чистоты, не знали, что такое алчность, стремились учить детей, строить школы, облагораживать окружающую среду. Теперь все иначе, теперь они действительно по другую сторону баррикад, там, где все средства хороши ради денег, денег, денег… Читать им некогда, они готовятся к завоеванию столичных пространств и успешно завоевывают. Это раньше они лимитчицами были, а теперь дур на тяжелую работу ехать нет. Зачем же? На панель намного перспективнее, благо она теперь не только на Тверской, в любом офисе филиалы имеются. Как выяснилось, и у нас тоже. Тут и магию, оказывается, в ход можно пустить, и вот он, самый главный Хозяин, у тебя в кармане. Впрочем, на самом деле в магию, как и все здесь, я не очень верю. Это, по-видимому, важно как психологическая поддержка, а в основном срабатывает натиск, умение взять за горло и никаких моральных ограничений. К тому же такие провинциальные барышни очень удобны в быту. Их ничто не обижает, не оскорбляет, они не ревнуют и не скандалят, они все терпят ради главной цели – денег. Когда нет чувств, то все можно вытерпеть, чтобы урвать кусок побольше. Да и откуда взять чувства? В эту профессию они идут лет в тринадцать, а к двадцати уже устают. Душевная старость, экзистенциальный вакуум – деньги необходимы, чтобы оплачивать дорогущие сеансы у модных психоаналитиков.
   Повисла неловкая пауза. Присутствующие в замешательстве не знали, как реагировать на все эти откровения. Такое ощущение, что сегодня все пришли, чтобы избавиться от долго тянувшего душу груза, и теперь торопятся побыстрее его сбросить.
   Обличительный монолог Миркиной особого сочувствия не вызвал. Елена Алексеевна лишь улыбалась, думая о чем-то своем. Когда бывшая разлучница закончила пламенную речь, она лишь обронила:
   – При чем тут провинциальные барышни? Алчность никогда не была понятием географическим. А что, Алла Григорьевна, сеанс у психоаналитика действительно так дорого стоит?
   – Да, это дорогое удовольствие.
   Она хотела было оседлать своего любимого конька, но тут спохватилась, поняв, что ее страстная речь обернулась против нее же самой. Чем в глазах Елены она сама, Миркина, лучше Матильды и тех самых ненавистных ей провинциалок, мечтающих урвать кусок побольше? Да ничем. Она и сама такая была. О своей душевной старости и поведала.
   – Что-то я сегодня не форме, – совсем другим тоном проговорила Алла. Она вдруг сникла, присела и казалась совсем маленькой, как будто из нее, как из спущенного шарика, вышел весь воздух. Пока воздуха хватало, она все же продолжала говорить: – Конечно, Елена, я сама была разлучницей. Но это было помутнение разума. Никаких корыстных мотивов. Что тогда у Андрея было? Тогда все начинали с нуля, и он с моей помощью оказался в нужном месте в нужное время и благодаря этому стал тем, кем он стал. Это же очевидно.
   – Никто и не умаляет, Алла, ваших заслуг, – спокойно согласилась Елена. – Хоть история не терпит сослагательного наклонения, я думаю, что при характере Андрея он не пропал бы ни в какой ситуации. Сложилось так, как сложилось, но при его характере иначе сложиться и не могло. Я долгое время, Алла, считала вас виноватой во всем. Мне и сейчас так легче думать. Трудно признать, что вы были тогда молоды и хороши собой, а я постарела и перестала его устраивать. Все очень просто. Он боялся старости. В конце концов, он и вас бросил так же, как меня. Богатый мужчина не имеет возраста, в отличие от нас. Любить он не способен. Ухаживать, делать подарки, потрясать воображение, возить по разным странам, о, это он может! Но любить… Поэтому никогда и не переживал и легко менял одну на другую, легко терял, легко находил, а точнее, в последнее время находили его. Вот и плачевный итог, – она посмотрела на Матильду, – классическая хищница. Ну, наверное, его это устраивало. Хотя даже погиб он, не изменяя себе, в обществе очередной барышни.
   – Какая глупость! – возмутилась Сорская. – Он мог просто кого-то подвозить по дороге. Мне он не изменял. И я знала обо всех своих предшественницах. Знаю и то, что вам, Алла, он в память о вашей угасшей любви подарил треть акций своей телекомпании.
   – Госпожа Сорская! Я его законная жена, нас связывали любовь и общее дело. Мы вместе поднимали компанию, и во многом благодаря моим усилиям она имеет популярность, рейтинги, рекламу. Я на свою треть акций имею абсолютное право. И нечего считать чужие деньги.
   – Это не чужие деньги. Я к ним имею самое непосредственное отношение.
   – Девочки, не надо ссориться, – обрел дар речи совсем было зачахший Кардиналов. – Здесь еще летает дух нашего Андрея, а вы начинаете какой-то раздел имущества.
   – Какой-то? Да все же сбежались, только чтобы не пропустить этот самый раздел! – не на шутку рассвирепела Матильда.
   В этот самый момент в прихожей раздался звонок и невольно грозившие разразиться большим скандалом страсти вновь слегка улеглись. Впрочем, такое затишье очень походило на тушение пожара на торфяном болоте. Сверху с огнем вроде бы справились, но основной очаг все разгорается и разгорается где-то в глубоких недрах, и, когда пламя вновь вырвется наружу, справиться с ним можно будет только направленными взрывами.
   Вообще в этот день большая гостиная Елены очень походила на заминированное поле битвы, где столкнулось сразу несколько противников. Каждый сидел в своем окопе и отстреливался то длинными, то короткими пулеметными очередями. Пока перестрелка шла между одними, другие напряженно следили за ходом событий, готовые в любой момент включиться в бой. На время прихода новых участников сражения объявлялось временное перемирие.
   – Наверно, это наконец-то ваши юристы пожаловали, – предчувствуя недоброе, пробурчала Миркина.
   – Не думаю. Только что они мне прислали сообщение, что стоят в пробке. Так что это кто-то другой, – успокоила ее Люси.

Большая родня

   Пока шла передислокация сил противников, хозяйка вышла встречать новых гостей, и повисла неловкая пауза. Из соседней комнаты уже перестали слышаться звуки переставляемой посуды. Очевидно, там все было уже давно готово. В гостиной все явственнее ощущался аромат чего-то печеного. Запах старинного домашнего очага, настраивающего на миролюбивый лад. Чтобы сбить в очередной раз создавшееся напряжение, Маша Сергеева решилась нарушить тишину, продолжив прерванный разговор:
   – Что касается того, что Андрей Константинович кого-то случайно подвозил, то я не верю в случайности. – Она посмотрела на окончательно успокоившуюся Алису Лисовскую и, встав с кресла, продолжила, расхаживая по комнате: – Впрочем, просто или непросто оказалась какая-то девушка в его машине, с Сорской, насколько я знаю, он мечтал расстаться. Просто почему-то не мог уйти. Жалел. Ей же жить негде. А он всем всегда помогал. Кто из собравшихся скажет, что это не так?
   – Думаю, никто, – за всех ответила Лариса Мартынова, решительно тряхнув рыжей копной волос.
   – Ну уж кому, как не тебе, знать об этом, – сразу же отреагировала на ее слова Сорская. – Где бы ты была, если бы Андрей не занимался твоей карьерой? Ты такая же провинциальная выскочка. Чем ты лучше меня? А ваши гнусные инсинуации по поводу желания Вольнова со мной расстаться я просто игнорирую.
   – Можно подумать, что твоей карьерой он не занимался. Только не в коня корм. Слов, правда, понахваталась, а толку ноль. Он на все интервью ходил с тобой. Шанс был прозвучать, но кроме недоумения это ничего не вызвало, ты всегда умудрялась сказать что-нибудь на редкость неуместное.
   – Ты просто завидуешь, потому что он тебя бросил ради меня.
   – Ой, держите меня семеро, – рассмеялась ей в лицо Лариса. – Он меня бросил? Да я бы только свистнула, и он был бы со мной. Вольнову никогда не были интересны женщины сами по себе. Его вдохновлял талант рядом. С тобой же он скисал, толстел и был не способен что-то придумать. Ты его тянула вниз. Превратила в банального обывателя. Утром вместе за ручку на работу, вечером пришли с работы, поужинали, посмотрели телевизор и спать. С тобой он задыхался от тоски. Понимал, что перестает быть творческим человеком. Начал пить. Он и поехал куда глаза глядят, чтобы разобраться в своей жизни, понять, что для него главное и кто ему нужен рядом.
   – Он в Звенигород поехал, чтобы новый проект обдумать.
   – Понятное дело. Дома в своем кабинете он уже давно не мог работать.
   – Ну и с тобой он не был особенно счастлив, – с ненавистью глядя на сильную соперницу, заявила Сорская.
   – Я ему и не обещала неземного счастья. Я была им увлечена, как интересным, очень известным и очень талантливым журналистом, успешным бизнесменом. Мне это было необходимо, потому что да, я действительно приехала поступать в институт из провинции. Потом попала в телекомпанию и очень благодарна судьбе за это. Я многому научилась у Вольнова. Он создал меня такой, какая я есть. Благодаря ему меня пригласили на Первый канал. Конечно, я могла не согласиться на такое предложение, но это было выше моих сил. Я мечтала об этом всю жизнь. Иметь свою программу на Первом! Это такое счастье! Самое настоящее. А он это воспринял как предательство, мне кажется, даже стал ревновать к моему успеху. В чем-то он, конечно, прав. Это было не очень честно с моей стороны. Он меня создавал для своего канала. А я не удержалась от соблазна и сбежала от него в большую жизнь, чтобы звучать на всю страну, чтобы узнавали везде, везде, везде…
   – Мы все это понимали, – коротко поддержала бывшую партнершу Алиса, ободрительно ей улыбнувшись.
   – Лара, на самом деле прекрати грузиться, – живо поддержала ее Маша. – Все ты правильно сделала. Твой долгий путь все знают, сколько пришлось пройти, ты и училась, и по голове получала. Ты помешана на своей профессии. Алла Григорьевна говорила о тех, кому надо все сразу и сейчас, не прикладывая к тому никаких усилий, беспокоилась о перенаселении московской панели. У тебя другая психология. Ты – клинический трудоголик. И ты не тот человек, который может стоять на месте. Я уверена, сложись у самого Вольнова такая ситуация в молодости, он бы поступил точно так же, как ты.
   На этих словах в гостиную в сопровождении мужчины средних лет и молоденькой девушки вернулась Елена Алексеевна. Подхватив последнюю реплику, она с грустной улыбкой поддержала Машу:
   – О да, и, надо сказать, поступал так не раз. Он всегда старался прыгнуть выше головы, и это ему удавалось. В юности поставил себе цель выбиться из нищеты и серости и выбился довольно быстро. Он молодец, но помогали ему очень многие люди. Одни – ничего не требуя взамен, другие – надеясь на отдачу, но он уходил от всех, потому что хотел идти дальше, взбираться выше.
   – Так жизнь устроена. В этом нет предательства, – подхватила Маша, видно было, что эта тема ее по-настоящему волнует.
   – А Вольнов считал, что есть, – безапелляционно заявила Сорская. – Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку. Мало ли что он делал в жизни, но другим он этого не позволял. Он требовал преданности.
   – Вот именно это качество он и нашел в вас. Как в том анекдоте: наконец-то я нашел время и место, дорогой брат, чтобы написать тебе письмо.
   – Ваша ирония неуместна.
   – Согласна, общение с Арнольдом Мартыновичем – это несомненный залог вашей истинной преданности Вольнову.
   – А при чем здесь Арнольд Мартынович?
   – Вот и я думаю, при чем тут он? – вмешалась в диалог Лара Мартынова. – Этот вопрос у многих возник, но как-то мы никак не доберемся до ответа на него. Правда, я могу несколько прояснить ситуацию…
   Кардиналов смотрел на всех, как на малых детей, которые по своему недомыслию и слабой информированности очень много не понимают, но если он вмешается, то все встанет на свои места.
   – Я и сам могу это сделать, – с чувством собственного достоинства проговорил старый демагог. – Матильда сейчас тяжело переживает потерю близкого человека и просила меня проводить ее на эту встречу. У нее даже обмороки бывают, и я, конечно, любезно согласился помочь ей.
   – Сделаем небольшой перерыв в презентации деятельности Армии спасения в лице Кардиналова, – невольно пришла на помощь Арнольду хозяйка дома. – Вы так ожесточенно пикируетесь, что я никак не могу представить вам родственников Андрея Константиновича – его племянника Сергея и его дочку Марусю. Получается, Маруся у нас кем приходится Андрею Константиновичу?
   – Внучатой племянницей, надо думать, – быстро отреагировала Алла Миркина, в замешательстве глядя на уже весьма заметный животик юной родственницы. – И, судя по всему, ему надо было готовиться стать дедом.
   – Точнее будет сказать, отцом, – мрачно сообщил главную новость дня племянник Сергей, терпеливо дождавшись наконец, когда все собравшиеся дамы дадут вставить хоть слово в бесконечной череде выяснения своих запутанных отношений. Очевидно, надеялся, что его заявление станет топором, который разрубит этот гордиев узел, и выяснениям придет конец. Однако эффект получился обратный, как от подлитого в огонь масла. Но пожар разразился не вдруг, а лишь когда до присутствующих все же дошел смысл сказанного.
   Сразу переварить подобное известие удалось не всем. Люси, до того момента взиравшая на все происходящее несколько отстраненно, с чувством переполнявшего ее превосходства, дольше всех находилась в ступоре. Сначала ее взгляд надолго остановился на Сергее. Затем она перевела его на маленькую пухленькую девчушку с двумя хвостиками на голове. Маруся не испытывала никакого смущения, она мило всем улыбалась, дескать, дело житейское, чего не бывает между близкими родственниками. Ничуть не смущаясь незнакомой обстановки, не обращая внимания на остолбеневших гостей дома, она прошлась по гостиной и удобно устроилась в большом кожаном кресле, стоящем возле печки.
   Первой в себя пришла хозяйка дома:
   – Я правильно поняла, Сережа, ты хочешь сказать, что Маруся беременна, а отцом ее ребенка является Андрей Константинович? – осторожно спросила она, все еще надеясь, что ослышалась.
   – Все всё правильно поняли. Марусе только шестнадцать, и она беременна от моего родного дяди. Все усвоили?
   – А почему вы раньше молчали? – опомнилась Миркина. – У нее уже живот заметен. Срок уже месяцев… Сколько?
   – Пять, – спокойно уточнила Маруся, привстав, чтобы взять яблоко из вазы с фруктами, стоящей на журнальном столике неподалеку от ее кресла.
   – Пять месяцев, и вы только сейчас, когда Андрея нет, пришли с этой вестью? А почему вы ему не сообщили о его якобы отцовстве при жизни? – вскипела Миркина.
   – Он знал, я ему рассказала, – сообщила Маруся, хрустя яблоком.
   – И что сказал он? – Миркина даже притихла.
   – Сказал, что будет думать. Аборт было поздно делать. Я не знала, что беременна. У него и спросила. Почему у меня раньше были месячные, а теперь опять нет…
   – Что значит опять? Это что – вторая беременность? – не удержалась от вопроса Лариса Мартынова, с лица которой даже улыбка пропала, что было совершенно не свойственно ее натуре.
   – Нет, ну вы странные какие, – досадуя на непонятливость взрослых женщин, стала объяснять Маруся. – У меня тринадцать лет не было никаких месячных, потом стали приходить, а теперь опять пропали.
   – Это же просто Содом и Гоморра в чистом виде, – только и смог выговорить по-настоящему потрясенный Кардиналов, невольно вскочив с места и заметавшись по комнате.
   – Значит, он тебе объяснил, почему они пропали? Инженер женских… Сказать «душ» язык не поворачивается. Все остальное неприлично, – с горькой усмешкой проговорила Елена Алексеевна.
   – Объяснил. Дал адрес врача, к которому я пошла. Там все сказали точно и еще сказали, что аборт делать нельзя, потому что срок уже четырнадцать недель.
   Возникла невольная пауза. Все присутствующие в комнате в недоумении переводили взгляд то на Марусю, то на Сергея, то оторопело смотрели друг на друга.
   – Да, такого я не ожидала даже от него. В голову не могло прийти. Как такое вообще могло произойти? – растерянно спросила Миркина, обращаясь в никуда.
   – Дядя Андрей сказал, что может взять меня на работу. Ну я пришла к нему, – решив, что ей задали совершенно конкретный вопрос, стала рассказывать Маруся. – Он показал офис, потом привел в свой кабинет, стал угощать чаем, конфетами. Сказал, что пока должности для меня нет, но он что-нибудь придумает. Сложность в том, что мне тогда было четырнадцать лет.
   – О Боже, – тихо простонала Елена Алексеевна, медленно опускаясь в кресло. – Не могу поверить.
   – А почему «дядя Андрей»? Он же тебе дедушка, – мрачно поинтересовалась Лара Мартынова.
   – Я всегда его так называла, с детства привыкла. Он мне всегда делал подарки, я его любила. А в кабинете он сказал, что я, оказывается, стала уже совсем взрослая, что теперь он будет дарить другие подарки. Потом попросил его поцеловать. Потом сам меня поцеловал. Потом…
   – Все, что было потом, в общих чертах понятно, судя по результату, – не выдержала Миркина.
   – А куда родители смотрели? – все же задала Алиса Лисовская вопрос, который интересовал всех. – Вы что ж, ничего не замечали? Вы же знали, каким был Вольнов. Надо было быть начеку. Зачем эти подарки? Зачем отправили к нему дочь?
   – Да нам и в голову такое прийти не могло! – в сердцах воскликнул Сергей. – Я вообще думал, что это случилось у нее с одноклассником. Решил с ним поговорить по-мужски. Она месяц назад сообщила, что беременна, что выйдет замуж за отца ребенка. Я еще возмущался, на что они будут жить. Это уже совсем недавно она призналась.