- Не плачь, мама. - Он нежно погладил мать по седой голове с белой гребенкой. Господи, совсем горбатая стала! - Все будет хорошо.
- Думаю, что нет... Прости, сынок. - Мать поднялась, сложила в холщовую сумку икону, книжки, тетрадки, стала перебирать на ощупь спинки стульев - искать кофту.
- Ты это куда? Мам?
- К Светлане... У нее маленькая Светка болеет. Ты же знаешь, я умею температуру сбивать... Побуду пару дней, потом прибегу.
Прибегу...
- Никуда ты не пойдешь! - Но он уже знал, что упрямую старуху не переубедить. Да и в самом деле, как можно стерпеть такие обиды? А он тут без нее с Брониславой поговорит начистоту. - Я провожу. Еще ветром тебя уронит.
- Меня, Лешенька, ветер не прихватит, я невысокая. - Говорит этак серьезно, как неразумному ребенку.
В прихожей сунула ноги в боты, Алексей их застегнул, надела плащишко, повязала темный платок, взяла из угла черемуховую палку, которую ей обстругал еще весною сын, и вышла.
Алексей Александрович, торопясь и дергая плечами, облачился в узкую кожаную куртку и, прихватив зонт для матери, выскочил следом.
7
Заграничный гость нажал на одну из кнопок дверного звонка, но не на верхнюю, а на нижнюю, приделанную к стене для ребенка, - в виде ромашки. И когда дверь отворилась безо всяких "кто там", перед изумленной хозяйкой на лестничной площадке предстал некий коротышка в джинсовом костюме на коленях! И на коленях же зашаркал через порог, как карлик в огромных очках, тоненьким голоском причитая:
- В нашем цирке мине сказали, здеся ученая женщина живет... Слонова... нет, не Слонова... Львова... нет, не Львова...
- Мишка! - грудным голосом отозвалась Анна Муравьева, всплескивая руками. - Солнышко! Ты что ли?!
- Ну, я, - отвечал довольный произведенным эффектом Белендеев, хватая ее руку, чмокая и вскакивая. - Вот, к первому человеку - к тебе!
- Ну уж не ври! - как бы рассердилась Анна. - У Ленки Золотовой был? А-а-а, старый ловелас...
- Кстати, ловелас... Вот пришло в голову... love las... last... последний человек любви? Да, я последний, кто любит всех! И вас! - Это уже относилось к молодой женщине, сидевшей в углу, на диване. Только сейчас он ее приметил. - Да, да, хотя я вас не знаю!
Муравьева расхохоталась.
- Каков пират, а? Не вздумай когти забрасывать... Здесь ничего с абордажем не получится.
- Почему-у? - Белендеев сделал вид, что всерьез обиделся. - Я так стар стал? - Он напустил на лицо выражение крайней значительности, приблизился к незнакомке и поклонился. - Михаил Белендеев, профессор, доктор наук, член двух международных академий, в настоящее время проживаю в Америке, но душою наш.
Незнакомка с красивым усталым лицом встала, протянула руку:
- Галина.
Она была невысокая, тоненькая, в деловом костюме серо-голубого цвета, на шее платок, волосы растрепанные и словно бы мокрые - теперь такая мода и в России.
- Я пошла? - обратилась она к Муравьевой.
Та что-то хотела сказать, но вмешался неугомонный гость:
- Нет, нет, она никак не пошла!.. Ведь правда? Она прелестна!
Молодая женщина бесстрастно выслушала ахинею человека, который, как ей стало понятно, всю жизнь острит, кивнула Анне и ушла.
- Мишка! - Муравьева подергала гостя ласково за ухо и кивнула на стул. - Так ты надолго?
Белендеев сел, скромно поджал ноги, надел очки и минуту молчал.
Впрочем, Анна, ожидая очередную хохму или даже розыгрыш с его стороны, только засмеялась.
- Врать не надо! Я сейчас дите отведу в школу, а потом все от твоей Ленки Золотовой узнаю. Так что говори.
- Во-первых, я к ней вечером заходил буквально на полчаса... Тридцать минут, тысяча восемьсот секунд... Хотел потрепаться, как раньше, а она что-то шьет на машинке... Как вдова Версаче!
- Да, она у нас теперь портниха.
- Понимаю, жить надо. Поддерживать форму существования белковых тел. И я ей, собственно, ничего и не сказал... Кроме того, что ее тоже люблю, всегда вспоминал, как мы в нашей компании: мы, ты, Гришка... царство ему небесное... сиживали на полу и песни всякие пели...
Анна слушала его и не слушала. Балабол, не за тем же он сюда прикатил за десять или сколько там тысяч верст, чтобы повспоминать пусть даже благословенные времена.
Хотя он имеет право с наслаждением, театрально об этом порассуждать: когда заваливали первую диссертацию Бузукина, Мишка вел себя достойно и при тайном голосовании, несомненно, был "за".
- А что печалишься? - продолжал болтать гость. - Эта леди огорчила? Вечно ты красотками окружена. Идут за жизненным советом? Не перенаправишь ее на мой адрес? В компьютере это элементарно, есть специальный значок... Я в гостинице Дома ученых, номер два-один...
- Да, да, - закивала Анна, - сейчас же побегу, верну... - Но сквозь шутку у нее уже прорывался гнев - нужно было готовить сына к школе, а Белендеев, кажется, с ночи еще не протрезвел и слишком заигрался.
- Ну честно, кто такая? - настаивал Белендеев. - Она талантлива?
- Очень. Галя Савраскина, была Штейн, теперь свободна... Но не трогай ее ради бога... Травмирована таким же плоским остряком, как ты... - Анна нарочно дерзила гостю, понимая, что сейчас Мишка-Солнце перестанет наконец валять дурака и скажет, что его, собственно, привело в нынешний Академгородок.
И он заговорил, правда, еще улыбаясь и кланяясь, как японец (это у него уже неискоренимая привычка):
- Я понимаю, что ты понимаешь, что я понимаю... Но если прямо, как милиционер, - я богат и хочу помочь, чтобы наша наука не вымерла... Вы же тут, как мамонты, блин. Найдут через сто лет в мерзлоте...
- Богатый - это хорошо... - задумчиво посмотрела на него Анна. - И что, ты прилетел деньги раздавать? Покраснел-то, покраснел!.. До четырехсот ангстрем. - Белендеев, конечно, помнил: это любимая шутка Бузукина. 400 ангстрем - длина волны света, соответствующего красному закату. - Если ты богат, как Гейтс, конечно... Но что-то я не слышала о втором мультимиллиардере...
Белендеев погасил улыбку и рассказал, что у него в Штатах есть лаборатория, фирма, он действительно не беден - что-то изобрел уже там.
"А может быть, и отсюда увез? - подумала Анна. - Всегда был талантлив, особенно в электронике..."
- Еще могу сказать, что некий могучий фонд обещал поддержать, если я создам новый Лос-Аламос или Кавендиш... В мирных целях, конечно... Ну я условно...
- Врешь ведь!
Белендеев, зажмурившись, покачал головой.
Кто знает, может, и не блефовал.
- Ну а ко мне-то зачем? - спокойно спросила Анна. - Ты же знаешь, я никуда не поеду... Ни за какие конфетки.
- И даже если конфетки сладкие? - зажурчал тихим смехом Белендеев. Ребенку твоему бы "пондравилось".
- Нет, Миша, правда, не по адресу. Иди к начальству. Хотя...
Нынче никто никого не спрашивает. Это было ясно обоим. Захочет поехать юноша - скатертью дорога. И ни директор Института физики Марьясов, ни директор Института биофизики Кунцев никого не удержат.
- КПСС нету, - еще ласковее журчал Миша. - КГБ нету. Ты здесь для всех нас, как мать-хранительница очага... Твоя рекомендация...
Ах, вот оно что! Лезет иголкой прямо в нерв. Имеет в виду, разумеется, что вдова гениального Григория Бузукина пользуется непререкаемым авторитетом среди ученых среднего поколения. Во-первых, сама не дура, во-вторых, в партии не состояла, упряма и самостоятельна во всем, что, несомненно, вызывает восхищение у желторотой молодежи.
Это ведь она еще во времена СССР, беременная, располневшая, просидела долгую ледяную осень в тонкой палатке на берегу таежного озера с карстовыми пещерами, ожидая появления оттуда "сибирской Несси", красноглазого ящера, предсказанного безумным старичком академиком Ивановым-Зайончковским. И это она спустила с лестницы очередного товарища из парткома, явившегося увещевать ее за аморальный образ жизни: взялась-де отнимать Газеева у его смуглой красавицы-жены. А тот прятался потом от них обеих в подвалах Института биофизики... Это счастье, что Анечку, брошенную, с ребенком, взял в жены Григорий Бузукин... Только жаль, недолог был счастливый союз - вечно хохочущий, белозубый Григорий умер от инфаркта... Прилег, улыбаясь, и ушел...
В тот год Мишка-Солнце уже работал в Канаде, но ему все подробно описали. Он послал телеграмму с соболезнованием, которая не дошла... Он звонил, а сибирская телефонистка сказала, что АТС Академгородка временно не работает... Но изменились, слава Богу, времена. Свобода. Так чего бы Анне Муравьевой не уехать в Штаты?
- Нет, милый мой. Я уже старуха и этим горжусь.
- В сорок лет?
- В Сибири год идет за полтора. Хочешь кофе?
- Я ничего не пью, - мгновенно ответил Мишка-Солнце и глянул на часы. - До... до половины восьмого... Вот, сейчас как раз половина восьмого. Можно.
- Ты все такой же, Миша.
Анна быстро намешала растворимого кофе в чашки, нарезала сыра и колбасы, открыла баночку маслин. И, вздохнув, сказала:
- Хорошо. Записывай. Вот кого надо спасать. Раз ты у нас такой богатый. - И начала перечислять фамилии молодых физиков и биофизиков, оказавшихся без работы...
А профессор Белендеев, достав блокнот, не чинясь, аккуратным почерком записывал...
Через час он поблагодарит Анну и протянет сотенную американскую бумажку. Анна усмехнется и вернет ее.
С улыбкой японца Мишка-Солнце протянет ей две бумажки по сто долларов. Муравьева вернет и их.
Хохоча, Мишка-Солнце протянет ей пачку банкнот. Анна скажет:
- Русские женщины не продаются.
И, так пошучивая, они расстанутся...
8
- Сынок, ты куда? - окликнула мать сына, механически прошагавшего мимо нужной двери на чужой этаж. - Мы пришли. - И постучала кулачком в дверь она не любила звонки.
И в эту минуту в кармане кожаной куртки у Алексея запиликал сотовый телефончик - единственная уступка от дирекции Института биофизики ему, доктору наук.
- Мам, извини. - Алексей отвернулся. - Внимательно слушаю.
- Алексей Александрович, - звонко произнесла Кира, секретарша директора Института физики академика Марьясова, - тут у нас гости... Про вас спрашивают.
- Кто?
- Профессор... Ой! - Ей не давали говорить. Слышался смех. - Он теперь... руководитель...
- Ну кто, кто?
В трубке зашуршало, и мягкий картавый голосок спел:
- Над Канадой небо синее... Только все же не Россия...
А, это Мишка-Солнце явился со своей новой родины, всегда что-то знающий, чего другие не знают.
- Когда появишься, родной? Уж и на работу пора.
Странно, Алексей никогда не был с этим господином на "ты". В знаменитые годы расцвета Академгородка Левушкин-Александров, в лучшем случае как один из перспективных молодых ученых сиживал у "стариков" на таинственных семинарах, слушая относительно безумные теории, так называемую мозговую атаку корифеев. Всё миновало. Что теперь-то понадобилось заграничному гостю?
- Посидим, погуторим, - ласковой скороговоркой продолжал Белендеев. Я в Доме очень ученых, в гостиничке. Могу и в ресторане внизу подождать. Это раньше у дворян называлось второй завтрак. Давай через полчаса?
Отказать бы совсем, но Левушкин-Александров, запинаясь, ответил:
- А если попозже? У меня всякие обстоятельства...
Черт его знает, может, на ловца и зверь бежит.
Ну где же сестра? Уже на работу убежала? Наконец, с той стороны двери защелкал, завозился ключ в разболтанном замке.
- Батюшки! Мамочка! Братик! - замурлыкала в дверях тоненьким голоском, как девочка, Светлана, остриженная и покрашенная нынче под Мерилин Монро. И указала за спину острым длинным малиновым ногтем. - А тут ваша Броня2 звонит. Что опять эта халда натворила?
- Да ничего, - мягко ответила мать, проходя в квартиру и крестясь. - У нас все хорошо.
- Кричит, чтобы не сердились... У нее изжога, вот и сорвалась... Ждет вас к семи - пельмени сварит.
Алексей Александрович ненавидел пельмени, особенно магазинные, с толстым слоем теста, но все эти годы ел их, чтобы не ссориться с женой.
- Нет, нет, ты сейчас не уйдешь! - Сестра перехватила тоскливый взгляд брата. - Светланка-дубль уже не болеет, вместе чаю попьем. Я торт медовый купила. А на работе подождут.
- Нет, побегу, - сказал Алексей Александрович. - Приехал профессор Белендеев из Америки.
- Дядя Миша, что ли? Первые сутки ему не до мужчин... Если только не поменял на Западе ориентацию... Ну, посиди же с нами, братец!
Алексей Александрович против воли кивнул, молча повесил куртку и прошел в большую комнату, где вся стена пестрела цветными и черно-белыми фотокарточками артистов и рок-певцов мира.
Сестра Светлана как была, так и осталась к своим пятидесяти годам восторженной дурочкой, хотя на работе - в бухгалтерии "Сибэнерго" - ее за аккуратность все хвалили. Лучше бы они свет у людей не выключали, бандиты Чубайса! Три дня назад снова учинили так называемое веерное отключение, и вся хлорелла под погасшим ртутным солнцем, один из компонентов питания предполагаемых космонавтов в дальнем (марсианском) плавании, увяла...
На полке мини-набор интеллигенции: Библия, Булгаков, Солженицын, Вознесенский. О, еще Конфуций! Когда-то читал, ничего не запомнил.
Алексей Александрович открыл наугад томик "Изречений": "Учитель Цзэн сказал: "Если будут чтить умерших, помнить предков, то в народе вновь окрепнет добродетель".
Ну и что тут особенно мудрого? Да, всё так, ну и что с того?
"Учитель говорил: "Кто постигает новое, лелея старое, тот может быть учителем".
Свод банальностей. И сколько их тут, изречений? Боже мой, сотни!
- Я пойду. До вечера.
9
Что есть гений? Почему одного человека чтут веками, а другого - нет? Конфуций был великий знаток семейного и государственного порядка, кладезь всевозможных ритуалов. И что, этого достаточно, чтобы прославиться?
Как рождается великая сила авторитета, магия имени? Один сибирский писатель как-то по телевизору ляпнул: "Если бы нас столько печатали, как Астафьева, то и нас бы знал народ..."
Ой ли? Разве мало печатали еще недавно Маркова и Сартакова?
А взять ученых... Сколько было дипломированных философов в СССР! Алексей Александрович ходил в студенческие времена на семинары по марксистской философии, где, сатанея от тоски, пережидал, пока пустопорожняя болтовня кончится... Где сейчас эти знатоки? Они теперь политологи. Бывший парторг университета ездит на роскошной "Тойоте", стал политтехнологом, имиджмейкером! Верноподданническая морда с усиками преобразилась, теперь он носит баки, на шее розовый платок, как у гея.
Да и братья-физики, биологи. Уж здесь-то бы, казалось, на мякине не проведешь! Ан нет! Можно! Сколько лженаук появилось! Сколько самозванцев! Снова на кону вечные двигатели! Таинственные открытия, которые невозможно повторить только потому, что мы, видите ли, мешаем процессу тем, что не верим! Гениальный лжец академик Лысенко может отдыхать в своем золоченом гробу. "Дайте мне три миллиона долларов - и я докажу, Родина будет гордиться мной!"
Но не до шуток. По правде сказать, человек подошел так близко к самым сокровенным секретам бытия, что ВСЁ ВОЗМОЖНО. И это ощущение сводит с ума и вполне умных людей. Это как во время игры в карты - возбуждение доходит до предела, назад ходу нет! Черт знает, может, действительно вода умеет запоминать и даже думать? Может, и в самом деле нейтрино вовсе не такие, как мы про них думали? И, кроме структуры ДНК-РНК, есть некая невидимая волна поверху, которую иначе как божественным благословением не назовешь?..
Он сидел в лаборатории и пытался понять: что же ему делать дальше? ЗДЕСЬ ему уже скучно. ГЛУБЖЕ копать нет возможности. УЕХАТЬ он не может по определению: мать, сын, ученики... и много чего другого, в чем он до сих пор не может до конца признаться себе.
В филенчатую самодельную дверь тихо постучали.
- Да?
Заглянула уборщица тетя Туся в сиреневом берете.
- Может, что на обед принести? В буфете пирожки с печенкой.
- Спасибо, нет.
Рослая носатая тетя Туся всегда хвасталась тем, что похожа на актрису Раневскую. Она была такая же нескладная, она и курить стала, чтобы походить на великую артистку-матерщинницу. Алексей Александрович ей доплачивал еще и полставки лаборантки: тетя Туся прекрасно стерилизовала стеклянную посуду лаборатории.
И вновь запиликал сотовый.
- Слушаю.
В трубке смеялись, гоготали. И опять мягкий говорок Мишки-Солнца:
- Не передумал? Я через пространства вижу... Тебе, малыш, одиноко... А тут у нас рассказали историю, будто осетра подцепили на Енисее, размером с весло. Вытащили, а внутри знаешь что? Золотая медаль Героя Соцтруда. Кто-то вместо блесны использовал... Н-ну вы тут дошли, друзья мои!
- Перестаньте! - буркнул Алексей. Господа обедают.
Но тот умный, понял, что перебрал, мигом сменил тон и этак доверительно:
- Я один из номинаторов на премии в Штатах и в Европе. Мне обещают даже нобелевские списки показывать... - Господи, всю жизнь блефует. Еще в советские времена, когда никого из их компании никуда за рубеж не выпускали, у него на лацканах пиджака вечно блестели значки со всякими иностранными аббревиатурами. Таились они у него и за лацканами - иногда Мишка с многозначительным видом отгибал лацканы и показывал. Уверял, что он член многих академий и ассоциаций... Мишка-Солнце любил юмор, брал пример с великих физиков современности. Бузукин его прозвал "многочлен Ласкаля" (переиначив имя великого Паскаля), студенты с восторгом запомнили.
- Кстати... - продолжал ворковать, как голубь, в трубке тенорок Белендеева. - У тебя есть что-нибудь архиважное? Хочется чудес. Все чудесатей и чудесатей.
Да, чудес хочется. Во всем Институте биофизики осталась, дай Бог, половина народу. Не нужны государству, засыпанному пустыми полиэтиленовыми бутылками, новые материалы на производство бутылок, которые после употребления легко и безвредно разрушались бы... Не нужны биолюминесцентные индикаторы здоровья - до сих пор выпускаем опасные ртутные термометры... Не нужна экологическая биотехнология... А ведь столько накопили ядовитых отвалов!
Ах, если бы сейчас с неба в руки Алексею Александровичу упала пачка денег... Что бы он сделал? Если бы много денег - осуществил бы тайную свою мечту, построил "Трубу очищения". Он никому о ней не рассказывал, лишь однажды, будучи в новосибирском Академгородке, разоткровенничался. Коллеги снисходительно поулыбались... Хотя лишь на первый взгляд идея безумна и вполне может себя окупить...
Мы живем в замаранном мире, дышим дымом, потребляем черт знает что (взять хотя бы диоксин, рождающийся в наших чайниках из хлорированной водопроводной воды), уши забиты грохотом, глаза раздражающей мерзостью бытия! И люди в правительстве, на заводах, где угодно, принимающие решение - сокращенно ЛПР, - поголовно больны спешкой, жестоки, не думают о последствиях. Если где-нибудь в лесу, в горах выбрать клочок живой природы, чтобы было здоровое озеро, цветы, птицы, животные, и там читать для ЛПР лекции по экологии, просвещать их, показывая, как работает природная экосистема, живая цепочка в воде и воздухе, и как легко ее прервать... А главное - чтобы они все поспали одну-две ночи в "Трубе очищения"...
Что это и для чего? Если мы представляем собой тончайший механизм природы, куда хитроумней компьютера и куда более ранимый, то, может быть, сны - это каждодневная коррекция мощными силами космоса нашей "электронной" системы? Причем, учитывая, что каждый человек - по задаткам гений, то почему бы, давая человеку возможность выспаться как можно ближе к неискаженным полям космоса (например, в горах), не помочь ему стать хотя бы добрей? А поскольку нет возможности проводить ночи непосредственно на горе Эверест или горе Арарат, почему бы не поднять над человеческим телом некую вертикальную трубу из токопроводящего металла, которая отсекала бы вредные боковые электрические и магнитные помехи?..
Алексей Александрович давно уже отключил сотовый телефон и брел по городу к сестре, за мамой.
А куда еще податься? Что роднее родных?..
10
По длинному темному, при одной горящей лампочке в конце, коридору общежития аспирантов в поздний этот час плелся уже крепко навеселе неугомонный заграничный гость Белендеев все в том же затрапезном, джинсово-молодежном виде, в сопровождении долговязой дамы в короткой юбочке, на шпильках, на плечах ее болталась накидка из песца или волка, сразу не разобрать.
Вид дамы мигом переменился, как только она постучалась и в отворенную дверь хлынул свет: стали видны сквозь косметику все овражки на лице женщины, которой далеко за двадцать.
За порогом переминался рослый юноша в китайском спортивном костюме, в тапочках на босу ногу, чесал затылок. Он явно в этот час никого не ожидал.
- Господин Нехаев здесь живет? - строго спросил Белендеев, делая вид, что заглядывает в приоткрытую ладонь, в которой якобы лежит бумажка с написанной фамилией.
- Д-да... - заикаясь, ответил хозяин комнаты, удивленно всматриваясь в гостей. Узнав, наконец, женщину, он поздоровался еще более удивленно: Елена Васильевна, вы?
- Ну я, я, котик, - прокуренным баском отвечала Елена Золотова. - Мы к тебе, Вова, на минутку. Впустишь?
- Ко-ко-конечно... - посторонился юноша. Лицо у него было доброе, губы трубочкой, словно он все время что-то насвистывал. На левой кисти синие буквы "Катя" и заходящее солнце с лучами.
Спохватившись, он подтолкнул гостям единственный стул. На тахте белела постель, не сядешь.
- По-по-пожалуйста...
- Ты не знаешь его? - спросила Елена, кивая на толстенького гостя. Профессор, член двух академий, один из отцов-основателей нашего Академгородка Михаил Ефимович Белендеев. Ныне живет в Штатах.
- А-а... - протянул Нехаев.
Конечно, он слышал эту фамилию, но для него она казалась уже канувшей в историю.
Белендеев вдруг рассыпался смешком.
- Не пугай его! - И, подмигнув Нехаеву, показал на Елену, на ее юбку. - Анекдот слышал? Приехали шотландцы, все в юбках, а один в брюках. Кто-то спрашивает: а почему он в брюках? Те отвечают: а он гомик.
Нехаев растерянно улыбался, не понимая, зачем к нему пришли.
- Не пугай его, - теперь уже пробасила Елена Золотова и села на стул, забросив ногу на ногу. - Ты у Алеши работаешь, у Левушкина-Александрова?
- Н-ну.
- Как у него сейчас дела? Он доволен жизнью? Говори честно, мы сейчас к нему... Зашли к тебе, чтобы как-то подготовиться... не обидеть...
Нехаев мучительно соображал, чего же от него хотят эти люди.
- Что-нибудь новое делает? Как финансирование? Ты же лаборант, даже старший... Как приборы? Есть ли договора с Минздравом или с кем там у вас, у биофизиков?.. Выделили какие-нибудь ценные штаммы?
Наконец, Нехаев неуверенно и путано заговорил. Договоров никаких нет. Биостенд старый, его изготовили в Орехово-Зуеве на военном заводе еще на королёвские деньги, предполагалось - будет готовить хлореллу для космоса, а потом оказался не нужен. Но ничего, клокочет... Нынче на нем Алексей Александрович эволюционные задачи решает... это если использовать дрожжи...
- Дальше, - морщась, прервала его Золотова.
- Насчет же-железобактерий... Раньше Но-норильск проявлял интерес, а сейчас... на-нашли богатую руду. Зачем им отвалы перерабатывать? Да и до-дорого - электричеством наращивать бактерии...
- Дальше.
- Я больше н-не знаю. Он много думает... к физикам хо-ходит... Мо-может, что-то новое готовит?
Белендеев кивнул.
- Соскучился! Он же начинал, как физик. Один из тех, кто геостационарные спутники спасал от солнечного ветра... Но это вчерашний день. И это всё, как сказала миледи королю?!
Нехаев нерешительно помялся:
- Как-то сказал - хо-хочет что-то такое создать... Влияние космоса на сон, что ли...
Белендеев и Золотова переглянулись.
- По-моему, плешь, - сказала Елена, доставая из сумочки сигарету и закуривая от мгновенно вспыхнувшей в руке Белендеева зажигалки. - Кризис. Он выдохся.
- Ты считаешь, non perspektiva? - промычал гость. - Ну в таком случае куда еще заглянем? - Он поднял руку, чтобы разглядеть часы. - У нас в Нью-Йорке сейчас как раз десять утра.
И вдруг Нехаев заволновался. Честный малый, он решил почему-то, что эти люди недооценивают его руководителя, и заговорил, заикаясь и дергая головой:
- Но знаете, у него це-це...
- Муха цеце? - весело переспросил Белендеев и, немедленно сделав серьезную мину, посмотрел ему в глаза. - Извините, слушаю.
- У него целая тетрадка идей. Он предлагал аспирантам, в подарок отдавал... чтобы только не уходили...
- Да? - Елена рассмеялась. - Я помню, когда он еще аспирантом у Соболева был, свои идеи дарил за конфеты, а конфетами девиц угощал. И что там, в этой тетрадке? Говоришь, про влияние звезд? Нет, нам нужны гениальные идеи, котик.
- У н-него есть!
- Вряд ли, котик. В последнее время ходит бледный, жалкий.
- Он ду-думает... все время думает... Руками уши закроет и ни-ничего не слышит...
- Перегорел! - безжалостно сказала Золотова. - Оно и понятно - к тридцати трем годам уже доктор наук, профессор. Самая первая свежая песенка спета. Ах, если бы что-нибудь новенькое! Михаил Ефимович посодействовал бы тому, чтобы члены нобелевского комитета...
- Тс-с, - остановил ее Белендеев. - Решим в рабочем порядке. Так у нас раньше говорили? Да, кстати, какая у него любимая пословица? Ну, поговорка?
- По-поговорка? - недоумевал Нехаев.
- Ну, для контакта? Как пароль у преферансистов?
- Какая у него... - Вдруг лицо лаборанта просияло. - Не плю-плюй в колодец - вылетит, не поймаешь.
- Неплохо! А такой анекдот слышал? - Он снова подмигнул хозяину комнаты. - Еврей решил бежать за границу. Это еще в те годы... Сунул жену Сару в рюкзак, рюкзак на спину - и пошел. А пограничники: "Стой! Что в рюкзаке?" - "В рюкзаке посуда". Пограничник бабах сапогом по рюкзаку. А оттуда раздалось: тгам-тагагам!.. - Рассмеявшись журчащим смешком, гость протянул кулак: - Прочтете, когда мы уйдем. О кей? - И, переложив что-то измятое из кулака в руку Нехаева, вышел из комнаты. - Тгам-тагагам!..
- Думаю, что нет... Прости, сынок. - Мать поднялась, сложила в холщовую сумку икону, книжки, тетрадки, стала перебирать на ощупь спинки стульев - искать кофту.
- Ты это куда? Мам?
- К Светлане... У нее маленькая Светка болеет. Ты же знаешь, я умею температуру сбивать... Побуду пару дней, потом прибегу.
Прибегу...
- Никуда ты не пойдешь! - Но он уже знал, что упрямую старуху не переубедить. Да и в самом деле, как можно стерпеть такие обиды? А он тут без нее с Брониславой поговорит начистоту. - Я провожу. Еще ветром тебя уронит.
- Меня, Лешенька, ветер не прихватит, я невысокая. - Говорит этак серьезно, как неразумному ребенку.
В прихожей сунула ноги в боты, Алексей их застегнул, надела плащишко, повязала темный платок, взяла из угла черемуховую палку, которую ей обстругал еще весною сын, и вышла.
Алексей Александрович, торопясь и дергая плечами, облачился в узкую кожаную куртку и, прихватив зонт для матери, выскочил следом.
7
Заграничный гость нажал на одну из кнопок дверного звонка, но не на верхнюю, а на нижнюю, приделанную к стене для ребенка, - в виде ромашки. И когда дверь отворилась безо всяких "кто там", перед изумленной хозяйкой на лестничной площадке предстал некий коротышка в джинсовом костюме на коленях! И на коленях же зашаркал через порог, как карлик в огромных очках, тоненьким голоском причитая:
- В нашем цирке мине сказали, здеся ученая женщина живет... Слонова... нет, не Слонова... Львова... нет, не Львова...
- Мишка! - грудным голосом отозвалась Анна Муравьева, всплескивая руками. - Солнышко! Ты что ли?!
- Ну, я, - отвечал довольный произведенным эффектом Белендеев, хватая ее руку, чмокая и вскакивая. - Вот, к первому человеку - к тебе!
- Ну уж не ври! - как бы рассердилась Анна. - У Ленки Золотовой был? А-а-а, старый ловелас...
- Кстати, ловелас... Вот пришло в голову... love las... last... последний человек любви? Да, я последний, кто любит всех! И вас! - Это уже относилось к молодой женщине, сидевшей в углу, на диване. Только сейчас он ее приметил. - Да, да, хотя я вас не знаю!
Муравьева расхохоталась.
- Каков пират, а? Не вздумай когти забрасывать... Здесь ничего с абордажем не получится.
- Почему-у? - Белендеев сделал вид, что всерьез обиделся. - Я так стар стал? - Он напустил на лицо выражение крайней значительности, приблизился к незнакомке и поклонился. - Михаил Белендеев, профессор, доктор наук, член двух международных академий, в настоящее время проживаю в Америке, но душою наш.
Незнакомка с красивым усталым лицом встала, протянула руку:
- Галина.
Она была невысокая, тоненькая, в деловом костюме серо-голубого цвета, на шее платок, волосы растрепанные и словно бы мокрые - теперь такая мода и в России.
- Я пошла? - обратилась она к Муравьевой.
Та что-то хотела сказать, но вмешался неугомонный гость:
- Нет, нет, она никак не пошла!.. Ведь правда? Она прелестна!
Молодая женщина бесстрастно выслушала ахинею человека, который, как ей стало понятно, всю жизнь острит, кивнула Анне и ушла.
- Мишка! - Муравьева подергала гостя ласково за ухо и кивнула на стул. - Так ты надолго?
Белендеев сел, скромно поджал ноги, надел очки и минуту молчал.
Впрочем, Анна, ожидая очередную хохму или даже розыгрыш с его стороны, только засмеялась.
- Врать не надо! Я сейчас дите отведу в школу, а потом все от твоей Ленки Золотовой узнаю. Так что говори.
- Во-первых, я к ней вечером заходил буквально на полчаса... Тридцать минут, тысяча восемьсот секунд... Хотел потрепаться, как раньше, а она что-то шьет на машинке... Как вдова Версаче!
- Да, она у нас теперь портниха.
- Понимаю, жить надо. Поддерживать форму существования белковых тел. И я ей, собственно, ничего и не сказал... Кроме того, что ее тоже люблю, всегда вспоминал, как мы в нашей компании: мы, ты, Гришка... царство ему небесное... сиживали на полу и песни всякие пели...
Анна слушала его и не слушала. Балабол, не за тем же он сюда прикатил за десять или сколько там тысяч верст, чтобы повспоминать пусть даже благословенные времена.
Хотя он имеет право с наслаждением, театрально об этом порассуждать: когда заваливали первую диссертацию Бузукина, Мишка вел себя достойно и при тайном голосовании, несомненно, был "за".
- А что печалишься? - продолжал болтать гость. - Эта леди огорчила? Вечно ты красотками окружена. Идут за жизненным советом? Не перенаправишь ее на мой адрес? В компьютере это элементарно, есть специальный значок... Я в гостинице Дома ученых, номер два-один...
- Да, да, - закивала Анна, - сейчас же побегу, верну... - Но сквозь шутку у нее уже прорывался гнев - нужно было готовить сына к школе, а Белендеев, кажется, с ночи еще не протрезвел и слишком заигрался.
- Ну честно, кто такая? - настаивал Белендеев. - Она талантлива?
- Очень. Галя Савраскина, была Штейн, теперь свободна... Но не трогай ее ради бога... Травмирована таким же плоским остряком, как ты... - Анна нарочно дерзила гостю, понимая, что сейчас Мишка-Солнце перестанет наконец валять дурака и скажет, что его, собственно, привело в нынешний Академгородок.
И он заговорил, правда, еще улыбаясь и кланяясь, как японец (это у него уже неискоренимая привычка):
- Я понимаю, что ты понимаешь, что я понимаю... Но если прямо, как милиционер, - я богат и хочу помочь, чтобы наша наука не вымерла... Вы же тут, как мамонты, блин. Найдут через сто лет в мерзлоте...
- Богатый - это хорошо... - задумчиво посмотрела на него Анна. - И что, ты прилетел деньги раздавать? Покраснел-то, покраснел!.. До четырехсот ангстрем. - Белендеев, конечно, помнил: это любимая шутка Бузукина. 400 ангстрем - длина волны света, соответствующего красному закату. - Если ты богат, как Гейтс, конечно... Но что-то я не слышала о втором мультимиллиардере...
Белендеев погасил улыбку и рассказал, что у него в Штатах есть лаборатория, фирма, он действительно не беден - что-то изобрел уже там.
"А может быть, и отсюда увез? - подумала Анна. - Всегда был талантлив, особенно в электронике..."
- Еще могу сказать, что некий могучий фонд обещал поддержать, если я создам новый Лос-Аламос или Кавендиш... В мирных целях, конечно... Ну я условно...
- Врешь ведь!
Белендеев, зажмурившись, покачал головой.
Кто знает, может, и не блефовал.
- Ну а ко мне-то зачем? - спокойно спросила Анна. - Ты же знаешь, я никуда не поеду... Ни за какие конфетки.
- И даже если конфетки сладкие? - зажурчал тихим смехом Белендеев. Ребенку твоему бы "пондравилось".
- Нет, Миша, правда, не по адресу. Иди к начальству. Хотя...
Нынче никто никого не спрашивает. Это было ясно обоим. Захочет поехать юноша - скатертью дорога. И ни директор Института физики Марьясов, ни директор Института биофизики Кунцев никого не удержат.
- КПСС нету, - еще ласковее журчал Миша. - КГБ нету. Ты здесь для всех нас, как мать-хранительница очага... Твоя рекомендация...
Ах, вот оно что! Лезет иголкой прямо в нерв. Имеет в виду, разумеется, что вдова гениального Григория Бузукина пользуется непререкаемым авторитетом среди ученых среднего поколения. Во-первых, сама не дура, во-вторых, в партии не состояла, упряма и самостоятельна во всем, что, несомненно, вызывает восхищение у желторотой молодежи.
Это ведь она еще во времена СССР, беременная, располневшая, просидела долгую ледяную осень в тонкой палатке на берегу таежного озера с карстовыми пещерами, ожидая появления оттуда "сибирской Несси", красноглазого ящера, предсказанного безумным старичком академиком Ивановым-Зайончковским. И это она спустила с лестницы очередного товарища из парткома, явившегося увещевать ее за аморальный образ жизни: взялась-де отнимать Газеева у его смуглой красавицы-жены. А тот прятался потом от них обеих в подвалах Института биофизики... Это счастье, что Анечку, брошенную, с ребенком, взял в жены Григорий Бузукин... Только жаль, недолог был счастливый союз - вечно хохочущий, белозубый Григорий умер от инфаркта... Прилег, улыбаясь, и ушел...
В тот год Мишка-Солнце уже работал в Канаде, но ему все подробно описали. Он послал телеграмму с соболезнованием, которая не дошла... Он звонил, а сибирская телефонистка сказала, что АТС Академгородка временно не работает... Но изменились, слава Богу, времена. Свобода. Так чего бы Анне Муравьевой не уехать в Штаты?
- Нет, милый мой. Я уже старуха и этим горжусь.
- В сорок лет?
- В Сибири год идет за полтора. Хочешь кофе?
- Я ничего не пью, - мгновенно ответил Мишка-Солнце и глянул на часы. - До... до половины восьмого... Вот, сейчас как раз половина восьмого. Можно.
- Ты все такой же, Миша.
Анна быстро намешала растворимого кофе в чашки, нарезала сыра и колбасы, открыла баночку маслин. И, вздохнув, сказала:
- Хорошо. Записывай. Вот кого надо спасать. Раз ты у нас такой богатый. - И начала перечислять фамилии молодых физиков и биофизиков, оказавшихся без работы...
А профессор Белендеев, достав блокнот, не чинясь, аккуратным почерком записывал...
Через час он поблагодарит Анну и протянет сотенную американскую бумажку. Анна усмехнется и вернет ее.
С улыбкой японца Мишка-Солнце протянет ей две бумажки по сто долларов. Муравьева вернет и их.
Хохоча, Мишка-Солнце протянет ей пачку банкнот. Анна скажет:
- Русские женщины не продаются.
И, так пошучивая, они расстанутся...
8
- Сынок, ты куда? - окликнула мать сына, механически прошагавшего мимо нужной двери на чужой этаж. - Мы пришли. - И постучала кулачком в дверь она не любила звонки.
И в эту минуту в кармане кожаной куртки у Алексея запиликал сотовый телефончик - единственная уступка от дирекции Института биофизики ему, доктору наук.
- Мам, извини. - Алексей отвернулся. - Внимательно слушаю.
- Алексей Александрович, - звонко произнесла Кира, секретарша директора Института физики академика Марьясова, - тут у нас гости... Про вас спрашивают.
- Кто?
- Профессор... Ой! - Ей не давали говорить. Слышался смех. - Он теперь... руководитель...
- Ну кто, кто?
В трубке зашуршало, и мягкий картавый голосок спел:
- Над Канадой небо синее... Только все же не Россия...
А, это Мишка-Солнце явился со своей новой родины, всегда что-то знающий, чего другие не знают.
- Когда появишься, родной? Уж и на работу пора.
Странно, Алексей никогда не был с этим господином на "ты". В знаменитые годы расцвета Академгородка Левушкин-Александров, в лучшем случае как один из перспективных молодых ученых сиживал у "стариков" на таинственных семинарах, слушая относительно безумные теории, так называемую мозговую атаку корифеев. Всё миновало. Что теперь-то понадобилось заграничному гостю?
- Посидим, погуторим, - ласковой скороговоркой продолжал Белендеев. Я в Доме очень ученых, в гостиничке. Могу и в ресторане внизу подождать. Это раньше у дворян называлось второй завтрак. Давай через полчаса?
Отказать бы совсем, но Левушкин-Александров, запинаясь, ответил:
- А если попозже? У меня всякие обстоятельства...
Черт его знает, может, на ловца и зверь бежит.
Ну где же сестра? Уже на работу убежала? Наконец, с той стороны двери защелкал, завозился ключ в разболтанном замке.
- Батюшки! Мамочка! Братик! - замурлыкала в дверях тоненьким голоском, как девочка, Светлана, остриженная и покрашенная нынче под Мерилин Монро. И указала за спину острым длинным малиновым ногтем. - А тут ваша Броня2 звонит. Что опять эта халда натворила?
- Да ничего, - мягко ответила мать, проходя в квартиру и крестясь. - У нас все хорошо.
- Кричит, чтобы не сердились... У нее изжога, вот и сорвалась... Ждет вас к семи - пельмени сварит.
Алексей Александрович ненавидел пельмени, особенно магазинные, с толстым слоем теста, но все эти годы ел их, чтобы не ссориться с женой.
- Нет, нет, ты сейчас не уйдешь! - Сестра перехватила тоскливый взгляд брата. - Светланка-дубль уже не болеет, вместе чаю попьем. Я торт медовый купила. А на работе подождут.
- Нет, побегу, - сказал Алексей Александрович. - Приехал профессор Белендеев из Америки.
- Дядя Миша, что ли? Первые сутки ему не до мужчин... Если только не поменял на Западе ориентацию... Ну, посиди же с нами, братец!
Алексей Александрович против воли кивнул, молча повесил куртку и прошел в большую комнату, где вся стена пестрела цветными и черно-белыми фотокарточками артистов и рок-певцов мира.
Сестра Светлана как была, так и осталась к своим пятидесяти годам восторженной дурочкой, хотя на работе - в бухгалтерии "Сибэнерго" - ее за аккуратность все хвалили. Лучше бы они свет у людей не выключали, бандиты Чубайса! Три дня назад снова учинили так называемое веерное отключение, и вся хлорелла под погасшим ртутным солнцем, один из компонентов питания предполагаемых космонавтов в дальнем (марсианском) плавании, увяла...
На полке мини-набор интеллигенции: Библия, Булгаков, Солженицын, Вознесенский. О, еще Конфуций! Когда-то читал, ничего не запомнил.
Алексей Александрович открыл наугад томик "Изречений": "Учитель Цзэн сказал: "Если будут чтить умерших, помнить предков, то в народе вновь окрепнет добродетель".
Ну и что тут особенно мудрого? Да, всё так, ну и что с того?
"Учитель говорил: "Кто постигает новое, лелея старое, тот может быть учителем".
Свод банальностей. И сколько их тут, изречений? Боже мой, сотни!
- Я пойду. До вечера.
9
Что есть гений? Почему одного человека чтут веками, а другого - нет? Конфуций был великий знаток семейного и государственного порядка, кладезь всевозможных ритуалов. И что, этого достаточно, чтобы прославиться?
Как рождается великая сила авторитета, магия имени? Один сибирский писатель как-то по телевизору ляпнул: "Если бы нас столько печатали, как Астафьева, то и нас бы знал народ..."
Ой ли? Разве мало печатали еще недавно Маркова и Сартакова?
А взять ученых... Сколько было дипломированных философов в СССР! Алексей Александрович ходил в студенческие времена на семинары по марксистской философии, где, сатанея от тоски, пережидал, пока пустопорожняя болтовня кончится... Где сейчас эти знатоки? Они теперь политологи. Бывший парторг университета ездит на роскошной "Тойоте", стал политтехнологом, имиджмейкером! Верноподданническая морда с усиками преобразилась, теперь он носит баки, на шее розовый платок, как у гея.
Да и братья-физики, биологи. Уж здесь-то бы, казалось, на мякине не проведешь! Ан нет! Можно! Сколько лженаук появилось! Сколько самозванцев! Снова на кону вечные двигатели! Таинственные открытия, которые невозможно повторить только потому, что мы, видите ли, мешаем процессу тем, что не верим! Гениальный лжец академик Лысенко может отдыхать в своем золоченом гробу. "Дайте мне три миллиона долларов - и я докажу, Родина будет гордиться мной!"
Но не до шуток. По правде сказать, человек подошел так близко к самым сокровенным секретам бытия, что ВСЁ ВОЗМОЖНО. И это ощущение сводит с ума и вполне умных людей. Это как во время игры в карты - возбуждение доходит до предела, назад ходу нет! Черт знает, может, действительно вода умеет запоминать и даже думать? Может, и в самом деле нейтрино вовсе не такие, как мы про них думали? И, кроме структуры ДНК-РНК, есть некая невидимая волна поверху, которую иначе как божественным благословением не назовешь?..
Он сидел в лаборатории и пытался понять: что же ему делать дальше? ЗДЕСЬ ему уже скучно. ГЛУБЖЕ копать нет возможности. УЕХАТЬ он не может по определению: мать, сын, ученики... и много чего другого, в чем он до сих пор не может до конца признаться себе.
В филенчатую самодельную дверь тихо постучали.
- Да?
Заглянула уборщица тетя Туся в сиреневом берете.
- Может, что на обед принести? В буфете пирожки с печенкой.
- Спасибо, нет.
Рослая носатая тетя Туся всегда хвасталась тем, что похожа на актрису Раневскую. Она была такая же нескладная, она и курить стала, чтобы походить на великую артистку-матерщинницу. Алексей Александрович ей доплачивал еще и полставки лаборантки: тетя Туся прекрасно стерилизовала стеклянную посуду лаборатории.
И вновь запиликал сотовый.
- Слушаю.
В трубке смеялись, гоготали. И опять мягкий говорок Мишки-Солнца:
- Не передумал? Я через пространства вижу... Тебе, малыш, одиноко... А тут у нас рассказали историю, будто осетра подцепили на Енисее, размером с весло. Вытащили, а внутри знаешь что? Золотая медаль Героя Соцтруда. Кто-то вместо блесны использовал... Н-ну вы тут дошли, друзья мои!
- Перестаньте! - буркнул Алексей. Господа обедают.
Но тот умный, понял, что перебрал, мигом сменил тон и этак доверительно:
- Я один из номинаторов на премии в Штатах и в Европе. Мне обещают даже нобелевские списки показывать... - Господи, всю жизнь блефует. Еще в советские времена, когда никого из их компании никуда за рубеж не выпускали, у него на лацканах пиджака вечно блестели значки со всякими иностранными аббревиатурами. Таились они у него и за лацканами - иногда Мишка с многозначительным видом отгибал лацканы и показывал. Уверял, что он член многих академий и ассоциаций... Мишка-Солнце любил юмор, брал пример с великих физиков современности. Бузукин его прозвал "многочлен Ласкаля" (переиначив имя великого Паскаля), студенты с восторгом запомнили.
- Кстати... - продолжал ворковать, как голубь, в трубке тенорок Белендеева. - У тебя есть что-нибудь архиважное? Хочется чудес. Все чудесатей и чудесатей.
Да, чудес хочется. Во всем Институте биофизики осталась, дай Бог, половина народу. Не нужны государству, засыпанному пустыми полиэтиленовыми бутылками, новые материалы на производство бутылок, которые после употребления легко и безвредно разрушались бы... Не нужны биолюминесцентные индикаторы здоровья - до сих пор выпускаем опасные ртутные термометры... Не нужна экологическая биотехнология... А ведь столько накопили ядовитых отвалов!
Ах, если бы сейчас с неба в руки Алексею Александровичу упала пачка денег... Что бы он сделал? Если бы много денег - осуществил бы тайную свою мечту, построил "Трубу очищения". Он никому о ней не рассказывал, лишь однажды, будучи в новосибирском Академгородке, разоткровенничался. Коллеги снисходительно поулыбались... Хотя лишь на первый взгляд идея безумна и вполне может себя окупить...
Мы живем в замаранном мире, дышим дымом, потребляем черт знает что (взять хотя бы диоксин, рождающийся в наших чайниках из хлорированной водопроводной воды), уши забиты грохотом, глаза раздражающей мерзостью бытия! И люди в правительстве, на заводах, где угодно, принимающие решение - сокращенно ЛПР, - поголовно больны спешкой, жестоки, не думают о последствиях. Если где-нибудь в лесу, в горах выбрать клочок живой природы, чтобы было здоровое озеро, цветы, птицы, животные, и там читать для ЛПР лекции по экологии, просвещать их, показывая, как работает природная экосистема, живая цепочка в воде и воздухе, и как легко ее прервать... А главное - чтобы они все поспали одну-две ночи в "Трубе очищения"...
Что это и для чего? Если мы представляем собой тончайший механизм природы, куда хитроумней компьютера и куда более ранимый, то, может быть, сны - это каждодневная коррекция мощными силами космоса нашей "электронной" системы? Причем, учитывая, что каждый человек - по задаткам гений, то почему бы, давая человеку возможность выспаться как можно ближе к неискаженным полям космоса (например, в горах), не помочь ему стать хотя бы добрей? А поскольку нет возможности проводить ночи непосредственно на горе Эверест или горе Арарат, почему бы не поднять над человеческим телом некую вертикальную трубу из токопроводящего металла, которая отсекала бы вредные боковые электрические и магнитные помехи?..
Алексей Александрович давно уже отключил сотовый телефон и брел по городу к сестре, за мамой.
А куда еще податься? Что роднее родных?..
10
По длинному темному, при одной горящей лампочке в конце, коридору общежития аспирантов в поздний этот час плелся уже крепко навеселе неугомонный заграничный гость Белендеев все в том же затрапезном, джинсово-молодежном виде, в сопровождении долговязой дамы в короткой юбочке, на шпильках, на плечах ее болталась накидка из песца или волка, сразу не разобрать.
Вид дамы мигом переменился, как только она постучалась и в отворенную дверь хлынул свет: стали видны сквозь косметику все овражки на лице женщины, которой далеко за двадцать.
За порогом переминался рослый юноша в китайском спортивном костюме, в тапочках на босу ногу, чесал затылок. Он явно в этот час никого не ожидал.
- Господин Нехаев здесь живет? - строго спросил Белендеев, делая вид, что заглядывает в приоткрытую ладонь, в которой якобы лежит бумажка с написанной фамилией.
- Д-да... - заикаясь, ответил хозяин комнаты, удивленно всматриваясь в гостей. Узнав, наконец, женщину, он поздоровался еще более удивленно: Елена Васильевна, вы?
- Ну я, я, котик, - прокуренным баском отвечала Елена Золотова. - Мы к тебе, Вова, на минутку. Впустишь?
- Ко-ко-конечно... - посторонился юноша. Лицо у него было доброе, губы трубочкой, словно он все время что-то насвистывал. На левой кисти синие буквы "Катя" и заходящее солнце с лучами.
Спохватившись, он подтолкнул гостям единственный стул. На тахте белела постель, не сядешь.
- По-по-пожалуйста...
- Ты не знаешь его? - спросила Елена, кивая на толстенького гостя. Профессор, член двух академий, один из отцов-основателей нашего Академгородка Михаил Ефимович Белендеев. Ныне живет в Штатах.
- А-а... - протянул Нехаев.
Конечно, он слышал эту фамилию, но для него она казалась уже канувшей в историю.
Белендеев вдруг рассыпался смешком.
- Не пугай его! - И, подмигнув Нехаеву, показал на Елену, на ее юбку. - Анекдот слышал? Приехали шотландцы, все в юбках, а один в брюках. Кто-то спрашивает: а почему он в брюках? Те отвечают: а он гомик.
Нехаев растерянно улыбался, не понимая, зачем к нему пришли.
- Не пугай его, - теперь уже пробасила Елена Золотова и села на стул, забросив ногу на ногу. - Ты у Алеши работаешь, у Левушкина-Александрова?
- Н-ну.
- Как у него сейчас дела? Он доволен жизнью? Говори честно, мы сейчас к нему... Зашли к тебе, чтобы как-то подготовиться... не обидеть...
Нехаев мучительно соображал, чего же от него хотят эти люди.
- Что-нибудь новое делает? Как финансирование? Ты же лаборант, даже старший... Как приборы? Есть ли договора с Минздравом или с кем там у вас, у биофизиков?.. Выделили какие-нибудь ценные штаммы?
Наконец, Нехаев неуверенно и путано заговорил. Договоров никаких нет. Биостенд старый, его изготовили в Орехово-Зуеве на военном заводе еще на королёвские деньги, предполагалось - будет готовить хлореллу для космоса, а потом оказался не нужен. Но ничего, клокочет... Нынче на нем Алексей Александрович эволюционные задачи решает... это если использовать дрожжи...
- Дальше, - морщась, прервала его Золотова.
- Насчет же-железобактерий... Раньше Но-норильск проявлял интерес, а сейчас... на-нашли богатую руду. Зачем им отвалы перерабатывать? Да и до-дорого - электричеством наращивать бактерии...
- Дальше.
- Я больше н-не знаю. Он много думает... к физикам хо-ходит... Мо-может, что-то новое готовит?
Белендеев кивнул.
- Соскучился! Он же начинал, как физик. Один из тех, кто геостационарные спутники спасал от солнечного ветра... Но это вчерашний день. И это всё, как сказала миледи королю?!
Нехаев нерешительно помялся:
- Как-то сказал - хо-хочет что-то такое создать... Влияние космоса на сон, что ли...
Белендеев и Золотова переглянулись.
- По-моему, плешь, - сказала Елена, доставая из сумочки сигарету и закуривая от мгновенно вспыхнувшей в руке Белендеева зажигалки. - Кризис. Он выдохся.
- Ты считаешь, non perspektiva? - промычал гость. - Ну в таком случае куда еще заглянем? - Он поднял руку, чтобы разглядеть часы. - У нас в Нью-Йорке сейчас как раз десять утра.
И вдруг Нехаев заволновался. Честный малый, он решил почему-то, что эти люди недооценивают его руководителя, и заговорил, заикаясь и дергая головой:
- Но знаете, у него це-це...
- Муха цеце? - весело переспросил Белендеев и, немедленно сделав серьезную мину, посмотрел ему в глаза. - Извините, слушаю.
- У него целая тетрадка идей. Он предлагал аспирантам, в подарок отдавал... чтобы только не уходили...
- Да? - Елена рассмеялась. - Я помню, когда он еще аспирантом у Соболева был, свои идеи дарил за конфеты, а конфетами девиц угощал. И что там, в этой тетрадке? Говоришь, про влияние звезд? Нет, нам нужны гениальные идеи, котик.
- У н-него есть!
- Вряд ли, котик. В последнее время ходит бледный, жалкий.
- Он ду-думает... все время думает... Руками уши закроет и ни-ничего не слышит...
- Перегорел! - безжалостно сказала Золотова. - Оно и понятно - к тридцати трем годам уже доктор наук, профессор. Самая первая свежая песенка спета. Ах, если бы что-нибудь новенькое! Михаил Ефимович посодействовал бы тому, чтобы члены нобелевского комитета...
- Тс-с, - остановил ее Белендеев. - Решим в рабочем порядке. Так у нас раньше говорили? Да, кстати, какая у него любимая пословица? Ну, поговорка?
- По-поговорка? - недоумевал Нехаев.
- Ну, для контакта? Как пароль у преферансистов?
- Какая у него... - Вдруг лицо лаборанта просияло. - Не плю-плюй в колодец - вылетит, не поймаешь.
- Неплохо! А такой анекдот слышал? - Он снова подмигнул хозяину комнаты. - Еврей решил бежать за границу. Это еще в те годы... Сунул жену Сару в рюкзак, рюкзак на спину - и пошел. А пограничники: "Стой! Что в рюкзаке?" - "В рюкзаке посуда". Пограничник бабах сапогом по рюкзаку. А оттуда раздалось: тгам-тагагам!.. - Рассмеявшись журчащим смешком, гость протянул кулак: - Прочтете, когда мы уйдем. О кей? - И, переложив что-то измятое из кулака в руку Нехаева, вышел из комнаты. - Тгам-тагагам!..