Когда старший лаборант раскрыл свой кулак, то увидел на ладони пятидесятидолларовую бумажку. Зачем это они? Или у них так принято? Но он же ничего толком и не рассказал... Да и что он может знать про новые идеи своего руководителя?
Но Нехаев заблуждался: он много чего поведал умному и тертому заграничному гостю.
11
Они медленно пошли по вечернему городу - сутулая маленькая старушка и младшее ее дитя. Алексей нес над головами зонт.
Крапал крест-накрест дождь, проблескивая при свете фонарей и витрин.
- Это где мы сейчас? - спросила мать, делая вид, что озирается.
- На улице Воскресенской, - ответил сын. - Ну, бывшей Марата.
- А-а! - Старушка остановилась. - Марат, кстати, был неплохой человек.
- Постой, трамвай идет.
- Это который?
- Третий.
- Поехали на нем.
- Мама, это же по кругу, через весь город!
- Ну как хочешь, - смиренно, как всегда, согласилась мать, и Алексей подумал: "А куда торопиться?" Помог ей подняться в вагон, сели у окна, сын за спиной матери. Трамвай тронулся, в тряске и перестуках разговаривать было трудно, и они долго молчали.
- Где мы сейчас? - Он услышал наконец ее дребезжащий голос.
- Старый цирк проехали...
Мать снова затихла. Минут через десять встрепенулась:
- А памятник сохранился? - Она имела в виду памятник борцам за свободу.
- Конечно, - соврал сын.
На месте бывшего монумента из бетона, изображавшего в стиле кубизма пролетариат, разрывающий двуглавого орла, теперь стояла стеклянная свеча банк "Олимп".
- А сейчас проспект Комсомола?
- Да, мам.
Алексей подумал: "Наверно, мысленно видит весь город..." Но если мать и видела мысленно город, то скорее всего город прежних, военных лет, когда она пришла сюда голоногой бесштанной девчонкой (да, она всегда так и уточняла среди своих: бесштанной) пешком из деревни Красные Петухи. Красными Петухами деревню назвали, говорят, потому, что она постоянно горела - только отстроится, вновь горит. То ли потому, что стоит на холме и молнии ее полюбили, то ли народ такой...
Устроилась на оборонный завод, где два года ворочала тяжеленные снаряды, пока не надорвалась, - была же худющая... Назначили агитатором, так и пошла дальше по жизни - в комсомоле, в партии...
А он? Алексей Александрович вскинул глаза: вон он, на холмах, университет, похожий на горсть беспорядочно брошенных друг на друга костяшек домино. Там когда-то учился он и училась курсом старше Броня Скуратова. Вот и общежитие прилепилось сбоку, где они познакомились в одну из новогодних ночей. Алексей, как и многие студенты, проживавшие в квартирах с родителями, часто бегал туда на танцы - в общежитии кипела веселая жизнь.
Пройти в "общагу" для своих было просто - туда вел прямо со второго этажа физмата стеклянный рукав, как в иностранных аэропортах - к самолетам. Можно было постоять внутри этой горизонтальной сосульки и посмотреть на березовую рощицу внизу, на облысевшую, как Горбачев, Большую сопку вдали над ней грибы телеантенн, а сбоку, вроде гигантских санок, забытых стоймя, макушки искусственных трамплинов. Под одним из них погиб его друг Митя Дураков, именем которого Алексей назовет впоследствии своего единственного сына.
Митю, взлетевшего на лыжах (и не в первый раз!) с самого высокого трамплина, снесло сильным боковым хиусом на пихты... Алексей никогда не забудет, как тело друга, словно кровавый рюкзак, повисло на сучках...
Алексей всегда во всем доверял бесстрашному Мите, который мгновенно отвечал на любой вопрос (Алексею еще подумать надо, обсосать вопрос, как леденец).
"Что же делать?" - бормотал порой Алексей.
"Что делал, то и делай! - рубил Митька. - Начал бриться - брейся. Начал целовать девушку - на курево не отвлекайся..."
Алексей с Митей вместе ходили и в общежитие. Там, в зале на первом этаже, мигал свет, гремела музыка. Сюда из комнат спускались разгоряченные вином, жующие (чтоб не пахло) молодые люди, и отсюда парами торопились наверх, чтобы в уединении, запершись, побыть вместе, а то и "заняться любовью", как это называется теперь. Хотя в ту пору еще немногие девицы решались на подобные подвиги...
И судьба распорядилась так, что именно в общежитии Алексей познакомился с Броней. Был канун Нового года. Алексей с Митей взяли в гастрономе за шоссе две бутылки новосибирского "искусственного" шампанского и поднимались по лестнице "своей" общаги.
Они направлялись в гости к Белле Денежкиной, певунье с гитарой, но вдруг им помешало препятствие - в коридоре мыла пол некая девчонка с первого курса, оглядываясь и крутя задом. Решили ей не мешать и подняться на этаж по другой лестнице.
А там нараспашку была открыта дверь в одну из комнат, визжала музыка, царил полумрак, сияла крашеными лампочками елка и голые девичьи руки зазывали прохожих мальчиков:
- Вы мужики или вы голубые?
- Мы мужики розовые, если раздеться на пляже, - быстро ответил Митя, он всегда был решительным, и свернул в сладкую тьму. И Алеша покорно заковылял за ним, хотя не очень хотелось лезть в этот шум, его тянуло на пятый этаж...
Там у Беллы в гостях, возможно, сидит Галя Савраскина, по студенческой кличке Лань. Однажды в университетской библиотеке, оказавшись неподалеку друг от друга за столами, Алексей и Галя уже переглянулись несколько раз до взаимного смущения и покраснения. У него сердце зашлось: неужели такая красивая девушка что-то в нем нашла? И он надеялся увидеть ее не в официальном месте. В новогоднюю ночь действуют магические законы...
Но, увы, Алексею не было суждено провести эту ночь рядом с Галей Савраскиной. Они с Митей загуляли с девицами с истфака. Там, помнится, были две пятикурсницы и две помоложе... Напились до полного свинства, и Алексей, очнувшись средь бела дня, увидел, что лежит припертый к стене на узкой койке под тонким байковым одеялом рядом с раздетой догола незнакомой пышной девицей, которая и была Броня Скуратова. Сам он был, правда, в майке и брюках.
Почувствовав, что Алексей проснулся, девица, смеясь, зашептала:
- Ты чё такой трус? А еще длинный.
Вокруг них спали вповалку на кроватях и даже на полу сопящие пары, пахло винным перегаром, окурками, носками и чем-то еще мерзким, как бы тухлой колбасой и разлитым медом.
- Трус? - хрипло переспросил Алексей, втираясь спиной в стену.
- Уже успел одеться! Давай еще раз...
Что она такое говорит?! Шевеля пальцами обеих рук, как двумя пауками, повела по его телу, попутно ловко расстегнув ремень и "молнию".
- Поспим на том свете. Хороший мой, славный...
12
С Галей Савраскиной, страстно желая этого и страшась, он все же столкнулся через несколько месяцев на кинопоказе в актовом зале - они оказались на соседних стульях. Если это и случайность, то явно подстроенная Митей.
Он уже давно заметил, что его друг при любой случайной встрече с этой девушкой останавливается как спеленатый.
И вот Алексей должен сесть рядом с Галей, она разговаривает с соседкой, глядя куда-то в сторону. В белой блузке и белой юбке, широкая коса на плече, сама маленькая, коленки вместе.
Алексей, неловко крутясь, опустился, пригнул голову, чтобы не мешать сидящим сзади, и шепотом поздоровался:
- Привет. - И, пока не начали кино, быстро добавил: - Жаль, в Новый год я вас не увидел.
- Да... - просто ответила она. Значит, ничего не знает, не рассказали!
А когда свет погас, началось кино, Алексей робко взял руку Гали, и она не отняла ее. А когда совсем стемнело (на экране плыла ночь), поднял ее руку и прижал к губам...
Господи, как дивно они бродили потом по ночному городу, он перед ней дурачился - падал в осенние астры на клумбе рядом с гранитным львом или медведем и лежал, скрестив руки на груди и закрыв глаза, потом резко открывал их и кричал:
- Оживают и камни, когда мимо проходит Савраскина!
Она была такая милая и такая покорная на вид, Лань и есть Лань, но внутренним чутьем Алексей понимал, что она бы не позволила ему ничего лишнего. Да он и в мыслях не держал.
Галя любила стихи и помнила их очень много, и Алексей тоже полюбил стихи, читал ей при встречах с надеждой, что певучие строки скажут Гале больше, чем он своим косным языком...
Они должны были пожениться, это было ясно всем, - может быть, на теперешнем четвертом курсе, а может, и традиционно на пятом, со свадьбой в студенческой столовой.
13
Но случилось так, что Алексей в апреле был вынужден снова зайти в общежитие, - ему передали пожелание коменданта Раисы Васильевны, что надо бы кому-то из друзей забрать вещи погибшего зимой Мити. Родители так и не приехали: отец в бегах, а мать, побывав на похоронах в феврале, теперь, судя по ее телеграмме, тяжело больна. Да и что ценного могло остаться после сына?
В вонючем подвале общежития, где хранилась картошка, Алексею выдали легкий чемодан с запавшими боками, ветхое пальто и шляпу, которую Митя любил надевать, ботинки кто-то уже прибрал. И вот, поднявшись к проходной с этим печальным грузом, Алексей увидел Брониславу - она кому-то звонила от вахтера.
- Слышала, слышала. - Положив трубку, она пасмурно кивнула Алексею, но, как сразу стало ясно, говорила вовсе не о смерти Мити. - Уже комсомольскую свадьбу заказали?
- Заказали! - с вызовом ответил он, поднимая повыше чемодан, как таран, чтобы она дала дорогу.
- Ну и хорошо, - вдруг согласилась Броня и, наконец, догадавшись, зачем приходил в общежитие Алексей, вздохнула. Глубоко посаженные ее карие глазки заблестели... Неужели от слез? - А Митька был мой друг... Ты помянул его? Выпил горькой за помин души?
- Н-нет, - пробормотал Алексей. - Митя не любил водку. - Надо было уходить немедленно.
- Грех! - решительно сказала Броня. - Ты русский или чучмек? Идем вместе с нашими помянем.
- У меня времени нет...
- Как хочешь. Видно, так его любил. - И Бронислава отвернулась, тряхнув шаром золотистых волос.
Не хотел, никак не хотел Алексей идти к ней в комнату и все же нерешительно топтался, пока она снова не повернулась к нему и не повела под руку на третий этаж, шаловливо нахлобучив себе на голову шляпу Мити.
На этот раз в ее комнате было чисто, на подоконнике в стеклянной вазе разбухли трогательные пушистые веточки вербы, окно распахнуто в сторону парка, оттуда доносилась духовая музыка - играли "Прощание славянки".
- А где же подруги? - сердясь на себя, спросил Алексей. Ах черт, а не хотел ли он втайне, чтобы подруг и не было вовсе? И они бы с Броней оказались наедине?
- Придут, - медленно улыбнулась Броня.
Она вынула из тумбочки и подала парню бутылку портвейна, он вынужден был пробить под ее взглядом карандашом пробку вовнутрь, что какими-то далекими ассоциациями еще больше повергло его в смятение. Раздраженно дергая рукой, налил в два стакана, и она, не чокаясь, с очень серьезным видом выпила. Выпил и Алексей.
И они замолчали: он - глядя в окно, а она - на него. "Мне лучше уйти, - снова и снова думал Алексей. - Вот сейчас взять - и уйти. Помянули - что же еще тут сидеть?"
- Хочешь идти - уходи, - сказала Броня. Он неуверенно поднялся. И услышал ее слова: - Но я думаю, у тебя с ней дальше поцелуев не пошло дело? Ведь так? Это нормально. Я тоже замуж собираюсь... А вот сейчас подумала: ты же, милый, опростоволосишься. Ты ж неумеха, а юноша должен быть образованней девушки. Иначе... - она наморщила нос, - такой неприязнью может обернуться... Идем, я тебя немного поучу.
И он понял, что никаких подруг здесь не будет. Броня, позевывая (может быть, нарочно), заперла дверь и задернула окно занавеской. Подошла к Алексею, встала, с вызовом глядя на него. Он шевельнул плечом, как бы защищаясь, Броня засмеялась.
- Нет, я пошел! - окончательно разозлился на себя Алексей. Хватит, однажды он был с ней по глупости. - Где ключ?
- Встанем как один, скажем: не дадим, - шаловливо пропела Броня строчку из знаменитой прежде советской песни, - Землю от пожара уберечь... Да беги, беги! А я ведь могу быть и вредной... Хочешь, фотку покажу... как ты рядом с мной спал?
Блефует...
- Нет, нет! - угадала она его мысли. - Фотка имеется... Моя подружка всю комнату сняла... Даже твоя косоглазая разглядит... Да ладно, не такая уж я бяка. Хочешь - отдам. Потом. - И она обняла его, прижалась животом...
Через неделю ему передали записку: "Забери фотографию в конверте у парней-химиков в комнате No23". К парням можно было пойти.
Но когда после занятий Алексей заглянул в указанную комнату, там сидело человек семь студентов - играли в преферанс, и среди них Бронислава.
- А, гений пришел! - воскликнула она. - Пусть сядет!
У Алексея был талант угадывать карты (или запоминать, он сам этого не знал), хотя играть он не любил.
- Выиграй мне три сотни, что тебе стоит? А я этот конвертик отдам. Она достала из-за пазухи почтовый конверт. - Девушке надо на шампань и цвяты. - Она иногда нарочно ломала язык.
Алексей хмуро подсел к столу, игра затянулась до полуночи. Алексею неслыханно везло - ну не нарочно же парни проигрывали?.. Играли и время от времени попивали крепкое пиво, а потом и вино. И Алексея, с комками рублей и червонцев по карманам, уже пьяного, отвели ночевать в пустую соседнюю комнату. Он рухнул на кровать - и ночью, конечно же, его разбудила нежным поглаживанием Броня, и все повторилось - бездна и невыносимое напряжение, сладкая судорога, которой она не давала прорваться, темный, черный восторг на грани беспамятства, когда губы ищут губы...
- Сладенький мой, не бойся, ты мне не нужен, мне нужен дядька-шкаф, я же бедовая... чтобы я за ним как за каменной стеной... За профессора одного пойду, он на ученый совет сюда приезжает, вдовец... Тоже историк, частушек помнит - хоть год его слушай, а голос как у енерала... - Она прижималась к нему, нагая. - А пока его нет... и пока ты не женат, что нам мешает порадовать друг друга? Пусть это будет нашей тайной...
Но тайной это не стало.
Алексей это понял, когда встретил Галю в буфете и она холодно отвернулась. Он протянул дрожащую неверную руку, тронул ее за локоть словно каменный локоть задел у маленькой скульптуры в музее, даже не оглянулась.
- Галя... - Постоял в очереди и выбежал вон. Думал, что и она выскочит за ним - нет.
Несколько дней тоскливо стоял у колонн университета перед началом занятий и вечером, но Савраскиной нигде не было видно.
...Теплые нежные ладони, пахнущие духами, закрыли сзади его глаза.
- Страдаешь? Идем со мной. Я ее видела со старостой их группы... Кстати, держи фотку... - Броня сунула ему конверт, внутри которого и вправду лежала некая твердая бумажка.
Не оглядываясь, Алексей порвал конверт со всем его содержимым на мелкие клочья и высыпал в урну.
- Ну идем, идем, - тихо сказала Броня. - Через неделю я уже буду занята. Он старенький, но я другому отдана и буду всяко ему верна. Так писал Пушкин?
Впрочем, стихов она не читала. Но любила попеть, особенно за столом, горя маленькими глазками, всякие комсомольские песни.
Она рассказала, что была комсоргом школы, ездила на районные и областные сборы молодежи, имеет кучу грамот, побывала два раза в Артеке сначала как пионерка, а через два года - как вожатая...
Она брала Алексея лестью и вдохновенной ложью (а может, и не врала?), говорила, что ей никогда так не было ни с кем хорошо, как с ним. Что он у нее второй, а первый... Ах, первый был насильник, учитель физкультуры в их деревне. Плавали на остров, он ее догнал, сказал: "Молчи, а то задушу и ракам в камыши брошу..."
А однажды среди ночи вдруг села рядом в постели и заревела, утирая кулаками слезы.
- Ах, что мне делать? Я погибла...
- Что такое? - испугался Алексей.
- Я... я... нет, не могу выговорить этих слов... беременна.. Господи, что теперь со мной будет?! И он не простит, и мама меня убьет... Знаешь, какая у меня суровая мама? Она судья... Ты, конечно, бросишь меня... а я... я встану возле церкви на паперти, буду просить Христа ради на ребенка... Что она плела? Почему непременно просить милостыню? - И все в меня будут камни бросать, как в Марию Мандалину.
- Магдалину, - вдруг озябнув с ног до головы, пробормотал Алексей.
- А я нарочно! - воскликнула она. - Я сама знаю, что Магдалину... Чтобы меня еще больше ты презирал... Ты почему не предохранялся?
Она его поймала на внушенной с детства родителями и русской литературой порядочности: переспал с девушкой - женись, это судьба... И он стал привыкать к этой мысли...
К июню, к ее выпускным экзаменам, Алексей понял: Бронислава все-таки неправду говорила. Или сама обманулась. Ребенок будет еще не скоро.
А вот Галю Савраскину он потерял навсегда.
14
Белендеев и Золотова ужинали в ресторане "Полураспад" Дома ученых, стол был накрыт на троих.
Вдали, на эстрадном возвышении, нарочито согбенные музыканты контрабас, ударник и саксофон - негромко импровизировали на тему бессмертного "Аленького цветка", хита 60-х годов.
- Нет, Алексей сам не явится. Его надо за руку, - пробасила Елена.
- Что он любит?
- Черт его знает! Вроде свойский парень, и все равно... Хочешь анекдот про него? Спутал по рассеянности квартиру, поднялся на другой этаж. И ключ подошел. Заходит: я в ванную. Жена чужая с кухни: хорошо. Вымылся и в чужом халате садится кушать. Женщина удивленно смотрит на него. А тут является муж металлург. Скандал. Спасла Бронька, жена, прибежала снизу, кричит этому: он у меня неопасный... импотент... Так что дело кончилось миром.
- А он что, правда, им-патент? - давясь смехом, спросил Белендеев.
- Откуда я знаю! Да вряд ли. Студентки глазеют на него, как на икону. А когда это... сразу же чувствуется... Но очень странный. Аспиранты рассказывают: в туалете моет руки, перед зеркалом провел по щеке... Стоп, еще раз... "И все же не совсем синхронно". И ушел.
- Да это старая хохма! Я ее в Израиле от Миши Козакова слышал!
- Да? Не думаю, чтобы он решил сострить. Просто он ТАКОЙ. Вот еще анекдот... Это уж, точно, здесь родилось. Марьясов попросил помочь сыну задачку решить. Алексей спрашивает: которую? Студент тычет: вот. Там по квантовой, с несколькими условиями. Говорит, до конца надо, Алексей Александрович. Алешка кивнул, взялся за свой нос, как обычно, и за час с лишним решил все задачи учебника с этого места до конца, нашел ошибку в одном ответе, написал письмо в Минобразования... - Елена зевнула. - Надо было кого-нибудь другого позвать.
- А кого? - Мишка-Солнце вынул блокнотик. - Вот, Аня диктовала... Здесь, кстати, Алексея нет.
- А ты и не понял, кого она тебе рекомендует? - Золотова насмешливо дунула на него струей дыма. - Ты, Мишка, хитрый, да и ведь и она не божья коровка. Читай, я объясню.
- Антонов, двадцать два года, незаконченная кандидатская по магнитным полям. Гений.
- Не знаю насчет гения, но парень болен, малокровие, ему надо на Запад. Дальше.
- Васильев Сергей, эколог. Ну, экологи у нас свои есть. Нам бы ближе к делу. Гаврилов Саша, гений, ученик Соболева. Ядерный магнитный резонанс. О!
- У него порок сердца... Анька его тоже вписала. Сердобольная тетка у нас Анька. Дальше кто?
- Егорова Нина, теоретик.
- Да, по стохастическим явлениям спец. Вешалась от неудачной любви. Умная, бери!
- С бабами вечные сложности... - пробормотал Белендеев. Сейчас он не улыбался, был серьезен и стар, как изъеденный червями гриб. - Но отметим. А ты-то кого рекомендуешь? Ты знаешь новый народ?
- Я все тут знаю. Только плати. Надоело обшивать Академ.
Он ослепительно улыбнулся ей.
- Я тебе дам тысячу баксов, но мне надо пяток действительно гениальных парней, которые не догадываются, что они гениальные.
- Ну дочитай, там посмотрим.
- Ивкин.
- Мудак и стукач. Она решила его выцарапать из нашей среды. Забери, пригодится... В любую компанию влезет, везде свой...
- Да?.. Кстати, знаешь, как по-украински "Кощей бессмертный"? Чахлык невмэрушший.
Лена покатилась от смеха.
- Всё-то ты знаешь! Кстати, ты в каком году уехал?
- В восемьдесят седьмом.
- Как же ты постарел! А я еще ничего?
Белендеев с готовностью задергал уголками рта:
- Ты нимфетка!
- Зрелая нимфетка - это что-то новое. Но врать умеешь, чем всегда и привлекал нас, бедных девушек. - Елена погасила сигаретку. - А наши старики, академики по должности, они тебе на хрен не нужны.
Белендеев кивнул. И все выжидал, глядя на нее.
- Хорошо. - Елена чокнулась фужером об его фужер. - Пиши.
- Я готов.
- Алексей Александрович Левушкин-Александров. И больше тебе никто не нужен. Это гений. И он действительно этого не знает, потому что самоед.
- Но Аня-то о нем... Ай андестенд.
Елена со смутной улыбкой смотрела на него.
- Мне, старухе, ты, конечно, не предложишь ехать?
Белендеев включил улыбку японца:
- Если согласишься, почему нет? Но ты напрасно думаешь, что всех собираюсь везти туда. Пусть они здесь работают - на меня, на нас.
- А-а! - Она снова закурила. - Возьми еще "бордо". Люблю "бордо". Ясно ежу - здесь работнички дешевле обойдутся... Ой, какой ты! Я тебя боюсь!.. Отчего у тебя такие большие зубы?
Золотова по обыкновению своему неожиданно опьянела, и разговор можно было прекращать... Белендеев попросил у официанта бутылку французского вина с собой, и замечательная парочка выплыла под звуки блюза из ресторана, чтобы подняться в номер к американскому гостю. Белендеев привык отрабатывать до конца свои обязанности...
15
Прошло три дня после скандала, который устроила Бронислава, жизнь дома, кажется, наладилась, но мутно было на сердце. Утром пришел с заявлением увольняться еще один младший научный сотрудник, Жора Пчелин, занимавшийся светящейся кишечной палочкой, - хоть закрывай тему... Сказал, пригласили в рекламное бюро - устанавливать люминесцентные лампы в витринах магазинов...
В лаборатории остались, кроме самого завлаба, шесть человек: легендарная тетя Туся, работающая в Институте биофизики с самого его основания, верные Кукушкин и Нехаев...
Наверное, пока не покинет лабораторию и Ваня Гуртовой, моложавый, как мальчик, с коротким чубом, в рубашке, застегнутой на все пуговки под самое горло, улыбчивый и тихий, себе на уме, кандидат наук, пишет докторскую.
Давно бы должен стать доктором наук и Женя Коровин, облысевший в свои сорок лет, с толстыми губами, как у негра, с черной бородой, с горящими глазами, суетливый и увлеченный делом... Но беда - горький пьяница. Сейчас на больничном... И вряд ли куда соберется.
А вот Артем Живило, возможно, уедет... Быстрый, чернявый, все схватывает на лету, но иной раз замирает, думая о чем-то своем... Какие-то его дальние родственники давно живут на Западе...
Конечно, можно будет попробовать в будущем году перетащить сюда пару аспирантов... Есть и на пятом курсе университета кое-кто. Например, Настя Калетникова... Ну, хорошо, уговорил их, они сюда пришли. И что дальше: вместе с ними пребывать в нищете, выцарапывая у дирекции крохи?..
Дверь в лабораторию вдруг распахнулась, да так, что зазвенели в шкафах стекла, - в гости с шумом ввалился профессор Марданов.
- Можно? Дождь, проклятье! - Прорычав, как старый пират, свою присказку, он остановился, оглаживая мокрые редкие волосы на массивном черепе. Ишь, прибежал, как молодой, без зонта и верхней одежды. Правда, и расстояние от корпуса физиков до корпуса биофизиков всего ничего, метров сто.
Крепко пожав коллеге руку, небрежно бросил Нехаеву:
- Оставьте нас на время, молодой человек. Как это у Мандельштама: "Почему ты все дуешь в трубу, молодой человек? Полежал бы ты лучше в гробу, молодой человек". Вернетесь через десять минут, время дорого.
Нехаев вопросительно глянул на своего руководителя, тот растерянно кивнул, и лаборант, схватив старый черный зонт, ушел. Алексей Александрович с удивлением смотрел на неожиданного гостя.
Марданов был известен тем, что когда-то завалил кандидатскую Гриши Бузукина, кстати сказать, своего ученика. Накануне защиты Марданов позвонил в Новосибирск, в Сибирское отделение Академии наук, и с ужасом узнал, что не прошел в членкоры... А он так надеялся... Кандидатскую Бузукина рецензенты и члены Ученого совета, да и сам Марданов, по предварительной прикидке думали сразу зачесть как докторскую. Она стоила этого... Но из-за провала на выборах в АН СССР зачем Марданову, доктору наук, в лаборатории еще один доктор? И Вадим Владимирович перед самой защитой подготовил нескольких своих мерзавцев с глупейшими вопросами, на которые нет ответа, а в конце и сам еще слезу пустил, сказав, что виноват, поторопил любимого ученика. И Гришу Бузукина прокатили...
Разумеется, очень скоро Марданов понял, какую непоправимую ошибку совершил, да и Бузукина через несколько лет не стало на свете, он превратился в легенду, и отныне с Мардановым мало кто приятельствовал. И Вадим Владимирович избрал для себя стезю яростного патриота. Он по поводу и без повода поносил Запад, уверяя, что уезжают туда только мерзавцы... И то, что он вдруг явился к Левушкину-Александрову, с которым отнюдь не был на короткой ноге, говорило об одном: он ищет союзника для какого-то шумного мероприятия.
Когда дверь за Нехаевым закрылась, Марданов оглянулся и спросил:
- А этот парень наш? Не сионист? - И, сев на табуретку, объявил: - Я на минуту, Александрыч. Знаешь, тут новый Чичиков объявился... Но если тот мертвые души скупал, то этот - живые. На зеленые тридцать сребреников хочет самых путных наших ребят смутить...
Алексей Александрович слушал его и понимал, что тревога Марданова в принципе ему понятна. Очень жаль, если наиболее перспективные ребята смоются из ненастной Сибири в Штаты. Они ведь не вернутся. Вот китайцы уезжают и возвращаются домой с деньгами, с опытом. А из наших еще никто не вернулся.
Но Нехаев заблуждался: он много чего поведал умному и тертому заграничному гостю.
11
Они медленно пошли по вечернему городу - сутулая маленькая старушка и младшее ее дитя. Алексей нес над головами зонт.
Крапал крест-накрест дождь, проблескивая при свете фонарей и витрин.
- Это где мы сейчас? - спросила мать, делая вид, что озирается.
- На улице Воскресенской, - ответил сын. - Ну, бывшей Марата.
- А-а! - Старушка остановилась. - Марат, кстати, был неплохой человек.
- Постой, трамвай идет.
- Это который?
- Третий.
- Поехали на нем.
- Мама, это же по кругу, через весь город!
- Ну как хочешь, - смиренно, как всегда, согласилась мать, и Алексей подумал: "А куда торопиться?" Помог ей подняться в вагон, сели у окна, сын за спиной матери. Трамвай тронулся, в тряске и перестуках разговаривать было трудно, и они долго молчали.
- Где мы сейчас? - Он услышал наконец ее дребезжащий голос.
- Старый цирк проехали...
Мать снова затихла. Минут через десять встрепенулась:
- А памятник сохранился? - Она имела в виду памятник борцам за свободу.
- Конечно, - соврал сын.
На месте бывшего монумента из бетона, изображавшего в стиле кубизма пролетариат, разрывающий двуглавого орла, теперь стояла стеклянная свеча банк "Олимп".
- А сейчас проспект Комсомола?
- Да, мам.
Алексей подумал: "Наверно, мысленно видит весь город..." Но если мать и видела мысленно город, то скорее всего город прежних, военных лет, когда она пришла сюда голоногой бесштанной девчонкой (да, она всегда так и уточняла среди своих: бесштанной) пешком из деревни Красные Петухи. Красными Петухами деревню назвали, говорят, потому, что она постоянно горела - только отстроится, вновь горит. То ли потому, что стоит на холме и молнии ее полюбили, то ли народ такой...
Устроилась на оборонный завод, где два года ворочала тяжеленные снаряды, пока не надорвалась, - была же худющая... Назначили агитатором, так и пошла дальше по жизни - в комсомоле, в партии...
А он? Алексей Александрович вскинул глаза: вон он, на холмах, университет, похожий на горсть беспорядочно брошенных друг на друга костяшек домино. Там когда-то учился он и училась курсом старше Броня Скуратова. Вот и общежитие прилепилось сбоку, где они познакомились в одну из новогодних ночей. Алексей, как и многие студенты, проживавшие в квартирах с родителями, часто бегал туда на танцы - в общежитии кипела веселая жизнь.
Пройти в "общагу" для своих было просто - туда вел прямо со второго этажа физмата стеклянный рукав, как в иностранных аэропортах - к самолетам. Можно было постоять внутри этой горизонтальной сосульки и посмотреть на березовую рощицу внизу, на облысевшую, как Горбачев, Большую сопку вдали над ней грибы телеантенн, а сбоку, вроде гигантских санок, забытых стоймя, макушки искусственных трамплинов. Под одним из них погиб его друг Митя Дураков, именем которого Алексей назовет впоследствии своего единственного сына.
Митю, взлетевшего на лыжах (и не в первый раз!) с самого высокого трамплина, снесло сильным боковым хиусом на пихты... Алексей никогда не забудет, как тело друга, словно кровавый рюкзак, повисло на сучках...
Алексей всегда во всем доверял бесстрашному Мите, который мгновенно отвечал на любой вопрос (Алексею еще подумать надо, обсосать вопрос, как леденец).
"Что же делать?" - бормотал порой Алексей.
"Что делал, то и делай! - рубил Митька. - Начал бриться - брейся. Начал целовать девушку - на курево не отвлекайся..."
Алексей с Митей вместе ходили и в общежитие. Там, в зале на первом этаже, мигал свет, гремела музыка. Сюда из комнат спускались разгоряченные вином, жующие (чтоб не пахло) молодые люди, и отсюда парами торопились наверх, чтобы в уединении, запершись, побыть вместе, а то и "заняться любовью", как это называется теперь. Хотя в ту пору еще немногие девицы решались на подобные подвиги...
И судьба распорядилась так, что именно в общежитии Алексей познакомился с Броней. Был канун Нового года. Алексей с Митей взяли в гастрономе за шоссе две бутылки новосибирского "искусственного" шампанского и поднимались по лестнице "своей" общаги.
Они направлялись в гости к Белле Денежкиной, певунье с гитарой, но вдруг им помешало препятствие - в коридоре мыла пол некая девчонка с первого курса, оглядываясь и крутя задом. Решили ей не мешать и подняться на этаж по другой лестнице.
А там нараспашку была открыта дверь в одну из комнат, визжала музыка, царил полумрак, сияла крашеными лампочками елка и голые девичьи руки зазывали прохожих мальчиков:
- Вы мужики или вы голубые?
- Мы мужики розовые, если раздеться на пляже, - быстро ответил Митя, он всегда был решительным, и свернул в сладкую тьму. И Алеша покорно заковылял за ним, хотя не очень хотелось лезть в этот шум, его тянуло на пятый этаж...
Там у Беллы в гостях, возможно, сидит Галя Савраскина, по студенческой кличке Лань. Однажды в университетской библиотеке, оказавшись неподалеку друг от друга за столами, Алексей и Галя уже переглянулись несколько раз до взаимного смущения и покраснения. У него сердце зашлось: неужели такая красивая девушка что-то в нем нашла? И он надеялся увидеть ее не в официальном месте. В новогоднюю ночь действуют магические законы...
Но, увы, Алексею не было суждено провести эту ночь рядом с Галей Савраскиной. Они с Митей загуляли с девицами с истфака. Там, помнится, были две пятикурсницы и две помоложе... Напились до полного свинства, и Алексей, очнувшись средь бела дня, увидел, что лежит припертый к стене на узкой койке под тонким байковым одеялом рядом с раздетой догола незнакомой пышной девицей, которая и была Броня Скуратова. Сам он был, правда, в майке и брюках.
Почувствовав, что Алексей проснулся, девица, смеясь, зашептала:
- Ты чё такой трус? А еще длинный.
Вокруг них спали вповалку на кроватях и даже на полу сопящие пары, пахло винным перегаром, окурками, носками и чем-то еще мерзким, как бы тухлой колбасой и разлитым медом.
- Трус? - хрипло переспросил Алексей, втираясь спиной в стену.
- Уже успел одеться! Давай еще раз...
Что она такое говорит?! Шевеля пальцами обеих рук, как двумя пауками, повела по его телу, попутно ловко расстегнув ремень и "молнию".
- Поспим на том свете. Хороший мой, славный...
12
С Галей Савраскиной, страстно желая этого и страшась, он все же столкнулся через несколько месяцев на кинопоказе в актовом зале - они оказались на соседних стульях. Если это и случайность, то явно подстроенная Митей.
Он уже давно заметил, что его друг при любой случайной встрече с этой девушкой останавливается как спеленатый.
И вот Алексей должен сесть рядом с Галей, она разговаривает с соседкой, глядя куда-то в сторону. В белой блузке и белой юбке, широкая коса на плече, сама маленькая, коленки вместе.
Алексей, неловко крутясь, опустился, пригнул голову, чтобы не мешать сидящим сзади, и шепотом поздоровался:
- Привет. - И, пока не начали кино, быстро добавил: - Жаль, в Новый год я вас не увидел.
- Да... - просто ответила она. Значит, ничего не знает, не рассказали!
А когда свет погас, началось кино, Алексей робко взял руку Гали, и она не отняла ее. А когда совсем стемнело (на экране плыла ночь), поднял ее руку и прижал к губам...
Господи, как дивно они бродили потом по ночному городу, он перед ней дурачился - падал в осенние астры на клумбе рядом с гранитным львом или медведем и лежал, скрестив руки на груди и закрыв глаза, потом резко открывал их и кричал:
- Оживают и камни, когда мимо проходит Савраскина!
Она была такая милая и такая покорная на вид, Лань и есть Лань, но внутренним чутьем Алексей понимал, что она бы не позволила ему ничего лишнего. Да он и в мыслях не держал.
Галя любила стихи и помнила их очень много, и Алексей тоже полюбил стихи, читал ей при встречах с надеждой, что певучие строки скажут Гале больше, чем он своим косным языком...
Они должны были пожениться, это было ясно всем, - может быть, на теперешнем четвертом курсе, а может, и традиционно на пятом, со свадьбой в студенческой столовой.
13
Но случилось так, что Алексей в апреле был вынужден снова зайти в общежитие, - ему передали пожелание коменданта Раисы Васильевны, что надо бы кому-то из друзей забрать вещи погибшего зимой Мити. Родители так и не приехали: отец в бегах, а мать, побывав на похоронах в феврале, теперь, судя по ее телеграмме, тяжело больна. Да и что ценного могло остаться после сына?
В вонючем подвале общежития, где хранилась картошка, Алексею выдали легкий чемодан с запавшими боками, ветхое пальто и шляпу, которую Митя любил надевать, ботинки кто-то уже прибрал. И вот, поднявшись к проходной с этим печальным грузом, Алексей увидел Брониславу - она кому-то звонила от вахтера.
- Слышала, слышала. - Положив трубку, она пасмурно кивнула Алексею, но, как сразу стало ясно, говорила вовсе не о смерти Мити. - Уже комсомольскую свадьбу заказали?
- Заказали! - с вызовом ответил он, поднимая повыше чемодан, как таран, чтобы она дала дорогу.
- Ну и хорошо, - вдруг согласилась Броня и, наконец, догадавшись, зачем приходил в общежитие Алексей, вздохнула. Глубоко посаженные ее карие глазки заблестели... Неужели от слез? - А Митька был мой друг... Ты помянул его? Выпил горькой за помин души?
- Н-нет, - пробормотал Алексей. - Митя не любил водку. - Надо было уходить немедленно.
- Грех! - решительно сказала Броня. - Ты русский или чучмек? Идем вместе с нашими помянем.
- У меня времени нет...
- Как хочешь. Видно, так его любил. - И Бронислава отвернулась, тряхнув шаром золотистых волос.
Не хотел, никак не хотел Алексей идти к ней в комнату и все же нерешительно топтался, пока она снова не повернулась к нему и не повела под руку на третий этаж, шаловливо нахлобучив себе на голову шляпу Мити.
На этот раз в ее комнате было чисто, на подоконнике в стеклянной вазе разбухли трогательные пушистые веточки вербы, окно распахнуто в сторону парка, оттуда доносилась духовая музыка - играли "Прощание славянки".
- А где же подруги? - сердясь на себя, спросил Алексей. Ах черт, а не хотел ли он втайне, чтобы подруг и не было вовсе? И они бы с Броней оказались наедине?
- Придут, - медленно улыбнулась Броня.
Она вынула из тумбочки и подала парню бутылку портвейна, он вынужден был пробить под ее взглядом карандашом пробку вовнутрь, что какими-то далекими ассоциациями еще больше повергло его в смятение. Раздраженно дергая рукой, налил в два стакана, и она, не чокаясь, с очень серьезным видом выпила. Выпил и Алексей.
И они замолчали: он - глядя в окно, а она - на него. "Мне лучше уйти, - снова и снова думал Алексей. - Вот сейчас взять - и уйти. Помянули - что же еще тут сидеть?"
- Хочешь идти - уходи, - сказала Броня. Он неуверенно поднялся. И услышал ее слова: - Но я думаю, у тебя с ней дальше поцелуев не пошло дело? Ведь так? Это нормально. Я тоже замуж собираюсь... А вот сейчас подумала: ты же, милый, опростоволосишься. Ты ж неумеха, а юноша должен быть образованней девушки. Иначе... - она наморщила нос, - такой неприязнью может обернуться... Идем, я тебя немного поучу.
И он понял, что никаких подруг здесь не будет. Броня, позевывая (может быть, нарочно), заперла дверь и задернула окно занавеской. Подошла к Алексею, встала, с вызовом глядя на него. Он шевельнул плечом, как бы защищаясь, Броня засмеялась.
- Нет, я пошел! - окончательно разозлился на себя Алексей. Хватит, однажды он был с ней по глупости. - Где ключ?
- Встанем как один, скажем: не дадим, - шаловливо пропела Броня строчку из знаменитой прежде советской песни, - Землю от пожара уберечь... Да беги, беги! А я ведь могу быть и вредной... Хочешь, фотку покажу... как ты рядом с мной спал?
Блефует...
- Нет, нет! - угадала она его мысли. - Фотка имеется... Моя подружка всю комнату сняла... Даже твоя косоглазая разглядит... Да ладно, не такая уж я бяка. Хочешь - отдам. Потом. - И она обняла его, прижалась животом...
Через неделю ему передали записку: "Забери фотографию в конверте у парней-химиков в комнате No23". К парням можно было пойти.
Но когда после занятий Алексей заглянул в указанную комнату, там сидело человек семь студентов - играли в преферанс, и среди них Бронислава.
- А, гений пришел! - воскликнула она. - Пусть сядет!
У Алексея был талант угадывать карты (или запоминать, он сам этого не знал), хотя играть он не любил.
- Выиграй мне три сотни, что тебе стоит? А я этот конвертик отдам. Она достала из-за пазухи почтовый конверт. - Девушке надо на шампань и цвяты. - Она иногда нарочно ломала язык.
Алексей хмуро подсел к столу, игра затянулась до полуночи. Алексею неслыханно везло - ну не нарочно же парни проигрывали?.. Играли и время от времени попивали крепкое пиво, а потом и вино. И Алексея, с комками рублей и червонцев по карманам, уже пьяного, отвели ночевать в пустую соседнюю комнату. Он рухнул на кровать - и ночью, конечно же, его разбудила нежным поглаживанием Броня, и все повторилось - бездна и невыносимое напряжение, сладкая судорога, которой она не давала прорваться, темный, черный восторг на грани беспамятства, когда губы ищут губы...
- Сладенький мой, не бойся, ты мне не нужен, мне нужен дядька-шкаф, я же бедовая... чтобы я за ним как за каменной стеной... За профессора одного пойду, он на ученый совет сюда приезжает, вдовец... Тоже историк, частушек помнит - хоть год его слушай, а голос как у енерала... - Она прижималась к нему, нагая. - А пока его нет... и пока ты не женат, что нам мешает порадовать друг друга? Пусть это будет нашей тайной...
Но тайной это не стало.
Алексей это понял, когда встретил Галю в буфете и она холодно отвернулась. Он протянул дрожащую неверную руку, тронул ее за локоть словно каменный локоть задел у маленькой скульптуры в музее, даже не оглянулась.
- Галя... - Постоял в очереди и выбежал вон. Думал, что и она выскочит за ним - нет.
Несколько дней тоскливо стоял у колонн университета перед началом занятий и вечером, но Савраскиной нигде не было видно.
...Теплые нежные ладони, пахнущие духами, закрыли сзади его глаза.
- Страдаешь? Идем со мной. Я ее видела со старостой их группы... Кстати, держи фотку... - Броня сунула ему конверт, внутри которого и вправду лежала некая твердая бумажка.
Не оглядываясь, Алексей порвал конверт со всем его содержимым на мелкие клочья и высыпал в урну.
- Ну идем, идем, - тихо сказала Броня. - Через неделю я уже буду занята. Он старенький, но я другому отдана и буду всяко ему верна. Так писал Пушкин?
Впрочем, стихов она не читала. Но любила попеть, особенно за столом, горя маленькими глазками, всякие комсомольские песни.
Она рассказала, что была комсоргом школы, ездила на районные и областные сборы молодежи, имеет кучу грамот, побывала два раза в Артеке сначала как пионерка, а через два года - как вожатая...
Она брала Алексея лестью и вдохновенной ложью (а может, и не врала?), говорила, что ей никогда так не было ни с кем хорошо, как с ним. Что он у нее второй, а первый... Ах, первый был насильник, учитель физкультуры в их деревне. Плавали на остров, он ее догнал, сказал: "Молчи, а то задушу и ракам в камыши брошу..."
А однажды среди ночи вдруг села рядом в постели и заревела, утирая кулаками слезы.
- Ах, что мне делать? Я погибла...
- Что такое? - испугался Алексей.
- Я... я... нет, не могу выговорить этих слов... беременна.. Господи, что теперь со мной будет?! И он не простит, и мама меня убьет... Знаешь, какая у меня суровая мама? Она судья... Ты, конечно, бросишь меня... а я... я встану возле церкви на паперти, буду просить Христа ради на ребенка... Что она плела? Почему непременно просить милостыню? - И все в меня будут камни бросать, как в Марию Мандалину.
- Магдалину, - вдруг озябнув с ног до головы, пробормотал Алексей.
- А я нарочно! - воскликнула она. - Я сама знаю, что Магдалину... Чтобы меня еще больше ты презирал... Ты почему не предохранялся?
Она его поймала на внушенной с детства родителями и русской литературой порядочности: переспал с девушкой - женись, это судьба... И он стал привыкать к этой мысли...
К июню, к ее выпускным экзаменам, Алексей понял: Бронислава все-таки неправду говорила. Или сама обманулась. Ребенок будет еще не скоро.
А вот Галю Савраскину он потерял навсегда.
14
Белендеев и Золотова ужинали в ресторане "Полураспад" Дома ученых, стол был накрыт на троих.
Вдали, на эстрадном возвышении, нарочито согбенные музыканты контрабас, ударник и саксофон - негромко импровизировали на тему бессмертного "Аленького цветка", хита 60-х годов.
- Нет, Алексей сам не явится. Его надо за руку, - пробасила Елена.
- Что он любит?
- Черт его знает! Вроде свойский парень, и все равно... Хочешь анекдот про него? Спутал по рассеянности квартиру, поднялся на другой этаж. И ключ подошел. Заходит: я в ванную. Жена чужая с кухни: хорошо. Вымылся и в чужом халате садится кушать. Женщина удивленно смотрит на него. А тут является муж металлург. Скандал. Спасла Бронька, жена, прибежала снизу, кричит этому: он у меня неопасный... импотент... Так что дело кончилось миром.
- А он что, правда, им-патент? - давясь смехом, спросил Белендеев.
- Откуда я знаю! Да вряд ли. Студентки глазеют на него, как на икону. А когда это... сразу же чувствуется... Но очень странный. Аспиранты рассказывают: в туалете моет руки, перед зеркалом провел по щеке... Стоп, еще раз... "И все же не совсем синхронно". И ушел.
- Да это старая хохма! Я ее в Израиле от Миши Козакова слышал!
- Да? Не думаю, чтобы он решил сострить. Просто он ТАКОЙ. Вот еще анекдот... Это уж, точно, здесь родилось. Марьясов попросил помочь сыну задачку решить. Алексей спрашивает: которую? Студент тычет: вот. Там по квантовой, с несколькими условиями. Говорит, до конца надо, Алексей Александрович. Алешка кивнул, взялся за свой нос, как обычно, и за час с лишним решил все задачи учебника с этого места до конца, нашел ошибку в одном ответе, написал письмо в Минобразования... - Елена зевнула. - Надо было кого-нибудь другого позвать.
- А кого? - Мишка-Солнце вынул блокнотик. - Вот, Аня диктовала... Здесь, кстати, Алексея нет.
- А ты и не понял, кого она тебе рекомендует? - Золотова насмешливо дунула на него струей дыма. - Ты, Мишка, хитрый, да и ведь и она не божья коровка. Читай, я объясню.
- Антонов, двадцать два года, незаконченная кандидатская по магнитным полям. Гений.
- Не знаю насчет гения, но парень болен, малокровие, ему надо на Запад. Дальше.
- Васильев Сергей, эколог. Ну, экологи у нас свои есть. Нам бы ближе к делу. Гаврилов Саша, гений, ученик Соболева. Ядерный магнитный резонанс. О!
- У него порок сердца... Анька его тоже вписала. Сердобольная тетка у нас Анька. Дальше кто?
- Егорова Нина, теоретик.
- Да, по стохастическим явлениям спец. Вешалась от неудачной любви. Умная, бери!
- С бабами вечные сложности... - пробормотал Белендеев. Сейчас он не улыбался, был серьезен и стар, как изъеденный червями гриб. - Но отметим. А ты-то кого рекомендуешь? Ты знаешь новый народ?
- Я все тут знаю. Только плати. Надоело обшивать Академ.
Он ослепительно улыбнулся ей.
- Я тебе дам тысячу баксов, но мне надо пяток действительно гениальных парней, которые не догадываются, что они гениальные.
- Ну дочитай, там посмотрим.
- Ивкин.
- Мудак и стукач. Она решила его выцарапать из нашей среды. Забери, пригодится... В любую компанию влезет, везде свой...
- Да?.. Кстати, знаешь, как по-украински "Кощей бессмертный"? Чахлык невмэрушший.
Лена покатилась от смеха.
- Всё-то ты знаешь! Кстати, ты в каком году уехал?
- В восемьдесят седьмом.
- Как же ты постарел! А я еще ничего?
Белендеев с готовностью задергал уголками рта:
- Ты нимфетка!
- Зрелая нимфетка - это что-то новое. Но врать умеешь, чем всегда и привлекал нас, бедных девушек. - Елена погасила сигаретку. - А наши старики, академики по должности, они тебе на хрен не нужны.
Белендеев кивнул. И все выжидал, глядя на нее.
- Хорошо. - Елена чокнулась фужером об его фужер. - Пиши.
- Я готов.
- Алексей Александрович Левушкин-Александров. И больше тебе никто не нужен. Это гений. И он действительно этого не знает, потому что самоед.
- Но Аня-то о нем... Ай андестенд.
Елена со смутной улыбкой смотрела на него.
- Мне, старухе, ты, конечно, не предложишь ехать?
Белендеев включил улыбку японца:
- Если согласишься, почему нет? Но ты напрасно думаешь, что всех собираюсь везти туда. Пусть они здесь работают - на меня, на нас.
- А-а! - Она снова закурила. - Возьми еще "бордо". Люблю "бордо". Ясно ежу - здесь работнички дешевле обойдутся... Ой, какой ты! Я тебя боюсь!.. Отчего у тебя такие большие зубы?
Золотова по обыкновению своему неожиданно опьянела, и разговор можно было прекращать... Белендеев попросил у официанта бутылку французского вина с собой, и замечательная парочка выплыла под звуки блюза из ресторана, чтобы подняться в номер к американскому гостю. Белендеев привык отрабатывать до конца свои обязанности...
15
Прошло три дня после скандала, который устроила Бронислава, жизнь дома, кажется, наладилась, но мутно было на сердце. Утром пришел с заявлением увольняться еще один младший научный сотрудник, Жора Пчелин, занимавшийся светящейся кишечной палочкой, - хоть закрывай тему... Сказал, пригласили в рекламное бюро - устанавливать люминесцентные лампы в витринах магазинов...
В лаборатории остались, кроме самого завлаба, шесть человек: легендарная тетя Туся, работающая в Институте биофизики с самого его основания, верные Кукушкин и Нехаев...
Наверное, пока не покинет лабораторию и Ваня Гуртовой, моложавый, как мальчик, с коротким чубом, в рубашке, застегнутой на все пуговки под самое горло, улыбчивый и тихий, себе на уме, кандидат наук, пишет докторскую.
Давно бы должен стать доктором наук и Женя Коровин, облысевший в свои сорок лет, с толстыми губами, как у негра, с черной бородой, с горящими глазами, суетливый и увлеченный делом... Но беда - горький пьяница. Сейчас на больничном... И вряд ли куда соберется.
А вот Артем Живило, возможно, уедет... Быстрый, чернявый, все схватывает на лету, но иной раз замирает, думая о чем-то своем... Какие-то его дальние родственники давно живут на Западе...
Конечно, можно будет попробовать в будущем году перетащить сюда пару аспирантов... Есть и на пятом курсе университета кое-кто. Например, Настя Калетникова... Ну, хорошо, уговорил их, они сюда пришли. И что дальше: вместе с ними пребывать в нищете, выцарапывая у дирекции крохи?..
Дверь в лабораторию вдруг распахнулась, да так, что зазвенели в шкафах стекла, - в гости с шумом ввалился профессор Марданов.
- Можно? Дождь, проклятье! - Прорычав, как старый пират, свою присказку, он остановился, оглаживая мокрые редкие волосы на массивном черепе. Ишь, прибежал, как молодой, без зонта и верхней одежды. Правда, и расстояние от корпуса физиков до корпуса биофизиков всего ничего, метров сто.
Крепко пожав коллеге руку, небрежно бросил Нехаеву:
- Оставьте нас на время, молодой человек. Как это у Мандельштама: "Почему ты все дуешь в трубу, молодой человек? Полежал бы ты лучше в гробу, молодой человек". Вернетесь через десять минут, время дорого.
Нехаев вопросительно глянул на своего руководителя, тот растерянно кивнул, и лаборант, схватив старый черный зонт, ушел. Алексей Александрович с удивлением смотрел на неожиданного гостя.
Марданов был известен тем, что когда-то завалил кандидатскую Гриши Бузукина, кстати сказать, своего ученика. Накануне защиты Марданов позвонил в Новосибирск, в Сибирское отделение Академии наук, и с ужасом узнал, что не прошел в членкоры... А он так надеялся... Кандидатскую Бузукина рецензенты и члены Ученого совета, да и сам Марданов, по предварительной прикидке думали сразу зачесть как докторскую. Она стоила этого... Но из-за провала на выборах в АН СССР зачем Марданову, доктору наук, в лаборатории еще один доктор? И Вадим Владимирович перед самой защитой подготовил нескольких своих мерзавцев с глупейшими вопросами, на которые нет ответа, а в конце и сам еще слезу пустил, сказав, что виноват, поторопил любимого ученика. И Гришу Бузукина прокатили...
Разумеется, очень скоро Марданов понял, какую непоправимую ошибку совершил, да и Бузукина через несколько лет не стало на свете, он превратился в легенду, и отныне с Мардановым мало кто приятельствовал. И Вадим Владимирович избрал для себя стезю яростного патриота. Он по поводу и без повода поносил Запад, уверяя, что уезжают туда только мерзавцы... И то, что он вдруг явился к Левушкину-Александрову, с которым отнюдь не был на короткой ноге, говорило об одном: он ищет союзника для какого-то шумного мероприятия.
Когда дверь за Нехаевым закрылась, Марданов оглянулся и спросил:
- А этот парень наш? Не сионист? - И, сев на табуретку, объявил: - Я на минуту, Александрыч. Знаешь, тут новый Чичиков объявился... Но если тот мертвые души скупал, то этот - живые. На зеленые тридцать сребреников хочет самых путных наших ребят смутить...
Алексей Александрович слушал его и понимал, что тревога Марданова в принципе ему понятна. Очень жаль, если наиболее перспективные ребята смоются из ненастной Сибири в Штаты. Они ведь не вернутся. Вот китайцы уезжают и возвращаются домой с деньгами, с опытом. А из наших еще никто не вернулся.