- Занесешь в третий список! - буркнул хозяин, и женщина тонко улыбнулась. - Это так пока, на разживу. Позже еще догоним и еще дадим. - И захохотал.
У Алексея Александровича голова закружилась, все казалось похожим на сон. Как хорошо, что он не унизился перед Мишкой-Солнцем. Есть и в России богатые добрые люди. Патриоты. Да, да.
Вложив пачки денег в полиэтиленовый пакет с портретом Аллы Пугачевой, богач отправил биофизика на "Мерседесе" домой. А через два часа вдруг позвонил:
- У тебя, Алексей, как вечер, свободен?.. Хотел познакомить с женой, если не против...
Услышав растерянное "да", Севастьянов вскоре заехал за профессором и его женой все на той же длинной машине и повез за город.
Алексей Александрович когда-то читал про японский сад камней. Так вот, у купца (или кто он?) имелся свой сад камней, по кругу возлежали диоритовые и сиенитовые валуны, торчали метровые обломки с кварцевыми прослойками. И бил фонтан с подсветкой - к ночи красота неописуемая. И еще у Севастьяновых под окнами журчал свой ручей, который протекал по искусственному, нарочито искривленному так и сяк каменному ложу, склеенному из разноцветных камушков. И росли осенние цветы по периметру сада, волнами разного цвета от синего до алого...
А в самом коттедже Севастьянов показал молодой чете гостевые комнаты с зеркальными шкафами и туалетными комнатами, с джакузи, бар с музыкальной установкой...
- Но мое главное сокровище... вот! - Бизнесмен включил свет в зале с роялем, и гости увидели полудевочку-полуженщину, сидевшую с ногами на диване: маленькую, гибкую, как выяснилось, балерину из местного театра, всю с макушки до кончиков пальцев украшенную в золотые нити и голубые стекляшки.
Тихо засмеявшись, она грациозно сошла на ковер, нет, не ковер - на полу была распластана белая шкура полярного волка с голубыми стеклянными глазами - и, сделав книксен, спросила, что гости любят выпить. Алексей Александрович хотел попросить мартини, но, чтобы хозяева не подумали, будто заказывает он то, о чем постоянно слышит из телевизора, буркнул, что пьет коньяк.
- Коньяка нет, - загугукал Севастьянов, подтягивая живот при жене и делая сокрушенную физиономию. - Но есть виски... Жена, нам скотч.
Лиля, так звали жену богача, подкатила к столу некую пушку на колесиках, и Алексей Александрович, приглядевшись, понял - это огромная бутыль виски на поперечной оси: если наклонить горлышком вниз, оттуда льется.
Нервы отпустили, он выпил с Севастьяновым, и тот торопясь стал объяснять своей жене, какая у него с Алексеем грандиозная идея, что Алексей под своей "Трубой" будет учить людей, принимающих решение, экологической безопасности. И правильно, и пора!.. В городе дышать невозможно!.. И какая на этой ниве их ждет с Алексеем слава.
Бронислава изумленно смотрела на него и на мужа: прежде Алексей ни с кем из "новых русских" не общался. Севастьянов же хвалил свой коттедж и уверял, что придет час, такой же будет и у Левушкиных-Александровых. Бронислава вспыхнула, иными уже глазами озиралась. Ее поразила арабская мебель в завитушках, похожая на окаменевших пуделей, и тайные комнаты за дверями, замаскированными яркой мазней местных модернистов, и винтовая лестница с перилами из красного дерева, и волнистые голубые стены, и дорогая электроника... А уж сауна в подвале. И, конечно, гараж, и телеглазки везде, и двое охранников с автоматами Калашникова за окнами... О! О!
- Но все это временное! - жуя и ерзая, объяснял меценат. - Я нашел человека, кому продам этот домишко... Перейду дальше вниз по реке, к бывшим обкомовским дачам...
- Зачем? - ахнула Лиля. - Там казенные унылые дворцы.
Все же у нее был вкус.
- Хорошо, эту не продам... Но там возьму, что положено. Только вот стану депутатом... Стану, Лиля?
- Конечно, Михаил Федорович, - тихо улыбалась балерина.
- Ведь что важно: если рядом, можно вырвать заказ хороший... Ну, например, европейскую гуманитарную помощь... - И, видимо, осознав, что говорит лишнее, захохотал и замигал профессору желтыми глазами. - Никуда отсюда не двинусь. Здесь кислород, тишина.
На следующий же день Алексей Александрович разослал кучу факсов и электронных писем знакомым ученым от Москвы до Владивостока, и к концу недели через новосибирского академика Кобякова была заказана необходимая аппаратура из Японии. Кобяков поручился за него.
Контейнеры прикатили из Владивостока буквально через месяц! Какая радость! Бывает, что и в России везет. В местной прессе уже пошли толки о загадочной "Трубе очищения". А Левушкин-Александров направился в мэрию просить участок земли под будущую лабораторию. Вдруг продадут по недорогой цене? Тогда больше денег уйдет на оборудование...
19
Алексей Александрович шел и не верил, что ему удастся попасть на прием к мэру. А именно к нему посоветовала пробиться встретившаяся в буфете Анна Муравьева.
- Остальные тебя будут футболить... Ты же без взятки идешь?
- Ну.
- Тогда только к мэру.
Он оделся построже, в лучший свой костюм, нацепил галстук и явился в приемную.
С юной улыбкой, но довольно пожилая, вся залакированная секретарша в белом кружевном воротничке, вежливо расспросила, по какому вопросу профессор пришел беспокоить высшее руководство, явно ища в его словах зацепку, которая позволила бы ей перенаправить посетителя к начальству помельче. Но услышав аббревиатуру ЛПР (Алексей Александрович пытался объяснить, что и для чего он собирается строить), почему-то решила, что гость из партии ЛДПР, а это довольно скандальная партия, и, доложив мэру, открыла дверь.
Иван Иванович Прошкин встретил посетителя среди кабинета на красной ковровой дорожке, пожал руку, усадил перед собой и, выслушав первые слова ученого, повернул голову в сторону и расхохотался.
- А она-то мне доложила... Ну, ладно, это куда лучше. - И, улыбнувшись профессору, сказал, что, конечно, слышал о нем, у него дочь учится на физмате, и там все студенты, особенно студентки, влюблены в молодого ученого. - У вас какие-то проблемы?
Поначалу невнятно, но затем четче Алексей Александрович рассказал, какая для "зеленой лаборатории" нужна земля, что он обязуется сохранить все деревья вокруг, если таковые там будут, чистоту озера... Строительство будет вестись аккуратно...
Прошкин кивнул, вызвал по телефону какого-то молодого мужчину с вытаращенными глазами, тот выслушал мэра, суетливо подал свою визитную карточку гостю и убежал.
- Все будет сделано. Выберете с ним место... Есть варианты: бывшая охотничья база обкома партии... Полуразрушенная дача, тоже для гостей. Там и озеро, и сосны... Но захотите - возьмите и вовсе новый участок. Цену назначим условную.
Как выяснилось, Иван Иванович - бывший заводчанин, сам, кстати, кандидат технических наук, он прекрасно понимает: город гибнет от промышленного насилия. А вдруг молодой талантливый парень что-то вправду сделает для здоровья горожан?
- Как вы сказали: для экологического просвещения людей, принимающих решение?
- Да.
Мэр кивнул и долго сидел, устало глядя в окно. Играя желваком левой скулы, хотел, кажется, о чем-то спросить и все тянул время. Секретарша пару раз просовывала голову в дверь - он отмахивался. И, наконец, повернувшись к гостю, тихо произнес:
- Я вот чего боюсь. Наши директора - мужики разные... Захотят они платить за свое собственное просвещение? Если ж "для галочки" пошлют каких-то своих помощничков, могут и копейками расплатиться... На что же вы будете существовать?
Глядя, как озабоченно нахмурился ученый, мэр добавил:
- Ладно. Если что, я помогу. Вывезу всю мэрию на ваши лекции и оплачу. И вообще, будут трудности, звоните. Вот мой прямой телефон.
Мэр проводил Левушкина-Александрова до двери и крепко пожал руку.
Как в сказке. Есть же еще люди на свете!..
Однако Алексей Александрович рано радовался. Придя в лабораторию, узнал: с железнодорожного вокзала только что звонил Нехаев - местная таможенная служба не отдает груз, "подвесила" всю электронику на крючок, вымогая налог в десять тысяч долларов...
Непостижимо! Так много?! И за что? Этот же груз идет по линии экологии, можно сказать, гуманитарный груз!
А часы тикают... 27 октября... 28 октября... Надо где-то срочно занимать деньги... Ах, если бы Севастьянов был в городе! Но как на зло оказалось, он в Америке, улетел по своим торговым делам...
Однако в городе все знают, что Севастьянов покровительствует стройке. И, стало быть, Левушкин-Александров не безнадежный должник. Он почесал затылок и побежал к директору Института физики Марьясову.
- Поздравляю! - воскликнул, выбираясь из-за стола навстречу и улыбаясь, как бритый кот, Марьясов. - Был у мэра? Землю дают?
Надо же, Юрию Юрьевичу всё известно!
- Да, да... - запыхавшись, пробормотал Алексей Александрович. - Но тут такое дело... таможня... я отдам...
- Хорошо-хорошо, - согласился ласково Марьясов. - Отдашь с процентами. - И вновь улыбнулся, как бритый кот. - Шучу.
Но затем посмотрел так значительно на гостя, что тот понял: не шутит. Ну и ладно, потом разберемся.
Бронислава не понимала, чего же Алексей ночью ее не обнимет, чего днем пальцами трещит, чего мучается, когда так теперь хорошо. А он будто все ждет неприятностей. Разве можно так жить?!
- Давай Лилю навестим... Надо с ними дружить...
- Я дружу! - отмахивался Алексей Александрович и начинал рассказывать, какое чудесное место в сосновом бору ему выделили. - И главное - денег взяли мизер! А ведь почти гектар!
- Ты бы заодно дачу купил... Я видела объявление: совсем недорого...
- Какая дача?! - отшатнулся Алексей Александрович. У него голова шла кругом, он как чуял: надо ковать железо, пока горячо.
И не успел! Едва "растаможили" аппаратуру, как пронесся по городу слух: лопнул банк "Лилия". Теперь уже всем было ясно: это личный банк Севастьянова.
Он сам еще не прилетел, а Алексею Александровичу уже позвонили в Институт биофизики и потребовали немедленно вернуть деньги.
- Позвольте... - растерянно бормотал Алексей Александрович. - Они вложены в оборудование.
- Это не его деньги! - орали в трубке.
Звонили теперь и домой - утром и ночью. Может быть, и днем звонили, но Алексей Александрович попросил мать не снимать трубку.
Наконец, они приехали - к дверям НИИ подкатил на весьма скромных желтых "Жигулях" некий узколицый очкарик в свитере, как выяснилось, заместитель Севастьянова по финансам.
Алексей Александрович угрюмо провел его в подвал, включил свет и кивнул на нераспакованные ящики - мол, вот эти деньги. В ответ на это гость долго смотрел на профессора, кисло улыбнулся и уехал. И Алексей Александрович с облегчением решил, что от него отстали.
Но назавтра в лабораторию явился, споткнувшись о железное ребро порожка, и сам Севастьянов, бледный, плохо выбритый. От него несло перегаром. В ярости он завопил на Левушкина-Александрова:
- Тебе что, непонятно сказали?! Кончай свои экскременты... Вертай бабки! Живо!
Алексей Александрович его не узнавал. Что же теперь делать? Аппаратуру можно попытаться срочно продать, но когда люди узнают, что горишь синим пламенем, предложат копеечную цену. К тому же Алексей Александрович уже завез рабочих с бульдозерами за город - там возле озера ровняют землю, льют бетон в фундамент будущей "трубы". Заплатил им на три месяца вперед, нанял охранное агентство "Ураган"... И как же теперь быть? Облить себя бензином и поджечь?
- Зачем же вы тогда дали деньги? - подавленно спросил ученый. - Вы же умный человек, понимали: наука - дело долгое...
Севастьянов подпрыгнул на коротких ножках, захрипел, будто его душили за горло:
- Да если бы не крякнул мой банк, я бы наплевал на эти бабки... Но мне они нужны, ты понял? Мне людям надо вернуть... А зимой я баллотируюсь, понял? Если не верну, хер меня выберут, ты понял?
Алексей Александрович понял. У человека рушится вся жизнь. Что же произошло с его банком? И что он теперь будет делать с Алексеем и с другими, кто ему должен?..
Когда Севастьянов, бормоча что-то невнятное, уехал, Алексей Александрович вдруг вспомнил, как монтажники из фирмы "Каскад", узнав, на чьи деньги он собирается строить "зеленую лабораторию", странно переглянулись. А позже, когда пришли бульдозеры на строительную площадку, он случайно оказался свидетелем крикливого, с матерщиной, разговора двух рабочих. Они говорили о Севастьянове ужасные вещи: будто бы он застрелил своего компаньона, решившего уйти от него, а конкурента споил и приколотил, как Христа гвоздями, под кедровым плотом, сплавлявшимся по Енисею на Север... Неужели правда?!
И Алексею Александровичу стала ночами сниться темная вода, километры и километры воды, он плывет в ней лицом вниз над живыми осетрами и налимами и видит затонувшие гнилые лодки и самодельные якоря, блесны и выброшенные двигатели, смятые самовары и поломанные, ржавые кровати...
- Леша, почему ты со мной не хочешь поговорить? - дышала в ухо Бронислава. - Что тебя мучает? Ведь все уже хорошо?
- Да... да... пожалуйста... дай мне поспать...
Но однажды среди ночи позвонила Лиля, жена Севастьянова, и промурлыкала, что все в порядке, муж просит извинить его, что1 отдано науке, то отдано науке. Он назначен вице-президентом крупного московского банка, и они переезжают в столицу...
Можно было порадоваться. Но, если Михаил Федорович, а главное оставшиеся здесь его друзья, действительно люди из темного, опасного мира, не начнут ли со временем снова чего-то требовать?
Что ж, авось Бог не выдаст, свинья не съест. Главное - стройка в сосновом бору началась. Что же касается кредита, Марьясов с улыбкой его как бы пролонгировал. Как-нибудь.
А надутый пузырь по имени мистер Белендеев давно уже, по слухам, улетел в свои Штаты. Скатертью дорога.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Одиночество
1
Наступил ноябрь. К радости людей, уставших от ненастной осени, созрела тишина и выпал пышный первый снег. На перекрестках с визгом забуксовали машины, мальчишки возле подъездов лепили снежных баб - они на каникулах. В городе стало светло и празднично, и Алексей Александрович вдруг успокоился.
Не так же все плохо! Вот и директор Института биофизики Кунцев, наконец, вернулся из Испании, загорелый, как араб, поприветствовал всех шелестящим голоском, уверяя, что тосковал по Родине и ловил на коротких волнах Москву и что судя по последним высказываниям Президента "ситуасия" (он вместо "ц" произносил "с") в науке вскоре должна измениться...
А еще порадовал Алексея Александровича его сотрудник Ваня Гуртовой рассказал, какая занятная получается картина на биостенде, работающем с микроводорослями Chlorella vulgaris, если... да, да...
И Женя, Евгений Васильевич Коровин, после больничного явился, сверкая угольными глазами, сказал, что у него родилась гениальная идея, и потопал в свой отсек колдовать, как Люцифер, над разноцветными мензурками и колбами, которыми он спасет отравленную землю России...
И даже Артем Живило вдруг засел безвылазно за свой стол с чашками Петри и микроскопом, время от времени во весь голос ругая Израиль за чрезмерную практичность тамошней научной элиты.
- Звонил дяде. Если ты уже академик, с тобой еще будут говорить. А так... "слишком вас много..."
У самого Алексея Александровича работа над новой - пока что "секретной", в стол - книгой (о мегаязыке всего живого) тоже чуть-чуть двинулась. Безумная идея? И пусть, пусть...
Но вот в один из ясных зимних (уже зимних!) вечеров повеселевший Алексей Александрович довольно рано пришел домой и узнал от Брониславы неприятную весть: мать не вернулась из церкви, еще с утреннего своего захода. Опять обидели?! Да как смеет Броня?!
Он мучительно посмотрел жене в глаза.
- Да истинный крест! - воскликнула Броня. И по тону ее было понятно: тут что-то другое. - Ушла с палочкой своей... Чаю попила, я ей говорю: снег идет, скользко... Она надела свои любимые чуни.
Он позвонил Светлане - телефон не ответил. Выскочив на улицу, поймал такси и застал сестру дома, только что вышедшей из ванной, с мокрыми волосами, - к его ужасу, матери и здесь не было.
Светлана лихорадочно пожужжала феном, оделась, и они вместе побежали сквозь возобновившийся снежный буран в церковь. Но матери там не оказалось, и вообще народу было немного, хотя железные двери еще не заперли.
Может, к кому из подружек по вере завернула? Да где искать?
Лишь на рассвете Алексею Александровичу сообщили по телефону из милиции, что гражданку Левушкину подобрала дежурная машина, старуха лежала ничком на тротуаре - видимо, поскользнулась, а встать не хватило сил... Так в снегу и валялась...
Объяснить, где живет, не смогла, отвезли в ближайшую больницу, и только утром, придя в себя, она назвала свои адрес и телефон.
Слабую и беспамятную женщину три дня продержали в больнице, потом с неделю мать болела дома. К счастью, воспаления легких не нашли, но температура не спадала, начался понос...
Сынок, проходя мимо ее комнатки, демонстративно зажимал нос бельевой прищепкой - насмотрелся по телевизору. Заметив эти ужимки, Алексей Александрович зло щелкнул сына по затылку:
- Не стыдно?
Тут же из кухни выскочила жена:
- Не бей мальчишку!.. Он сегодня пятерку получил.
- Ну и что?
- Тебе безразличны его успехи?.. Ты не хочешь, чтобы твой мальчик стал первым в школе? А там выиграл и грант Сороса? И поехал бы в Англию, например?
Говорить с ней - не переговорить. И вообще она вдруг ненавистна Алексею Александровичу стала. Жрет много. И дышит шумно.
Он шел куда глаза глядят и сам не заметил, как оказался у своего института. Возле дверей увидел сидевшего на снегу пожилого белого пса, помесь лайки и дворняжки. Правый глаз у него был красный, бедро ободрано до крови.
- Ты чего, дружочек? - остановился Алексей Александрович.
Пес угрюмо зарычал и поднялся.
- Эх, ты! - буркнул Алексей Александрович. - А я хотел с тобой подружиться.
Он просидел в лаборатории час или два, тупо, как тот пес на улице, уставясь в никуда... Даже Зеленая лаборатория с "Трубой очищения" сегодня вдруг показалась ему сомнительным предприятием в стране временщиков и воров, которым плевать на экологию. Мэр прав: вряд ли они станут платить за собственное просвещение, и неизвестно, как удастся рассчитаться за кредит с Марьясовым...
Услышал голос Нехаева:
- А-а-александрович, я до-домой?.. Или, может, нужен?
Алексей Александрович нехотя повернул голову и спросил:
- А нет ли у нас цэ два аш пять о аш? Грамм по сто.
Нехаев весело хмыкнул:
- А як же! - Будет повод поговорить по душам.
И сел руководитель со своим старшим лаборантом пить спирт.
И читал ему симпатичный человек стихи собственного сочинения. Запомнилась забавная рифма: гамадрил - говорил. Но кому какой гамадрил что именно говорил, думать не хотелось. Нехаеву часто снятся сны, будто он нагишом живет в Африке. И на следующий день в компании лаборантов он читает вирши про ту свою, африканскую жизнь.
А у тебя какая вторая жизнь, Алеша? А твоя вторая жизнь - мысленная, в снах - стыдно признаться, с Галей Савраскиной, с Галей, Галинкой. Впрочем, она сейчас не Савраскина, а... то ли Шмидт, то ли Штейн.
Но странно движется жизнь, странно направляет ее судьба: все эти годы, зная, что Галя работает в семидесяти шагах, в другом крыле ИБФ, Алексей ни разу туда не заглянул, да и она сюда не заходила. Хотя биологи из блока БИОС не раз приглашали Алексея поработать на них...
И в этот момент Нехаев, разбавляя водой спирт, вдруг словно угадал мысли шефа:
- А зна-знаете, у ребят из БИ-БИОСа вроде бы как снова де-деньги появились. Может, с ними задружиться?
- Откуда деньги-то?
- "Роскосмос" просыпается.
- Да? - спросил Алексей и вдруг решился: - Пошли! Сию секунду! Сию микросекунду!
Они бегом обогнули П-образный корпус ИБФ и оказались в темном коридоре с одной горящей желтоватой лампочкой.
Нехаев потянул ручку - и их глазам предстала тесная лаборатория, уставленная осциллографами и служебными телевизорами. Спиной к вошедшим сидит в синем халатике молодая женщина, это она - Галя Штейн (или Шмидт). Нет уже на плече той бело-золотистой, дивной косы шириною в руку - волосы небрежно рассыпаны и словно мокрые. Ага, кажется, повела глазом. Но не обернулась.
К гостям же направился, скаля квадрат, полный белых зубов, завлаб Исидор Мартынович Иванов. На могучем носу сидят синеватые и узкие, как крылышки стрекозы, очочки. Голос у Исидора громкий, но и одновременно воркующий, как голос голубя, усиленный микрофоном:
- Кого видим! Ребята! К нам пожаловали аж дохтур аж наук и его анжинер-золотые руки и зеркальный зад... - Юмор у Исидора был эклектичный, смесь банального и пошлого. - Проходите же!
Плохо видя от волнения, Алексей Александрович сделал несколько шагов и сел в углу на предложенный стул, рядом пристроился Нехаев, а супротив оказался Исидор и его "правая рука и нога" молчаливый Боря Егоров. Он, говорят, и руководил строителями, когда сооружали всю эту двухэтажную огромную систему БИОС, в которой - в одной из подземных комнат - живет и сегодня (полгода уже!) очередной испытатель, сеет пшеницу, жнет при искусственном солнце, и редко когда ему разрешается выходить на связь с "землей".
Кому это теперь надо? Лет двадцать назад работы сибирских БИОС-ников гремели (если могут греметь засекреченные программы), скупой Королев не жалел им денег, результаты опытов предполагалось использовать в дальних полетах... Но затем наступила полоса небрежения, космонавтика пришла в упадок...
Разумеется, это коснулось и темы "Электризация спутников", которой занимался в годы аспирантуры Левушкин-Александров, будучи тогда еще "чистым" физиком, и даже кое-что изобрел...
Но неужто в самом деле снова наступает оживление, о чем и докладывает, торопясь и пытаясь в каждой фразе сострить, как Белендеев, руководитель проекта Исидор Иванов?
- Мы не можем упустить такой момент... Он может склеить, как клей "Момент", наши лаборатории...
А Савраскина как сидела спиной к вошедшим, так и осталась сидеть. Узкие плечи, тонкая шея... Пальцы бегают по клавиатуре, на пальцах никаких колец. Но это ничего не значит...
- Галина Игнатьевна, - уже в который раз окликнул ее Исидор Мартынович и сокрушенно шепнул: - Занята. Серьезный товарисч.
Впрочем, нет, наконец поздоровалась - полуоглянулась, кивнула, и снова пальчики плетут узор на клавиатуре. Алексею Александровичу хотелось вскочить, закричать... Но он слушал Исидора Мартыновича, что-то отвечал ему, и неожиданно быстро договорились, что лаборатория Левушкина-Александрова подключится к работе со своими фототрофами (например, травой по имени "чуфа") и гетеротрофами (теми же пекарскими дрожжами, сахаромицетами), с их управляемым культивированием.
Кстати, чуфа куда лучше хлореллы утилизирует мочевину, и ее саму вполне можно есть. Для космонавтов находка...
Алексей Александрович поручит эту тематику Ивану Гуртовому или Евгению Васильевичу. И станут ребята получать по семьсот, по тысяче рублей дополнительно. В наше время тоже деньги.
А Савраскина так и не оглянулась.
- Слушайте, это правду про вас рассказывают, Александрыч?.. Будто бы с утра по старинке явились в Институт физики, в лабораторию плазмы... ну, где раньше работали... и весь день там просидели...
- Сказки! - раздраженно буркнул Алексей Александрович.
Уже торопясь уйти, перед железными дверями он широко махнул рукой, задел какой-то крюк, торчавший из стены, и глубоко взрезал белую мякоть в основании большого пальца.
Вот он, знак, да знак огромный, как нарисованный красный "кирпич" над дорогой! Сюда проезд закрыт. Вышел, сося руку, и побрел домой...
Вокруг маячила толпа, мигали красные огоньки машин, было шумно и красочно. Но что это? Собака с красным глазом, с обкусанным боком... стоит возле светофора, ждет зеленого света. Значит, знавала лучшие времена, разбирается в правилах уличного движения.
- Идем-ка со мной, дружок...
И, диво, на этот раз пес не огрызнулся, а послушно пошел за ним.
2
- Проходи, старина. Мы тебя назовем Тарзан. Люди, у нас новость! - По дороге Алексей купил собаке дешевой колбасы, и новый друг не побоялся зайти с ним в расшатанный гремящий лифт.
Но никто в квартире не откликнулся. Оставив пса возле двери, Алексей Александрович прошел в комнату матери. Мать плакала, сидя на койке, хлюпала носом и утирала глаза платочком.
- Что, что? - растерялся Алексей Александрович. Увидел в дверях кухни сына. - Опять куда-нибудь привязал?
- Да ты че! - заверещал Митька, отбегая от отца подальше и приседая в углу. - Это мамка...
Из спальни выплыла супруга, в очень тесном белом платье до пят, без талии, вся - словно толстый мучной червь.
- Зачем на ребенка кричишь? Пьяненький сегодня? Не надо вымещать отрицательные эмоции на нежных детях. Ты понюхай-ка...
- Что, что?! - уже потише, но хрипел Алексей Александрович.
- Я в магазин пошла, а ее за кашей последить...
Да, на кухне пахло подгорелой кашей. Видимо, мать уснула.
- Ну и что? - снова накаляясь, шипел жене Алексей Александрович. Из-за каши? Он готов был задушить Брониславу.
- Но я прощаю! - пропела Бронислава.
В дверях появилась мать Алексея и прошелестела:
- А вот не надо мне ваших милостей!.. Я пенсию получаю. - Она так это сказала - никогда сын не видел столько презрения на ее маленьком лице. Сейчас пойду и принесу хоть десять килограммов!
У Алексея Александровича голова закружилась, все казалось похожим на сон. Как хорошо, что он не унизился перед Мишкой-Солнцем. Есть и в России богатые добрые люди. Патриоты. Да, да.
Вложив пачки денег в полиэтиленовый пакет с портретом Аллы Пугачевой, богач отправил биофизика на "Мерседесе" домой. А через два часа вдруг позвонил:
- У тебя, Алексей, как вечер, свободен?.. Хотел познакомить с женой, если не против...
Услышав растерянное "да", Севастьянов вскоре заехал за профессором и его женой все на той же длинной машине и повез за город.
Алексей Александрович когда-то читал про японский сад камней. Так вот, у купца (или кто он?) имелся свой сад камней, по кругу возлежали диоритовые и сиенитовые валуны, торчали метровые обломки с кварцевыми прослойками. И бил фонтан с подсветкой - к ночи красота неописуемая. И еще у Севастьяновых под окнами журчал свой ручей, который протекал по искусственному, нарочито искривленному так и сяк каменному ложу, склеенному из разноцветных камушков. И росли осенние цветы по периметру сада, волнами разного цвета от синего до алого...
А в самом коттедже Севастьянов показал молодой чете гостевые комнаты с зеркальными шкафами и туалетными комнатами, с джакузи, бар с музыкальной установкой...
- Но мое главное сокровище... вот! - Бизнесмен включил свет в зале с роялем, и гости увидели полудевочку-полуженщину, сидевшую с ногами на диване: маленькую, гибкую, как выяснилось, балерину из местного театра, всю с макушки до кончиков пальцев украшенную в золотые нити и голубые стекляшки.
Тихо засмеявшись, она грациозно сошла на ковер, нет, не ковер - на полу была распластана белая шкура полярного волка с голубыми стеклянными глазами - и, сделав книксен, спросила, что гости любят выпить. Алексей Александрович хотел попросить мартини, но, чтобы хозяева не подумали, будто заказывает он то, о чем постоянно слышит из телевизора, буркнул, что пьет коньяк.
- Коньяка нет, - загугукал Севастьянов, подтягивая живот при жене и делая сокрушенную физиономию. - Но есть виски... Жена, нам скотч.
Лиля, так звали жену богача, подкатила к столу некую пушку на колесиках, и Алексей Александрович, приглядевшись, понял - это огромная бутыль виски на поперечной оси: если наклонить горлышком вниз, оттуда льется.
Нервы отпустили, он выпил с Севастьяновым, и тот торопясь стал объяснять своей жене, какая у него с Алексеем грандиозная идея, что Алексей под своей "Трубой" будет учить людей, принимающих решение, экологической безопасности. И правильно, и пора!.. В городе дышать невозможно!.. И какая на этой ниве их ждет с Алексеем слава.
Бронислава изумленно смотрела на него и на мужа: прежде Алексей ни с кем из "новых русских" не общался. Севастьянов же хвалил свой коттедж и уверял, что придет час, такой же будет и у Левушкиных-Александровых. Бронислава вспыхнула, иными уже глазами озиралась. Ее поразила арабская мебель в завитушках, похожая на окаменевших пуделей, и тайные комнаты за дверями, замаскированными яркой мазней местных модернистов, и винтовая лестница с перилами из красного дерева, и волнистые голубые стены, и дорогая электроника... А уж сауна в подвале. И, конечно, гараж, и телеглазки везде, и двое охранников с автоматами Калашникова за окнами... О! О!
- Но все это временное! - жуя и ерзая, объяснял меценат. - Я нашел человека, кому продам этот домишко... Перейду дальше вниз по реке, к бывшим обкомовским дачам...
- Зачем? - ахнула Лиля. - Там казенные унылые дворцы.
Все же у нее был вкус.
- Хорошо, эту не продам... Но там возьму, что положено. Только вот стану депутатом... Стану, Лиля?
- Конечно, Михаил Федорович, - тихо улыбалась балерина.
- Ведь что важно: если рядом, можно вырвать заказ хороший... Ну, например, европейскую гуманитарную помощь... - И, видимо, осознав, что говорит лишнее, захохотал и замигал профессору желтыми глазами. - Никуда отсюда не двинусь. Здесь кислород, тишина.
На следующий же день Алексей Александрович разослал кучу факсов и электронных писем знакомым ученым от Москвы до Владивостока, и к концу недели через новосибирского академика Кобякова была заказана необходимая аппаратура из Японии. Кобяков поручился за него.
Контейнеры прикатили из Владивостока буквально через месяц! Какая радость! Бывает, что и в России везет. В местной прессе уже пошли толки о загадочной "Трубе очищения". А Левушкин-Александров направился в мэрию просить участок земли под будущую лабораторию. Вдруг продадут по недорогой цене? Тогда больше денег уйдет на оборудование...
19
Алексей Александрович шел и не верил, что ему удастся попасть на прием к мэру. А именно к нему посоветовала пробиться встретившаяся в буфете Анна Муравьева.
- Остальные тебя будут футболить... Ты же без взятки идешь?
- Ну.
- Тогда только к мэру.
Он оделся построже, в лучший свой костюм, нацепил галстук и явился в приемную.
С юной улыбкой, но довольно пожилая, вся залакированная секретарша в белом кружевном воротничке, вежливо расспросила, по какому вопросу профессор пришел беспокоить высшее руководство, явно ища в его словах зацепку, которая позволила бы ей перенаправить посетителя к начальству помельче. Но услышав аббревиатуру ЛПР (Алексей Александрович пытался объяснить, что и для чего он собирается строить), почему-то решила, что гость из партии ЛДПР, а это довольно скандальная партия, и, доложив мэру, открыла дверь.
Иван Иванович Прошкин встретил посетителя среди кабинета на красной ковровой дорожке, пожал руку, усадил перед собой и, выслушав первые слова ученого, повернул голову в сторону и расхохотался.
- А она-то мне доложила... Ну, ладно, это куда лучше. - И, улыбнувшись профессору, сказал, что, конечно, слышал о нем, у него дочь учится на физмате, и там все студенты, особенно студентки, влюблены в молодого ученого. - У вас какие-то проблемы?
Поначалу невнятно, но затем четче Алексей Александрович рассказал, какая для "зеленой лаборатории" нужна земля, что он обязуется сохранить все деревья вокруг, если таковые там будут, чистоту озера... Строительство будет вестись аккуратно...
Прошкин кивнул, вызвал по телефону какого-то молодого мужчину с вытаращенными глазами, тот выслушал мэра, суетливо подал свою визитную карточку гостю и убежал.
- Все будет сделано. Выберете с ним место... Есть варианты: бывшая охотничья база обкома партии... Полуразрушенная дача, тоже для гостей. Там и озеро, и сосны... Но захотите - возьмите и вовсе новый участок. Цену назначим условную.
Как выяснилось, Иван Иванович - бывший заводчанин, сам, кстати, кандидат технических наук, он прекрасно понимает: город гибнет от промышленного насилия. А вдруг молодой талантливый парень что-то вправду сделает для здоровья горожан?
- Как вы сказали: для экологического просвещения людей, принимающих решение?
- Да.
Мэр кивнул и долго сидел, устало глядя в окно. Играя желваком левой скулы, хотел, кажется, о чем-то спросить и все тянул время. Секретарша пару раз просовывала голову в дверь - он отмахивался. И, наконец, повернувшись к гостю, тихо произнес:
- Я вот чего боюсь. Наши директора - мужики разные... Захотят они платить за свое собственное просвещение? Если ж "для галочки" пошлют каких-то своих помощничков, могут и копейками расплатиться... На что же вы будете существовать?
Глядя, как озабоченно нахмурился ученый, мэр добавил:
- Ладно. Если что, я помогу. Вывезу всю мэрию на ваши лекции и оплачу. И вообще, будут трудности, звоните. Вот мой прямой телефон.
Мэр проводил Левушкина-Александрова до двери и крепко пожал руку.
Как в сказке. Есть же еще люди на свете!..
Однако Алексей Александрович рано радовался. Придя в лабораторию, узнал: с железнодорожного вокзала только что звонил Нехаев - местная таможенная служба не отдает груз, "подвесила" всю электронику на крючок, вымогая налог в десять тысяч долларов...
Непостижимо! Так много?! И за что? Этот же груз идет по линии экологии, можно сказать, гуманитарный груз!
А часы тикают... 27 октября... 28 октября... Надо где-то срочно занимать деньги... Ах, если бы Севастьянов был в городе! Но как на зло оказалось, он в Америке, улетел по своим торговым делам...
Однако в городе все знают, что Севастьянов покровительствует стройке. И, стало быть, Левушкин-Александров не безнадежный должник. Он почесал затылок и побежал к директору Института физики Марьясову.
- Поздравляю! - воскликнул, выбираясь из-за стола навстречу и улыбаясь, как бритый кот, Марьясов. - Был у мэра? Землю дают?
Надо же, Юрию Юрьевичу всё известно!
- Да, да... - запыхавшись, пробормотал Алексей Александрович. - Но тут такое дело... таможня... я отдам...
- Хорошо-хорошо, - согласился ласково Марьясов. - Отдашь с процентами. - И вновь улыбнулся, как бритый кот. - Шучу.
Но затем посмотрел так значительно на гостя, что тот понял: не шутит. Ну и ладно, потом разберемся.
Бронислава не понимала, чего же Алексей ночью ее не обнимет, чего днем пальцами трещит, чего мучается, когда так теперь хорошо. А он будто все ждет неприятностей. Разве можно так жить?!
- Давай Лилю навестим... Надо с ними дружить...
- Я дружу! - отмахивался Алексей Александрович и начинал рассказывать, какое чудесное место в сосновом бору ему выделили. - И главное - денег взяли мизер! А ведь почти гектар!
- Ты бы заодно дачу купил... Я видела объявление: совсем недорого...
- Какая дача?! - отшатнулся Алексей Александрович. У него голова шла кругом, он как чуял: надо ковать железо, пока горячо.
И не успел! Едва "растаможили" аппаратуру, как пронесся по городу слух: лопнул банк "Лилия". Теперь уже всем было ясно: это личный банк Севастьянова.
Он сам еще не прилетел, а Алексею Александровичу уже позвонили в Институт биофизики и потребовали немедленно вернуть деньги.
- Позвольте... - растерянно бормотал Алексей Александрович. - Они вложены в оборудование.
- Это не его деньги! - орали в трубке.
Звонили теперь и домой - утром и ночью. Может быть, и днем звонили, но Алексей Александрович попросил мать не снимать трубку.
Наконец, они приехали - к дверям НИИ подкатил на весьма скромных желтых "Жигулях" некий узколицый очкарик в свитере, как выяснилось, заместитель Севастьянова по финансам.
Алексей Александрович угрюмо провел его в подвал, включил свет и кивнул на нераспакованные ящики - мол, вот эти деньги. В ответ на это гость долго смотрел на профессора, кисло улыбнулся и уехал. И Алексей Александрович с облегчением решил, что от него отстали.
Но назавтра в лабораторию явился, споткнувшись о железное ребро порожка, и сам Севастьянов, бледный, плохо выбритый. От него несло перегаром. В ярости он завопил на Левушкина-Александрова:
- Тебе что, непонятно сказали?! Кончай свои экскременты... Вертай бабки! Живо!
Алексей Александрович его не узнавал. Что же теперь делать? Аппаратуру можно попытаться срочно продать, но когда люди узнают, что горишь синим пламенем, предложат копеечную цену. К тому же Алексей Александрович уже завез рабочих с бульдозерами за город - там возле озера ровняют землю, льют бетон в фундамент будущей "трубы". Заплатил им на три месяца вперед, нанял охранное агентство "Ураган"... И как же теперь быть? Облить себя бензином и поджечь?
- Зачем же вы тогда дали деньги? - подавленно спросил ученый. - Вы же умный человек, понимали: наука - дело долгое...
Севастьянов подпрыгнул на коротких ножках, захрипел, будто его душили за горло:
- Да если бы не крякнул мой банк, я бы наплевал на эти бабки... Но мне они нужны, ты понял? Мне людям надо вернуть... А зимой я баллотируюсь, понял? Если не верну, хер меня выберут, ты понял?
Алексей Александрович понял. У человека рушится вся жизнь. Что же произошло с его банком? И что он теперь будет делать с Алексеем и с другими, кто ему должен?..
Когда Севастьянов, бормоча что-то невнятное, уехал, Алексей Александрович вдруг вспомнил, как монтажники из фирмы "Каскад", узнав, на чьи деньги он собирается строить "зеленую лабораторию", странно переглянулись. А позже, когда пришли бульдозеры на строительную площадку, он случайно оказался свидетелем крикливого, с матерщиной, разговора двух рабочих. Они говорили о Севастьянове ужасные вещи: будто бы он застрелил своего компаньона, решившего уйти от него, а конкурента споил и приколотил, как Христа гвоздями, под кедровым плотом, сплавлявшимся по Енисею на Север... Неужели правда?!
И Алексею Александровичу стала ночами сниться темная вода, километры и километры воды, он плывет в ней лицом вниз над живыми осетрами и налимами и видит затонувшие гнилые лодки и самодельные якоря, блесны и выброшенные двигатели, смятые самовары и поломанные, ржавые кровати...
- Леша, почему ты со мной не хочешь поговорить? - дышала в ухо Бронислава. - Что тебя мучает? Ведь все уже хорошо?
- Да... да... пожалуйста... дай мне поспать...
Но однажды среди ночи позвонила Лиля, жена Севастьянова, и промурлыкала, что все в порядке, муж просит извинить его, что1 отдано науке, то отдано науке. Он назначен вице-президентом крупного московского банка, и они переезжают в столицу...
Можно было порадоваться. Но, если Михаил Федорович, а главное оставшиеся здесь его друзья, действительно люди из темного, опасного мира, не начнут ли со временем снова чего-то требовать?
Что ж, авось Бог не выдаст, свинья не съест. Главное - стройка в сосновом бору началась. Что же касается кредита, Марьясов с улыбкой его как бы пролонгировал. Как-нибудь.
А надутый пузырь по имени мистер Белендеев давно уже, по слухам, улетел в свои Штаты. Скатертью дорога.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Одиночество
1
Наступил ноябрь. К радости людей, уставших от ненастной осени, созрела тишина и выпал пышный первый снег. На перекрестках с визгом забуксовали машины, мальчишки возле подъездов лепили снежных баб - они на каникулах. В городе стало светло и празднично, и Алексей Александрович вдруг успокоился.
Не так же все плохо! Вот и директор Института биофизики Кунцев, наконец, вернулся из Испании, загорелый, как араб, поприветствовал всех шелестящим голоском, уверяя, что тосковал по Родине и ловил на коротких волнах Москву и что судя по последним высказываниям Президента "ситуасия" (он вместо "ц" произносил "с") в науке вскоре должна измениться...
А еще порадовал Алексея Александровича его сотрудник Ваня Гуртовой рассказал, какая занятная получается картина на биостенде, работающем с микроводорослями Chlorella vulgaris, если... да, да...
И Женя, Евгений Васильевич Коровин, после больничного явился, сверкая угольными глазами, сказал, что у него родилась гениальная идея, и потопал в свой отсек колдовать, как Люцифер, над разноцветными мензурками и колбами, которыми он спасет отравленную землю России...
И даже Артем Живило вдруг засел безвылазно за свой стол с чашками Петри и микроскопом, время от времени во весь голос ругая Израиль за чрезмерную практичность тамошней научной элиты.
- Звонил дяде. Если ты уже академик, с тобой еще будут говорить. А так... "слишком вас много..."
У самого Алексея Александровича работа над новой - пока что "секретной", в стол - книгой (о мегаязыке всего живого) тоже чуть-чуть двинулась. Безумная идея? И пусть, пусть...
Но вот в один из ясных зимних (уже зимних!) вечеров повеселевший Алексей Александрович довольно рано пришел домой и узнал от Брониславы неприятную весть: мать не вернулась из церкви, еще с утреннего своего захода. Опять обидели?! Да как смеет Броня?!
Он мучительно посмотрел жене в глаза.
- Да истинный крест! - воскликнула Броня. И по тону ее было понятно: тут что-то другое. - Ушла с палочкой своей... Чаю попила, я ей говорю: снег идет, скользко... Она надела свои любимые чуни.
Он позвонил Светлане - телефон не ответил. Выскочив на улицу, поймал такси и застал сестру дома, только что вышедшей из ванной, с мокрыми волосами, - к его ужасу, матери и здесь не было.
Светлана лихорадочно пожужжала феном, оделась, и они вместе побежали сквозь возобновившийся снежный буран в церковь. Но матери там не оказалось, и вообще народу было немного, хотя железные двери еще не заперли.
Может, к кому из подружек по вере завернула? Да где искать?
Лишь на рассвете Алексею Александровичу сообщили по телефону из милиции, что гражданку Левушкину подобрала дежурная машина, старуха лежала ничком на тротуаре - видимо, поскользнулась, а встать не хватило сил... Так в снегу и валялась...
Объяснить, где живет, не смогла, отвезли в ближайшую больницу, и только утром, придя в себя, она назвала свои адрес и телефон.
Слабую и беспамятную женщину три дня продержали в больнице, потом с неделю мать болела дома. К счастью, воспаления легких не нашли, но температура не спадала, начался понос...
Сынок, проходя мимо ее комнатки, демонстративно зажимал нос бельевой прищепкой - насмотрелся по телевизору. Заметив эти ужимки, Алексей Александрович зло щелкнул сына по затылку:
- Не стыдно?
Тут же из кухни выскочила жена:
- Не бей мальчишку!.. Он сегодня пятерку получил.
- Ну и что?
- Тебе безразличны его успехи?.. Ты не хочешь, чтобы твой мальчик стал первым в школе? А там выиграл и грант Сороса? И поехал бы в Англию, например?
Говорить с ней - не переговорить. И вообще она вдруг ненавистна Алексею Александровичу стала. Жрет много. И дышит шумно.
Он шел куда глаза глядят и сам не заметил, как оказался у своего института. Возле дверей увидел сидевшего на снегу пожилого белого пса, помесь лайки и дворняжки. Правый глаз у него был красный, бедро ободрано до крови.
- Ты чего, дружочек? - остановился Алексей Александрович.
Пес угрюмо зарычал и поднялся.
- Эх, ты! - буркнул Алексей Александрович. - А я хотел с тобой подружиться.
Он просидел в лаборатории час или два, тупо, как тот пес на улице, уставясь в никуда... Даже Зеленая лаборатория с "Трубой очищения" сегодня вдруг показалась ему сомнительным предприятием в стране временщиков и воров, которым плевать на экологию. Мэр прав: вряд ли они станут платить за собственное просвещение, и неизвестно, как удастся рассчитаться за кредит с Марьясовым...
Услышал голос Нехаева:
- А-а-александрович, я до-домой?.. Или, может, нужен?
Алексей Александрович нехотя повернул голову и спросил:
- А нет ли у нас цэ два аш пять о аш? Грамм по сто.
Нехаев весело хмыкнул:
- А як же! - Будет повод поговорить по душам.
И сел руководитель со своим старшим лаборантом пить спирт.
И читал ему симпатичный человек стихи собственного сочинения. Запомнилась забавная рифма: гамадрил - говорил. Но кому какой гамадрил что именно говорил, думать не хотелось. Нехаеву часто снятся сны, будто он нагишом живет в Африке. И на следующий день в компании лаборантов он читает вирши про ту свою, африканскую жизнь.
А у тебя какая вторая жизнь, Алеша? А твоя вторая жизнь - мысленная, в снах - стыдно признаться, с Галей Савраскиной, с Галей, Галинкой. Впрочем, она сейчас не Савраскина, а... то ли Шмидт, то ли Штейн.
Но странно движется жизнь, странно направляет ее судьба: все эти годы, зная, что Галя работает в семидесяти шагах, в другом крыле ИБФ, Алексей ни разу туда не заглянул, да и она сюда не заходила. Хотя биологи из блока БИОС не раз приглашали Алексея поработать на них...
И в этот момент Нехаев, разбавляя водой спирт, вдруг словно угадал мысли шефа:
- А зна-знаете, у ребят из БИ-БИОСа вроде бы как снова де-деньги появились. Может, с ними задружиться?
- Откуда деньги-то?
- "Роскосмос" просыпается.
- Да? - спросил Алексей и вдруг решился: - Пошли! Сию секунду! Сию микросекунду!
Они бегом обогнули П-образный корпус ИБФ и оказались в темном коридоре с одной горящей желтоватой лампочкой.
Нехаев потянул ручку - и их глазам предстала тесная лаборатория, уставленная осциллографами и служебными телевизорами. Спиной к вошедшим сидит в синем халатике молодая женщина, это она - Галя Штейн (или Шмидт). Нет уже на плече той бело-золотистой, дивной косы шириною в руку - волосы небрежно рассыпаны и словно мокрые. Ага, кажется, повела глазом. Но не обернулась.
К гостям же направился, скаля квадрат, полный белых зубов, завлаб Исидор Мартынович Иванов. На могучем носу сидят синеватые и узкие, как крылышки стрекозы, очочки. Голос у Исидора громкий, но и одновременно воркующий, как голос голубя, усиленный микрофоном:
- Кого видим! Ребята! К нам пожаловали аж дохтур аж наук и его анжинер-золотые руки и зеркальный зад... - Юмор у Исидора был эклектичный, смесь банального и пошлого. - Проходите же!
Плохо видя от волнения, Алексей Александрович сделал несколько шагов и сел в углу на предложенный стул, рядом пристроился Нехаев, а супротив оказался Исидор и его "правая рука и нога" молчаливый Боря Егоров. Он, говорят, и руководил строителями, когда сооружали всю эту двухэтажную огромную систему БИОС, в которой - в одной из подземных комнат - живет и сегодня (полгода уже!) очередной испытатель, сеет пшеницу, жнет при искусственном солнце, и редко когда ему разрешается выходить на связь с "землей".
Кому это теперь надо? Лет двадцать назад работы сибирских БИОС-ников гремели (если могут греметь засекреченные программы), скупой Королев не жалел им денег, результаты опытов предполагалось использовать в дальних полетах... Но затем наступила полоса небрежения, космонавтика пришла в упадок...
Разумеется, это коснулось и темы "Электризация спутников", которой занимался в годы аспирантуры Левушкин-Александров, будучи тогда еще "чистым" физиком, и даже кое-что изобрел...
Но неужто в самом деле снова наступает оживление, о чем и докладывает, торопясь и пытаясь в каждой фразе сострить, как Белендеев, руководитель проекта Исидор Иванов?
- Мы не можем упустить такой момент... Он может склеить, как клей "Момент", наши лаборатории...
А Савраскина как сидела спиной к вошедшим, так и осталась сидеть. Узкие плечи, тонкая шея... Пальцы бегают по клавиатуре, на пальцах никаких колец. Но это ничего не значит...
- Галина Игнатьевна, - уже в который раз окликнул ее Исидор Мартынович и сокрушенно шепнул: - Занята. Серьезный товарисч.
Впрочем, нет, наконец поздоровалась - полуоглянулась, кивнула, и снова пальчики плетут узор на клавиатуре. Алексею Александровичу хотелось вскочить, закричать... Но он слушал Исидора Мартыновича, что-то отвечал ему, и неожиданно быстро договорились, что лаборатория Левушкина-Александрова подключится к работе со своими фототрофами (например, травой по имени "чуфа") и гетеротрофами (теми же пекарскими дрожжами, сахаромицетами), с их управляемым культивированием.
Кстати, чуфа куда лучше хлореллы утилизирует мочевину, и ее саму вполне можно есть. Для космонавтов находка...
Алексей Александрович поручит эту тематику Ивану Гуртовому или Евгению Васильевичу. И станут ребята получать по семьсот, по тысяче рублей дополнительно. В наше время тоже деньги.
А Савраскина так и не оглянулась.
- Слушайте, это правду про вас рассказывают, Александрыч?.. Будто бы с утра по старинке явились в Институт физики, в лабораторию плазмы... ну, где раньше работали... и весь день там просидели...
- Сказки! - раздраженно буркнул Алексей Александрович.
Уже торопясь уйти, перед железными дверями он широко махнул рукой, задел какой-то крюк, торчавший из стены, и глубоко взрезал белую мякоть в основании большого пальца.
Вот он, знак, да знак огромный, как нарисованный красный "кирпич" над дорогой! Сюда проезд закрыт. Вышел, сося руку, и побрел домой...
Вокруг маячила толпа, мигали красные огоньки машин, было шумно и красочно. Но что это? Собака с красным глазом, с обкусанным боком... стоит возле светофора, ждет зеленого света. Значит, знавала лучшие времена, разбирается в правилах уличного движения.
- Идем-ка со мной, дружок...
И, диво, на этот раз пес не огрызнулся, а послушно пошел за ним.
2
- Проходи, старина. Мы тебя назовем Тарзан. Люди, у нас новость! - По дороге Алексей купил собаке дешевой колбасы, и новый друг не побоялся зайти с ним в расшатанный гремящий лифт.
Но никто в квартире не откликнулся. Оставив пса возле двери, Алексей Александрович прошел в комнату матери. Мать плакала, сидя на койке, хлюпала носом и утирала глаза платочком.
- Что, что? - растерялся Алексей Александрович. Увидел в дверях кухни сына. - Опять куда-нибудь привязал?
- Да ты че! - заверещал Митька, отбегая от отца подальше и приседая в углу. - Это мамка...
Из спальни выплыла супруга, в очень тесном белом платье до пят, без талии, вся - словно толстый мучной червь.
- Зачем на ребенка кричишь? Пьяненький сегодня? Не надо вымещать отрицательные эмоции на нежных детях. Ты понюхай-ка...
- Что, что?! - уже потише, но хрипел Алексей Александрович.
- Я в магазин пошла, а ее за кашей последить...
Да, на кухне пахло подгорелой кашей. Видимо, мать уснула.
- Ну и что? - снова накаляясь, шипел жене Алексей Александрович. Из-за каши? Он готов был задушить Брониславу.
- Но я прощаю! - пропела Бронислава.
В дверях появилась мать Алексея и прошелестела:
- А вот не надо мне ваших милостей!.. Я пенсию получаю. - Она так это сказала - никогда сын не видел столько презрения на ее маленьком лице. Сейчас пойду и принесу хоть десять килограммов!