Цезарь Солодарь. Дикая полынь

   Конечно, сионисты Бельгии и Голландии тоже исповедуют взгляды своих израильских собратьев на этот вопрос. Но впоследствии они пошли еще дальше.
   Произошло это накануне празднования тридцатилетия разгрома немецко-фашистских войск. В те дни печать Бельгии и Голландии особенно часто вспоминала, как в боевых отрядах Сопротивления плечом к плечу с фламандцами, валлонами, голландцами, французами, евреями сражались и советские бойцы. И только сионистские газеты неизменно вычеркивали имена советских людей из перечня борцов с фашистскими оккупантами. И вдруг - какой конфуз! - на собрании еврейской общины в Брюгге один из выступавших счел своим долгом почтить память советских бойцов - волжанина Доценко, ленинградца Степанова и других легендарных храбрецов, отдавших жизнь за освобождение Бельгии.
   Весть об "изменническом поступке" докатилась до руководителей сионистской федерации, и она признала положение в еврейской общине Брюгге неблагополучным. Нельзя упоминать о советских людях - героях бельгийского Сопротивления - и баста! Словно не покоятся в двухстах сорока трех местах бельгийской земли тела тысяч советских воинов и мирных граждан, павших в боях за освобождение родины Тиля Уленшпигеля от фашистских оккупантов.
   А в Голландии молодые сионисты на собраниях, как и их газеты, в дни тридцатилетия Победы совсем не упоминали советские войска, когда говорили о силах, одолевших фашизм. Запрещено было также вспоминать, какой толчок развитию движения Сопротивления давала каждая весть о новой победе советских войск над гитлеровцами. Но ведь об этом ярко сказано хотя бы в известном документальном романе Теин де Фриса "Рыжеволосая девушка", где повествование ведется от лица подпольщицы Ханны, прототипом которой послужила героиня голландского антифашистского Сопротивления Иоханна Схафт, расстрелянная немецкими оккупантами за несколько недель до окончательного поражения фашистской Германии:
   "Мы читали и перечитывали сообщения во всех подпольных газетах, какие только могли раздобыть. Сталинград! То, что прежде существовало лишь как географическое название, стало покоряющей действительностью. В последнее время я часто лежала ночью без сна... Слово "Сталинград" возникало передо мной на фоне темных окон, я писала это название огненными буквами, возникшими из пылающего в душе огня. Под Сталинградом нашли себе могилу фашистские дивизии, там похоронено фашистское высокомерие..."
   А много-много лет спустя вычеркивают огненное слово "Сталинград" из сознания студентов университета, где училась Иоханна Схафт и погибшие вместе с ней подруги. Вычеркивают - так предписал сионистский союз еврейских студентов.
   Что ж, в памятные дни тридцатилетия разгрома фашизма бельгийские и голландские сионисты сумели блестяще доказать, что и вне Израиля обыкновенный сионизм остается яро антисоветским. И все больше горестей и бед, зачастую непоправимых, приносит евреям.
   Вот почему и к международному сионизму полностью относятся гневные слова первого секретаря ЦК Коммунистической партии Израиля Меира Вильнера, когда, разоблачая реакционную сущность антисоветских подстрекательств израильских сионистов, он открыто спрашивал клеветников:
   "...По какому праву вы, кто все больше и больше превращается в послушных рабов американского империализма, вы, кто сохраняет тесные отношения дружбы с нацистами Кизингером, Глобке и другими, вы, кто даже сейчас сохраняет тесные связи с такими типами, как военный нацистский преступник Абс, - по какому праву вы клеветнически обвиняете евреев Советского Союза и советский режим, который спас миллионы евреев во всем мире, включая еврейское население Палестины, от опасности захвата и истребления нацистами? Советские евреи справедливо отвергают грубое подстрекательство, направленное против их Советской Родины, которая спасла их от белогвардейских погромов после Октябрьской революции и от полного истребления нацистами во время второй мировой войны, против Родины, которая предоставила им, как и всем советским гражданам, жизнь в условиях свободы и равенства и которая стала первым государством в мире, поставившим антисемитизм вне закона.
   Подавляющее большинство еврейского рабочего класса никогда не были сионистами. Они принимали и принимают участие в революционных и прогрессивных движениях и считают социалистическое освобождение всего мира залогом освобождения евреев от антисемитизма и от опасности истребления.
   И если то, чего вы добиваетесь, заключается в "освобождении" евреев Советского Союза от социализма, то вы бессильны что-либо сделать, не смогут этого сделать и те за океаном, на кого вы надеетесь".
   Это строки из речи, которую товарищ Вильнер должен был произнести в израильском парламенте - кнессете. Однако сионисты заставили кнессет принять антисоветское, полное лживых вымыслов заявление без всяких дебатов. Коммунистический депутат Меир Вильнер слова не получил. Но Коммунистическая партия опубликовала его непроизнесенную речь под точным и недвусмысленным заголовком "Антисоветское подстрекательство правительства - несчастье для нашего народа".
   Большое несчастье для народа Израиля. И для евреев в других странах!
   ДИАЛОГИ, ДИАЛОГИ...
   - Что слышно?
   - А что может быть слышно?
   - Как дела?
   - Какие могут быть дела?
   - Я хочу сказать, что мы тут делаем?
   - Что же тут делать?
   - Вероятно, ищем чего-нибудь тут?
   - Чего же искать тут?
   - Занятие или службу?
   - Какую службу?
   - По рекомендации, по протекции. Мало ли как!
   - К кому протекция?
   - К кому? Хотя бы к раввину.
   - Почему именно к раввину?
   - Ну, тогда к раввинше.
   - Почему же все-таки к раввину?
   - Откуда я знаю?
   С этим загадочным диалогом я ознакомил нашего журналиста, работавшего несколько лет в Италии. Однако возникший между нами диалог оказался поначалу не менее загадочным.
   Журналист понимающе улыбнулся:
   - Все точно. Только зачем упоминать раввина? Оба прекрасно знают, что в раввинат обращаться там бесполезно: прогонят.
   - Где там?
   - Там, где вы без прикрас записали этот диалог, в котором оба собеседника на вопрос отвечают вопросом.
   - Я не записал. Я переписал.
   - У кого? Кому удалось так метко воспроизвести диалог между двумя "йордим" - беглецами из Израиля?
   - Вы уверены, что собеседники бежали из Израиля?
   - Так же точно, как в том, что диалог происходил в Остии под Римом.
   - Вы уверены, что речь идет об Остии?
   - Так же, как и вы.
   - Я не уверен, ибо выписал эти строки из шолом-алейхемского жизнеописания "С ярмарки".
   - Вы меня не разыгрываете?
   - Должен, правда, признаться: я вычеркнул упоминание о дореволюционном Киеве.
   - Что ж, я лишний раз убедился, насколько современен талант Шолом-Алейхема. Ведь именно так, как он написал, принято беседовать в среде скопившихся в Остии "йордим". Они, вернее, не беседуют, а прощупывают один другого, выпытывают, выуживают друг из дружки. И опасаются: как бы не проговориться, не открыть конкуренту свои карты. А картишки-то убогие! Один скрывает, что заполнил анкеты на выезд в Мексику, хотя в мексиканском консульстве его приняли совсем не радушно. Другой старается выведать, не пронюхали ли уже конкуренты, что в канадском консульстве безапелляционно "забраковали" его жену по состоянию здоровья. Так уж заведено среди "йордим". Если бывший кишиневец топчется в агентстве американского "Хиаса" или "Джойнта", где ему вроде бы обещали посодействовать с переездом в Соединенные Штаты, то своему бывшему земляку он сочинит байку, как кто-то из римских богатых евреев почти обещал ему в своем магазине работу, правда, по пониженной ставке. Каждый старается побольше выведать, чем поведать...
   Да, это так. Я несколько раз бывал на печально знаменитой вечерней "бирже" несостоявшихся израильтян - у бездействующего фонтана близ почты в бедняцком квартале Остии. Видел, как, получив письмо до востребования, взъерошенный человек, сравнительно недавно работавший в одном из харьковских научно-исследовательских институтов, а ныне торгующий на барахолке Порто-Поргезе янтарными украшениями жены, отбежал в сторону, чтобы никто не сумел, не дай бог, подсмотреть - из какой страны послано письмо. Если оно пришло, допустим, из Австрии, то прибитый, робко озирающийся по сторонам получатель непременно скажет другим, что ему написали из Франции. И если в письме настойчиво советуют "бывшему" попытаться проникнуть в Западный Берлин, то "конкурентам" (иногда даже родственникам!) он обязательно скажет, что речь идет об Аргентине или Бразилии, А уж если разведает, что в новозеландском или австралийском консульстве вроде бы обнадеживающе встречают израильских беженцев, то поспешит горячо посоветовать окружающим навсегда забыть, как о дурном сне, о Новой Зеландии или Австралии.
   Приютившиеся в Остии "бывшие" не живут, а, выражаясь по шолом-алейхемски, крутятся. Недаром сами они с горькой иронией называют свою жизнь "местечковой". Местечко в предместье "вечного города"? Это кажется невероятным. Но я, родившийся в "черте оседлости" бывшей Российской империи, обязан засвидетельствовать: определение это очень меткое.
   Кстати, и жизнь в Брайтоне-Бич, одном из наиболее жалких, грязных и густонаселенных районов Нью-Йорка, где преимущественно вынуждены селиться "белые негры" - беженцы из Израиля, тоже именуют местечковой. Причем впервые я вычитал это в антисоветском журнале израильских, американских и французских сионистов, крикливо названном "Время и мы". Некий Дов Шторх, стараясь и невинность сионистскую соблюсти и капитал американский приобрести, вынужден признать: "Здесь иммигранты наживаются друг на друге, ссорятся друг с другом, дерутся, и тут действительно течет повседневная жизнь маленького еврейского местечка... Часто, когда на улице встречаются два иммигранта, разыгрывается форменная комедия. Ни один, ни другой не говорят правды, и оба рассказывают о себе басни, хотя оба знают от общих знакомых, чем занимаются и один, и другой".
   А занимаются они безрезультатными поисками средств к пропитанию. И только циничный сионистский борзописец способен усмотреть в этом "форменную комедию". Нет, это горькая трагедия для людей без родины, без работы, без крова, без дружбы, без общения, без надежды.
   Вот почему столь беспросветно тяжелое положение и скопившихся в Остии недолговременных израильтян. Они находятся под страхом трех угроз. Боятся, во-первых, итальянских властей, так как проникли в Италию незаконно и влачат там существование тоже в обход закона. Боятся, во-вторых, агентов "Сохнута" и функционеров итальянских сионистских организаций, ибо те готовы - в лучшем случае - избить "еврейского антипатриота", или - в худшем - изощренными и беспрерывными преследованиями погасить в нем последнюю искру надежды и довести до такой безысходности и апатии, что, покорный их злой воле, он покорно согласится вернуться в израильский "рай". Боятся, в-третьих, один другого и нередко прибегают к взаимодоносительству ведь они друг для друга беспощадные конкуренты в безнадежных поисках хоть какой-нибудь работы и мало-мальски сносного жилья. Кому же на руку доносы? Кто в обстановке современного остийского "местечка" играет роль новоявленных урядников и мещанских старост? Таковыми являются мафиообразные "синдикаты", состоящие из осведомителей и исполнителей. Осведомители пронюхивают, где "йошрим" сумел поселиться, каким располагает имуществом и деньгами, какой "товар" пытается продать на барахолке, каков "доход" семьи в целом. А исполнители за все перечисленное безжалостно взимают в пользу "синдиката"... комиссионные.
   Итак, три угрозы, постоянные, безжалостные, необратимые, дамокловым мечом нависли в Остии над каждым беженцем из Израиля. И большое горе изведал тот, на кого они обрушились. Это выпало и на долю одесского сантехника Макса Конного. Бесправные жители итальянского "еврейского местечка" неизменно содрогаются и на какое-то время опасливо замолкают при воспоминании о расправе с Конным.
   Ему удалось покинуть Израиль по туристской визе. Но, на свою беду, уж чересчур громогласно и убедительно рассказывал он, какая страшная судьба ждет людей, поменявших истинную родину на вымышленную "историческую". А когда функционеры итальянской сионистской организации "Ирчи цион" пытались "образумить" чрезмерно откровенного беженца, он во всеуслышание заявил: "Лучше умереть, чем возвратиться в Израиль!" К тому же "неосторожное поведение" Конного не устраивало и некоторых "йордим", рабски старавшихся не обострять отношений с итальянскими сионистами. Это в определенной мере тоже повлияло на римскую полицию. И только истекла неделя пребывания Макса Конного в Италии, как он, ощутив на руках леденящий холод стальных наручников, был насильно препровожден на вылетающий в Израиль самолет. Чтобы не отклоняться от "остийской" темы, не буду подробно рассказывать, как Макс Конный вновь вернулся к нищенскому существованию в Израиле, затем бежал в США, в полной мере вкусил тяготы прозябания в модернизированном на американский лад нью-йоркском еврейском гетто, как за высказывание антисионистских взглядов его дважды избили, а потом исполосовали ножом кахановские молодчики, как медицинскую помощь в госпитале ему оказали только после внесения товарищами по несчастью собранной по крохам платы за лечение. И, наконец, как в виде исключения была удовлетворена просьба Макса Михайловича Конного о разрешении ему вернуться в Советский Союз...
   Безусловно, прав бывший ташкентский инженер, промышляющий с помощью жены в Риме распространением образцов порнографического "изобразительного искусства":
   - Очутившись в Израиле, мы частенько говорили: здесь человек человеку - волк. Увы, это можно сказать и всюду, где скапливаются беглецы из Израиля. Как тут не задуматься над судьбой Валерия Пака!
   Не один только бывший ташкентец задумывается над трагедией молодого Валерия. Совсем недолго длилось его пребывание в Израиле, ради которого он навсегда оставил родную Одессу. Темпераментный, горячий, Валерий не мог сдержать эмоций в разговорах об израильском образе жизни. Любому, с кем сводили его в Риме поиски работы, он рассказывал горькую правду об израильском образе жизни. За это его особенно возненавидели сотрудники римского филиала "Сохнута". Натравливали на него полицию, срывали все попытки устроиться хоть на какую-нибудь работу, соответствующим образом характеризовали его в "Хиасе" и "Джойнте". Доведенный до отчаяния, Валерий Пак выбросился из окна на мостовую.
   Никто из пытающихся прижиться в Остии "йордим" не хотел проводить меня к месту, где было подобрано тело Валерия. Они старательно обходят этот роковой перекресток, неумолимо напоминающий им о трагическом пути выхода из страшной эмигрантской трясины, какой выбрал Валерий Пак.
   Попадаются, впрочем, на "бирже" люди не только забитые и опустившиеся, а осанистые и самоуверенные. Стремясь создать впечатление благополучия, они подчеркнуто внимательно следят за своей одеждой, а женщины - те стараются украсить себя всякого рода ювелирными изделиями. Со злорадством под маской сочувствия взирают они на суетящихся беглецов из Израиля, успевших за короткий срок с лихвой насытиться муками на "исторической родине": так, мол, вам, дуракам, и надо, а нас не проведешь! Это так называемые "йошрим", - имея приглашение от израильских родственников - большей частью липовых! - и визу в Израиль, они предпочли "не доехать" туда. В среде "бывших" их именуют "прямиками": мол, решили ехать прямо... не в Израиль!
   Уповают они главным образом на "Хиас" - американское общество помощи еврейским иммигрантам. Но там радушно встречают далеко не всех "прямиков". Тем, от которых хиасовцы хотят отделаться, без обиняков говорят: пока родственники или знакомые не пришлют вам из США "гарант" на работу, не ходите к нам. Для некоторых счастливчиков в "Хиасе" даже раздобывают желанный "гарант". Правда, ни для кого не секрет, что эта бумажонка - липа, фальшивка, миф: кто же может реально гарантировать иммигранту работу в США, где безработица растет не по дням, а по часам! В ногу с антисемитизмом.
   КРАХ "ВСЕМИРНОЙ АЛИИ"
   Перелистывая свои римские и остийские записи, я подсчитал, что беседовал в Италии с сорока семью "йордим" и "прямиками" - совсем молодыми и весьма пожилыми - людьми самых разнообразных профессий. И только единицы не пытались взвалить вину за измену Советской Родине на сионистскую пропаганду и ее подпевал. В остальных случаях мотив этот стал настолько механически повторяемым, что кажется, будто "йордим" и в самом деле в него верят.
   В самом деле, стремление изобразить себя исключительно жертвой сионистской пропаганды я уловил даже в словах широко образованного аспиранта гуманитарного профиля из Латвии, уверявшего меня (и мне почувствовалась в его словах правда), что болезненно тоскует по советской прессе, с которой для него в Советском Союзе начинался каждый день. Так можно ли всерьез отнестись к патетическим заявлениям столь осведомленного человека, что его погубил "гипноз" дьявольски прилипчивой сионистской пропаганды и стоящие на грани мистики нашептывания ее подпевал! Уж никак не вяжется это с тем, что бывший аспирант ощутил непреодолимое желание навеки связать свою судьбу с Израилем как раз осенью 1978 года, когда мир встревожили реки крови в Южном Ливане - во время варварской операции израильской военщины под кодовым названием "Литани", когда широко стало известно о непомерно растущей инфляции и экономической депрессии, как об одном из ядовитых плодов безгранично увеличивающихся военных расходов Израиля.
   Вот почему вряд ли стоит приводить здесь стереотипные рассказы встреченных мною в Италии "бывших".
   На одной встрече должен, однако, остановиться.
   Супружеская чета. Ему тридцать семь лет, ей - тридцать пять. Ради переезда в Израиль оставили Белоруссию, где оба получили высшее образование, он - экономическое, она - педагогическое. Работа приносила им моральное удовлетворение, материально тоже были обеспечены неплохо. "Ежегодно отдыхали на Черном море, - заметила жена, - иногда для разнообразия ездили на Рижское взморье либо на Азов".
   Срок пребывания в Израиле свелся к четырем месяцам без шести дней. Почему?
   - Если перечислить вам все причины нашего, и не только нашего, бегства из Израиля, - сказал мне бывший экономист, - вам придется написать книгу пообъемистей вашей "Дикой полыни".
   Оказывается, перед отъездом из Белоруссии супруги прочитали первое издание этой книги. А в дешевенькой траттории близ Порто-Поргезе, куда я их пригласил на чашку кофе, сразу же, переживая друг друга, набросились на меня с упреками:
   - Вы не показали и половины "прелестей" Израиля!
   - Надо было рассказать, почему жизнь в Израиле - это постоянное балансирование на краю пропасти!
   - Почему вы не перечислили все угрозы, какие ежедневно давят на олим? Понимаете, ежедневно!
   - Подробнее надо было сказать о детях. Кто всерьез задумывается над судьбой своего ребенка, не имеет права оставаться в Израиле!
   - Кто честно жил в Советском Союзе, тот в Израиле ни за что жить не сможет, - сказал муж. - Этому вы должны были посвятить самую большую главу. Помните, у Иосифа Уткина в "Повести о рыжем Мотэлэ" сказано: "Кто попробовал птицу, мясо не очень ест". Вот вам эпиграф!
   - Нет, это будет звучать как-то потребительски, - возразила жена. - Лучше перефразировать Горького: "Рожденный летать - не может ползать".
   - Надо было написать об израильской обстановке так - снова укоряет меня муж, - чтобы человек, который подал заявление о выезде, побежал в ОВИР и порвал свое заявление в мелкие клочья!
   - Однако вы, прочтя мою книгу, - спросил я супругов, - не побежали в ОВИР рвать в клочья ваши заявления? Неужели так уж неубедительно написал я?
   Пауза. Оба переключили свое внимание на кофе.
   - Если говорить честно, - выдавливает из себя он, - нам показалось, что вы очень необъективны.
   - Мы рассказали о "Дикой полыни" нашим родственникам, - добавляет жена. - Они уже получили визу и упаковывали чемоданы. И с усмешкой посмотрели на нас: "Пропаганда. И читать не имеем никакого желания".
   Снова пауза. Ее прерывает бывшая учительница:
   - И все-таки один совет я решаюсь вам дать. Вставьте в вашу книгу... как бы вам сказать... - Женщина обрадовалась, найдя нужные слова: - Реестр сионистской лжи! Разделите страницы на две части. На одной половине - что обещают сионисты, на другой - что олим встречают в Израиле. Например, так. Сионисты говорят: - "Израиль - страна равноправных людей". А приезжаешь туда и говоришь себе: "На классовое равноправие я и не надеялась. Только круглая дура могла подумать, что у банкира и слесаря одинаковые права. Но, оказывается, в стране царит и расовое, или, как выражаются в Израиле, этническое неравноправие. На нас косо смотрели соседи-сабры за то, что мы, ашкенази, поддерживали дружбу с семьей горских евреев. "Как вы разрешаете вашей дочке играть с полудикой девчонкой из Дербента!" Или, допустим, на первой половине напишите: "Сионисты обещают работу по специальности". А на другой: "Один из двухсот олим получает работу по специальности. Остальным приходится переквалифицироваться, причем на такие профессии, которые и квалификации не требуют". И так далее, и так далее.
   - А эти "далее" не имеют конца, - заметил муж. - Но еще один пример непременно запишите. Сионистская пропаганда убеждала нас: вы едете в страну экономического благополучия. А на деле Израиль по росту инфляции твердо не уступает первого места в мире. И не надо быть экономистом, чтобы понять: при систематическом росте военных затрат инфляцию приостановить не удастся...
   - Нам очень, очень скверно, - вздохнула жена. - Но они не дождутся, чтобы мы с мужем потащились на Виа Венето, 19.
   - Что ты, - встрепенулся он, - забудь этот проклятый адрес.
   Виа Венето - римская улица самых дорогих магазинов, шикарных ресторанов и фешенебельных отелей. И, естественно, я с недоумением взглянул на своих собеседников. Понизив голос и с опаской оглянувшись по сторонам, она пояснила, что на Виа Венето, 19, агенты ЦРУ занимаются опросом, вернее, допросом, бывших советских граждан, либо бежавших из Израиля, либо решивших туда не ехать. За допросами следует тщательный отбор тех, кто может "пригодиться" ЦРУ. Особенный интерес проявляют к лицам, служившим в Советской Армии, и таким, чьи родственники работают в оборонной промышленности. Отобранных для начала передают под опеку какой-либо сионистской организации, занимающейся "особо перспективными" эмигрантами, чаще всего ХИАСу. Каждого, явившегося на Виа Венето, 19, допрашивают способом "перекрестного огня" сразу несколько агентов ЦРУ. Затем допрошенному предлагают, не покидая комнаты, заполнить многостраничную анкету.
   - Интересно было бы просмотреть такую анкету, - вырвалось у меня.
   - Ой, только не ходите на Виа Венето, - встревожилась она.
   - Его туда не пустят, - успокоил ее муж. - Ведь советский паспорт для них - сигнал тревоги.
   ...Нарушая последовательность повествования, скажу, что на следующий день в послеобеденный час я все-таки подошел к дому № 19 на Виа Венето. Но среди многочисленных вывесок над подъездами, конечно, не нашел такой, какая могла бы меня точно сориентировать. Мои сравнительно длительные блуждания от подъезда к подъезду привлекли внимание молодящейся женщины средних лет.
   Обратившись ко мне на итальянском, она, видимо, спросила, не может ли помочь мне. В ответ я развел руками и на идиш ответил: "Не понимаю".
   Женщина тут же перешла на довольно сносный русский язык:
   - Кажется, я догадываюсь, что вас здесь интересует.
   - Вероятно, догадываетесь, - не без улыбки ответил я.
   - Вижу, что имею дело с интеллигентным человеком, - оживилась она. - Вы уже были в Израиле? Или сразу остались здесь?
   Видимо, я чересчур уж затянул с ответом. Женщина подозрительно взглянула на меня:
   - Могу вас проводить в холл, но там вы предъявите документ.
   Поняв, что моя краснокожая паспортина может вызвать в подъезде изрядный переполох, я ответил:
   - Забыл документ в отеле.
   Вероятно, ответ мой был не из лучших. Но женщина до того рассвирепела, что еще более грубо выдала себя:
   - Догадываюсь, какой документ и в каком отеле, - злобно прошипела она. - Думаете, нашли дуру! Думаете, я вам тут же дам анкету и попрошу прийти с ней, когда вам будет угодно!
   Она так выразительно оглядывалась по сторонам в явном ожидании подмоги, что я предпочел удалиться. Ведь уже не было никакого сомнения в том, с какой гнусной целью здесь поджидают эмигрантов из Советского Союза...
   Распрощавшись с четой из Белоруссии, я направился на барахолку.
   Заприметил там молодого бородача, горячо зазывавшего покупателей к своему самодельному рундучку. А на рундучке: три деревянные ложки с хохломской росписью, траченый молью кроличий воротник, "почти новая" дамская сумочка с серебряной монограммой, фотоальбом достопримечательностей Киева, бритвенные лезвия "Нева". Ради "красивой" жизни за рубежом бородач оставил Украину, где работал шофером "и еще совсем неплохо подрабатывал на авточастниках, от которых не было отбоя". Задумал основать в Израиле собственную мастерскую (он сказал "ателье") по ремонту автомашин, а для себя приобрести "Мерседес" или "Рено" - пусть подержанный. Встретив в Вене беглецов из Израиля, предприимчивый шофер понял, что его голубым мечтам там не осуществиться. Пробрался кое-как в Рим, где "сохнутовцы не такие всесильные, как в Вене"...