Страница:
Хорошие руки, светлая голова и любовь к музыке – самое ценное, что было у Генриха Энгельгарда Штайнвега в начале пути. Он был не очень образованным человеком, но, чтобы стать столяром, большего и не требовалось. Были, правда, еще и амбиции: желание открыть собственное дело, стремление к успеху, жажда признания, а лучше – славы. «Все и сейчас» – было его девизом. И если со «всем» он еще готов был подождать, то «сейчас» отлагательств не допускало. Между тем, устав гильдии столяров (профсоюза, антимонопольного комитета и службы безопасности в одном лице) требовал сначала отработать 10 лет – пять в учениках и пять в подмастерьях – и лишь затем позволял открыть свое дело.
Но Генрих не хотел трубить все эти годы на гильдию. Мебель, окна, двери, ставни, багет для картинных рам, излишества вроде наличников и деревянные поделки – все контролировало бдительное око гильдии. Все, кроме одного – органов. Ими-то и занялся Генрих.
Столяру уже перевалило за тридцать, когда он проявил интерес к более современному инструменту. Рояли, как и органы, не подпадали под устав пресловутой гильдии, хотя она и пыталась взять их производство под контроль. Свой первый рояль Штайнвег создал в 1832 году. Его мастерской была кухня, ставшая самым закрытым местом в доме: пятерым сыновьям Штайнвега запрещено было даже заглядывать за дверь, если мастер забывал ее плотно закрыть. Домочадцы были исполнены почтения к таинственному процессу рождения звука и даже ходить по дому старались тише и аккуратнее.
Уже через несколько лет Штайнвег гордо демонстрировал три собственных инструмента на государственной Брунсвикской ярмарке. Рояли выходили послушными и с замечательным глубоким звуком. Покупатели их хвалили, однако Генриху не хватало размаха.
К этому времени Штайнвег уже не просто одаренный мастер. Он почти предприниматель – наблюдательный, расчетливый, с хорошей интуицией. Ему скучно поставлять инструменты в дома богатых ганноверцев, покупающих рояли в основном для обучения музыке дочерей. Он предчувствует скорый взлет интереса к профессиональной фортепианной музыке, в провинциальном Гарце ему тесно и душно. Ему кажется, что он отрезан от остального, стремительно меняющегося мира. А время идет – ему уже за пятьдесят...
В 1849 году Штайнвег посылает своего сына Карла в Североамериканские Соединенные Штаты – чтобы убедиться, что за океаном действительно находится страна неограниченных возможностей. Карл находит, что дело обстоит именно так, и, спеша обрадовать отца, шлет ему подробный отчет. О чем думал Генрих Энгельгард, собираясь в дорогу? О том, что вскоре и, верно, навсегда покинет родной городок? Не пожелает уже доброго утра булочнику? Не поедет больше с сыновьями на ярмарку, где музыка, пиво, шнапс, баварские колбаски? А еще, наверное, о сделанных роялях, которые останутся в Германии, – ровно 482 пронумерованных фортепиано, включая и первый, еще «кухонный», инструмент.
Но выбор был сделан. В возрасте, когда другие предпочитают взращивать бегонии, Штайнвег оставляет насиженное место и отправляется за океан. В Нью-Йорк.
В 1853-м в Америке открылась фортепианная фабрика Steinway & Sons. Steinway (Стейнвей) – это Штайнвег, Sons – это пятеро сыновей столяра, которым теперь не возбраняется вход в мастерскую – они уже догнали отца в мастерстве. В 1855 году Steinway & Sons берет первые призы и получает медали на выставках в США и Европе.
Испытания обрушились на семейство в 1865 году. Умерли старшие сыновья Стейнвея: в 36 лет – Генри и в 34 года – Чарльз (тот самый Карл, который когда-то отправился открывать для семьи Америку). В делах наступил кризис, причина которого понятна: старшие сыновья играли ключевые роли в семейном бизнесе. Вскоре и сам Генри Стейнвей – Генрих Штайнвег отошел от дел. Умер он в 1871 году, за неделю до 74-летия.
К этому времени фирму несколько лет «тянул» младший из сыновей – Теодор. Одаренный конструктор и ученый, отличный сборщик, он, используя достижения технического прогресса, усовершенствовал конструкцию фортепиано. За 20 лет Теодор зарегистрировал в США 41 патент, в том числе усиливающую звучание деку, третью, дополнительную, педаль, удерживающую уже сыгранный звук, и, наконец, так называемую двойную репетицию – принципиально новую конструкцию клавишно-молоточкового механизма, позволяющую развить любую скорость игры, на какую только способны пальцы исполнителя.
Однако успех компании принесли не только конструктивные особенности и отличное качество роялей Steinway, но и смелая предпринимательская деятельность, подкрепленная точной маркетинговой политикой, еще одного сына Штайнвега, Вильгельма. Он поставил цель создать роялю Steinway & Sons имидж инструмента для выдающихся исполнителей и аристократов.
В конце 1860-х годов развернулась настоящая «гастрольная война» между Steinway & Sons и их главным конкурентом – старейшим американским производителем фортепиано Chikering Sons. Chikering организовал выступления известного американского пианиста Луи Морро Готтшалька и предоставил ему два своих инструмента. Готтшальк гастролировал по всем Штатам до самого Сан-Франциско, причем даже во время гражданской войны.
В ответ Steinway пригласил поклонника своих роялей, виртуоза Антона Рубинштейна, который в 1872-1873 годах изъездил США вдоль и поперек, дав 215 концертов (его гонорар составлял $200 за концерт, что равнозначно сегодняшним $15-20 тыс.). Затем Steinway устроил гастроли Розенталя и Падеревского. Chikering не пожелал остаться в долгу и пригласил в гастрольное турне пианиста Ганса фон Бюлова – но совершил большую ошибку. Однажды известный своей раздражительностью пианист устроил скандал прямо во время концерта. Заявив, что он не нанимался служить передвижной рекламой фирмы Chikering Sons, фон Бюлов с возмущением сорвал табличку Chikering с рояля, а сам инструмент пнул так, что тот едва не укатил за кулисы...
Steinway тем временем набирает обороты. Вильгельм Стейнвей выводит деятельность семейного предприятия на международный уровень и активно осваивает новые рынки сбыта. В 1862 году рояли с успехом показывают в Лондоне, а 1867-й отмечен победой на Парижской выставке – большая золотая медаль за качество инструментов и инженерные достижения впервые вручается американской компании. К концу 1860-х сравнительно молодое предприятие выпускает ежегодно около 2 тыс. инструментов, а его годовой доход превышает $1,2 млн. В 1875 году компания открывает филиал в Лондоне, а через пять лет – в Гамбурге.
В 1930-е годы объем продаж фортепиано Steinway сократился, однако фирма не только выжила, но даже повысила качество продукции. Сейчас доля компании Steinway & Sons, которую в 1972-м приобрела американская вещательная корпорация CBS (Columbia Broadcasting System), на американском рынке составляет около 5 %.Но каких! На Steinway играет абсолютное большинство лучших исполнителей классической музыки, что поднимает престиж марки. Ее рейтинг повышает и то, что 900 знаменитейших пианистов удостоены специального звания Steinway Artist. У каждого из них есть свой Steinway.
Высокое качество фортепиано Steinway (с ними сравнимы разве что инструменты марок Bechstein и Blutner) подтверждают не только пианисты, но и современные научные исследования. Высокоскоростная фотосъемка работы механики и компьютерные измерения колебаний деки свидетельствуют, что ни конструкция инструментов, ни механика не нуждаются в улучшении. Сотрудники Steinway говорят, что делают «современную классику» и выпускают инструменты такими же, как 100 лет назад. Вопросы о новых разработках вызывают у них улыбку: компания занята сохранением уровня качества и поддержанием традиций.
В 1986 году фабрика Steinway & Sons выпустила инструмент под номером 500 000. Полмиллиона за полтора столетия – это не так уж много. Что, конечно, отражается на цене. Влияет на нее и растущий спрос на инструменты, и не только со стороны исполнителей классической музыки. Американский поэт Дэвид Томсон, для которого Steinway является олицетворением уходящего мира классической музыки, явно слукавил, написав в балладе «Подсчет потерь» (о битниках 1950-х годов):
Steinway не встретишь в бакалейной лавке. Зато он прижился и на джазовой, и на поп-сцене, став символом современной музыки в той же мере, что и классической.
Мне нужен был новый бит,
своя колея.
Чтобы меня унесло от этих аккордов
хлебных подносов в отцовской бакалее,
от допотопного «Стейнвея»,
который терзает сестренка,
в свое время и я
извлекал из него
те же звуки...
( Перевод Марии Игнатовой)
В мире работает около 100 представителей по продажам компании Steinway & Sons (к примеру, в США музыканты могут выбрать себе инструмент в так называемом банке роялей, где их хранится более трехсот).
Желающему приобрести этот инструмент необходимо напрямую связаться с самой компанией, ее филиалами в Гамбурге или Нью-Йорке, где расположены фабрики, или с магазинами-мастерскими в Лондоне и Берлине. Недавно представители Steinway появились и в России, но понравившийся рояль сразу же купить можно не всегда. В таком случае комания обычно присылает проект счета и договор. Сроки поставки индивидуальные. При удачном стечении обстоятельств новый Steinway может прибыть в Россию уже через месяц. Выпускается семь моделей роялей и две модели пианино. Самый дорогой, 274-сантиметровый концертный рояль, стоит около $70 тыс., самое дешевое кабинетное пианино – около $17 тыс. Можно заказать и фирменный стульчик за $800-1000.
Каждый Steinway – это 80 % ручной работы: пять лакировок, четыре полировки, интонирование всех молоточков, взвешивание всех клавиш. Более того, компания Steinway & Sons, в отличие от многих производителей фортепиано, не использует заменителей натуральных материалов. Корпус рояля, который выдерживают до семи месяцев и который должен выдерживать нагрузку в 20 тонн, делают из сосны, растущей на определенной высоте в Канаде. Для обивки молоточков, ударяющих по струнам, используется шерсть чуть ли не единственного стада баранов, пасущихся в определенное время на строго определенных лугах Шотландии.
Владимир Гаков
(ДЕНЬГИ № 7 (362) от 27.02.2002)
27 STORY: Скоропостижное фото
21 февраля 1947 года на ежегодной встрече членов американского Оптического общества в Нью-Йорке 37-летний инженер и глава оптической компании Polaroid Эдвин Лэнд продемонстрировал фотокамеру с чудо-пленкой – она проявлялась сама через минуту после «вылета птички». За последующие полвека продукция Polaroid завоевала мир, приобщив к фотоделу тех, кому недосуг было возиться с проявкой и печатью. Однако в первом году XXI века империя моментальной фотографии прекратила свое существование. Могилу ей вырыл сам Лэнд.
История в фотографиях
К моменту появления на свет изобретателя «поляроида» фотография уже успела отметить свой столетний юбилей – без учета ранних фотоопытов (немцы Шульце и Шиле, англичанин Веджвуд и др.). Построить прототип современной фотокамеры и получить сравнительно четкое фотоизображение впервые удалось французам Луи Дагеру и Жозеф-Нисефору Ньепсу Дагер в 1837 году разработал и спустя два года продемонстрировал в парижской Академии наук первый пригодный для практического применения способ фотографии – дагеротипию, где в качестве светочувствительного вещества использовался йодид серебра.
К концу века фотография превратилась из научно-технической диковинки в атрибут повседневной жизни, вид искусства и хобби (ею увлекался, например, Льюис Кэрролл). Она проникла в прессу и рекламу, обычным делом стали семейные фотоальбомы, появилась аэрофотосъемка (за неимением самолетов использовали аэростаты), сложились отдельные фотожанры – батальный (первые такие съемки были произведены на Крымской войне 1856 года), портрет, пейзаж. А некоторые фотоумельцы уже вовсю выпускали порнооткрытки.
В первое десятилетие ХХ века в Америке успешно осваивалось новое дело – производство камер и фотоматериалов (наибольших успехов здесь добился Джордж Истмен, глава компании Eastman Kodak). Однако фотография по большей части оставалась уделом профессионалов и тех, для кого она стала хобби: оборудование было громоздким и достаточно дорогим. Кроме того, сам фотопроцесс требовал недюжинного мастерства и отнимал массу времени. Однако идея сделать его по-настоящему быстрым и широкодоступным витала в воздухе.
Реализовал эту идею Эдвин Лэнд. Он родился 7 мая 1909 года в Бриджпорте, штат Коннектикут, в семье эмигранта из России, разбогатевшего в Америке на металлоломе. С раннего детства Эдвин отличался любознательностью. Первым объектом исследования стал отцовский фонограф (мальчик разобрал дорогой аппарат по винтику), а первым весомым результатом – отцовская порка. «С тех пор, – вспоминал Лэнд, – всякое противодействие моим опытам вызывало у меня приступ чудовищного упрямства. Отныне никто и ничто не могло помешать мне доводить эксперименты до конца».
Эдвин частенько пропадал в местной библиотеке, где была труба-калейдоскоп, которая занимала его куда больше книг. Возможно, именно там у Лэнда зародилась страсть ко всему, что связано с оптическими эффектами. Из школьных предметов его интересовала только физика, по ночам тайком он штудировал учебник оптики, написанный известным американским ученым и изобретателем Робертом Вудом.
Сам Эдвин Лэнд упоминал в качестве события, определившего его жизненный путь, демонстрацию разложения светового луча на спектральный пучок с помощью стеклянной пирамидки. Этот «фокус» будущий создатель «поляроида» наблюдал в 13 лет в летнем лагере во время школьных каникул.
К концу века фотография превратилась из научно-технической диковинки в атрибут повседневной жизни, вид искусства и хобби (ею увлекался, например, Льюис Кэрролл). Она проникла в прессу и рекламу, обычным делом стали семейные фотоальбомы, появилась аэрофотосъемка (за неимением самолетов использовали аэростаты), сложились отдельные фотожанры – батальный (первые такие съемки были произведены на Крымской войне 1856 года), портрет, пейзаж. А некоторые фотоумельцы уже вовсю выпускали порнооткрытки.
В первое десятилетие ХХ века в Америке успешно осваивалось новое дело – производство камер и фотоматериалов (наибольших успехов здесь добился Джордж Истмен, глава компании Eastman Kodak). Однако фотография по большей части оставалась уделом профессионалов и тех, для кого она стала хобби: оборудование было громоздким и достаточно дорогим. Кроме того, сам фотопроцесс требовал недюжинного мастерства и отнимал массу времени. Однако идея сделать его по-настоящему быстрым и широкодоступным витала в воздухе.
Реализовал эту идею Эдвин Лэнд. Он родился 7 мая 1909 года в Бриджпорте, штат Коннектикут, в семье эмигранта из России, разбогатевшего в Америке на металлоломе. С раннего детства Эдвин отличался любознательностью. Первым объектом исследования стал отцовский фонограф (мальчик разобрал дорогой аппарат по винтику), а первым весомым результатом – отцовская порка. «С тех пор, – вспоминал Лэнд, – всякое противодействие моим опытам вызывало у меня приступ чудовищного упрямства. Отныне никто и ничто не могло помешать мне доводить эксперименты до конца».
Эдвин частенько пропадал в местной библиотеке, где была труба-калейдоскоп, которая занимала его куда больше книг. Возможно, именно там у Лэнда зародилась страсть ко всему, что связано с оптическими эффектами. Из школьных предметов его интересовала только физика, по ночам тайком он штудировал учебник оптики, написанный известным американским ученым и изобретателем Робертом Вудом.
Сам Эдвин Лэнд упоминал в качестве события, определившего его жизненный путь, демонстрацию разложения светового луча на спектральный пучок с помощью стеклянной пирамидки. Этот «фокус» будущий создатель «поляроида» наблюдал в 13 лет в летнем лагере во время школьных каникул.
Гаражный прогресс
Поступив после окончания школы в престижный Гарвард, Эдвин Лэнд быстро понял, что система высшего образования превращает людей в винтики корпоративного механизма, генерируя командный дух (team spirit) и подавляя индивидуальность.
«Наши молодые люди, – писал позже Лэнд, – сразу же по окончании колледжа в большинстве своем (исключение составляют только гении) теряют всякую надежду добиться чего-либо выдающегося в личном плане. Вместо этого они стремятся стать эффективными работниками и занять достойное место среди таких же конформистов. ...наступили времена, когда индивидуальность обречена раствориться в коллективе, стать великой личностью уже невозможно, а тех, кто ею стал, в нашем обществе ждет вымирание. В науке пришла эпоха коллективного мышления, группового поведения и командного стиля. Однако при всей необходимости кооперации главной функцией демократии, ее бесценным даром является создание наилучших условий для раскрытия способностей прежде всего индивида. Уверяю вас, как только мы расстанемся с мечтой о собственном – индивидуальном, а не коллективном – величии, демократия тут же утратит главный источник своей силы и привлекательности».
В 1926 году первокурсник Лэнд неожиданно покинул стены Гарварда, с тем чтобы нырнуть в бурное море бизнеса. К столь радикальному поступку Эдвина подтолкнула любопытная идея, осенившая его на ночном шоссе. Глаза Лэнда постоянно слепили фары встречных машин, и он задумался: а почему бы не использовать для приглушения света фильтры из поляризованного материала? Идея явно обладала большими коммерческими потенциями, что и подтвердил дальнейший ход событий (кому сегодня не известны очки-хамелеоны?).
Вместе с группой таких же подвижников он несколько лет дневал и ночевал в кустарной лаборатории, оборудованной в старом гараже, – разрабатывал синтетические фильтры-поляризаторы, прежде чем основал свою знаменитую корпорацию. Таким образом, гараж стал источником технического прогресса еще при Эдвине Лэнде – почти за полвека до легендарных «сладких парочек» Гейтса с Алленом и Возняка с Джобсом.
В 1933 году Лэнд, одолжив у отца $5 тыс., открыл вместе со своим гарвардским преподавателем физики Джорджем Уилрайтом компанию Land-Wheelwright. К тому времени молодой изобретатель уже был знаком с юристом Дональдом Брауном, собаку съевшим на патентном праве (их сотрудничество продолжалось более 40 лет). Первый свой патент Эдвин Лэнд получил в том же 1933 году (на фильтры для солнцезащитных очков) и спустя три года выгодно продал лицензию Оптическому обществу. Поляризованные очки пользовались неимоверным успехом.
Часть полученных денег Лэнд потратил на создание в своей компании надлежащих, по его мнению, условий работы – сотрудники стали получать пособия по болезни и рождественские премии. Тогда подобная «благотворительность» была в новинку и казалась чудачеством. Однако корпоративная культура в США двинулась по пути, указанному Лэндом, а сам он завоевал репутацию человека, который не боится рискованных новшеств, поскольку способен просчитать последствия их внедрения.
В начале 1937 года Лэнд решил, что созрел для собственного бизнеса, и открыл компанию Polaroid, поначалу имевшую в штате 36 сотрудников. Она занималась выпуском собственных разработок носителей самых передовых технологий – фильтров для фотокамер (по заказу Eastman Kodak, тогда еще партнера фирмы Лэнда), настольных ламп с регулируемой яркостью, медицинского осветительного оборудования. Не были забыты и упомянутые выше чудо-очки. В первый же год работы Polaroid продала продукции на $142 тыс., а в следующем – более чем на $200 тыс.
Плоды трудов Эдвина Лэнда оценили по достоинству. Роберт Вуд назвал его фильтры одним из самых важных изобретений в оптике за последнее столетие, Институт Франклина наградил Лэнда почетной медалью имени Крессона. А Национальная ассоциация товаропроизводителей в 1940 году внесла его в список наиболее выдающихся новаторов, поставив изобретателя в один ряд с Фордом и Карозерсом (создатель нейлона).
Когда в Европе разразилась война, пришел черед военных заказов. В 1940-е годы Polaroid выпускала приборы ночного видения, оптические прицелы, перископы, устройства для воздушной разведки. Кроме того, Лэнд работал над самонаводящимися авиаснарядами, точнее над системой, засекающей источники инфракрасного излучения. Под этот проект он получил от военного министерства $7 млн, но так и не довел дело до конца.
«Наши молодые люди, – писал позже Лэнд, – сразу же по окончании колледжа в большинстве своем (исключение составляют только гении) теряют всякую надежду добиться чего-либо выдающегося в личном плане. Вместо этого они стремятся стать эффективными работниками и занять достойное место среди таких же конформистов. ...наступили времена, когда индивидуальность обречена раствориться в коллективе, стать великой личностью уже невозможно, а тех, кто ею стал, в нашем обществе ждет вымирание. В науке пришла эпоха коллективного мышления, группового поведения и командного стиля. Однако при всей необходимости кооперации главной функцией демократии, ее бесценным даром является создание наилучших условий для раскрытия способностей прежде всего индивида. Уверяю вас, как только мы расстанемся с мечтой о собственном – индивидуальном, а не коллективном – величии, демократия тут же утратит главный источник своей силы и привлекательности».
В 1926 году первокурсник Лэнд неожиданно покинул стены Гарварда, с тем чтобы нырнуть в бурное море бизнеса. К столь радикальному поступку Эдвина подтолкнула любопытная идея, осенившая его на ночном шоссе. Глаза Лэнда постоянно слепили фары встречных машин, и он задумался: а почему бы не использовать для приглушения света фильтры из поляризованного материала? Идея явно обладала большими коммерческими потенциями, что и подтвердил дальнейший ход событий (кому сегодня не известны очки-хамелеоны?).
Вместе с группой таких же подвижников он несколько лет дневал и ночевал в кустарной лаборатории, оборудованной в старом гараже, – разрабатывал синтетические фильтры-поляризаторы, прежде чем основал свою знаменитую корпорацию. Таким образом, гараж стал источником технического прогресса еще при Эдвине Лэнде – почти за полвека до легендарных «сладких парочек» Гейтса с Алленом и Возняка с Джобсом.
В 1933 году Лэнд, одолжив у отца $5 тыс., открыл вместе со своим гарвардским преподавателем физики Джорджем Уилрайтом компанию Land-Wheelwright. К тому времени молодой изобретатель уже был знаком с юристом Дональдом Брауном, собаку съевшим на патентном праве (их сотрудничество продолжалось более 40 лет). Первый свой патент Эдвин Лэнд получил в том же 1933 году (на фильтры для солнцезащитных очков) и спустя три года выгодно продал лицензию Оптическому обществу. Поляризованные очки пользовались неимоверным успехом.
Часть полученных денег Лэнд потратил на создание в своей компании надлежащих, по его мнению, условий работы – сотрудники стали получать пособия по болезни и рождественские премии. Тогда подобная «благотворительность» была в новинку и казалась чудачеством. Однако корпоративная культура в США двинулась по пути, указанному Лэндом, а сам он завоевал репутацию человека, который не боится рискованных новшеств, поскольку способен просчитать последствия их внедрения.
В начале 1937 года Лэнд решил, что созрел для собственного бизнеса, и открыл компанию Polaroid, поначалу имевшую в штате 36 сотрудников. Она занималась выпуском собственных разработок носителей самых передовых технологий – фильтров для фотокамер (по заказу Eastman Kodak, тогда еще партнера фирмы Лэнда), настольных ламп с регулируемой яркостью, медицинского осветительного оборудования. Не были забыты и упомянутые выше чудо-очки. В первый же год работы Polaroid продала продукции на $142 тыс., а в следующем – более чем на $200 тыс.
Плоды трудов Эдвина Лэнда оценили по достоинству. Роберт Вуд назвал его фильтры одним из самых важных изобретений в оптике за последнее столетие, Институт Франклина наградил Лэнда почетной медалью имени Крессона. А Национальная ассоциация товаропроизводителей в 1940 году внесла его в список наиболее выдающихся новаторов, поставив изобретателя в один ряд с Фордом и Карозерсом (создатель нейлона).
Когда в Европе разразилась война, пришел черед военных заказов. В 1940-е годы Polaroid выпускала приборы ночного видения, оптические прицелы, перископы, устройства для воздушной разведки. Кроме того, Лэнд работал над самонаводящимися авиаснарядами, точнее над системой, засекающей источники инфракрасного излучения. Под этот проект он получил от военного министерства $7 млн, но так и не довел дело до конца.
Камера для ленивых
Идея камеры для моментальной фотографии – без всякой химической канители – пришла в голову знатному изобретателю летом 1944 года во время отпуска. Дочку Лэнда крайне интересовало, почему нужно так долго ждать, пока вылетевшая из фотоаппарата «птичка» превратится в картинку.
Спустя три года Эдвин Лэнд впервые показал, как трансформировать многоступенчатый фотопроцесс в простое нажатие кнопки. В сконструированной им камере пленка после экспозиции прокатывалась между специальными валиками. В это время на нее наносились реактивы для проявки и закрепления изображения, и наружу она извлекалась уже готовой для печати. И никакой тебе химии и мрачных чуланов с красным светом (пока еще, правда, в допечатной стадии процесса)!
Впервые чудо-камера (модель Land 95) появилась на прилавках 26 ноября 1948 года в бостонском супермаркете Jordan Marsh (впоследствии Macy’s). От покупателей не было отбоя, хотя за нее приходилось отдавать около $90 – большие деньги по тем временам.
Для раскрутки новинки компания пригласила в качестве консультанта одного из ведущих фотохудожников Америки Энзела Адамса. Во многом благодаря ему страну охватил настоящий фотобум. Уже в следующем году «поляроидов» было продано на $9 млн, а в 1950-м компании Лэнда удалось преодолеть принципиальный рубеж, продав миллионный ролик моментальной пленки.
Далее последовали камера для профессионалов Land 110 Pathfinder, медицинское радиографическое оборудование, стереоскопические очки для трехмерного кино... Для массового потребителя имя Polaroid Corporation стало синонимом прогресса, от компании все время ждали сенсаций.
Менее известны – по понятным причинам – успехи Эдвина Лэнда в другой области. В 1954 году президент Эйзенхауэр пригласил главу Polaroid поработать в только что созданном совете по перспективному военно-техническому планированию. Под руководством Лэнда была создана новая концепция воздушной разведки, в рамках которой впоследствии осуществлялась программа полетов «шпионов» U2, а потом и спутников-шпионов над территорией СССР. К тому моменту, когда один из U2 был сбит ракетой советской ПВО, Лэнд входил в штат военных советников следующего президента США – Кеннеди.
Между тем сама компания легко преодолевала государственные границы. В 1958 году открылись два первых зарубежных филиала – в Западной Германии и Канаде, потом Polaroid вторглась в Японию, Италию, Францию, Великобританию.
Знаменательное событие в истории компании произошло в 1972 году – на рынок поступила модель Polaroid SX-70 Land. Это была первая полностью автоматическая камера для моментальной фотографии. Теперь от фотографа требовалось лишь зарядить кассету с несколькими пластинами, навести объектив и нажать кнопку. После этого аппарат «выплевывал» отснятую пластину, которая сама проявлялась за считанные секунды. Оставалось только вставить фотографию в рамку.
Рекламировать это чудо техники компания наняла знаменитого английского актера сэра Лоуренса Оливье. Впрочем, было бы достаточно и того, что портрет Лэнда с SX-70 в руках появился на обложке журнала Life. Такой пиар в те годы давал непревзойденный рекламный эффект.
Спустя три года Эдвин Лэнд впервые показал, как трансформировать многоступенчатый фотопроцесс в простое нажатие кнопки. В сконструированной им камере пленка после экспозиции прокатывалась между специальными валиками. В это время на нее наносились реактивы для проявки и закрепления изображения, и наружу она извлекалась уже готовой для печати. И никакой тебе химии и мрачных чуланов с красным светом (пока еще, правда, в допечатной стадии процесса)!
Впервые чудо-камера (модель Land 95) появилась на прилавках 26 ноября 1948 года в бостонском супермаркете Jordan Marsh (впоследствии Macy’s). От покупателей не было отбоя, хотя за нее приходилось отдавать около $90 – большие деньги по тем временам.
Для раскрутки новинки компания пригласила в качестве консультанта одного из ведущих фотохудожников Америки Энзела Адамса. Во многом благодаря ему страну охватил настоящий фотобум. Уже в следующем году «поляроидов» было продано на $9 млн, а в 1950-м компании Лэнда удалось преодолеть принципиальный рубеж, продав миллионный ролик моментальной пленки.
Далее последовали камера для профессионалов Land 110 Pathfinder, медицинское радиографическое оборудование, стереоскопические очки для трехмерного кино... Для массового потребителя имя Polaroid Corporation стало синонимом прогресса, от компании все время ждали сенсаций.
Менее известны – по понятным причинам – успехи Эдвина Лэнда в другой области. В 1954 году президент Эйзенхауэр пригласил главу Polaroid поработать в только что созданном совете по перспективному военно-техническому планированию. Под руководством Лэнда была создана новая концепция воздушной разведки, в рамках которой впоследствии осуществлялась программа полетов «шпионов» U2, а потом и спутников-шпионов над территорией СССР. К тому моменту, когда один из U2 был сбит ракетой советской ПВО, Лэнд входил в штат военных советников следующего президента США – Кеннеди.
Между тем сама компания легко преодолевала государственные границы. В 1958 году открылись два первых зарубежных филиала – в Западной Германии и Канаде, потом Polaroid вторглась в Японию, Италию, Францию, Великобританию.
Знаменательное событие в истории компании произошло в 1972 году – на рынок поступила модель Polaroid SX-70 Land. Это была первая полностью автоматическая камера для моментальной фотографии. Теперь от фотографа требовалось лишь зарядить кассету с несколькими пластинами, навести объектив и нажать кнопку. После этого аппарат «выплевывал» отснятую пластину, которая сама проявлялась за считанные секунды. Оставалось только вставить фотографию в рамку.
Рекламировать это чудо техники компания наняла знаменитого английского актера сэра Лоуренса Оливье. Впрочем, было бы достаточно и того, что портрет Лэнда с SX-70 в руках появился на обложке журнала Life. Такой пиар в те годы давал непревзойденный рекламный эффект.
Поляроидная ночь
После триумфа SX-70 Polaroid почти три десятилетия почивала на лаврах, практически не испытывая давления со стороны конкурентов. Собственно, его и быть не могло благодаря солидному патентному бастиону, выстроенному Лэндом.
В 1977 году основателю Polaroid в торжественной обстановке был вручен его 500-й патент. К тому времени на корпорацию работали более 20 тыс. человек, и будущее ее было светло.
Достоин упоминания лишь один конфликт, да и тот в конце концов закончился победой Polaroid. Речь идет о многолетней тяжбе с бывшим партнером, превратившимся в заклятого врага, знаменитой компании Eastman Kodak – в те времена единоличном лидере на рынке фототоваров, за исключением одного-единственного сектора, который безраздельно контролировала компания Лэнда. В 1975-м Kodak начала потихоньку разрабатывать собственную систему моментального фото, попытавшись с помощью юридической казуистики обойти патентные рогатки конкурента.
В том же году Эдвин Лэнд покинул пост президента компании, оставшись, правда, председателем совета директоров и исполнительным директором. Как бы то ни было, факт «нарушения границы» без последствий не остался. Юристы Лэнда оперативно выдвинули против Eastman Kodak судебный иск, а сам он подарил журналистам очередную крылатую фразу: «Единственное, что сохраняет нам жизнь, – это наша исключительность. А единственное, что защищает нашу исключительность, – это патенты».
Тяжба с Eastman Kodak заняла почти десятилетие. В 1985 году окружной суд окончательно принял сторону Polaroid, его решение поддержал и Высший апелляционный суд. Однако прошло еще шесть лет, пока наконец претензии истца были удовлетворены. Суд обязал Eastman Kodak прекратить деятельность на рынке моментальной фотографии, а кроме того, возместить компании Лэнда ущерб, оцененный в рекордную на тот момент в американской юридической практике сумму $925 млн.
Однако победа Polaroid оказалась фактически пирровой – в 1991 году скончался ее основатель и бессменный на протяжении полувека глава. А через 10 лет за ним последовала уже сама компания...
В начале 1990-х на горизонте Polaroid не наблюдалось даже легкого облачка. Потом моментальное фото начала медленно, но верно теснить цифровая аппаратура. Надо сказать, корпорация закрывать на это глаза не стала – скорректировала производственную программу и в целом чувствовала себя достаточно уверенно.
Во всяком случае, новый век она встретила с рекордными показателями. Годовой объем продаж достиг почти $2 млрд. В 2000 году в 150 странах мира было продано 13,1 млн моментальных камер (35-процентный рост по сравнению с 1999 годом) и более 1 млн новомодных цифровых. Кроме того, владея впечатляющей коллекцией из более чем 800 патентов, Polaroid делала огромные деньги на продаже лицензий.
Словом, в начале прошлого года мало кто мог усомниться в надежности и блестящих перспективах одного из транснациональных гигантов, практически монополизировавшего свою отрасль. Однако именно тогда начали сказываться негативные тенденции, которыми, как ни странно, Polaroid была обязана своему создателю.
Эдвин Лэнд рулил компанией железной рукой – по-старому, в соответствии со своими представлениями о бизнесе, сформировавшимися еще до войны. В частности, он не допускал и мысли о каких-либо серьезных реорганизациях, корпоративных слияниях (к середине 1990-х годов они стали обычным явлением в мире бизнеса), приобретении новых компаний и, кроме того, считал порочной практику кредитования. Лэнд был убежден, что инвестировать следует лишь заработанные, а не заемные деньги.
Таким образом, Polaroid представляла собой процветающее, но высокоинерционное предприятие. Корпорация не привыкла к жесткой борьбе за новые рынки, предпочитая с помощью глубоко эшелонированной патентной обороны спокойно «доить» свой традиционный.
Впрочем, преемникам Эдвина Лэнда все равно пришлось перестраивать компанию в соответствии с требованиями новой эпохи. Однако, как очень скоро выяснилось, времени на это уже не осталось. Чтобы оперативно действовать на рынке цифровой техники, пришлось брать кредит за кредитом. Но все было бесполезно. Японские и американские конкуренты ушли в отрыв, и догнать их не получалось.
В 1977 году основателю Polaroid в торжественной обстановке был вручен его 500-й патент. К тому времени на корпорацию работали более 20 тыс. человек, и будущее ее было светло.
Достоин упоминания лишь один конфликт, да и тот в конце концов закончился победой Polaroid. Речь идет о многолетней тяжбе с бывшим партнером, превратившимся в заклятого врага, знаменитой компании Eastman Kodak – в те времена единоличном лидере на рынке фототоваров, за исключением одного-единственного сектора, который безраздельно контролировала компания Лэнда. В 1975-м Kodak начала потихоньку разрабатывать собственную систему моментального фото, попытавшись с помощью юридической казуистики обойти патентные рогатки конкурента.
В том же году Эдвин Лэнд покинул пост президента компании, оставшись, правда, председателем совета директоров и исполнительным директором. Как бы то ни было, факт «нарушения границы» без последствий не остался. Юристы Лэнда оперативно выдвинули против Eastman Kodak судебный иск, а сам он подарил журналистам очередную крылатую фразу: «Единственное, что сохраняет нам жизнь, – это наша исключительность. А единственное, что защищает нашу исключительность, – это патенты».
Тяжба с Eastman Kodak заняла почти десятилетие. В 1985 году окружной суд окончательно принял сторону Polaroid, его решение поддержал и Высший апелляционный суд. Однако прошло еще шесть лет, пока наконец претензии истца были удовлетворены. Суд обязал Eastman Kodak прекратить деятельность на рынке моментальной фотографии, а кроме того, возместить компании Лэнда ущерб, оцененный в рекордную на тот момент в американской юридической практике сумму $925 млн.
Однако победа Polaroid оказалась фактически пирровой – в 1991 году скончался ее основатель и бессменный на протяжении полувека глава. А через 10 лет за ним последовала уже сама компания...
В начале 1990-х на горизонте Polaroid не наблюдалось даже легкого облачка. Потом моментальное фото начала медленно, но верно теснить цифровая аппаратура. Надо сказать, корпорация закрывать на это глаза не стала – скорректировала производственную программу и в целом чувствовала себя достаточно уверенно.
Во всяком случае, новый век она встретила с рекордными показателями. Годовой объем продаж достиг почти $2 млрд. В 2000 году в 150 странах мира было продано 13,1 млн моментальных камер (35-процентный рост по сравнению с 1999 годом) и более 1 млн новомодных цифровых. Кроме того, владея впечатляющей коллекцией из более чем 800 патентов, Polaroid делала огромные деньги на продаже лицензий.
Словом, в начале прошлого года мало кто мог усомниться в надежности и блестящих перспективах одного из транснациональных гигантов, практически монополизировавшего свою отрасль. Однако именно тогда начали сказываться негативные тенденции, которыми, как ни странно, Polaroid была обязана своему создателю.
Эдвин Лэнд рулил компанией железной рукой – по-старому, в соответствии со своими представлениями о бизнесе, сформировавшимися еще до войны. В частности, он не допускал и мысли о каких-либо серьезных реорганизациях, корпоративных слияниях (к середине 1990-х годов они стали обычным явлением в мире бизнеса), приобретении новых компаний и, кроме того, считал порочной практику кредитования. Лэнд был убежден, что инвестировать следует лишь заработанные, а не заемные деньги.
Таким образом, Polaroid представляла собой процветающее, но высокоинерционное предприятие. Корпорация не привыкла к жесткой борьбе за новые рынки, предпочитая с помощью глубоко эшелонированной патентной обороны спокойно «доить» свой традиционный.
Впрочем, преемникам Эдвина Лэнда все равно пришлось перестраивать компанию в соответствии с требованиями новой эпохи. Однако, как очень скоро выяснилось, времени на это уже не осталось. Чтобы оперативно действовать на рынке цифровой техники, пришлось брать кредит за кредитом. Но все было бесполезно. Японские и американские конкуренты ушли в отрыв, и догнать их не получалось.