Страница:
Шабаш подробно описан в материалах многочисленных процессов. Ведьмы едят мерзкую пищу, смешанную с нечистотами, пьют тошнотворное черное зелье, а затем мочатся в пустую чашу. После этого они берутся за руки и водят хоровод, двигаясь против солнца. После чего начинается оргия, от описания которой лучше воздержаться. Детей, зачатых во время этих оргий, убивают. Тела их или съедают, или используют для приготовления колдовских мазей.
На скамье подсудимых
В гостях у Бабы-Яги
«Лишают мужей и жен способности исполнять свой супружеский долг...»
О женской природе
Владимир Гаков
Ведьмы слетаются
Шабаш
Разбор полетов
На скамье подсудимых
Если в Средние века пыточное судопроизводство не имело широкого распространения (варварские племена считали, что пытка унижает человеческое достоинство), то к концу Средневековья пытка применялась уже повсеместно. Долгое запирательство, как правило, свидетельствовало против обвиняемой, поскольку было понятно, что Сатана помогает ей терпеть боль. Инквизиция обвиняла деревенскую колдунью не в том, чем она реально занималась (лечение, заговоры и т. д.), а в том, в чем следовало обвинять ведьм, то есть в полете на шабаш и служении Сатане.
Самым удивительным кажется то, что подсудимые нередко подыгрывали своим судьям, и притом делали это совершенно искренне. Далеко не все показания были получены под пыткой или же в результате запугивания. Многие оговаривали себя совершенно добровольно. Так, например, монахиня Мария Санская не только заявила, что вступила в сговор с дьяволом, но и цитировала его послания. Людей, которые считали себя колдунами, было довольно много. А поскольку легенды о том, что именно происходит во время шабашей и из чего готовят зелья, были известны всем, арестованные по подозрению в колдовстве хорошо знали, как отвечать на вопросы судей. Сейчас можно только строить гипотезы относительно того, почему сотни женщин решались себя оговаривать. Но то, что они это делали, не подлежит никакому сомнению. В самооговоре участвовали не только женщины, но и дети. На процессе, проходившем во второй половине XVII века в шведской провинции Даларна, десятки детей, по отношению к которым насилия не применяли, рассказывали про то, как матери брали их с собой на шабаш.
Сохранилось большое количество материалов процессов по обвинению в колдовстве. Например, в марте 1425 года в Дофине (юго-восток Франции) состоялся процесс над Пьером Валленом. Под пытками обвиняемый сознался в том, что он посредством заклинаний вызывал своего господина Вельзевула, которому коленопреклоненно приносил клятву верности и платил дань. В течение долгих 63 лет он, дескать, не только верно служил Вельзевулу, но даже принес в жертву свою шестимесячную дочь Франсуазу. При помощи своего покровителя Валлен вызывал бури и другие стихийные бедствия. Регулярно летая на шабаш, он лакомился мясом невинно убиенных младенцев, а также совокуплялся с Вельзевулом, принимавшим ради такого случая облик двадцатилетней девицы. Однако суд не был удовлетворен показаниями Валлена, поскольку он назвал по именам лишь четырех сообщников, причем никого из них уже не было в живых. Дознание пришлось продолжить. И только после того, как из обвиняемого удалось-таки выбить еще несколько имен, пытки были прекращены и Валлена сожгли.
Нужно сказать, что публичные казни, из которых самой впечатляющей было сожжение на костре, было любимым зрелищем европейца XV-XVII веков. Не случайно в живописи того времени пыточное колесо стало непременной частью пейзажа. Число жертв было очень значительным, однако определить точное количество уничтоженных ведьм невозможно. Конечно же, в рассказы о сотнях тысяч и даже миллионах жертв сейчас никто не верит. Знакомство с сохранившимися документами показало, что рассказы некоторых судей о том, что они сожгли тысячи ведьм, являются не более чем простой похвальбой. По всей видимости, счет общего числа жертв следует вести на десятки тысяч, что, надо признать, тоже немало. Судебные преследования ведьм прекратились лишь во второй половине XVII века, однако самосуды, в результате которых погибали подозреваемые в колдовстве, продолжались еще долго.
Самым удивительным кажется то, что подсудимые нередко подыгрывали своим судьям, и притом делали это совершенно искренне. Далеко не все показания были получены под пыткой или же в результате запугивания. Многие оговаривали себя совершенно добровольно. Так, например, монахиня Мария Санская не только заявила, что вступила в сговор с дьяволом, но и цитировала его послания. Людей, которые считали себя колдунами, было довольно много. А поскольку легенды о том, что именно происходит во время шабашей и из чего готовят зелья, были известны всем, арестованные по подозрению в колдовстве хорошо знали, как отвечать на вопросы судей. Сейчас можно только строить гипотезы относительно того, почему сотни женщин решались себя оговаривать. Но то, что они это делали, не подлежит никакому сомнению. В самооговоре участвовали не только женщины, но и дети. На процессе, проходившем во второй половине XVII века в шведской провинции Даларна, десятки детей, по отношению к которым насилия не применяли, рассказывали про то, как матери брали их с собой на шабаш.
Сохранилось большое количество материалов процессов по обвинению в колдовстве. Например, в марте 1425 года в Дофине (юго-восток Франции) состоялся процесс над Пьером Валленом. Под пытками обвиняемый сознался в том, что он посредством заклинаний вызывал своего господина Вельзевула, которому коленопреклоненно приносил клятву верности и платил дань. В течение долгих 63 лет он, дескать, не только верно служил Вельзевулу, но даже принес в жертву свою шестимесячную дочь Франсуазу. При помощи своего покровителя Валлен вызывал бури и другие стихийные бедствия. Регулярно летая на шабаш, он лакомился мясом невинно убиенных младенцев, а также совокуплялся с Вельзевулом, принимавшим ради такого случая облик двадцатилетней девицы. Однако суд не был удовлетворен показаниями Валлена, поскольку он назвал по именам лишь четырех сообщников, причем никого из них уже не было в живых. Дознание пришлось продолжить. И только после того, как из обвиняемого удалось-таки выбить еще несколько имен, пытки были прекращены и Валлена сожгли.
Нужно сказать, что публичные казни, из которых самой впечатляющей было сожжение на костре, было любимым зрелищем европейца XV-XVII веков. Не случайно в живописи того времени пыточное колесо стало непременной частью пейзажа. Число жертв было очень значительным, однако определить точное количество уничтоженных ведьм невозможно. Конечно же, в рассказы о сотнях тысяч и даже миллионах жертв сейчас никто не верит. Знакомство с сохранившимися документами показало, что рассказы некоторых судей о том, что они сожгли тысячи ведьм, являются не более чем простой похвальбой. По всей видимости, счет общего числа жертв следует вести на десятки тысяч, что, надо признать, тоже немало. Судебные преследования ведьм прекратились лишь во второй половине XVII века, однако самосуды, в результате которых погибали подозреваемые в колдовстве, продолжались еще долго.
В гостях у Бабы-Яги
В России, где не было того культурного перелома, который обычно называют Ренессансом, организованной охоты на ведьм не происходило. Вплоть до начала XX века здесь сохранялось средневековое отношение к колдунам и ведьмам. Их судили не за сам факт колдовства или употребления какого-то таинственного средства, а за то, что это средство употреблено во зло другому лицу. И если факт нанесения вреда оказывался установленным, то дело рассматривалось в рамках гражданского иска в зависимости от тяжести нанесенного вреда. До суда доходили дела, когда, например, кто-нибудь обещал уморить своего врага при помощи колдовства.
Конечно же, не следует считать, что в России ведьм совсем уж не наказывали. Еще в Уставе князя Владимира имеется специальная глава, в которой идет речь о «ведьмовстве и зелейничестве». В первой половине XV века во время моровой язвы в Пскове сожгли живыми 12 женщин, обвиненных в чародействе, а во времена Алексея Михайловича некую старицу Олену сожгли в срубе вместе с обнаруженными у нее чародейскими книгами. Этот список можно было бы продолжать, но он все равно получился бы не особенно большим. Никаких специальных органов, занимавшихся отловом ведьм, в нашем отечестве никогда не было. Рассказы о полетах на шабаш встречались в основном на Западной Украине и в Белоруссии, где было сильно влияние польской культуры. «Подсудимая говорила, – читаем мы в относящемся к концу XVII века протоколе допроса, – что когда ее соседка, сварив кашу, давала ей поесть, то она вместе с другими, обратившись в сороку, полетела в соседнюю деревню и здесь в пруду купалась. Здесь было еще около тридцати незнакомых женщин, у них был свой начальник – „немец кудлатый“». Потом все ведьмы отправились в чулан одного дома, принадлежащего ведьме, и имели совет между собой. Когда запел петух, они снова очутились в своей деревне.
Ни о каких смертных приговорах здесь, конечно же, речь не шла. Когда в середине XIX века историки стали изучать хранящиеся в Киеве судебные документы, они были потрясены тем, какими несерьезными, а то и просто комичными выглядят дела о преследовании колдунов. В числе почти 100 дел не оказалось ни одного, в котором за колдовство кого-нибудь приговорили бы к сожжению. В большинстве случаев такие дела даже не рассматривались как уголовные. И все ограничивалось уплатой небольшого штрафа или же церковной епитимьей. Причем более строгие наказания назначались в тех случаях, когда жертвой колдовства оказывались дворяне. Вообще, эти процессы кажутся какой-то несерьезной пародией на классические расследования преступлений ведьм. Так, например, в 1700 году в Ковельском магистрате рассматривалась жалоба мещанина Феодора Андреевича на соседей Авраама Иршовича и Пейсю. Согласно этой жалобе, Пейся поймала принадлежащего истцу кота, принесла его в дом Иршовича и там кастрировала. Истец считал, что кота кастрировали с колдовскими целями, чтобы навредить ему, Феодору Андреевичу. Согласно объяснениям Иршовича, оскопление кота было произведено «не на какие-либо чары и не со злобы к христианам, а исключительно на лекарство». Ковельский магистрат принял решение не привлекать Иршовича к ответственности при условии, что он в присутствии двух других оседлых евреев принесет в синагоге присягу, «что он оскопил кота не из злобы к христианам, но для облегчения собственной болезни, что он отрезанных частей не мочил ни в меде, ни в пиве, ни в водке, ни в воде и не поручал этого делать ни жене, ни домочадцам своим». А отрезанные у кота части Иршович должен был сдать в магистрат.
От кого деревенские ведьмы действительно страдали, так это от своих односельчан, которые обращались к ним за медицинской или иной помощью, но при эпидемии или стихийном бедствии всегда могли обвинить в беде живущую поблизости колдунью. Самосуды над провинившимися ведьмами происходили постоянно. И после революции ситуация радикальным образом не изменилась. Конечно же, в процессе раскулачивания, коллективизации и прочих советских радостей традиционная крестьянская жизнь была разрушена, но специально борьбой с деревенскими колдуньями советская власть не занималась. Однако традиционная деревня уходила, а вместе с ней забывалась и народная магия. И сейчас, читая в газетах рекламные объявления очередной колдуньи в десятом поколении, можно быть совершенно уверенным в том, что рассказы о почтенном стаже никакого отношения к реальности не имеют.
Конечно же, не следует считать, что в России ведьм совсем уж не наказывали. Еще в Уставе князя Владимира имеется специальная глава, в которой идет речь о «ведьмовстве и зелейничестве». В первой половине XV века во время моровой язвы в Пскове сожгли живыми 12 женщин, обвиненных в чародействе, а во времена Алексея Михайловича некую старицу Олену сожгли в срубе вместе с обнаруженными у нее чародейскими книгами. Этот список можно было бы продолжать, но он все равно получился бы не особенно большим. Никаких специальных органов, занимавшихся отловом ведьм, в нашем отечестве никогда не было. Рассказы о полетах на шабаш встречались в основном на Западной Украине и в Белоруссии, где было сильно влияние польской культуры. «Подсудимая говорила, – читаем мы в относящемся к концу XVII века протоколе допроса, – что когда ее соседка, сварив кашу, давала ей поесть, то она вместе с другими, обратившись в сороку, полетела в соседнюю деревню и здесь в пруду купалась. Здесь было еще около тридцати незнакомых женщин, у них был свой начальник – „немец кудлатый“». Потом все ведьмы отправились в чулан одного дома, принадлежащего ведьме, и имели совет между собой. Когда запел петух, они снова очутились в своей деревне.
Ни о каких смертных приговорах здесь, конечно же, речь не шла. Когда в середине XIX века историки стали изучать хранящиеся в Киеве судебные документы, они были потрясены тем, какими несерьезными, а то и просто комичными выглядят дела о преследовании колдунов. В числе почти 100 дел не оказалось ни одного, в котором за колдовство кого-нибудь приговорили бы к сожжению. В большинстве случаев такие дела даже не рассматривались как уголовные. И все ограничивалось уплатой небольшого штрафа или же церковной епитимьей. Причем более строгие наказания назначались в тех случаях, когда жертвой колдовства оказывались дворяне. Вообще, эти процессы кажутся какой-то несерьезной пародией на классические расследования преступлений ведьм. Так, например, в 1700 году в Ковельском магистрате рассматривалась жалоба мещанина Феодора Андреевича на соседей Авраама Иршовича и Пейсю. Согласно этой жалобе, Пейся поймала принадлежащего истцу кота, принесла его в дом Иршовича и там кастрировала. Истец считал, что кота кастрировали с колдовскими целями, чтобы навредить ему, Феодору Андреевичу. Согласно объяснениям Иршовича, оскопление кота было произведено «не на какие-либо чары и не со злобы к христианам, а исключительно на лекарство». Ковельский магистрат принял решение не привлекать Иршовича к ответственности при условии, что он в присутствии двух других оседлых евреев принесет в синагоге присягу, «что он оскопил кота не из злобы к христианам, но для облегчения собственной болезни, что он отрезанных частей не мочил ни в меде, ни в пиве, ни в водке, ни в воде и не поручал этого делать ни жене, ни домочадцам своим». А отрезанные у кота части Иршович должен был сдать в магистрат.
От кого деревенские ведьмы действительно страдали, так это от своих односельчан, которые обращались к ним за медицинской или иной помощью, но при эпидемии или стихийном бедствии всегда могли обвинить в беде живущую поблизости колдунью. Самосуды над провинившимися ведьмами происходили постоянно. И после революции ситуация радикальным образом не изменилась. Конечно же, в процессе раскулачивания, коллективизации и прочих советских радостей традиционная крестьянская жизнь была разрушена, но специально борьбой с деревенскими колдуньями советская власть не занималась. Однако традиционная деревня уходила, а вместе с ней забывалась и народная магия. И сейчас, читая в газетах рекламные объявления очередной колдуньи в десятом поколении, можно быть совершенно уверенным в том, что рассказы о почтенном стаже никакого отношения к реальности не имеют.
«Лишают мужей и жен способности исполнять свой супружеский долг...»
«Всеми силами души... стремимся мы, чтобы католическая вера в наше время всюду возрастала и процветала, а всякое еретическое нечестие искоренялось из среды верных. Не без мучительной боли недавно мы узнали, что в некоторых частях Германии... очень многие лица обоего пола пренебрегли собственным спасением и, отвратившись от католической веры, впали в плотский грех с демонами инкубами и суккубами и своим колдовством, чарованиями, заклинаниями и другими ужасными суеверными, порочными и преступными деяниями причиняют женщинам преждевременные роды, насылают порчу на приплод животных, хлебные злаки, виноград на лозах и плоды на деревьях, равно как портят мужчин, женщин, домашних и других животных, а также виноградники, сады, луга, пастбища, нивы, хлеба и все земные произрастания, что они нещадно мучают как внутренними, так и наружными ужасными болями мужчин, женщин и домашних животных, что они препятствуют мужчинам производить, а женщинам зачинать детей и лишают мужей и жен способности исполнять свой супружеский долг, что, сверх того, они кощунственными устами отрекаются от самой веры, полученной при святом крещении, и что они, по наущению врага рода человеческого, дерзают совершать и еще бесчисленное множество всякого рода несказанных злодейств и преступлений, к погибели своих душ, к оскорблению божеского величия и к соблазну для многого множества людей. Возлюбленные сыны наши, Генрих Инститорис и Яков Шпренгер, члены ордена доминиканцев, профессора богословия, нашим апостольским посланием были назначены и до сего времени состоят инквизиторами... некоторые клирики и миряне... не стыдятся упорно утверждать, что так как в полномочных грамотах не были поименно и точно указаны эти епархии, города и местности, а также некоторые лица и их проступки, то поэтому вышепоименованным инквизиторам в вышеназванных провинциях, городах, епархиях, землях и местностях нельзя заниматься инквизицией, и что их не должно допускать к наказанию, заключению в тюрьму и исправлению упомянутых лиц за вышесказанные злодейства и преступления. Благодаря сему в вышесказанных провинциях, городах, епархиях, землях и местностях подобные провинности и преступления и остаются безнаказанными, к очевидной пагубе их душ и потере ими вечного спасения. Но мы устраним с пути все помехи, которые могут каким-либо образом препятствовать исполнению обязанностей инквизиторов, и, дабы зараза еретического нечестия и других подобного рода преступлений не отравила своим ядом невинных людей, мы намерены, как того требует наш долг и как к тому побуждает нас ревность по вере, применить соответствующие средства. Посему, дабы названные местности не остались без должного обслуживания инквизицией, мы нашей апостольской властью постановляем: да не чинится никакой помехи названным инквизиторам при исполнении ими их обязанностей и да позволено будет им исправлять, задерживать и наказывать лиц, совершающих указанные преступления, как если бы в полномочных грамотах были точно и поименно названы округа, города, епархии, местности, лица и преступления. С великим попечением мы распространяем эти полномочия на названные местности и поручаем вышеназванным инквизиторам, чтобы они и каждый из них при помощи нашего возлюбленного сына Иоанна Гремпера, магистра из Констанцской епархии, всякого из названных областей, кого найдут виновным в указанных преступлениях, исправляли, заключали под стражу и наказывали с лишением имущества, а также даем названным инквизиторам полную возможность во всех церквах, где они найдут то потребным, проповедовать слово божие и все иное совершать, что они найдут полезным и необходимым... Никто не должен нарушать это наше послание или дерзновенно поступать противно ему».
Булла Папы Иннокентия VIII
SUMMIS DESIDERANTES AFFECTIBUS, 5 ДЕКАБРЯ 1484 ГОДА
Булла Папы Иннокентия VIII
SUMMIS DESIDERANTES AFFECTIBUS, 5 ДЕКАБРЯ 1484 ГОДА
О женской природе
«Относительно ведьм, отдающих себя во власть демонам, возникает ряд трудно разрешимых вопросов, сводящихся к тому, как приступает демон к этой скверне. Наметим тут следующее: 1) о демонах и о составных частях телесного облика, принимаемого ими; 2) о половом акте и о том, всегда ли он сопровождается извержением семени, взятого от постороннего лица; 3) о времени и месте этого акта и о том, нет ли у демона определенного времени для этого; 4) видим ли он при этом окружающим? Посещаются ли те из ведьм демоном, которые произошли от подобного непотребства, или же те из них, которые были преданы дьяволу повивальными бабками в момент рождения? На эти вопросы мы дадим исчерпывающие ответы во второй части книги. А теперь остановимся на вопросе, почему у немощного пола этот род скверны более распространен, чем среди мужчин. Прежде всего, рассмотрим главные свойства женщины. Это будет первый пункт. Второй пункт коснется того, какие женщины чаще всего склоняются к суеверию и колдовству. Третий будет говорить о повивальных бабках, превосходящих всех женщин по части злобы...
Относительно первого пункта, а именно почему среди немощного пола так много ведьм, у нас есть кроме свидетельств Священного Писания и людей, заслуживающих доверия, еще житейский опыт. Мы хотим сказать, не подвергая сомнению всего немощного пола (через который Бог всегда творил великое, чтобы привести в смятение сильный пол), что в суждении о женщинах мнения, в сущности, не расходятся. Поэтому для увещевания женщин и для проповедей им эта тема весьма подходящая. Они с любопытством послушают об этом, если только проповедь протечет в скромном тоне.
Некоторые ученые говорят: имеются на свете три существа, которые как в добре, так и во зле не могут держать золотой середины: это – язык, священник и женщина. Если они перейдут границы, то достигнут вершин и высших степеней в добре и зле. Если над ними господствует добро, то от них можно ожидать наилучших деяний. Если же они попали под власть зла, то ими совершаются наисквернейшие поступки».
Генрих Инститорис, Яков Шпренгер.
«Молот ведьм», 1486 год
Относительно первого пункта, а именно почему среди немощного пола так много ведьм, у нас есть кроме свидетельств Священного Писания и людей, заслуживающих доверия, еще житейский опыт. Мы хотим сказать, не подвергая сомнению всего немощного пола (через который Бог всегда творил великое, чтобы привести в смятение сильный пол), что в суждении о женщинах мнения, в сущности, не расходятся. Поэтому для увещевания женщин и для проповедей им эта тема весьма подходящая. Они с любопытством послушают об этом, если только проповедь протечет в скромном тоне.
Некоторые ученые говорят: имеются на свете три существа, которые как в добре, так и во зле не могут держать золотой середины: это – язык, священник и женщина. Если они перейдут границы, то достигнут вершин и высших степеней в добре и зле. Если над ними господствует добро, то от них можно ожидать наилучших деяний. Если же они попали под власть зла, то ими совершаются наисквернейшие поступки».
Генрих Инститорис, Яков Шпренгер.
«Молот ведьм», 1486 год
Владимир Гаков
Политэкономия от лукавого
О знаменитом сейлемском процессе над ведьмами 1692 года написаны сотни романов и солидных монографий, поставлены пьесы и фильмы. Весьма многочисленны и версии, объясняющие разгул мракобесия в американском городке на пороге XVIII столетия. Совсем недавно появились новые объяснения феномена охоты на ведьм в Сейлеме – социально-экономические.
Сегодня о сейлемской трагедии напоминает лишь городской Музей охоты на ведьм
Сегодня о сейлемской трагедии напоминает лишь городской Музей охоты на ведьм
Ведьмы слетаются
В Старом Свете накануне века промышленной революции к ведьмам почти потеряли интерес. А вот в Америке, особенно в населенной пуританами колонии Новая Англия, где располагался городок Сейлем, к прислужницам врага рода человеческого, напротив, относились предельно серьезно. Жизнь поселенцев была достаточно суровой, и больше других страдали от этого дети, им не хватало обычных радостей: игр, сказок, подарков. И неудивительно, что искрой, из которой в городе возгорелось пламя мракобесия, стали детские фантазии.
В начале 1692 года в доме местного пастора Сэмюэла Пэрриса, плохо ладившего с прихожанами (в протестантизме институт священничества отсутствует, и духовного лидера выбирает сама община), стали твориться странные вещи. Девятилетняя дочь и племянница Пэрриса то впадали в необъяснимую апатию, то бились в судорогах, выкрикивая какую-то абракадабру и заливаясь смехом, который городской доктор сразу же определил как «дьявольский».
Сегодня его коллеги назвали бы все это типичной подростковой истерией (невроз подавленных желаний, попытка привлечь к себе внимание и т. п.). Но даже в те времена можно было бы обратить внимание на одно обстоятельство: незадолго до начала припадков в руки к юным особам попала книга известного бостонского богослова Коттона Мэзера, посвященная ведовству в Новой Англии. О Мэзере сейлемцы еще вспомнят, не пройдет и года. Вскоре странная хворь постигла подружку девочек, и в дело решила вмешаться, на свою голову, служанка Пэрриса, негритянка Титуба. Она немного поворожила, с самыми лучшими намерениями, чтобы проверить, не бесовские ли это козни. Но о ворожбе прознали соседи, а затем и сам пастор. Он устроил домашним допрос, на котором у его дочери вырвалось роковое: «Это все она виновата – Титуба!»
Негритянку отправили в тюрьму, компанию ей составили еще две жительницы Сейлема: городская нищенка, чье имя история не сохранила, и вполне добропорядочная фермерша Сара Осборн. На них указала во время очередного припадка племянница пастора. К этому моменту уже более десятка сейлемских барышень в возрасте от 13 до 20 лет страдали ужасными корчами. Горожане не на шутку перепугались, но к совету немногих здравомыслящих выпороть непутевых девиц и забыть об их глупых наветах, увы, так и не прислушались.
Судебное производство запустили по всей форме. Шериф Корвин и судья Готорн, полистав труды по ведовству и посоветовавшись с бостонскими авторитетами (в том числе с самим Мэзером), нашли явные признаки дьявольских козней в Сейлеме. Как и в любом другом случае, когда объявлялась охота на ведьм, доказательством могло служить любое голословное обвинение. А также добровольное признание обвиняемых, что тогда означало – под пыткой. Ни глуповатая нищенка, ни речистая фермерша не смогли убедить судей в своей невиновности. Более того, запирательство обвиняемых утвердило Готорна во мнении, что налицо вмешательство врага рода человеческого.
Зато Титуба со страху призналась и в том, что летала на метле на шабаши, и в глумлении над невинными девичьими душами – словом, во всем, что в красках описывалось в демонологической литературе и с еще более красочными подробностями передавалось из уст в уста. Ей бы следовало попытаться вывести завравшихся девчонок на чистую воду, но общественное мнение уже приняло их сторону, и «поклеп» лишь усугубил бы незавидное положение чернокожей служанки.
В общем, она поступила характерным для подобных процессов образом: стала «сотрудничать со следствием». В частности, называть имена несуществующих сообщников и описывать их гнусные деяния. Именно Титуба сообщила о «высоком нездешнем мужчине», руководившем дьявольским налетом на Сейлем, он еще появится в этой истории. Маховик процесса раскручивался. Судья Готорн, убедившись в виновности троих «ведьм», вернул их в тюрьму и готов был вынести обвинительный приговор. Возможно, если бы несчастных казнили сразу, это отрезвило бы сейлемцев и трагические события не приобрели бы столь широкий масштаб, обошлось бы без новых жертв. Но дело затянулось. Колония тогда ждала нового губернатора из метрополии, который должен был назначить новых судей. Судебная машина забуксовала, зато жертвы ведовства превратились в героев дня и окончательно распоясались. Все списывалось на происки врага рода человеческого, они могли хулиганить, дерзить взрослым, сквернословить... Но если бы только это.
Вот один пример. Некая Марта Кори не пустила мужа на допрос первых трех ведьм: нечего, мол, слушать всякие глупости. Сказанное дошло до девочек, и последовало «слово и дело»: они тут же заявили, что их мучил еще и призрак в облике Марты Кори. Причем бедняжки даже рассмотреть его толком не успели, поскольку были ослеплены. И миссис Кори отправилась в тюрьму. Между тем Титуба вспомнила на следствии еще о нескольких представителях нечистой силы. Результатов долго ждать не пришлось. Разгоравшаяся охота на ведьм, естественно, сопровождалась все возрастающим количеством наветов. Атмосфера страха парализовала разум и волю сейлемцев. Показательно: петицию в защиту первых трех обвиняемых подписало более ста человек. Спустя некоторое время, когда арестовали одну из самых уважаемых женщин Сейлема, Ребекку Нэрс, в ее защиту отважилось выступить вдвое меньше. А затем на протяжении многих месяцев горожане ничего, кроме доносов, не подписывали.
В начале 1692 года в доме местного пастора Сэмюэла Пэрриса, плохо ладившего с прихожанами (в протестантизме институт священничества отсутствует, и духовного лидера выбирает сама община), стали твориться странные вещи. Девятилетняя дочь и племянница Пэрриса то впадали в необъяснимую апатию, то бились в судорогах, выкрикивая какую-то абракадабру и заливаясь смехом, который городской доктор сразу же определил как «дьявольский».
Сегодня его коллеги назвали бы все это типичной подростковой истерией (невроз подавленных желаний, попытка привлечь к себе внимание и т. п.). Но даже в те времена можно было бы обратить внимание на одно обстоятельство: незадолго до начала припадков в руки к юным особам попала книга известного бостонского богослова Коттона Мэзера, посвященная ведовству в Новой Англии. О Мэзере сейлемцы еще вспомнят, не пройдет и года. Вскоре странная хворь постигла подружку девочек, и в дело решила вмешаться, на свою голову, служанка Пэрриса, негритянка Титуба. Она немного поворожила, с самыми лучшими намерениями, чтобы проверить, не бесовские ли это козни. Но о ворожбе прознали соседи, а затем и сам пастор. Он устроил домашним допрос, на котором у его дочери вырвалось роковое: «Это все она виновата – Титуба!»
Негритянку отправили в тюрьму, компанию ей составили еще две жительницы Сейлема: городская нищенка, чье имя история не сохранила, и вполне добропорядочная фермерша Сара Осборн. На них указала во время очередного припадка племянница пастора. К этому моменту уже более десятка сейлемских барышень в возрасте от 13 до 20 лет страдали ужасными корчами. Горожане не на шутку перепугались, но к совету немногих здравомыслящих выпороть непутевых девиц и забыть об их глупых наветах, увы, так и не прислушались.
Судебное производство запустили по всей форме. Шериф Корвин и судья Готорн, полистав труды по ведовству и посоветовавшись с бостонскими авторитетами (в том числе с самим Мэзером), нашли явные признаки дьявольских козней в Сейлеме. Как и в любом другом случае, когда объявлялась охота на ведьм, доказательством могло служить любое голословное обвинение. А также добровольное признание обвиняемых, что тогда означало – под пыткой. Ни глуповатая нищенка, ни речистая фермерша не смогли убедить судей в своей невиновности. Более того, запирательство обвиняемых утвердило Готорна во мнении, что налицо вмешательство врага рода человеческого.
Зато Титуба со страху призналась и в том, что летала на метле на шабаши, и в глумлении над невинными девичьими душами – словом, во всем, что в красках описывалось в демонологической литературе и с еще более красочными подробностями передавалось из уст в уста. Ей бы следовало попытаться вывести завравшихся девчонок на чистую воду, но общественное мнение уже приняло их сторону, и «поклеп» лишь усугубил бы незавидное положение чернокожей служанки.
В общем, она поступила характерным для подобных процессов образом: стала «сотрудничать со следствием». В частности, называть имена несуществующих сообщников и описывать их гнусные деяния. Именно Титуба сообщила о «высоком нездешнем мужчине», руководившем дьявольским налетом на Сейлем, он еще появится в этой истории. Маховик процесса раскручивался. Судья Готорн, убедившись в виновности троих «ведьм», вернул их в тюрьму и готов был вынести обвинительный приговор. Возможно, если бы несчастных казнили сразу, это отрезвило бы сейлемцев и трагические события не приобрели бы столь широкий масштаб, обошлось бы без новых жертв. Но дело затянулось. Колония тогда ждала нового губернатора из метрополии, который должен был назначить новых судей. Судебная машина забуксовала, зато жертвы ведовства превратились в героев дня и окончательно распоясались. Все списывалось на происки врага рода человеческого, они могли хулиганить, дерзить взрослым, сквернословить... Но если бы только это.
Вот один пример. Некая Марта Кори не пустила мужа на допрос первых трех ведьм: нечего, мол, слушать всякие глупости. Сказанное дошло до девочек, и последовало «слово и дело»: они тут же заявили, что их мучил еще и призрак в облике Марты Кори. Причем бедняжки даже рассмотреть его толком не успели, поскольку были ослеплены. И миссис Кори отправилась в тюрьму. Между тем Титуба вспомнила на следствии еще о нескольких представителях нечистой силы. Результатов долго ждать не пришлось. Разгоравшаяся охота на ведьм, естественно, сопровождалась все возрастающим количеством наветов. Атмосфера страха парализовала разум и волю сейлемцев. Показательно: петицию в защиту первых трех обвиняемых подписало более ста человек. Спустя некоторое время, когда арестовали одну из самых уважаемых женщин Сейлема, Ребекку Нэрс, в ее защиту отважилось выступить вдвое меньше. А затем на протяжении многих месяцев горожане ничего, кроме доносов, не подписывали.
Шабаш
Дело ходко двигалось к «главному процессу», соответственно, подобрали главного обвиняемого. Было установлено, что организовавший сейлемский шабаш «высокий нездешний мужчина», о котором сообщила Титуба, – это бывший местный пастор, преподобный Берроуз, не так давно перешедший в другой приход. Не пользовавшийся популярностью у прихожан Сэмюэл Пэррис весьма ревниво относился к славе предшественника и отзывался о нем крайне неодобрительно, так что одной из юных доносчиц не составило большого труда догадаться, на кого показать в следующий раз.
Коль скоро есть организатор, то должна быть и достойная преступная организация. Ее продолжали сколачивать подручные Пэрриса: благодаря их наводящим вопросам барышни переключились с женщин на богатых и уважаемых отцов семейств. В сообщники Берроуза попали, к примеру, отставной офицер Джон Олден и Филип Инглиш, владелец домов, кораблей и морской пристани. И даже один из судебных приставов, раскаявшийся в содеянном и пытавшийся бежать из Сейлема.
Главный процесс начался в мае. К тому времени о сейлемском деле знала вся Новая Англия. Однако прибывшему наконец новому губернатору сэру Уильяму Фипсу было не до ведьм: он был обременен особыми поручениями – закончить войну с индейцами и урегулировать конфликт с пуританами, недовольными новым «колониальным» законодательством. Поэтому он умыл руки, переложив разбирательство на тройку судей во главе со своим заместителем Стафтоном. Собственно, разбирательство требовалось лишь для соблюдения процедуры, в его результате сомневаться не приходилось.
Практика показывает, что даже хорошо смазанная машина подобных процессов порой дает сбои. Правда, случается это лишь там, где судебное право не пустой звук. Так, в соседнем с Сейлемом Эндовере, также охваченном ведьмоманией, нашелся человек, который сообразил подать встречный иск на доносчика, обвинив того в клевете и потребовав огромной денежной компенсации. Разбор дела растянулся на годы, зато этот смелый поступок заметно охладил пыл местных стукачей. А уже упомянутая Ребекка Нэрс, известная своей набожностью, непоколебимой уверенностью в собственной правоте, произвела на присяжных впечатление столь сильное, что те объявили ее невиновной.
Однако справедливости не суждено было восторжествовать. Сразу же после объявления вердикта присутствовавшие на процессе «пострадавшие» барышни завыли и забились в корчах так, словно пришел их последний час. Спектакль возымел действие: судья Стафтон попенял присяжным за попустительство нечистой силе и отправил их подумать еще разок. И те после краткого совещания единогласно решили: виновна. После такого урока следующим четверым обвиняемым (в их числе был Берроуз) приговор был вынесен без сучка и задоринки. 19 июля четыре ведьмы с «ведьмаком» Берроузом во главе были повешены при большом стечении народа на холме неподалеку от Сейлема. Правда, и на сей раз не обошлось без сбоя. Непосредственно перед казнью преподобный Берроуз громогласно и без запинки помолился. А ведь в конце XVII столетия любой ребенок знал, что одержимые дьяволом не в состоянии это сделать внятно и без кощунственных ошибок.
Толпа горожан, потрясенная случившимся, зароптала и начала теснить приставов с намерением освободить бывшего пастыря. Но тут, к несчастью, вмешался специально прибывший из Бостона наблюдатель – Коттон Мэзер, тот самый, чья книга произвела столь неизгладимое впечатление на сейлемских дев. (Авторитетный демонолог, надо отдать ему должное, всегда последовательно выступал против скороспелых и огульных обвинений в ведовстве, требуя от следствия веских доказательств.) Страстная речь богослова, напомнившего сейлемцам, что нет ничего страшнее и коварнее дьявола в ангельском обличье, решила дело: Берроуза вздернули.
2 августа повесили шестерых, 22 сентября – еще семерых. А в промежутке между этими казнями умер под пыткой фермер Джайлс Кори, имевший наглость вступиться за жену. На процессе он отказался отвечать на вопросы судей, и те вспомнили известный еще в старой доброй Англии закон, по которому любителям играть в молчанку следовало класть на грудь гири, пока не заговорят. Мужественный фермер произнес только: «Прибавьте груз!», – и очередная гиря выдавила из Кори не признание, а душу.
Коль скоро есть организатор, то должна быть и достойная преступная организация. Ее продолжали сколачивать подручные Пэрриса: благодаря их наводящим вопросам барышни переключились с женщин на богатых и уважаемых отцов семейств. В сообщники Берроуза попали, к примеру, отставной офицер Джон Олден и Филип Инглиш, владелец домов, кораблей и морской пристани. И даже один из судебных приставов, раскаявшийся в содеянном и пытавшийся бежать из Сейлема.
Главный процесс начался в мае. К тому времени о сейлемском деле знала вся Новая Англия. Однако прибывшему наконец новому губернатору сэру Уильяму Фипсу было не до ведьм: он был обременен особыми поручениями – закончить войну с индейцами и урегулировать конфликт с пуританами, недовольными новым «колониальным» законодательством. Поэтому он умыл руки, переложив разбирательство на тройку судей во главе со своим заместителем Стафтоном. Собственно, разбирательство требовалось лишь для соблюдения процедуры, в его результате сомневаться не приходилось.
Практика показывает, что даже хорошо смазанная машина подобных процессов порой дает сбои. Правда, случается это лишь там, где судебное право не пустой звук. Так, в соседнем с Сейлемом Эндовере, также охваченном ведьмоманией, нашелся человек, который сообразил подать встречный иск на доносчика, обвинив того в клевете и потребовав огромной денежной компенсации. Разбор дела растянулся на годы, зато этот смелый поступок заметно охладил пыл местных стукачей. А уже упомянутая Ребекка Нэрс, известная своей набожностью, непоколебимой уверенностью в собственной правоте, произвела на присяжных впечатление столь сильное, что те объявили ее невиновной.
Однако справедливости не суждено было восторжествовать. Сразу же после объявления вердикта присутствовавшие на процессе «пострадавшие» барышни завыли и забились в корчах так, словно пришел их последний час. Спектакль возымел действие: судья Стафтон попенял присяжным за попустительство нечистой силе и отправил их подумать еще разок. И те после краткого совещания единогласно решили: виновна. После такого урока следующим четверым обвиняемым (в их числе был Берроуз) приговор был вынесен без сучка и задоринки. 19 июля четыре ведьмы с «ведьмаком» Берроузом во главе были повешены при большом стечении народа на холме неподалеку от Сейлема. Правда, и на сей раз не обошлось без сбоя. Непосредственно перед казнью преподобный Берроуз громогласно и без запинки помолился. А ведь в конце XVII столетия любой ребенок знал, что одержимые дьяволом не в состоянии это сделать внятно и без кощунственных ошибок.
Толпа горожан, потрясенная случившимся, зароптала и начала теснить приставов с намерением освободить бывшего пастыря. Но тут, к несчастью, вмешался специально прибывший из Бостона наблюдатель – Коттон Мэзер, тот самый, чья книга произвела столь неизгладимое впечатление на сейлемских дев. (Авторитетный демонолог, надо отдать ему должное, всегда последовательно выступал против скороспелых и огульных обвинений в ведовстве, требуя от следствия веских доказательств.) Страстная речь богослова, напомнившего сейлемцам, что нет ничего страшнее и коварнее дьявола в ангельском обличье, решила дело: Берроуза вздернули.
2 августа повесили шестерых, 22 сентября – еще семерых. А в промежутке между этими казнями умер под пыткой фермер Джайлс Кори, имевший наглость вступиться за жену. На процессе он отказался отвечать на вопросы судей, и те вспомнили известный еще в старой доброй Англии закон, по которому любителям играть в молчанку следовало класть на грудь гири, пока не заговорят. Мужественный фермер произнес только: «Прибавьте груз!», – и очередная гиря выдавила из Кори не признание, а душу.
Разбор полетов
Расправа 22 сентября оказалась последней. Казалось бы, у сейлемских «законников» был непочатый край работы: 150 человек, включая детей, сидели за решеткой, на очереди были еще две сотни... Но любая массовая истерия когда-нибудь да выдыхается. В том же сентябре одна из юных доносчиц поделилась с неким бостонским священником своим видением: казненная ведьма сообщила девочке, что пострадала невинно. А к середине октября уже весь Массачусетс роптал, осуждая творившееся в Сейлеме.