— Телепортера в башне нет. — Одэнер улыбнулся. — Но я же бессмертный, могу, конечно же, тебя попробовать перебросить. Но за результат не ручаюсь. Можешь запросто на Северных островах очутиться. Небо искажает Силу. Да что мне тебе рассказывать.
   — Может, все-таки попробуем?
   — Как хочешь… Когда?
   — Да хоть сейчас!
   — Ладно. Но я думал, что, может быть, мы с тобой еще поговорим. Знаешь, одиноко в этой башне сидеть. Уже десятки лет проходят. А ты все сидишь, перечитываешь старые никому не нужные хроники.
   — Выберешься! И из мира этого дурного тоже.
   — Завидую твоему оптимизму. Оружие какое-нибудь хочешь взять? Не думай, что от тебя так просто отвязались Слуги Неба.
   — Ну, вроде мы с Людьми Леса неплохо все подстроили на дороге.
   — Ты забываешь о Мече Неба, которого ты отпустил. Кстати, зачем ты это сделал?
   — Захотел, — пожал плечами Тильво.
   — Так ты оружие брать будешь? Не забывай, что ты теперь человек. Почти. И еще есть те, кто посильнее Мечей Неба. Но о них и я знаю мало. Их убежище моему взору недоступно. Их Небо охраняет. Но я чувствую, что они тоже могут быть серьезной угрозой.
   Тильво покосился на стеллажи. Потом перевел взгляд на свою дайлу, которая висела на спинке стула.
   — Да нет. Мне и дайлы хватит.
   — Ну, знаешь, только человек может быть таким беспечным. Возьми хотя бы меч.
   — Зачем?
   — Ладно, — махнул рукой Одэнер. — Хотя из-за твоей беспечности может случиться непоправимая беда. Где еще взять человека, который был бессмертным?
   — Все будет хорошо. — Тильво улыбнулся. — Давай, отправляй меня поскорее.
   — Да уже поздно. Скоро темнеть начнет. Куда ты на ночь глядя? Давай лучше утром.
   — Мне почему-то кажется, что самое время именно сейчас. А ночевать в поле мне не впервой. Ты за меня не волнуйся.
   — Как хочешь, — пожал плечами Одэнер.
   Они вышли из башни. Солнце садилось за лесом. И Тильво с удовольствием наблюдал за светилом. Скоро он опять окажется в мире под Небом, где тех, кто считает реальными солнце и луну, убивают.
   — Готов? — спросил Одэнер.
   — А чего мне готовиться?
   — Тогда вот тебе последнее напутствие. Башня темных стоит в долине, окруженной горами. Путь туда по земле только один — через предгорья, дальше будет проход в горах и спуск в долину. С тех времен, когда еще только появилось Небо, туда уходили люди. Это были те, кто продолжал верить в старых богов. Они назвали себя Верными. Я появлялся там один раз, еще перед первым поколением, и наказал им сторожить проход ко второй башне. Они это и делают из года в год. Сам еще тогда не знал, зачем это нужно. Но Слугам Неба там делать нечего. Да, в общем, Верных и не трогает никто. Слугам Неба пастухи предгорий не очень любопытны как паства, а местные жители торгуют с ними помаленьку. А те, знай себе, сторожат проход.
   — Меня-то они пропустят?
   — С твоим Даром это уж точно, — Одэнер улыбнулся. — Но все ж будь с ними аккуратен. Они народ дикий и недружелюбный. И бойся той силы, которая скрыта даже от меня. Ну, все. Раз решил идти, давай, иди.
   Одэнер подошел к Тильво, положил ему руки на плечи, и тут же мир закружился в неописуемой круговерти. Тильво зажмурил глаза, а когда открыл их, то обнаружил себя стоящим в поле. Он огляделся по сторонам. Сзади чернела полоса леса, впереди светились огоньки какого-то селения. А над головой… Над головой снова было Небо, с яркими кричащими красками уходящего дня. Но теперь на него смотрел другой человек. Не беспечный певец Тильво, а бессмертный. Но так ли это было на самом деле? Тильво, не мучая себя странными вопросами, зашагал к селению.

ГЛАВА XI

   Зал была освещен десятками факелов. Тени плясали на покрытых странными рисунками стенах пещеры. Люди стояли полукругом. Каждый держал в руках по факелу. Все они были одеты в длинные черные одеяния. Лица скрывали надвинутые на лоб капюшоны. у всех на поясе висели мечи. Откуда-то издалека послышался стук барабана. Люди стояли неподвижно. Когда звуки барабана стали громче, в узком проходе, ведущем в вырубленный в скале зал, показалась закутанная в черный балахон фигура. Судя по походке и согнутой спине, человек был уже изрядно стар и горбат. Лицо скрывал капюшон. Человек вышел на середину зала и поднял вверх руки. Барабан затих. Люди, стоявшие в зале, опустились на колени.
   — Встаньте, Дети Великой Матери, — прошипел старческий женский голос.
   Все молча поднялись с колен. Снова раздались звуки барабана. Женщина повернулась лицом к проему. В зал вошли три человека в черных одеждах и капюшонах. Один из них бил в барабан, еще двое вели обнаженного юношу. Спутанные черные волосы закрывали глаза, но юноша не мог их убрать: с двух сторон его руки держали люди в черных одеждах. Звуки барабана смолкли.
   — Выйди на середину, дитя! — проскрежетала старуха.
   Юношу отпустили, и он сделал несколько нерешительных шагов в сторону горбатой женщины. Старуха снова воздела руки вверх.
   — Дети Великой Матери! Сегодня у нас появится новый брат. Этот человек изъявил добровольное желание стать сыном нашей Великой Матери. Но, как вам известно, чтобы занять место среди нас, он должен убить одного из братьев.
   Пронесся шепот. Люди стали переглядываться, гадая, кто должен будет отстаивать свое место среди Детей Великой Матери. Старуха обвела взглядом собравшихся и указала на одного из стоящих.
   — Ты! — прошипел а она.
   Выбранный человек вышел на середину. Он откинул свой капюшон. У него были длинные седые волосы. Лицо избороздили морщины. Человеку было около шестидесяти.
   — Ты должен доказать своим братьям, что еще способен держать в руках меч.
   Старик вынул из ножен меч. Затем он снял перевязь с ножнами и балахон. Теперь он, как и юноша, был обнажен. Старуха подошла к одному из стоявших полукругом людей и, вынув из его ножен меч, поднесла обнаженному юноше.
   — Докажи, что достоин зваться Ее сыном. Докажи, что ты воин. — Юноша взял меч и принял боевую стойку.
   Какое-то время юноша и старик кружили по залу, как бы примериваясь друг к другу. Первым ударил юноша. Старик с легкостью парировал удар и тут же сам нанес свой. Звон стали эхом разносился по просторному залу. На каменный пол сыпались искры. Мастерство двух бойцов было настолько высоко, что со стороны могло показаться, что они не бьются на смерть, а выполняют какой-то ритуальный танец. Капли пота блестели на телах. Оба сражались молча, сберегая свои силы. Но как ни был искусен старик, годы брали свое. Спустя какое-то время он начал выдыхаться, его движения потеряли первоначальную плавность и быстроту. Он перешел в глухую оборону и еле успевал отражать удары юноши. Молодой воин тоже был утомлен, но бился все так же умело, как и в первые мгновения поединка. Наконец, он сделал обманный выпад, а потом нанес удар прямо в сердце старику. Вновь послышались удары барабана. В узком проеме появилась еще одна фигура в черных одеждах. В одной руке она держала факел, а в другой золотой кубок. Фигура приблизилась к юноше и протянула ему кубок. Молодой человек подошел к телу старика. Наклонившись, он перерезал ему артерию и подставил кубок.
   — Испей же кровь брата своего и стань сыном Вечной Матери, — приказала старуха.
   Юноша залпом выпил кубок и оттер тыльной стороной руки кровь с губ.
   Горбатая старуха скинула свой черный балахон, обнажив худое морщинистое тело. Редкие седые волосы свисали безобразными патлами. В темно-карих глазах отражался свет факелов. Юноша сделал шаг по направлению к старухе.
   — Теперь докажи, что достоин зваться мужчиной. Войди в меня, и ты станешь одним из Детей Великой Матери.
   Снова раздались звуки барабана, а люди в черных балахонах стали беспрерывно повторять одну и ту же фразу: «О, Великая Мать, мы все сольемся с тобой!»
 
   Селение светилось огоньками. Идти до него было недалеко. В голове еще гулял хмель от выпитого в башне вина, но это только бодрило. Над головой кричащими красками полыхало вечернее Небо. Но Тильво уже не было так страшно, как в те дни, когда он оставался наедине с ним. Теперь он многое знал и понимал, хотя полностью страх перед Небом не прошел.
   Селение оказалось довольно большим. Значит, и шансов, что его пустят на ночлег, гораздо больше. Тильво выбрал дом подобротнее и постучался в ворота. Залаяли собаки, послышался скрип открываемой двери и шаги.
   — Кого там Небо на ночь глядя принесло? — спросил хриплый мужской голос.
   — Я странствующий певец, ищу ночлега.
   — Певец, говоришь? — удивленно спросил голос.
   — Ну да! — Тильво улыбнулся.
   — А музыкальный инструмент у тебя какой-нибудь есть?
   — Дайла.
   — Это хорошо, — пробормотал голос за калиткой. — Погоди, я собак на цепь посажу.
   Тильво улыбнулся. Кажется, ему повезло. Когда удача приходит, нужно ловить ее обеими руками за хвост и не отпускать.
   — Сейчас, сейчас, — проворчал голос за калиткой, и послышался скрип отодвигающегося засова.
   Тильво открыл здоровенный бородатый мужик. Одет, правда, он был довольно хорошо. Возраст из-за практически полностью заросшего лица определить было очень сложно.
   — Действительно певец! — хмыкнул мужик, покосившись на висевший на плече Тильво чехол с дайлой. — Видно, Небо решило расщедриться. Понимаешь, свадьба у старшего сына. У нас в деревне один певец, Альвар Хромоногий. Он на цинтресе лабает хорошо. Да только вот беда: захворал он сильно. Как назло. Лежит, горячка у него. А больше играть на свадьбе и некому. И тут ты вдруг точно с Неба свалился! Меня Далар зовут.
   — Меня Тильво, — певец поклонился.
   — Значит, можешь сыграть на свадьбе-то?
   — А когда свадьба?
   — Послезавтра.
   — Да почему бы не сыграть? — пожал плечами Тильво.
   — Проходи, проходи.
   Тильво и Далар зашли во двор. Собаки, посаженные хозяином на цепь, перестали лаять и лишь поскуливали, обиженные тем, что их лишили вожделенной ночной прогулки.
   — Проходи в дом, — пригласил Далар Тильво. Домочадцы как раз собирались трапезничать. За большим столом собралась вся семья: хозяйка дома и двое сыновей. Младшему лет десять, а старший был ровесником Тильво, только в отличие от певца уже обзавелся довольно приличной бородкой. К тому же он весь пошел в отца: здоровый, широкоплечий детина.
   — Это Тильво, — Далар представил семье гостя, странствующий певец. Будет у тебя, Нарак, на свадьбе играть. Альвар неизвестно еще оправится ли к свадьбе.
   — А ты хоть слышал, как он играет? — с сомнением спросил Нарак.
   — Сначала гостя накормить надо, а потом он нам покажет свое умение.
   — Как скажешь, отец, — пробурчал сын.
   Далар и Тильво сели за стол, произнесли молитву Небу и принялись за еду. Тильво был не очень голоден. В башне он наелся до отвала. Поэтому ел, не торопясь, стараясь сохранить достоинство.
   — Ты не стесняйся! — улыбнулся хозяин. — Ешь, пей. — Он налил в глиняную кружку Тильво эля.
   Тильво улыбнулся. Хозяев обижать не стоило. После еды певец сам предложил что-нибудь сыграть. На деревенских праздниках ему приходилось выступать не раз, а песен он знал много. Некоторые даже и сам сочинял дорогой, когда делать было особо нечего, кроме как мерить шагами дорогу.
   Игра на дайле и песни пришлись хозяевам дома по вкусу. Уже после третьей песни малость подвыпивший хозяин хлопал в ладоши.
   — Молодец, Тильво! — Далар дружески хлопнул певца по плечу. Рука у хозяина была тяжелой. Тильво поморщился И кисло улыбнулся в ответ.
   С ночлегом, похоже, ему необыкновенно повезло. Да и подзаработает он малость. На свадьбу даже деревенский народ обычно не скупился. Конечно, деревенские медяки не чета господскому серебру. Но ему предстоит неблизкий путь, так что деньги будут очень кстати. Стоп! Тильво вдруг ошарашила довольно неприятная мысль. А собственно, где он? Ну, то, что в своей родной стране, это понятно. Люди в этом доме одевались и говорили так же, как на всем острове. Только вот куда именно его занесло? Спрашивать было глупо. Да и потом, могут чего доброго подумать что-нибудь не то. Но Тильво все-таки решился кое-что узнать.
   — Скажи, Далар, а нету ли где поблизости хутора?
   — Есть. А что?
   — Да вот смотрю, места вроде как знакомые, — соврал Тильво. — Гостил я тут недавно на хуторе. Забыл, правда, как хозяина звать.
   — Гильен его звать.
   Тильво еле сдержал улыбку. Значит, все складывается более чем удачно. Одэнер перебросил его почти до самой цели.
   — Нелюдимый этот Гильен. И сыновей своих в строгости держит. А так мужик работящий, — продолжал тем временем Далар. — Дочку его жалко. Слепая бедолажка уродилась. Кто такую в жены возьмет?
   — А далеко до хутора?
   — Не. Как из деревни выйдешь, севернее возьмешь, потом через большой ручей переберешься и хутор сразу увидишь.
   — Надо бы наведаться к нему.
   — Ну, что ж, наведайся. Только не забудь. Послезавтра тебе на свадьбе играть. Жить пока можешь у нас. Только не серчай, что на сеновале. У нас и так народу в доме полно. Еще невеста сыновняя жить будет. Что и говорить, новый дом ставить надо. Ладно. Спать пора.
   Заснул Тильво не сразу. Спать на сене ему было не привыкать, но в голове так и не разложилось на надлежащие полочки случившееся в башне Одэнера. Тильво прокручивал в голове вечер в компании хозяина дома и его семьи. Вроде все было так же, как и в те многочисленные разы, когда он так же искал себе ночлега. Вся его огромная память вроде бы оказалась где-то очень далеко. Словно услышанная от кого-то история жизни, причем рассказанная во всех подробностях. Но все-таки история. Пусть он и хорошо знал, что история эта приключилась именно с ним. Но он чувствовал и думал, а значит, и действовал как человек по имени Тильво, а не как бессмертный. Видно, его чувствам необходимо было какое-то время, чтобы свыкнуться с памятью. Ведь он живет всего лишь первую жизнь человека.
   Страшно подумать. Ему века. Куча лет. Тело не старело, но он выбрал путь человека. Тильво понимал, зачем это сделал. Понимал разумом. Но тело его протестовало. Оно не хотело стариться и умирать. Однако это будет очень и очень не скоро, а пока надо избавиться от Неба. «Какой же гад, — думал Тильво, — придумал это пророчество про слепую? Хорошо, если мне удастся вытащить ее на свадьбу. А если нет? Что мне, красть ее, что ли? Да потом тащить к этой дурацкой башне». Тильво вздохнул и перевернулся на другой бок. С этими невеселыми мыслями он и заснул.
   Разбудил его младший сын хозяина. Тильво встал, потянулся, позевал и поплелся завтракать. После завтрака он уже нацелился пойти на хутор к Гильену, но сообразил, что хозяин хутора вместе с сыновьями поутру наверняка ушел в поле. Соваться раньше, чем начнет темнеть, не было смысла. Делать было нечего.
   Между тем в доме царила суета. Начинались приготовления всяческих блюд, украшение дома и все то, что должно происходить в последний день перед свадьбой. На Тильво просто не обращали никакого внимания. Все ходили мимо него. Он было решил предложить свою помощь, но, похоже, деревенские и без него со всем прекрасно справлялись.
   Тогда Тильво побрел в сарай, подложил под голову свой дорожный мешок и попытался заснуть. Поворочавшись с боку на бок, певец понял, что заснуть ему не суждено. Тогда он сел, расчехлил свою дайлу и стал рассеянно перебирать струны. Инструмент, подаренный Людьми Леса, был, конечно, во много раз хуже, чем его сгоревшая черная дайла, но все-таки весьма приличным. Тильво взял высокий аккорд, и ему вдруг неожиданно захотелось петь на родном языке. Языке бессмертных. Теперь он понимал слова тех песен, которые пел. Это были песни на его стихи, которые он сочинял во времена своих тысячелетних странствий и битв. И они могли рассеивать Небо, но лишь на время.
   Тильво отложил в сторону инструмент и задумался. Может, пока нет хозяев, просто пойти и увести девушку с хутора? Как ее звали? Лайла, кажется. Все-таки почему он выбрал именно ее? Просто потому, что это была единственная слепая девушка, которую он встречал за последнее время? Возможно. Или все-таки рука провидения? Тильво не стал гадать. Он поднялся с сухой травы, положил дайлу в чехол и вышел на улицу. Найдя хозяина, он сказал, что идет на хутор к Гильену и его следует ждать или сегодня вечером, или завтра утром. Хозяин, раздававший в это время поручения своим домочадцам, лишь нехотя отмахнулся.
   Хутор Гильена Тильво узнал сразу. Правда, в прошлый раз он приближался к нему с другой стороны. Тильво подошел к калитке в воротах и постучал. Он уже однажды стучал в эти ворота, но это был совсем другой человек. Или все-таки тот же? Залаяли собаки. Послышался скрип открывающейся двери дома и звонкий девичий голос, успокаивающий собак.
   — Кто там?
   — Это я, Лайла. Певец Тильво.
   — Тильво!!! — воскликнула девушка. — Откуда ты в наших краях?
   — Ну, я же обещал вернуться. Шел мимо, вот и решил тебя навестить.
   — Подожди, я сейчас открою.
   Тильво терпеливо ждал, пока Лайла откроет дверь.
   Наконец послышался скрип отодвигаемого засова, и Тильво увидел девушку. Она была все такая же, как и в день их встречи. Длинные прямые черные волосы распущены и ниспадают до плеч, чуть заостренный носик и остренький подбородок. Вообще, если бы она не была одета в деревенский сарафан, то ее можно было бы принять за благородную. Может, так оно и было? И она вовсе не дочка хозяина хутора, а какого-нибудь заезжего рыцаря. Этого теперь никто не узнает.
   Тильво боялся смотреть Лайле в глаза. У слепых они действительно были страшными. Но певец набрался храбрости и посмотрел. Посмотрел и не отвел взгляд: у Лайлы были самые обычные глаза. Казалось даже, что они внимательно изучали Тильво. Певца даже на минуту посетила сумасшедшая мысль: может, она и не слепая вовсе? Тильво поднял ладонь и быстро помахал перед глазами девушки. Зрачки никак не отреагировали.
   — Что вы стоите на пороге, сударь?
   — Нет. Ничего. Все нормально.
   — Тогда проходите в дом.
   Тильво заметил, что Лайла прекрасно обходится без палки, просто идет, чуть выставив руки вперед. Они вошли в горницу. Лайла присела на скамью. Тильво при мостился рядом.
   — Вы не голодны, сударь?
   — Слушай, называй меня просто Тильво. Я уже жалею, что в прошлый раз рыцарем назвался.
   — Ладно, Тильво. Так где ты был все это время?
   — Так, странствовал, — пожал плечами Тильво, — пел.
   — Расскажи мне о других краях, а то я сижу дома и нигде не бываю.
   — Ну, этому горю легко помочь. Тут деревня недалеко. Я подрядился там на свадьбе петь. Хочешь, мы вместе пойдем, а потом я тебя обратно домой отведу?
   — Не знаю даже, — видно было, что Лайла немного заволновалась, — мне бы очень хотелось пойти. Да вот отец, боюсь, не отпустит…
   — Со мной-то? — усмехнулся Тильво, а сам подумал, что девушка права.
   Какое-то время они просто сидели молча. Лайла думала о своем, Тильво о своем.
   — Но тебе хочется пойти?
   — Хочется, — вздохнула девушка. — Я вообще никуда, кроме двора, не выхожу. И замуж меня никто не возьмет. Кому нужна слепая?
   — Ну, ты очень милая девушка, — пробормотал Тильво.
   — Я не видела себя никогда. Поэтому мне даже трудно судить, врешь ты или нет. Вдруг к тому, что я слепая, я еще и уродина.
   — Нет, — Тильво положил руку на плечо девушке, — поверь, я много видел девушек и женщин. Благородных и простых. Ты очень симпатичная.
   — Правда?
   — Конечно. — Тильво был рад, что хоть в этом ему не пришлось врать.
   — Но я ничего не умею делать по дому. Кому я такая нужна?
   Тильво поморщился. Он не знал, как бы сам себя вел в подобной ситуации, если бы был слепой от рождения, а значит, живущий лишь из сострадания ближних.
   — Кто-то кому-то обязательно нужен. Человек это половинка скорлупки ореха. Он ищет другую половинку скорлупки, а когда они соединяются, внутри начинает зреть ядро. Это ядро — новая жизнь.
   — Хочешь сказать, что я встречу кого-нибудь, кто сможет меня полюбить, и я смогу от него зачать дитя?
   — Кто знает, может, все так и будет.
   — Нет! — Лайла неожиданно вскочила с лавки. Кулачки ее были сжаты, губы превратились в тонкую ниточку. — Ты обманываешь меня, певец.
   По лицу девушки покатились слезы.
   — Не плачь. — Тильво встал и, подойдя к девушке, обнял ее за плечи. — Я не хотел тебя обидеть.
   — Ты не виноват, — всхлипывая, сказала Лайла. — - Видно, мои родители чем-то прогневались перед Небом, а я их грех своей слепотой и искупаю. Так говорил один странствующий Слуга Неба, когда был у нас в доме.
   Теперь настала очередь сжать кулаки Тильво. «Ублюдки! Никто не несет ответственности за чужие грехи. Никто! Только сам человек. И отвечает он не перед каким-то чудовищем, возомнившим себя всесильным, а перед Дай-мэ-раком, Творцом Великой Игры». Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, Тильво успокоился. Он подошел к всхлипывающей девушке и положил руку ей на плечо.
   — Не плачь. Хочешь, я тебе что-нибудь спою?
   — Хочу.
   — Только ты не плачь.
   — Хорошо.
   Тильво расчехлил инструмент. Затем присел на скамью и стал его подстраивать. Лайла тоже уселась рядом с певцом.
   — Не плачь, — еще раз сказал Тильво, взяв первый аккорд.
   Затем он сыграл веселую кабацкую песенку, которую обычно исполнял под стук кружек с элем. Но девушка не повеселела. Правда, плакать она перестала.
   — Вот еще. Слушай, — Тильво заиграл, затем вдохнул полной грудью и запел. Запел на своем родном языке.
   Это было глупо. Все равно слепая девушка ничего не увидит. Но, повинуясь какому-то странному наитию, Тильво пел на языке бессмертных.
   — Что это за язык? — спросила Лайла.
   Тильво продолжал играть и петь. В мутные окна, затянутые бычьем пузырем, стал проникать тусклый свет. «Жаль, что этого не видит Лайла. С другой стороны, она и Неба-то этого проклятого никогда не увидит».
   — Тильво! — Крик был настолько громким, что Тильво тут же замолчал. — Я вижу, Тильво! Стол! Скамьи! Пол! Я вижу!!!
   Тильво вскочил с места, будто его укололи иглой, и тут же подбежал к Лайле.
   — Правда? Видишь? И меня?
   — Да! Тебя вижу! Ты симпатичный, — Лайла улыбнулась.
   — Как ты можешь судить? Я же первый мужчина, которого ты увидела, — усмехнулся Тильво.
   — Действительно, — нахмурилась Лайла. — Пошли на улицу. Я хочу посмотреть на Небо.
   — Чего на него смотреть? — пробурчал Тильво.
   — Пошли, — Лайла улыбнулась. Глаза у нее сияли.
   Они вышли во двор. Небо темнело. Его расчертили фиолетово-багровые разводы. Надвигался ночной мрак.
   — Ой! — воскликнула. девушка. — А мои родичи мне не так Небо описывали. Оно совсем не страшное. Красивое!
   — Да уж, — пробурчал Тильво.
   — А что это за огонь в Небе? Такой яркий, и он вроде как опускается вниз за лес. Ведь это лес?
   — Лес. — Тильво побледнел. — Ну-ка опиши еще раз, что ты видишь?
   — Вижу светлое. Дальше за лесом чуть темнее. Там огонь горит. Такой яркий. Он за лес опускается.
   Тильво побледнел. Она видела. Слепая видела! Она теперь видит, даже когда он не поет. Певец сам мог наблюдать только багрово-фиолетовые кривые линии на чернеющем Небе, а Лайле улыбалось заходящее солнце.
   — Невероятно! — только и мог сказать Тильво.
   — Я вижу! Ура! Теперь меня возьмут замуж!
   Тильво одолевали смешанные чувства. С одной стороны, он вернул девушке зрение. В этом был какой-то знак проведения. Не иначе. Но теперь она не слепая и безумца никуда не поведет. Это ясно. Теперь она выйдет замуж за какого-нибудь деревенского парня и нарожает кучу детей.
   — Пошли в дом, Тильво! Я хочу все осмотреть. Я ощупывала здесь каждый шаг, но не видела. Очень интересно посмотреть.
   Они вошли в дом. Лайла стала бегать вокруг, все разглядывать и ощупывать.
   — Как здорово! Ты, наверное, послан мне самим Небом!
   — Нет! — словно отрезал, сказал Тильво. — Я послал не Небом. Я послан против Неба.
   — Против! Как это?
   — Все это трудно объяснить. Давай сядем. — Тильво уселся на лавку, Лайла села рядом с ним, заглядывая ему в глаза.
   Взгляд бывшей слепой девушки был настолько пронзителен, что Тильво опустил глаза. «Странно, подумалось ему. — Я бессмертный и боюсь смотреть в глаза обычной девушке».
   — Так что ты мне скажешь, певец Тильво?
   — Понимаешь, то, что ты видишь, — это не Небо.
   — Как это?
   — Вернее, это небо, только настоящее небо. Понимаешь, там есть светила. Солнце, луна, звезды. Есть восход и закат. Небо пришло потом. Ты видишь мир таким, какой он был до Неба.
   — Разве Небо не было всегда?
   — Нет.
   — Странно. А ведь Слуга Неба говорил: «Сначала было Небо вечное и предвечное…»
   — Он врал.
   — Ты откуда знаешь?
   — Знаю. Верь мне.
   — Верю, Тильво. Ты дал мне зрение. А что это за язык, на котором ты пел?
   — Это вечный язык. На нем говорят те, кто построил этот мир. Их звали боги, или учителя.
   — Учи-те-ля… — Лайла произнесла это слово нараспев. — А разве не Небо создало людей?
   — Нет.
   — А откуда ты знаешь язык учителей?
   — Я знал одного из них. Последнего, кто остался в этом мире. — Тильво не хотелось говорить, что он сам бессмертный. Но и врать тоже не хотелось. Особенно глядя в эти пронзительные серые глаза Лайлы.
   — Значит, то, что я вижу, — это не Небо?
   — Да.
   — А какое оно, Небо?
   — Страшное. Я сам его боюсь. — В этом Тильво опять же не лгал.
   — Но почему я вижу не как все?
   — Этого я не знаю.
   Лайла ошалело оглядывала все по сторонам, спрашивая, правильно ли она называет предметы. Тильво как мог помогал ей. Затем она снова вышла во двор, чтобы рассмотреть своих собак. Тильво не пошел за ней. Теперь она самостоятельная. Пусть при выкает.