— Лучше тебе было оставаться внутри… — начал Бротемериус.
   — Тише, смотрите. Нет, вы только посмотрите. Взгляды посвященных утопали в черном полотне Неба, усеянного тысячами ярких разноцветных огоньков. Бротемериусу показалось, что он буквально тонет в этом безбрежном море огней. Он посмотрел на Иеронимуса и прочитал то же самое в его взгляде.
   — Я чувствую себя ребенком, прячущим от других великолепную яркую игрушку, — сказал Иеронимус.
   — Может быть, другие дети пока не готовы ее увидеть, — ответил другой посвященный.
   — Может быть.
   Внезапно музыка оборвалась, и темнота стремительно обрушилась на головы посвященных. Мир снова стал унылым и пустым.
   — Скажите, а что это за огни? Откуда они? — спросил Тильво.
   — Древние говорили, что это свет других миров.
   — Миров? — удивленно переспросил Тильво.
   — Да, наш мир не единственный. По крайней мере так говорили учителя, — ответил Иеронимус.
   — Тогда я хотел бы посмотреть, что там, вдалеке среди темноты. Так бы хотел посмотреть.
   — Кто знает, может, именно туда раньше уходили души людей, пока не пришло Небо. Кто знает… А сейчас пора спать, Тильво. Нам с Иеронимусом надо рано вставать. Мы как раз пришли вовремя. Завтра начинается Большой совет посвященных.
   Они еще какое-то время постояли на улице, а затем разошлись по комнатам. Засыпая, Тильво представил, как поднимается все вверх и вверх и летит навстречу разноцветным огням в небе.

ГЛАВА III

   «Целый день сегодня прошел совершенно бездарно, — размышлял вслух Сын Неба. — Если так будет продолжаться и дальше, то я никогда не смогу написать эту проклятую книгу».
   Он сидел за массивным дубовым столом, и перед ним лежал чистый лист пергамента. Сын Неба задумчиво кусал кончик пера. Настроение у него было омерзительное. Все началось еще со вчерашнего совета. По дороге в зал совещаний он уже заранее представлял ненавистные взгляды, которые будут бросать друг на друга самые высшие чины Небесной обители. Каждый стремился урвать кусок побольше и пожирнее. И у многих из них, а в этом Сын Неба был уверен наверняка, не раз уже возникало желание подсидеть его самого. Он всегда удивлялся их глупости и мелочности. Неужели, пройдя по трупам на самый верх, они решили, что теперь наконец-то можно расслабиться? Нет уж, когда он был на их месте, то на подобных советах постоянно следил не только за каждым своим словом, но и за каждым жестом, за каждым движением своих бровей. Чтобы никто не смог догадаться, что же на самом деле у него на уме. А эти.
   Их лица можно было читать, словно открытые книги. Глупо, очень глупо. И потом, с чего они решили, что, играя по правилам «каждый сам за себя», можно в этой жизни чего-нибудь добиться. Но, с другой стороны, так ими легче всего управлять. Хотя мысль о том, что дело всей его жизни не на кого будет оставить, внушала ему постоянные опасения. Но это все потом. Успеть бы книгу написать, может, еще не хуже Ранде получится.
   «Сегодня целый день пробегал как белка в колесе. Туда-сюда. Пир у одного, рождение у другого, похороны у третьего. И как назло все мероприятия важные и без присутствия самого Сына Неба ну никак. Эх, Небо побери всех этих господ да и самого нашего сиятельного короля. Делами Небесной обители заняться некогда. Все, в следующий раз буду кого-нибудь по моложе посылать. Мне скоро шестьдесят, и я не хочу угробить здоровье на бесконечных пьянках».
   Он не считал себя особенно старым, даже смотря по утрам в зеркало на свое осунувшееся от бессонницы лицо, испещренное морщинами. Он старался не думать, что вскоре ему настанет пора отправляться на Небо, которому он так долго служил. Сын Неба… У него теперь даже нет нормального имени, хотя это беспокоило меньше всего. Пожилой мужчина с усталым лицом, облаченный в оранжевую тунику, отороченную золотом, горестно вздохнул и хотел уже обмакнусь перо в чернильницу, когда в дверь раздался еле слышный стук.
   — Войдите! — проворчал Сын Неба.
   Дверь бесшумно приоткрылась. В кабинет к Сыну Неба вошел невысокий человек. На вошедшем был серый плащ. Да и весь он был какой-то неприметный. Волосы коротко острижены, небольшая бородка и усы. Если такого встретишь в городе, то не обратишь на него особого внимания.
   Взгляд вошедшего встретился со взглядом Сына Неба. Не многие могли выдержать этот взгляд. Вошедший мог. Он смотрел в глаза Сыну Неба, кривя губы в усмешке.
   — Все узнал, Рандис?
   — А как же иначе?
   — Все так, как ты и говорил?
   — Да. Он может пронзать Небо.
   — Ты видел сам?
   — Видел. — Рандис перестал улыбаться.
   — И на что это похоже? — Сын Неба потер гладко выбритый подбородок.
   — Страшно, — прошептал Рандис.
   — Мечу Неба… Воину моей тайной гвардии было страшно? Ты не преувеличиваешь? А, Рандис?
   — Нет Неба. Словно сотни маленьких костров горят во тьме. И еще желтый полукруг.
   — Ты же читал древние книги и знаешь, что так было раньше.
   — Умом я понимаю, а чувствами нет.
   — Тебя же учили, Рандис, что у Меча Неба не должно быть никаких чувств.
   Рандис поморщился.
   — Что он делал? Этот певец произносил какие-то заклинания или что-нибудь в этом роде?
   — Все было, как и в прошлый раз. Он просто пел на неведомом языке.
   — Ты уверен, что он вообще человек?
   — Я же докладывал вам, ваше святейшество.
   — Знаю. Ты был в доме, где он родился?
   — Был. Я одного понять не могу, ваше святейшество…
   — Что? Убил бы его давно, да я не позволяю.
   — Читаете мои мысли.
   — А что тут читать? Мечам Неба должно следить за безопасностью, что вы и делаете. Я думал, Рандис. Много думал. Видно, то, что он пришел в Терик, — это судьба. Певец должен умереть здесь.
   — У нас было столько возможностей…
   — Знаю я, — Сын Неба раздраженно махнул рукой, — зло нельзя изучать, иначе можно слишком сильно им проникнуться. Его надо уничтожать. Теперь с ним посвященные, и это осложнило задачу. Я пока не могу тебе всего открыть, но мне сейчас очень невыгодно лишний раз провоцировать посвященных. В смерти певца Небесную обитель не должны заподозрить. Не мне тебя учить, как это сделать.
   — Я лично займусь этим.
   — Иди, Рандис, иди.
   Сын Неба вздохнул. Он с тоской посмотрел на чистый лист пергамента. Глупо, очень глупо себя обманывать: когда ты полностью слился с Небом, то уже ничего не сможешь сотворить. А в душе чувствуется страшная гнетущая пустота и полная апатия ко всему. Видимо, Небо уже заждалось.
 
   Проснувшись, Тильво тут же встал с постели и, посмотрев в окно, грустно вздохнул. На улице уже давно был день. Посвященные говорили, что уйдут на Совет чуть только начнет светлеть. Тильво зевнул, потянулся и стал не спеша одеваться. Комнатка ему досталась очень маленькая. В ней умещалась лишь кровать да большой сундук, на котором запросто можно было тоже кому-нибудь лечь.
   Вещей у Тильво имелось немного. Дайла стояла прислоненной к кровати, тут же валялся заплечный мешок с нехитрыми пожитками, одежда небрежно кинута на сундук, а на спинке кровати висела перевязь с мечом. Тильво прошлепал по холодному полу к сундуку и Увидел клочок пергамента, лежавший поверх одежды. По его лицу невольно пробежала улыбка. «Все-таки не забыли прийти попрощаться». Посвященные с их вечной корректностью не стали будить друга, а лишь оставили ему записку. Впрочем, и в этом не было уж такой большой необходимости. Но кто знает, чем кончится новый день? Тильво взял записку и, присев на кровать, Начал ее читать. Каждая буква была выведена с поразительной тщательностью и изяществом. Певец в который раз восхитился своими друзьями…
 
   «Тильво! Мы не хотели будить тебя ранним утром, потому что ты очень крепко спал. Но тем не менее считаем своим долгом уведомить тебя, что мы уходим на Совет. Если в наших судьбах ничего не успеет кардинально поменяться, то предлагаю встретиться в этой гостинице вечером и выпить эля, который нам вчера так пришелся по душе. с уважением,
   Иеронимус и Бротемериус.
 
   P.S. Иеронимус подал мне весьма здравую идею. Похоже, его доводы звучат не слишком убедительно, но у меня на душе тоже какое-то странное предчувствие. В кармане своего плаща найдешь небольшой флакончик. Это средство от всех наиболее распространенных ядов. Срок действия — половина суток. В это время любой яд, попавший в организм, уничтожается. Применяй по своему усмотрению.
   Бротемериус».
 
   Тильво, не долго думая, залез в карман плаща и действительно нашел там совсем маленький стеклянный пузырек с изумрудного цвета жидкостью. Ему уже приходилось слышать об этом почти легендарном средстве. Секрет его изготовления знали только посвященные. И цена соответственно была высока даже для весьма состоятельных людей. Но благородные господа не скупились на это средство, потому как отравления на пиру были делом частым.
   Конечно же, очень просто незаметно повернуть камень в перстне и высыпать яд в кубок весьма захмелевшего соседа. Особенно же актуальным снадобье становилось тогда, когда тебя из подозрения первым просили выпить из кубка. Но все же это было полулегендой, и не все верили в чудодейственность снадобья, продолжая скоропостижно умирать на пирах. Да и не так просто было его купить, для этого необходимо было сделать заказ за десять лет. Ибо делался эликсир на основе пыльцы цветка, который рос высоко в горах на севере острова, а чтобы снадобье действительно сработало, пыльцу нужно было собирать ночью в точно определенное число, которое выпадало один раз в десять лет.
   Подарок был действительно весьма щедрым. Видимо, Бротемериус отдал свой личный пузырек, рискуя собственной жизнью. Но подарки посвященных категорически нельзя возвращать, поскольку для них это всегда было смертельной обидой. Тильво долго крутил в руках пузырек, затем, не выдержав, отвинтил крышку и понюхал. Тягучая, словно кисель, жидкость изумрудного цвета ничем не пахла. Тильво завинтил крышку и убрал пузырек, но не туда, куда положили его сначала посвященные, а в потайной карман, сделанный в подкладке плаща. Затем он оделся, нацепил перевязь с мечом, закинул за спину чехол с дайлой и вышел из комнаты.
   Спускаясь по лестнице вниз, Тильво уже почувствовал запах яичницы с ветчиной. Это было одно из фирменных блюд «Пропащей души» яичница с двумя желтками в форме глаз и белок в форме черепа, с множеством вкраплений маленьких кусочков ветчины. Как удавалось Бромиру поджарить яичницу таким способом, было не важно. Главное заключалось в том, что сало на зажарку он никогда не жалел. Причем далеко не самое плохое. Вкус получался просто отменный, если же добавить горбушку свежеиспеченного хлеба и подрумяненный в масле зеленый горошек, то блюдо становилось просто изумительным. А уж запах можно было учуять даже на соседней улице.
   За столиками сидело только двое. Оно и понятно: завсегдатаи сейчас на работе. Основной контингент «Пропащей души» — это ремесленники и мелкие купцы из соседних кварталов. Всяческие творческие личности, о которых упоминал Тильво прошлым вечером, появлялись, как правило, глубокой ночью, остальное время проводя на пирах и представлениях, развлекая публику. Хлеб у них был тяжелый. Может быть, даже и похлеще, чем в кузне молотом стучать, поэтому, приходя в гостиницу, они, особенно не засиживаясь в зале, брели к себе спать. А всяческим ремесленникам после не менее тяжелого денька только языком почесать, да и то недолго, потому как вставать рано и снова за работу. Ну а ранним утром точно уж редко кого встретишь даже из постояльцев. Актеры и певцы обычно спят до позднего утра, восстанавливая силы перед новым ночным представлением.
   Тильво взглянул на девушку и молодого человека, сидящих как раз за тем столиком, за которым вчера он ужинал с друзьями. И тут же вспомнил про двух не то циркачей, не то комедиантов, о которых вчера болтал Бромир. На вид им обоим было не больше двадцати пяти. На первый взгляд трудно было сказать, кто перед ним: муж и жена или брат с сестрою, поскольку в их внешности была некоторая схожесть. Что-то неуловимое в красивых чертах лица, в движениях говорило в пользу того, что они брат и сестра. Однако смотрела парочка друг на друга отнюдь не по-родственному. Казалось, что они могут вот- вот испепелить друг друга своими взглядами, но вместе с пылким чувством в них читалась нежность, искренность и понимание. Они завтракали и о чем-то тихо беседовали, постоянно улыбаясь. Тильво сначала не хотел нарушать идиллию, но потом ему вдруг отчего-то захотелось с ними познакомиться.
   Конечно же, причина была довольно проста. За долгое время путешествия с посвященными он почти полностью отвык от одиночества. Певец подошел к столику, но пара его, казалось бы, не замечала. Тогда Тильво решил честно спросить:
   — Извините, могу ли я составить вам компанию?
   — Да, пожалуйста, — улыбнулась девушка.
   — Конечно же, — с той же совершенно неподдельной искренностью ответил молодой человек.
   Тильво взял табурет от соседнего столика и присел рядом с ними.
   — Позвольте представиться, — начал он разговор, — меня зовут Тильво, Я бродячий певец.
   — Я Тэли, — все так же добродушно улыбаясь, сказала девушка, — а это мой муж — Эльвин, а вместе мы бродячий кукольный театр. Вообще-то нас было трое, но мой отец умер. — При этих словах девушка тихо вздохнула. Но тут же улыбка снова вернулась на ее лицо. — Однако не будем о грустном. Мы с мужем в какой-то степени ваши коллеги.
   — Давай перейдем на «ты». А то, что мы коллеги, это точно, и общее у нас хотя бы дорога.
   — Хорошо сказано, — вступил в разговор Эльвин.
   — Да, по долгу нашего нелегкого ремесла приходится скитаться из города в город, чтобы хоть как-то свести концы с концами. Я пою, вы с помощью своих марионеток рассказываете людям сказки. А вместе мы делаем одно общее дело: пытаемся сделать людей добрее.
   — Это трудно, — вздохнул Эльвин, — трудно найти среди толпы тех, кто бы понимал тебя. Но все же посеянные семена когда-нибудь взойдут.
   — Я вижу, вы нашли друг друга, — звонко засмеялась девушка. — Мой муж очень любит философствовать.
   — Да, однако не так уж легко это делать на голодный желудок, — пытаясь состроить грустную мину, сообщил Тильво. — Хозяин! — закричал певец.
   — Не глухой, — раздался ворчливый голос Бромира у него прямо за спиной. — Вот твой завтрак, Тильво.
   Голос у хозяина был совершенно заспанный. Видимо, певец и посвященные своей затянувшейся ночной трапезой так и не дали ему нормально поспать. Он поставил перед Тильво тарелку и удалился. Троица проводила его серьезными взглядами, а потом прыснула от смеха.
   — Вы давно в городе? — решил продолжить разговор Тильво.
   — Мы только вчера вечером приехали и так устали с дороги, что сразу же без сил повалились спать.
   — Мы тоже только вчера за полночь добрались до гостиницы.
   — Ты был не один? А где сейчас твои друзья? — спросила девушка.
   — Не будь такой любопытной, Тэли, — стараясь выглядеть суровым, сказал Эльвин.
   — Секретов у меня нет. Пришел я с двумя своими друзьями. Они оба посвященные. Сегодня у них начался Совет. Они ушли на него рано утром.
   — Ой, как интересно! — восхитилась Тэли.
   — Ничего интересного, — проворчал Эльвин. — Вот превратят тебя во что-нибудь за излишнее любопытство, тогда будешь знать.
   Девушка чуть-чуть обиженно посмотрела на него исподлобья, и Эльвин смущенно потупился. «Ведут себя совсем как дети, — промелькнуло в голове у Тильво, — а может, это и хорошо?»
   — На самом деле посвященные очень милые люди и просто так никого ни во что не превращают.
   — Да, мы-то понимаем, что это все байки: про то, как они кровь младенцев пьют. У нас даже есть марионетка злого колдуна, который похищает прекрасную принцессу… — Эльвин осекся на полуслове и вопросительно посмотрел на жену.
   Тэли, видимо, поняла, о чем хотел сказать ее супруг, и продолжила за него:
   — Понимаешь, Тильво, когда умер мой отец, все пошло как-то не так. Дело в том, что он очень любил импровизировать и даже самая банальная сказка заканчивалась у него не совсем обычно. И никто, даже мы, не знали, чем все кончится на этот раз. Он был великий мастер своего дела, — Тэли глубоко вздохнула, но мы были тогда поглощены любовью и почти ничего не замечали, ничему у него не учились.
   Эльвин обнял ее за плечи и прижал к себе. Она уткнулась ему лицом в грудь. Тильво вдруг почувствовал, что он здесь лишний, и хотел было уйти.
   — Вот видишь, цветочек, мы смущаем нашего нового друга, успокойся, — сказал Эльвин. — Тильво, если ты не сильно спешишь, то прошу, посиди еще с нами. — Так, значит, у вас проблема с импровизацией?
   — В не котором роде да. Хотя народу в принципе все равно, на что глазеть, но нам самим уже надоело, когда храбрый рыцарь вечно освобождает от колдуна или дракона принцессу.
   — А что, если все поменять местами? — спросил Тильво, сам удивляясь, откуда у него появилась подобная мысль. — Марионеток у вас немного, но у них могут меняться характеры.
   — Рыцарь — ведь он везде рыцарь, а колдун, он же Не настоящий, а сказочный. А в сказках колдуны всегда злые. Да, насчет новых кукол стоит подумать, Тэлин отец… — Он вдруг осекся, понимая, что может опять огорчить девушку.
   — А как вам идея о капризной принцессе, которая так достала злого колдуна, что он чуть ли не сам отдает ее рыцарю?
   — А рыцарь вообще не ее шел спасать, а за сокровищами, — продолжил Эльвин.
   — Фи, — скривилась Тэли, — это какая-то злая сказка получается.
   — Все наша жизнь — это злая сказка, чудеса есть, но мало кого они делают счастливыми, — усмехнулся Тильво.
   — Мы попробуем, как ты говоришь, изменить характеры героев, может, что и выйдет из этого, спасибо тебе за совет, Тильво. Приходи на наше представление сегодня вечером.
   — Да, мы были бы очень рады, — ласково улыбнулась Тэли. — Мы даем его сегодня вечером на рыночной площади. Даже у храма официальное разрешение получили.
   — Дав взятку, — добавил Эльвин, — хотя в нашем репертуаре нет ничего предосудительного.
   — А когда вы уезжаете из города?
   — Завтра утром, наверное. Мы вообще-то хотим податься в Итарк, там у Эльвина тетка живет, и мы планировали у нее какое-то время погостить.
   — Ну что ж, думаю, до вашего отъезда мы еще увидимся.
   — Надеюсь, — улыбнулся Эльвин.
   — На самом деле мне пора, у меня есть кое-какие дела в городе.
   — Что ж, удачи, Тильво, — сказали муж и жена почти в один голос.
   Он шел по улице, стараясь внимательно смотреть по сторонам. Даже нечаянно брошенный взгляд на Небо мог запросто испортить отличное после знакомства с этой милой парочкой настроение. Город уже давно очнулся ото сна и кипел своей обыденной жизнью. Неподалеку от гостиницы располагался квартал кузнецов, и оттуда уже раздавались громкие звуки ударов молота о наковальню и звон металла. По улице туда-сюда сновали ватаги мальчишек, еще не доросших до того, чтобы стать чьими-нибудь подмастерьями. Повсюду были слышны голоса и ругань.
   Город постепенно расправлял затекшие ото сна конечности, и его веселый гул постоянно нарастал. Вот по улице прошлепала старая, уже согнутая жизнью торговка рыбой с пустой корзиной. Догадаться, что она торгует именно рыбой, было совсем несложно. Словно шлейф, за ней волочился уже безнадежно въевшийся ей в одежду, волосы и кожу запах рыбы. Она направлялась в порт, чтобы купить у рыбаков утренний улов, а затем чуть дороже продать его на рынке.
   Много разнообразного народа встречал Тильво на своем пути, и чем ближе он подходил к центру города, тем гуще становилась толпа. Мелкие торговцы с большими коробами, важные толстые купцы с юга в снежно-белых чалмах, напыщенные рыцари, ревущие на каждом шагу: «Расступись!» Вот в толпе промелькнул важно задирающий нос подмастерье в латаном-перелатаном фартучке, видимо, посланный мастером на рынок за вином, чтобы лучше спорилась работа. А этот юноша, нервно озирающийся по сторонам, явно местный воришка, присматривающий очередную жертву, а вернее — ее кошелек. Встретился певцу даже северянин. Вот уж действительно загадочные люди! Он был одет в кожаный доспех с нашитыми на него металлическими пластинами, а на поясе у него висел широкий одноручный меч. Длинные рыжие волосы, заплетенные в толстую косу, свисали до пояса. Северянин старался напустить на себя свирепый вид, но, видимо, уже успел забежать в какую-нибудь таверну и пропустить несколько кружек знаменитого терикского эля. Потому взгляд у него был веселый, особенно когда он засматривался на какую-нибудь хорошенькую служанку, которая, потупив глазки, с корзинкой в руках спешила на рынок.
   Тильво улыбнулся.
   Пройдя через рыночную площадь, Тильво вышел к храму Неба. Обойти его не представлялось никакой возможности, поскольку путь в кварталы богачей лежал через Храмовую площадь. Проходя мимо, Тильво В который уже раз в свое и жизни взглянул на эту поражающую воображение махину. Перед глазами словно ожила та страшная сказка, которую он так боялся в детстве: огромный великан вступил в город, просто перешагнув через крепостную стену.
   Он шел, оставляя за собой руины, и люди в ужасе разбегались в разные стороны. Храм действительно напоминал гигантских размеров чудовище: мраморные стены были его плечами, а огромный позолоченный купол походил на шлем. Вход же напоминал ненасытный зев, ведущий в вечно голодную утробу. Храм возвышался над городом, показывая всем своим видом, что он здесь хозяин и каждый, кто смотрит на него снизу, в его власти. Видимо, архитектор всеми силами старался, чтобы его творение внушало неподдельный ужас каждому, стоящему рядом с ним. Никакого благоговения и радости, только безумный непередаваемый ужас от мысли, что великан может в любой момент обрушить на тебя свою гигантскую стопу.
   Тильво невольно поежился и ускорил шаг, стараясь как можно быстрее пройти мима храма. Наконец, миновав Храмовую площадь, Тильво вошел в богатый квартал. Улицы здесь были не в пример чище. Иметь дом в столице могли себе позволить немногие. Поэтому особняки щеголяли друг перед другом размерами и помпезностью. Тильво уже собирался постучаться в ближайший особняк, как вдруг почувствовал, как за ним кто-то наблюдает. Оглядевшись по сторонам, певец никого не обнаружил.
   Тильво собрался было идти дальше, когда услышал у себя над головой карканье. Задрав голову, певец увидел сидящего на перилах балкона ворона. Казалось, птица пристально изучает стоящего внизу человека. Тильво усмехнулся и хотел было идти дальше. Но, едва сделав шаг, он тут же опять услышал громкое карканье. Певец остановился.
   Что-то в этом вороне было не так. Тильво думал об этом, разглядывая птицу. Во-первых, ворон был намного больше своих сородичей. К тому же певцу очень сильно не нравилось, как птица смотрит на него. Взгляд ворона буквально обжигал. Однако Тильво чувствовал, что птица не настроена враждебно.
   — Ну, и что ты хочешь от меня? — спросил Тильво.
   — Кар! — ответил ворон и забил крыльями.
   Тильво пожал плечами.
   — Если бы я знал язык птиц, то обязательно ответил бы тебе.
   — Кар! — ответил ворон и, взмахнув крыльями, спланировал на мостовую.
   Теперь Тильво отделяло от птицы всего два шага.
   Ворон был действительно огромных размеров. «Старый, наверно, — подумал Тильво. — Вороны, говорят, по сто лет живут». Тильво сделал шаг в сторону птицы, ворон не улетал. Он подошел вплотную и, при сев на корточки, посмотрел на птицу. Ворон склонил голову набок.
   — Может быть, ты ручной? — сказал Тильво и, встав, вытянул перед собой руку. Ворон проигнорировал движение певца и, отвернувшись, начал чистить перья.
   — Ну и ладно, — проворчал Тильво и сделал попытку обойти птицу.
   Ворон взлетел и приземлился шагах в пяти от певца. Тильво подошел поближе. Ворон снова отлетел на несколько шагов и приземлился.
   — Послушай, у меня нет времени играть с тобой. Проваливай!
   — Кар!
   Тильво наклонился, ища на земле подходящий камень. Он хотел лишь напугать птицу. Заметив его движение, ворон взлетел и стал кружить над головой Тильво.
   Что-то здесь было не так. Тильво решил не мучить себе догадками, а идти дальше. Тем временем ворон перестал кружить и снова уселся на мостовую. К Тильво закралась весьма странная мысль: «Что, если это не простой ворон? В жизни существует множество вещей, о которых даже не подозреваешь».
   — Может, ты меня о чем-то хочешь предупредить? — спросил Тильво у птицы.
   Ворон захлопал крыльями и начал каркать.
   — Подожди, дай я угадаю. Ты мне что-то хочешь показать?
   Ворон взлетел и, описав круг над головой Тильво, не торопясь, полетел вперед. Тильво ничего не оставалось, как идти вслед за вороном. Певец прошел два квартала вслед за птицей. Здесь улица разветвлялась. Тильво хотел идти прямо, но ворон, недовольно каркнув, покружил над головой Тильво и полетел вправо. Певец пожал плечами и последовал за птицей.
   Идя вслед за вороном, Тильво прошел несколько богатых кварталов, а затем здание терикского университета. Затем птица повернула налево и, пролетев еще один квартал, уселась на мостовую. Отдышавшись от быстрой ходьбы, Тильво огляделся. Слева был особняк, принадлежавший купеческой гильдии, а напротив, на другой стороне улице, высилось трехэтажное здание библиотеки.
   — Ну и куда дальше? — спросил Тильво у ворона.