Страница:
раввинатом обладал полнотою власти, и этой властью он нередко злоупотреблял:
расхищал общественные средства, попирал права бедных людей, неправильно
налагал подати, мстил личным недругам"100. В конце XVIII в. один из
губернаторов присоединенного к России края писал в докладной записке:
"раввин, духовный суд и кагал, "сопряженные между собою тесными узами, имея
все в своей силе и располагая даже самою совестью евреев, владычествуют над
ними совсем отделенно, без всякого отношения к гражданскому начальству""101.
А когда как раз в XVIII веке в восточно-европейском еврействе
развилось, с одной стороны, сильное религиозное движение хасидов, а с другой
стороны, началось просветительное движение Моисея Мендельсона к светскому
образованию, -- кагалы энергично подавляли и тех и других. В 1781 виленский
раввинат объявил на хасидов "херем", в 1784 съезд раввинов в Могилеве
объявил хасидов "вне закона, а их имущество "выморочным". Вслед за этим
чернь в некоторых городах учинила разгром хасидских домов"102, то есть
внутриеврейский погром. Хасидов преследовали самым жестоким и даже нечестным
образом, не стесняясь и ложными политическими доносами на них российским
властям. Впрочем, в 1799 и по доносу хасидов власти арестовали членов
виленского кагала за утайку собранных податей. Хасидизм продолжал
распространяться, в некоторых губерниях особенно успешно. Раввинат предавал
хасидские книги публичному сожжению, а хасиды выступали как защитники народа
против кагальных злоупотреблений. "В ту пору религиозная борьба заслонила,
кажется, остальные вопросы еврейской жизни"103.
Присоединенная к России в 1772 часть Белоруссии составила Полоцкую
(впоследствии Витебскую) и Могилевскую губернии. В обращении к ним было
объявлено от имени Екатерины, что жители этого края, ""какого бы рода и
звания ни были", отныне будут [сохранять] право на публичное отправление
веры и на владение собственностью", а еще будут награждены "всеми теми
правами, вольностями и преимуществами, каковыми древние ее подданные
пользуются". Таким образом, евреи уравнивались в правах с христианами, чего
в Польше они были лишены. При том было добавлено особо о евреях, что их
общества "будут оставлены и сохранены при всех тех свободах, какими они
ныне... пользуются"104 -- то есть ничего не отнималось и от польского.
Правда, этим самым как бы и сохранялась прежняя власть кагалов, и евреи
своей кагальной организацией еще оставались оторваны от прочего населения,
еще не вошли прямо в то торгово-промышленное сословие, которое и
соответствовало их преимущественным занятиям.
На первых порах Екатерина остерегалась как враждебной реакции польской
знати, упускающей властвование, так и неблагоприятного впечатления на
православных подданных. Но, сочувственно относясь к евреям и ожидая от них
экономической пользы для страны, Екатерина готовила им большие права. Уже в
1778 на Белорусский край было простерто недавнее российское всеобщее
постановление: владеющие капиталом до 500 руб. составляют отныне сословие
мещан, а большею суммой -- сословие купцов, трех гильдий, по своему
достоянию, и освобождаются от поголовной подати, а платят 1% с капитала, ими
"объявленного по совести"105.
Это постановление имело особенное, большое значение: оно разрушало
еврейскую до сей поры национальную изолированность (Екатерина и хотела
нарушить ее). Оно подрывало и традиционный польский взгляд на евреев как на
элемент внегосударственный. Подрывало и кагальный строй, принудительную силу
кагала. "С указанного момента начинается процесс внедрения евреев в русский
государственный организм... Евреи широко воспользовались правом записываться
в купечество" -- так что, например, по Могилевской губернии купцами
объявилось 10% от еврейского населения (а от христианского -- только
5,5%)106. Евреи-купцы освобождались теперь от податного отношения к кагалу и
уже не должны были, в частности, обращаться к кагалу за разрешением на
всякую отлучку, как раньше: они имели теперь дело лишь с общим магистратом,
на общих основаниях. (В 1780 приехавшую Екатерину евреи могилевские и
шкловские встречали одами.)
С отходом евреев-купцов переставала существовать и государственная
рубрика "евреи". Остальные все евреи теперь тоже должны были быть отнесены в
какое-то сословие и, очевидно, только в мещан. Но желающих переходить сперва
было мало -- из-за того что годичный поголовный сбор с мещан в то время был
60 коп., а с евреев -- 50 коп. Однако и другого пути не оставалось. А с 1783
и евреи-мещане, как и евреи-купцы, должны были вносить сборы не в кагал, а в
магистрат, на общих основаниях, и паспорт на выезд получать от него же.
Это движение закрепилось всеобщим новым Городовым положением 1785,
которое рассматривало лишь сословия, а никак не нации. По этому положению
все мещане (а стало быть -- и все евреи) получали право участия в местном
сословном управлении и занятия общественных должностей. "По условиям того
времени, это означало, что евреи стали равноправными гражданами...
Вступление в купечество и мещанство в качестве равноправных членов явилось
событием крупного социального значения", должно было превратить евреев в
"общественную силу, с которой нельзя было не считаться, а тем самым поднять
их нравственное самочувствие"107. Это облегчало и практическую защиту их
жизненных интересов. "В то время торгово-промышленный класс, равно как и
городские общества пользовались широким самоуправлением... Таким образом, в
руки евреев, наравне с христианами, была передана известная административная
и судебная власть, благодаря чему еврейское население приобрело силу и
значение в общественно-государственной жизни"108. Из евреев бывали теперь и
бургомистры, и ратманы, и судьи. Сперва в крупных городах применялось
ограничение: чтобы евреев на выборных должностях не было больше, чем
христиан. Однако в 1786 "Екатерина послала белорусскому генерал-губернатору
собственноручно подписанный приказ": чтобы равенство прав евреев "в
сословно-городском самоуправлении... "непременно и без всякого
отлагательства приведено было в действие", а с неисполнителей его "учинено
было [бы] законное взыскание""109.
Отметим, что таким образом евреи получали гражданское равноправие не
только в отличие от Польши, но раньше, чем во Франции и в германских землях.
(При Фридрихе II были и сильнейшие стеснения евреев.) И, что еще
существенней: евреи в России от начала имели ту личную свободу, которой
предстояло еще 80 лет не иметь российским крестьянам. И, парадоксально:
евреи получили даже большую свободу, чем русские купцы и мещане: те -- жили
непременно в городах, а еврейское население, не в пример им, "могло
проживать в уездных селениях, занимаясь, в частности, винными
промыслами"110. "Хотя евреи массами проживали не только в городах, но также
в селах и деревнях, они были приписаны к городским обществам... включены в
сословия мещан и купцов"111. "По роду своей деятельности, окруженные
несвободным крестьянством, они играли важную экономическую роль -- в их
руках сосредоточивалась [сельская] торговля, они брали в аренду различные
статьи помещичьих доходов, продажу водки в шинках" -- и тем "способствовали
распространению пьянства". Белорусская администрация указывала, что
"присутствие евреев в деревнях вредно отражается на экономическом и
нравственном состоянии крестьянского населения, так как евреи... развивают
пьянство среди местного населения". "В отзывах администрации было, между
прочим, отмечено, что евреи дачею крестьянам водки в долг и проч. [прием
вещей в заклад за водку] приводят их к пьянству, безделию и нищете"112. Но
"винные промыслы являлись заманчивой статьей доходов"113 -- и для польских
помещиков, и для еврейских посредников.
Естественно, что полученный евреями гражданский дар не мог не понести в
себе и обратную угрозу: очевидно, что и евреи должны бы были подчиниться
общему правилу, прекратить винный промысел в деревнях и уйти оттуда. В 1783
было опубликовано, что ""прямое правило предлежит каждому гражданину
определить себя к торговле и ремеслу, состоянию его приличному, а не курению
вина, яко промыслу совсем для него не свойственному", и если помещик
сдаст... в деревне курение водки "купцу, мещанину или Жиду", то он сочтен
будет нарушителем закона"114. И вот -- "евреев стали подвергать выселению из
деревень и сел в города, дабы отвлечь их от вековых занятий... аренды
винокуренных заводов и шинков"115.
Разумеется, для евреев угроза поголовного выселения из деревень
выглядела не как мера государственного единообразия -- а как специальная
мера против их национально-вероисповедной группы. Явно лишаясь столь
выгодного промысла в сельской местности, переселяемые в город евреи-мещане
попадали там в густое стеснение внутригородской и внутриеврейской
конкуренции. Среди евреев возникло сильное возбуждение, -- и в 1784 поехала
в Петербург депутация от кагалов -- хлопотать об отмене сей меры.
(Одновременно кагалы рассчитывали: при помощи правительства вернуть полноту
своей теряемой над еврейским населением власти.) Но ответ от имени
императрицы был: "Когда означенные еврейского закона люди вошли уже... в
состояние, равное с другими, то и надлежит при всяком случае наблюдать
правило, Ея Величеством установленное, что всяк по званию и состоянию своему
долженствует пользоваться выгодами и правами без различия закона и
народа"116.
Однако пришлось посчитаться со сплоченной силой весьма заинтересованных
польских помещиков. Хотя в 1783 администрация Белорусского края запретила им
отдавать винокурение на откуп или в аренду "лицам не имеющим на то права,
"особливо Жидам"... помещики продолжали отдавать евреям на откуп винные
промыслы. Это было их право"117, устойчивое наследие вековых польских
порядков.
И Сенат -- помещиков не посмел принудить. И в 1786 отменил выселение
евреев в города. Для этого изыскан был такой компромисс: евреи пусть
считаются переселенными в города, но сохраняют право на временную отлучку в
деревни. То есть и остаются жить в деревнях, кто где жил. Сенатский указ
1786 разрешал евреям жить в деревнях, и "евреям было позволено брать на
откуп у помещиков производство и продажу спиртных напитков, в то время как
купцы и мещане-христиане не получали этих прав"118.
Да и хлопоты кагальной делегации в Петербурге остались тоже не вовсе
без успеха. Она не добилась, как просила, учреждения отдельных еврейских
судов для всех тяжб между евреями, но (1786) кагалам была возвращена
значительная часть административных прав и надзора за еврейским мещанством,
то есть большинством еврейского населения: раскладка не только общественных
повинностей, но и сбор подушной подати, и снова -- усмотрение о праве
отлучки из общины. Значит, правительство увидело свой практический интерес в
том, чтобы не ослаблять власти кагала.
Вообще по России все торгово-промышленное сословие (купцы и мещане) не
пользовалось свободой передвижения, было прикреплено к месту приписки (чтобы
отъездом своим не понижать платежеспособность своих городских обществ). Но
для Белоруссии в 1782 Сенат сделал исключение: купцы могут переходить из
города в город "смотря по удобности их коммерции". Этот порядок опять дал
преимущество еврейским купцам.
Однако они стали пользоваться этим правом шире, чем оно было
определено: "еврейские купцы стали записываться в Москве и в Смоленске"119.
"Евреи стали водворяться в Москве вскоре по присоединении в 1772 г.
белорусского края... В конце 18 в. число евреев в Москве было значительно...
Некоторые евреи, записавшись в здешнее купечество, завели крупную
торговлю... Другие же евреи занимались продажей заграничных товаров на своих
квартирах или постоялых дворах, а также в разнос по домам, что в ту пору
было вообще запрещено"120.
И в 1790 "московское купеческое общество составило приговор", что "в
Москве появилось из-за границы и из Белоруссии "Жидов число весьма
немалое"", иные и прямо записываются в московское купечество и пользуются
запрещенными приемами торговли, чем наносят ей "весьма чувствительный вред и
помешательство", а дешевизна их товаров указывает на то, что они
контрабандные, а еще "евреи обрезают, как известно, монеты; возможно, что
они будут то же делать и в Москве". И в ответ на "хитрые их во всем вымыслы"
московские купцы требовали удаления еврейских из Москвы. А еврейские купцы в
свою очередь представили наверх "жалобу... что их более не принимают в
смоленское и московское купечество"121.
Рассмотрением жалоб занялся "Совет государыни". В соответствии с единым
российским правилом он нашел, что евреи не имеют права "записываться в
купеческие российские города и порты", а только в Белоруссии122. Что "от
допущения евреев в Москву "не усматривается никакой пользы"". И в декабре
1791 был издан высочайший указ "о недозволении евреям записываться в
купечество внутренних губерний", а в Москву могут приезжать "лишь на
известные сроки по торговым делам"123. Евреи могут пользоваться правами
купечества и мещанства только в Белоруссии. Но при том Екатерина добавила
помягчение: предоставить евреям право жительства и мещанства еще и в
осваиваемой Новороссии -- Екатеринославском наместничестве и Таврической
области (вскоре это -- Екатеринославская, Таврическая и Херсонская
губернии), -- то есть открывала евреям новые обширные области, в которые
купцы и мещане из христиан, согласно общему правилу, переселяться из
внутренних губерний никак не могли. (В 1796, когда "стало известно, что
группы евреев [уже] поселились в... Киевской, Черниговской и
Новгород-Северской" губерниях, -- в тех губерниях также разрешено было
евреям "пользоваться правом купечества и мещанства"124.)
Дореволюционная Еврейская энциклопедия пишет: указом 1791 "было
положено начало черты оседлости, хотя и не преднамеренно. При условиях
тогдашнего общественно-государственного строя вообще и еврейской жизни в
частности, правительство не могло иметь в виду создать для евреев особое
стеснительное положение, ввести для них исключительные законы, в смысле
ограничения права жительства. По обстоятельствам того времени, этот указ не
заключал в себе ничего такого, что ставило бы евреев в этом отношении в
менее благоприятное положение сравнительно с христианами... указ 1791 года
не внес какого-либо ограничения в права евреев в отношении жительства, не
создавал специально "черты"", и даже "пред евреями были открыты новые
области, в которые по общему правилу нельзя было переселяться"; "центр
тяжести указа 1791 г. не в том, что то были евреи, а в том, что то были
торговые люди; вопрос рассматривался не с точки зрения национальной или
религиозной, а лишь с точки зрения полезности"125.
И вот этот указ 1791, для купцов еврейских сравнительно с купцами
христианскими даже льготный, с годами и превратился в основание будущей
"черты оседлости", легшей мрачной тенью на еврейское существование в России
почти до самой революции.
Но в свое время указ 1791 не помешал и тому, что "к концу царствования
Екатерины II в Санкт-Петербурге уже образовалась небольшая [еврейская]
колония": "известный откупщик Абрам Перетц" и близкие к нему, сколько-то
купцов, а "во время разгара религиозной борьбы здесь проживал раввин Авигдор
Хаимович и его противник, известный хасидский цадик р. Залман Борухович"126.
А в 1793 и 1795 состоялись 2-й и 3-й разделы Польши -- и в состав
России вошло уже почти миллионное еврейство Литвы, Подолии и Волыни. И этот
вход его в объем России был -- нескоро осознанным -- крупнейшим историческим
событием, много затем повлиявшим и на судьбу России, и на судьбу
восточно-европейского еврейства.
Вот оно было собрано "после многовековых странствий под один кров, в
одну великую общину"127.
В сильно теперь расширенном крае еврейского проживания поднялись все те
же вопросы. Евреи получили права купечества и мещанства, каких не имели в
Польше, получили права равного участия в сословно-городском самоуправлении,
-- но должны были разделить и ограничения тех сословий: не переселяться в
города внутренних губерний России и быть выселенными из деревень?
При огромном теперь объеме еврейского населения -- российской
администрации уже не представлялось выходом прикрыть оставление евреев в
деревнях -- правом "временного посещения" их. "Жгучий вопрос...
Экономическая обстановка не мирилась с пребыванием чрезмерного числа
торгово-промышленных людей среди крестьян"128.
Для облегчения проблемы многие малые местечки были приравнены к городам
-- и так открывалась легальная возможность евреям оставаться жить там. Но
при многочислии еврейского населения в сельской местности и сгущенности в
городах это не было решением.
Казалось: евреям естественно теперь переселяться в обширную и
малонаселенную Новороссию, которую Екатерина вот открыла им? И
новопоселенцам предоставлялись льготы. Однако эти льготы "не были способны
вызвать среди евреев колонизационное движение. Освобождение поселенцев от
подати не казалось заманчивым" для такого переезда, даже оно129.
Тогда в 1794 Екатерина решилась побудить евреев к переселению мерами
противоположными: приступить к выселению евреев из деревень в города. В то
же время она решила обложить все еврейское население двойной податью по
сравнению с той, которую платили христиане. (Такую подать уже давно платили
старообрядцы; но в отношении евреев тот закон оказался и не эффективным и не
длительным.)
То были -- из последних распоряжений Екатерины. С конца 1796 воцарился
Павел I. О нем Еврейская энциклопедия заключает: "Гневное царствование Павла
I прошло для евреев благополучно... Все акты Павла I о евреях
свидетельствуют, что государь относился к еврейскому населению с терпимостью
и расположением"; "когда сталкивались интересы евреев и христиан, Павел I
отнюдь не брал христиан под свою защиту против евреев". И если он в 1797 и
приказал "принять меры к ограничению власти евреев и духовенства над
крестьянами", то это "в сущности не было обращено против евреев, -- оно было
направлено в защиту крестьянства". Павел же "признал за хасидизмом право на
открытое существование"130. Павел распространил еврейское право купечества и
мещанства также и на Курляндскую губернию (непольское наследие, и не
входившее затем в "черту оседлости"). Одно за другим он последовательно
отклонил ходатайства христианских общин Ковны, Каменец-Подольска, Киева,
Вильны ("евреям дана воля возрастать над христианами") о выселении евреев из
их городов131.
В наследие Павлу досталось упрямое сопротивление польских помещиков
всякому изменению их прав, в том числе и над евреями, и права суда над ними,
какие они имели в Польше, и еще злоупотребляли ими без границ. Так, в жалобе
бердичевских евреев на князя Радзивила писалось: "Чтобы иметь свое
богослужение, долженствуем платить деньги тем, коим князь отдает в аренду
нашу веру"; а о бывшем фаворите Екатерины Зориче, что он "оставил без
платежа один только воздух"132. (При Польше иные местечки и города были
владельческие -- и владелец устанавливал свои дополнительные произвольные
поборы с жителей.)
С первых же годов Павла разразились сильные голоды в Белоруссии,
особенно в Минской губернии. Гавриил Романович Державин, тогда сенатор, был
уполномочен поехать на место, выяснить причины голода и устранить его --
притом не было ему дано средств на закупку хлеба, но дано право отбирать
имения у нерадивых помещиков и использовать их запасы для раздачи.
Державин, не только наш выдающийся поэт, но и незаурядный
государственный деятель, оставил свидетельства уникальные и ярко изложенные.
Рассмотрим их.
Голод, обнаруженный Державиным, оказался -- крайний. Как он пишет:
"приехав в Белоруссию, самолично дознал великий недостаток у поселян в
хлебе... самый сильный голод, что питались почти все пареною травою, с
пересыпкою самым малым количеством муки или круп"; крестьяне "тощи и бледны,
как мертвые". "В отвращение чего, разведав у кого у богатых владельцев в
запасных магазейнах есть хлеб", -- взял заимообразно и раздал бедным, а
имение одного польского графа, "усмотря таковое немилосердое сдирство",
приказал взять в опеку. "Услыша таковую строгость, дворянство возбудилось от
дремучки или, лучше сказать, от жестокого равнодушия к человечеству:
употребило все способы к прокормлению крестьян, достав хлеба от
соседственных губерний. А как... чрез два месяца поспевала жатва, то...
пресек голод". Разъезжая по губернии, Державин "привел в такой страх"
предводителей, исправников, что дворянство "сделало комплот или стачку и
послало на Державина оклеветание к Императору"133.
Державин нашел, что пьянством крестьян пользовались еврейские винокуры:
"Также сведав, что Жиды, из своего корыстолюбия, выманивая у крестьян хлеб
попойками, обращают оный паки в вино и тем оголожают, приказал винокуренные
заводы их в деревне Лезне [Лиозно] запретить". Одновременно "собрал сведения
от благоразумнейших обывателей" и от дворян, купечества и поселян
"относительно образа жизни Жидов, их промыслов, обманов и всех ухищрений и
уловок, коими... оголожают глупых и бедных поселян, и какими средствами
можно оборонить от них несмысленную чернь, а им доставить честное и не
зазорное пропитание... учинить полезными гражданами"134. Многие
злоупотребления польских помещиков и еврейских арендаторов Державин в
следующие за тем осенние месяцы описал во "Мнении об отвращении в Белоруссии
голода и устройстве быта Евреев", которое и подал ко вниманию императора и
высших сановников государства. "Мнение" это, весьма широкое по охвату,
вбирающее и оценку наследованных от Польши порядков, и возможные способы
преодоления крестьянской нищеты, и особенности тогдашнего еврейского быта, и
проект преобразования его при сравнениях с Пруссией и Цесарией (Австрией), и
далее с весьма подробной практической разработкой предполагаемых мер, --
представляет собой интерес как первое по времени свидетельство просвещенного
и государственного русского человека о состоянии еврейской жизни в России --
еще в те ранние годы, когда Россия только что включила евреев в массе.
"Мнение" состоит из двух частей -- 1-я: Вообще о белорусских обитателях
(в отзывах на "Мнение" мы почти и не встречаем упоминании этой существенной
части); и 2-я: О Евреях.
Державин начал с того, что земледелие в Белоруссии вообще допоследне
запущено. Тамошние крестьяне "ленивы в работах, не проворны, чужды от всех
промыслов и нерадетельны в земледелии. " Из года в год они "едят хлеб не
веянный, весною колотуху или из оржаной муки болтушку", летом
"довольствуются, с небольшою пересыпкою какого-нибудь жита, изрубленными и
сваренными травами... так бывают истощены, что с нуждою шатаются"135.
А здешние польские помещики "не суть домостроительны, управляют
имениями... не сами, но через арендаторов", польский обычай, а в аренде "нет
общих правил, коими бы охранялись как крестьяне от отягощения, так и
хозяйственная часть от расстройки", и "многие любостяжательные арендаторы...
крестьян изнурительными работами и налогами приводят в беднейшее состояние и
превращают... в бобыли", и аренда эта тем разрушительней, что она
кратковременна, на год -- на три, и арендатор спешит "извлечь свою
корысть... не сожалея о истощении" имения136.
А еще изнурение крестьян оттого, что некоторые "помещики, отдавая на
откуп Жидам в своих деревнях винную продажу, делают с ними постановления,
чтоб их крестьяне ничего для себя нужного нигде ни у кого не покупали и в
долг не брали, как только у сих откупщиков [втрое дороже], и никому из своих
продуктов ничего не продавали, как токмо сим Жидам же откупщикам... дешевле
истинных цен". И так "доводят поселян до нищеты, а особливо при возвращении
от них взаймы взятого хлеба... уже конечно должны отдать вдвое; кто ж из них
того не исполнит, бывают наказаны... отняты все способы у поселян быть
зажиточными и сытыми"137.
Далее: большое развитие винокурения, курят вино владельцы, окольная
шляхта, попы, монахи и Жиды. (Изо всего еврейского близ-миллионного
населения, "двести-триста тысяч людей" жили в деревнях138, проживая в
основном виноторговлей.) Крестьяне же "по собрании жатвы неумеренны и
неосторожны в расходах; пьют, едят, веселятся и отдают Жидам за старые долги
и за попойки все то, что они ни потребуют; оттого зимою обыкновенно уже
показывается у них недостаток... Не токмо в каждом селении, но в иных и по
нескольку построено владельцами корчем, где для их и арендаторских жидовских
прибытков продается по дням и по ночам вино... Там выманивают у них Жиды не
токмо насущный хлеб, но и в земле посеянный, хлебопашенные орудия,
имущество, время, здоровье и самую жизнь". И это усугубляется обычаем коледы
"Жиды, ездя по деревням, а особливо осенью при собрании жатвы, и напоив
крестьян со всеми их семействами, собирают с них долги свои и похищают
последнее нужное их пропитание"; "пьяных обсчитывая, обирают с ног до
головы, и тем погружают поселян в совершенную бедность и нищету"139.
Перечисляет и иные причины оскудения крестьян.
расхищал общественные средства, попирал права бедных людей, неправильно
налагал подати, мстил личным недругам"100. В конце XVIII в. один из
губернаторов присоединенного к России края писал в докладной записке:
"раввин, духовный суд и кагал, "сопряженные между собою тесными узами, имея
все в своей силе и располагая даже самою совестью евреев, владычествуют над
ними совсем отделенно, без всякого отношения к гражданскому начальству""101.
А когда как раз в XVIII веке в восточно-европейском еврействе
развилось, с одной стороны, сильное религиозное движение хасидов, а с другой
стороны, началось просветительное движение Моисея Мендельсона к светскому
образованию, -- кагалы энергично подавляли и тех и других. В 1781 виленский
раввинат объявил на хасидов "херем", в 1784 съезд раввинов в Могилеве
объявил хасидов "вне закона, а их имущество "выморочным". Вслед за этим
чернь в некоторых городах учинила разгром хасидских домов"102, то есть
внутриеврейский погром. Хасидов преследовали самым жестоким и даже нечестным
образом, не стесняясь и ложными политическими доносами на них российским
властям. Впрочем, в 1799 и по доносу хасидов власти арестовали членов
виленского кагала за утайку собранных податей. Хасидизм продолжал
распространяться, в некоторых губерниях особенно успешно. Раввинат предавал
хасидские книги публичному сожжению, а хасиды выступали как защитники народа
против кагальных злоупотреблений. "В ту пору религиозная борьба заслонила,
кажется, остальные вопросы еврейской жизни"103.
Присоединенная к России в 1772 часть Белоруссии составила Полоцкую
(впоследствии Витебскую) и Могилевскую губернии. В обращении к ним было
объявлено от имени Екатерины, что жители этого края, ""какого бы рода и
звания ни были", отныне будут [сохранять] право на публичное отправление
веры и на владение собственностью", а еще будут награждены "всеми теми
правами, вольностями и преимуществами, каковыми древние ее подданные
пользуются". Таким образом, евреи уравнивались в правах с христианами, чего
в Польше они были лишены. При том было добавлено особо о евреях, что их
общества "будут оставлены и сохранены при всех тех свободах, какими они
ныне... пользуются"104 -- то есть ничего не отнималось и от польского.
Правда, этим самым как бы и сохранялась прежняя власть кагалов, и евреи
своей кагальной организацией еще оставались оторваны от прочего населения,
еще не вошли прямо в то торгово-промышленное сословие, которое и
соответствовало их преимущественным занятиям.
На первых порах Екатерина остерегалась как враждебной реакции польской
знати, упускающей властвование, так и неблагоприятного впечатления на
православных подданных. Но, сочувственно относясь к евреям и ожидая от них
экономической пользы для страны, Екатерина готовила им большие права. Уже в
1778 на Белорусский край было простерто недавнее российское всеобщее
постановление: владеющие капиталом до 500 руб. составляют отныне сословие
мещан, а большею суммой -- сословие купцов, трех гильдий, по своему
достоянию, и освобождаются от поголовной подати, а платят 1% с капитала, ими
"объявленного по совести"105.
Это постановление имело особенное, большое значение: оно разрушало
еврейскую до сей поры национальную изолированность (Екатерина и хотела
нарушить ее). Оно подрывало и традиционный польский взгляд на евреев как на
элемент внегосударственный. Подрывало и кагальный строй, принудительную силу
кагала. "С указанного момента начинается процесс внедрения евреев в русский
государственный организм... Евреи широко воспользовались правом записываться
в купечество" -- так что, например, по Могилевской губернии купцами
объявилось 10% от еврейского населения (а от христианского -- только
5,5%)106. Евреи-купцы освобождались теперь от податного отношения к кагалу и
уже не должны были, в частности, обращаться к кагалу за разрешением на
всякую отлучку, как раньше: они имели теперь дело лишь с общим магистратом,
на общих основаниях. (В 1780 приехавшую Екатерину евреи могилевские и
шкловские встречали одами.)
С отходом евреев-купцов переставала существовать и государственная
рубрика "евреи". Остальные все евреи теперь тоже должны были быть отнесены в
какое-то сословие и, очевидно, только в мещан. Но желающих переходить сперва
было мало -- из-за того что годичный поголовный сбор с мещан в то время был
60 коп., а с евреев -- 50 коп. Однако и другого пути не оставалось. А с 1783
и евреи-мещане, как и евреи-купцы, должны были вносить сборы не в кагал, а в
магистрат, на общих основаниях, и паспорт на выезд получать от него же.
Это движение закрепилось всеобщим новым Городовым положением 1785,
которое рассматривало лишь сословия, а никак не нации. По этому положению
все мещане (а стало быть -- и все евреи) получали право участия в местном
сословном управлении и занятия общественных должностей. "По условиям того
времени, это означало, что евреи стали равноправными гражданами...
Вступление в купечество и мещанство в качестве равноправных членов явилось
событием крупного социального значения", должно было превратить евреев в
"общественную силу, с которой нельзя было не считаться, а тем самым поднять
их нравственное самочувствие"107. Это облегчало и практическую защиту их
жизненных интересов. "В то время торгово-промышленный класс, равно как и
городские общества пользовались широким самоуправлением... Таким образом, в
руки евреев, наравне с христианами, была передана известная административная
и судебная власть, благодаря чему еврейское население приобрело силу и
значение в общественно-государственной жизни"108. Из евреев бывали теперь и
бургомистры, и ратманы, и судьи. Сперва в крупных городах применялось
ограничение: чтобы евреев на выборных должностях не было больше, чем
христиан. Однако в 1786 "Екатерина послала белорусскому генерал-губернатору
собственноручно подписанный приказ": чтобы равенство прав евреев "в
сословно-городском самоуправлении... "непременно и без всякого
отлагательства приведено было в действие", а с неисполнителей его "учинено
было [бы] законное взыскание""109.
Отметим, что таким образом евреи получали гражданское равноправие не
только в отличие от Польши, но раньше, чем во Франции и в германских землях.
(При Фридрихе II были и сильнейшие стеснения евреев.) И, что еще
существенней: евреи в России от начала имели ту личную свободу, которой
предстояло еще 80 лет не иметь российским крестьянам. И, парадоксально:
евреи получили даже большую свободу, чем русские купцы и мещане: те -- жили
непременно в городах, а еврейское население, не в пример им, "могло
проживать в уездных селениях, занимаясь, в частности, винными
промыслами"110. "Хотя евреи массами проживали не только в городах, но также
в селах и деревнях, они были приписаны к городским обществам... включены в
сословия мещан и купцов"111. "По роду своей деятельности, окруженные
несвободным крестьянством, они играли важную экономическую роль -- в их
руках сосредоточивалась [сельская] торговля, они брали в аренду различные
статьи помещичьих доходов, продажу водки в шинках" -- и тем "способствовали
распространению пьянства". Белорусская администрация указывала, что
"присутствие евреев в деревнях вредно отражается на экономическом и
нравственном состоянии крестьянского населения, так как евреи... развивают
пьянство среди местного населения". "В отзывах администрации было, между
прочим, отмечено, что евреи дачею крестьянам водки в долг и проч. [прием
вещей в заклад за водку] приводят их к пьянству, безделию и нищете"112. Но
"винные промыслы являлись заманчивой статьей доходов"113 -- и для польских
помещиков, и для еврейских посредников.
Естественно, что полученный евреями гражданский дар не мог не понести в
себе и обратную угрозу: очевидно, что и евреи должны бы были подчиниться
общему правилу, прекратить винный промысел в деревнях и уйти оттуда. В 1783
было опубликовано, что ""прямое правило предлежит каждому гражданину
определить себя к торговле и ремеслу, состоянию его приличному, а не курению
вина, яко промыслу совсем для него не свойственному", и если помещик
сдаст... в деревне курение водки "купцу, мещанину или Жиду", то он сочтен
будет нарушителем закона"114. И вот -- "евреев стали подвергать выселению из
деревень и сел в города, дабы отвлечь их от вековых занятий... аренды
винокуренных заводов и шинков"115.
Разумеется, для евреев угроза поголовного выселения из деревень
выглядела не как мера государственного единообразия -- а как специальная
мера против их национально-вероисповедной группы. Явно лишаясь столь
выгодного промысла в сельской местности, переселяемые в город евреи-мещане
попадали там в густое стеснение внутригородской и внутриеврейской
конкуренции. Среди евреев возникло сильное возбуждение, -- и в 1784 поехала
в Петербург депутация от кагалов -- хлопотать об отмене сей меры.
(Одновременно кагалы рассчитывали: при помощи правительства вернуть полноту
своей теряемой над еврейским населением власти.) Но ответ от имени
императрицы был: "Когда означенные еврейского закона люди вошли уже... в
состояние, равное с другими, то и надлежит при всяком случае наблюдать
правило, Ея Величеством установленное, что всяк по званию и состоянию своему
долженствует пользоваться выгодами и правами без различия закона и
народа"116.
Однако пришлось посчитаться со сплоченной силой весьма заинтересованных
польских помещиков. Хотя в 1783 администрация Белорусского края запретила им
отдавать винокурение на откуп или в аренду "лицам не имеющим на то права,
"особливо Жидам"... помещики продолжали отдавать евреям на откуп винные
промыслы. Это было их право"117, устойчивое наследие вековых польских
порядков.
И Сенат -- помещиков не посмел принудить. И в 1786 отменил выселение
евреев в города. Для этого изыскан был такой компромисс: евреи пусть
считаются переселенными в города, но сохраняют право на временную отлучку в
деревни. То есть и остаются жить в деревнях, кто где жил. Сенатский указ
1786 разрешал евреям жить в деревнях, и "евреям было позволено брать на
откуп у помещиков производство и продажу спиртных напитков, в то время как
купцы и мещане-христиане не получали этих прав"118.
Да и хлопоты кагальной делегации в Петербурге остались тоже не вовсе
без успеха. Она не добилась, как просила, учреждения отдельных еврейских
судов для всех тяжб между евреями, но (1786) кагалам была возвращена
значительная часть административных прав и надзора за еврейским мещанством,
то есть большинством еврейского населения: раскладка не только общественных
повинностей, но и сбор подушной подати, и снова -- усмотрение о праве
отлучки из общины. Значит, правительство увидело свой практический интерес в
том, чтобы не ослаблять власти кагала.
Вообще по России все торгово-промышленное сословие (купцы и мещане) не
пользовалось свободой передвижения, было прикреплено к месту приписки (чтобы
отъездом своим не понижать платежеспособность своих городских обществ). Но
для Белоруссии в 1782 Сенат сделал исключение: купцы могут переходить из
города в город "смотря по удобности их коммерции". Этот порядок опять дал
преимущество еврейским купцам.
Однако они стали пользоваться этим правом шире, чем оно было
определено: "еврейские купцы стали записываться в Москве и в Смоленске"119.
"Евреи стали водворяться в Москве вскоре по присоединении в 1772 г.
белорусского края... В конце 18 в. число евреев в Москве было значительно...
Некоторые евреи, записавшись в здешнее купечество, завели крупную
торговлю... Другие же евреи занимались продажей заграничных товаров на своих
квартирах или постоялых дворах, а также в разнос по домам, что в ту пору
было вообще запрещено"120.
И в 1790 "московское купеческое общество составило приговор", что "в
Москве появилось из-за границы и из Белоруссии "Жидов число весьма
немалое"", иные и прямо записываются в московское купечество и пользуются
запрещенными приемами торговли, чем наносят ей "весьма чувствительный вред и
помешательство", а дешевизна их товаров указывает на то, что они
контрабандные, а еще "евреи обрезают, как известно, монеты; возможно, что
они будут то же делать и в Москве". И в ответ на "хитрые их во всем вымыслы"
московские купцы требовали удаления еврейских из Москвы. А еврейские купцы в
свою очередь представили наверх "жалобу... что их более не принимают в
смоленское и московское купечество"121.
Рассмотрением жалоб занялся "Совет государыни". В соответствии с единым
российским правилом он нашел, что евреи не имеют права "записываться в
купеческие российские города и порты", а только в Белоруссии122. Что "от
допущения евреев в Москву "не усматривается никакой пользы"". И в декабре
1791 был издан высочайший указ "о недозволении евреям записываться в
купечество внутренних губерний", а в Москву могут приезжать "лишь на
известные сроки по торговым делам"123. Евреи могут пользоваться правами
купечества и мещанства только в Белоруссии. Но при том Екатерина добавила
помягчение: предоставить евреям право жительства и мещанства еще и в
осваиваемой Новороссии -- Екатеринославском наместничестве и Таврической
области (вскоре это -- Екатеринославская, Таврическая и Херсонская
губернии), -- то есть открывала евреям новые обширные области, в которые
купцы и мещане из христиан, согласно общему правилу, переселяться из
внутренних губерний никак не могли. (В 1796, когда "стало известно, что
группы евреев [уже] поселились в... Киевской, Черниговской и
Новгород-Северской" губерниях, -- в тех губерниях также разрешено было
евреям "пользоваться правом купечества и мещанства"124.)
Дореволюционная Еврейская энциклопедия пишет: указом 1791 "было
положено начало черты оседлости, хотя и не преднамеренно. При условиях
тогдашнего общественно-государственного строя вообще и еврейской жизни в
частности, правительство не могло иметь в виду создать для евреев особое
стеснительное положение, ввести для них исключительные законы, в смысле
ограничения права жительства. По обстоятельствам того времени, этот указ не
заключал в себе ничего такого, что ставило бы евреев в этом отношении в
менее благоприятное положение сравнительно с христианами... указ 1791 года
не внес какого-либо ограничения в права евреев в отношении жительства, не
создавал специально "черты"", и даже "пред евреями были открыты новые
области, в которые по общему правилу нельзя было переселяться"; "центр
тяжести указа 1791 г. не в том, что то были евреи, а в том, что то были
торговые люди; вопрос рассматривался не с точки зрения национальной или
религиозной, а лишь с точки зрения полезности"125.
И вот этот указ 1791, для купцов еврейских сравнительно с купцами
христианскими даже льготный, с годами и превратился в основание будущей
"черты оседлости", легшей мрачной тенью на еврейское существование в России
почти до самой революции.
Но в свое время указ 1791 не помешал и тому, что "к концу царствования
Екатерины II в Санкт-Петербурге уже образовалась небольшая [еврейская]
колония": "известный откупщик Абрам Перетц" и близкие к нему, сколько-то
купцов, а "во время разгара религиозной борьбы здесь проживал раввин Авигдор
Хаимович и его противник, известный хасидский цадик р. Залман Борухович"126.
А в 1793 и 1795 состоялись 2-й и 3-й разделы Польши -- и в состав
России вошло уже почти миллионное еврейство Литвы, Подолии и Волыни. И этот
вход его в объем России был -- нескоро осознанным -- крупнейшим историческим
событием, много затем повлиявшим и на судьбу России, и на судьбу
восточно-европейского еврейства.
Вот оно было собрано "после многовековых странствий под один кров, в
одну великую общину"127.
В сильно теперь расширенном крае еврейского проживания поднялись все те
же вопросы. Евреи получили права купечества и мещанства, каких не имели в
Польше, получили права равного участия в сословно-городском самоуправлении,
-- но должны были разделить и ограничения тех сословий: не переселяться в
города внутренних губерний России и быть выселенными из деревень?
При огромном теперь объеме еврейского населения -- российской
администрации уже не представлялось выходом прикрыть оставление евреев в
деревнях -- правом "временного посещения" их. "Жгучий вопрос...
Экономическая обстановка не мирилась с пребыванием чрезмерного числа
торгово-промышленных людей среди крестьян"128.
Для облегчения проблемы многие малые местечки были приравнены к городам
-- и так открывалась легальная возможность евреям оставаться жить там. Но
при многочислии еврейского населения в сельской местности и сгущенности в
городах это не было решением.
Казалось: евреям естественно теперь переселяться в обширную и
малонаселенную Новороссию, которую Екатерина вот открыла им? И
новопоселенцам предоставлялись льготы. Однако эти льготы "не были способны
вызвать среди евреев колонизационное движение. Освобождение поселенцев от
подати не казалось заманчивым" для такого переезда, даже оно129.
Тогда в 1794 Екатерина решилась побудить евреев к переселению мерами
противоположными: приступить к выселению евреев из деревень в города. В то
же время она решила обложить все еврейское население двойной податью по
сравнению с той, которую платили христиане. (Такую подать уже давно платили
старообрядцы; но в отношении евреев тот закон оказался и не эффективным и не
длительным.)
То были -- из последних распоряжений Екатерины. С конца 1796 воцарился
Павел I. О нем Еврейская энциклопедия заключает: "Гневное царствование Павла
I прошло для евреев благополучно... Все акты Павла I о евреях
свидетельствуют, что государь относился к еврейскому населению с терпимостью
и расположением"; "когда сталкивались интересы евреев и христиан, Павел I
отнюдь не брал христиан под свою защиту против евреев". И если он в 1797 и
приказал "принять меры к ограничению власти евреев и духовенства над
крестьянами", то это "в сущности не было обращено против евреев, -- оно было
направлено в защиту крестьянства". Павел же "признал за хасидизмом право на
открытое существование"130. Павел распространил еврейское право купечества и
мещанства также и на Курляндскую губернию (непольское наследие, и не
входившее затем в "черту оседлости"). Одно за другим он последовательно
отклонил ходатайства христианских общин Ковны, Каменец-Подольска, Киева,
Вильны ("евреям дана воля возрастать над христианами") о выселении евреев из
их городов131.
В наследие Павлу досталось упрямое сопротивление польских помещиков
всякому изменению их прав, в том числе и над евреями, и права суда над ними,
какие они имели в Польше, и еще злоупотребляли ими без границ. Так, в жалобе
бердичевских евреев на князя Радзивила писалось: "Чтобы иметь свое
богослужение, долженствуем платить деньги тем, коим князь отдает в аренду
нашу веру"; а о бывшем фаворите Екатерины Зориче, что он "оставил без
платежа один только воздух"132. (При Польше иные местечки и города были
владельческие -- и владелец устанавливал свои дополнительные произвольные
поборы с жителей.)
С первых же годов Павла разразились сильные голоды в Белоруссии,
особенно в Минской губернии. Гавриил Романович Державин, тогда сенатор, был
уполномочен поехать на место, выяснить причины голода и устранить его --
притом не было ему дано средств на закупку хлеба, но дано право отбирать
имения у нерадивых помещиков и использовать их запасы для раздачи.
Державин, не только наш выдающийся поэт, но и незаурядный
государственный деятель, оставил свидетельства уникальные и ярко изложенные.
Рассмотрим их.
Голод, обнаруженный Державиным, оказался -- крайний. Как он пишет:
"приехав в Белоруссию, самолично дознал великий недостаток у поселян в
хлебе... самый сильный голод, что питались почти все пареною травою, с
пересыпкою самым малым количеством муки или круп"; крестьяне "тощи и бледны,
как мертвые". "В отвращение чего, разведав у кого у богатых владельцев в
запасных магазейнах есть хлеб", -- взял заимообразно и раздал бедным, а
имение одного польского графа, "усмотря таковое немилосердое сдирство",
приказал взять в опеку. "Услыша таковую строгость, дворянство возбудилось от
дремучки или, лучше сказать, от жестокого равнодушия к человечеству:
употребило все способы к прокормлению крестьян, достав хлеба от
соседственных губерний. А как... чрез два месяца поспевала жатва, то...
пресек голод". Разъезжая по губернии, Державин "привел в такой страх"
предводителей, исправников, что дворянство "сделало комплот или стачку и
послало на Державина оклеветание к Императору"133.
Державин нашел, что пьянством крестьян пользовались еврейские винокуры:
"Также сведав, что Жиды, из своего корыстолюбия, выманивая у крестьян хлеб
попойками, обращают оный паки в вино и тем оголожают, приказал винокуренные
заводы их в деревне Лезне [Лиозно] запретить". Одновременно "собрал сведения
от благоразумнейших обывателей" и от дворян, купечества и поселян
"относительно образа жизни Жидов, их промыслов, обманов и всех ухищрений и
уловок, коими... оголожают глупых и бедных поселян, и какими средствами
можно оборонить от них несмысленную чернь, а им доставить честное и не
зазорное пропитание... учинить полезными гражданами"134. Многие
злоупотребления польских помещиков и еврейских арендаторов Державин в
следующие за тем осенние месяцы описал во "Мнении об отвращении в Белоруссии
голода и устройстве быта Евреев", которое и подал ко вниманию императора и
высших сановников государства. "Мнение" это, весьма широкое по охвату,
вбирающее и оценку наследованных от Польши порядков, и возможные способы
преодоления крестьянской нищеты, и особенности тогдашнего еврейского быта, и
проект преобразования его при сравнениях с Пруссией и Цесарией (Австрией), и
далее с весьма подробной практической разработкой предполагаемых мер, --
представляет собой интерес как первое по времени свидетельство просвещенного
и государственного русского человека о состоянии еврейской жизни в России --
еще в те ранние годы, когда Россия только что включила евреев в массе.
"Мнение" состоит из двух частей -- 1-я: Вообще о белорусских обитателях
(в отзывах на "Мнение" мы почти и не встречаем упоминании этой существенной
части); и 2-я: О Евреях.
Державин начал с того, что земледелие в Белоруссии вообще допоследне
запущено. Тамошние крестьяне "ленивы в работах, не проворны, чужды от всех
промыслов и нерадетельны в земледелии. " Из года в год они "едят хлеб не
веянный, весною колотуху или из оржаной муки болтушку", летом
"довольствуются, с небольшою пересыпкою какого-нибудь жита, изрубленными и
сваренными травами... так бывают истощены, что с нуждою шатаются"135.
А здешние польские помещики "не суть домостроительны, управляют
имениями... не сами, но через арендаторов", польский обычай, а в аренде "нет
общих правил, коими бы охранялись как крестьяне от отягощения, так и
хозяйственная часть от расстройки", и "многие любостяжательные арендаторы...
крестьян изнурительными работами и налогами приводят в беднейшее состояние и
превращают... в бобыли", и аренда эта тем разрушительней, что она
кратковременна, на год -- на три, и арендатор спешит "извлечь свою
корысть... не сожалея о истощении" имения136.
А еще изнурение крестьян оттого, что некоторые "помещики, отдавая на
откуп Жидам в своих деревнях винную продажу, делают с ними постановления,
чтоб их крестьяне ничего для себя нужного нигде ни у кого не покупали и в
долг не брали, как только у сих откупщиков [втрое дороже], и никому из своих
продуктов ничего не продавали, как токмо сим Жидам же откупщикам... дешевле
истинных цен". И так "доводят поселян до нищеты, а особливо при возвращении
от них взаймы взятого хлеба... уже конечно должны отдать вдвое; кто ж из них
того не исполнит, бывают наказаны... отняты все способы у поселян быть
зажиточными и сытыми"137.
Далее: большое развитие винокурения, курят вино владельцы, окольная
шляхта, попы, монахи и Жиды. (Изо всего еврейского близ-миллионного
населения, "двести-триста тысяч людей" жили в деревнях138, проживая в
основном виноторговлей.) Крестьяне же "по собрании жатвы неумеренны и
неосторожны в расходах; пьют, едят, веселятся и отдают Жидам за старые долги
и за попойки все то, что они ни потребуют; оттого зимою обыкновенно уже
показывается у них недостаток... Не токмо в каждом селении, но в иных и по
нескольку построено владельцами корчем, где для их и арендаторских жидовских
прибытков продается по дням и по ночам вино... Там выманивают у них Жиды не
токмо насущный хлеб, но и в земле посеянный, хлебопашенные орудия,
имущество, время, здоровье и самую жизнь". И это усугубляется обычаем коледы
"Жиды, ездя по деревням, а особливо осенью при собрании жатвы, и напоив
крестьян со всеми их семействами, собирают с них долги свои и похищают
последнее нужное их пропитание"; "пьяных обсчитывая, обирают с ног до
головы, и тем погружают поселян в совершенную бедность и нищету"139.
Перечисляет и иные причины оскудения крестьян.