Страница:
Гроза разразилась под вечер. Мощные, в палец толщиной, струи дождя выбивали из степной пыли целые грязевые фонтанчики, ветер валил с ног не только людей, но и коней, огромные яркие молнии непрестанно перечеркивали небо, гулко грохотал гром. Буря загнала друзей в небольшой овраг, поросший кустарником. От дождя кусты не спасали, но, хотя бы, сильные порывы ветра здесь были не так страшны.
— Молчан, как думаешь, это надолго? — проорал богатырь волхву на ухо.
— Не знаю! Пока боги не угомонятся… — ответил тот.
— Смотрите! Там что-то летит! — закричал Рыбий Сын, указывая на небо. Крик его тут же смяло и унесло ветром, но друзья расслышали, повернули головы, вглядываясь в грозовое небо.
— Неужто Черноморд решил рискнуть? — усомнился Молчан. — Чего ему дома не сиделось? Погода, я бы сказал, совсем нелетная…
— Нет, это не он… — ответил Руслан, стараясь получше рассмотреть загадочного летуна. — Этот побольше Черноморда раза в два, как бы не в три будет. О, боги! Это ж баба-яга! Куда ее в такую бурю понесло?! Бабуся, мы здесь!!! Садись скорее!!! — надрывая глотку, закричал он — Сюда, бабка, сюда!!!
Казалось, баба-яга его услышала, по крайней мере, массивная ступа, натужно утюжившая насквозь мокрое небо, вильнула в сторону оврага, где отсиживались путники. Тут же с небес сорвалась исполинская молния, ударила в самое основание ступы. Моментально, несмотря на проливной дождь, занялось пламя, повалил густой дым; ступа неуклюже закувыркалась в воздухе и стремительно пошла вниз.
— Не-е-ет!!! — зашелся криком Руслан. С громким стуком ступа рухнула на землю. Богатырь вскарабкался по стене оврага, побежал как мог быстро. Рыбий Сын и Молчан от него не отставали. Ступа при падении раскололась пополам, обе половинки с треском горели синевато-белым пламенем. Старушка лежала ничком саженях в двадцати. Руслан подбежал, перевернул на спину. Вид у бабы-яги был страшный: нижняя половина тела дымилась, руки неестественно вывернуты, лицо разбито в кровь. Но она была еще жива.
— Русланчик… ты, что ль? Соколик мой… не бросил бабку старую… — слова ее были едва слышны, ртом и носом обильно шла кровь. — А я вот видишь… не в добрый час к подружке… собралась… в Мохенджо-Даро. От того Мохенджо-Даро уж нес… несколько тыщ лет как ничего… кроме халабуды ейной не осталось… Да вишь, Маржель меня достал… Отомстил, наконец… Меня…когда-то в жертву ему… принести хотели… Пришли какие-то… вроде вас… отбили… Он, видать, злобу на меня затаил, дождался своего часа… Помираю я, Руслан.
— Да ты что, бабушка, — глотая слезы, пробормотал Руслан, — ты еще нас всех похоронишь!
— Не спорь… — на мгновение глаза бабы-яги зыркнули с прежней строгостью. — Мне ли не знать… Ступа горит?
— Горит…
— Это хорошо… Как отойду — сожги меня вместе со ступой… У нас когда-то… сжигать было принято. И избу сожги, она без меня все одно… умрет. Котофея себе возьми. Добрый ты парень, а мой кот… обузой не будет, сам знаешь. Больше… не бери ничего, все равно не пригодится. Все сожги. Понял?
Руслан кивнул. Умирающая закашлялась, продолжила:
— А Перуну… Маржелю, то бишь… самому недолго осталось, Руслан. Мир меняется. Времена меняются. Все меняется… — она надолго замолчала, потом дыхание прекратилось, взгляд остекленел. Руслан не скрывал слез. Волхв и Рыбий Сын скорбно молчали. Убедившись, что баба-яга покинула этот мир, Руслан взял на руки ее тело, оно показалось богатырю совсем невесомым, отнес к догоравшей ступе. Огонь вспыхнул с утроенной силой, пламя быстро охватило тело, за считанные минуты от него остался лишь пепел.
Дождь кончился, небо медленно очищалось. Грозу разорвало пополам, и одна ее половина уползала на север, в русские леса, а вторая — на юг, через Таврику, через Русское море, в страны заморские. Сквозь все увеличивающийся разрыв равнодушно, не мигая, смотрели холодные глаза звезд.
Владимир второй час сидел в Золотой палате, на пиру. Пил мало, в основном слушал. Дельного сегодня было мало: балаболы, как обычно, похвалялись, стремясь переорать друг друга, настоящие же герои, кто в Киеве случился, неторопливо ели, изредка запивая осетров да лебедей добрыми винами. Дурные вести — это плохо, но хуже ожидание вести, когда кусок не лезет в горло, хмель не берет, и сон не идет; и каждый час гадаешь, когда, когда же придет эта долгожданная весть, и добрая ли она будет, али худая…Что-то затевают ромеи, но что? Молчит посланный в Царьград Добрыня. Молчат и Рогдай, и прохвост Залешанин, которых послал выкрасть щит Вещего Олега… Белоян ничего толком по звездам прочесть не может, даром, что небо третьи сутки денно и нощно тучами затянуто. Князь совсем извелся, ожидаючи.
Хлопнула дверь, в палату вбежал перепуганный гридень, кинулся к князю.
— Княже, беда…
— Что стряслось?! — Владимир в единый миг собрался в кулак, глаза опасно блеснули. — Говори!
— Людмила, дочь твоя…
— Что, опять пропала?
Гридень судорожно сглотнул, кивнул.
— Одна морока с этой девкой… — проворчал Владимир, потянувшись к кубку с флегрийским красным. — Вот же непоседа… Не дрейфь, авось сыщется. Через седмицу не объявится — тогда искать будем.
— Пойдем отсюда. Мне не хотелось бы здесь ночевать. — тихо сказал Руслан севшим голосом. Друзья вывели коней из оврага, и вскоре маленький отряд легкой рысью скакал на юг, вслед уходящей грозе. Руслан чувствовал пустоту в сердце, словно только что потерял родного человека. «Да ладно, — уговаривал он сам себя, — кем тебе была эта бабка? Так, случайно знакомая колдунья…», но в горле по-прежнему стоял ком, а на глаза то и дело наворачивались непрошенные слезы. Друзья молча скакали по бокам от него, всем своим видом выражая сочувствие и поддержку.
Внезапно навалилась дурнота, в глазах начало темнеть. Уже хорошо зная, что это предвещает, Руслан успел выбросить руки в стороны, ухватить друзей. На какой-то миг настала полная тьма.
Глава 35
Когда же тьма рассеялась, снова заблистали молнии, хлестнул по щекам все тот же проливенный дождь, ветер ударил в лицо. Грозно рокотало штормовое море, огромные волны выбрасывались на берег и тут же уползали обратно, прихватывая с собой все, что попадалось на пути. И слышен был крик, пронзительный девичий крик откуда-то сверху: «Руслан! Русла-ан! Спаси меня!!!».
— Мила! Мила!!!
— Руслан, я здесь!!! Меня тащит колдун…
— Молчан, сможешь повторить с посохом?! — рыкнул Руслан
— Нет, он уже слишком высоко.
— Спаси… — донеслось из поднебесья, и следом злорадный хохот Черноморда.
— Опоздал! — заскрипел зубами богатырь. — Опоздал!!! На какие-то доли мига… Подвел оберег…
— Наверное, это из-за грозы… — пробормотал Молчан, но богатырь его не услышал. Пришпорив Шмеля, он рванулся вперед, дико озираясь в поисках кого-нибудь, на ком можно сорвать досаду.
— Руслан, остановись! — кричали друзья, стараясь не отставать.
— К Ящеру! — огрызался Руслан, продолжая мчаться вперед.
Наконец, Рыбий Сын поравнялся с ним, улучив момент, перепрыгнул со своего серого конька на Шмеля, аккурат позади Руслана, и не без труда на полном скаку спихнул богатыря на землю.
Молчану стоило немалых трудов привести в чувства обоих друзей. Первым очнулся Руслан. Со стоном сел, помотал головой, прогоняя дурноту, увидел распростертого рядом словенина.
— Эх ты, дуралей, — вздохнул он. — Ну, и зачем ты это сделал?
— Все правильно он сделал. — пробурчал Молчан. — Иначе остановить тебя мы бы вряд ли смогли. Ну-ка, покажись теперь. Кости целы?
— Целы, целы. Пустяки, пара несмертельных царапин, да рожа вся разодрана…
Тем временем очнулся Рыбий Сын. Ему пришлось похуже: нога, покусанная свирепым кокодрылом, оказалась вывихнута, левая рука сломана, много кожи содрано; в голове несмолкаемый гул да тошнота впридачу. Молчан, не долго думая, зажег аж четыре костра.
— Зачем тебе столько? — не понял Руслан.
— На двух отвары для вас, непутевых, готовить, на третьем — еду варить, а на четвертом — целебное средство для выведения Черномордовой бороды…
— Ничего не получится… — прокряхтел Рыбий Сын.
— Это почему же?!
— А котел-то у нас всего один…
— Да, об этом я как-то не подумал. — удрученно признался волхв, плюя в лишние костры и принимаясь за положенные в таком случае ругательства. Когда остался всего один костер, он спросил: — Ну, тогда с чего начнем?
— С еды! — не сговариваясь, хором ответили воины, расхохотались, похлопали друг друга по спинам, морщась от боли.
Поели; Рыбий Сын тут же завалился спать прямо на мокрую траву. Руслан молча сидел, глядя на набегавшие штормовые волны, а волхв занялся приготовлением очередных отваров.
Гроза давно уже ушла, но море упрямо не желало успокаиваться. Руслан четвертый час неподвижно сидел на берегу, бездумно уставившись на кромсающие берег мутные пенные валы. Ночь шла на убыль, еще час-другой, и заалеет виднокрай, выкатится солнышко, засуетятся плаксивые чайки… От костра до витязя порой долетали запахи, по большей части, совершенно мерзостные, но он не обращал на них никакого внимания. Всей душой и мыслями он был сейчас с Милой, этой упрямой непоседливой девчонкой, неожиданно наступившей ему на сердце. Мысленно он вовсю махал мечом, отбивая любимую у Черноморда, уже сажал зловредного карлика в мешок, предварительно обрив наголо…
— Ты бы все же отдохнул малость, — сзади тихо подошел Молчан; — а то с такого перенапряга много не навоюешь, это я тебе как лекарь говорю. Раны старые заныли? — Руслан нехотя кивнул. — Ну, вот видишь… Давай, ложись. Завтра опять неблизкий путь. Я звезды читал, мы все же попали в Лукоморье. Не по своей, правда, воле, но ведь от этого ничего не меняется… Спи. А я попробую еще на небо попялиться. Вдруг, да удастся прочесть, что нас завтра ждет? Ложись. Утро завсегда вечера мудренее.
Богатырь снова молча кивнул и лег прямо там, где сидел. Уснул он мгновенно. Молчан покачал головой и вернулся к костру. Пришла пора снимать с костра дубовое варево. Не сносить бороды Черноморду!
— Вставай, Руслан! Вставай, к бою!
— Где, что?! — вскинулся богатырь. Вовсю уже светило и пригревало солнце, но волны никак не желали утихомириваться, и огромные, в два человеческих роста валы продолжали с грохотом падать на песчаный берег.
— Ты давеча драться хотел? Вот и дождался. Смотри! — Молчан указал рукой на север, откуда галопом приближался довольно многочисленный отряд всадников. По виду — степняки. Проскакать им оставалось не более половины версты. Руслан вздохнул, мельком проверил снаряжение, вскочил на Шмеля.
— Ну, Шмелюга, только держись. Будет нам потеха! Когда совсем страшно станет, шепни.
— Это печенеги. — уверенно сказал Рыбий Сын, большой знаток степных народов.
— Значит, все-таки будет драка. — вздохнул волхв, берясь за посох.
— Не обязательно… — пробормотал словенин, — все-таки, я прожил в их шатрах достаточно долго. Попробую договориться.
— Ты ж еще вчера рвался в драку! — съехидничал по привычке Руслан, разминая затекшие за ночь мышцы.
— Это было позавчера. — возразил Рыбий Сын. — А с тех пор и кокодрыл мне чуть ногу не оттяпал, и с тобой вчера славно полетали… В общем, если честно, сегодня драться мне уже не очень хочется.
— Балбесов выпускайте! — посоветовал Молчан.
— Только в самом крайнем случае. — ответил богатырь, извлекая из ножен меч. — Ребята просили не беспокоить. Попробуем справиться самостоятельно.
— Когда старейшину нашего племени, родного брата прадеда кагана Хичака, спросили, как ему удалось дожить до двухсот лет, он вот что сказал: «Вы, молодые, слишком много жрете, заносите в себя отраву всякую, оттого и умираете рано. Вот как у меня: на завтрак — поединок, на обед — драка, на ужин — война. А все, что между ними — это не считается». Только я сомневаюсь, что завтракать мы будем поединком…
— Да уж, скорее большой дракой или маленькой войной. — Руслан натужно шутил, пытаясь поднять боевой дух, прежде всего, свой собственный. — Коли все так, как сказал этот ваш долгожитель, то мы с вами, друзья мои, жить будем до тыщи лет, самое малое… А вот и наши гости. Здорово, ребята! Чего надобно?
Печенеги, не сбавляя темпа, выхватили кривые сабли. Кое-кто из них раскручивал арканы.
— Добрый будет завтрак, други! «Отбивная по-печенежски» называется! — с этими словами Руслан легко парировал первый удар степняцкой сабли, одновременно левой рукой мощно ударил в конскую морду. Конь рухнул, как подкошенный, придавив седока. Пока тот пытался выбраться из-под убитого животного, Руслан уже зарубил следующего печенега, схлестнулся с третьим. Мелькнул брошенный кем-то аркан. Но кидавший промахнулся, петля захлестнула не Руслана, а его противника. В горячке боя печенеги не разобрались и стащили с коня своего.
— Правильно… — пробормотал богатырь. — боец он все равно неважнецкий, неча под ногами путаться. Тут и без сопливых гололед… А ну-ка, подвинься, парень, обзор закрываешь… Други! Берегитесь арканов пуще всего!
— Не волнуйся! — ответил Рыбий Сын откуда-то справа. — Я свои приемы, которые ты пляской зовешь, как раз и начал придумывать, чтоб от аркана уйти…
Молчан сильно рисковал быть затоптанным конями. Ему было очень жаль убивать этих красивых, сильных животных, и потому он аккуратно ссаживал с них седоков быстрыми тычками посоха, целя преимущественно в лоб. Многие кони преданно топтались над телами поверженных хозяев. Молчан, выгадав момент, проскользнул меж ними.
— Разойдитесь, разойдитесь, сивки. А то простору для боя нет. — и вышел вперед, навстречу следующему печенежскому воину. — Эх, посох долго мыть придется…
Рыбий Сын рубился яростнее всех, чувствуя, что силы быстро иссякают. К тому же, он остался вообще без защиты со сломанной левой рукой, и потому выручала его только быстрота. Нападавшие, видя, какую мясорубку устроил этот странный пляшущий рубака, насели на него большинством отряда. Рыбий Сын шипел от боли, ругался на двух языках одновременно. Меч его трудно было узреть простым глазом — сверкающее острое колесо, мгновенно отсекающее носы, уши, руки, головы… Силы таяли быстрее, чем снег под лучами солнца, словенин понимал, что вот такой бешеной драки ему осталось всего чуть-чуть, а потом усталость, истощение, и — смерть. Что ж, тогда нужно прихватить с собой побольше врагов, только и всего.
Руслан, вспомнив, что Рыбий Сын не в лучшем состоянии, спешился, отослав Шмеля прочь, стал прорываться на помощь другу. То же сделал и Молчан. Они встретились в самой гуще побоища; встали спина к спине.
— Сколько ж их?! — прохрипел Руслан.
— Не меньше сотни, а то и больше! Я ссадил с коней тридцать шесть человек, а их будто и не убыло…
— Хоть ты теперь и боец… каких мало, а все же волхв: счет прежде всего! Это ж надо, врагов считать…
— Зубоскаль, зу… зубоскаль, оно нам завсегда помогает… Только штопать я тебя… теперь из вредности не стану!
— И… не больно-то хотелось. Мила заштопает. Когда… когда я ее выручу. Рыбий Сын, ты как там?
— Ничего… Ничего не вижу…
— Держись, дружище! Главное, по нам не попади! Все… все, что впереди — это враги. Остальное — мы.
— Ничего, Руслан, мы еще повоюем…
— Держись, паря… Молчан, да не жалей ты коней! Конь… твоего врага — твой враг!
Печенеги, невзирая на кошмарные потери, продолжали переть напролом. Натиск за натиском захлебывались в крови, но все новые и новые воины бросались в сечу, и вот уже три друга медленно, но верно отступают к бушующему морю. Вот упал на одно колено Рыбий Сын. Рука уже не так быстра, но врагам по-прежнему не стоит ждать снисхождения. Кто идет за шерстью, вполне может вернуться стриженым, или вовсе не вернуться. И отважный воин стриг печенегов по мере своих угасающих сил.
— Руслан, пора засадный полк пускать в дело! У меня сейчас уже руки отсохнут! Я ж головой привык работать, а не руками… — Молчан, дравшийся без доспехов, — да и зачем бы волхву доспехи? — давно уже лишился своей длинной рубахи, а сам был покрыт мелкой сеткой кровоточащих порезов и царапин.
— А… а я и забыл… про них…
Улучив свободный миг, Руслан вынул из кармана ларчик размером с лесной орех, швырнул его под ноги печенегам. Ларь тут же многократно увеличился в размерах, заскрипела откидываемая крышка.
— Ребята, ну мы же просили… — занудил было старший, но тут рядом с его ухом свистнула сабля, а грудь сдавила петля аркана. — Однако, с вами не соскучишься! — с этими словами он сильно дернул за веревку, и над ним пролетел сдернутый с коня печенег. — Эй, ты, вылезай! Тебе, помнится, намедни большая драка снилась… Так вот, сон в руку был! — И братья принялись за дело. Очень быстро они поняли, что голыми руками много не сделаешь, но пробиваться обратно к сундуку за дубинами было уже поздно. Тогда, пожав плечами, близнецы подобрали по сабле и снова включились в пляску смерти. Увлекшись сражением, они вгрызлись далеко вглубь печенежского отряда, оторвавшись от друзей. Руслан сквозь зубы поминал недобрыми словами всех демонов, злобных духов, печенегов и прочую нечисть, а пуще всего свой «засадный полк», который, вместо того, чтобы помочь друзьям выстоять, занимается тоже добрым делом, эвон, сколько врагов на себя отвлекли, но не совсем там, где надо… А ведь их уже почти к самой кромке моря оттеснили…
Пал Рыбий Сын. Закричал страшно, когда брошенный умелой рукой нож по самую рукоять вошел в левую сторону груди. Мгновением позже он распростерся на горе собственноручно наваленных трупов, а сверху на него упало обезглавленное Русланом тело его убийцы.
— Убили братушку, Молчан. — еле слышно прохрипел богатырь. Десятый пот пополам с кровью давно заливал глаза, он почти ничего не видел.
— Ну, тогда и нам пора попрощаться. Так, на всякий случай.
— Прощай, Молчан.
— Прощай, Руслан. В Вирии свидимся!
— А Сыну Рыбьему — вечная слава.
— Слава! — подхватил сорванным голосом волхв.
— Слава!!!
Печенеги было отпрянули от двух окровавленных людей, что дрались по колено в своей и чужой крови, убивая беспощадно всех, до кого могли дотянуться. Но все новые и новые печенеги ввязывались в бой, и вот уже краешки волн лижут сапоги русичей. Врагам удалось разъединить их, и теперь и витязь, и волхв снова дрались в сплошном окружении врагов, как в начале боя. Кровь потекла в море, и морю это не понравилось.
— Руслан, берегись!!! — истошно закричал Молчан, видя вздыбившуюся над богатырем волну. Но было поздно. С разрывающим уши грохотом волна накатила на берег, подмяв под себя и Руслана, и его противников. Когда она, шипя, уползла обратно, на песке не осталось никого.
— Слава!!! — крикнул Молчан, бросаясь на врагов.
Дальнейшее он запомнил смутно. Кровавая мгла окончательно затуманила взор, он бил, давил, потом посох выбили из рук и он крошил врагов голыми руками. Затем он подобрал сразу две сабли, и принялся рубить. Не очень умело, но его это совершенно не волновало. А потом… Потом вдруг все кончилось, и земля встала на дыбы, чтобы ударить волхва по голове.
— Мила! Мила!!!
— Руслан, я здесь!!! Меня тащит колдун…
— Молчан, сможешь повторить с посохом?! — рыкнул Руслан
— Нет, он уже слишком высоко.
— Спаси… — донеслось из поднебесья, и следом злорадный хохот Черноморда.
— Опоздал! — заскрипел зубами богатырь. — Опоздал!!! На какие-то доли мига… Подвел оберег…
— Наверное, это из-за грозы… — пробормотал Молчан, но богатырь его не услышал. Пришпорив Шмеля, он рванулся вперед, дико озираясь в поисках кого-нибудь, на ком можно сорвать досаду.
— Руслан, остановись! — кричали друзья, стараясь не отставать.
— К Ящеру! — огрызался Руслан, продолжая мчаться вперед.
Наконец, Рыбий Сын поравнялся с ним, улучив момент, перепрыгнул со своего серого конька на Шмеля, аккурат позади Руслана, и не без труда на полном скаку спихнул богатыря на землю.
Молчану стоило немалых трудов привести в чувства обоих друзей. Первым очнулся Руслан. Со стоном сел, помотал головой, прогоняя дурноту, увидел распростертого рядом словенина.
— Эх ты, дуралей, — вздохнул он. — Ну, и зачем ты это сделал?
— Все правильно он сделал. — пробурчал Молчан. — Иначе остановить тебя мы бы вряд ли смогли. Ну-ка, покажись теперь. Кости целы?
— Целы, целы. Пустяки, пара несмертельных царапин, да рожа вся разодрана…
Тем временем очнулся Рыбий Сын. Ему пришлось похуже: нога, покусанная свирепым кокодрылом, оказалась вывихнута, левая рука сломана, много кожи содрано; в голове несмолкаемый гул да тошнота впридачу. Молчан, не долго думая, зажег аж четыре костра.
— Зачем тебе столько? — не понял Руслан.
— На двух отвары для вас, непутевых, готовить, на третьем — еду варить, а на четвертом — целебное средство для выведения Черномордовой бороды…
— Ничего не получится… — прокряхтел Рыбий Сын.
— Это почему же?!
— А котел-то у нас всего один…
— Да, об этом я как-то не подумал. — удрученно признался волхв, плюя в лишние костры и принимаясь за положенные в таком случае ругательства. Когда остался всего один костер, он спросил: — Ну, тогда с чего начнем?
— С еды! — не сговариваясь, хором ответили воины, расхохотались, похлопали друг друга по спинам, морщась от боли.
Поели; Рыбий Сын тут же завалился спать прямо на мокрую траву. Руслан молча сидел, глядя на набегавшие штормовые волны, а волхв занялся приготовлением очередных отваров.
Гроза давно уже ушла, но море упрямо не желало успокаиваться. Руслан четвертый час неподвижно сидел на берегу, бездумно уставившись на кромсающие берег мутные пенные валы. Ночь шла на убыль, еще час-другой, и заалеет виднокрай, выкатится солнышко, засуетятся плаксивые чайки… От костра до витязя порой долетали запахи, по большей части, совершенно мерзостные, но он не обращал на них никакого внимания. Всей душой и мыслями он был сейчас с Милой, этой упрямой непоседливой девчонкой, неожиданно наступившей ему на сердце. Мысленно он вовсю махал мечом, отбивая любимую у Черноморда, уже сажал зловредного карлика в мешок, предварительно обрив наголо…
— Ты бы все же отдохнул малость, — сзади тихо подошел Молчан; — а то с такого перенапряга много не навоюешь, это я тебе как лекарь говорю. Раны старые заныли? — Руслан нехотя кивнул. — Ну, вот видишь… Давай, ложись. Завтра опять неблизкий путь. Я звезды читал, мы все же попали в Лукоморье. Не по своей, правда, воле, но ведь от этого ничего не меняется… Спи. А я попробую еще на небо попялиться. Вдруг, да удастся прочесть, что нас завтра ждет? Ложись. Утро завсегда вечера мудренее.
Богатырь снова молча кивнул и лег прямо там, где сидел. Уснул он мгновенно. Молчан покачал головой и вернулся к костру. Пришла пора снимать с костра дубовое варево. Не сносить бороды Черноморду!
— Вставай, Руслан! Вставай, к бою!
— Где, что?! — вскинулся богатырь. Вовсю уже светило и пригревало солнце, но волны никак не желали утихомириваться, и огромные, в два человеческих роста валы продолжали с грохотом падать на песчаный берег.
— Ты давеча драться хотел? Вот и дождался. Смотри! — Молчан указал рукой на север, откуда галопом приближался довольно многочисленный отряд всадников. По виду — степняки. Проскакать им оставалось не более половины версты. Руслан вздохнул, мельком проверил снаряжение, вскочил на Шмеля.
— Ну, Шмелюга, только держись. Будет нам потеха! Когда совсем страшно станет, шепни.
— Это печенеги. — уверенно сказал Рыбий Сын, большой знаток степных народов.
— Значит, все-таки будет драка. — вздохнул волхв, берясь за посох.
— Не обязательно… — пробормотал словенин, — все-таки, я прожил в их шатрах достаточно долго. Попробую договориться.
— Ты ж еще вчера рвался в драку! — съехидничал по привычке Руслан, разминая затекшие за ночь мышцы.
— Это было позавчера. — возразил Рыбий Сын. — А с тех пор и кокодрыл мне чуть ногу не оттяпал, и с тобой вчера славно полетали… В общем, если честно, сегодня драться мне уже не очень хочется.
— Балбесов выпускайте! — посоветовал Молчан.
— Только в самом крайнем случае. — ответил богатырь, извлекая из ножен меч. — Ребята просили не беспокоить. Попробуем справиться самостоятельно.
— Когда старейшину нашего племени, родного брата прадеда кагана Хичака, спросили, как ему удалось дожить до двухсот лет, он вот что сказал: «Вы, молодые, слишком много жрете, заносите в себя отраву всякую, оттого и умираете рано. Вот как у меня: на завтрак — поединок, на обед — драка, на ужин — война. А все, что между ними — это не считается». Только я сомневаюсь, что завтракать мы будем поединком…
— Да уж, скорее большой дракой или маленькой войной. — Руслан натужно шутил, пытаясь поднять боевой дух, прежде всего, свой собственный. — Коли все так, как сказал этот ваш долгожитель, то мы с вами, друзья мои, жить будем до тыщи лет, самое малое… А вот и наши гости. Здорово, ребята! Чего надобно?
Печенеги, не сбавляя темпа, выхватили кривые сабли. Кое-кто из них раскручивал арканы.
— Добрый будет завтрак, други! «Отбивная по-печенежски» называется! — с этими словами Руслан легко парировал первый удар степняцкой сабли, одновременно левой рукой мощно ударил в конскую морду. Конь рухнул, как подкошенный, придавив седока. Пока тот пытался выбраться из-под убитого животного, Руслан уже зарубил следующего печенега, схлестнулся с третьим. Мелькнул брошенный кем-то аркан. Но кидавший промахнулся, петля захлестнула не Руслана, а его противника. В горячке боя печенеги не разобрались и стащили с коня своего.
— Правильно… — пробормотал богатырь. — боец он все равно неважнецкий, неча под ногами путаться. Тут и без сопливых гололед… А ну-ка, подвинься, парень, обзор закрываешь… Други! Берегитесь арканов пуще всего!
— Не волнуйся! — ответил Рыбий Сын откуда-то справа. — Я свои приемы, которые ты пляской зовешь, как раз и начал придумывать, чтоб от аркана уйти…
Молчан сильно рисковал быть затоптанным конями. Ему было очень жаль убивать этих красивых, сильных животных, и потому он аккуратно ссаживал с них седоков быстрыми тычками посоха, целя преимущественно в лоб. Многие кони преданно топтались над телами поверженных хозяев. Молчан, выгадав момент, проскользнул меж ними.
— Разойдитесь, разойдитесь, сивки. А то простору для боя нет. — и вышел вперед, навстречу следующему печенежскому воину. — Эх, посох долго мыть придется…
Рыбий Сын рубился яростнее всех, чувствуя, что силы быстро иссякают. К тому же, он остался вообще без защиты со сломанной левой рукой, и потому выручала его только быстрота. Нападавшие, видя, какую мясорубку устроил этот странный пляшущий рубака, насели на него большинством отряда. Рыбий Сын шипел от боли, ругался на двух языках одновременно. Меч его трудно было узреть простым глазом — сверкающее острое колесо, мгновенно отсекающее носы, уши, руки, головы… Силы таяли быстрее, чем снег под лучами солнца, словенин понимал, что вот такой бешеной драки ему осталось всего чуть-чуть, а потом усталость, истощение, и — смерть. Что ж, тогда нужно прихватить с собой побольше врагов, только и всего.
Руслан, вспомнив, что Рыбий Сын не в лучшем состоянии, спешился, отослав Шмеля прочь, стал прорываться на помощь другу. То же сделал и Молчан. Они встретились в самой гуще побоища; встали спина к спине.
— Сколько ж их?! — прохрипел Руслан.
— Не меньше сотни, а то и больше! Я ссадил с коней тридцать шесть человек, а их будто и не убыло…
— Хоть ты теперь и боец… каких мало, а все же волхв: счет прежде всего! Это ж надо, врагов считать…
— Зубоскаль, зу… зубоскаль, оно нам завсегда помогает… Только штопать я тебя… теперь из вредности не стану!
— И… не больно-то хотелось. Мила заштопает. Когда… когда я ее выручу. Рыбий Сын, ты как там?
— Ничего… Ничего не вижу…
— Держись, дружище! Главное, по нам не попади! Все… все, что впереди — это враги. Остальное — мы.
— Ничего, Руслан, мы еще повоюем…
— Держись, паря… Молчан, да не жалей ты коней! Конь… твоего врага — твой враг!
Печенеги, невзирая на кошмарные потери, продолжали переть напролом. Натиск за натиском захлебывались в крови, но все новые и новые воины бросались в сечу, и вот уже три друга медленно, но верно отступают к бушующему морю. Вот упал на одно колено Рыбий Сын. Рука уже не так быстра, но врагам по-прежнему не стоит ждать снисхождения. Кто идет за шерстью, вполне может вернуться стриженым, или вовсе не вернуться. И отважный воин стриг печенегов по мере своих угасающих сил.
— Руслан, пора засадный полк пускать в дело! У меня сейчас уже руки отсохнут! Я ж головой привык работать, а не руками… — Молчан, дравшийся без доспехов, — да и зачем бы волхву доспехи? — давно уже лишился своей длинной рубахи, а сам был покрыт мелкой сеткой кровоточащих порезов и царапин.
— А… а я и забыл… про них…
Улучив свободный миг, Руслан вынул из кармана ларчик размером с лесной орех, швырнул его под ноги печенегам. Ларь тут же многократно увеличился в размерах, заскрипела откидываемая крышка.
— Ребята, ну мы же просили… — занудил было старший, но тут рядом с его ухом свистнула сабля, а грудь сдавила петля аркана. — Однако, с вами не соскучишься! — с этими словами он сильно дернул за веревку, и над ним пролетел сдернутый с коня печенег. — Эй, ты, вылезай! Тебе, помнится, намедни большая драка снилась… Так вот, сон в руку был! — И братья принялись за дело. Очень быстро они поняли, что голыми руками много не сделаешь, но пробиваться обратно к сундуку за дубинами было уже поздно. Тогда, пожав плечами, близнецы подобрали по сабле и снова включились в пляску смерти. Увлекшись сражением, они вгрызлись далеко вглубь печенежского отряда, оторвавшись от друзей. Руслан сквозь зубы поминал недобрыми словами всех демонов, злобных духов, печенегов и прочую нечисть, а пуще всего свой «засадный полк», который, вместо того, чтобы помочь друзьям выстоять, занимается тоже добрым делом, эвон, сколько врагов на себя отвлекли, но не совсем там, где надо… А ведь их уже почти к самой кромке моря оттеснили…
Пал Рыбий Сын. Закричал страшно, когда брошенный умелой рукой нож по самую рукоять вошел в левую сторону груди. Мгновением позже он распростерся на горе собственноручно наваленных трупов, а сверху на него упало обезглавленное Русланом тело его убийцы.
— Убили братушку, Молчан. — еле слышно прохрипел богатырь. Десятый пот пополам с кровью давно заливал глаза, он почти ничего не видел.
— Ну, тогда и нам пора попрощаться. Так, на всякий случай.
— Прощай, Молчан.
— Прощай, Руслан. В Вирии свидимся!
— А Сыну Рыбьему — вечная слава.
— Слава! — подхватил сорванным голосом волхв.
— Слава!!!
Печенеги было отпрянули от двух окровавленных людей, что дрались по колено в своей и чужой крови, убивая беспощадно всех, до кого могли дотянуться. Но все новые и новые печенеги ввязывались в бой, и вот уже краешки волн лижут сапоги русичей. Врагам удалось разъединить их, и теперь и витязь, и волхв снова дрались в сплошном окружении врагов, как в начале боя. Кровь потекла в море, и морю это не понравилось.
— Руслан, берегись!!! — истошно закричал Молчан, видя вздыбившуюся над богатырем волну. Но было поздно. С разрывающим уши грохотом волна накатила на берег, подмяв под себя и Руслана, и его противников. Когда она, шипя, уползла обратно, на песке не осталось никого.
— Слава!!! — крикнул Молчан, бросаясь на врагов.
Дальнейшее он запомнил смутно. Кровавая мгла окончательно затуманила взор, он бил, давил, потом посох выбили из рук и он крошил врагов голыми руками. Затем он подобрал сразу две сабли, и принялся рубить. Не очень умело, но его это совершенно не волновало. А потом… Потом вдруг все кончилось, и земля встала на дыбы, чтобы ударить волхва по голове.
Глава 36
— Пусти меня, проклятый колдун! — Мила извивалась, как угорь, но карлик держал крепко. Вокруг — куда ни кинь взгляд, — блистали молнии, дождь лил даже не как из ведра, а как из сорокаведерной бочки. Раскаты грома оглушали, от этого несмолкаемого грохота и ощущения, что под ногами — полверсты пустоты, разболелась голова и подташнивало. Черноморд не отвечал на ее мольбы, угрозы, проклятия; только противно смеялся. Длинная мокрая борода победно развевалась по ветру.
Наконец, полет закончился, и ноги девушки коснулись земли. В этот момент колдун разжал руки, и она без сил повалилась на траву.
— Э, нет, красавица, так дело не пойдет! — вновь рассмеялся карлик высоким скрипучим, как у попугая, голосом. — лечение твоей простуды в мои планы не входит! — с этими словами он схватил Милу за шиворот, потащил за собой к дверям дворца. Сам он летел в метре над землей.
— Пусти… сама пойду. — пробормотала Мила. Черноморд отпустил ее, и девушка тут же взвилась, кинулась на своего похитителя. И наткнулась на стену. Невидимую, но прочную. Сколько ни колотись — не пробьешь.
— Ничего не выйдет, и не надейся! — казалось, нет предела злобному торжеству этого урода. — Лучше просто мирись с участью рабыни! И гордись, что ты стала рабыней самого могучего колдуна в мире! А колдовать самой я тебе не советую. Я тут, предвидя скорое твое появление, наложил кое-какие чары… Не рискуй понапрасну! А то будет больно, очень больно. И очень долго. — с этими словами Черноморд открыл дверь и втолкнул Милу внутрь огромного зала. Где-то в дальнем углу жались еще пять девушек. — Вот, новую подругу вам привел! Устройте ее, она к нам, надеюсь, надолго. А ты, Датма, поди со мной. Вымоешь меня и расчешешь бороду.
Одна из девушек тут же вскочила с места, и, робко кланяясь едва ли не на каждом шагу и затравленно озираясь, подбежала к выходу. Хлопнула дверь. Мила огляделась. Зал был богато украшен, по стенам, отделенные друг от друга перегородками, стояли сорок кроватей. Две девушки из четырех оставшихся поднялись со своих мест, неспеша пошли ей навстречу. Одна из них была гречанкой. Мила несколько раз уже видела греческих женщин, и в Новгороде, и в Киеве, и научилась безошибочно их распознавать. Высокая, худощавая, кожа смуглая, лицо с резко очерченными чертами, черные вьющиеся волосы. Вторая была Совсем малорослая, до плеча подруге не доставала, слегка раскосые глаза, более плавные формы тела… Тоже черноволоса. Остановившись шага за три до Милы, мгновение они обменивались оценивающими взглядами, затем коротышка спросила:
— Здравствуй. Ты кто?
— Меня зовут Мила… Людмила. — поправилась она. — А вас?
— Я — Фатима, а это моя новая подруга, ее зовут Лидия. Скажи, Людмила, не дочь ли ты киевского халифа? — Мила не знала, кто этот халиф, но потом поняла, что Фатима имеет в виду ее отца, великого князя.
— Да, а что?
— Так вот ты, оказывается, какая… — совсем тихо, почти шепотом, произнесла Фатима. Мила ее услышала, нахмурилась:
— Что значит это твое «какая»? И откуда ты обо мне знаешь?
— Я слышала о тебе от великого воина по имени Руслан. — вздохнула девушка. В тот же миг синие глаза Милы стали темно-фиолетовыми, в них заплясали молнии.
— Где и когда ты с ним встречалась?!
— Совсем недавно мы путешествовали вместе… А, понимаю. Умерь свой гнев, и прибереги ревность для других. Руслан, конечно, прекрасен, но мне милее другой богатырь. Имя его — Ждан, по прозвищу Рыбий Сын.
— Так вот в чем дело! — облегченно рассмеялась Мила, слышавшая от Руслана об этом удивительном богатыре, что много бед причинил родному славянскому народу, воюя на стороне печенегов, а потом раскаялся и перешел на русскую сторону. — Прости, что заподозрила дурное. Лидия, а ты откуда здесь взялась?
— Оттуда же, откуда и вы. Черноморд приволок. — печально улыбнулась гречанка. — Я здесь появилась первой, сорок восемь дней уже прошло с тех пор.
— А что же мы стоим? — всплеснула руками Фатима. — пойдем присядем. Места здесь много!
— А остальные кто? — поинтересовалась Мила.
— Не обращай на них внимания. — махнула рукой Фатима. — они не только смирились со своей участью, но даже боготворят этого бородатого урода. Решили, что уж если он летать умеет, то могущественнее его на всем свете не сыщешь! Дикие люди, степнячки. Что с них возьмешь!
— А вы? Вы не смирились? — от волнения в голосе Милы появилась легкая хрипотца.
— Конечно же, нет! — удивленно воззрились на нее девушки. И Фатима продолжила: — Мы знаем, что придут великие богатыри Сын Рыбы и Восходящего Солнца и Руслан, а с ними всемогущий суфий Молчан, и повергнут во прах этого похотливого мерзавца! А ты в это разве не веришь?
— Верю. — кивнула княжна. — Но также знаю, что нет такой темницы, откуда нельзя было бы убежать. Или хотя бы попробовать.
— Тс-с! Не говори об этом вслух и вообще старайся не думать! — зашептала Лидия. Завтра, когда нас выпустят погулять в сад, можем поговорить об этом. Но сейчас — молчок. — и она одними лишь глазами очень выразительно указала на остальных девушек. Мила понимающе кивнула, и Лидия продолжила нормальным голосом: — Давайте лучше расскажем друг другу свои приключения! Ночь хоть и коротка, но мне, если честно, не уснуть в такую грозу — боязно. Я даже могу первой начать свой рассказ. Идет?
— Давай! — согласилась Мила, и Лидия начала свою повесть.
Видимо, прав был старый грек Леонид, и надо было все-таки при выходе из Константинопольского порта заплатить священнику за благословение. Кто знает — вдруг этот новый бог настолько силен, что мог бы предотвратить шторм? Кто знает… Но кормчий, давно уже забывший свое полученное при рождении имя и отзывающийся исключительно на прозвище Соленая Борода, был прижимист, если не сказать, что жаден, и денег попу не дал. Так что теперь в считанные мгновения налетевший неизвестно откуда шторм трепал и мотал крохотное суденышко, застав его как раз на полпути между Константинополем и Херсонесом.
Наконец, полет закончился, и ноги девушки коснулись земли. В этот момент колдун разжал руки, и она без сил повалилась на траву.
— Э, нет, красавица, так дело не пойдет! — вновь рассмеялся карлик высоким скрипучим, как у попугая, голосом. — лечение твоей простуды в мои планы не входит! — с этими словами он схватил Милу за шиворот, потащил за собой к дверям дворца. Сам он летел в метре над землей.
— Пусти… сама пойду. — пробормотала Мила. Черноморд отпустил ее, и девушка тут же взвилась, кинулась на своего похитителя. И наткнулась на стену. Невидимую, но прочную. Сколько ни колотись — не пробьешь.
— Ничего не выйдет, и не надейся! — казалось, нет предела злобному торжеству этого урода. — Лучше просто мирись с участью рабыни! И гордись, что ты стала рабыней самого могучего колдуна в мире! А колдовать самой я тебе не советую. Я тут, предвидя скорое твое появление, наложил кое-какие чары… Не рискуй понапрасну! А то будет больно, очень больно. И очень долго. — с этими словами Черноморд открыл дверь и втолкнул Милу внутрь огромного зала. Где-то в дальнем углу жались еще пять девушек. — Вот, новую подругу вам привел! Устройте ее, она к нам, надеюсь, надолго. А ты, Датма, поди со мной. Вымоешь меня и расчешешь бороду.
Одна из девушек тут же вскочила с места, и, робко кланяясь едва ли не на каждом шагу и затравленно озираясь, подбежала к выходу. Хлопнула дверь. Мила огляделась. Зал был богато украшен, по стенам, отделенные друг от друга перегородками, стояли сорок кроватей. Две девушки из четырех оставшихся поднялись со своих мест, неспеша пошли ей навстречу. Одна из них была гречанкой. Мила несколько раз уже видела греческих женщин, и в Новгороде, и в Киеве, и научилась безошибочно их распознавать. Высокая, худощавая, кожа смуглая, лицо с резко очерченными чертами, черные вьющиеся волосы. Вторая была Совсем малорослая, до плеча подруге не доставала, слегка раскосые глаза, более плавные формы тела… Тоже черноволоса. Остановившись шага за три до Милы, мгновение они обменивались оценивающими взглядами, затем коротышка спросила:
— Здравствуй. Ты кто?
— Меня зовут Мила… Людмила. — поправилась она. — А вас?
— Я — Фатима, а это моя новая подруга, ее зовут Лидия. Скажи, Людмила, не дочь ли ты киевского халифа? — Мила не знала, кто этот халиф, но потом поняла, что Фатима имеет в виду ее отца, великого князя.
— Да, а что?
— Так вот ты, оказывается, какая… — совсем тихо, почти шепотом, произнесла Фатима. Мила ее услышала, нахмурилась:
— Что значит это твое «какая»? И откуда ты обо мне знаешь?
— Я слышала о тебе от великого воина по имени Руслан. — вздохнула девушка. В тот же миг синие глаза Милы стали темно-фиолетовыми, в них заплясали молнии.
— Где и когда ты с ним встречалась?!
— Совсем недавно мы путешествовали вместе… А, понимаю. Умерь свой гнев, и прибереги ревность для других. Руслан, конечно, прекрасен, но мне милее другой богатырь. Имя его — Ждан, по прозвищу Рыбий Сын.
— Так вот в чем дело! — облегченно рассмеялась Мила, слышавшая от Руслана об этом удивительном богатыре, что много бед причинил родному славянскому народу, воюя на стороне печенегов, а потом раскаялся и перешел на русскую сторону. — Прости, что заподозрила дурное. Лидия, а ты откуда здесь взялась?
— Оттуда же, откуда и вы. Черноморд приволок. — печально улыбнулась гречанка. — Я здесь появилась первой, сорок восемь дней уже прошло с тех пор.
— А что же мы стоим? — всплеснула руками Фатима. — пойдем присядем. Места здесь много!
— А остальные кто? — поинтересовалась Мила.
— Не обращай на них внимания. — махнула рукой Фатима. — они не только смирились со своей участью, но даже боготворят этого бородатого урода. Решили, что уж если он летать умеет, то могущественнее его на всем свете не сыщешь! Дикие люди, степнячки. Что с них возьмешь!
— А вы? Вы не смирились? — от волнения в голосе Милы появилась легкая хрипотца.
— Конечно же, нет! — удивленно воззрились на нее девушки. И Фатима продолжила: — Мы знаем, что придут великие богатыри Сын Рыбы и Восходящего Солнца и Руслан, а с ними всемогущий суфий Молчан, и повергнут во прах этого похотливого мерзавца! А ты в это разве не веришь?
— Верю. — кивнула княжна. — Но также знаю, что нет такой темницы, откуда нельзя было бы убежать. Или хотя бы попробовать.
— Тс-с! Не говори об этом вслух и вообще старайся не думать! — зашептала Лидия. Завтра, когда нас выпустят погулять в сад, можем поговорить об этом. Но сейчас — молчок. — и она одними лишь глазами очень выразительно указала на остальных девушек. Мила понимающе кивнула, и Лидия продолжила нормальным голосом: — Давайте лучше расскажем друг другу свои приключения! Ночь хоть и коротка, но мне, если честно, не уснуть в такую грозу — боязно. Я даже могу первой начать свой рассказ. Идет?
— Давай! — согласилась Мила, и Лидия начала свою повесть.
Видимо, прав был старый грек Леонид, и надо было все-таки при выходе из Константинопольского порта заплатить священнику за благословение. Кто знает — вдруг этот новый бог настолько силен, что мог бы предотвратить шторм? Кто знает… Но кормчий, давно уже забывший свое полученное при рождении имя и отзывающийся исключительно на прозвище Соленая Борода, был прижимист, если не сказать, что жаден, и денег попу не дал. Так что теперь в считанные мгновения налетевший неизвестно откуда шторм трепал и мотал крохотное суденышко, застав его как раз на полпути между Константинополем и Херсонесом.