Спенсер Лавирль. Осень сердца

   Он так много хотел ей сказать, хотя и знал, что не сможет этого сделать. Она говорила, что через два часа должна быть дома, а уже прошло больше двух часов, и ему показалось, что она слегка спешит. Она не то чтобы спешила, просто ей хотелось поскорее добраться до своей лодки. Обратив свой взгляд на нее, он в последний раз вознаградил себя, рассматривая ее лицо. Нежный подбородок, пухлые губы и солнечные блики в развевающихся лентах шляпки.
   Уже в лодке она встала и, повернувшись, пронзила его таким прямым взором, что он не мог его избежать: он почувствовал себя разбитым на мелкие кусочки, как стайка рыбешек разлетается врассыпную, когда близ нее падает камень.
   Прощаясь, она произнесла нежно, но без тени сожаления по поводу расставания:
   — Спасибо.
   — Спасибо вам, мисс Лорна, за пикник.
   — Я только принесла пакет с ленчем. Вы же приготовили его.
   — С удовольствием.
   — Я дам знать, когда поговорю с папой.
   Он промолчал.
   В молчании прошло еще пять секунд, и от напряжения у обоих свело животы.
   — Итак, прощайте, — сказала она.
   — До свидания, мисс.
   Подав ему руку, она ступила на ялик, и на мгновение они почувствовали прикосновение друг друга. Ее кожа была нежной и гладкой, его же была грубой, как шкура. Она уселась в лодке, а он передал ей пакет. Затем он взялся за нос лодки, чтобы оттолкнуть ее от причала. Перед тем как он это сделал, Лорна обернулась, и поля ее шляпки коснулись его подбородка. Их лица были совсем рядом.
   — Завтра утром вы будете собирать клубнику? — спросила она.
   У него кольнуло в сердце, когда он отвечал.
   — Да, мисс, буду…
   — Тогда у меня будет клубника на завтрак, — ответила она, и он с силой толкнул лодку.
   Он стоял на причале, ожидая, когда ее лодка совсем исчезнет из виду. Она не дала ему ни малейшего намека на обещание чего-то, надежду, только оглянувшись, крикнула:
   — До свидания, мистер Иверсен! Подняла руку и исчезла из виду. Из тени деревьев Тим отозвался:
   — До свидания, мисс Лорна!
   Она даже не улыбнулась Харкену, но он знал, что она следит за ним, и поэтому смотрел на ее удаляющееся личико до тех пор, пока можно было различить ее черты.
 
   Он думал о ней всю ночь, лежа на раскладушке в своей тесной каморке на третьем этаже с единственным окном, выходящим на огород. Тим сказал только одну вещь, когда он проводил Лорну и возвратился. Он вынул трубку изо рта, взглянул на Пенса единственным здоровым глазом и посоветовал: «Будь осторожен, Йенс».
   Ладно, Йенс Харкен будет осторожным. Несмотря на то что сегодня они напропалую строили глазки друг другу, он был далеко не дурак, чтобы не видеть разницы между собой и Лорной Барнетт. Он очень дорожил своей работой, потому что она давала ему возможность находиться вблизи тех людей, которые имели и яхты и свободное время, чтобы предаваться парусному спорту. А вот ей зачем нужно было кокетничать с кухонным рабочим? Конечно, у нее полно кавалеров, которые сейчас крутятся вокруг дома и записываются в карточки для танцев и которые когда-нибудь станут такими же богатыми, как и ее папочка. Когда они входят в гостиную, щегольски одетые, владеющие собственными яхтами, ее мамаша просто щеки надувает, принимая их у себя, а папаша угощает их дорогим бренди.
   Йенс был уверен, что как раз один из них вчера вечером сидел с ней рядом за обедом.
   Она не казалась легкомысленной, просто за один день ее симпатия к нему стала настолько явной, так же, впрочем, как и у него по отношению к ней, что он вспомнил совет Тима. Ведь медленно растущее влечение опаснее, чем быстрый флирт. Ему бы, конечно, лучше заняться маленькой Раби, которая последнее время частенько засматривалась на него. Она тоже служанка по кухне, ирландка, с курчавыми рыжими волосами и вся в мелких веснушках. А Пенсу, истому норвежцу, и курчавые рыжие волосы, и веснушки, конечно, казались некрасивыми. Тяжелые, густые каштановые волосы Лорны ему нравились больше. Он вспомнил, как она вышла из лодки, разгоряченная, упругие бесчисленные кудри покрывали ее плечи, глянцевитые завитки прилипли к вискам. Йенс всегда поражался, как изящным дамам удается сохранять самообладание в самое жаркое летнее время. И в самом деле, в такую жару Лорна на лодке пересекла все озеро, чтобы затем просто снять шляпку, распустить волосы и весь пикник провести с человеком, которому она должна была выказывать полнейшее равнодушие, почти презрение. Короче, обычная картина: богатые всегда презирали тех, кто на них работал.
   Хотя как будто бы сегодня мисс Лорна Барнетт презрения совсем не показывала.
   Лежа в своей каморке и перебирая в памяти последние эпизоды, Йенс пытался выбросить ее из головы. Простыни ему казались жесткими, подушка жаркой, поэтому он повернулся на бок, подложил подушку холодной стороной под голову и закрыл глаза, но мысли все равно лезли в голову. Он воображал ее то в одной позе, то в другой, то она выходит из лодки, то весело улыбается, спрашивая, будет ли он собирать завтра клубнику на завтрак. Он снова и снова вспоминал славное создание с живыми глазами и чудесной улыбкой.
   А что, если она тоже лежит без сна и вспоминает события минувшего дня?
 
   Мисс Лорна Барнетт вытянулась в постели, закинув руки за голову и уставившись в потолок. Когда она выходила из лодки, она даже представить себе не могла, что ей преподнесет сегодняшний пикник.
   Йенс Харкен.
   Она думала о его имени, не произнося его вслух, потому что для нее назвать его по имени было то же самое, что пересечь демаркационную линию, а это даже при ее независимом характере было нелегко. Но даже просто думать об этом доставляло удовольствие.
   Йенс Харкен, кухонный работник… Боже праведный, что же еще предстоит ей испытать?
   Ведь она и раньше приходила к Тиму разузнать побольше о яхтах, которыми увлекалась, тем более что ей не разрешали ходить под парусом, но однажды она все-таки попробовала. После этого Лорна хотела создать женскую команду парусного спорта в яхт-клубе, у которой должны были быть принципиально новые яхты, разве она не говорила об этом? Так что если папа откажется выслушать соображения Харкена, то она, наоборот, возьмет их на вооружение.
   Папа — такой упрямый, несговорчивый человек. Сначала она хотела попробовать уговорить его хотя бы выслушать Харкена, рассчитывая на его снисхождение, если все-таки план Харкена будет одобрен и команда «Белого Медведя» в конце концов станет победителем. Но теперь, посидев с ним на пляже и увидев, как его сильные руки рисуют лодки на песке, она решила действовать иначе. Откуда он мог все это знать, не имея специального образования по судостроению? Она поверила в то, что он сможет построить новую яхту только благодаря силе его убеждения. В течение всего времени, пока они были вместе, он держался на расстоянии; только когда они сидели на песке и говорили о конфигурации киля, только в этот момент она почувствовала, что он говорит с ней на равных и разница в их положении исчезла. Когда она взглянула ему в лицо и спросила, где он всему этому научился, то он ответил; «Я не знаю». Иона подумала: «А ведь он действительно не знает!» С этого момента в ней начало расти чувство восхищение им и его работой.
   Она стояла рядом с ним на коленях, глядя в его голубые глаза, и думала: «Он сможет осуществить эту сумасшедшую затею. Я знаю, что он сможет». А когда села на корточки, то в голову полезли совершенно другие мысли: «До чего же хорош собой!»
   Его глаза и его лицо и на следующий день все время стояли перед ней, не отпуская ни на минуту, хотя дома старалась не думать об этом. Такой красивый прямой нос, чистая кожа, четко очерченный рот на гладком лице. Она привыкла к бородатым: все мужчины, которых она знала, имели какую-нибудь растительность, будь то усы или борода. Поэтому лицо Харкена поражало своей гладкостью и чистотой помимо того, что оно было просто привлекательным. Таская тяжести на кухне, глыбы льда, тяжелые котлы и, кто знает, что еще, он стал сильным и мускулистым.
   Сколько времени он уже здесь пробыл? Приходилось ли ему работать в городе прошлой зимой? Работал ли он здесь в доме прошлым летом? А позапрошлым летом? Почему ей не пришло в голову спросить его об этом раньше? Она вдруг захотела узнать о нем все, решительно все — о его матери и отце, о том, как он пересекал океан, о его детстве и о годах, проведенных на Восточном побережье, и особенно ей хотелось узнать о том, сколько времени он уже пробыл на их кухне, ведь он дотрагивался до всего, чем пользовалась и она, — еды, столового серебра и прочего.
   Похоже, после этой мысли она пришла к некоторым выводам.
   Взглянув в темноту, она свесила ноги с кровати и обеими руками взъерошила волосы. Боже мой, хоть бы эти сверчки замолчали! И хоть бы чуть-чуть прохлады и свежего ветерка! Она глубоко вздохнула и передернула плечами.
   Хватит думать про Йенса Харкена, вот и все. Если ей нужно с кем-то кокетничать, этим можно заниматься и с Тейлором Дювалем. Тем более что мама и папа хотят, чтобы она вышла за него замуж. Она это знала точно, хотя пока еще никто с ней об этом не говорил. К тому же вчера именно с Тейлором она чуть не поцеловалась. А сегодня уже кухонный слуга! Лучше вообще выбросить из головы эти дурацкие мысли!
   Она повернулась на бок, подложила подушку под щеку, подняла одно колено и задрала рубашку, чтобы свежий ветер обдувал ноги.
   Но заснуть все равно не могла. И перестать думать о Йенсе Харкене тоже.
 
   На следующее утро Лорна проспала завтрак. Когда она вошла в столовую, там было тихо и пусто. На столе ни столовых приборов, ни свежей клубники, которую собирался принести Харкен. В комнате пахло лимоном, а посреди стола красовался свежий букет, говорящий о том, что Лавиния пробыла здесь довольно долго. Лорна взглянула на дверь в кухню: она могла бы пойти туда и попросить чего-нибудь перекусить — логично по сути, чтобы увидеться с Харкеном, хотя по форме может превратиться в опасную привычку.
   И Лорна, поразмыслив, пошла по комнатам и вскоре увидела матушку, которая что-то писала за дубовым секретером. Все тут было просто и незатейливо, по-старинному, комната была вся залита солнечным светом и утопала в теплых тонах персикового цвета и слоновой кости. Скромный ситец заменял шкуры диких животных, а в распахнутые двери, которые вели на солнечную восточную веранду, дул свежий ветер.
   — Доброе утро, мама.
   Лавиния коротко взглянула, продолжая писать:
   — Доброе утро, дорогая.
   — Кто-нибудь есть в доме? Впечатление такое, что все исчезли.
   — Отец в городе. Тетушки сидят на веранде, а девочки пошли в гости к Бетси Уайтинг. Я точно не знаю, где Серон. Но он со своей подзорной трубой, наверное, залез куда-нибудь на дерево.
   — А папа вернется к вечеру?
   — Нет, он там останется до утра.
   — Ах, черт возьми, ну почему же?
   — Я попрошу тебя без этих вульгарных выражений, Лорна. Что за важность такая, если ты даже и дня подождать не можешь?
   — Да ничего. Я просто хотела поболтать с ним.
   Она направилась к двери, но Лавиния ее остановила.
   — Одну минуту, Лорна. Мне нужно поговорить. Вернувшись назад, Лорна без предисловий затянула нудным голосом:
   — Ну, мама, я знаю, что вчера обещала вернуться через два часа, но на озере было так хорошо…
   — Я не об этом. Закрой дверь, дорогая.
   Лорна закрыла дверь и, ничего не подозревая, уставилась на мать.
   — Я по поводу субботнего вечера, — жестко сказала Лавиния.
   — Субботнего вечера? — переспросила Лорна. усевшись на низкий диван.
   Лавиния откинулась в кресле.
   — И я, и тетушка Генриетта видели, так что те, то был в комнате, конечно, тоже обратили внимание.
   — Обратили внимание на что?
   — На то, что ты пригласила Тейлора на веранду.
   Лорна вытаращила глаза, а Лавиния продолжала.
   — Лорна, этого просто нельзя было делать.
   — Мама, но ведь в комнате было почти пятнадцать человек!
   — Это не имеет значения, я говорю о твоих манерах.
   — Но, мама…
   — Ты самая старшая, Лорна. С тебя берут пример младшие сестры, и поверь, дорогая, из любви к тебе я все больше и больше внимания должна уделять тому, чтобы ты развлекалась в рамках приличий. Я говорила тебе об этом и раньше, но, как тетушка Генриетта сказала…
   — О, проклятая тетка! — Лорна всплеснула рунами и вскочила на ноги. — Как тут не поверить, что у нее в ухе подслушивающее устройство. Но ей-то какое дело до этого?
   — Тсс! Потише, Лорна!
   Лорна понизила голос, но не отрывала взгляда от лица Лавинии.
   — Ты же знаешь пунктик тети Генриетты! Она ненавидит мужчин, и в этом все дело. Она же сама мне рассказывала, что у нее был поклонник, но он бросил ее ради кого-то, и с тех пор она мужчин терпеть не может.
   — Все может быть, но в данном случае она думала только о твоем благополучии.
   — Мама, я думала, тебе нравится Тейлор.
   — Да, дорогая. И мне, и папе, нам обоим нравится Тейлор. Мы уже давно решили, что он был бы тебе прекрасным мужем.
   Это было то, что Лорна давно уже знала. Лавиния опустила глаза на секретер, она держала ручку в горизонтальном положении и уже несколько раз опускала ее в чернильницу.
   — Я никогда не упоминала об этом раньше, но тебе уже восемнадцать лет, и Тейлор этим летом обращал на тебя много внимания. Но, Лорна, все-таки когда в комнате его отец с матерью, а ты приглашаешь его на веранду…
   — Я не приглашала его на веранду! Было очень жарко, а мужчины вовсю дымили сигарами… и, кроме того, с нами все время была Дженни.
   — И какой же урок извлечет Дженни из этого любовного тет-а-тета, где ты задавала тон?
   — Любовного… — Лорна так возмутилась, что не могла даже рта закрыть. — Мама, я не участвовала ни в каком любовном тет-а-тете!
   — Серон видел вас однажды в подзорную трубу.
   — Ну и мерзавец этот Серон!
   — В другой раз, тоже вечером, когда вы возвращались с джазового концерта…
   — Засунуть бы эту подзорную трубу Серому в задницу!
   — Не сомневаюсь, что ты бы смогла это сделать, — промолвила Лавиния, приподняв левую бровь.
   Облокотившись на ручку дивана, Лорна откровенно призналась:
   — Мама, Тейлор поцеловал меня. Что ж тут плохого?
   Лавиния сжала руки.
   — Ну, я думаю, что ничего. Кто-нибудь даже мечтает об этом, но ты никогда не должна…
   Лавиния замолчала, как бы подыскивая подходящую фразу. Кашлянув, она отвернула пунцовое лицо в сторону и еще крепче сжала пальцы с побелевшими костяшками.
   — Не должна делать чего, мама? Вперив взгляд в свои руки, Лавиния едва слышно прошептала:
   — Не позволяй им коснуться до тебя!
   Лорна тоже вся вспыхнула.
   — Мама, — прошептала она возмущенно, — я и не позволяю!
   Взгляды их встретились.
   — Ты должна понять, Лорна, что матери очень трудно сказать об этом, но предупредить тебя — моя обязанность. Мужчины будут добиваться этого. — Она дотронулась до руки дочери. — Даже Тейлор. Какой бы он ни был прекрасный молодой человек, он будет домогаться тебя, и вот когда он позволит себе это, ты немедленно должна расстаться с ним. Ты должна прийти домой или настоять на том, что тебе обязательно нужно домой. Понимаешь?
   — Да, мама, — ответила Лорна спокойно. — Можешь поверить, что я поступлю именно так.
   Взгляд Лавинии потеплел. Откинувшись назад, она расслабилась и разжала руки. Краска постепенно сошла с ее лица.
   — Ну что ж, все эти неприятные вещи сказаны ради твоего же блага. А в будущем могу я положиться на то, что Тейлор будет именно тем молодым человеком, чье предложение ты примешь?
   — Мама, я не уверена, что он ухаживает за мной.
   — Ну а как же, конечно, ухаживает. Он просто ждет, когда ты повзрослеешь. Вот поэтому я и предупредила тебя.
   Казалось, что еще можно сказать?
   — Мама, я пойду?
   — Да, разумеется, я должна закончить мои письма.
   Лорна медленно дошла до двери, открыла ее и покинула комнату в полном смущении. Что же конкретно сказала мама? Что целоваться можно в определенных границах? И что мужчины будут стараться нарушить эти границы? Мама предупредила, но так расплывчато, что непонятно, как этим пользоваться практически, ведь ничего конкретного она не сказала.
   Однако кое-что Лорна поняла довольно ясно. Уж если мама так всполошилась, только увидев ее вместе с Тейлором на веранде, можно себе представить, что с ней будет, когда она узнает, что у Лорны дружба с кухонным слугой и они были вместе на пикнике.
   Поразмыслив, Лорна решила, что следует быть более осмотрительной и держаться подальше от кухни, чтобы не нажить себе неприятностей.
 
   Остаток дня в понедельник проходил тихо и был небогат событиями. Все были заняты своим делом: кто-то возился в саду, а кому-то нравилось собирать ракушки и ловить бабочек, читать, вышивать, ходить по магазинам, пить лимонад на веранде или играть на пианино. И только Лорна слонялась без дела, не зная, куда себя деть.
   Она вспомнила про теннис, но ее партнерша и подруга Феба Армфилд уехала в Сент-Пол по магазинам, а сестры ушли к Бетси Уайтинг. Можно было бы пойти половить рыбу, но она боялась просить надувную лодку после вчерашнего опоздания. Есть еще ялик, но тогда придется договариваться с Тимом и Харкеном, а это уже хлопотно. После ленча, во время которого Лорна поинтересовалась, собирал ли Харкен ягоды, она полежала в гамаке, поиграла с сестрами в крокет и перед самым ужином поймала Серона в его комнате, пригрозив отобрать у него подзорную трубу, если он не перестанет шпионить.
   Корча рожи и дразня сестру криками: «Лорна и Тейлор — жених и невеста, тили-тили-тесто, жених и невеста!», Серон забрался на самый верх лестницы, и она не смогла его поймать.
   Наконец рано вечером появилась Феба Армфилд. Они вышли из дома и спустились вниз к озеру.
   — Пойдем к нам, я покажу тебе, что я сегодня купила.
   — Я так рада, что ты пришла! А то я бы сегодня со скуки помирала.
   Летняя резиденция Армфилдов была значительно больше, чем усадьба Барнеттов. Она насчитывала семнадцать комнат и занимала площадь почти пятнадцать акров: отец Армфилд был представителем второго поколения властителей горнорудной империи, которая держала в своих руках все — от добычи железной руды и сталеплавильных заводов до строительства железных дорог.
   Комната Фебы окнами выходила на озеро. Двери были раскрыты настежь. На вешалке Лорна увидела костюмы, которые Феба смастерила для своего друга — один для ночной парусной прогулки, которую организовывал яхт-клуб, а другой для танцевального вечера на борту «Диспетч» в следующий уик-энд.
   — Я собираюсь пойти с Джеком.
   Джексон Лоулс, молодой человек, был наследником холдинговой компании металлоизделий, которой владел его отец в Сент-Поле. Коттедж семьи Лоулсов находился на другой стороне озера, в Уайлдвуде.
   — А ты пойдешь с Тейлором? — спросила Феба. Она была хорошенькой с золотисто-каштановыми волосами и аппетитного сложения.
   — Не знаю, наверное.
   — Что ты хочешь этим сказать — наверное? Тебе что, не нравится Тейлор?
   — Да нет, конечно, нравится. Но только он всегда там, где мы встречаемся семьями. Если даже он перестанет мне нравиться, я не знаю, как я смогу с ним расстаться.
   — Ну, уж если ты не захочешь его видеть, только дай мне знать. Я знаю, что он деловой и, как говорит отец, очень хваткий. Когда он получит миллионы отца, он удвоит их в момент.
   — Феба, тебе когда-нибудь становилось тяжко оттого, что у твоего отца миллионы? Феба изумленно уставилась на нее.
   — Лорна Барнетт, что с тобой? Ты хочешь сказать, что лучше быть бедной?
   Лорна села на кровать и откинулась на спину.
   — Не знаю, что и говорю, но у меня такое настроение, вот и все. Я только хотела сказать: если бы у нас не было таких денег, вряд ли наши папы беспокоились бы, кого мы выбираем в друзья, можно или нельзя леди ходить под парусом или играть в теннис. Я уже просто устала от того, что мне все говорят, что мне можно и что нельзя, — и папа, и мама!
   — Да знаю я, у меня то же самое, — грустно промолвила Феба. — Иногда я чувствую себя так же, как и ты сейчас. Мне хочется сделать что-нибудь такое! Дать им понять, что мне уже восемнадцать и я не собираюсь больше жить по их глупым правилам.
   Лорна изучающе посмотрела на подругу и вдруг решилась довериться ей.
   — Я кое-что уже делаю.
   — Что? Ну, Лорна, скажи мне, я тоже хочу.
   Глаза Лорны заблестели.
   — Я скажу тебе, но ты не должна делиться этим ни с одной живой душой, потому что если узнает мой папа, то мне будет плохо.
   — Обещаю, что не скажу. — Феба перекрестилась и подалась немного вперед. — И что ты сделала?
   — Я была на пикнике с нашим кухонным слугой.
   Глаза и рот Фебы округлились так, что Лорна дернула за подбородок.
   — Закрой свой рот, Феба!
   — Лорна, неужели правда?
   — Да это совсем не то, что ты думаешь. С нами еще был Тим Иверсен. И мы болтали о лодках, но, Феба, это было замечательно! Харкен считает, что он сможет…
   — Харкен?
   — Да, Йенс Харкен, так его зовут. Он считает, что сможет спроектировать лодку, которая будет принципиально новой по дизайну, совсем не похожей на те, которые участвовали в парусных гонках. Он говорит, что она будет, как пуля на воде, но никто из яхт-клуба не стал его слушать. Он зашел так далеко, что даже подложил записку с этим предложением моему отцу в десерт в прошлую субботу, но отец только разозлился и устроил дикую сцену.
   — Ах вот что произошло! Все на острове только об этом и болтают!
   Лорна рассказала ей о своих планах представить Харкена своему папе.
   Когда она закончила, Феба спросила:
   — Лорна, ты ведь еще хочешь с ним увидеться, да?
   — Да ты что, нет, конечно. Говорю тебе, что я только хочу уговорить моего папу выслушать его. А потом еще мама мне все утро твердила про Тейлора. Они с папой считают, что он будет хорошей парой для меня.
   — Конечно, да ты и сама мне это говорила.
   Однако Лорна рассеянно молчала, блуждая взглядом по комнате.
   — Феба, можно мне спросить тебя кое о чем?
   — Конечно! — Феба мгновенно сконцентрировала внимание и дружески дотронулась до нее рукой. — Что случилось, Лорна?
   Лорна рассеянно продолжала:
   — Да мама мне кое-что сказала сегодня утром и… меня это очень смутило. — Лорна подняла взгляд и робко спросила. — Джек когда-нибудь целовал тебя?
   — Ну, пару раз, — покраснела Феба.
   — Ну и… он трогал тебя?
   — Трогал меня? Конечно, трогал! В первый раз, когда мы целовались, он держал меня за плечи, а в другой раз он обнял меня.
   — Ну тогда я не знаю, что мама этим хотела сказать. Она говорила, что мужчины пытаются дотронуться до женщин — даже Тейлор — и что, если он попытается это сделать, я должна немедленно вернуться домой. Мама была страшно смущена, когда говорила это. Но я не понимаю, что она имела в виду. Я и подумала: может быть, ты знаешь.
   Выражение на лице Фебы болезненно изменилось.
   — Та же самая история, Лорна. Моя мама тоже говорила мне что-то похожее, и тоже с красным от смущения лицом и бегающими глазами.
   — И что же конкретно она тебе сказала?
   — Что я теперь стала молодой леди и если куда-нибудь пойду с Джеком, то всегда должна держать ноги крест-накрест.
   — Держать ноги крест-накрест! И что ты думаешь обо всем этом?
   — Право, и не знаю, только я смущена этим так же, как и ты.
   — Хотя…
   Ошеломляющая мысль пришла им одновременно в голову. Они уставились друг на друга, не в силах поверить в это.
   — О нет, Лорна, это невозможно.
   Помолчав, Феба спросила:
   — Повтори еще раз, что сказала твоя мама.
   Обе девушки не отдавали себе отчета в том, что говорили шепотом.
   — Ну, она сказала, что Тейлор может попытаться тронуть меня и что я не должна позволять ему этого. А что твоя мама говорила?
   — Она предупредила меня: когда я буду с Джеком, я должна держать ноги крест-накрест.
   Лорна приложила палец к губам и прошептала:
   — О, дорогая, ну разве могли они это иметь в виду?
   — Конечно, они не это имели в виду, — прошептала Феба. — Но зачем мужчине это делать?
   — Не знаю, а почему наши мамы вдруг покраснели?
   — Я тоже не знаю. А почему мы говорим шепотом?
   — Да потому что комната моего брата Майкла как раз направо наискосок по коридору, и я бы точно умерла, если бы он услышал хоть одно слово из нашего разговора.
   Помолчав несколько минут, Лорна предложила:
   — Может быть, ты как-нибудь спросишь у Майкла?
   — Ты с ума сошла! Спросить моего братца!
   — Нет, я думаю, мы придумаем что-нибудь получше, чтобы узнать у него об этом.
   — Да, он может научить нас ходить под парусом или ловить рыбу, но только не это.
   — Ну ладно. А кого еще мы можем спросить? Спрашивать было некого.
   — Тем не менее, — заключила Лорна, — каким-то образом это связано с поцелуями.
   — Но мама никогда не запрещала мне целоваться.
   — Моя тоже, хотя меня застукали с Тейлором. Этот мерзавец Серон со своей подзорной трубой шпионил за нами и все передал маме. Вот с чего все и началось.
   — Лорна, а ты видела когда-нибудь, как твои родители целуются?
   — О Господи, нет. А ты?
   — Только один раз. В библиотеке. Они не знали, что я стояла под дверью.
   — Ну, и они о чем-нибудь говорили?
   — Мама говорила: «Джозеф, дети».
   — «Джозеф, дети»? И все?
   Феба кивнула.
   — А он трогал ее?
   — Он держал ее ладони в своих…
   Снова наступило молчание. Лорна откинулась на спину, а Феба уселась поудобнее.