– Ох, нет. – Лин растерялась. – Я не могла их купить. Денег хватает только на еду.
   – Подожди здесь. – Ник побежал к Марлоу-Хаус и исчез за грудами камней и кирпичей, сбежав по ступенькам во двор. Он скоро вернулся, неся маленькое сахарное деревце – одно из тех, что Пен купила на рынке.
   – В День Солнцеворота у всякого малыша должно быть сладкое, – сказал он, протянув Сью деревце. Сняв толстые перчатки, он провел пальцем по нежной щечке ребенка. В его голосе было столько осторожной ласки, что у Кэрол сжалось сердце. Сью засунула основание деревца в рот, и Ник засмеялся, глядя, с каким явным удовольствием она пробует угощение.
   – Спасибо, Ник, – начала было Лин.
   Но он прервал ее:
   – Убедись, что она в безопасности. Обе женщины поняли двойной смысл его предупреждения. Лин участвует в восстании, и ребенка нужно оставить на таких людей, Которые скроют, чья это дочь, если мать убьют или схватят.
   – Завтра вечером я отведу ее к подруге, – сказала Лин.
   Глядя ей вслед, Ник обнял Кэрол за плечи.
   – Какие они страшные, эти гвардейцы, – сказала Кэрол. – Ник, их начальник уставился прямо на меня, и его взгляд привел меня в ужас. Я почти слышала, как у него в голове поворачиваются колеса. Он понял, что я нездешняя. Может ли мое присутствие причинить вам неприятности?
   – Вряд ли. Жители пригорода приходят на праздник Солнцеворота. В это время на площади всегда много пришлых людей. Одним больше, одним меньше – это дела не меняет.
   – Я кричала на него, я его выругала, – настойчиво продолжала Кэрол. – Он узнает меня, если еще раз встретит.
   А про себя подумала: «И я узнаю его. Почему меня охватывает ужас при мысли об этом?»
   – Не о чем беспокоиться. Ты замерзла, устала и расстроилась, когда чуть не зашибли ребенка. – Ник направился к Марлоу-Хаус, увлекая Кэрол за собой и по-прежнему обнимая ее за плечи. – Пойдем в дом. Джо напихала в печку столько дров, будто у нас про запас куча бревен, а не остатки сломанной \1Ьбели. Ты быстро согреешься, а стакан вина и сытная еда поднимут тебе настроение.
   Кэрол охотно пошла с ним, от всей души радуясь возможности согреться. Войдя в кухню, они обнаружили, что курица, которую БЭС поставил в печь рано утром, почти готова. Пока женщины готовили салат из зелени, купленной Пен накануне, а Люк с остальными мужчинами накрывали стол. Ник повел Кэрол на самый нижний, подземный этаж дома.
   – Здесь был винный погреб, – рассказывала Кэрол. – Он запирался, и ключи хранились у лакея Крэмптона. Он охранял вино так, будто это золото. Я никогда не бывала в этом помещении.
   – Я думаю, оно использовалось во время войны как бомбоубежище. Этим винам меньше ста лет – по отношению к твоему времени они сделаны не очень давно. – Ник помолчал, высоко подняв масляный светильник, который принес с собой. Найдя нужное отделение, он передал светильник Кэрол, а сам протиснулся между пыльными стеллажами и достал две бутылки.
   Он появился, высоко подняв руки, держа в каждой по бутылке. С дьявольским хохотом и нарочито плотоядным взглядом он прижал Кэрол к каменной стене, которая являлась частью фундамента Марлоу-Хаус. И поцеловал.
   – У тебя явно потребность играть с огнем, – заметила она, подняв светильник так, что пламя оказалось на расстоянии дюйма от его подбородка. – Сначала свечки, теперь вот это.
   – Убери его в сторону, и я поцелую тебя более обстоятельно.
   – Если масло прольется, свет погаснет, и мы будем блуждать здесь до бесконечности.
   – Вряд ли, – засмеялся он, – все страшно голодны и не будут ждать вина к обеду дольше пяти минут.
   – Значит, нужно идти сейчас же.
   – Не сейчас же. Я ждал этого весь день. Через мгновение она опять почувствовала его губы на своих и вся растворилась в его поцелуе и пылкой страсти, жалея только, что его руки заняты бутылками и он не может ее обнять.
   – Ник, – раздался сверху голос Пен, – мы умираем с голоду. Празднества еще не кончились, и нам нужно поесть и выпить, если мы хотим их продолжать.
   Ее перебила Джо, которая прокричала сверху, заглушив нежный голос Пен:
   – БЭС просит передать вам, что он раскладывает курицу, и если вы хотите есть, поторопитесь. Иначе ее съедят без вас.
   – Она права, – сказала Кэрол, тоже рассмеявшись, – курица не ахти как велика.
   – Ты требуешь от меня немыслимой жертвы. – Он прижал ее к себе. – Но не думай, я не буду удерживать тебя.
   Он опять поцеловал ее «обстоятельно», потом отпустил и жестом велел освещать дорогу наверх.

Глава 13

   Никогда еще Кэрол не попадала в общество людей, которые, за исключением двух-трех человек, были ее ровесниками и которые шутили и посмеивались друг над другом и не скрывали взаимной привязанности. Дружеские насмешливые замечания, которыми собравшиеся встретили ее с Ником, когда они наконец появились в кухне, сначала вогнали ее в краску, а потом заставили почувствовать себя совершенно счастливой оттого, что она сюда попала. Всей душой она погрузилась в атмосферу праздничной трапезы.
   Угощение было обильным, чему она очень удивилась. Каждый из двенадцати человек, сидящих за столом, получил кусочек курицы, много овощей и свежий хлеб, испеченный Джо еще до рассвета. Голодным не остался никто. Вино добавило праздничной атмосферы. Никто ни словом не обмолвился о том, что им предстояло после праздника. Обсуждали в основном, кто чем будет заниматься вечером.
   – На площади будут еще торжества, – сказала Пен, – кое-кто пойдет в гости навестить друзей. Пойдем с нами? Мы вернемся очень поздно.
   – А кое-кто, – сказал Люк, доканчивая второй стаканчик, – кое-кто не вернется до утра. Кое-кто пойдет навещать своих дам. – Он засмеялся, а вместе с ним засмеялись еще двое мужчин, у которых здесь не было пары.
   – Но до вашего ухода, – сказала Пен, не реагируя на это заявление, – до вашего ухода нужно съесть на десерт сладкое.
   Пен принесла поднос, на котором заранее соорудила небольшую рощицу из сахарных деревьев, каждое из которых обнимало ветками оранжевый шар. Она поставила поднос перед братом и торжественным жестом сдернула с него салфетку.
   – Ой, – разочарованно вскрикнула она, – кто-то взял одно деревце. Кто же мог это сотворить?
   – Я, – отозвался Ник. – У Лин не было сладкого для дочки. Я отдал ей свое деревце.
   – Ник, ты так отдашь и зимнее пальто, если оно кому-нибудь понадобится, – заявила Пен. – Вот, возьми мое деревце. Я на самом деле не хочу.
   – Не буду хаять твой вкус. Пен, – начала Кэрол, – но эти сладости кажутся мне ужасными с того самого момента, как я увидела их на рынке. Ни при каких обстоятельствах есть это я не буду. И, таким образом, хватит на всех, и ты не останешься без сладкого.
   – Но ты гость, – запротестовала Пен, откровенно огорчившись словами Кэрол. – Гостю предлагают лучшее из того, что могут дать.
   – Вы – все вы – уже дали мне больше, чем думаете. Не порти же мне праздника. Не заставляй меня есть то, чего я не хочу, и еще быть при этом вежливой.
   – Это правда? – Пен никак не могла поверить этому и в то же время бросала долгие взгляды на оставшиеся деревца.
   – Пен, – сказал Ник, подавляя улыбку, – у меня очень странное ощущение, что Кэр не хочет сладкого.
   – В самом деле?
   Кэрол показалось, что она видит, как у Пен текут слюнки. Она передвинула поднос.
   – Ешь, – сказал она, – и хватит препираться.
   Глядя, как Пен откусывает краешек сахарного деревца, смакует его, как подбирает крошки, Кэрол вспомнила о старинном варианте этой молодой женщины. Характер Пен был очень похож на характер леди Пенелопы Хайд, и Кэрол почувствовала, что испытывает к Пен ту же заботливую нежность, что когда-то испытывала к леди Пенелопе.
   В этот вечер обязанности по кухне исполняли Ник с Кэрол и Бэсом, а это означало, что Джо осталась тут же, когда все ушли на празднование Солнцеворота. Кэрол обнаружила, что это необыкновенно приятно – и даже, как ни странно, романтично – стоять, окунув руки в тазик с водой, мыть тарелки, передавать их Нику, чтобы он окунул их в другой тазик и вытер. БЭС собрал остатки курицы в большой горшок и стал варить суп на завтра, а Джо убрала тарелки и остатки хлеба и подмела пол.
   – Я прямо как дома, – сказала Кэрол Нику. – Как будто я здесь живу. У меня никогда не было большой семьи, только в течение нескольких дней в очень далеком прошлом.
   – Ты им тоже понравилась. – Он взял у нее мыльную тарелку и задержал свою руку на ее руке на мгновение дольше, чем необходимо. – Все мы, и особенно я, были бы рады, если бы ты осталась жить здесь.
   – Мне не разрешат.
   Она не объяснила ему, почему ее отправили в это время, сказала только, что Авга перенесла ее сюда и заберет, как только сочтет, что им пора. Поскольку Ник тоже был убежден, что леди Августа ведьма, обладающая магической силой, он не оспаривал предложений Кэрол. – В таком случае мы должны использовать отведенное нам время наилучшим способом. Он посмотрел на нее так, что кровь бросилась ей в лицо, а колени задрожали. Руки ее по-прежнему мыли тарелки. Длинные пальцы Ника скользнули в тазик с теплой мыльной водой, обвились вокруг ее запястья и ладони.
   – Не надо. Ник, – выдохнула она, – или у тебя будет еще больше битой посуды.
   – Ты думаешь, это важно? – Со смехом, приподнявшим уголки его зеленых глаз, он стал делать мелкие вращательные движения пальцем по ее запястью и ладони. – Теплое, влажное, гладкое, – прошептал он, наклоняясь к ней.
   – Ник! – Как у него это получалось? Он вызвал у нее желание, не целуя ее, не раздевая, не касаясь ее тела. Все ее эротические ощущения сконцентрировались на левой руке и запястье. Ей показалось, что она теряет сознание.
   Он вынул тарелку из ее безвольных пальцев, ополоснул ее, вытер и повернулся к ней с невинной мальчишеской усмешкой:
   – У тебя есть какие-нибудь идеи насчет того, как нам продолжать праздники?
   Кэрол не могла отвечать. Она стояла, опустив руки в стынувшую воду, уставясь на него, пока не вмешалась Джо:
   – Кончили? Тогда я вылью. – Она взяла тазик и пошла в кладовку, где находился единственный действующий водосток. Поскольку воду в дома подавали в соответствии с графиком, по очереди, и шла она только в течение часа, воду после ополаскивания посуды не выливали. Ее собирали в большой старый котелок, кипятили и использовали для мытья посуды после очередной трапезы.
   Ник взял посудное полотенце и стал вытирать Кэрол руки. Она все еще не могла говорить. Она подумала, что ответ на свой вопрос он может видеть в ее глазах.
   – Ну, насчет вас я не знаю, – сказала Джо, входя с пустым тазиком, – но я больше не собираюсь выходить на мороз, когда можно посидеть в кухне, в тепле.
   Ник заговорил с Джо и наконец-то отвел глаза от глаз Кэрол. И та почувствовала пустоту в груди, как будто из нее вынули какой-то стержень. Ник разговаривал с Джо так, словно и знать не знал о том, что он сделал с Кэрол.
   – У меня есть сюрприз. На днях я обнаружил в погребе бутылку старого бренди. Поскольку этот Солнцеворот – особый, я думаю, мы должны откупорить ее сегодня.
   – Если ты опять идешь в погреб, – сказала Джо, – не бери с собой Кэр. Она пойдет с тобой, и мы не увидим вас до утра. А может, и вообще никогда.
   – Как не стыдно, Джо, шутить над гостьей. – И Ник исчез в направлении погреба.
   – Ты, кажется, потрясена? – спросила Джо у Кэрол.
   – Нет, просто сбита с толку. Я не понимаю, как ему удается то, что он со мной делает. Извини, – спохватилась Кэрол, – это слишком личное.
   – Но ты ведь не стыдишься того, чем вы с ним занимаетесь?
   – Ничуть, – согласилась Кэрол. – А если честно – горжусь этим.
   – Тогда зачем же просить прощения за то, что ты чувствуешь? – И, взглянув на дверь погреба и на Бэса, с отсутствующим видом резавшего остатки овощей для супа и не обращавшего на женщин никакого внимания, Джо продолжала:
   – Я вхожу в эту группу вот уже семь лет, и ты – первая женщина, к которой Ник проявил романтический интерес. Я всегда думала, что его сердце где-то спрятано и заперто на засовы, вроде тех, на которые БЭС каждую ночь запирает дверь. Ник всю жизнь тихо и тайно боролся с Правительством, читал и изучал старинные книги. Он хотел разобраться, как создать лучшую форму правления, чем та, что у нас сейчас. А эти последние два дня, что ты с нами, он откровенно счастлив. Нам нужно благодарить тебя за эту перемену.
   – Мы все его любим, – продолжала Джо, – но так, как любят братьев и друзей, потому что Ник разрешает любить себя только такой любовью. Я рада, что ты здесь, Кэр, – из-за него. Пусть Ник и дальше будет счастлив. И ты тоже, и не надо жалеть о том, чем вы с ним занимаетесь.
   – Спасибо, Джо. – И Кэрол протянула ей руку, а Джо быстро ее пожала и отпустила, потому что в кухню вошел Ник.
   – Я принесу стаканчики, – сказала Джо. – Хватит, БЭС, ты уже сложил в горшок все мыслимые остатки.
   – На этот раз я хочу сделать по-иному. Но все же БЭС оторвался от своей стряпни и подсел к остальным. Ник налил бренди, и БЭС отхлебнул глоточек для пробы.
   – Прекрасно, – сказал он и одобрительно покивал головой.
   Кэрол бренди показался слишком резким и крепким, и Джо тоже только пригубила его, но мужчины пили с удовольствием. И все время в течение получасовой застольной болтовни Кэрол ощущала растущее напряжение между ней и Ником. Несколько раз он погладил ее руку, а когда перегнулся через стол подлить бреди Бэсу, его колено прижалось к ее бедру. Стороннему наблюдателю показалось бы, что все четверо чувствуют себя совершенно непринужденно, но Кэрол спрашивала себя, замечает ли Джо, что ей трудно дышать и что она почти не участвует в разговоре. При этом ей нравилось сидеть и слушать и думать о том, что скоро они с Ником останутся вдвоем. Спустя какое-то время, как Кэрол и предполагала, Ник встал, увлекая ее за собой.
   – Присмотри за бренди, БЭС, – сказал он, кивнув на бутылку.
   – Я его спрячу у себя, – ответил БЭС. Может, завтра утром мы выпьем за успех наших планов.
   – Доброй ночи. – Джо стояла рядом с Бэсом, положив руку ему на плечо и не сводя глаз с Ника и Кэрол, пока те не ушли.
   – Очень странный вечер, – прошептала Кэрол, идя за Ником по лестнице и входя в главный холл. Она замолчала, оглядывая потрескавшийся черно-белый мраморный пол и старинные панели на стенах, освещенные масляной лампой. – Мне кажется, что двенадцать человек, живущие в этом доме, члены одной семьи и что я знаю их очень давно. БЭС и Джо постарше, они похожи на тетушку и дядюшку. А мы с тобой могли бы быть…
   – Четой, прожившей вместе много лет? – закончил за нее Ник, потому что она замолчала в нерешительности. – Да, я тоже это ощущаю. Самое ценное для меня в твоем присутствии – что оно совсем не кажется странным. – Он легко и быстро провел рукой по ее щеке. – Ты вызываешь у меня не только желание, Кэр, хотя временами желание становится всепоглощающим. Но нас связывает и нечто большее. Ты подруга моего сердца. Если бы мы жили в давние времена, мне было бы радостно быть с тобой даже в таком возрасте, когда на ласки нет сил. Видеть тебя, слышать твой голос, чувствовать, как ты прикасаешься своей рукой к моей, – этого было бы достаточно до самой смерти.
   Он остановился, пропуская ее вперед. Кэрол стояла в дверях, думая о том, что он заслуживает лучшей обстановки, чем эта спальня за перегородкой, как в общежитии. И она ответила на его страстное признание единственно возможным способом:
   – Я люблю тебя, Ник.
   Ничего другого она не могла ему дать.
   – Значит, я счастлив.
   Его поцелуй был легким и невероятно нежным. Кэрол прильнула к нему. Сейчас ей было достаточно просто чувствовать на себе его руки. Больше ничего. Мало кто говорил с ней так, как Ник сейчас. В прошлом она редко удостаивалась чьей-либо похвалы, тем более ценно было то, что он сказал дальше:
   – Ты сегодня совершила смелый поступок, Кэр. Если бы не ты, гвардейцы покалечили бы девочку.
   – Это сделал бы любой, если бы заметил, что происходит, – прошептала она, уткнувшись ему в грудь. Когда он упомянул про гвардейцев, она опять подумала о ледяных глазах их начальника. Но постаралась выбросить из головы воспоминания о нем. Ей почти удалось это, потому что она стала думать о Нике и о его словах.
   – Но никто ведь и пальцем не пошевелил, Кэр. Большинство привыкло подчиняться гвардейцам и не противостоять, не протестовать, когда они идут, в полной уверенности, что все должны убираться с дороги. Только у тебя хватило смелости оказать им сопротивление. – Она почувствовала, что он прикоснулся губами к ее волосам. Потом продолжал:
   – И ты отказалась ради Пен от сладкого. А ведь это я должен был отказаться, потому что я отдал свою порцию Сью.
   Тогда Кэрол рассмеялась:
   – Мне вовсе не хотелось есть эту липкую штуковину, и ты это знал. Я не такая альтруистка, как ты думаешь.
   – А я в этом не уверен. – Он взял ее за плечи и слегка отстранил от себя, внимательно следя за выражением ее лица. – Кэр, обещай мне одну вещь.
   – Я сделаю для тебя все, что смогу, – сразу же отозвалась она.
   – Обещай мне, когда ты вернешься в свое время, не утратить тот дух любви, товарищества и сострадания к людям, который живет в тебе сейчас. Ты можешь попробовать – если захочешь – изменить это ужасное будущее и сделать его прекрасным.
   – Ты в самом деле думаешь, что я обладаю таким могуществом? – воскликнула она, пораженная его словами и вместе с тем испугавшись ответственности, которую он на нее возлагает.
   – Я в этом уверен. И думаю, что Авга перенесла тебя сюда именно поэтому. Она хочет, чтобы ты увидела, какова будущая жизнь, а потом она даст тебе совет, как ее изменить.
   – Ник… – начала было она протестующе, но он оборвал ее:
   – Зачем же еще Авга перенесла тебя в это время?
   «Чтобы доказать мне, – подумала Кэрол, – в какого эгоистичного, занятого собой, равнодушного человека я превратилась. Чтобы показать мне, как не правильно я живу и как мало знаю об истинных ценностях в жизни».
   – Если бы я могла изменить будущее, – сказала она вслух, обдумывая свою мысль, – то время, где живешь ты, твоя сестра и твои друзья, было бы другим – настолько другим, что тебя вообще могло бы не существовать. – Поняв это, она ужаснулась.
   – Я буду здесь, что бы ты ни сделала. И мы встретимся. Может быть, если ты изменишь что-то в своем времени – и, таким образом, в будущем, – мне не придется тебя потерять, как это всегда бывает в моих снах. И как я потеряю тебя в этой жизни, когда для тебя наступит время возвращаться домой. – Он притянул ее к себе и говорил, вкладывая в свои слова столько душевных сил, что Кэрол не могла с ним не согласиться. – В этом я совершенно уверен, Кэр. Мы с тобой будем встречаться и любить друг друга на всем протяжении времени. Так суждено. А когда времени больше не будет и настанет Вечность, мы тоже будем вместе. Наши души станут одной душой, как это и было, по моему убеждению, до начала времени. – Он гладил ее по волосам с необыкновенной нежностью.
   – Я все вынесу, – прошептала она, – даже расставание на века, если буду знать, что когда-нибудь мы встретимся и будем вместе навсегда.
   – Верь в это, как я. А пока мы будем жить в разлуке, исполняй то, что обещала.
   – Хорошо. – Она заглянула ему в глаза и улыбнулась сквозь слезы. – Не только потому, что ты об этом просишь, но и потому, что я поняла, как тесно сплетены друг с другом прошлое, настоящее и будущее. И как важно каждое проявление добра.
   – И каждое проявление любви, – прошептал он.
   – Ты – моя любовь. Так было всегда.
   И всегда будет.
   – Именно об этом я и говорю.
   Они медленно раздели друг друга, забыв о холоде. Кэрол стояла на цыпочках, покачиваясь, обняв его за шею и целуя. Он был дюймов на шесть выше ее, и плечи у него были широкие, мускулистые. Но, несмотря на свою силу, он не казался крупным. Он был крепок, худощав и очень мужествен.
   Он обнял ее и проделал несколько танцевальных па, вальсируя по комнате, пока ее ноги не коснулись края кровати. Она усмехнулась, увидев, к какому эротическому эффекту привело это движение, а он поцеловал ее крепким и долгим поцелуем, выпив ее смех и заменив его разгорающимся желанием.
   Они опустились на кровать. Грубое оливковое одеяло царапало ей спину, но это не имело значения. Руки Ника касались ее тела, ласкали, мучили, и она поняла, чем именно он занимался весь день и весь вечер. Начиная с восхитительных насмешливых поцелуев в винном погребе, жарких взглядов, которые он ей посылал, и тайных прикосновений за обедом, до заигрывания во время мытья посуды и даже во время внешне спокойного разговора за бренди с Бэсом и Джо, – в течение всех этих часов он всеми возможными на людях способами ухаживал за ней, заставлял ее чувствовать себя уверенно и безопасно, с тем чтобы теперь ее желание сравнялось с его. Каждая клеточка ее тела дрожью отзывалась на его умелые прикосновения, и наконец ей стало казаться, что по жилам у нее течет неразбавленное бренди, которое она пригубила.
   Он стонал, опять и опять повторяя ее имя, и вот они уже лежат спокойно, и оба дрожат, и не могут выговорить ни слова. Единственное, что они могли – снова и снова касаться друг друга губами, и так они пили из неистощимого источника любви и страсти и вкушали с поцелуями уверенность в скорой разлуке.
   Следующий день – последний из трех дней, отведенных для празднования Зимнего Солнцеворота, – прошел в Марлоу-Хаус спокойно. Те, кто ушел вчера вечером, долго спали. Ник и Кэрол тоже встали поздно, предпочитая провести утро в объятиях друг друга, в своем мире, который они сотворили в этой комнате. Но вскоре после полудня все собрались за главной трапезой дня. У Люка и его друзей все еще были какие-то затуманенные глаза. Пен пожаловалась на несварение желудка. Ник сообщил ей, что это вызвано неумеренным потреблением сладкого. Но когда Пен увидела блюда, завершающие праздник, ей сразу же полегчало.
   На первое БЭС подал действительно замечательный суп. Аппетитно пахнущая похлебка была сварена из остатков мяса, которое он умудрился наскрести с куриных костей, и невероятно разнообразных овощей. Кэрол хватило бы одной похлебки, но за ней последовал рисовый плов с пряностями и травами. Его, как и похлебку, ели с хлебом, только что испеченным Джо. Изумляясь, как это БЭС и Джо смогли состряпать еду, используя явно недостаточный запас не очень свежих продуктов, Кэрол обнаружила, что после тарелки похлебки у нее все-таки есть место и для плова.
   Поскольку сахарные деревца были съедены накануне, десерт состоял из запеченной смеси яблок и изюма, политых для запаха каплей старого бренди, который Ник оставил на попечение Бэса, и посыпанных крошками вчерашнего хлеба с циннамоном.
   – Есть даже сливки – полить сверху, – сказала Джо, ставя на стол кувшинчик. – Разделите поровну, их очень мало.
   – Я замечаю, – сказала Кэрол, обращаясь к Бэсу, – что вы не скупитесь на пряности. Что, у Правительства монополия на эту торговлю?
   – А у кого же еще? – ответил БЭС с циничным юмором. – Нас всячески поощряют употреблять все пряности, но в особенности циннамон. Правительству это выгодно, хотя должен сказать, что пряности действительно улучшают запах плохой пищи. – Точно так же поступали в средние века – заметила Кэрол.
   Но БЭС не слышал ее. Он продолжал сетовать на низкое качество продуктов:
   – Осенью мы купили корзину яблок и поставили на хранение в погреб, но они оказались побитыми и гнилыми и уже сейчас годятся только для пудингов или для яблочного соуса. Я помню, что хорошие яблоки лежат всю зиму, если их держать на холоде.
   – Конечно, система правительственного распределения продуктов никуда не годится. А апельсины вам когда-нибудь выдают? – Кэрол вспомнила о том, какие горы свежих фруктов и овощей появляются в магазинах по праздничным дням в том мире, где она родилась. И все это изобилие она принимала как должное! Интересно, как прореагировал бы Бэс, если бы она показала ему такие продовольственные магазины. В ответ на ее вопрос об апельсинах он фыркнул с негодованием:
   – Если апельсины и есть, то не про нас – Великие Вожди оставляют их для себя. Я как-то ел апельсин, много лет тому назад, еще мальчишкой. Никогда не забуду этот вкус.
   – Вот еще одна причина, почему нужно менять Правительство, – сказала Кэрол. Подумать только, какие блюда ты мог бы приготовить, если бы сюда и зимой привозили свежие продукты со всего света. Судя по тому, что я ела в этой кухне, у тебя есть все данные, чтобы стать шеф-поваром мирового класса.
   – Все это напоминает мне, – сказал Ник, – что я не собирался устраивать собрания, перед тем как мы уйдем завтра утром, но раз уж мы все здесь, может быть, и стоит еще раз проверить наш план? Убедимся, что после слишком бурного празднования никто не забыл, что ему делать. – И он сурово посмотрел в направлении Люка и его друзей.
   – Мы не забыли, – сказал Люк, – и не болтали лишнего прошлой ночью. Наши планы слишком важны, чтобы мы дали себя задержать из-за какой-то оплошности.
   – Это облегчает дело. – Ник улыбнулся, Люку. – Повтори, что ты должен делать.
   Кэрол слушала, и ее волнение все росло. Леди Августа исчезла вскоре после того, как перенесла ее в это время, но когда Кэрол вмешалась в разговор и напомнила об отсутствии Авги, ни Ник, ни кто-либо другой не подумал, что это как-то странно. Ник заметил, что Авга – ведьма и поэтому вольна приходить и уходить, когда ей вздумается.
   Кэрол по-своему объяснила отсутствие леди Августы, но сохранила свой вариант про себя. Попав в это время, Кэрол должна усвоить какой-то урок, а что это за урок – она не может разобрать без помощи леди Августы. И Кэрол пришла к выводу, что урок связан с планами Ника. Он со своими друзьями собирается утром начать раздувать подземное пламя возмущения против жестокого и равнодушного Правительства в открытое широкомасштабное восстание, а потом во всеобщую революцию. Эта революция, как они надеются, приведет к существенным переменам в социальной и политической системе. Кэрол была уверена, что ей предначертано участвовать в этих переменах.