В собственном состоянии Николас ориентировался хорошо, и благодаря его быстрым действиям к концу недели все документы для финансирования «Щедрого стола» при церкви святого Фиакра были оформлены. Когда Николас заговорил с Крэмптоном и мисс Маркс о должностях в «Щедром столе», они сразу же дали свое согласие.
– Я не сомневаюсь, сэр, что вам хочется иметь лакея и кухарку помоложе, если вы остаетесь в Лондоне, – сказал Крэмптон. – Мне кажется – хотя мисс Маркс никогда в этом не признается, – что последние дни она находит несколько утомительными.
– Конечно нет, – протестующе сказала эта достойная леди, – я могу работать еще много лет, но чувствую, что в «Щедром столе» принесу больше пользы. Тем не менее ни я, ни Крэмптон не покинем Марлоу-Хаус, пока не появятся новые лакей и кухарка.
– Спасибо, мисс Маркс. – На эту речь кухарки Николас отвечал так серьезно, как только она могла пожелать. – Я благодарен вам за высказанные соображения. Если кто-нибудь случайно узнает о квалифицированных работниках, которые мне нужны, прошу сообщить мне или мисс Симмонс.
Нелл и Хетти оставались в Марлоу-Хаус на лучших условиях, а Хетти к тому же поступала на курсы обучения чтению за счет Николаса.
– Вы очень щедры, – сказала ему Кэрол.
– Мне отплатят хорошим отношением и хорошим обслуживанием, – возразил он. – Если эти молодые женщины так умны, как вы утверждаете, они не долго останутся в низшем эшелоне прислуги. Я люблю повышать в должности хороших служащих.
Вскоре после Нового года в Марлоу-Хаус начинался ремонт, и Николас обсуждал с Люциусом Кинсэйдом и Биллом Бэскомом, что нужно сделать для приведения в приличное состояние святого Фиакра. Средства на реставрацию скоро поступят по линии пожертвования.
Все эти перемены были Кэрол по душе, и она думала, что они хорошо повлияют на будущее. Беспокоило ее настоящее, ибо Николас сохранял с ней прохладный официальный тон. И больше не заводил тот памятный вальс. Казалось, в его отношении к Кэрол нет ничего личного. Она спрашивала себя, не покориться ли ей, как она и опасалась, и не остаться ли в этой жизни всего лишь его деловым сотрудником.
В середине недели произошел случай незначительный, но странный, вызвавший у Кэрол недоумение и желание во что бы то ни стало задать леди Августе при встрече один вопрос.
Билл Бэском сообщил, что купил четыре билета на спектакль, пользующийся большим успехом, на завтрашний вечер. Он пригласил Николаса и Кэрол.
– Чудесная идея, Билл. Устроим себе перерыв. А после спектакля пообедаем, – решил Николас. – Мисс Симмонс, вы сообщите Крэмптону и мисс Маркс о наших планах? Может быть, слуги тоже захотят куда-нибудь пойти вечером.
– Конечно, мистер Монфорт. – Молча кляня его и свою собственную церемонность, Кэрол поспешила на кухню. Там она увидела, что мисс Маркс, вооружившись большим ножом, воюет с жареным омаром, как с личным врагом. Кэрол передала просьбу Николаса, никак ее не прокомментировав. Она уже достаточно хорошо знала мисс Маркс и понимала, что не придется долго ждать, пока кухарка изложит причину своей обеспокоенности.
– Конечно, я использую свободный вечер, – сказала та, нанося страшный удар омару. – Другие тоже с удовольствием проведут вечер в городе. Нелл теперь встречается с молодым человеком, они познакомились в Сочельник в церкви. Миссис Кинсэйд говорит, что он вполне порядочный человек, но безработный. Нелл платит за билеты в кино и за чай. В мое время уважающий себя мужчина никогда не позволил бы даме платить. Миссис Кинсэйд говорит, что времена меняются, а я добавлю – не в лучшую сторону.
– Какой молодой человек? – На сетования кухарки Кэрол не прореагировала. – Я не знала, что Нелл ходит на свидания.
– Она и не ходила, до этой недели. Вон они идут, – окончила мисс Маркс театральным шепотом.
Из столовой для прислуги появилась Нелл. Ее светлые локоны танцевали, а пухлое личико розовело от чувств, которые Кэрол сразу не смогла определить. Рядом с ней шел высокий светловолосый молодой человек, а следом за ними в кухню вошел Крэмптон. Кэрол показалось, что он оканчивал серьезную лекцию.
– Я надеюсь, что вы приведете Нелл домой не позже одиннадцати, – предупредил Крэмптон юношу, – я заменяю ей покойных родителей и отвечаю за нее, поэтому прошу придерживаться этого освященного веками правила прислуги.
– Конечно, мистер Крэмптон. Я позабочусь, чтобы Нелл вернулась вовремя, – ответил молодой человек.
– Ой, мисс Симмонс, – Нелл увидела Кэрол, – это Эллен Симмс. Эл, это та леди, о которой я тебе говорила.
– Эл? – Молодой человек протянул ей руку, Кэрол пожала ее, но больше ничего не смогла сказать. Но, кажется, он и не заметил, что язык ее скован, и Нелл не заметила.
– Мы пойдем смотреть новое кино, – сказала ей Нелл и добавила, понизив голос:
– Можно подумать, что Крэмптон и мисс Маркс моя бабушка и дедушка, они так беспокоятся, куда я хожу и когда возвращаюсь.
– Они заботятся о вас, – ответила Кэрол. – Желаю вам хорошо провести время.
Молодая пара вышла, поднялась по лестнице, а Кэрол все еще смотрела им вслед.
– Нелл и Эл вместе? – пробормотала она про себя. – Ни за какие небесные и земные дары не смогу разобраться, как это получается. Интересно, что скажет леди Августа?
– Это интересная постановка вопроса, мисс Симмонс, и я с ней вполне согласен. – Крэмптон стоял к ней ближе, чем мисс Маркс, и услышал ее замечание, но вряд ли мог догадаться, почему это сочетание представляется Кэрол таким непонятным.
– В наши дни поступки молодежи совершенно необъяснимы, – вставила кухарка. – По моему мнению, этот молодой человек совсем не пара Нелл.
Кэрол пребывала в замешательстве. Она не понимала, почему эти две пары – Кинсэйды и Нелл со своим другом – образовали такое сочетание. На самом деле они должны сочетаться совсем иначе. И все же Люциус Кинсэйд с женой, кажется, совершенно счастливы. Может быть, не в каждой жизни пары находят друг друга. Эта мысль подействовала на нее угнетающе.
Как бы то ни было, Кэрол скоро перестала размышлять об отношениях своих друзей и занялась своими собственными отношениями с Николасом Монфортом – или, точнее, отсутствием этих отношений. Весь вечер, проведенный в обществе Бэскомов в театре и за обедом, Николас держался с ней так же вежливо, но церемонно, как и при совместной работе. Постепенно Кэрол убеждалась, что она ничего для него не значит.
Вернувшись в Марлоу-Хаус и выпив по чашке чая в библиотеке, Бэскомы ушли к себе.
Николас и Кэрол проводили их, поднявшись по лестнице, и в верхнем холле все пожелали друг другу спокойной ночи. Дверь спальни закрылась за Биллом и Джоанной, и Кэрол с Николасом остались одни.
– Спокойной ночи, мистер Монфорт, – Кэрол начала подниматься дальше, к своей комнате.
Она не знала, что заставило ее внезапно посмотреть поверх перил на Николаса, стоящего внизу в холле. Может быть, в воздухе неожиданно пахнуло лавандой? Или потому что Николас не ответил на ее слова?
Он стоял у двери в апартаменты леди Августы, положив руку на блестящую медную ручку. Она застала его врасплох, когда все вежливые официальные перегородки рухнули. Он смотрел на нее с такой страстной тоской, что она замерла, не сводя с него глаз.
– Николас? – впервые она назвала его по имени.
– Кэрол, – прошептал он, но она услышала. Продолжая смотреть ей в глаза, он подошел к лестнице, где она все еще стояла, не в силах пошевелиться. Поднявшись к ней, он положил руку на ее руку, лежащую на перилах, словно желая удержать ее. И снова заговорил тем же резким шепотом:
– Кто вы?
– Я – Кэрол Ноэлли Симмонс.
– Вы же знаете, что я не это имею в виду! – Его голос был груб, как будто он старался подавить чувства, в которых не хотел признаваться. – КТО вы? Что вы такое, почему вы так действуете на меня?
Она ответила, но не словами. Вместо этого она нагнулась, чтобы погладить его по лицу свободной рукой. Николас затаил дыхание и, схватив ее руку, сжал так, что Кэрол не могла ее выдернуть.
– Мы где-то встречались раньше, – сказал он. – Наверное, поэтому все так. Другого объяснения тому, что происходит со мной в эти дни, я не нахожу.
– А что происходит, Николас? – Кэрол спустилась на одну ступеньку, потом на другую, постепенно возвращаясь в холл. На второй ступеньке она задержалась; – Скажите, что вы чувствуете?
– Вы… вы очень много значите для меня. – И вдруг, как если бы он больше не мог сдерживаться, его прорвало, и он сказал низким, грубым голосом:
– Бог мой, что же я, по-вашему, должен чувствовать? С первой же минуты, как я вас увидел, я только и думаю, как вас обнять, как отнести к себе в постель. В рождественскую ночь я вас не узнал, я ведь никогда не встречал вас раньше, насколько я помню. Но я не могу выбросить вас из головы. Кажется, я не сомкнул глаз с тех пор, как приехал в Лондон. И каждый день, видя вас, работая с вами, вынужденный скрывать свои чувства…
– А этого и не требуется. – Кэрол удивилась, как ровно она говорит, тогда как Николас теряет самообладание. Она взяла его за руки и посмотрела ему в глаза. – Я этого не предполагала. Я думала, я вам безразлична. Я надеялась только, что когда-нибудь стану вашим другом.
– Другом? – Он задохнулся. – Гораздо большим! Но ведь этого не должно быть!
Я здравомыслящий, практичный деловой человек. А то, что я чувствую, – это из области волшебных сказок и средневековых легенд. Разумные люди не станут бешено влюбляться с первого взгляда или воображать, что знали какую-то особу до начала времен. Наверное, я спятил, – заключил он.
– А вы не допускаете, что мы предназначены друг для друга?
– Вы говорите о судьбе? На Востоке я встречал людей, которые верят в такие вещи. – Он посмотрел на нее еще строже. – Вы верите в это? Вы чувствуете то же, что и я?
Она ответила:
– С того момента, как я из кухни увидела вас стоящим на верху лестницы, я знаю, что между нами существует глубокая связь. Я только боялась, что вы этого не поймете, – по крайней мере, в этом времени.
– Кэрол. – Он не прореагировал на ее последние слова.
Может быть, он спросит об этом позже. Если так, то она все расскажет честно, потому что не хочет ему лгать. Она смотрела, как он подошел к основанию лестницы, все еще держа ее руки над перилами, и оказался перед ней, двумя ступеньками ниже.
Он поднес ее руки к губам. С легким усилием Кэрол высвободила руки, обняла его за шею и запуталась пальцами в его густых темных волосах. Она наклонилась, опираясь о его плечи. Он обнял ее и несколько мгновений удерживал над собой, глядя на нее так, словно желал убедиться, что она тоже этого хочет.
– Николас, – прошептала она в ответ на его невысказанный вопрос, – держи меня. Никогда больше не давай мне исчезнуть.
Медленно и осторожно он приблизил ее к себе, и теперь они стояли лицом к лицу. Еще мгновения прошли, пока они смотрели в глаза друг другу и познавали вечные истины, которым суждено пока пребывать невысказанными. А потом их губы встретились в сокрушительном поцелуе, обнаружившем всю страсть, которую каждый тщательно скрывал. После поцелуя у обоих перехватило дыхание.
Кэрол откинула голову, застонав от наслаждения, когда губы Николаса скользнули по ее шее. Она сжала его плечи и вскрикнула еще раз, почувствовав его губы на своей нежной коже у выреза платья.
– Тише, – предупредил он, – мы разбудим Джоанну и Билла. Сейчас мне ничье общество ни к чему, а тебе?
Она не ответила. Она уткнулась лицом в его плечо и позволила прикасаться к себе, где ему хочется. Когда он поднял ее на руки и понес к себе в комнату, она почувствовала облегчение. Она знала, что больше не может держаться на ногах. Колени у нее подгибались.
Он захлопнул дверь плечом и пронес ее через всю комнату к огромной старинной кровати. Там он наклонился над ней, расстегивая пуговицы платья и сопровождая движения пальцев поцелуями. Кэрол распростерлась на кровати, скинув туфли.
– В этой комнате, – прошептала она, – спала леди Августа.
– Это спальня хозяина дома, – поправил он. – Когда я был мальчишкой, в этих комнатах жил мой дед. Теперь они мои.
– Не знаю, как твой дед, – сказала она, притягивая его голову, чтобы еще раз поцеловать, – но думаю, леди Августа нисколько не возражает против нашего пребывания здесь.
Затем наступило долгое молчание, во время которого Николас изучал вкус ее губ, а Кэрол отвечала ему так же страстно. Его руки развязали ее пояс, расстегнули оставшиеся пуговицы, сбросили платье. Кэрол едва замечала, что он делает. Последние пять дней и ночей она тосковала об этом человеке и теперь открывала для себя, какое это счастье – его губы на ее губах. Она жалобно застонала, когда он поднял голову и посмотрел на нее.
– Кэрол, милая, как ты красива. – Она с удивлением заметила, что осталась в одном белье. Скрестив инстинктивно руки на груди, она прошептала:
– Мне бы хотелось, чтобы я была одета в нечто эффектное, шелковое, украшенное километрами кружев.
– Оболочка не важна. – Медленным, чувственным движением он сплел ее пальцы со своими и нежно развел ее руки, раскинув их на кровати. – Важно то, что внутри. А ты, дорогая, – редкий подарок. Никогда не встречал я женщины такой щедрой и доброй, как ты. А ко мне ты будешь щедра сегодня ночью?
– И сегодня ночью, и всегда, – прошептала она. Она верила ему и не считала нужным быть осторожной в словах и поступках. – Я ждала тебя всю жизнь. И вот ты явился в рождественскую ночь, посмотрел на меня сверху, с лестницы, и это самый чудесный рождественский подарок, который я когда-либо получала.
– А теперь я думаю, что ты – подарок мне на Рождество. Кэрол… – Его губы опять прижались к ее губам, и дыхание их смешалось, когда они вздохнули, радостно узнавая друг друга.
Движения их были медленны, как будто в запасе у них вечность. Кэрол расстегнула его рубашку и стащила с него, каждым жестом выражая нежность и желание. Медленно гладила она его плечи и грудь. Он лежал не шевелясь, предоставив ей делать с собой что хочется.
– Никакого шрама, – пробормотала она, трогая то место, где когда-то красноватый рубец пересекал его торс. ПЕРЕСЕЧЕТ В БУДУЩЕМ. ВООБЩЕ НИКОГДА НЕ ПЕРЕСЕЧЕТ, ЕСЛИ ОНА ХОРОШО СДЕЛАЕТ СВОЕ ДЕЛО В ЭТОЙ ЖИЗНИ. Ее пальцы ощущали гладкую кожу, скрывающую твердые мышцы, и она обрадовалась, услышав, что он застонал от растущего желания. – Я мечтала вот так прикасаться к тебе.
Все мужчины, которых она любила – которых любит – в прошлом, настоящем и будущем, – все они соединились в нем. Это был один и тот же человек, потому что, хотя его тело отчасти изменилось, его душа, его мужество не менялись в зависимости от обстоятельств и времени. Ее душа неизменно узнавала его. Он был ее единственной любовью, и так будет на протяжении вечности. И она принадлежит ему. Теперь, в настоящем, они не расстанутся. Она знает это наверняка.
Глава 22
ЭПИЛОГ
– Я не сомневаюсь, сэр, что вам хочется иметь лакея и кухарку помоложе, если вы остаетесь в Лондоне, – сказал Крэмптон. – Мне кажется – хотя мисс Маркс никогда в этом не признается, – что последние дни она находит несколько утомительными.
– Конечно нет, – протестующе сказала эта достойная леди, – я могу работать еще много лет, но чувствую, что в «Щедром столе» принесу больше пользы. Тем не менее ни я, ни Крэмптон не покинем Марлоу-Хаус, пока не появятся новые лакей и кухарка.
– Спасибо, мисс Маркс. – На эту речь кухарки Николас отвечал так серьезно, как только она могла пожелать. – Я благодарен вам за высказанные соображения. Если кто-нибудь случайно узнает о квалифицированных работниках, которые мне нужны, прошу сообщить мне или мисс Симмонс.
Нелл и Хетти оставались в Марлоу-Хаус на лучших условиях, а Хетти к тому же поступала на курсы обучения чтению за счет Николаса.
– Вы очень щедры, – сказала ему Кэрол.
– Мне отплатят хорошим отношением и хорошим обслуживанием, – возразил он. – Если эти молодые женщины так умны, как вы утверждаете, они не долго останутся в низшем эшелоне прислуги. Я люблю повышать в должности хороших служащих.
Вскоре после Нового года в Марлоу-Хаус начинался ремонт, и Николас обсуждал с Люциусом Кинсэйдом и Биллом Бэскомом, что нужно сделать для приведения в приличное состояние святого Фиакра. Средства на реставрацию скоро поступят по линии пожертвования.
Все эти перемены были Кэрол по душе, и она думала, что они хорошо повлияют на будущее. Беспокоило ее настоящее, ибо Николас сохранял с ней прохладный официальный тон. И больше не заводил тот памятный вальс. Казалось, в его отношении к Кэрол нет ничего личного. Она спрашивала себя, не покориться ли ей, как она и опасалась, и не остаться ли в этой жизни всего лишь его деловым сотрудником.
В середине недели произошел случай незначительный, но странный, вызвавший у Кэрол недоумение и желание во что бы то ни стало задать леди Августе при встрече один вопрос.
Билл Бэском сообщил, что купил четыре билета на спектакль, пользующийся большим успехом, на завтрашний вечер. Он пригласил Николаса и Кэрол.
– Чудесная идея, Билл. Устроим себе перерыв. А после спектакля пообедаем, – решил Николас. – Мисс Симмонс, вы сообщите Крэмптону и мисс Маркс о наших планах? Может быть, слуги тоже захотят куда-нибудь пойти вечером.
– Конечно, мистер Монфорт. – Молча кляня его и свою собственную церемонность, Кэрол поспешила на кухню. Там она увидела, что мисс Маркс, вооружившись большим ножом, воюет с жареным омаром, как с личным врагом. Кэрол передала просьбу Николаса, никак ее не прокомментировав. Она уже достаточно хорошо знала мисс Маркс и понимала, что не придется долго ждать, пока кухарка изложит причину своей обеспокоенности.
– Конечно, я использую свободный вечер, – сказала та, нанося страшный удар омару. – Другие тоже с удовольствием проведут вечер в городе. Нелл теперь встречается с молодым человеком, они познакомились в Сочельник в церкви. Миссис Кинсэйд говорит, что он вполне порядочный человек, но безработный. Нелл платит за билеты в кино и за чай. В мое время уважающий себя мужчина никогда не позволил бы даме платить. Миссис Кинсэйд говорит, что времена меняются, а я добавлю – не в лучшую сторону.
– Какой молодой человек? – На сетования кухарки Кэрол не прореагировала. – Я не знала, что Нелл ходит на свидания.
– Она и не ходила, до этой недели. Вон они идут, – окончила мисс Маркс театральным шепотом.
Из столовой для прислуги появилась Нелл. Ее светлые локоны танцевали, а пухлое личико розовело от чувств, которые Кэрол сразу не смогла определить. Рядом с ней шел высокий светловолосый молодой человек, а следом за ними в кухню вошел Крэмптон. Кэрол показалось, что он оканчивал серьезную лекцию.
– Я надеюсь, что вы приведете Нелл домой не позже одиннадцати, – предупредил Крэмптон юношу, – я заменяю ей покойных родителей и отвечаю за нее, поэтому прошу придерживаться этого освященного веками правила прислуги.
– Конечно, мистер Крэмптон. Я позабочусь, чтобы Нелл вернулась вовремя, – ответил молодой человек.
– Ой, мисс Симмонс, – Нелл увидела Кэрол, – это Эллен Симмс. Эл, это та леди, о которой я тебе говорила.
– Эл? – Молодой человек протянул ей руку, Кэрол пожала ее, но больше ничего не смогла сказать. Но, кажется, он и не заметил, что язык ее скован, и Нелл не заметила.
– Мы пойдем смотреть новое кино, – сказала ей Нелл и добавила, понизив голос:
– Можно подумать, что Крэмптон и мисс Маркс моя бабушка и дедушка, они так беспокоятся, куда я хожу и когда возвращаюсь.
– Они заботятся о вас, – ответила Кэрол. – Желаю вам хорошо провести время.
Молодая пара вышла, поднялась по лестнице, а Кэрол все еще смотрела им вслед.
– Нелл и Эл вместе? – пробормотала она про себя. – Ни за какие небесные и земные дары не смогу разобраться, как это получается. Интересно, что скажет леди Августа?
– Это интересная постановка вопроса, мисс Симмонс, и я с ней вполне согласен. – Крэмптон стоял к ней ближе, чем мисс Маркс, и услышал ее замечание, но вряд ли мог догадаться, почему это сочетание представляется Кэрол таким непонятным.
– В наши дни поступки молодежи совершенно необъяснимы, – вставила кухарка. – По моему мнению, этот молодой человек совсем не пара Нелл.
Кэрол пребывала в замешательстве. Она не понимала, почему эти две пары – Кинсэйды и Нелл со своим другом – образовали такое сочетание. На самом деле они должны сочетаться совсем иначе. И все же Люциус Кинсэйд с женой, кажется, совершенно счастливы. Может быть, не в каждой жизни пары находят друг друга. Эта мысль подействовала на нее угнетающе.
Как бы то ни было, Кэрол скоро перестала размышлять об отношениях своих друзей и занялась своими собственными отношениями с Николасом Монфортом – или, точнее, отсутствием этих отношений. Весь вечер, проведенный в обществе Бэскомов в театре и за обедом, Николас держался с ней так же вежливо, но церемонно, как и при совместной работе. Постепенно Кэрол убеждалась, что она ничего для него не значит.
Вернувшись в Марлоу-Хаус и выпив по чашке чая в библиотеке, Бэскомы ушли к себе.
Николас и Кэрол проводили их, поднявшись по лестнице, и в верхнем холле все пожелали друг другу спокойной ночи. Дверь спальни закрылась за Биллом и Джоанной, и Кэрол с Николасом остались одни.
– Спокойной ночи, мистер Монфорт, – Кэрол начала подниматься дальше, к своей комнате.
Она не знала, что заставило ее внезапно посмотреть поверх перил на Николаса, стоящего внизу в холле. Может быть, в воздухе неожиданно пахнуло лавандой? Или потому что Николас не ответил на ее слова?
Он стоял у двери в апартаменты леди Августы, положив руку на блестящую медную ручку. Она застала его врасплох, когда все вежливые официальные перегородки рухнули. Он смотрел на нее с такой страстной тоской, что она замерла, не сводя с него глаз.
– Николас? – впервые она назвала его по имени.
– Кэрол, – прошептал он, но она услышала. Продолжая смотреть ей в глаза, он подошел к лестнице, где она все еще стояла, не в силах пошевелиться. Поднявшись к ней, он положил руку на ее руку, лежащую на перилах, словно желая удержать ее. И снова заговорил тем же резким шепотом:
– Кто вы?
– Я – Кэрол Ноэлли Симмонс.
– Вы же знаете, что я не это имею в виду! – Его голос был груб, как будто он старался подавить чувства, в которых не хотел признаваться. – КТО вы? Что вы такое, почему вы так действуете на меня?
Она ответила, но не словами. Вместо этого она нагнулась, чтобы погладить его по лицу свободной рукой. Николас затаил дыхание и, схватив ее руку, сжал так, что Кэрол не могла ее выдернуть.
– Мы где-то встречались раньше, – сказал он. – Наверное, поэтому все так. Другого объяснения тому, что происходит со мной в эти дни, я не нахожу.
– А что происходит, Николас? – Кэрол спустилась на одну ступеньку, потом на другую, постепенно возвращаясь в холл. На второй ступеньке она задержалась; – Скажите, что вы чувствуете?
– Вы… вы очень много значите для меня. – И вдруг, как если бы он больше не мог сдерживаться, его прорвало, и он сказал низким, грубым голосом:
– Бог мой, что же я, по-вашему, должен чувствовать? С первой же минуты, как я вас увидел, я только и думаю, как вас обнять, как отнести к себе в постель. В рождественскую ночь я вас не узнал, я ведь никогда не встречал вас раньше, насколько я помню. Но я не могу выбросить вас из головы. Кажется, я не сомкнул глаз с тех пор, как приехал в Лондон. И каждый день, видя вас, работая с вами, вынужденный скрывать свои чувства…
– А этого и не требуется. – Кэрол удивилась, как ровно она говорит, тогда как Николас теряет самообладание. Она взяла его за руки и посмотрела ему в глаза. – Я этого не предполагала. Я думала, я вам безразлична. Я надеялась только, что когда-нибудь стану вашим другом.
– Другом? – Он задохнулся. – Гораздо большим! Но ведь этого не должно быть!
Я здравомыслящий, практичный деловой человек. А то, что я чувствую, – это из области волшебных сказок и средневековых легенд. Разумные люди не станут бешено влюбляться с первого взгляда или воображать, что знали какую-то особу до начала времен. Наверное, я спятил, – заключил он.
– А вы не допускаете, что мы предназначены друг для друга?
– Вы говорите о судьбе? На Востоке я встречал людей, которые верят в такие вещи. – Он посмотрел на нее еще строже. – Вы верите в это? Вы чувствуете то же, что и я?
Она ответила:
– С того момента, как я из кухни увидела вас стоящим на верху лестницы, я знаю, что между нами существует глубокая связь. Я только боялась, что вы этого не поймете, – по крайней мере, в этом времени.
– Кэрол. – Он не прореагировал на ее последние слова.
Может быть, он спросит об этом позже. Если так, то она все расскажет честно, потому что не хочет ему лгать. Она смотрела, как он подошел к основанию лестницы, все еще держа ее руки над перилами, и оказался перед ней, двумя ступеньками ниже.
Он поднес ее руки к губам. С легким усилием Кэрол высвободила руки, обняла его за шею и запуталась пальцами в его густых темных волосах. Она наклонилась, опираясь о его плечи. Он обнял ее и несколько мгновений удерживал над собой, глядя на нее так, словно желал убедиться, что она тоже этого хочет.
– Николас, – прошептала она в ответ на его невысказанный вопрос, – держи меня. Никогда больше не давай мне исчезнуть.
Медленно и осторожно он приблизил ее к себе, и теперь они стояли лицом к лицу. Еще мгновения прошли, пока они смотрели в глаза друг другу и познавали вечные истины, которым суждено пока пребывать невысказанными. А потом их губы встретились в сокрушительном поцелуе, обнаружившем всю страсть, которую каждый тщательно скрывал. После поцелуя у обоих перехватило дыхание.
Кэрол откинула голову, застонав от наслаждения, когда губы Николаса скользнули по ее шее. Она сжала его плечи и вскрикнула еще раз, почувствовав его губы на своей нежной коже у выреза платья.
– Тише, – предупредил он, – мы разбудим Джоанну и Билла. Сейчас мне ничье общество ни к чему, а тебе?
Она не ответила. Она уткнулась лицом в его плечо и позволила прикасаться к себе, где ему хочется. Когда он поднял ее на руки и понес к себе в комнату, она почувствовала облегчение. Она знала, что больше не может держаться на ногах. Колени у нее подгибались.
Он захлопнул дверь плечом и пронес ее через всю комнату к огромной старинной кровати. Там он наклонился над ней, расстегивая пуговицы платья и сопровождая движения пальцев поцелуями. Кэрол распростерлась на кровати, скинув туфли.
– В этой комнате, – прошептала она, – спала леди Августа.
– Это спальня хозяина дома, – поправил он. – Когда я был мальчишкой, в этих комнатах жил мой дед. Теперь они мои.
– Не знаю, как твой дед, – сказала она, притягивая его голову, чтобы еще раз поцеловать, – но думаю, леди Августа нисколько не возражает против нашего пребывания здесь.
Затем наступило долгое молчание, во время которого Николас изучал вкус ее губ, а Кэрол отвечала ему так же страстно. Его руки развязали ее пояс, расстегнули оставшиеся пуговицы, сбросили платье. Кэрол едва замечала, что он делает. Последние пять дней и ночей она тосковала об этом человеке и теперь открывала для себя, какое это счастье – его губы на ее губах. Она жалобно застонала, когда он поднял голову и посмотрел на нее.
– Кэрол, милая, как ты красива. – Она с удивлением заметила, что осталась в одном белье. Скрестив инстинктивно руки на груди, она прошептала:
– Мне бы хотелось, чтобы я была одета в нечто эффектное, шелковое, украшенное километрами кружев.
– Оболочка не важна. – Медленным, чувственным движением он сплел ее пальцы со своими и нежно развел ее руки, раскинув их на кровати. – Важно то, что внутри. А ты, дорогая, – редкий подарок. Никогда не встречал я женщины такой щедрой и доброй, как ты. А ко мне ты будешь щедра сегодня ночью?
– И сегодня ночью, и всегда, – прошептала она. Она верила ему и не считала нужным быть осторожной в словах и поступках. – Я ждала тебя всю жизнь. И вот ты явился в рождественскую ночь, посмотрел на меня сверху, с лестницы, и это самый чудесный рождественский подарок, который я когда-либо получала.
– А теперь я думаю, что ты – подарок мне на Рождество. Кэрол… – Его губы опять прижались к ее губам, и дыхание их смешалось, когда они вздохнули, радостно узнавая друг друга.
Движения их были медленны, как будто в запасе у них вечность. Кэрол расстегнула его рубашку и стащила с него, каждым жестом выражая нежность и желание. Медленно гладила она его плечи и грудь. Он лежал не шевелясь, предоставив ей делать с собой что хочется.
– Никакого шрама, – пробормотала она, трогая то место, где когда-то красноватый рубец пересекал его торс. ПЕРЕСЕЧЕТ В БУДУЩЕМ. ВООБЩЕ НИКОГДА НЕ ПЕРЕСЕЧЕТ, ЕСЛИ ОНА ХОРОШО СДЕЛАЕТ СВОЕ ДЕЛО В ЭТОЙ ЖИЗНИ. Ее пальцы ощущали гладкую кожу, скрывающую твердые мышцы, и она обрадовалась, услышав, что он застонал от растущего желания. – Я мечтала вот так прикасаться к тебе.
Все мужчины, которых она любила – которых любит – в прошлом, настоящем и будущем, – все они соединились в нем. Это был один и тот же человек, потому что, хотя его тело отчасти изменилось, его душа, его мужество не менялись в зависимости от обстоятельств и времени. Ее душа неизменно узнавала его. Он был ее единственной любовью, и так будет на протяжении вечности. И она принадлежит ему. Теперь, в настоящем, они не расстанутся. Она знает это наверняка.
Глава 22
Была ночь с 5 на 6 января, называемая Двенадцатой ночью, которую традиционно настроенные люди считают окончанием Рождества. В эту ночь леди Августа обещала последний раз посетить Кэрол.
Когда Кэрол выскользнула из постели вскоре после полуночи, Николас не пошевелился. Не пошевелился он и тогда, когда она подхватила платье и туфли и вышла из его спальни. Она остановилась надеть туфли. В холле было прохладно. Кэрол немного дрожала, пока натягивала платье и застегивала пояс.
Она знала, что никого не встретит так поздно. Слуги спят в своей части дома, а Билла и Джоанны нет в Лондоне, они уехали на неделю к родителям Билла, жившим в Корнуэлле. Что же до Николаса, то Кэрол надеялась, что он не почувствует ее отсутствия и не начнет ее искать.
На верхнем этаже Марлоу-Хаус ей показалось холоднее обычного, но это могло объясняться тем, что она только что покинула горячие объятия Николаса. Прежняя комната Кэрол была прямо-таки холодной. И пустой. Никакое призрачное явление ее не поджидало. Снежно-белые нарциссы отцвели, их унесли, но в воздухе еще чувствовался след их аромата.
– Видимо, леди Августа запаздывает. – Кэрол стянула с кровати одеяло. Закутавшись в него, она села в кресло. Минуты шли. Ничего не происходило. Кэрол вздрогнула, огляделась, посмотрела на пустой камин. Никого.
Ноги у нее застыли. Она подогнула их под себя, накрыла их уголком одеяла и продолжала ждать. Спустя какое-то время веки ее опустились.
Свет появился внезапно, ярко заливая комнату. Голова Кэрол вдруг вздернулась, глаза широко распахнулись, и все чувства насторожились. Она щурилась, глядя на яркое, но мягкое свечение, пульсирующее вокруг нее.
– Добрый вечер, Кэрол. – Когда леди Августа вышла из света и оказалась перед ней, Кэрол не могла не встать перед таким великолепным видением.
Исчезли серые и черные лохмотья, в которые была одета леди Августа во время своей последней материализации. Исчез и шифон цвета лаванды, одеяние ее первого явления, и богатый красный бархат второго визита. На сей раз леди Августа была облачена в мерцающие переливчатые одежды, в которых присутствовали все цвета радуги и все мыслимые оттенки каждого из этих цветов. И все же это многоцветие создавало общее впечатление мягкого жемчужно-белого цвета. Рукава были длинные и свободные, постоянно волнующийся подол доходил до полу. Талию опоясывал серебряно-золотой шнур.
В этом воплощении леди Августа была высокой, стройной и моложавой, морщины исчезли, лицо сияло неземной радостью. Длинные распущенные волосы были совершенно белыми, а чело венчал ободок из белых роз. И запах роз реял вокруг нее.
– Это в самом деле вы? – прошептала Кэрол благоговейно.
– Удивительно, не так ли? – Голос тоже изменился; в нем появились богатые тона хорошо отлитого колокола. Этот голос, исполненный спокойствия, отдавался в голове у Кэрол, как колокольный звон.
– Что же, – сказала она, в последний раз пытаясь говорить с привидением по-прежнему – самоуверенно и притворно-небрежно, – кажется, вы наконец-то попали, куда хотели, с моей помощью. Надеюсь, теперь мы обе можем отдохнуть?
– Вовсе нет. – Леди Августа покачала красивой сверкающей головой, и свет в комнате начал пульсировать и мерцать от этого движения. – Там, где радостный труд служения ближнему – самый искренний вид поклонения, праздности не существует. И ты никогда не вернешься к своему прошлому безразличному отношению к людям.
И леди Августа продолжала:
– В этом смысле ты хорошо поработала, Кэрол. Ты переделала самое себя и начала переделывать жизнь вокруг себя. Это нужно продолжать, потому что тогда ты сделаешь будущее таким, каким оно тебе видится.
Неожиданная похвала разрушила последние остатки умствования и чрезмерной суровости в отношении к леди Августе, за которые еще цеплялась Кэрол. В глубине души она понимала, что, имея дело с леди Августой, ей вовсе не нужно постоянно упорно обороняться. Нужно просто быть неуклонно честной.
– Если мой характер изменился за последнее время, это в основном ваша заслуга, и я прекрасно отдаю себе в этом отчет. Кэрол говорила с таким смирением, какого не знала за собой раньше. – Сама по себе я осталась бы точно такой, какой была, – несчастным существом. Но ужасно, что себялюбие мое никуда не делось. Например, я знаю, что вы хотите уйти отсюда и оказаться в подобающем вам месте, для этого мы обе приложили столько усилий, а мне хочется, чтобы вам не нужно было уходить. Мне будет вас не хватать, и если бы я могла, то удержала бы вас при себе. Вы не думали, что когда-нибудь услышите от меня такое, да? – Она кончила с коротким надрывным смехом, который вот-вот мог превратиться в рыдание.
Леди Августа кивнула, царственно принимая эту дань.
– Я тоже изменилась за время нашего общения, Кэрол. Ты училась у меня, а я у тебя. Каждый раз я узнавала немного больше о том, что такое настоящая любовь между мужчиной и женщиной. И еще я узнала ценность дружбы. У меня остаются сожаления, что в моей земной жизни эти чувства отсутствовали, но думаю, что в будущем проблемы уладятся.
– Я рада, что наши отношения не были совсем односторонними, – отвечала Кэрол. – Для меня большое облегчение узнать, что вы наконец попали туда, куда так хотели попасть. – Она сказала бы и больше, но ее остановил сухой смешок, сопровождающий следующие слова леди Августы:
– Место, куда я так страстно стремилась, это совсем не то, что я ожидала. Я была поражена – не могу сказать, что неприятно поражена, – увидев, где мне полагается пребывать. Казалось, леди Августа колеблется, размышляя. Потом она опять заговорила:
– Вот почему у меня к тебе есть последняя просьба, Кэрол.
– Конечно. Все, что могу. Только скажите, в чем дело.
– Ах, дитя, ты заставляешь меня стыдиться, что при жизни я не оценила тебя по достоинству.
– Особых достоинств тогда у меня не было. Я была другим человеком. И рецидивы еще случаются, как вы могли заметить несколько минут тому назад.
– Семена добра лежали в тебе, хотя хранились они очень глубоко, и им требовались соответствующие условия, чтобы прорасти. Продолжай же ухаживать за ними, дорогая. Теперь у тебя есть друзья, они помогут, если ты испугаешься или впадешь в сомнения.
И леди Августа продолжала:
– Ну хорошо. Вот моя просьба: назови свою первую дочь Августой. Воспитывай ее с любовью, научи ее душевной щедрости, и когда она вырастет, ты найдешь в ней друга такого постоянного и любящего, каким я должна была быть для тебя, пока жила.
– Правильно ли я вас понимаю? Вы хотите сказать, что?..
– Есть вещи, которые мне запрещено объяснять. Но я думаю, ты понимаешь, что я хочу и не могу сказать. Ты всегда понимала меня в прошлом – ив будущем тоже.
– Мне бы хотелось дотронуться до вас, – прошептала Кэрол. Она протянула руку, но ее пальцы встретили только прохладный прозрачный свет.
– Ты дотронешься до меня в свое время. В хорошее время, – сказала леди Августа. Ее фигура начала исчезать, исчезал и чудесный свет вокруг. – А теперь до свидания, Кэрол…
– Не уходите! Пожалуйста, побудьте со мной еще немного! Мне столько нужно спросить у вас. – Слезы текли у Кэрол по лицу. – Прошу вас… останьтесь…
– Потом, потом, Кэрол…
– Кэрол, любимая, ради Бога, проснись!
– Что?.. где?.. – С трудом открыв глаза, Кэрол огляделась. Она свернулась клубочком в кресле, одеяло было подоткнуто под ноги, и Николас стоял перед ней на коленях, звал ее и вытирал слезы, заливающие ее лицо.
– Где она? – спросила Кэрол.
– Что ты делаешь одна в этой неотапливаемой комнате?
– Я не одна. Разве ты не видишь?.. – Она ухватилась за него и держалась, пока мир вокруг не водворился на место, перестав вращаться. – Я, наверное, уснула.
– И тебе, видимо, приснился кошмар, так ты кричала. Я услышал крик в своей комнате. Ты уверена; что у тебя все в порядке? – Он поставил ее на ноги и прижал к себе, словно согревая теплом своего тела.
– Да, все прекрасно. Я пришла сюда подумать и уснула, и мне приснился плохой сон, вот и все. – Это было не все, и Кэрол это знала. Она понимала теперь множество удивительных вещей. Она улыбнулась Николасу, своему любимому.
– Пойдем ко мне, там тепло. – Его рука, обнимающая ее за плечи, подталкивала ее к двери. – Я опять хочу тебя.
– Я тоже, очень. – Потом она решит, когда и сколько рассказать ему о своих приключениях в обществе леди Августы. Пока он не узнает ее так же хорошо, как она его, он ей не поверит. И в конце концов, жена не обязана все сообщать мужу о своей прошлой жизни.
Николас будет ее мужем, когда для них наступит время пожениться. Она совершенно в этом уверена. Этого человека она любила в далеком прошлом, и он будет ее мужем в отдаленном будущем.
Кэрол нисколько не сомневалась, что шла по неверному пути в жизни, когда призрак леди Августы впервые явился ей. Будучи равнодушной и недоверчивой, она чуть было не разрушила свое будущее одновременно с будущим тех, о ком она теперь заботится. Ее спасла леди Августа. Кэрол не могла не улыбнуться, вспомнив об этой некогда сварливой леди и об удивительных возможностях, которые та перед ней раскрыла.
– О чем ты думаешь? – Николас остановился в дверях прежней комнаты Кэрол и поцеловал ее. Пальцем он легко провел по ее губам, как-то по-новому изогнутым кверху.
– О леди Августе, – сказала она, последний раз оглядываясь на комнату, пока Николас закрывал дверь. – Именно она привела меня в Марлоу-Хаус, а потом привела сюда тебя. Все случилось так, как предопределено.
– Я всю жизнь буду благодарен за то, что ты была здесь и встретилась со мной, – прошептал он, когда они спускались вниз, в его спальню.
– И я. – Кэрол вздохнула, погружаясь в его объятия, и ему пришлось подхватить ее и донести до кровати. – Всегда и НАВСЕГДА. Николас. НАВСЕГДА. С веселым Рождеством и со множеством счастливых Новых годов, любимый.
Когда Кэрол выскользнула из постели вскоре после полуночи, Николас не пошевелился. Не пошевелился он и тогда, когда она подхватила платье и туфли и вышла из его спальни. Она остановилась надеть туфли. В холле было прохладно. Кэрол немного дрожала, пока натягивала платье и застегивала пояс.
Она знала, что никого не встретит так поздно. Слуги спят в своей части дома, а Билла и Джоанны нет в Лондоне, они уехали на неделю к родителям Билла, жившим в Корнуэлле. Что же до Николаса, то Кэрол надеялась, что он не почувствует ее отсутствия и не начнет ее искать.
На верхнем этаже Марлоу-Хаус ей показалось холоднее обычного, но это могло объясняться тем, что она только что покинула горячие объятия Николаса. Прежняя комната Кэрол была прямо-таки холодной. И пустой. Никакое призрачное явление ее не поджидало. Снежно-белые нарциссы отцвели, их унесли, но в воздухе еще чувствовался след их аромата.
– Видимо, леди Августа запаздывает. – Кэрол стянула с кровати одеяло. Закутавшись в него, она села в кресло. Минуты шли. Ничего не происходило. Кэрол вздрогнула, огляделась, посмотрела на пустой камин. Никого.
Ноги у нее застыли. Она подогнула их под себя, накрыла их уголком одеяла и продолжала ждать. Спустя какое-то время веки ее опустились.
Свет появился внезапно, ярко заливая комнату. Голова Кэрол вдруг вздернулась, глаза широко распахнулись, и все чувства насторожились. Она щурилась, глядя на яркое, но мягкое свечение, пульсирующее вокруг нее.
– Добрый вечер, Кэрол. – Когда леди Августа вышла из света и оказалась перед ней, Кэрол не могла не встать перед таким великолепным видением.
Исчезли серые и черные лохмотья, в которые была одета леди Августа во время своей последней материализации. Исчез и шифон цвета лаванды, одеяние ее первого явления, и богатый красный бархат второго визита. На сей раз леди Августа была облачена в мерцающие переливчатые одежды, в которых присутствовали все цвета радуги и все мыслимые оттенки каждого из этих цветов. И все же это многоцветие создавало общее впечатление мягкого жемчужно-белого цвета. Рукава были длинные и свободные, постоянно волнующийся подол доходил до полу. Талию опоясывал серебряно-золотой шнур.
В этом воплощении леди Августа была высокой, стройной и моложавой, морщины исчезли, лицо сияло неземной радостью. Длинные распущенные волосы были совершенно белыми, а чело венчал ободок из белых роз. И запах роз реял вокруг нее.
– Это в самом деле вы? – прошептала Кэрол благоговейно.
– Удивительно, не так ли? – Голос тоже изменился; в нем появились богатые тона хорошо отлитого колокола. Этот голос, исполненный спокойствия, отдавался в голове у Кэрол, как колокольный звон.
– Что же, – сказала она, в последний раз пытаясь говорить с привидением по-прежнему – самоуверенно и притворно-небрежно, – кажется, вы наконец-то попали, куда хотели, с моей помощью. Надеюсь, теперь мы обе можем отдохнуть?
– Вовсе нет. – Леди Августа покачала красивой сверкающей головой, и свет в комнате начал пульсировать и мерцать от этого движения. – Там, где радостный труд служения ближнему – самый искренний вид поклонения, праздности не существует. И ты никогда не вернешься к своему прошлому безразличному отношению к людям.
И леди Августа продолжала:
– В этом смысле ты хорошо поработала, Кэрол. Ты переделала самое себя и начала переделывать жизнь вокруг себя. Это нужно продолжать, потому что тогда ты сделаешь будущее таким, каким оно тебе видится.
Неожиданная похвала разрушила последние остатки умствования и чрезмерной суровости в отношении к леди Августе, за которые еще цеплялась Кэрол. В глубине души она понимала, что, имея дело с леди Августой, ей вовсе не нужно постоянно упорно обороняться. Нужно просто быть неуклонно честной.
– Если мой характер изменился за последнее время, это в основном ваша заслуга, и я прекрасно отдаю себе в этом отчет. Кэрол говорила с таким смирением, какого не знала за собой раньше. – Сама по себе я осталась бы точно такой, какой была, – несчастным существом. Но ужасно, что себялюбие мое никуда не делось. Например, я знаю, что вы хотите уйти отсюда и оказаться в подобающем вам месте, для этого мы обе приложили столько усилий, а мне хочется, чтобы вам не нужно было уходить. Мне будет вас не хватать, и если бы я могла, то удержала бы вас при себе. Вы не думали, что когда-нибудь услышите от меня такое, да? – Она кончила с коротким надрывным смехом, который вот-вот мог превратиться в рыдание.
Леди Августа кивнула, царственно принимая эту дань.
– Я тоже изменилась за время нашего общения, Кэрол. Ты училась у меня, а я у тебя. Каждый раз я узнавала немного больше о том, что такое настоящая любовь между мужчиной и женщиной. И еще я узнала ценность дружбы. У меня остаются сожаления, что в моей земной жизни эти чувства отсутствовали, но думаю, что в будущем проблемы уладятся.
– Я рада, что наши отношения не были совсем односторонними, – отвечала Кэрол. – Для меня большое облегчение узнать, что вы наконец попали туда, куда так хотели попасть. – Она сказала бы и больше, но ее остановил сухой смешок, сопровождающий следующие слова леди Августы:
– Место, куда я так страстно стремилась, это совсем не то, что я ожидала. Я была поражена – не могу сказать, что неприятно поражена, – увидев, где мне полагается пребывать. Казалось, леди Августа колеблется, размышляя. Потом она опять заговорила:
– Вот почему у меня к тебе есть последняя просьба, Кэрол.
– Конечно. Все, что могу. Только скажите, в чем дело.
– Ах, дитя, ты заставляешь меня стыдиться, что при жизни я не оценила тебя по достоинству.
– Особых достоинств тогда у меня не было. Я была другим человеком. И рецидивы еще случаются, как вы могли заметить несколько минут тому назад.
– Семена добра лежали в тебе, хотя хранились они очень глубоко, и им требовались соответствующие условия, чтобы прорасти. Продолжай же ухаживать за ними, дорогая. Теперь у тебя есть друзья, они помогут, если ты испугаешься или впадешь в сомнения.
И леди Августа продолжала:
– Ну хорошо. Вот моя просьба: назови свою первую дочь Августой. Воспитывай ее с любовью, научи ее душевной щедрости, и когда она вырастет, ты найдешь в ней друга такого постоянного и любящего, каким я должна была быть для тебя, пока жила.
– Правильно ли я вас понимаю? Вы хотите сказать, что?..
– Есть вещи, которые мне запрещено объяснять. Но я думаю, ты понимаешь, что я хочу и не могу сказать. Ты всегда понимала меня в прошлом – ив будущем тоже.
– Мне бы хотелось дотронуться до вас, – прошептала Кэрол. Она протянула руку, но ее пальцы встретили только прохладный прозрачный свет.
– Ты дотронешься до меня в свое время. В хорошее время, – сказала леди Августа. Ее фигура начала исчезать, исчезал и чудесный свет вокруг. – А теперь до свидания, Кэрол…
– Не уходите! Пожалуйста, побудьте со мной еще немного! Мне столько нужно спросить у вас. – Слезы текли у Кэрол по лицу. – Прошу вас… останьтесь…
– Потом, потом, Кэрол…
– Кэрол, любимая, ради Бога, проснись!
– Что?.. где?.. – С трудом открыв глаза, Кэрол огляделась. Она свернулась клубочком в кресле, одеяло было подоткнуто под ноги, и Николас стоял перед ней на коленях, звал ее и вытирал слезы, заливающие ее лицо.
– Где она? – спросила Кэрол.
– Что ты делаешь одна в этой неотапливаемой комнате?
– Я не одна. Разве ты не видишь?.. – Она ухватилась за него и держалась, пока мир вокруг не водворился на место, перестав вращаться. – Я, наверное, уснула.
– И тебе, видимо, приснился кошмар, так ты кричала. Я услышал крик в своей комнате. Ты уверена; что у тебя все в порядке? – Он поставил ее на ноги и прижал к себе, словно согревая теплом своего тела.
– Да, все прекрасно. Я пришла сюда подумать и уснула, и мне приснился плохой сон, вот и все. – Это было не все, и Кэрол это знала. Она понимала теперь множество удивительных вещей. Она улыбнулась Николасу, своему любимому.
– Пойдем ко мне, там тепло. – Его рука, обнимающая ее за плечи, подталкивала ее к двери. – Я опять хочу тебя.
– Я тоже, очень. – Потом она решит, когда и сколько рассказать ему о своих приключениях в обществе леди Августы. Пока он не узнает ее так же хорошо, как она его, он ей не поверит. И в конце концов, жена не обязана все сообщать мужу о своей прошлой жизни.
Николас будет ее мужем, когда для них наступит время пожениться. Она совершенно в этом уверена. Этого человека она любила в далеком прошлом, и он будет ее мужем в отдаленном будущем.
Кэрол нисколько не сомневалась, что шла по неверному пути в жизни, когда призрак леди Августы впервые явился ей. Будучи равнодушной и недоверчивой, она чуть было не разрушила свое будущее одновременно с будущим тех, о ком она теперь заботится. Ее спасла леди Августа. Кэрол не могла не улыбнуться, вспомнив об этой некогда сварливой леди и об удивительных возможностях, которые та перед ней раскрыла.
– О чем ты думаешь? – Николас остановился в дверях прежней комнаты Кэрол и поцеловал ее. Пальцем он легко провел по ее губам, как-то по-новому изогнутым кверху.
– О леди Августе, – сказала она, последний раз оглядываясь на комнату, пока Николас закрывал дверь. – Именно она привела меня в Марлоу-Хаус, а потом привела сюда тебя. Все случилось так, как предопределено.
– Я всю жизнь буду благодарен за то, что ты была здесь и встретилась со мной, – прошептал он, когда они спускались вниз, в его спальню.
– И я. – Кэрол вздохнула, погружаясь в его объятия, и ему пришлось подхватить ее и донести до кровати. – Всегда и НАВСЕГДА. Николас. НАВСЕГДА. С веселым Рождеством и со множеством счастливых Новых годов, любимый.
ЭПИЛОГ
ВЕСЕЛОЕ РОЖДЕСТВО
Лонд, 2168
Опять шел снег, хотя не такой густой, чтобы осложнять жизнь пешеходов. В этот сочельник снега как раз хватало, чтобы слегка припорошить дерево в центре сквера и сделать его похожим на елку со старинной рождественской картинки. Дерево было огромное, такое высокое, что летом птицы вили гнезда на верхних ветках в полной безопасности, не завися от бурной городской жизни, которая шла по площади даже в самую жаркую погоду. В солнечные дни в тени под деревом играли дети, залезая иногда по стволу так высоко, как разрешали родители или няньки.
Всякий раз на Рождество дерево украшают огнями. Оно выросло так, что развешивать на нем разноцветные лампочки стало занятием долгим и скучным, особенно при сильном ветре. В последние годы Правительство предложило дерево срубить, а на его место посадить маленькое. По мнению Правительства, это сделало бы развеску украшений более легкой и эффективной. Протест тех, кто жил на площади и рядом с ней, последовал так быстро, что Правительство сразу же взяло назад свое предложение, подчиняясь, как всегда, воле народа и оставив всем на радость в неприкосновенности прекрасный старый символ любимого праздника.
Кэр отвернулась от окна, выходящего на площадь, и переключилась от созерцания украшенного дерева на собрание в гостиной Мар-Хаус. Все, кого она любит, здесь. Дорогие друзья БЭС и Джо с тремя детьми сидят рядом с елкой, почти упирающейся в потолок, Лин, Сью и муж Лин – Том помогают им разбираться в коробке со старинными елочными украшениями. Идет подготовка к праздничному вечеру.
В холле только что вошедшие близнецы – сестры Ника – снимают зимние пальто, горя нетерпением принять участие в общих развлечениях. Через широкую дверь Кэр видит беременную Пен, опирающуюся на руку ее любимого Эла; оба они слушают молодого мужа Иль – улыбчивого Люка, который рассказывает им несколько неприличную смешную историю.
– Они не похожи на близнецов, правда? – спросил Ник, обвивая рукой талию Кэр. – Иногда я думаю, что акушерки перепутали их с какими-то другими детьми.
– Не нахожу, – ответила Кэр. – Характеры у них очень похожи, а внешность бывает обманчива.
Пен была высокая и была бы стройной, если бы ее не разнесло из-за ребенка, которого она носит. Она светлая блондинка с голубыми глазами. Иль ниже и пухленькая, с более темными вьющимися волосами и серыми глазами. Они выглядели не как близнецы, но просто как сестры, а вкусы у них были такие схожие, что, к полному отчаянью их предполагаемых возлюбленных, они несколько лет менялись Элом и Люком, прежде чем окончательно не решили, кто чьей женой будет.
– А вот и тетя Авга. – Ник поспешил помочь пожилой леди, только что появившейся в дверях, снять старомодное пальто, которое она упорно продолжала носить. Под пальто было надето ярко-красное бархатное платье, украшенное маленькими букетиками искусственного остролиста и омелы.
– Ты чудесно выглядишь, – сказала Кэр, отвечая на обычный вопрос Авги еще до того, как та успела его задать. Обняв тетку и поцеловав ее в щеку с большой нежностью, Кэр спросила:
– Как прошла твоя встреча с премьер-министром?
– Довольно удачно, – ответила Авга, – я уверена, что Драмм увидел ошибочность своих автократических действий и в будущем будет больше обращать внимания на пожелания сограждан. И не только во время предвыборной кампании.
– Трудный человек наш премьер, – согласилась Кэр. – Но справедливый. Он хочет делать как лучше.
– У него большой выбор, ведь вы, две женщины, подталкиваете его через равные промежутки времени, – пошутил Ник.
– На этот раз тетя Авга, а не я убедила его изменить политику, – сказала Кэр. И добавила, обращаясь к старой женщине:
– Ты просто чудо.
– Да, – Авга понимающе усмехнулась, – конечно, чудо. А теперь скажи, девочка, когда ты подаришь мне внучатую племянницу, чтобы назвать ее моим именем? Я не долго задержусь в этой жизни, и мне хочется быть уверенной, что моя последовательница уже в пути, прежде чем я вас покину.
– Если нам нужно оставаться бездетными, чтобы удержать тебя с нами, – сказал Ник, – я отошлю Кэр спать в мансарду, а свою постель устрою в подвале.
– Такое соглашение будет нарушено через два часа. – Пен подошла к ним как раз вовремя, чтобы услышать шутливые слова брата. – Авга, очень прошу тебя, оставайся с нами. Ты нам нужна. Не знаю, как мы все будем без тебя.
– Особенно премьер-министр Драмм, – добавила Кэр, смеясь, хотя ее глаза, устремленные на Авгу, потемнели – она понимала, что, имея за плечами сто лет, Авга проживет недолго.
– Но, дорогая, – Авга похлопала Кэр по руке, – я всегда буду с тобой. Ты не избавишься от меня, даже если я тебе надоем. Думаю, ты это уже поняла.
И добавила, возвысив голос и обращаясь ко всем гостям:
– Хватит серьезных разговоров. Настало время для смеха, пира и доброй воли. Настало время праздновать Рождество. Вы, молодежь, запевайте. Я хочу услышать славные старинные рождественские песни. Конечно, я, и никто другой, водрузит звезду на верхушку рождественской елки. Пусть кто-нибудь принесет лестницу.
Опять шел снег, хотя не такой густой, чтобы осложнять жизнь пешеходов. В этот сочельник снега как раз хватало, чтобы слегка припорошить дерево в центре сквера и сделать его похожим на елку со старинной рождественской картинки. Дерево было огромное, такое высокое, что летом птицы вили гнезда на верхних ветках в полной безопасности, не завися от бурной городской жизни, которая шла по площади даже в самую жаркую погоду. В солнечные дни в тени под деревом играли дети, залезая иногда по стволу так высоко, как разрешали родители или няньки.
Всякий раз на Рождество дерево украшают огнями. Оно выросло так, что развешивать на нем разноцветные лампочки стало занятием долгим и скучным, особенно при сильном ветре. В последние годы Правительство предложило дерево срубить, а на его место посадить маленькое. По мнению Правительства, это сделало бы развеску украшений более легкой и эффективной. Протест тех, кто жил на площади и рядом с ней, последовал так быстро, что Правительство сразу же взяло назад свое предложение, подчиняясь, как всегда, воле народа и оставив всем на радость в неприкосновенности прекрасный старый символ любимого праздника.
Кэр отвернулась от окна, выходящего на площадь, и переключилась от созерцания украшенного дерева на собрание в гостиной Мар-Хаус. Все, кого она любит, здесь. Дорогие друзья БЭС и Джо с тремя детьми сидят рядом с елкой, почти упирающейся в потолок, Лин, Сью и муж Лин – Том помогают им разбираться в коробке со старинными елочными украшениями. Идет подготовка к праздничному вечеру.
В холле только что вошедшие близнецы – сестры Ника – снимают зимние пальто, горя нетерпением принять участие в общих развлечениях. Через широкую дверь Кэр видит беременную Пен, опирающуюся на руку ее любимого Эла; оба они слушают молодого мужа Иль – улыбчивого Люка, который рассказывает им несколько неприличную смешную историю.
– Они не похожи на близнецов, правда? – спросил Ник, обвивая рукой талию Кэр. – Иногда я думаю, что акушерки перепутали их с какими-то другими детьми.
– Не нахожу, – ответила Кэр. – Характеры у них очень похожи, а внешность бывает обманчива.
Пен была высокая и была бы стройной, если бы ее не разнесло из-за ребенка, которого она носит. Она светлая блондинка с голубыми глазами. Иль ниже и пухленькая, с более темными вьющимися волосами и серыми глазами. Они выглядели не как близнецы, но просто как сестры, а вкусы у них были такие схожие, что, к полному отчаянью их предполагаемых возлюбленных, они несколько лет менялись Элом и Люком, прежде чем окончательно не решили, кто чьей женой будет.
– А вот и тетя Авга. – Ник поспешил помочь пожилой леди, только что появившейся в дверях, снять старомодное пальто, которое она упорно продолжала носить. Под пальто было надето ярко-красное бархатное платье, украшенное маленькими букетиками искусственного остролиста и омелы.
– Ты чудесно выглядишь, – сказала Кэр, отвечая на обычный вопрос Авги еще до того, как та успела его задать. Обняв тетку и поцеловав ее в щеку с большой нежностью, Кэр спросила:
– Как прошла твоя встреча с премьер-министром?
– Довольно удачно, – ответила Авга, – я уверена, что Драмм увидел ошибочность своих автократических действий и в будущем будет больше обращать внимания на пожелания сограждан. И не только во время предвыборной кампании.
– Трудный человек наш премьер, – согласилась Кэр. – Но справедливый. Он хочет делать как лучше.
– У него большой выбор, ведь вы, две женщины, подталкиваете его через равные промежутки времени, – пошутил Ник.
– На этот раз тетя Авга, а не я убедила его изменить политику, – сказала Кэр. И добавила, обращаясь к старой женщине:
– Ты просто чудо.
– Да, – Авга понимающе усмехнулась, – конечно, чудо. А теперь скажи, девочка, когда ты подаришь мне внучатую племянницу, чтобы назвать ее моим именем? Я не долго задержусь в этой жизни, и мне хочется быть уверенной, что моя последовательница уже в пути, прежде чем я вас покину.
– Если нам нужно оставаться бездетными, чтобы удержать тебя с нами, – сказал Ник, – я отошлю Кэр спать в мансарду, а свою постель устрою в подвале.
– Такое соглашение будет нарушено через два часа. – Пен подошла к ним как раз вовремя, чтобы услышать шутливые слова брата. – Авга, очень прошу тебя, оставайся с нами. Ты нам нужна. Не знаю, как мы все будем без тебя.
– Особенно премьер-министр Драмм, – добавила Кэр, смеясь, хотя ее глаза, устремленные на Авгу, потемнели – она понимала, что, имея за плечами сто лет, Авга проживет недолго.
– Но, дорогая, – Авга похлопала Кэр по руке, – я всегда буду с тобой. Ты не избавишься от меня, даже если я тебе надоем. Думаю, ты это уже поняла.
И добавила, возвысив голос и обращаясь ко всем гостям:
– Хватит серьезных разговоров. Настало время для смеха, пира и доброй воли. Настало время праздновать Рождество. Вы, молодежь, запевайте. Я хочу услышать славные старинные рождественские песни. Конечно, я, и никто другой, водрузит звезду на верхушку рождественской елки. Пусть кто-нибудь принесет лестницу.