Страница:
– Пойдешь со мной? – спросил Джон у Фиты.
– А ты не выдохнешься, красавец? – томно произнесла Фита.
– Держу пари, что ты первая сойдешь с дистанции.
– Немного видела таких смельчаков. Пошли. Замойски взял Фиту под руку и провел ее в соседнее заведение, где можно было быстро и без проблем снять временный жилой блок для телесных утех.
Фита не стала дожидаться того момента, когда они останутся наедине, а сразу нервно зашептала;
– Я чувствую, что ко мне присосались. Скорее всего ФБР. «Индикатор наблюдения» показывает бегущую волну.
– Это может ничего и не значить.
– Сегодня зашкалило за два ноля восемь.
– Да, есть вероятность, – вынужден был признать Замойски.
– Что делать? Ох, что же делать? – Фита всхлипнула. – Погибнет моя репутация.
– Репутация, – усмехнулся Замойски. – Какая к черту репутация? Что ты мелешь?
– Все погибло.
– Не хнычь. Скорее всего, это просто расшалились нервы. Уверена, что за тобой сейчас не следят?
– Не должны, – повела плечиком Фита, – Ровная волна.
– Ах эта техника, – Замойски посмотрел на свой индикатор. Показания не росли. Значит, технического наблюдения нет.
Они зарулили в глубину СТ-проекции, располагавшейся внутри огромного зала, который был чем-то вроде холла гостиницы. Внутри СТ-проекции было как-то серо. Привычно покалывало в затылке. СТ-проекции хороши, что в их поле нельзя прослушивать. Они гасят акустику и ЭМ-излучения.
– Ну, что узнала?
– Центрразведуправление аризонцев проявляет повышенный интерес к Ботсване, – быстро заговорила Фита, проглатывая окончания слов.
– Откуда информация?
– Источник в компьютерном центре ЦРУ.
– С чем связан интерес?
– Тему ведет управление перспективных линий развития.
– Научная разведка, – кивнул Замойски. – На Ботсване… Это примерно то же, что намывать золото в канализации.
– Ну, не знаю. На Ботсвану заброшен оперативник по кличке Динозавр и с ним двенадцать бойцов прикрытия из элитного разведывательно-боевого подразделения «Ястреб». Заметь, что среди них нет ни одного робота, а это говорит о многом…
– Что еще?
– Пакет информации.
– Прослушаю в номере.
В глубине СТ-проекции электронные приборы не работали. Они вышли из стереопроекции и направились к хозяину этой ночлежки.
– Нам двухместный блок, – сказала толстяку хозяину с вызывающе круглой лысиной на макушке Фита.
– Нет проблем, – противно проблеял хозяин, ощерившись в хищно-подобострастной ухмылке. – С волновыми нейростимами? С химическими сенсорнакладками?
Что-то натужное и неискреннее почудилось Джону в словах да и во всем поведении хозяина борделя.
– Живьем, – проговорил Замойски, внимательнее приглядываясь к собеседнику.
– Нет проблем, – снова проблеял хозяин. – С вас двадцать задатка. И столько же после, если переберете время.
– Может и не доберем, – хмыкнул Замойски, и кулачок Фиты впился ему в бок.
– Еще как переберем, – проворковала она. Замойски взял электронную ключ-полоску. Пустой жилой блок, куда направлялись Джон и его агент, встретил их гостеприимно распахнутой дверью, что говорило о том, что он пока свободен от клиентов.
– Я тебе дам прослушать файл – он не подлежит копированию. И мне его сегодня нужно вернуть. В файле еще кое-какая информация по операции. Кстати, она проходит в ЦРУ как «прямая трасса».
– Ничего себе, – присвистнул Замойски. «Прямая трасса» – один из первых приоритетов. Операция действительно важна.
– Проходи, – кивнул Замойски.
И вдруг браслет на руке заколол электрическими иголками. Замойски кинул взгляд на индикатор. Цифры «ноль-пять». Тревога. Не просто выявлено наблюдение. Это означало, что противник готов перейти к действиям.
«Приехали», – подумал Замойски.
– Уходим, – крикнул он Фите. Но было поздно…
Сначала Главный жрец почувствовал озноб, на него вдруг будто повеяло холодом смерти. Затем он увидел огромных пятнистых кошек со злобно горящими глазами-блюдцами. Они надвигались ближе и ближе. Из их разверстых пастей пахнуло мерзким запахом гниения.
Почудилось. Нет никакого запаха. А звери есть? Не чертово наваждение?
Старик попятился, не желая поворачиваться к хищным тварям спиной. Стоит только повернуться и побежать, как тут же в шею вопьются звериные клыки. Поэтому он продолжал пятиться, пока не прижался спиной к каменной стенке высокой скалы. И тут звери бросились на него. Он и сам не понял, как смог одним прыжком преодолеть высоту и взобраться на отвесную скалу, оказавшись над ревущим водным потоком, ниспадавшим с еще более высокой кручи и тут же уходившим куда-то в подземные штольни, пробитые в мягкой породе самой водой.
Кошки продолжали приближаться. Они изготовились к прыжку. И в этот момент старик поднял руку со священным камнем. Звери застыли. Не просто замерли. Старику приходилось видеть объемные фотографии. Звери сейчас были именно такими – застывшее, замершее во времени изображение. Они всколыхнулись и растаяли, словно клочья тумана, разогнанного порывистым ветром.
Это было наваждение. Посланный врагом заряд ненависти. А его ненависть может убивать… Плохо. Значит, враг опять обнаружил его. И за призрачными кошками двигаются реальные враги. Старик ощутил их присутствие у скалы всей своей сущностью…
Вот они уже взбираются на скалу!
Главный жрец осмотрелся вокруг. Бежать было некуда. Или есть куда? Простые пути – это для обычных смертных. Колдун может пройти там, где не пройти никому.
Вознеся молитву к Тем, Кто Ушел, прижал к груди камень Хаабад, закрыл глаза и низринулся в бурлящий поток.
Предводитель охотников за головами, подбежавший к краю пропасти, со страхом воззрился на то место в бурном потоке, где скрылась голова Главного жреца «Храма Ожидания»…
Тело действовало само собой, вне зависимости от разума. Будто из-под земли, из купола соседнего жилблока, оказавшегося всего-навсего СТ-проекцией, вынырнуло трое головорезов, вооруженных ЭМ-автоматами. Послышался жуткий гром, мелькнуло ослепительное пламя – это рвались «колючки» – спецсредство, использующееся для того, чтобы привести задерживаемого на несколько секунд в шок – как раз это время нужно, чтобы опутать его эластонитями. Потом расцвели два цветка – это рванули газовые гранаты.
Так бы и произошло – Замойски выключили бы и вскоре он был бы в подземном островном комплексе ФБР, откуда его бы не спас никто. Но он начал действовать на секунду раньше противников. Еще только летели «колючки», а Замойски уже растянул защитмаску, находящуюся в воротнике, на всю голову. Это одно из последних изобретений Московитянских оборонщиков. На Аризоне таких штуковин пока не выпускалось, головы агентов ФБР были закрыты колпаками.
Маска поглотила акустический и световой удар. Единственно, что плохо – после вспышки прозрачный пластик на секунду затемнялся. Но не только у Замойски, а и у фэбээровцев. Это-то и подвело аризонцев. Замойски знал, как и куда двигаться. Когда пластик просветлел, он уже сошелся с агентом ФБР и вырвал у него ЭМ-автомат, а потом ушел в глубину СТ-проекции. Ударил кому-то, скрывавшемуся там, по шее. Выскользнул на открытое пространство. Метнул плазменную гранату в стену, и в ней образовался пролом. Выскользнул на улицу.
Ему повезло. Прямо в глубине Петли Мебиуса, являвшейся пешеходной дорожкой и уходившей в голубое марево внизу, висел «пузырь», легкомысленно оставленный хозяином. От похитителей «пузырь» был заблокирован, но у Замойски имелся компьютпроникатель, сбивающий любую программу, способный проникать в чрево больших биокомпов и объемных информбанков. Сломать защиту «пузыря» – ровно две секунды, Замойски утонул в сиденье, которое начало тут же массировать ему шею видимо, хозяин любил массаж.
– Отставить, – прикрикнул Замойски. – Ручное управление. Вверх!
«Пузырь» – двухметровая прозрачная гравитационная капсула – взмыл вверх.
Ручное управление включилось не сразу. Конструкторы не без оснований считали, что по трассам города визуально не пробраться. Но проникатель сломал программу, и Замойски взял управление в свои руки.
Ну, теперь одна ошибка – и катастрофа. У Замойски было преимущество перед фэбээровцами. Он один из немногих людей, способных провести «пузырь» по городу вручную.
Он рванул «пузырь» вверх, едва не протаранив спицу дискетной карусели, потом уклонился от несущегося со скоростью восемьсот миль в час вдоль синтетик нити вагона игольника. Пробил СТ-проекцию гигантского буддистского храма.
Кинул взгляд на индикатор слежения. Цифры ползли вниз, но опасность все равно была велика.
«Пузырь» завис в пяти метрах над кустарником радиального бульвара. Замойски опять влез в компьютерную систему. Закончив с ней, взглянул на индикатор. Цифры стали расти. Преследователи где-то близко. Индикатор фиксировал изменение электромагнитной активности следящих уличных устройств, считывал с городских компов информацию о передвижении людей, определяя признаки слежки. Фэбээровцы очухались после первой неудачи. А, как бы то ни было, работать они умели. И уже сужали круг.
«Пузырь» взмыл вверх и исчез в городских изломах. Фэбээровцы сейчас засекут его. Замойски представил, как руководитель операции смотрит на объемный план города и на ползущую красную линию. Он знал что она означает траекторию «пузыря», внутри которого, по сообщению бортового компа, сидит пассажир. И пассажир этот – Замойски. А синие траектории глайдеров-перехватчиков сближаются с красной, Вот-вот они сойдутся в одной точке, и тогда полетит через эфир сообщение: «Захват произведен. Фигурант на месте». Только зря надеются. «Пузырь» пуст. Замойски они там не найдут.
А между тем Замойски прыгал с одной движущейся ленты на другой в «Пикассо-кубе» – месте обитания городской богемы. Архитектор «куба» был явно не в своем уме. В этом месте можно было, если не прибегать к помощи «хрустального глаза», петлять не один месяц и возвращаться все время на одно и то же место. Да и электронный проводник далеко не всегда мог оказаться хорошим советчиком. Найти здесь кого-то очень трудно.
– Оторвался, – прошептал Замойски, оглядываясь.
Глаз терялся в диком переплетении линий и фигур, в глубине которых сновали, валялись, сидели, целовались, а то и занимались любовью люди. «Пикассо-куб» жил своей запредельной, абсурдной жизнью.
– Я потерял его, – склонив голову, негромко произнес предводитель охотников за головами, стоя перед троном Всемогущего. – Он ушел от нас. Но я уверен, что он ушел в страну вечной охоты,
– Враг все еще жив, – устало произнес Черный Шаман, которого погоня утомила так, будто он сам отмахал эти версты по джунглям. – Чего не скажешь о тебе.
– Я жив, – возразил предводитель. – Мои легкие наполняются воздухом. Кровь течет по моим жилам. Я жив, Всемогущий.
– Жив? Может быть, и так, – в глазах Черного Шамана мелькнула усмешка. – Подойди поближе, мой любимый слуга. Мне тяжело. Моя чаша опустела. Помоги мне.
– У меня нет пленных. Но только прикажи, и мы приведем тебе их. Только пожелай, Всевидящий.
– Я не хочу тревожить моих преданных слуг понапрасну,
Он вскинул палец. Два гиганта – глухонемых телохранителя Шамана – подскочили к охотнику за головами и бросили его лицом на пол.
– Пощади, – произнес тот.
– Ты оказался глуп. Мне нужен новый предводитель охотников. Но ты был верен. И ты закончишь как положено хорошему слуге…
Мелькнул в руках телохранителя острый как бритва нож. Кровь полилась в заботливо подставленную чашу. Это слишком драгоценный напиток, чтобы терять хоть каплю…
Оттолкнув ногой обескровленное тело слуги, Черный Шаман приник к чаше, жадно глотнул теплой крови и сразу после этого уверенно произнес:
– Я найду тебя!
И засмеялся булькающим смехом. Смех становился все громче. Он звенящим ручьем катился по каменным закоулкам помещения, гулял по углам.
– Я найду тебя!!! Ха-ха! Ты будешь моим!!!
Джон Замойски оказался в чрезвычайно сложной и опасной ситуации. Агент Фита расколется быстро – спецслужбы Аризоны умеют развязывать языки. К тому же в ходе контакта с Фитой он и сам наверняка засветился. Теперь у контрразведки есть его СТ-графия.
По конфиденциальной инфосети, имея СТ-графиию, личность можно установить за четыре секунды. Значит, его везде ищут. На контактные адреса дорога заказана. Знакомые и сослуживцы – под колпаком наблюдения. Даже по улице ходить опасно – попадешься на глаза контрольной системе, возьмут под белы ручки – и в логово ФБР, Там попытаются с помощью психотропных «правдоискателей», волнового психозондажа гипнометодик выудить из него все. Ничего у них не выйдет, и тогда единоличный суд. Единственно, с кем не церемонятся на Аризоне, – это с агентами московитян. Полчаса на судебные формальности, а дальше – засадят в «скафандр-одиночку», как называют здесь камеры для шпионов и патологических убийц, на счету которых не меньше десяти трупов. Из него, выброшенного в космическую пустоту, выбраться пока еще никому не удавалось. Представив себя в подобной «квартире», кувыркающимся в полном автономном режиме где-нибудь в созвездии Скорпиона, Джон зябко поежился, передернув плечами.
Выбравшись из «Пикассо-куба», Замойски отправился в виртуальный парк – там спрятан аварийный спецконтейнер. И понял, что его в парке ждут. Притом понял вовремя – не успели засечь. О контейнере знали всего трое. Значит, один из них сгорел. Следовательно, погорела добрая половина агентурной сети. И, главное, неизвестно какая.
Значит, один канал аварийного отхода перекрыт наверняка. Второй канал под вопросом. Плохо. Надо выбираться с планеты, но как? Вариант есть. Крайний вариант. Контактер Джону неизвестен. Нужно оставить для него кодированное сообщение в информкомпсети, и через два дня будет в условленном месте, названной все по той же сети, закладка с необходимым оборудованием.
Сказано – сделано. Сообщение ушло. Теперь вопрос – где прокантоваться два дня? По улицам шататься опасно Отели наверняка взяты под контроль. Можно попытаться, используя комппроникатель вселиться в пустующую квартиру. Но тут тоже не исключены неприятные случайности, может быть, которые предусмотреть невозможно. Есть кое-какой вариант получше.
Не имей сто рублей, а имей сто друзей Притом друзей нужно иметь таких, которые не продадут. У резидента самая лучшая «дружба» та, которая сцементирована страхом. А то, что Малютка Пен боится его, Замойски не сомневался.
Малютка Пен – огромный детина под два метра ростом и около ста пятидесяти килограммов веса, числился у мистера Замойски в должниках. Несколько галактических месяцев назад Малютка Пен здорово погорел на одной афере, перепродавая партию залежалого инопланетного товара, приобретенного им через третьи руки. Товар пришел в окончательную негодность, оказался к тому же зараженным какой-то жуткой бациллой, и Замойски ссудил простофиле крупную сумму денег на его утилизацию. Иначе у Малютки Пена отобрали бы и мастерскую и виллу в пригороде Нью-Тауна Обычно в таких случаях санитар-но-бактериологический контроль на Аризоне действовал решительно по отношению к возможным разносчикам инопланетной заразы.
Помогая Малютке Пену деньгами, Джон преследовал свои цели. Зная, что здоровяк не последний человек в местной мафии, Джон надеялся со временем использовать его преступные связи, когда в этом возникнет необходимость. Такая необходимость возникала несколько раз. В результате Малютка так запутался в совместных делах, что попал в полную зависимость от президента. Он стал управляемым. И превратился в тех помощников, которые не продают своих хозяев. К такому положению вещей Малютка Пен не привык, поскольку не считал зазорным всю жизнь продавать всех. Но с Замойски такое не прошло бы.
Южный Бронкс, в котором жили в основном этнические ирландцы, напоминал собой огромный дирижабль, а скорее свифтовскую Лапуту. Он завис на высоте семисот метров над центральной частью города. В нем жило сто двадцать тысяч человек, которые к остальному населению столицы относились с определенной долей высокомерного презрения.
Малютка Пен не был исключением, как и прочие ирландцы, входившие в состав его бандитского клана, считал себя патриотом района и затевал всевозможные дурно пахнущие делишки только в других концах города.
Именно к этому ирландцу и направился Джон, надеясь отсидеться у него до того момента, пока его преследователи не успокоятся и не займутся другими делами.
– Никак мистер Замойски пожаловал, собственной персоной? – осклабился Малютка Пен, отложив в сторону диагностический прибор, с помощью которого определял состояние внутренних голографических схем бытового робота, побывавшего в серьезной переделке.
Ремонтировал роботов Малютка Пен больше не ради заработка – он ни в какое сравнение не шел с доходами от преступного промысла. Просто любил это дело. И слыл в нем отличным мастером.
Заметив то, с каким интересом Джон разглядывает поломанную машину, здоровяк пожаловался:
– Житья не стало от этих молокососов – «плоскунов». Что это за роботофобия такая? Любой робот вызывает у них приступ ярости. Так и норовят изничтожить любого металлического парня, который только попадется им под руку. Видишь, что они сделали с этим другом семьи? Даже бронированный голографический блок вывернули – это ж надо, не менее получаса возиться! Вряд ли мне удастся его полностью восстановить в первозданном виде.
– Поговорим? – тихо осведомился Замойски.
– Э, мистер кредитор, уж не пришли ли вы ко мне за должком?
– За кого ты меня принимаешь, дружище? – притворно удивился Джон. – С должком можно и подождать. Нам ли с тобой деньгами считаться. После всего, что мы вместе творили.
От подобных слов ирландский скупердяй просто расцвел. Малютка Пен уже дважды собирался предложить своим подельникам устроить Джону безвременную гибель, как-нибудь невзначай подстроив ему несчастный случай, лишь бы только не отдавать долг, Но, как ни обдумывал, не мог найти такой вариант, чтобы не погубить и себя. Очень уж крепко Замойски держал его за горло.
Да и сам Замойски парень не промах. Малютка Пен собственными глазами видел, как Джон накостылял сразу пятерым амбалам, Изуродовать Джона пытались в общем-то ни за что. Если быть точнее, его просто перепутали с одним карточным шулером, на «обработку» которого «фирма» имела заказ. И надо же, чтобы перепутали его именно с Замойски. Отделал Джон всех тогда как мальчишек – не помогли и виброножи, и два пистолета. Среди этих пятерых пострадавших бандитов был и сам Малютка Пен. Ему досталось меньше других, пришлось всего-навсего регенерировать отбитую селезенку. Это обошлось ему в весьма солидную сумму, и больше тратиться на поправку собственного здоровья владелец мастерской не желал.
Да он еще и сомневался, что ликвидировать Замойски в состоянии даже специалисты первого класса оплаты в одной из трех гильдий наемных убийц города. Когда Пен начал осуществлять с Замойски совместные деловые проекты, то через некоторое время с удивлением понял, что вовсе не обдуривает, как задумывалось сначала, собственного партнера, а, наоборот, сам угодил в сети паука.
– Мне нужно укрыться у тебя на некоторое время, – взял быка за рога Замойски.
– Зачем? Кто тебе подпалил хвост?
– Кредиторы, Пен. Они, негодяи. Почему все считают, что Джон Замойски держит благотворительное бюро?
– Ты добрый человек, Джон, в этом твоя беда.
– Точно так. В общем, финансовая яма. Я бы расплатился с ними, но неохота кормить дармоедов. И еще – для этого мне пришлось бы собрать старые долги, – Замойски насмешливо посмотрел на Пена, и тот заерзал на стуле.
– Ох, эти деньги. Из-за них проходят трещины даже между добрыми друзьями. Хоть в общих чертах, что за кредиторы?
– Ничего страшного. Я задействовал некоторые каналы, и вопрос с ними решу дня через два-три. Хуже, что они ищут везде меня. И даже подключили ФБР.
– Что?!
– Ничего. Полмиллиона кредов – и ФБР в кармане. Ты что, не слышал, что фэбээровцы за деньги способны объявить охоту?
– Слышал, – кивнул Малютка Пен.
Действительно, бывали случаи, когда чины из ФБР, польстившиеся на огромные взятки, открывали охоту на ни в чем не повинных людей – чьих-то должников, каких-то кредиторов. Представители ФБР называли слухи об этом грязной клеветой, но те, кто владел информацией, а Пен относился к их числу, знали, что не бывает дыма без огня.
– Так что ты дашь мне приют, – уже не спрашивал, а утверждал Замойски.
– Хорошо, – кивнул с кислой миной на лице Пен. – Ты же мой друг.
– Да. Спасибо. Дружба – святая вещь, Пен. Ты вон сколько мечтал убить меня, но как истинный друг все не решался
Пена покрыл холодный пот.
– С чего ты взял?
– Да брось ты. Я не в обиде. Твои мысли – твое личное дело. Но… Пен, не вздумай шутить сейчас. Иудины серебряники ФБР имеют обыкновение вставать поперек горла. Если что, я тебя без труда и с того света достану.
– Я все сделаю как надо, Джон. – Мы же друзья…
«… Что же такое врач в истинном смысле понимания этого слова? Простота, доступность его и здоровым и больным, полное спокойствие и уверенность в себе и своих действиях и, несомненно, знание болезней, их альфы и омеги. А ведь тоже самое, только иными словами, говорил еще великий Гиппократ».
Никита Федорович Сомов – высокий худощавый человек с рыжими волосами и голубыми глазами – поправил на голове обруч электронного фиксатора, которому надиктовывал свой труд, неторопливо шагая по коридорам передвижного госпиталя. Он продолжал думать о введении к будущей монографии по вопросам космомедицины, которое заказала ему инфрасеть Санкт-Петербурга. Многих интересовали методы работы и колоссальный медицинский опыт, накопленный космогоспитальером Сомовым за время его деятельности на ретро-планетах Вселенной.
– Никита Федорович! – прервал размышления главного госпитальера высокий широкоплечий брюнет по фамилии Бугров – стажер из космомедицинской академии, изучавший заболевания детей и подростков на Ботсване. – Жизненно необходима ваша консультация.
– Что произошло? – резко переключил свое внимание с одного дела на другое госпитальер.
– Я ничего не могу поделать с этим вариантом злокачественной лейкемии. Похоже, мы теряем девчушку…
– С каких это пор злокачественная лейкемия вызывает у вас столь пессимистические прогнозы? – осведомился госпитальер. – Еще двести с лишним лет назад наши коллеги из Института крови предложили вполне доступные для нас с вами методики лечения подобного недуга. Или вы с ними не знакомы?
– Знаком, – проговорил стажер.
– Ну и?..
– Здесь что-то не так. Я не понимаю, что происходит с моей пациенткой! – Бугров развел руками. – Все реакции ее организма на проводимое лечение не соответствуют стандартным. Клиническая картина заболевания совсем иная, не похожая ни на что известное…
– Э, дорогой мой! Я сам часто впадаю в грех нерешительности и излишнего неверия в собственные силы, но не до такой же степени! У вас есть в наличии чудесная диагностическая аппаратура, которая…
– Ни черта не может! – вырвалось у стажера.
– Та-ак, – протянул Сомов. – Пойдемте к вашему «сложному случаю». Чем могу– помогу.
Сомов, неодобрительно покачав головой, заспешил к пневмолестнице, которая доставила его на третий ярус госпиталя-автомата, совсем недавно развернутого на Ботсване по просьбе ее правительства.
Семилетняя Наоми Бурака бессильно распласталась на воздушно-силовой подушке.
– Почему вы не распорядились поместить пациентку в автоматический блок интенсивной терапии? – строго вопросил Сомов у стажера. – Сколько раз можно повторять, что к больному нужно относиться так, как ты сам бы хотел, чтобы к тебе относились в час болезни… Немедленно прикажите персоналу переправить девочку в спецблок, а я прослежу за исполнением.
Сомов подождал, пока работ-манипулятор осторожно перевез Наоми в дежурную палату, зарезервированную под прием особо высокопоставленных пациентов с этой планеты, и уложил ее на подушку под аппарат искусственного кроветворения.
В воздухе повисли стереоизображения. Посвященному человеку нетрудно было читать по появляющимся кружочкам, кубикам, цифрам процессы, происходящие сейчас в теле больной. И эти показатели сильно не нравились Сомову.
Прошло пять минут – стандартное время, необходимое для того, чтобы добиться значительного улучшения. Ничего подобного.
– Пульт, – приказал Сомов и уселся в кресло.
Прямо под его пальцами очутился объемный имитатор пульта. Пальцы, касаясь клавиш, проваливались, поскольку самого предмета не было, он был всего лишь СТ-проекцией. Но управлять при его помощи можно было точно так же, как и при работе с обычным пультом. Многим это новшество было не по душе – пальцы должны ощущать клавиши. Но Сомову больше нравилось работать именно с проекцией.
– А ты не выдохнешься, красавец? – томно произнесла Фита.
– Держу пари, что ты первая сойдешь с дистанции.
– Немного видела таких смельчаков. Пошли. Замойски взял Фиту под руку и провел ее в соседнее заведение, где можно было быстро и без проблем снять временный жилой блок для телесных утех.
Фита не стала дожидаться того момента, когда они останутся наедине, а сразу нервно зашептала;
– Я чувствую, что ко мне присосались. Скорее всего ФБР. «Индикатор наблюдения» показывает бегущую волну.
– Это может ничего и не значить.
– Сегодня зашкалило за два ноля восемь.
– Да, есть вероятность, – вынужден был признать Замойски.
– Что делать? Ох, что же делать? – Фита всхлипнула. – Погибнет моя репутация.
– Репутация, – усмехнулся Замойски. – Какая к черту репутация? Что ты мелешь?
– Все погибло.
– Не хнычь. Скорее всего, это просто расшалились нервы. Уверена, что за тобой сейчас не следят?
– Не должны, – повела плечиком Фита, – Ровная волна.
– Ах эта техника, – Замойски посмотрел на свой индикатор. Показания не росли. Значит, технического наблюдения нет.
Они зарулили в глубину СТ-проекции, располагавшейся внутри огромного зала, который был чем-то вроде холла гостиницы. Внутри СТ-проекции было как-то серо. Привычно покалывало в затылке. СТ-проекции хороши, что в их поле нельзя прослушивать. Они гасят акустику и ЭМ-излучения.
– Ну, что узнала?
– Центрразведуправление аризонцев проявляет повышенный интерес к Ботсване, – быстро заговорила Фита, проглатывая окончания слов.
– Откуда информация?
– Источник в компьютерном центре ЦРУ.
– С чем связан интерес?
– Тему ведет управление перспективных линий развития.
– Научная разведка, – кивнул Замойски. – На Ботсване… Это примерно то же, что намывать золото в канализации.
– Ну, не знаю. На Ботсвану заброшен оперативник по кличке Динозавр и с ним двенадцать бойцов прикрытия из элитного разведывательно-боевого подразделения «Ястреб». Заметь, что среди них нет ни одного робота, а это говорит о многом…
– Что еще?
– Пакет информации.
– Прослушаю в номере.
В глубине СТ-проекции электронные приборы не работали. Они вышли из стереопроекции и направились к хозяину этой ночлежки.
– Нам двухместный блок, – сказала толстяку хозяину с вызывающе круглой лысиной на макушке Фита.
– Нет проблем, – противно проблеял хозяин, ощерившись в хищно-подобострастной ухмылке. – С волновыми нейростимами? С химическими сенсорнакладками?
Что-то натужное и неискреннее почудилось Джону в словах да и во всем поведении хозяина борделя.
– Живьем, – проговорил Замойски, внимательнее приглядываясь к собеседнику.
– Нет проблем, – снова проблеял хозяин. – С вас двадцать задатка. И столько же после, если переберете время.
– Может и не доберем, – хмыкнул Замойски, и кулачок Фиты впился ему в бок.
– Еще как переберем, – проворковала она. Замойски взял электронную ключ-полоску. Пустой жилой блок, куда направлялись Джон и его агент, встретил их гостеприимно распахнутой дверью, что говорило о том, что он пока свободен от клиентов.
– Я тебе дам прослушать файл – он не подлежит копированию. И мне его сегодня нужно вернуть. В файле еще кое-какая информация по операции. Кстати, она проходит в ЦРУ как «прямая трасса».
– Ничего себе, – присвистнул Замойски. «Прямая трасса» – один из первых приоритетов. Операция действительно важна.
– Проходи, – кивнул Замойски.
И вдруг браслет на руке заколол электрическими иголками. Замойски кинул взгляд на индикатор. Цифры «ноль-пять». Тревога. Не просто выявлено наблюдение. Это означало, что противник готов перейти к действиям.
«Приехали», – подумал Замойски.
– Уходим, – крикнул он Фите. Но было поздно…
***
Сначала Главный жрец почувствовал озноб, на него вдруг будто повеяло холодом смерти. Затем он увидел огромных пятнистых кошек со злобно горящими глазами-блюдцами. Они надвигались ближе и ближе. Из их разверстых пастей пахнуло мерзким запахом гниения.
Почудилось. Нет никакого запаха. А звери есть? Не чертово наваждение?
Старик попятился, не желая поворачиваться к хищным тварям спиной. Стоит только повернуться и побежать, как тут же в шею вопьются звериные клыки. Поэтому он продолжал пятиться, пока не прижался спиной к каменной стенке высокой скалы. И тут звери бросились на него. Он и сам не понял, как смог одним прыжком преодолеть высоту и взобраться на отвесную скалу, оказавшись над ревущим водным потоком, ниспадавшим с еще более высокой кручи и тут же уходившим куда-то в подземные штольни, пробитые в мягкой породе самой водой.
Кошки продолжали приближаться. Они изготовились к прыжку. И в этот момент старик поднял руку со священным камнем. Звери застыли. Не просто замерли. Старику приходилось видеть объемные фотографии. Звери сейчас были именно такими – застывшее, замершее во времени изображение. Они всколыхнулись и растаяли, словно клочья тумана, разогнанного порывистым ветром.
Это было наваждение. Посланный врагом заряд ненависти. А его ненависть может убивать… Плохо. Значит, враг опять обнаружил его. И за призрачными кошками двигаются реальные враги. Старик ощутил их присутствие у скалы всей своей сущностью…
Вот они уже взбираются на скалу!
Главный жрец осмотрелся вокруг. Бежать было некуда. Или есть куда? Простые пути – это для обычных смертных. Колдун может пройти там, где не пройти никому.
Вознеся молитву к Тем, Кто Ушел, прижал к груди камень Хаабад, закрыл глаза и низринулся в бурлящий поток.
Предводитель охотников за головами, подбежавший к краю пропасти, со страхом воззрился на то место в бурном потоке, где скрылась голова Главного жреца «Храма Ожидания»…
***
Тело действовало само собой, вне зависимости от разума. Будто из-под земли, из купола соседнего жилблока, оказавшегося всего-навсего СТ-проекцией, вынырнуло трое головорезов, вооруженных ЭМ-автоматами. Послышался жуткий гром, мелькнуло ослепительное пламя – это рвались «колючки» – спецсредство, использующееся для того, чтобы привести задерживаемого на несколько секунд в шок – как раз это время нужно, чтобы опутать его эластонитями. Потом расцвели два цветка – это рванули газовые гранаты.
Так бы и произошло – Замойски выключили бы и вскоре он был бы в подземном островном комплексе ФБР, откуда его бы не спас никто. Но он начал действовать на секунду раньше противников. Еще только летели «колючки», а Замойски уже растянул защитмаску, находящуюся в воротнике, на всю голову. Это одно из последних изобретений Московитянских оборонщиков. На Аризоне таких штуковин пока не выпускалось, головы агентов ФБР были закрыты колпаками.
Маска поглотила акустический и световой удар. Единственно, что плохо – после вспышки прозрачный пластик на секунду затемнялся. Но не только у Замойски, а и у фэбээровцев. Это-то и подвело аризонцев. Замойски знал, как и куда двигаться. Когда пластик просветлел, он уже сошелся с агентом ФБР и вырвал у него ЭМ-автомат, а потом ушел в глубину СТ-проекции. Ударил кому-то, скрывавшемуся там, по шее. Выскользнул на открытое пространство. Метнул плазменную гранату в стену, и в ней образовался пролом. Выскользнул на улицу.
Ему повезло. Прямо в глубине Петли Мебиуса, являвшейся пешеходной дорожкой и уходившей в голубое марево внизу, висел «пузырь», легкомысленно оставленный хозяином. От похитителей «пузырь» был заблокирован, но у Замойски имелся компьютпроникатель, сбивающий любую программу, способный проникать в чрево больших биокомпов и объемных информбанков. Сломать защиту «пузыря» – ровно две секунды, Замойски утонул в сиденье, которое начало тут же массировать ему шею видимо, хозяин любил массаж.
– Отставить, – прикрикнул Замойски. – Ручное управление. Вверх!
«Пузырь» – двухметровая прозрачная гравитационная капсула – взмыл вверх.
Ручное управление включилось не сразу. Конструкторы не без оснований считали, что по трассам города визуально не пробраться. Но проникатель сломал программу, и Замойски взял управление в свои руки.
Ну, теперь одна ошибка – и катастрофа. У Замойски было преимущество перед фэбээровцами. Он один из немногих людей, способных провести «пузырь» по городу вручную.
Он рванул «пузырь» вверх, едва не протаранив спицу дискетной карусели, потом уклонился от несущегося со скоростью восемьсот миль в час вдоль синтетик нити вагона игольника. Пробил СТ-проекцию гигантского буддистского храма.
Кинул взгляд на индикатор слежения. Цифры ползли вниз, но опасность все равно была велика.
«Пузырь» завис в пяти метрах над кустарником радиального бульвара. Замойски опять влез в компьютерную систему. Закончив с ней, взглянул на индикатор. Цифры стали расти. Преследователи где-то близко. Индикатор фиксировал изменение электромагнитной активности следящих уличных устройств, считывал с городских компов информацию о передвижении людей, определяя признаки слежки. Фэбээровцы очухались после первой неудачи. А, как бы то ни было, работать они умели. И уже сужали круг.
«Пузырь» взмыл вверх и исчез в городских изломах. Фэбээровцы сейчас засекут его. Замойски представил, как руководитель операции смотрит на объемный план города и на ползущую красную линию. Он знал что она означает траекторию «пузыря», внутри которого, по сообщению бортового компа, сидит пассажир. И пассажир этот – Замойски. А синие траектории глайдеров-перехватчиков сближаются с красной, Вот-вот они сойдутся в одной точке, и тогда полетит через эфир сообщение: «Захват произведен. Фигурант на месте». Только зря надеются. «Пузырь» пуст. Замойски они там не найдут.
А между тем Замойски прыгал с одной движущейся ленты на другой в «Пикассо-кубе» – месте обитания городской богемы. Архитектор «куба» был явно не в своем уме. В этом месте можно было, если не прибегать к помощи «хрустального глаза», петлять не один месяц и возвращаться все время на одно и то же место. Да и электронный проводник далеко не всегда мог оказаться хорошим советчиком. Найти здесь кого-то очень трудно.
– Оторвался, – прошептал Замойски, оглядываясь.
Глаз терялся в диком переплетении линий и фигур, в глубине которых сновали, валялись, сидели, целовались, а то и занимались любовью люди. «Пикассо-куб» жил своей запредельной, абсурдной жизнью.
***
– Я потерял его, – склонив голову, негромко произнес предводитель охотников за головами, стоя перед троном Всемогущего. – Он ушел от нас. Но я уверен, что он ушел в страну вечной охоты,
– Враг все еще жив, – устало произнес Черный Шаман, которого погоня утомила так, будто он сам отмахал эти версты по джунглям. – Чего не скажешь о тебе.
– Я жив, – возразил предводитель. – Мои легкие наполняются воздухом. Кровь течет по моим жилам. Я жив, Всемогущий.
– Жив? Может быть, и так, – в глазах Черного Шамана мелькнула усмешка. – Подойди поближе, мой любимый слуга. Мне тяжело. Моя чаша опустела. Помоги мне.
– У меня нет пленных. Но только прикажи, и мы приведем тебе их. Только пожелай, Всевидящий.
– Я не хочу тревожить моих преданных слуг понапрасну,
Он вскинул палец. Два гиганта – глухонемых телохранителя Шамана – подскочили к охотнику за головами и бросили его лицом на пол.
– Пощади, – произнес тот.
– Ты оказался глуп. Мне нужен новый предводитель охотников. Но ты был верен. И ты закончишь как положено хорошему слуге…
Мелькнул в руках телохранителя острый как бритва нож. Кровь полилась в заботливо подставленную чашу. Это слишком драгоценный напиток, чтобы терять хоть каплю…
Оттолкнув ногой обескровленное тело слуги, Черный Шаман приник к чаше, жадно глотнул теплой крови и сразу после этого уверенно произнес:
– Я найду тебя!
И засмеялся булькающим смехом. Смех становился все громче. Он звенящим ручьем катился по каменным закоулкам помещения, гулял по углам.
– Я найду тебя!!! Ха-ха! Ты будешь моим!!!
***
Джон Замойски оказался в чрезвычайно сложной и опасной ситуации. Агент Фита расколется быстро – спецслужбы Аризоны умеют развязывать языки. К тому же в ходе контакта с Фитой он и сам наверняка засветился. Теперь у контрразведки есть его СТ-графия.
По конфиденциальной инфосети, имея СТ-графиию, личность можно установить за четыре секунды. Значит, его везде ищут. На контактные адреса дорога заказана. Знакомые и сослуживцы – под колпаком наблюдения. Даже по улице ходить опасно – попадешься на глаза контрольной системе, возьмут под белы ручки – и в логово ФБР, Там попытаются с помощью психотропных «правдоискателей», волнового психозондажа гипнометодик выудить из него все. Ничего у них не выйдет, и тогда единоличный суд. Единственно, с кем не церемонятся на Аризоне, – это с агентами московитян. Полчаса на судебные формальности, а дальше – засадят в «скафандр-одиночку», как называют здесь камеры для шпионов и патологических убийц, на счету которых не меньше десяти трупов. Из него, выброшенного в космическую пустоту, выбраться пока еще никому не удавалось. Представив себя в подобной «квартире», кувыркающимся в полном автономном режиме где-нибудь в созвездии Скорпиона, Джон зябко поежился, передернув плечами.
Выбравшись из «Пикассо-куба», Замойски отправился в виртуальный парк – там спрятан аварийный спецконтейнер. И понял, что его в парке ждут. Притом понял вовремя – не успели засечь. О контейнере знали всего трое. Значит, один из них сгорел. Следовательно, погорела добрая половина агентурной сети. И, главное, неизвестно какая.
Значит, один канал аварийного отхода перекрыт наверняка. Второй канал под вопросом. Плохо. Надо выбираться с планеты, но как? Вариант есть. Крайний вариант. Контактер Джону неизвестен. Нужно оставить для него кодированное сообщение в информкомпсети, и через два дня будет в условленном месте, названной все по той же сети, закладка с необходимым оборудованием.
Сказано – сделано. Сообщение ушло. Теперь вопрос – где прокантоваться два дня? По улицам шататься опасно Отели наверняка взяты под контроль. Можно попытаться, используя комппроникатель вселиться в пустующую квартиру. Но тут тоже не исключены неприятные случайности, может быть, которые предусмотреть невозможно. Есть кое-какой вариант получше.
Не имей сто рублей, а имей сто друзей Притом друзей нужно иметь таких, которые не продадут. У резидента самая лучшая «дружба» та, которая сцементирована страхом. А то, что Малютка Пен боится его, Замойски не сомневался.
Малютка Пен – огромный детина под два метра ростом и около ста пятидесяти килограммов веса, числился у мистера Замойски в должниках. Несколько галактических месяцев назад Малютка Пен здорово погорел на одной афере, перепродавая партию залежалого инопланетного товара, приобретенного им через третьи руки. Товар пришел в окончательную негодность, оказался к тому же зараженным какой-то жуткой бациллой, и Замойски ссудил простофиле крупную сумму денег на его утилизацию. Иначе у Малютки Пена отобрали бы и мастерскую и виллу в пригороде Нью-Тауна Обычно в таких случаях санитар-но-бактериологический контроль на Аризоне действовал решительно по отношению к возможным разносчикам инопланетной заразы.
Помогая Малютке Пену деньгами, Джон преследовал свои цели. Зная, что здоровяк не последний человек в местной мафии, Джон надеялся со временем использовать его преступные связи, когда в этом возникнет необходимость. Такая необходимость возникала несколько раз. В результате Малютка так запутался в совместных делах, что попал в полную зависимость от президента. Он стал управляемым. И превратился в тех помощников, которые не продают своих хозяев. К такому положению вещей Малютка Пен не привык, поскольку не считал зазорным всю жизнь продавать всех. Но с Замойски такое не прошло бы.
Южный Бронкс, в котором жили в основном этнические ирландцы, напоминал собой огромный дирижабль, а скорее свифтовскую Лапуту. Он завис на высоте семисот метров над центральной частью города. В нем жило сто двадцать тысяч человек, которые к остальному населению столицы относились с определенной долей высокомерного презрения.
Малютка Пен не был исключением, как и прочие ирландцы, входившие в состав его бандитского клана, считал себя патриотом района и затевал всевозможные дурно пахнущие делишки только в других концах города.
Именно к этому ирландцу и направился Джон, надеясь отсидеться у него до того момента, пока его преследователи не успокоятся и не займутся другими делами.
– Никак мистер Замойски пожаловал, собственной персоной? – осклабился Малютка Пен, отложив в сторону диагностический прибор, с помощью которого определял состояние внутренних голографических схем бытового робота, побывавшего в серьезной переделке.
Ремонтировал роботов Малютка Пен больше не ради заработка – он ни в какое сравнение не шел с доходами от преступного промысла. Просто любил это дело. И слыл в нем отличным мастером.
Заметив то, с каким интересом Джон разглядывает поломанную машину, здоровяк пожаловался:
– Житья не стало от этих молокососов – «плоскунов». Что это за роботофобия такая? Любой робот вызывает у них приступ ярости. Так и норовят изничтожить любого металлического парня, который только попадется им под руку. Видишь, что они сделали с этим другом семьи? Даже бронированный голографический блок вывернули – это ж надо, не менее получаса возиться! Вряд ли мне удастся его полностью восстановить в первозданном виде.
– Поговорим? – тихо осведомился Замойски.
– Э, мистер кредитор, уж не пришли ли вы ко мне за должком?
– За кого ты меня принимаешь, дружище? – притворно удивился Джон. – С должком можно и подождать. Нам ли с тобой деньгами считаться. После всего, что мы вместе творили.
От подобных слов ирландский скупердяй просто расцвел. Малютка Пен уже дважды собирался предложить своим подельникам устроить Джону безвременную гибель, как-нибудь невзначай подстроив ему несчастный случай, лишь бы только не отдавать долг, Но, как ни обдумывал, не мог найти такой вариант, чтобы не погубить и себя. Очень уж крепко Замойски держал его за горло.
Да и сам Замойски парень не промах. Малютка Пен собственными глазами видел, как Джон накостылял сразу пятерым амбалам, Изуродовать Джона пытались в общем-то ни за что. Если быть точнее, его просто перепутали с одним карточным шулером, на «обработку» которого «фирма» имела заказ. И надо же, чтобы перепутали его именно с Замойски. Отделал Джон всех тогда как мальчишек – не помогли и виброножи, и два пистолета. Среди этих пятерых пострадавших бандитов был и сам Малютка Пен. Ему досталось меньше других, пришлось всего-навсего регенерировать отбитую селезенку. Это обошлось ему в весьма солидную сумму, и больше тратиться на поправку собственного здоровья владелец мастерской не желал.
Да он еще и сомневался, что ликвидировать Замойски в состоянии даже специалисты первого класса оплаты в одной из трех гильдий наемных убийц города. Когда Пен начал осуществлять с Замойски совместные деловые проекты, то через некоторое время с удивлением понял, что вовсе не обдуривает, как задумывалось сначала, собственного партнера, а, наоборот, сам угодил в сети паука.
– Мне нужно укрыться у тебя на некоторое время, – взял быка за рога Замойски.
– Зачем? Кто тебе подпалил хвост?
– Кредиторы, Пен. Они, негодяи. Почему все считают, что Джон Замойски держит благотворительное бюро?
– Ты добрый человек, Джон, в этом твоя беда.
– Точно так. В общем, финансовая яма. Я бы расплатился с ними, но неохота кормить дармоедов. И еще – для этого мне пришлось бы собрать старые долги, – Замойски насмешливо посмотрел на Пена, и тот заерзал на стуле.
– Ох, эти деньги. Из-за них проходят трещины даже между добрыми друзьями. Хоть в общих чертах, что за кредиторы?
– Ничего страшного. Я задействовал некоторые каналы, и вопрос с ними решу дня через два-три. Хуже, что они ищут везде меня. И даже подключили ФБР.
– Что?!
– Ничего. Полмиллиона кредов – и ФБР в кармане. Ты что, не слышал, что фэбээровцы за деньги способны объявить охоту?
– Слышал, – кивнул Малютка Пен.
Действительно, бывали случаи, когда чины из ФБР, польстившиеся на огромные взятки, открывали охоту на ни в чем не повинных людей – чьих-то должников, каких-то кредиторов. Представители ФБР называли слухи об этом грязной клеветой, но те, кто владел информацией, а Пен относился к их числу, знали, что не бывает дыма без огня.
– Так что ты дашь мне приют, – уже не спрашивал, а утверждал Замойски.
– Хорошо, – кивнул с кислой миной на лице Пен. – Ты же мой друг.
– Да. Спасибо. Дружба – святая вещь, Пен. Ты вон сколько мечтал убить меня, но как истинный друг все не решался
Пена покрыл холодный пот.
– С чего ты взял?
– Да брось ты. Я не в обиде. Твои мысли – твое личное дело. Но… Пен, не вздумай шутить сейчас. Иудины серебряники ФБР имеют обыкновение вставать поперек горла. Если что, я тебя без труда и с того света достану.
– Я все сделаю как надо, Джон. – Мы же друзья…
***
«… Что же такое врач в истинном смысле понимания этого слова? Простота, доступность его и здоровым и больным, полное спокойствие и уверенность в себе и своих действиях и, несомненно, знание болезней, их альфы и омеги. А ведь тоже самое, только иными словами, говорил еще великий Гиппократ».
Никита Федорович Сомов – высокий худощавый человек с рыжими волосами и голубыми глазами – поправил на голове обруч электронного фиксатора, которому надиктовывал свой труд, неторопливо шагая по коридорам передвижного госпиталя. Он продолжал думать о введении к будущей монографии по вопросам космомедицины, которое заказала ему инфрасеть Санкт-Петербурга. Многих интересовали методы работы и колоссальный медицинский опыт, накопленный космогоспитальером Сомовым за время его деятельности на ретро-планетах Вселенной.
– Никита Федорович! – прервал размышления главного госпитальера высокий широкоплечий брюнет по фамилии Бугров – стажер из космомедицинской академии, изучавший заболевания детей и подростков на Ботсване. – Жизненно необходима ваша консультация.
– Что произошло? – резко переключил свое внимание с одного дела на другое госпитальер.
– Я ничего не могу поделать с этим вариантом злокачественной лейкемии. Похоже, мы теряем девчушку…
– С каких это пор злокачественная лейкемия вызывает у вас столь пессимистические прогнозы? – осведомился госпитальер. – Еще двести с лишним лет назад наши коллеги из Института крови предложили вполне доступные для нас с вами методики лечения подобного недуга. Или вы с ними не знакомы?
– Знаком, – проговорил стажер.
– Ну и?..
– Здесь что-то не так. Я не понимаю, что происходит с моей пациенткой! – Бугров развел руками. – Все реакции ее организма на проводимое лечение не соответствуют стандартным. Клиническая картина заболевания совсем иная, не похожая ни на что известное…
– Э, дорогой мой! Я сам часто впадаю в грех нерешительности и излишнего неверия в собственные силы, но не до такой же степени! У вас есть в наличии чудесная диагностическая аппаратура, которая…
– Ни черта не может! – вырвалось у стажера.
– Та-ак, – протянул Сомов. – Пойдемте к вашему «сложному случаю». Чем могу– помогу.
Сомов, неодобрительно покачав головой, заспешил к пневмолестнице, которая доставила его на третий ярус госпиталя-автомата, совсем недавно развернутого на Ботсване по просьбе ее правительства.
Семилетняя Наоми Бурака бессильно распласталась на воздушно-силовой подушке.
– Почему вы не распорядились поместить пациентку в автоматический блок интенсивной терапии? – строго вопросил Сомов у стажера. – Сколько раз можно повторять, что к больному нужно относиться так, как ты сам бы хотел, чтобы к тебе относились в час болезни… Немедленно прикажите персоналу переправить девочку в спецблок, а я прослежу за исполнением.
Сомов подождал, пока работ-манипулятор осторожно перевез Наоми в дежурную палату, зарезервированную под прием особо высокопоставленных пациентов с этой планеты, и уложил ее на подушку под аппарат искусственного кроветворения.
В воздухе повисли стереоизображения. Посвященному человеку нетрудно было читать по появляющимся кружочкам, кубикам, цифрам процессы, происходящие сейчас в теле больной. И эти показатели сильно не нравились Сомову.
Прошло пять минут – стандартное время, необходимое для того, чтобы добиться значительного улучшения. Ничего подобного.
– Пульт, – приказал Сомов и уселся в кресло.
Прямо под его пальцами очутился объемный имитатор пульта. Пальцы, касаясь клавиш, проваливались, поскольку самого предмета не было, он был всего лишь СТ-проекцией. Но управлять при его помощи можно было точно так же, как и при работе с обычным пультом. Многим это новшество было не по душе – пальцы должны ощущать клавиши. Но Сомову больше нравилось работать именно с проекцией.