Страница:
А между тем «Динора» уже была недалеко от цели плавания. Еще дней пять-шесть попутного ветра — бриг войдет в порт, и груз, на который так рассчитывал Чезаре, минует его рук. Не достанутся ему и деньги, которые, по расчетам Чезаре, должны были находиться в капитанской каюте.
И Чезаре негодовал, точно у него отнимали его собственность.
Убедившись наконец, что капитан так осторожен, что его никак не поймать врасплох, Чезаре жадно ухватился за мысль, которая внезапно осенила его.
Мысль, казалось, действительно была превосходная, и капитан будет в его руках.
И Чезаре весело улыбался в тот темный теплый вечер, когда его осенила идея, казавшаяся ему великолепной.
Он вышел наверх и направился к Саму, который, свернувшись, лежал на баке.
Заметив Чезаре, негр вскочил.
— Не бойся, Сам! — прошептал Чезаре.
Но Сам подозрительно вращал своими белками.
— Говорю: не бойся! У меня в руках ничего нет, а ты, скотина, сильнее меня… Пойдем вниз. Мне надо с тобой поговорить!
— Если ты пойдешь вперед, я пойду за тобой.
— Ладно.
И Чезаре двинулся. Сам осторожно пошел за ним.
Когда они спустились вниз, в маленькой матросской каюте не было никого.
— Хорошенько слушай, Сам, что я тебе скажу.
— Буду хорошо слушать, Чезаре.
— Я знаю, что ты предатель… Я видел, как ты выходил тогда ночью от капитана. За это я и хотел отправить тебя к акулам. Это не удалось, но я могу рассказать всем, что ты предатель, и ты знаешь, что значит суд Линча!.. Знаешь, чем это пахнет?..
Сам вздрогнул.
— Но я этого не сделаю, если ты захочешь.
— Не сделаешь? — радостно воскликнул негр.
— Не сделаю, но, разумеется, если ты устроишь со мною одну штуку.
— Какую?
— Дать мне случай всадить нож капитану. Тогда груз будет наш, и деньги капитанские наши. Деньги за груз разделим между всеми поровну, а деньги — с тобою пополам. Хочешь сразу разбогатеть и жить джентльменом со своей семьей?.. Хочешь, Сам?
— Но как это сделать, Чезаре? — спросил Сам, радостно оскаливая зубы.
— Ничего нет проще… Сегодня же ночью постучись в капитанскую каюту. У тебя ведь условленный стук… Не так ли?
Сам мотнул головой в знак согласия.
— И когда ты войдешь, я шмыгну за тобой, и мы в одну секунду покончим с Блэком.
— А собака? — испуганно прошептал Сам.
— Ты всади ей нож в горло, а с капитаном прикончу я… Дельце будет хорошее. В несколько минут все будет сделано чисто… И ты, Сам, искупишь этим свою вину и наживешь деньги…
— Дело хорошее, Чезаре, но…
— Жалко тебе, что ли, этого дьявола?
— Его не жалко, я сам задушил бы его, а страшно.
— Чего?
— Как бы капитан не прикончил нас самих, Чезаре, — вот чего страшно.
Чезаре набожно перекрестился и промолвил:
— Он не будет ждать смерти, и она придет… Он не успеет вскочить с места, как нож будет в его сердце… Понял, Сам?
— Понять-то понял…
— И согласен?
Сам в нерешительности молчал.
— Или ты находишь более выгодным попасть в наши руки, Сам, как шпион?
— О нет, нет… не хочу.
— Стало быть, согласен?
— Согласен.
— Вот это умная игра, Сам… Ты не такой дурак, как я полагал.
— Когда же сделать эту штуку, Чезаре?
— Сегодня ночью, после полуночи, как вступим на вахту.
— Так скоро?..
— Чего же ждать?.. Ждать, когда придем в порт, что ли? — засмеялся Чезаре.
— Нельзя ждать! — согласился и негр.
— Так дело сделано?
— Сделано.
— Но только смотри, Сам, от меня не отходи… Мы до окончания дела не расстанемся ни на минуту… Понимаешь?
— Понимаю, Чезаре.
— А чтобы нам не было скучно, сыграем в карты… Хочешь?
— Давай…
— И по доллару партия…
— А на какие деньги?
— На настоящие… Надеюсь, после полуночи будет чем расплатиться проигравшему! — значительно проговорил Чезаре.
С этими словами он вынул из кармана штанов засаленную колоду карт.
Негр увлекся игрой, горячился, проигрывал и удвоивал ставки, и когда пробило восемь склянок (12 часов), Чезаре имел на Саме сто долларов.
— Ну, теперь пойдем другую игру играть! — проговорил Чезаре и тихо прибавил: — Остер ли нож у тебя? Возьми лучше мой!
И Чезаре подал негру хорошо отточенный нож.
— А ты с чем, Чезаре?
— Вот с этой игрушкой! — ответил с жестокой усмешкой испанец, вынимая из кармана штанов другой нож, длиннее и уже того, который дал Саму.
— Хорошенькая игрушка! — почтительно прошептал негр.
— Особенно если после удара повернуть ее в чужом сердце! — сказал Чезаре, опуская игрушку в карман. — Ну, идем!
И Чезаре негодовал, точно у него отнимали его собственность.
Убедившись наконец, что капитан так осторожен, что его никак не поймать врасплох, Чезаре жадно ухватился за мысль, которая внезапно осенила его.
Мысль, казалось, действительно была превосходная, и капитан будет в его руках.
И Чезаре весело улыбался в тот темный теплый вечер, когда его осенила идея, казавшаяся ему великолепной.
Он вышел наверх и направился к Саму, который, свернувшись, лежал на баке.
Заметив Чезаре, негр вскочил.
— Не бойся, Сам! — прошептал Чезаре.
Но Сам подозрительно вращал своими белками.
— Говорю: не бойся! У меня в руках ничего нет, а ты, скотина, сильнее меня… Пойдем вниз. Мне надо с тобой поговорить!
— Если ты пойдешь вперед, я пойду за тобой.
— Ладно.
И Чезаре двинулся. Сам осторожно пошел за ним.
Когда они спустились вниз, в маленькой матросской каюте не было никого.
— Хорошенько слушай, Сам, что я тебе скажу.
— Буду хорошо слушать, Чезаре.
— Я знаю, что ты предатель… Я видел, как ты выходил тогда ночью от капитана. За это я и хотел отправить тебя к акулам. Это не удалось, но я могу рассказать всем, что ты предатель, и ты знаешь, что значит суд Линча!.. Знаешь, чем это пахнет?..
Сам вздрогнул.
— Но я этого не сделаю, если ты захочешь.
— Не сделаешь? — радостно воскликнул негр.
— Не сделаю, но, разумеется, если ты устроишь со мною одну штуку.
— Какую?
— Дать мне случай всадить нож капитану. Тогда груз будет наш, и деньги капитанские наши. Деньги за груз разделим между всеми поровну, а деньги — с тобою пополам. Хочешь сразу разбогатеть и жить джентльменом со своей семьей?.. Хочешь, Сам?
— Но как это сделать, Чезаре? — спросил Сам, радостно оскаливая зубы.
— Ничего нет проще… Сегодня же ночью постучись в капитанскую каюту. У тебя ведь условленный стук… Не так ли?
Сам мотнул головой в знак согласия.
— И когда ты войдешь, я шмыгну за тобой, и мы в одну секунду покончим с Блэком.
— А собака? — испуганно прошептал Сам.
— Ты всади ей нож в горло, а с капитаном прикончу я… Дельце будет хорошее. В несколько минут все будет сделано чисто… И ты, Сам, искупишь этим свою вину и наживешь деньги…
— Дело хорошее, Чезаре, но…
— Жалко тебе, что ли, этого дьявола?
— Его не жалко, я сам задушил бы его, а страшно.
— Чего?
— Как бы капитан не прикончил нас самих, Чезаре, — вот чего страшно.
Чезаре набожно перекрестился и промолвил:
— Он не будет ждать смерти, и она придет… Он не успеет вскочить с места, как нож будет в его сердце… Понял, Сам?
— Понять-то понял…
— И согласен?
Сам в нерешительности молчал.
— Или ты находишь более выгодным попасть в наши руки, Сам, как шпион?
— О нет, нет… не хочу.
— Стало быть, согласен?
— Согласен.
— Вот это умная игра, Сам… Ты не такой дурак, как я полагал.
— Когда же сделать эту штуку, Чезаре?
— Сегодня ночью, после полуночи, как вступим на вахту.
— Так скоро?..
— Чего же ждать?.. Ждать, когда придем в порт, что ли? — засмеялся Чезаре.
— Нельзя ждать! — согласился и негр.
— Так дело сделано?
— Сделано.
— Но только смотри, Сам, от меня не отходи… Мы до окончания дела не расстанемся ни на минуту… Понимаешь?
— Понимаю, Чезаре.
— А чтобы нам не было скучно, сыграем в карты… Хочешь?
— Давай…
— И по доллару партия…
— А на какие деньги?
— На настоящие… Надеюсь, после полуночи будет чем расплатиться проигравшему! — значительно проговорил Чезаре.
С этими словами он вынул из кармана штанов засаленную колоду карт.
Негр увлекся игрой, горячился, проигрывал и удвоивал ставки, и когда пробило восемь склянок (12 часов), Чезаре имел на Саме сто долларов.
— Ну, теперь пойдем другую игру играть! — проговорил Чезаре и тихо прибавил: — Остер ли нож у тебя? Возьми лучше мой!
И Чезаре подал негру хорошо отточенный нож.
— А ты с чем, Чезаре?
— Вот с этой игрушкой! — ответил с жестокой усмешкой испанец, вынимая из кармана штанов другой нож, длиннее и уже того, который дал Саму.
— Хорошенькая игрушка! — почтительно прошептал негр.
— Особенно если после удара повернуть ее в чужом сердце! — сказал Чезаре, опуская игрушку в карман. — Ну, идем!
3
Капитан Блэк спал тем тревожным сном, каким нередко спят моряки в море, особенно когда есть какая-нибудь опасность для судна. А для «Диноры» опасностей было немало, и они казались еще страшнее ввиду близости порта назначения.
Вероятно, капитану «Диноры» снились американские военные крейсеры, потому что по временам он вскрикивал, ругался и командовал к поворотам. Однако он не проснулся, когда в первом часу ночи раздался тихий и осторожный стук в двери его каюты. Зато Тигр, лежавший у порога, поднял уши и тихо заворчал.
Стук повторился, а капитан Блэк громко храпел на диване в своем желтом халате.
Тогда собака поднялась, подошла к дивану и осторожно коснулась лапой ноги своего хозяина.
Блэк мгновенно проснулся и, нащупывая в кармане револьвер, вскочил с дивана.
В двери постучали снова три раза.
Капитан, оторванный от сна, был раздражен. «Чего этому мерзавцу надо?» — подумал он и, прежде чем отворить двери, отдернул занавеску с одного окна, выходившего на палубу, и прислушался. На бриге все, казалось, было благополучно. Царила тишина. Только раздавались шаги Гаука над каютой.
Блэк задернул занавеску и, подойдя к двери, повернул ключ и тихо сказал:
— Входи, Сам!
И с этими словами быстро отскочил к дивану и, обращаясь к Тигру, прошептал:
— Смотри хорошенько, Тигр!
Негр вошел и, поклонившись, стал у дверей, испуганный и растерянный.
Тигр продолжал глухо ворчать.
— Запри двери, скотина, и говори, зачем пришел!
Едва капитан произнес эти слова, как из-за громадной фигуры негра нырнула маленькая, приземистая фигура Чезаре с ножом в руке и бросилась на Блэка.
Блэк едва успел отскочить в сторону и, не теряя хладнокровия, выстрелил в испанца.
Тот с проклятием упал, пораженный в голову.
Сам между тем старался избавиться от Тигра, который вцепился зубами в ногу негра и не пускал его.
— Простите, капитан! Это Чезаре… заставил меня… Он уговорил…
— Я тебя прощу! — промолвил капитан.
И с этими словами в упор выстрелил в негра. Сам, шатаясь, опустился на пол.
Тогда капитан отворил двери и крикнул:
— Эй! На вахте! Выбросить этих двух мерзавцев за борт!
— Я… жив… я не хочу за борт! — прохрипел Чезаре.
— И я… жив… я поправлюсь… Пощадите, капитан! — простонал негр.
Боцман и два матроса стояли в нерешительности.
— Боцман! Слышали приказание? — холодно проговорил Блэк. — Или вам жаль этих двух негодяев, которые хотели убить меня и не сумели?
Боцман и матрос подняли Чезаре. Он уже был мертв.
Через минуту труп его был за бортом.
Сам продолжал молить не бросать его в воду. Он лучше умрет на бриге, где-нибудь в трюме… Он никому не будет мешать…
— Берите этого предателя и в море его!..
— О капитан… сжальтесь… Ради миссис Диноры сжальтесь! — вдруг сказал негр.
— Бросить его в трюм! Пусть околевает на бриге! — вдруг переменил решение Блэк, услышав имя невесты.
Негра унесли в трюм.
Блэк поднялся на ют и несколько минут ходил взад и вперед, не роняя слова. По временам он всматривался в мрак ночи и взглядывал на белевшуюся за кормой ленту воды. Бриг шел хорошо при свежем ветре.
«Завтра придем!» — подумал Блэк.
И в голове Блэка роились радостные мысли о благополучном окончании плавания и о хорошем дельце, которое даст ему немало денег. И тогда он уедет немедленно в Сан-Франциско… И там он снова увидит свою невесту…
«Знал, чем тронуть меня!» — пронеслось в голове у капитана, когда он вспомнил о негре.
И, вспомнивши о нем, он сказал Гауку:
— Мне очень жаль, что я не прикончил сразу Сама. Это животное стоило того.
— Я думаю, капитан, все это дело — штука Чезаре.
— Разумеется. Он захотел меня отправить на тот свет. А затем отправил бы вас и Чайка…
— Без сомнения! — ответил штурман.
— Но только Чезаре плохо рассчитал. Все дело в хорошем расчете, не правда ли? Завтра будем, Гаук, в Нью-Орлеане и убедимся, хорошо ли я рассчитал! Крейсеров что-то не видно…
— До завтра еще часть ночи, капитан.
— И штормы здесь разыгрываются быстро. Вы это хотите сказать, Гаук?
— Именно. И «Динора» перегружена, капитан.
— Верно. Но зато и ваши карманы, Гаук, я перегружу долларами… Только бы завтра скорей наступило!
— И не было неожиданностей, капитан.
В эту минуту на ют поднялся боцман и доложил:
— Молодец в трюме, капитан.
— Жив?
— Живехонек. Зубы скалит от радости. Рана оказалась у плеча…
Когда боцман ушел, капитан сказал Гауку:
— Ужасно трусливое животное этот Сам и ужасно любит жить.
— У него жена и дети в Потомаке, и он их любит, капитан.
— Любит? Разве он может любить?
Блэк помолчал и после паузы проговорил:
— Я думаю, можно перевязать рану этому скоту…
— Не мешает, капитан. Я аболюционист.
— И дать, пожалуй, по этому случаю подушку?
— С подушкой удобнее спать, капитан.
— Так велите перевязать ему рану и дать подушку.
— И, быть может, одеяло, капитан?
— Это ваше дело, Гаук.
— Так я все это сам сделаю, если вы постоите вместо меня наверху.
— Идите, Гаук… И знаете ли что?
— Что, капитан?
— Покажите, что вы не только добрый человек, но и хороший хирург! — с необычной ласковостью в тоне голоса промолвил капитан.
— Человека-то я немножко пропил! — шутливо ответил Гаук и спустился вниз, чтобы перевязать негра и устроить его получше в трюме.
Его зачерствелое сердце еще доступно было состраданию.
Потрясенный всем только что виденным, стоял наш беглый матросик Чайкин на руле и думал о том близком дне, когда он оставит «Динору». Что будет он делать потом, Чайкин еще не решил, но, во всяком случае, он постарается найти себе другую работу вместо матросской службы. Очень уж страшно было ему снова попасть в такую же компанию товарищей, в какой он очутился благодаря еврею в Сан-Франциско. И он снова вспомнил с благодарностью о доброй Ревекке.
Без нее закабалили бы его на три года и дали бы пять долларов жалованья, а теперь он вольная птица и у него уже скоплено сто долларов жалованья благодаря тому, что ему дали прибавку: вместо десяти — двадцать пять. Есть, значит, запас на черный день, и можно будет выбрать работу по душе. А душе его ближе всего была земля. И от своего приятеля Долговязого и от Гаука он слышал, что на Западе хорошо платят хорошим работникам и что там можно очень дешево приобрести кусок земли и сделаться самому хозяином. Работай только!
«Прийти бы только скорей!» — мысленно проговорил Чайкин. Он знал, что бриг нагружен ящиками с ружьями, — об этом осторожно говорили между собою матросы, — и хотя не вполне понимал, отчего это капитан и Гаук избегают встречи «Диноры» с военными судами под американским флагом, но чувствовал, что капитан делает что-то нехорошее, и боялся, как бы из-за этого не вышло чего-нибудь скверного и для него.
Правда, благодаря Долговязому он уже знал права американского гражданина, знал, что без суда ничего с ним не сделают, и настолько свободно уже говорил по-английски, что не боялся очутиться в беспомощном положении на чужой стороне. Да и вообще за это время плавания на «Диноре» и дружбы с Долговязым наблюдательный Чайкин присмотрелся и к людям, многому научился и многое понял в нравах и обычаях страны, в которую невольно попал, и уже далеко не был похож на того «зелененького», как обзывают американцы всякого вновь прибывшего в их страну. Он сумел бы за себя постоять.
— Чайк! — кликнул капитан с юта.
— Что угодно, капитан?
— Небось рады, что завтра доберемся до берега!
— Рад, сэр!
— И с «Диноры», конечно, уйдете?
— Уйду.
— То-то. И отлично сделаете… Вы слишком порядочный человек, чтобы плавать в такой компании. Да и вообще вы простофиля на редкость, Чайк! Удивительный. И вам трудно будет в Америке, если вы останетесь таким простофилей. Кстати, где спрятаны ваши деньги?
— В сундуке.
— Как сменитесь с вахты, положите их лучше в карман.
— Зачем, сэр?
Капитан рассмеялся.
— А затем, чтобы у вас остались деньги. Завтра ведь берег. Поняли, Чайк?
— Понял.
— Так не забудьте, что и вам нужны деньги, тем более собственные. Можно полюбопытствовать, сколько их?
— Сто долларов.
— Я думаю, у первого матроса на «Диноре» такой капитал! — усмехнулся Блэк. — В монетах?
— Да.
— Так придите утром ко мне в каюту. Я вам обменяю их на ассигнацию. Ее удобнее спрятать… Положим, на груди. Не так ли, Чайк?
— Благодарю вас, капитан. Я и то думал, что неудобно иметь в кармане так много монет.
— Именно неудобно. Их так легко вытащить оттуда.
Капитан помолчал и спросил:
— А что вы думаете с собой делать, как уйдете с «Диноры»?
— Хотел бы найти береговое место… На земле работать.
— Вы отличный матрос и рулевой… Только надо выбрать получше судно… А если желаете быть фермером, — поезжайте на Запад. Я вам дам рекомендательное письмо к двоюродному брату. У него ферма около Фриски… Завтра поговорим еще об этом. Я очень хотел бы быть вам полезным, Чайк. Знайте это!
— Благодарю вас, капитан. Вы очень добры ко мне.
— Не благодарите, Чайк! — остановил его капитан. — Мне вас надо благодарить.
— Меня? За что, капитан?
— А за то, Чайк, что вы заставили меня снова поверить в человека еще тогда, когда бросились спасать Чезаре… Оставайтесь всегда таким простофилей, Чайк! Это, пожалуй, лучший способ прожить, не желая пустить себе пулю в лоб! — прибавил Блэк, и Чайкину показалось, что безнадежная нота прозвучала в словах капитана.
Через несколько минут вернулся Гаук и доложил капитану, что устроил негра.
— Пожалуй, и тюфяк ему дали?
— То-то, дал.
— И, пожалуй, стакан рому дали?
— И рому дал… И рану перевязал… И уж не сердитесь, капитан: я негра перевел из трюма, чтобы крысы его не пугали.
— Куда?
— В шкиперскую каюту. Там нашлось местечко… И…
— Что еще?
— И, с вашего позволения, сказал ему, что вы его простили, капитан.
— А вам, Гаук, идти бы в пасторы! — весело рассмеялся Блэк.
— Боюсь, капитан, что одним пьяным пастором будет больше в Америке и одним недурным штурманом меньше… Надо играть в карты, имея козырей… А ветер что-то свежеет, капитан! — беспокойно прибавил Гаук.
— Разве?
— Наверное.
— Надеюсь, до шторма будем на месте. Хорошей вахты, Гаук! Разбудите, если увидите огни… А в четыре часа я вас сменю.
И с этими словами Блэк спустился в свою каюту и, заперев ее на ключ, лег на диван.
Тигр устроился около.
Вероятно, капитану «Диноры» снились американские военные крейсеры, потому что по временам он вскрикивал, ругался и командовал к поворотам. Однако он не проснулся, когда в первом часу ночи раздался тихий и осторожный стук в двери его каюты. Зато Тигр, лежавший у порога, поднял уши и тихо заворчал.
Стук повторился, а капитан Блэк громко храпел на диване в своем желтом халате.
Тогда собака поднялась, подошла к дивану и осторожно коснулась лапой ноги своего хозяина.
Блэк мгновенно проснулся и, нащупывая в кармане револьвер, вскочил с дивана.
В двери постучали снова три раза.
Капитан, оторванный от сна, был раздражен. «Чего этому мерзавцу надо?» — подумал он и, прежде чем отворить двери, отдернул занавеску с одного окна, выходившего на палубу, и прислушался. На бриге все, казалось, было благополучно. Царила тишина. Только раздавались шаги Гаука над каютой.
Блэк задернул занавеску и, подойдя к двери, повернул ключ и тихо сказал:
— Входи, Сам!
И с этими словами быстро отскочил к дивану и, обращаясь к Тигру, прошептал:
— Смотри хорошенько, Тигр!
Негр вошел и, поклонившись, стал у дверей, испуганный и растерянный.
Тигр продолжал глухо ворчать.
— Запри двери, скотина, и говори, зачем пришел!
Едва капитан произнес эти слова, как из-за громадной фигуры негра нырнула маленькая, приземистая фигура Чезаре с ножом в руке и бросилась на Блэка.
Блэк едва успел отскочить в сторону и, не теряя хладнокровия, выстрелил в испанца.
Тот с проклятием упал, пораженный в голову.
Сам между тем старался избавиться от Тигра, который вцепился зубами в ногу негра и не пускал его.
— Простите, капитан! Это Чезаре… заставил меня… Он уговорил…
— Я тебя прощу! — промолвил капитан.
И с этими словами в упор выстрелил в негра. Сам, шатаясь, опустился на пол.
Тогда капитан отворил двери и крикнул:
— Эй! На вахте! Выбросить этих двух мерзавцев за борт!
— Я… жив… я не хочу за борт! — прохрипел Чезаре.
— И я… жив… я поправлюсь… Пощадите, капитан! — простонал негр.
Боцман и два матроса стояли в нерешительности.
— Боцман! Слышали приказание? — холодно проговорил Блэк. — Или вам жаль этих двух негодяев, которые хотели убить меня и не сумели?
Боцман и матрос подняли Чезаре. Он уже был мертв.
Через минуту труп его был за бортом.
Сам продолжал молить не бросать его в воду. Он лучше умрет на бриге, где-нибудь в трюме… Он никому не будет мешать…
— Берите этого предателя и в море его!..
— О капитан… сжальтесь… Ради миссис Диноры сжальтесь! — вдруг сказал негр.
— Бросить его в трюм! Пусть околевает на бриге! — вдруг переменил решение Блэк, услышав имя невесты.
Негра унесли в трюм.
Блэк поднялся на ют и несколько минут ходил взад и вперед, не роняя слова. По временам он всматривался в мрак ночи и взглядывал на белевшуюся за кормой ленту воды. Бриг шел хорошо при свежем ветре.
«Завтра придем!» — подумал Блэк.
И в голове Блэка роились радостные мысли о благополучном окончании плавания и о хорошем дельце, которое даст ему немало денег. И тогда он уедет немедленно в Сан-Франциско… И там он снова увидит свою невесту…
«Знал, чем тронуть меня!» — пронеслось в голове у капитана, когда он вспомнил о негре.
И, вспомнивши о нем, он сказал Гауку:
— Мне очень жаль, что я не прикончил сразу Сама. Это животное стоило того.
— Я думаю, капитан, все это дело — штука Чезаре.
— Разумеется. Он захотел меня отправить на тот свет. А затем отправил бы вас и Чайка…
— Без сомнения! — ответил штурман.
— Но только Чезаре плохо рассчитал. Все дело в хорошем расчете, не правда ли? Завтра будем, Гаук, в Нью-Орлеане и убедимся, хорошо ли я рассчитал! Крейсеров что-то не видно…
— До завтра еще часть ночи, капитан.
— И штормы здесь разыгрываются быстро. Вы это хотите сказать, Гаук?
— Именно. И «Динора» перегружена, капитан.
— Верно. Но зато и ваши карманы, Гаук, я перегружу долларами… Только бы завтра скорей наступило!
— И не было неожиданностей, капитан.
В эту минуту на ют поднялся боцман и доложил:
— Молодец в трюме, капитан.
— Жив?
— Живехонек. Зубы скалит от радости. Рана оказалась у плеча…
Когда боцман ушел, капитан сказал Гауку:
— Ужасно трусливое животное этот Сам и ужасно любит жить.
— У него жена и дети в Потомаке, и он их любит, капитан.
— Любит? Разве он может любить?
Блэк помолчал и после паузы проговорил:
— Я думаю, можно перевязать рану этому скоту…
— Не мешает, капитан. Я аболюционист.
— И дать, пожалуй, по этому случаю подушку?
— С подушкой удобнее спать, капитан.
— Так велите перевязать ему рану и дать подушку.
— И, быть может, одеяло, капитан?
— Это ваше дело, Гаук.
— Так я все это сам сделаю, если вы постоите вместо меня наверху.
— Идите, Гаук… И знаете ли что?
— Что, капитан?
— Покажите, что вы не только добрый человек, но и хороший хирург! — с необычной ласковостью в тоне голоса промолвил капитан.
— Человека-то я немножко пропил! — шутливо ответил Гаук и спустился вниз, чтобы перевязать негра и устроить его получше в трюме.
Его зачерствелое сердце еще доступно было состраданию.
Потрясенный всем только что виденным, стоял наш беглый матросик Чайкин на руле и думал о том близком дне, когда он оставит «Динору». Что будет он делать потом, Чайкин еще не решил, но, во всяком случае, он постарается найти себе другую работу вместо матросской службы. Очень уж страшно было ему снова попасть в такую же компанию товарищей, в какой он очутился благодаря еврею в Сан-Франциско. И он снова вспомнил с благодарностью о доброй Ревекке.
Без нее закабалили бы его на три года и дали бы пять долларов жалованья, а теперь он вольная птица и у него уже скоплено сто долларов жалованья благодаря тому, что ему дали прибавку: вместо десяти — двадцать пять. Есть, значит, запас на черный день, и можно будет выбрать работу по душе. А душе его ближе всего была земля. И от своего приятеля Долговязого и от Гаука он слышал, что на Западе хорошо платят хорошим работникам и что там можно очень дешево приобрести кусок земли и сделаться самому хозяином. Работай только!
«Прийти бы только скорей!» — мысленно проговорил Чайкин. Он знал, что бриг нагружен ящиками с ружьями, — об этом осторожно говорили между собою матросы, — и хотя не вполне понимал, отчего это капитан и Гаук избегают встречи «Диноры» с военными судами под американским флагом, но чувствовал, что капитан делает что-то нехорошее, и боялся, как бы из-за этого не вышло чего-нибудь скверного и для него.
Правда, благодаря Долговязому он уже знал права американского гражданина, знал, что без суда ничего с ним не сделают, и настолько свободно уже говорил по-английски, что не боялся очутиться в беспомощном положении на чужой стороне. Да и вообще за это время плавания на «Диноре» и дружбы с Долговязым наблюдательный Чайкин присмотрелся и к людям, многому научился и многое понял в нравах и обычаях страны, в которую невольно попал, и уже далеко не был похож на того «зелененького», как обзывают американцы всякого вновь прибывшего в их страну. Он сумел бы за себя постоять.
— Чайк! — кликнул капитан с юта.
— Что угодно, капитан?
— Небось рады, что завтра доберемся до берега!
— Рад, сэр!
— И с «Диноры», конечно, уйдете?
— Уйду.
— То-то. И отлично сделаете… Вы слишком порядочный человек, чтобы плавать в такой компании. Да и вообще вы простофиля на редкость, Чайк! Удивительный. И вам трудно будет в Америке, если вы останетесь таким простофилей. Кстати, где спрятаны ваши деньги?
— В сундуке.
— Как сменитесь с вахты, положите их лучше в карман.
— Зачем, сэр?
Капитан рассмеялся.
— А затем, чтобы у вас остались деньги. Завтра ведь берег. Поняли, Чайк?
— Понял.
— Так не забудьте, что и вам нужны деньги, тем более собственные. Можно полюбопытствовать, сколько их?
— Сто долларов.
— Я думаю, у первого матроса на «Диноре» такой капитал! — усмехнулся Блэк. — В монетах?
— Да.
— Так придите утром ко мне в каюту. Я вам обменяю их на ассигнацию. Ее удобнее спрятать… Положим, на груди. Не так ли, Чайк?
— Благодарю вас, капитан. Я и то думал, что неудобно иметь в кармане так много монет.
— Именно неудобно. Их так легко вытащить оттуда.
Капитан помолчал и спросил:
— А что вы думаете с собой делать, как уйдете с «Диноры»?
— Хотел бы найти береговое место… На земле работать.
— Вы отличный матрос и рулевой… Только надо выбрать получше судно… А если желаете быть фермером, — поезжайте на Запад. Я вам дам рекомендательное письмо к двоюродному брату. У него ферма около Фриски… Завтра поговорим еще об этом. Я очень хотел бы быть вам полезным, Чайк. Знайте это!
— Благодарю вас, капитан. Вы очень добры ко мне.
— Не благодарите, Чайк! — остановил его капитан. — Мне вас надо благодарить.
— Меня? За что, капитан?
— А за то, Чайк, что вы заставили меня снова поверить в человека еще тогда, когда бросились спасать Чезаре… Оставайтесь всегда таким простофилей, Чайк! Это, пожалуй, лучший способ прожить, не желая пустить себе пулю в лоб! — прибавил Блэк, и Чайкину показалось, что безнадежная нота прозвучала в словах капитана.
Через несколько минут вернулся Гаук и доложил капитану, что устроил негра.
— Пожалуй, и тюфяк ему дали?
— То-то, дал.
— И, пожалуй, стакан рому дали?
— И рому дал… И рану перевязал… И уж не сердитесь, капитан: я негра перевел из трюма, чтобы крысы его не пугали.
— Куда?
— В шкиперскую каюту. Там нашлось местечко… И…
— Что еще?
— И, с вашего позволения, сказал ему, что вы его простили, капитан.
— А вам, Гаук, идти бы в пасторы! — весело рассмеялся Блэк.
— Боюсь, капитан, что одним пьяным пастором будет больше в Америке и одним недурным штурманом меньше… Надо играть в карты, имея козырей… А ветер что-то свежеет, капитан! — беспокойно прибавил Гаук.
— Разве?
— Наверное.
— Надеюсь, до шторма будем на месте. Хорошей вахты, Гаук! Разбудите, если увидите огни… А в четыре часа я вас сменю.
И с этими словами Блэк спустился в свою каюту и, заперев ее на ключ, лег на диван.
Тигр устроился около.
ГЛАВА IX
1
К следующему утру ветер засвежел до того, что пришлось взять два рифа у марселей, и то перегруженная «Динора» с трудом поднималась с волны на волну, и верхушки их часто попадали на бак.
Но Блэк, по-видимому, не беспокоился. До Нью-Орлеана оставалось всего шестьдесят миль, и он рассчитывал быть в порте до того времени, как разыграется шторм, который мог бы грозить серьезною опасностью «Диноре».
Успокоился, казалось, и Гаук, стоявший с восьми часов на вахте. Он только особенно внимательно посматривал в бинокль и опытным морским глазом оглядывал рангоуты встречных судов, белевшихся на горизонте. Ни одно из них не возбуждало опасений ни Гаука, ни Блэка.
— Плохо северяне блокируют! — весело усмехнулся он. — Нас раньше прозевали! Теперь крейсеров бояться нечего. Они держатся мористее. Ну, пойду напьюсь кофе, а вы, Гаук, все-таки не зевайте… Да пусть часовые на марсах смотрят в подзорные трубы…
Капитан спустился на палубу и, увидав Чайка, кивнул ему головой и сказал:
— Ну, Чайк, несите свои деньги.
— Они со мной, капитан.
— Так идите ко мне!
Молодой матрос вошел вслед за капитаном в его каюту и, удивленный роскошью ее убранства, осматривал красивую мебель, ковер и стены, увешанные ружьями и фотографиями.
Тигр не ворчал на гостя. Напротив, он соблаговолил даже подойти к нему и, вильнув хвостом, лизнул его руку, после чего улегся на полу.
Блэк между тем открыл железный ящик, в котором Чайк увидел много золота.
— Сколько у вас, Чайк, денег? Сто долларов ровно?
— Сто десять, капитан.
И Чайкин стал вынимать из карманов доллары и разложил их кучками, по десяти долларов в каждой, на круглом большом столе перед диваном.
— Да вы садитесь, Чайк! — пригласил капитан. — Я вас позвал как гостя, а не как матроса!
— Я постою, капитан.
— Как хотите, но удобнее сидеть, и тем более что вы, Чайк, я полагаю, не прочь будете напиться со мною кофе… Что вы на это скажете? Хотите?
— Благодарю вас.
— Да вы не благодарите, а отвечайте, хотите или нет.
— Хочу, капитан.
— Ну, вот это ответ… Эй, бой!
В каюту вошел негр лет пятнадцати.
— Дай нам кофе. Вы с коньяком?
— Нет, капитан.
— Вовсе не пьете?
— Совсем не пью.
— Решительно вы удивительный человек, Чайк, и не будь вы таким доверчивым ротозеем, я сказал бы, что вы наживете деньги. Ну, вот вам банковый билет… Советую вам спрятать его на грудь. Оно будет верней.
И с этими словами капитан подал матросу билет и, взяв со стола сто долларов, положил их в железный ящик и, замкнув его, сел на диван.
— А десять долларов спрячьте. Еще вам за месяц жалованья придется получить от Гаука, — у вас и хватит на переезд во Фриски, если вы в самом деле хотите сделаться фермером… Хотите?..
Но Чайкин не отвечал и смущенно повертывал в руке банковый билет.
— Вы, верно, ошиблись, капитан, — проговорил он, кладя билет на стол, — это билет не в сто, а в пятьсот долларов.
— Я не ошибся, Чайк. Я в деньгах не ошибаюсь, Чайк. Вы можете спокойно взять этот билет и спрятать так, чтобы у вас не вытащили его добрые ребята. Четыреста долларов прошу принять в награду за вашу службу. Вы по совести заслужили их. Лучшего рулевого я не видал.
— Очень вам благодарен, капитан. Дай вам бог всего хорошего! — благодарно и взволнованно проговорил Чайкин.
— Ну, бог едва ли пошлет что-нибудь хорошее такому, как я… А вам, Чайк… наверное, будет в жизни много хорошего. И вот что я вам еще скажу, Чайк. Если вам в Америке — вы ведь простофиля! — плохо придется, если вам нужны будут деньги, — напишите мне. Я вам дам после адрес. Ну, а теперь возьмите свои деньги и давайте пить кофе. И ни слова больше об этом!..
Чайкин благодарно глядел на этого странного человека, наводившего трепет на всех матросов и на него, Чайкина, и теперь казавшегося далеко не таким страшным. И Чайкин никак не мог понять, что это за человек, но чувствовал более, чем понимал, что он находится в какой-то «отчаянности», и пожалел его.
И эту-то невысказанную жалость, вероятно, и прочел Блэк в необыкновенно добром взгляде серых глаз, и от нее и сам Блэк словно почувствовал себя смягченнее и добрее.
И он, видимо заинтересованный Чайкиным, подробно расспрашивал об его прошлой жизни, о службе, о том, как он остался в Америке.
— Еще чашку кофе, Чайк?
— Благодарю. Не хочу…
И Чайкин поднялся с места.
Поднялся и капитан, крепко пожал руку Чайкина и проговорил:
— Письма вам дам, как придем в Нью-Орлеан. Вы в день прихода можете уходить. Разгружать будут негры, и, следовательно, вы не нужны. А чем скорее вы уберетесь с «Диноры», тем лучше… И никому не говорите, что у вас пятьсот долларов.
— Я не скажу.
— А вечером сегодня зайдите ко мне в гостиницу «Юг». Я туда переберусь с брига… Там я вам дам рекомендательные письма. И знаете, Чайк, что надо вам сделать, когда съедете на берег?
— Что, капитан?
— Купить себе новый костюм, а этот выбросить…
Чайкин вышел из капитанской каюты.
Шутка ли сказать — пятьсот долларов! Таких денег он и не думал иметь когда-нибудь, а между тем банковый билет у него в кармане, и он крепко держит его.
А капитан Блэк в отличном расположении духа допивал вторую чашку кофе, заедая его маленькими галетами и предвкушая получку сегодня же крупной суммы за доставленные ружья, как вдруг над его головой раздался звонок.
Это Гаук звал капитана.
В одну минуту он уже был около Гаука, который внимательно смотрел на горизонт в подзорную трубу.
— Что такое? — отрывисто спросил Блэк, взглядывая по тому же направлению, по которому глядел штурман, и не видя ничего невооруженными глазами.
— Подозрительный рангоут, капитан…
— С марсов кричали?
— Нет. Подозрительный, говорю, рангоут… Издали и не отличишь.
— Вы думаете, военное судно?
— А вот посмотрите сами!
И Гаук передал трубу капитану.
Тот так и впился в горизонт. На голубом фоне неба выделялся силуэт трехмачтового судна, одетого во все паруса и шедшего наперерез курса «Диноры».
— Это «Вашингтон»! — дрогнувшим голосом проговорил Блэк, и тень омрачила его лицо.
— «Вашингтон»? — упавшим голосом повторил и Гаук. — Лучший крейсер северян! Уверены ли вы в этом, капитан?
Пораженный неожиданной встречей, Блэк, казалось, не слыхал, что говорит штурман.
Так прошла секунда, другая.
— Я им живой не дамся! — проговорил Блэк. — Вызовите всю команду наверх и будьте готовы к повороту. Будем жарить прямо к берегу и выбросимся на мель. Там «Вашингтон» нас не поймает, если это он.
И с этими словами капитан спустился на палубу и полез на грот-марс.
Несколько минут прошло, а капитан все смотрел в трубу.
Наконец он спустился с марса и поднялся на ют.
— Отдавайте рифы! Попробуем удрать сперва, а если нет…
— Как бы не залило нас волнением, капитан…
— Выбросим часть груза… Живо отдавать рифы!
Через несколько минут рифы были отданы, и «Динора» полетела скорей. Капитан не спускал глаз с судна, которое так напугало его. Теперь уже ясно были видны в трубу три высокие мачты клиперского вооружения. Не было сомнения, что это был знаменитый парусный ходок и вместе с тем имевший сильную паровую машину — клипер «Вашингтон», перехвативший немало судов, направлявшихся к южанам.
Волны начинали захлестывать «Динору» сильнее; «Вашингтон» уже был виден простым глазом. Расстояние между ним и «Динорой» постепенно уменьшалось.
А ветер крепчал.
— Не бросать ли груз?
— Подождите… Еще, может быть, мы успеем добежать раньше до какого-нибудь военного судна южан… И, может быть, «Вашингтон» повернет!.. — говорил Блэк, стараясь утешить себя и не отрывая глаз от красивого «Вашингтона», который, чуть-чуть накренившись, летел тем же курсом наперерез «Диноры».
Прошло еще четверть часа. Расстояние видимо уменьшалось.
— Кидайте часть груза за борт! — наконец приказал капитан, полный злобы, что приходится кидать в воду большие деньги.
Гаук пошел на бак. В скором времени тяжелые ящики полетели за борт.
Облегченная «Динора» понеслась быстрее.
— Сколько выбросили, Гаук?
— Триста…
— Это пять тысяч долларов, Гаук… Но больше они не возьмут у меня… Глядите… Подняли флаг…
— Какой нам поднять, капитан?
— Поднимите французский.
На гафеле «Диноры» взвился французский флаг.
— Поставьте брамсели, Гаук! — крикнул капитан.
Гаук только пожал плечами и послал людей ставить брамсели.
«Динора» оделась верхними парусами.
Через минуту и на «Вашингтоне» взлетели брамсели.
— За нами гонятся… Ясно! — сказал капитан.
— Сигнал на «Вашингтоне»! — объявил Гаук.
Гаук справился в сигнальной книге и доложил капитану.
— Требуют уменьшить парусов.
— Не отвечать!..
Минуты три висел на «Вашингтоне» сигнал и был спущен.
Вслед за тем раздался выстрел.
— Сколько до Нью-Орлеана, Гаук?
— Миль двадцать пять…
— А близко ли до мели южнее?
— Миль пятнадцать, капитан!
В эту минуту снова раздался выстрел, и ядро шлепнулось в воду в значительном расстоянии от «Диноры».
— Не долетело! — усмехнулся Блэк.
Прошло с четверть часа. Снова раздался выстрел. На этот раз ядро шлепнулось в воду невдалеке от кормы «Диноры».
Блэк взглядывал назад на красавца «Вашингтона», измеряя расстояние между ним и «Динорой» сверкающими злыми глазами, словно зверь, преследуемый охотником.
До Нью-Орлеана не удрать, он это видел. Одна надежда на крейсеры южан.
И он сказал штурману:
— Гаук! поднимитесь на марс с подзорной трубой. Не видать ли дымка или паруса?
Скоро Гаук спустился и доложил, что не видать.
— Ну, так лупим к берегу. Спускайтесь, Гаук! Не зевайте на руле, Чайк, при повороте!
— Слушаю, капитан! — отвечал Чайкин, ставший на руль.
Матросы обрасопили реи, Чайкин положил право руля, и «Динора», повернувши влево, понеслась перпендикулярно к берегу, в полный бакштаг, то есть имея ветер сзади себя. При новом курсе ход у «Диноры» значительно прибавился.
Этот маневр был тотчас же замечен на «Вашингтоне».
Но Блэк, по-видимому, не беспокоился. До Нью-Орлеана оставалось всего шестьдесят миль, и он рассчитывал быть в порте до того времени, как разыграется шторм, который мог бы грозить серьезною опасностью «Диноре».
Успокоился, казалось, и Гаук, стоявший с восьми часов на вахте. Он только особенно внимательно посматривал в бинокль и опытным морским глазом оглядывал рангоуты встречных судов, белевшихся на горизонте. Ни одно из них не возбуждало опасений ни Гаука, ни Блэка.
— Плохо северяне блокируют! — весело усмехнулся он. — Нас раньше прозевали! Теперь крейсеров бояться нечего. Они держатся мористее. Ну, пойду напьюсь кофе, а вы, Гаук, все-таки не зевайте… Да пусть часовые на марсах смотрят в подзорные трубы…
Капитан спустился на палубу и, увидав Чайка, кивнул ему головой и сказал:
— Ну, Чайк, несите свои деньги.
— Они со мной, капитан.
— Так идите ко мне!
Молодой матрос вошел вслед за капитаном в его каюту и, удивленный роскошью ее убранства, осматривал красивую мебель, ковер и стены, увешанные ружьями и фотографиями.
Тигр не ворчал на гостя. Напротив, он соблаговолил даже подойти к нему и, вильнув хвостом, лизнул его руку, после чего улегся на полу.
Блэк между тем открыл железный ящик, в котором Чайк увидел много золота.
— Сколько у вас, Чайк, денег? Сто долларов ровно?
— Сто десять, капитан.
И Чайкин стал вынимать из карманов доллары и разложил их кучками, по десяти долларов в каждой, на круглом большом столе перед диваном.
— Да вы садитесь, Чайк! — пригласил капитан. — Я вас позвал как гостя, а не как матроса!
— Я постою, капитан.
— Как хотите, но удобнее сидеть, и тем более что вы, Чайк, я полагаю, не прочь будете напиться со мною кофе… Что вы на это скажете? Хотите?
— Благодарю вас.
— Да вы не благодарите, а отвечайте, хотите или нет.
— Хочу, капитан.
— Ну, вот это ответ… Эй, бой!
В каюту вошел негр лет пятнадцати.
— Дай нам кофе. Вы с коньяком?
— Нет, капитан.
— Вовсе не пьете?
— Совсем не пью.
— Решительно вы удивительный человек, Чайк, и не будь вы таким доверчивым ротозеем, я сказал бы, что вы наживете деньги. Ну, вот вам банковый билет… Советую вам спрятать его на грудь. Оно будет верней.
И с этими словами капитан подал матросу билет и, взяв со стола сто долларов, положил их в железный ящик и, замкнув его, сел на диван.
— А десять долларов спрячьте. Еще вам за месяц жалованья придется получить от Гаука, — у вас и хватит на переезд во Фриски, если вы в самом деле хотите сделаться фермером… Хотите?..
Но Чайкин не отвечал и смущенно повертывал в руке банковый билет.
— Вы, верно, ошиблись, капитан, — проговорил он, кладя билет на стол, — это билет не в сто, а в пятьсот долларов.
— Я не ошибся, Чайк. Я в деньгах не ошибаюсь, Чайк. Вы можете спокойно взять этот билет и спрятать так, чтобы у вас не вытащили его добрые ребята. Четыреста долларов прошу принять в награду за вашу службу. Вы по совести заслужили их. Лучшего рулевого я не видал.
— Очень вам благодарен, капитан. Дай вам бог всего хорошего! — благодарно и взволнованно проговорил Чайкин.
— Ну, бог едва ли пошлет что-нибудь хорошее такому, как я… А вам, Чайк… наверное, будет в жизни много хорошего. И вот что я вам еще скажу, Чайк. Если вам в Америке — вы ведь простофиля! — плохо придется, если вам нужны будут деньги, — напишите мне. Я вам дам после адрес. Ну, а теперь возьмите свои деньги и давайте пить кофе. И ни слова больше об этом!..
Чайкин благодарно глядел на этого странного человека, наводившего трепет на всех матросов и на него, Чайкина, и теперь казавшегося далеко не таким страшным. И Чайкин никак не мог понять, что это за человек, но чувствовал более, чем понимал, что он находится в какой-то «отчаянности», и пожалел его.
И эту-то невысказанную жалость, вероятно, и прочел Блэк в необыкновенно добром взгляде серых глаз, и от нее и сам Блэк словно почувствовал себя смягченнее и добрее.
И он, видимо заинтересованный Чайкиным, подробно расспрашивал об его прошлой жизни, о службе, о том, как он остался в Америке.
— Еще чашку кофе, Чайк?
— Благодарю. Не хочу…
И Чайкин поднялся с места.
Поднялся и капитан, крепко пожал руку Чайкина и проговорил:
— Письма вам дам, как придем в Нью-Орлеан. Вы в день прихода можете уходить. Разгружать будут негры, и, следовательно, вы не нужны. А чем скорее вы уберетесь с «Диноры», тем лучше… И никому не говорите, что у вас пятьсот долларов.
— Я не скажу.
— А вечером сегодня зайдите ко мне в гостиницу «Юг». Я туда переберусь с брига… Там я вам дам рекомендательные письма. И знаете, Чайк, что надо вам сделать, когда съедете на берег?
— Что, капитан?
— Купить себе новый костюм, а этот выбросить…
Чайкин вышел из капитанской каюты.
Шутка ли сказать — пятьсот долларов! Таких денег он и не думал иметь когда-нибудь, а между тем банковый билет у него в кармане, и он крепко держит его.
А капитан Блэк в отличном расположении духа допивал вторую чашку кофе, заедая его маленькими галетами и предвкушая получку сегодня же крупной суммы за доставленные ружья, как вдруг над его головой раздался звонок.
Это Гаук звал капитана.
В одну минуту он уже был около Гаука, который внимательно смотрел на горизонт в подзорную трубу.
— Что такое? — отрывисто спросил Блэк, взглядывая по тому же направлению, по которому глядел штурман, и не видя ничего невооруженными глазами.
— Подозрительный рангоут, капитан…
— С марсов кричали?
— Нет. Подозрительный, говорю, рангоут… Издали и не отличишь.
— Вы думаете, военное судно?
— А вот посмотрите сами!
И Гаук передал трубу капитану.
Тот так и впился в горизонт. На голубом фоне неба выделялся силуэт трехмачтового судна, одетого во все паруса и шедшего наперерез курса «Диноры».
— Это «Вашингтон»! — дрогнувшим голосом проговорил Блэк, и тень омрачила его лицо.
— «Вашингтон»? — упавшим голосом повторил и Гаук. — Лучший крейсер северян! Уверены ли вы в этом, капитан?
Пораженный неожиданной встречей, Блэк, казалось, не слыхал, что говорит штурман.
Так прошла секунда, другая.
— Я им живой не дамся! — проговорил Блэк. — Вызовите всю команду наверх и будьте готовы к повороту. Будем жарить прямо к берегу и выбросимся на мель. Там «Вашингтон» нас не поймает, если это он.
И с этими словами капитан спустился на палубу и полез на грот-марс.
Несколько минут прошло, а капитан все смотрел в трубу.
Наконец он спустился с марса и поднялся на ют.
— Отдавайте рифы! Попробуем удрать сперва, а если нет…
— Как бы не залило нас волнением, капитан…
— Выбросим часть груза… Живо отдавать рифы!
Через несколько минут рифы были отданы, и «Динора» полетела скорей. Капитан не спускал глаз с судна, которое так напугало его. Теперь уже ясно были видны в трубу три высокие мачты клиперского вооружения. Не было сомнения, что это был знаменитый парусный ходок и вместе с тем имевший сильную паровую машину — клипер «Вашингтон», перехвативший немало судов, направлявшихся к южанам.
Волны начинали захлестывать «Динору» сильнее; «Вашингтон» уже был виден простым глазом. Расстояние между ним и «Динорой» постепенно уменьшалось.
А ветер крепчал.
— Не бросать ли груз?
— Подождите… Еще, может быть, мы успеем добежать раньше до какого-нибудь военного судна южан… И, может быть, «Вашингтон» повернет!.. — говорил Блэк, стараясь утешить себя и не отрывая глаз от красивого «Вашингтона», который, чуть-чуть накренившись, летел тем же курсом наперерез «Диноры».
Прошло еще четверть часа. Расстояние видимо уменьшалось.
— Кидайте часть груза за борт! — наконец приказал капитан, полный злобы, что приходится кидать в воду большие деньги.
Гаук пошел на бак. В скором времени тяжелые ящики полетели за борт.
Облегченная «Динора» понеслась быстрее.
— Сколько выбросили, Гаук?
— Триста…
— Это пять тысяч долларов, Гаук… Но больше они не возьмут у меня… Глядите… Подняли флаг…
— Какой нам поднять, капитан?
— Поднимите французский.
На гафеле «Диноры» взвился французский флаг.
— Поставьте брамсели, Гаук! — крикнул капитан.
Гаук только пожал плечами и послал людей ставить брамсели.
«Динора» оделась верхними парусами.
Через минуту и на «Вашингтоне» взлетели брамсели.
— За нами гонятся… Ясно! — сказал капитан.
— Сигнал на «Вашингтоне»! — объявил Гаук.
Гаук справился в сигнальной книге и доложил капитану.
— Требуют уменьшить парусов.
— Не отвечать!..
Минуты три висел на «Вашингтоне» сигнал и был спущен.
Вслед за тем раздался выстрел.
— Сколько до Нью-Орлеана, Гаук?
— Миль двадцать пять…
— А близко ли до мели южнее?
— Миль пятнадцать, капитан!
В эту минуту снова раздался выстрел, и ядро шлепнулось в воду в значительном расстоянии от «Диноры».
— Не долетело! — усмехнулся Блэк.
Прошло с четверть часа. Снова раздался выстрел. На этот раз ядро шлепнулось в воду невдалеке от кормы «Диноры».
Блэк взглядывал назад на красавца «Вашингтона», измеряя расстояние между ним и «Динорой» сверкающими злыми глазами, словно зверь, преследуемый охотником.
До Нью-Орлеана не удрать, он это видел. Одна надежда на крейсеры южан.
И он сказал штурману:
— Гаук! поднимитесь на марс с подзорной трубой. Не видать ли дымка или паруса?
Скоро Гаук спустился и доложил, что не видать.
— Ну, так лупим к берегу. Спускайтесь, Гаук! Не зевайте на руле, Чайк, при повороте!
— Слушаю, капитан! — отвечал Чайкин, ставший на руль.
Матросы обрасопили реи, Чайкин положил право руля, и «Динора», повернувши влево, понеслась перпендикулярно к берегу, в полный бакштаг, то есть имея ветер сзади себя. При новом курсе ход у «Диноры» значительно прибавился.
Этот маневр был тотчас же замечен на «Вашингтоне».