– Абсолютно.

104

   Дом Дункана пуст. Джез ждет десять минут в конце дороги, только чтобы убедиться.
   Дункан живет в тупике рядом с Норт-Пол-роуд. На улице все спокойно. Дети играют в футбол прямо на мостовой. Женщина в камуфляжной куртке, узколицая крашеная блондинка, наблюдает за ними с порога. На Джеза она не смотрит. Когда дети заканчивают игру и женщина уводит их домой, Джез выходит из машины и подходит к дому Дункана.
   На коричневой двери латунная табличка с номером 21, над фасадным окном висит корзина. Джез прижимает лицо к окну и всматривается внутрь.
   Никаких признаков жизни. Ни света, ни звука, ничего. Совершенно пусто.
   Джез отходит от окна и оглядывается по сторонам. "Что за убогое место", – думает он. Агенты по недвижимости всячески расхваливают этот участок в Северном Кенсингтоне, видимо полагая, что от самого слова "Кенсингтон" уже веет роскошью и элитарным вкусом. Тот факт, что кенсингтонская Хай-стрит как минимум в трех милях южнее отсюда, очевидно, не имеет к этому отношения. Другие люди называют эту территорию Восточный Эктон, что уже не звучит аристократично, но несколько ближе к истине. На самом же деле эта улица находится в самом центре Уайт-сити, района, способного похвастаться разве что телестудией Би-би-си.
   Дом Дункана стоит прямо в конце улицы. Узкая дорожка ведет вдоль боковой стороны дома к маленькому мощеному дворику. Чтобы пройти по этой дорожке, Джезу приходится отклониться в сторону и обогнуть пару мусорных контейнеров.
   Он изучает дом сзади. Задние, стеклянные двери заперты. Два окна второго этажа закрыты. С крыши сбегает пластиковая водосточная труба. Джез дергает за нее, и она гнется: его веса ей явно не выдержать.
   Ему пригодились бы универсальные ключи Ре да, но попросить об этом он, конечно, не мог. Ему ведь не разрешено проникать в дом Дункана. Это часть договоренности.
   По всем правилам ему следует позвонить Реду и сказать, чтобы тот прислал команду наблюдения. Но если они будут дожидаться возвращения Дункана, то могут прождать здесь не один день. Может быть, он уехал на Рождество.
   Джез смотрит на заднюю дверь.
   "Хрен с ним! – думает он. – Стоит нарушить некоторые правила, чтобы получить результаты. Цель оправдывает средства".
   Эти задние двери открываются легко. Замки у них встроены в ручки и закрываются изнутри без ключа.
   Перекрутить ручку вверх, когда дверь закрыта, вот и все дела. Так что Джезу нужно лишь разбить стекло, толкнуть ручку вниз, и он проникнет внутрь.
   Ему хочется закончить это.
   Джез возвращается к машине, открывает багажник, поднимает покрышку, открывает отделение, где находится запасное колесо, вывинчивает из середины запаски базу и закрывает багажник.
   Обратно на дорожку и в садик Дункана.
   Два быстрых постукивания металлической базой, и по стеклу вокруг замка распространяются радиальные трещины. Джез закрывает рукавом кисть и выбивает отверстие, достаточное, чтобы просунуть руку. Стекло, звякнув, падает на линолеум внутри.
   Джез просовывает руку и поворачивает ручку вниз. Она подается с той же легкостью, с какой скользят двери на хорошо смазанных петлях.
   Осторожно переступая через осколки стекла на полу, он тихонько переходит через кухню.
   Дом невелик, так что Джезу требуется не более десяти минут, чтобы пройти через все комнаты.
   Всюду полный порядок. Все прибрано. Должно быть, Дункан уехал, и не в спешке.
   Прокрадываясь по чужой жизни, когда человек об этом не подозревает, чувствуешь себя взломщиком. Можно пробежаться взглядом по полкам, открыть любую папку. Можно взять что захочется. Или оставить.
   Беспрестанно прислушиваясь к каждому звуку, который мог бы возвестить о возвращении Дункана, Джез признается себе, что понимает теперь, почему взломщики так часто обделываются.
   Обойдя все комнаты, Джез останавливается на кухне у разбитого стекла задней двери и набирает номер Реда на своем мобильном.
   – Меткаф.
   – Это я.
   – Где ты?
   – У Дункана.
   – В его доме? Как, на хрен, ты туда залез?
   – Через заднюю дверь.
   – Она была открыта?
   – Теперь открыта.
   – Джез, ты долбаный тупица. Я же велел тебе носа туда не совать.
   – Ред, не переживай. Это уже не важно. Мы нашли его.
   – Что?
   – Мы нашли его. Здесь чертова уйма улик. До хрена и больше. Это определенно он. Дункан – Серебряный Язык.

105

   Они действуют стремительно, но бесшумно. С улицы, на которую выходит дом Дункана, совершенно не видна лихорадочная деятельность, развернувшаяся внутри. Ничего похожего на обычную полицейскую операцию – никаких машин с сиренами и мигалками, никаких трескучих переговоров на полицейских частотах, никаких барражирующих вертолетов. Ничто не должно было вспугнуть Дункана, если он вернется. Потому что, как только он войдет в парадную дверь, они должны его сцапать.
   Полицейский ремонтник отправляется вставлять в заднюю дверь стекло, а Кейт уезжает за оформленным задним числом ордером на обыск.
   В чуланчике под лестницей они находят орудия убийства – каждое завернуто в отдельный пластиковый мешок и спрятано позади набитых всякой всячиной ящиков.
   Семь смертоносных орудий: деревянный шест, которым был забит до смерти Джеймс Каннингэм; меч, которым был обезглавлен Джеймс Бакстон; нож, который был пущен в ход против Барта Миллера, мачете, которое изувечило Мэтью Фокса; хирургическая пила, которой был разрезан пополам Саймон Баркер, бейсбольная бита, которая выбила жизнь из Джуда Хардкасла, и, наконец, копье, которым прошлой ночью был пронзен в своей постели Томас Фэрвезер. Все тщательно вымыто, однако отскрести идеально деревянные предметы невозможно. И на шесте, и на бейсбольной бите даже невооруженным глазом видны вкрапления крови. На полках в гостиной обнаружены две книги с отмеченными абзацами. Первая – экземпляр Библии, с подчеркнутыми красной шариковой ручкой разделами, касающимися призвания апостолов, отречения Петра или неверия Фомы. Вторая – "Словарь святых", точно такой же, как тот, что Ред купил после того, как они нашли тела Саймона Баркера и Джуда Хардкасла. Одиннадцать словарных статей отмечены сбоку страницы той же красной шариковой ручкой. Только одну из этих статей – о святом Иоанне – еще предстоит отметить.
   В одном из ящиков в спальне Дункана они находят экземпляр журнала "Санди таймс". Страницы зияют дырами там, где из текста были вырезаны буквы.
   Но остаются не найденными языки погибших, оставшиеся серебряные ложки и инструмент, маленький и острый, которым языки вырезались изо ртов жертв.
   – Должно быть, он забрал их с собой, – говорит Джез. – Что наводит на мысль о том, что он не собирается возвращаться сюда, по крайней мере пока не убьет Иоанна, двадцать седьмого числа. То есть через шесть дней.
   Ред отрешенно кивает. Он думает о том, что восемь месяцев, целых восемь месяцев был бессилен предотвратить преступления, хотя убийца находился совсем рядом.
   Восемь месяцев, во время которых треснул по швам и распался его брак. И все из-за человека, которому он доверял. Человека, которого он выбрал – выбрал лично – для работы в своей команде. Человека, который не просто злоупотребил его доверием, но использовал его в собственных гнусных целях. Дункан участвовал в расследовании с самого начала. Он всегда был в курсе направления их поисков. Стоило им начать копать в нужном направлении, и он запросто мог увести расследование в сторону. А потом, когда Ред догадался о принципе, Дункан в пику ему отправился в "Ньюс оф зе уорлд" и продал эту историю. Собственную историю.
   Правда, о самом главном он умолчал, не так ли? О том, что тот, кто слил информацию, и есть тот, кто убивал. Человек вне подозрений, который, соответственно, считал себя выше закона.
   Больше всего Реду хочется остаться на вечерок с Дунканом один на один, в комнате без окон. Он хочет узнать не столько почему Дункан сделал то, что сделал, сколько как ему удавалось скрывать от окружающих двойную жизнь. Команда всего-то из четырех человек, все вроде бы друг у друга на виду, и вдруг выясняется, что один из них был обладателем той самой фундаментальной тайны. Да что там обладателем – сам представлял собой эту тайну.
   Что ты за человек, Дункан? Что за беспощадный мерзавец?
   А выяснив то, что его интересует, Ред приковал бы Дункана наручниками к стулу и забил бы пинками до потери пульса. Со столь простой и низменной целью, как отмщение.
   Ведь из-за этого подонка Ред каждое утро просыпается, балансируя на грани своего психического здоровья.
   Но ему не получить и минуты наедине с Дунканом, не говоря уже о вечере. Ответы на интересующие его вопросы он, возможно, и найдет, но волю своим чувствам дать, разумеется, не сможет. Вдвоем их не оставят.
   Ред разворачивается и выходит из комнаты.

106

   – Мы не станем предавать это огласке, и точка!
   – Но ведь это совсем другое дело, – возражает Джез. – Раньше у нас не было главного – имени. Когда речь шла о поисках неизвестного, да и вообще предполагаемого офицера полиции, твое нежелание поднимать шум и ставить под подозрение всех копов разом было естественным и оправданным. Не могли же мы и вправду сказать: "Если к вам заявится полицейский, не доверяйте ему". Но теперь совсем другое дело. Мы опубликуем конкретную фотографию конкретного человека. Тот факт, что он воспользовался своим статусом, не имеет значения. "Это Дункан Уоррен, разыскиваемый за убийство. Если вам известно его местонахождение или вы увидите его, пожалуйста, позвоните в полицию. Ни в коем случае не приближайтесь к нему". Обычная информация, какую полагается сообщать в подобных случаях. У нас больше нет причин скрывать это, Ред.
   – Есть.
   – Какие? Назови мне причину.
   – Причина в том, что мне нужен Дункан. Я хочу заполучить его живым и засадить за решетку. И не намерен предпринимать ничего, что могло бы поставить это под угрозу. Ничего. Он не должен догадываться, что находится под подозрением. Он узнает об этом, только лежа мордой в землю, когда я буду зачитывать ему его хреновы права.
   – Ред, ты позволяешь себе личные чувства, – указывает Кейт.
   – Да, черт возьми. И удивляюсь, что вы вроде как обходитесь без этого. Разве он не превратил вашу жизнь в сплошное веселье за последние восемь месяцев, а?
   – Не в этом дело.
   – Нет. Дело как раз в этом. Как раз в этом самом, на хрен, дело и есть.
   – А как насчет следующей жертвы? До Дня святого Иоанна меньше недели, а мы даже не начали предупреждать людей.
   – А мы и не будем этого делать.
   – Что?
   – Давай посмотрим на это так, Кейт. Мы тратим недели, предупреждая рыбаков по имени Эндрю и архитекторов по имени Томас о том, что в такую-то ночь им может угрожать опасность. А он все равно добирается до них. Дважды – он добрался до них дважды. Причем в тех двух случаях имелись хотя бы ограниченные параметры. А что теперь? Человек по имени Джон, имеющий отношение к написанию или публикации книг! Вы хоть представляете себе, кто подходит под эту категорию? Речь может идти об авторах, журналистах, издателях, литературных агентах, переплетчиках, даже производителях бумаги. Это может быть знаменитый романист, чьи книги расходятся миллионными тиражами, и профессор, который пишет невразумительные технические справочники или пособия. Издатель "Таймс" и внештатный корреспондент журнала "Горячая погружная гальванизация". Этого вам достаточно?
   – Я...
   – И мы не знаем даже, как он поведет себя на сей раз. Вспомните, святой Иоанн умер от старости. Он единственный из апостолов, не ставший мучеником. И я решительно не представляю, как наш долбаный Мессия собирается выкрутиться в связи с этой проблемой. Можем предупреждать сколько угодно, а результат будет такой же, что и раньше, то есть нулевой. Оглаской мы только затрудним для себя поимку Дункана. Хотите, чтобы он окончательно залег на дно – поместите его фотографию в "Криминальном вестнике" и посмотрите, что из этого выйдет. На настоящий момент мы даже не знаем, где он находится. Джез, ты сумел связаться с Хелен?
   – Оставил ей сообщение на автоответчике.
   – Попробуй позвонить еще раз.
   – Я только что звонил.
   – Значит, попробуй еще. Сейчас! Давай!
   Джез поднимает трубку и набирает номер Хелен.
   – Снова автоответчик, – говорит он, кладя трубку.
   Кейт снова начинает спорить с Редом.
   – Я не могу поверить в то, что ты говоришь, Ред. Ты же просто позволяешь Дункану с легкостью заполучить Джона.
   – Нет. Отнюдь. Я просто выбираю лучший из двух вариантов.
   – Ты хочешь сказать, что еще одно убийство ничего не изменит.
   – Нет. Не хочу. Конечно, мы не собираемся допустить, чтобы произошло еще и это убийство. Ты думаешь, мне охота получить еще одну зарубку на поясе? Ему достаточно долго удавалось нас обхитрить. Но мы не можем позволить себе спугнуть Дункана. Никакой публичной шумихи. Вот что я хочу сказать.
   – А по-моему, этот аргумент несостоятелен.
   – Кейт, я мог бы просто наплевать на твое мнение. Но ты, наверное, хочешь, чтобы твои возражения были учтены...
   – Хочу, черт возьми.
   – Тогда подумай вот о чем, Кейт. Если мы провалимся и на сей раз, я с готовностью приму вину на себя. Но это в том случае, если мы действуем так, как я считаю нужным. Но ведь, последуй я твоему совету и провались, спрос все равно будет не с тебя и не с Джеза, а с меня. А я не желаю нести ответственность за последствия действий, которые изначально считаю неправильными.
   – Джез тоже с тобой не согласен. Может, нам поставить вопрос на голосование?
   – Это тебе не долбаная демократия, Кейт. Даже если вы вдвоем проголосуете против меня, мы все равно будем делать то, что скажу я.
   – Значит, ты не хочешь прислушаться к нам?
   – Я всегда прислушиваюсь к вам, Кейт. Не было ни единого момента на протяжении этого расследования, когда бы я не прислушивался к тебе или Джезу. Но то, что я прислушиваюсь к вам, вовсе не означает, что я должен соглашаться с вами.
   – Он прав, Кейт, – говорит Джез.
   – Не прав.
   – Нет, прав. Мы обязаны довести дело до конца. Мы должны поймать Дункана во что бы ни стало.
   – Ушам своим не верю, Джез. Две минуты тому назад ты утверждал, что мы должны выступить с заявлением.
   Звонит телефон Джеза. Он поднимает руку, делая знак Кейт, чтобы замолчала, и берет трубку.
   – Клифтон... О, привет, Хелен, спасибо, что позвонила... Нет, ничего... Я просто хотел спросить, знаешь ли ты, где сейчас Дункан... Нет, мне нужно поговорить с ним кое о чем... Да, да, именно, старые, скучные полицейские дела, только и всего... Уехал? И ты не знаешь, куда он уехал?.. Никаких подробностей, вообще?.. Нет, я вовсе не думаю, что он перед тобой отчитывается. Просто поинтересовался. Ты имеешь представление о том, когда он вернется?.. Конечно, да... В Новый год, говоришь?.. Большое тебе спасибо... Послушай, а ничего, если мы с коллегами заедем к тебе сегодня вечером? Всего на несколько минут... Лучше я объясню тебе все на месте... Мы можем выехать прямо сейчас, если так удобнее всего... Нет-нет, вполне устраивает... Какой адрес? Хорошо. Встретимся через полчаса. Пока.
   Он кладет трубку.
   – Хелен говорит, что Дункан уехал на Рождество. Куда именно, даже приблизительно, она не знает. Известно ведь, что особой любви между ними давно нет. Не знает она и когда точно он вернется, но никак не позже чем к Новому году.
   – Почему?
   – Потому что он встречается с Сэмом на те выходные. Он приедет забрать его вечером, в канун Нового года. Это пятница?
   – Он собирается забрать Сэма из дома Хелен? – спрашивает Ред.
   – Ну да.
   – Определенно?
   – Определенно.
   Ред ударяет кулаком по ладони.
   – Это наш шанс. Мы можем взять его там.
   – Я сказал, что сейчас мы поедем к Хелен.
   Ред уже надевает пальто.
   – Прекрасно. Поехали.
   – Постойте, – говорит Кейт. – Дункан ведь не должен приехать раньше Нового года? Иоанн должен быть убит двадцать седьмого. До возвращения Дункана остается еще целая неделя. Вы что, собираетесь позволить ему совершить и это убийство?
   Ред поднимает воротник пальто вокруг шеи и расправляет спереди шарф.
   – Кейт, мы уже обсудили это. Мы знаем место и время, где должен появиться Дункан. Чего-чего, а возможности побыть с Сэмом он не упустит ни за что на свете – тут уж сомнений нет. Он будет там, как пить дать, и мы, как пить дать, его возьмем. Что же до возможного убийства, то тут нам остается уповать только на Бога. Согласна? Если у тебя с этим проблема...
   – Ничем не могу помочь, – говорит Джез, закончив фразу за Реда.

107

   С некоторых пор Реда мутит от кухонь. Его день начался с кухни Томаса Фэрвезера, маленького Тима, который заорал благим матом при виде Лабецкого, покрытого кровью, и заканчивается здесь, на кухне Хелен, где он, Джез и Кейт пьют с ней чай, в то время как он строит планы задержания ее бывшего мужа.
   Хелен говорит, что Дункан никогда не заходит в дом, когда заезжает забрать Сэма.
   – Он приезжает ровно в шесть, а мы с Сэмом ждем его на улице у дома.
   – Он никогда не заходит в дом? – уточняет Ред. – Даже на чашку чая или в туалет?
   – Никогда. Я не хочу, чтобы он заходил сюда, да и он, по-моему, не испытывает особого желания. Вы понимаете, это же дом Энди. Они с Дунканом не ладят. Вернее, мы с Дунканом не ладим. Если бы не Сэм, мы бы вообще никогда не встречались.
   – А Дункан выходит из машины, когда приезжает?
   – Ну да. Мы с ним обмениваемся парой слов на тротуаре.
   – Главным образом ради Сэма?
   – Нет. Исключительно ради Сэма.
   – Значит, если бы вы с Сэмом не ждали Дункана на улице, он счел бы это странным?
   – Да. Думаю, что да.
   – Что ж. Это слегка усложняет дело.
   – Почему?
   – Потому что это значит, что нам придется брать Дункана на улице.
   – Брать? Я думала, вы хотите поговорить с ним о "скучных полицейских делах".
   Черт. Ред забыл, что Джез воспользовался этой фразой, чтобы объяснить свой интерес к Дункану. Теперь слишком поздно. Придется выкладывать все как есть.
   – Э... не совсем так. Наверное, мне лучше сказать тебе правду. Все равно ты скоро все узнаешь. Я полагаю, ты читала в газетах об "убийце апостолов"?
   – Конечно. А кто нет?
   – Так вот, мы думаем, что Дункан и есть тот убийца.
   У Хелен округляются глаза. Мало радости узнать, что твой бывший муж главный подозреваемый в совершении самых громких преступлений в стране, даже если ты и терпеть его не можешь.
   – Вы думаете? – уточняет она.
   – Нет, мы уверены. На девяносто девять процентов.
   – Как?
   – Я понимаю, тебе очень тяжело слышать, Хелен, но мы нашли орудия убийств в его доме и располагаем доказательством того, что он купил сере... некоторые предметы, которые были найдены на телах.
   – Господи Иисусе.
   – Сдается мне, и он думает о том же.
   Хелен встает из-за стола, подходит к раковине и брызгает на лицо водой из-под крана. Они дают ей прийти в себя. Она делает несколько глубоких вдохов и возвращается к столу.
   – И вы хотите взять Дункана, когда он приедет за Сэмом? – спрашивает она.
   – Мы не знаем, где еще он может быть. Мы ищем его, но это единственное место, где он точно появится.
   – Но... он не будет пытаться причинить вред мне? Или Сэму.
   Или Сэму? Надо же, о Сэме она вспомнила, но не в первую очередь. Эта фраза сказала о Хелен Роунтри больше, чем ей бы хотелось. Сначала сама. Ребенок на втором месте.
   – Нет. Ни в коем случае. На самом деле – я бы не стал рассказывать тебе об этом, но раз уж зашла речь – на месте одного из преступлений находился ребенок, и Дункан его не тронул. И была пара других случаев такого же рода. Он убивает не всех подряд, а лишь тех, кто соответствует его "великому плану". Собственно говоря, он убивает только "апостолов". Мы думаем, что любое отступление от этого... как ты выразился, Джез?
   – Испортило бы его шедевр.
   – Именно.
   – Скольких людей он убил? – спрашивает Хелен.
   Ред раздумывает, говорить ли ей всю правду, потом решает, что теперь уж темнить нечего.
   – Пока десять.
   – Десять? Я думала, что только семь.
   – Я знаю. Нам удалось сохранить в тайне подробности относительно последних трех. Шумиха в прессе была бы нам не на пользу. Избавившись от журналистов, мы стали работать успешнее.
   – Еще три убийства, на мой взгляд, вряд ли свидетельствуют о большом успехе.
   – Может быть. Но, по крайней мере, мы теперь знаем, кто убийца. Однако чрезвычайно важно, чтобы Дункан не знал того, что знаем мы. Так что если он позвонит тебе или попробует связаться...
   – Инспектор, Дункан не стал бы пытаться связываться со мной, скорее уж полетел бы на Луну. Как я уже сказала, если бы не Сэм, мы бы вовсе с ним не виделись. Он звонит мне, только когда договаривается о свидании с Сэмом. А поскольку мы уже договорились на Новый год, звонить ему нет никакой нужды.
   Ред поднимает руки.
   – Прекрасно. Но имей в виду: ты не должна говорить об этом ни одной душе.
   – Ты думаешь, я хочу, чтобы этот тип болтался по улицам минутой дольше, чем необходимо?
   – Конечно. Но говоря "ни единой душе", я имею в виду именно это. Ни единой душе. Даже Энди, и особенно Сэму.
   – Но ему-то я просто обязана рассказать. Если вы собираетесь использовать дом Энди, он имеет право об этом знать.
   – Пожалуйста, Хелен. Чем меньше народу об этом узнает, тем меньше риска провалить дело. Это не вопрос доверия или недоверия. Мы просто хотим свести риск к минимуму.
   – Так что же вы собираетесь делать?
   – В день Нового года, в шесть часов, я хочу, чтобы ты и Сэм ждали Дункана как обычно. Мы расставим по всей территории офицеров в штатском и полицейских снайперов. Ни одного копа в форме на виду не будет. Ты вообще никого из них не увидишь, как не увидит и Дункан. Дункан приедет за Сэмом. Как только он выйдет из машины и направится к вам, со всех сторон материализуется примерно дюжина вооруженных офицеров.
   – И это все?
   – Да, это все.
   – А что, если он схватит Сэма или меня? Он может попытаться использовать нас... Как это называется... Ну как во время войны в Персидском заливе?
   – Живого щита, – подсказывает Джез.
   – Именно. Живого щита. Он может взять нас в заложники и поставить на линию огня.
   – Хелен, группа захвата, которую мы собираемся задействовать, лучшая в стране, может быть, лучшая в Европе. Они готовятся к такого рода ситуациям, тренируясь сутки напролет.
   – Мне не улыбается становиться заложницей, могу тебя заверить.
   – До этого не дойдет. Если Дункан сделает движение в сторону тебя или Сэма, его тут же остановят выстрелом в ногу. Выстрел в ногу, не с целью убить.
   – А ваша группа обучена действовать в ситуациях с заложниками?
   – Да, конечно. Но как я и говорил, до этого не дойдет. Я обещаю тебе. На нашей стороне будет подавляющее превосходство, не говоря уж о том, что он будет захвачен врасплох. У него не останется никаких шансов.
   – А нельзя ли это сделать как-то по-другому?
   – Нет. Нет, если мы не найдем его раньше. Если бы имелся какой-то другой способ, мы бы не стали втягивать тебя в это.
   – А почему бы вам не заняться его поисками?
   – Мы ни в коем случае не можем допустить, чтобы он узнал о ведущихся поисках. Для нас это самый реальный шанс, Хелен. Мы знаем время и место.
   – А как насчет риска для меня и Сэма?
   – Если бы я хотя бы на секунду подумал, что для кого-то из вас есть самый минимальный риск, я бы не стал санкционировать эту операцию.
   – Ты уверен?
   – Честно говоря, переходя улицу, ты подвергаешься куда большей опасности.
   Точно так же Эндрю Тернер и Томас Фэрвезер имели куда больше шансов выиграть в лотерею, чем стать жертвами Серебряного Языка.
   Хелен смотрит на Реда в упор.
   – Это единственный способ?
   – Да.
   – И ты уверен, что это Дункан?
   – Да.
   – Ладно. Я согласна.

108

   Рождество, 1998 год
   Ред сидит в конце одной из передних скамей в церкви.
   Рядом с ним семья, традиционное единение в этот весьма традиционный день. Родителям на вид лет по тридцать пять, а детям – мальчику и девочке – нет и десяти. Дети возбужденно перешептываются. Мать наклоняется, чтобы шикнуть на них, и с извиняющимся видом улыбается Реду. Он улыбается в ответ и жестом показывает, что он не против.
   На самом деле он против. Не против самих детей, конечно, но против того факта, что они напоминают ему о племяннике Томаса Фэрвезера Тиме. Малыш Тим, который не сказал никому ни слова, с тех пор как пронзительно закричал в паническом ужасе при виде Лабецкого четыре дня тому назад. Тим с родителями уехал на Рождество, но Ред договорился о том, чтобы по возвращении мальчика осмотрел самый лучший детский психиатр из обслуживающих Скотланд-Ярд.
   В церкви холодно. Ред по-прежнему в пальто, но был бы не против еще и прижаться к кому-нибудь для согрева. Желательно к Сьюзен. Встретиться и посидеть за выпивкой им так и не удалось, а его предложение отпраздновать вместе Рождество она отклонила. Этот разговор до сих пор звучит у него в голове.
   – Это всего один день, Сьюзен. Помнишь, как чудесно провели мы время в прошлом году, вдвоем, только ты и я? Как мы разворачивали подарки, и дурачились, и хохотали, как школьники.
   – В том-то и дело, Ред. Это единственный день в году, который не имеет ничего общего с реальностью. Когда мир прекращает свистопляску и мы можем забыть испытания и несчастья, выпавшие на нашу долю. И единственное, что нам остается, – предаваться ностальгии о том, каким чудесным было Рождество в прошлом году. А в конце концов мы будем убеждать себя в том, что все нормально, но как только подвергнем это испытанию реальностью, все разлетится вдребезги и будет еще хуже, чем раньше.