Старлинг Борис. Мессия

   Снова голос Реда в мегафон:
   – Немедленно лечь на землю. При попытке сопротивления будет открыт огонь.
   Дункан сплетает пальцы за головой и медленно опускается на тротуар.

115

   – Не делал я ни хрена подобного! – Дункан протирает лицо. – Это бред какой-то.
   Ред подается вперед.
   – Ну что ж, начнем все сначала.
   На сей раз обходятся без обычной игры в "доброго" и "злого" копов, без яркого света, бьющего в лицо допрашиваемому, без маскировочных зеркал, за которыми прячутся эксперты-наблюдатели. Только Ред и Дункан, один на один, да два безмолвных констебля, стоящих по обе стороны от двери. Пепельница громоздится окурками "Мальборо".
   Они уже два раза прослушали историю Дункана. Магнитофон на столе между ними неустанно наматывает пленку, готовый зафиксировать любые нестыковки. Каждое слово фиксируется и может обернуться против обвиняемого.
   Сложность состоит в том, что все приемы допроса, подталкивающие к признанию, Дункану прекрасно известны. Он сам многократно пользовался ими в прошлом. И если ему удалось убить десятерых, не оставив ни единой улики, то вряд ли он просто так возьмет да расколется. И он еще не завершил свой шедевр. Он не добрался до своего Иуды. И если ему удастся вывернуться и им придется его отпустить, у него еще остается этот шанс.
   – Мы пройдем это пункт за пунктом, с самого начала.
   Дункан пожимает плечами.
   – Я уже все вам рассказал.
   – Где ты находился последние десять дней?
   – Я уже говорил. Был в коттедже в Озерном краю.
   – С кем?
   – Один.
   – Чей это коттедж?
   – Я снимал его.
   – У кого?
   – У агентства.
   – На деньги, которые ты получил от "Ньюс оф зе уорлд"?
   Дункан молчит.
   Ред продолжает:
   – И ты можешь доказать это?
   – Да, разумеется. Вы можете направить запрос в агентство. – Он указывает на лежащую на столе визитную карточку. – Вот. Я ведь уже предоставил их номер.
   – Ты мог зарегистрироваться там и уехать куда угодно.
   – Мог, но не уехал.
   – А кто-нибудь видел тебя, когда ты там находился?
   – Полагаю, да.
   – Например, кто?
   – Владельцы пабов, для начала. Отдыхая там, я, понятное дело, выпивал в некоторых пабах. Главным образом в Уллсуотере. Это легко проверить.
   – Кто-нибудь еще?
   – Люди, которых я видел.
   – Например?
   – Другие отдыхающие в основном.
   – А у этих отдыхающих есть имена?
   – Я, во всяком случае, их не знаю.
   – Как удобно.
   – Ради Бога. Это просто люди, которые встречались мне на прогулках, на склоне холма. Я не знаю, как их зовут. Перекинешься парой слов несколько минут и продолжаешь свой путь.
   – Значит, этих отдыхающих не разыскать. Стало быть, и пользы от таких свидетелей мало.
   – Почему же не разыскать? Можно дать объявление, поместить мой снимок. Кто-нибудь наверняка откликнется.
   – Ты видел этих отдыхающих днем?
   – Да.
   – Значит, никто из них не сможет подтвердить, где ты находился в любую конкретную ночь?
   – Я же говорил, содержатели пабов.
   – А ты помнишь, в какие ночи где бывал?
   – Не совсем. Кроме самого Рождества. В ту ночь я ходил в "Синего вепря", в Уллсуотере.
   – А кроме этого, ничего?
   – Я был на отдыхе. Ходил туда, куда ноги понесут, и не вел дневника. Я потерял работу, говорю на тот случай, если ты забыл. Мне хотелось немного развеяться.
   Ред меняет тактику.
   – Поговорим о серебряных ложках. Ты купил один из этих комплектов.
   – Нет.
   – Да. Ты приобрел его по карте "Америкэн экспресс" первого мая девяносто седьмого года. У нас есть записи об этой покупке.
   – Я говорил об этом раньше. Мою кредитную карту украли. Тот, кто ее украл, должно быть, и купил на нее эти ложки. Я заявил о пропаже карты. Вы знаете об этом.
   – Да. Мы проверили по данным "Америкэн экспресс". Карта была объявлена пропавшей второго мая. На следующий день после того, как ты купил ложки.
   – Тогда я хватился, что карты нет.
   – Последняя зарегистрированная покупка по той карте до первого мая была совершена в субботу двадцать шестого апреля. Ты приобрел бензин стоимостью в двадцать три фунта на заправке "Тексако" на Вуд-лейн. Ты признаешь эту покупку?
   – Да, конечно. Это ближайший гараж от моего дома.
   – Значит, ты утверждаешь, что карта пропала между этим днем – двадцать шестого апреля – и первым мая?
   – Да.
   – И ты не заметил пропажи до второго мая?
   – Нет.
   – Я бы сказал, что это несколько странно.
   – А я бы нет. Просто на той неделе я не пользовался картой "Америкэн экспресс". Ты проверяешь наличие своих кредитных карт каждую неделю, Ред?
   – И была похищена именно эта карта?
   – Да.
   – Один кусочек зеленого пластика с надписью "Америкэн экспресс"? И больше ничего?
   – Нет.
   – Да уж, это я бы точно назвал странным. Ты утверждаешь, что твою кредитную карту украли, но человек, который предположительно украл ее, не взял ни денег, ни других кредитных карт и ничего другого.
   – Именно.
   – Потому что именно так действуют воры, не так ли, Дункан? Вместо того чтобы опустошить твой бумажник и забрать все, на хрен, они тратят время на то, чтобы изъять одну-единственную карту. Может, хватит пудрить мне мозги, а?
   – А я бы сказал, что это совершенно логично.
   – Почему?
   – Потому что таким образом я бы не скоро заметил пропажу. Если бы пропал весь бумажник, я бы, очевидно, хватился его, верно? И тогда сообщил бы о пропаже карты, и к тому моменту, когда этот таинственный покупатель явился бы за серебряными ложками, она оказалась бы заблокированной.
   – И кто же, по-твоему, украл твою кредитную карту?
   – Да кто угодно. На той неделе я два дня провел на полицейской конференции. Было жарко. Мой пиджак все время висел на спинке стула. В это время ее мог прибрать к рукам кто угодно.
   – А когда ты хватился карты, обращался к организаторам конференции?
   – Да.
   – И что они сказали?
   – Сказали, что к ним она не поступала.
   – А когда ты нашел свое имя в перечне кредитных карт, то взял, на хрен, и вымарал его маркером. Скажи еще, что это поступок невинного человека. Скажи. Я тебе все равно не поверю.
   – Я увидел свое имя. Я не понял, откуда оно там взялось. Я просто машинально его зачеркнул. Я знал, что невиновен, но понимал, что будет трудно объяснить, почему оно там оказалось.
   – Если ты был невиновен, почему же не решил, что было бы лучше рискнуть и оправдаться? Сказать: "Это моя карта, я понятия не имею о том, кто ее стянул и как она оказалась в этом списке".
   – Ну да, конечно. Если бы можно было все вернуть, я бы, наверное, так и поступил. Но я этого не сделал. Я растерялся, принял поспешное решение, ну а уж потом отступать было поздно.
   – Даже если это правда, это все равно не объясняет всего остального.
   – Ты твердо вознамерился свалить вину на меня, Ред, не так ли? Ты все уже рассортировал в своей голове, и что бы я ни делал или говорил, это не изменит твоего мнения ни на йоту, верно?
   Он начинает подниматься со стула.
   – Сядь, Дункан.
   Дункан, и тело и голос, поднимаются одновременно.
   – Я не делал этого. Меня подставили. Это тщательно задуманная подстава, чтобы полиция могла заполучить меня с потрохами.
   – Сядь, черт тебя возьми.
   – Почему ты не хочешь выслушать?
   Ред тоже встает со стула.
   – Сядь. А ну, на хрен, сядь. Сейчас же!
   Констебли делают шаг вперед. Дункан смотрит на них, переводит взгляд на Реда и снова опускается на стул. Констебли отступают назад.
   Голос Реда напряжен от необходимости держать себя в руках.
   – Послушай, солнышко. Ты продал эту долбаную историю в "Ньюс оф зе уорлд" за двадцать штук. Ты воспользовался нашим доверием и плюнул нам в лицо. Так что извини, если я не вижу ничего смешного, когда начинаю получать от тебя записки, адресованные Иуде.
   – Я не посылал этих записок.
   – Черта с два не посылал. Мы нашли в твоем доме журнал "Санди таймс" с вырезанными буквами. Эти буквы точно соответствуют тем, что находятся на бандероли с монетами, которые ты мне прислал.
   "Не говорить о письме Эрику, – думает Ред. – Вести себя так, будто и не получал его. Не подрывай свое дело признанием в том, что ты сам уничтожил жизненно важную улику".
   – Я не знаю, о чем идет речь. Никаких записок и никаких монет я тебе не посылал.
   Ред продолжает:
   – А еще имеется письмо, адресованное тебе от Церкви Нового Тысячелетия, датированное двенадцатым февраля девяносто восьмого года.
   – Я уже говорил тебе. Я не получал никакого письма. Я не знаю даже, что это за Церковь Нового Тысячелетия.
   – Ты, черт возьми, прекрасно знаешь, о чем идет речь. Это сборище козлиных придурков, во главе которых стоит тип по имени Израэль: тот самый, который и написал тебе это письмо, – он все время вещает о седьмой печати и о Втором пришествии. Вдобавок твердит, что его паства – это его апостолы. В общем, самое подходящее место для того, кто воображает себя Мессией, не так ли?
   – Я никогда там не был. Никогда о них не слышал. Я не знаю, каких еще признаний ты от меня добиваешься.
   – А как насчет орудий убийств, которые мы нашли в шкафу у тебя под лестницей?
   – Не мои.
   – Ни одно?
   – Нет.
   – Деревянный шест?
   – Нет.
   – Меч?
   – Нет.
   – Нож? Мачете? Пила? Бейсбольная бита? Копье?
   Ред уже почти кричит. Он пытается держать себя в руках.
   – Нет, нет и нет.
   – Значит, они просто появились там, да?
   – Я сказал тебе. Они не мои.
   – Дункан, поставь себя на мое место: если бы ты находился по эту сторону стола, поверил бы ты человеку, который рассказал бы тебе все то, что рассказал мне ты? Ты не предоставил мне даже подобия алиби, ни на одну из ночей, в которые происходили убийства. Единственные возможные алиби, которые у тебя есть, – это те выходные, которые ты проводил с Сэмом. Однако единственное убийство, которое произошло между шестью вечера в пятницу и шестью часами вечера воскресенья – тот период, когда ты каждый месяц встречаешься с Сэмом, – было убийством Джеймса Бакстона. И как раз в те выходные ты не забирал Сэма у Хелен.
   – Ред, половина этих убийств была совершена в субботние ночи...
   – Нет. Они были совершены – ты совершил их – на рассвете утра понедельника. Так что и в те выходные, когда ты действительно брал Сэма, в твоем распоряжении, после того как ты отвозил его к дому Хелен, оставалось более шести часов. Вполне достаточно для убийства.
   – Я...
   – Нет. Послушай меня. В твоем доме мы нашли орудия семи убийств. Мы нашли бесспорное доказательство того, что ты приобрел серебряные ложки. Мы нашли письмо, свидетельствующее о твоем участии в религиозном культе, идеология лидера которого согласуется со складом ума человека, совершившего все эти убийства. Бах! Бах! Бах! Три выстрела, и все в яблочко! Три основных пункта, которые невозможно опровергнуть. Ты участвовал в расследовании, Дункан. Ты знал, как, о чем и когда мы думаем. Ты мог выходить сухим из воды, потому что был вне подозрений. Вот почему ты утратил бдительность. И оставил орудия убийств у себя дома, вместо того чтобы избавиться о них, – хотя сдается мне, ты, наверное, хотел сохранить их как воспоминания о своей виртуозной работе. И за весь наш разговор ты не привел ни одного довода, хоть как-то свидетельствующего в твою пользу, не говоря уже о конкретных доказательствах невиновности. Ты абсолютно подходишь на роль этого подозреваемого, Дункан. И это не говоря уже о моих чувствах, связанных с тем, что ты сделал с моей жизнью и моим браком. Я бы с радостью увидел, как ты гниешь в аду за это, самое меньшее.
   – Ред, я знаю, что тебе хочется заполучить свою жертву – особенно чтобы ею был я, – но я этого не делал. Ты говоришь, что нашел все эти вещи в моем доме. Но где же языки? Где скальпель? Где последняя серебряная ложка?
   – Это ты мне расскажешь. Ты единственный, кто знает.
   – Их нет у меня дома, потому что Серебряному Языку они еще нужны. А я не Серебряный Язык.
   – Единственная причина, по которой ты прячешь эти вещицы, заключается в том, что ты еще лелеешь надежду добраться до меня. Но ни черта у тебя не выйдет.
   Ред вдруг чувствует, что с него хватит. Он встает.
   – Дункан Уоррен, я намерен рекомендовать прокурору предъявить тебе обвинение по десяти эпизодам убийств и избрать в качестве меры пресечения до суда содержание под стражей.
   И Ред делает то, что ему ни разу не удалось с братом Эриком: выходит из комнаты, не оглянувшись.

Часть третья

   Я знаю правду и знаю, о чем ты думаешь.

«Фулз Голд». Из репертуара группы «Каменные розы»

116

   Четверг, 1 апреля 1999 года
   Скотланд-Ярд снова лихорадит. За последние два месяца в Лондоне были найдены три убитые и искромсанные проститутки, и пресса буквально зашлась возбуждением от перспективы появления нового Джека Потрошителя.
   В половине девятого Ред заканчивает рабочий день. Он идет по коридору и заходит в кабинет Джеза.
   – Хочешь пива?
   Джез просматривает фотографии самой последней жертвы убийцы проституток. Зрелище впечатляющее.
   – Угу. Пожалуй, пиво мне сейчас вовсе не помешает.
   Они идут в паб за углом и, взяв две пинты светлого, устраиваются за столиком.
   – Придумал что-нибудь славное, как получше провести выходные на Пасху? – спрашивает Джез.
   – Мы со Сьюзен решили погостить у друзей в Нью-Форесте. Она уже уехала туда. Я сказал ей, что подъеду завтра. Хоть на пару дней уберусь подальше от нашего приятеля, потрошителя шлюх.
   – Она как настроена, нормально?
   – Да. Во всяком случае, я так думаю. Она здорово успокоилась, после того как Дункана арестовали и вся эта история закончилась. Не то чтобы все сразу встало на свои места – нам потребовалась неделя, чтобы разобраться в наших делах, – но сейчас вроде бы все в порядке.
   – Ты правда думал, что потерял ее, верно?
   Ред шумно выдыхает.
   – Пожалуй, что так. Правда, тогда я на этом не особенно зацикливался, потому что был совершенно поглощен делом "апостолов". Но если бы остановился и задумался как следует, да, скорее всего, я бы так и сказал.
   – Ты определенно принял всю эту историю с Дунканом близко к сердцу.
   – Чертовски верно. Вы, ребята, видели, как это на меня действовало. Фактически дело дошло до нервного срыва. Трудно удержаться от ненависти к тому, кто проделывает с тобой такие фокусы. Вы с Кейт, похоже, справлялись с этим гораздо лучше.
   – Нет, мы, наверное, просто лучше это скрывали. К тому же, не забудь, Дункан угрожал не мне и не Кейт, а тебе лично. Прислал тебе монеты и то письмо Эрику... Это было совсем уж низко. В общем, теперь все закончилось. Выпьем за успешное судебное разбирательство и десять пожизненных заключений для Дункана.
   Они чокаются бокалами и выпивают.
   – А когда дело будет передано в суд? – спрашивает Джез.
   – Думаю, в ноябре. Бог его знает, почему так затягивается. По мне, так более ясное и бесспорное дело еще нужно постараться отыскать.
   – Правда, Дункан продолжает заявлять о своей невиновности.
   – Ну а что ему еще остается делать? В конце концов, отрицание своей вины – лучший способ устроить шумный затяжной процесс. На суде эта история всплывет во всех подробностях, и он прославится на весь мир как один из самых кровавых злодеев в истории. Это будет в десять раз круче процесса над Роуз Уэст. Ну а признай он себя виновным, все закончится в считанные часы, без всякого шоу.
   – Хорошо, что мы тогда вовремя починили то окно.
   – Какое окно?
   – Которое я разбил, чтобы забраться к нему домой.
   Ред смеется.
   – Ну да. То.
   – Было бы очень неприятно увидеть, как его отпускают в связи с неправомочностью улик. У нас ведь не было ордера на обыск. Пока Кейт не получила ордер, подписанный задним числом.
   Ред шутливо машет своим пинтовой кружкой.
   – Больше этого не делайте, молодой человек. Заметь, в общем ты поступил правильно. Неправильно, но вместе с тем правильно. Как твой начальник, я должен сделать тебе официальное замечание за нарушение и проникновение. Как твой коллега, я думаю, что ты поступил чертовски верно. Обнаружение всех этих орудий – главное, что его цепляет. Дункан мог бы отвертеться и от покупки ложек – сперли карту, и весь сказ, – и от связи с этой хреновой сектой. Но когда у тебя под лестницей находят орудия семи убийств, отмазаться нелегко.
   – Ага. Но давай больше не будем говорить о нем. С этой историей покончено.
   Они болтают на профессиональные темы еще минут десять, а потом Ред закидывает руки за голову и зевает.
   – Мне пора идти, приятель. Я уже на ногах не держусь.
   – Ладно. Когда появишься в следующий раз?
   – Надеюсь, что уже после Пасхи. По графику я не должен возвращаться раньше вторника, хотя рискну предположить, что при нынешнем раскладе меня запросто могут выдернуть раньше.
   – Что ж, а я буду на работе. Так что увидимся.
   В дружеском молчании они возвращаются к Скотланд-Ярду и расстаются перед парковочной площадкой.
   – Я сейчас переоденусь и оседлаю свой велосипед, – говорит Джез. – А ты залезешь в свою здоровенную тачку и будешь загрязнять воздух на всем пути домой.
   – Джез, зуб даю, то, что выходит из моей выхлопной трубы, куда безвреднее того, чем тянет у тебя из-под мышек.
   Джез смеется.
   – Шел бы ты на хрен.
   – Чего и тебе желаю. Хороших выходных. Увидимся на следующей неделе.
   Ред проходит на стоянку, садится в машину и уезжает.

117

   Пустой дом, пустой холодильник. Дерьмо! Придется тащиться за едой.
   Ред выходит в коридор и чуть было не спотыкается о картину, прислоненную к плинтусу. Он уже давно собирался ее повесить. На стене карандашом помечен крестик, на полу рядом с картиной лежат молоток и гвозди, но до того, чтобы взять этот чертов молоток, забить гвозди и закончить дело, руки у него почему-то не доходят. Ладно, это потерпит.
   Он устало опускается на диван и зевает.
   Нужно поспать. Но сперва перекусить. В голове блуждают хаотичные мысли.
   Во рту ощущается вкус пива. Пива из паба, где они наливались с Джезом. Славный парень, этот Джез. Во многом благодаря ему удалось закрыть это дело.
   Из всей их команды Джез проявил наилучшую выдержку и присутствие духа. Когда Ред ломался, Джез был тверд как скала.
   Что там говорил Джез в пабе? Что-то насчет того, что он, Ред, принимал все это близко к сердцу.
   "Не забудь, что Дункан угрожал не мне, не Кейт, а лично тебе. Прислал монеты и то письмо Эрику... вот уже действительно подло".
   Треск электрических разрядов в мозгу Реда.
   "Прислал тебе монеты и то письмо Эрику".
   "То письмо Эрику".
   Ред мгновенно вскакивает на ноги.
   Откуда, черт возьми, Джезу знать о письме к Эрику?
   Ред никому и никогда не заикался об этом письме. Письмо было уликой, а он сжег его, сделал то, чего не следовало делать. Он не говорил о нем никому в Скотланд-Ярде, никому из тех, кто охранял его в Хоум Фарм.
   Откуда же Джез прознал о нем?
   В то утро, когда позвонил Эрик, Джез находился в кабинете. Черт, именно Джез взял тогда трубку.
   "Может быть, тогда я и проговорился?
   Черта с два, я тогда сам ничего не знал. Я не знал, что нужно Эрику, пока не приехал в Пентонвилль.
   Ну а уж после этого я точно держал язык за зубами. Не обмолвился об этом, даже когда допрашивал Дункана, – не хотел, чтобы он знал о том, что я видел это письмо".
   Ред хватает телефон и набирает номер 192.
   – Справочная служба, ваш запрос, пожалуйста.
   – Тюрьма Пентонвилль, Лондон.
   Компьютеризованный женский голос дважды сообщает Реду номер. Он записывает его на листочке блокнота у телефона и тут же набирает.
   Длинные гудки.
   Девять часов накануне Страстной пятницы. Не удивительно, что они не мчатся к телефону.
   Ну давай же.
   Звучит мужской голос, очевидно усталый.
   – Тюрьма ее величества Пентонвилль.
   – Я бы хотел поговорить с начальником.
   – Боюсь, что начальник сейчас...
   – Это старший полицейский офицер Меткаф из Скотланд-Ярда. Мне нужно поговорить с вашим начальником по делу неотложной важности. Мне все равно, чем он занимается. Вам придется оторвать его от этого занятия.
   – Откуда мне знать, что вы тот, за кого себя выдаете?
   – Вам что, прислать наряд полиции, чтобы вы поняли, с кем имеете дело?
   – Ладно, ладно. Я сейчас вас соединю.
   На линии слышна мелодия "Зеленые рукава".
   Еще один мужской голос, на сей раз раздраженный.
   – Алло?
   – Я говорю с начальником тюрьмы?
   – Да.
   – Это старший офицер полиции Меткаф и...
   – Ваш брат содержится в нашей тюрьме.
   – Да. Да. И мне нужно срочно поговорить с ним.
   – Инспектор, заключенные находятся под замком до утра. Я не могу нарушать правила.
   – Вы должны. Для меня жизненно важно поговорить с ним сегодня. В ближайшие десять минут.
   – Что значит "жизненно важно"?
   – Давайте скажем так. Он может рассказать мне нечто, способное в корне изменить ход девятимесячного расследования.
   – И эта информация нужна вам сегодня?
   – Да. Завтра может быть слишком поздно.
   – Хорошо. Оставьте мне свой номер. Я распоряжусь, чтобы охранники вывели Эрика и дали ему возможность вам позвонить.
   – Спасибо. Большое спасибо.
   Он называет свой номер.
   – Ждите у телефона.
   Линия умолкает.
   Ред смотрит на стену. Страх охватывает его, как осьминог щупальцами.
   Он включает телевизор и перескакивает с одного канала на другой. Смотреть нечего.
   Пронзительный звук телефона. Он хватает трубку.
   – Алло?
   – Привет, милый. Как ты? – Голос Сьюзен.
   – Сьюзен, у меня все нормально. Послушай, давай я тебе перезвоню? Я жду очень важного звонка.
   – Конечно. Я звоню тебе, просто чтобы узнать, когда ты приедешь.
   – Завтра. Надеюсь, что утром. Послушай, я тебе перезвоню через пятнадцать минут.
   – Ред, ты в порядке?
   – Да. У меня все нормально. Но мне никак нельзя пропустить этот звонок.
   – Ладно. Поговорим потом.
   Он кладет трубку. Сердце стучит в груди молотом.
   Сколько времени потребуется, чтобы привести Эрика? Пять минут, может быть, десять? Если им нужно пойти к нему в камеру, вывести его, привести к телефону...
   Невыносимые муки ожидания.
   Он держит руку на трубке.
   Ну давай. ДАВАЙ ЖЕ.
   Телефон звонит.
   – Алло?
   – Старший офицер Меткаф, я привел вашего брата.
   – Дайте ему трубку. Пожалуйста.
   Шарканье на заднем плане.
   – Это Эрик.
   – Как ты?
   – Что тебе нужно?
   – Ты помнишь то письмо, которое тебе прислали?
   – То, которое ты сжег?
   – Да. Его.
   – Конечно, я его помню.
   – Ты ведь никому о нем не рассказывал, правда?
   – Нет.
   – Точно нет?
   – Точно. Ты попросил меня не рассказывать, поэтому я и не рассказал.
   – Ни единой душе?
   – Какую часть слова "нет" ты не понимаешь? Я не рассказывал никому. Дошло?
   – Да. Спасибо.
   – Больше ничего?
   – Нет. Это все, что я хотел узнать. Спасибо.
   Ред кладет трубку.
   Ни он, ни Эрик никому не рассказывали об этом письме. А это значит, что о его существовании знают только три человека во всем мире. Они с братом и тот человек, который его послал.
   Стало быть, если Джез знает о письме, этому есть только одно возможное объяснение.
   Именно Джез его и послал.

118

   Входная дверь внизу открывается и закрывается.
   Ред прислоняется к стене и пытается сообразить, что делать.
   Ему нужно уехать. Побросать вещи в чемодан и убраться отсюда к чертовой матери.
   Входная дверь Мехмета Шали открывается и захлопывается.
   "Думай. Думай быстро".
   В голове у него пусто.
   Ред идет в ванную, набирает холодной воды в руки и брызгает на лицо.
   Музыка в квартире Шали звучит невыносимо громко.
   Черт побери. Как назло, именно сейчас.
   Ред прижимает руки к ушам и пытается заглушить какофонию, чтобы пораскинуть мозгами.
   Басы бьют и бьют по мозгам.
   Думать при таком шуме невозможно.
   Что ж. Придется пойти сказать Шали пару слов.
   Он подходит к двери и распахивает ее.
   За дверью стоит фигура в хлопчатобумажных брюках и джинсовой рубашке, застегнутой на пуговицы до шеи.
   Джез.

119

   В руке у Джеза белая тряпица.
   Ред пытается заговорить, но звуки не выходят.
   Джез делает к нему шаг. Белая тряпица мгновенно взлетает к лицу Реда.
   Резкий, едкий запах хлороформа – Джез зажимает тряпицей нос и рот Реда.
   А потом только непроглядная темнота.

120

   – Я никогда не думал, что меня могут поймать, – кроме разве что того случая, на кухне в доме Томаса Фэрвезера, с Камиллой и маленьким Тимом. Когда я зашел с Лабецким и он был весь в крови. Помнишь? Помнишь, как закричал Тим? Не потому что он увидел Лабецкого, покрытого кровью. Потому что он увидел меня. Он пришел по коридору, когда я творил мученика из Томаса. Я взял его за руку и отвел в спальню. А потом он увидел меня снова, на следующий день, когда уже знал, что случилось с его дядей.
   Может быть, ты думаешь, будто мне повезло, что Тим до сих пор молчит о той ночи. Я же склонен считать это Господней волей. По той же причине – благоволения Господа – я зашел так далеко и никто не смог меня остановить. Есть три причины, убеждающие меня в том, что я есть истинный новый Мессия. Две из них очевидны, их мог бы заметить каждый, с самого начала этой истории.