Страница:
Ред толкает к нему через стол показания Латимера.
– Парень не врет, – говорит Ред. – В ту ночь, когда убили Джеймса Каннингэма, он находился в реабилитационной клинике для наркоманов возле Херстпирпойнта, в Суссексе. Он пробыл там почти месяц. Поступил семнадцатого апреля, выписался пятнадцатого мая. Как говорит тамошний заведующий, случай практически безнадежный. У меня создалось впечатление, что его от одного имени Кевана с души воротит, но не принять его он не мог.
– Почему? – бормочет Дункан, все еще изучая показания.
– Потому что он был направлен на лечение за счет муниципального совета.
– А отлучиться из этой клиники на ночь парень никак не мог?
– Нет. Исключено. Порядки там строгие. На ночь клиника запирается, а перед отбоем, в одиннадцать вечера, и после подъема, в семь утра, там проводится проверка, все ли пациенты на месте.
– Но за это время, с одиннадцати до семи, он запросто мог бы скатать в Лондон и вернуться.
– Дункан, из этой долбаной клиники просто так не выберешься. А хоть бы он каким-то чудом и выбрался, все равно не смог бы оказаться на месте преступления. Последний поезд на Лондон отходит в десять сорок восемь, а машины у него нет.
– Машину можно угнать.
– Можно. Но в ту ночь в радиусе трех миль от клиники угона транспортных средств не зафиксировано.
– Сообщник?
– Лабецкий убежден, что все эти убийства – дело рук одного человека. Ты думаешь, у Кевана Латимера есть шофер, который спокойно дожидается его возле домов, пока тот жестоко расправляется с их обитателями? Спустись на землю.
– А как насчет последней пятницы?
– Сидел с приятелем в баре "У Поттера". До утра.
– Что за приятель?
– Приятель мужского пола, хотя у меня сложилось впечатление, что он платит за оказанные услуги. Местная полиция проверила и утверждает, что тут все чисто. С точки зрения закона.
Дункан кладет протокол обратно на стол.
– А на мой взгляд, вовсе не так уж чисто.
– Послушай. – Ред начинает слегка раздражаться. – Мне не меньше, чем тебе, хотелось бы, чтобы Латимер оказался Серебряным Языком. Во-первых, потому что тогда можно было бы закрыть дело, а во-вторых, потому что этот проходимец мне неприятен. Но Латимер не Серебряный Язык. У него кишка тонка сделать то, что натворил Серебряный Язык. Латимер мелко плавает. Он не... недостаточно хорош, чтобы быть Серебряным Языком.
– Недостаточно хорош? – Дункан поднимает брови. – Странно ты выражаешься.
Ред пожимает плечами.
– Ты понимаешь, что я имею в виду.
– Нет, не понимаю. Достаточно хорош – это оценка, подразумевающая одобрение, восхищение. Ты восхищаешься этим типом, Ред? Он тебе нравится?
– Не заводись, Дункан. Нашел место.
– И что теперь? – перебивает их Кейт.
– Продолжаем разрабатывать "голубую" версию.
Дункан резко вскидывает взгляд.
– Ты, наверное, шутишь.
– Ничуть. Двое из убитых имели гомосексуальные склонности, а третий был священнослужителем, то есть представителем профессии, не избавленной от гей-скандалов. И всех их нашли почти обнаженными, в одних трусах. Пока это лучшее, что у нас есть.
– Если ты думаешь, что я стану якшаться с этими недоносками...
– Да, Дункан. Именно этим тебе предстоит заняться. Как нам с Джезом, когда мы ловили Колина Ирлэнда.
– Должно быть, гомики позабавились на славу. Весело было, а, Джез?
Джез смотрит на Дункана в упор, и тот молчит.
– Заткнись, Дункан, – говорит Ред. – Мы ходили по гей-барам, из одного в другой, разговаривали с людьми, выслушивали их рассказы. Да, это было необычно. Я живу в этом городе более десяти лет, но даже не подозревал о существовании подобной субкультуры. Я не знал, что в некоторых пабах, зайдя в туалет, можно увидеть парочку "голубых", которые занимаются сексом прямо под писсуарами. Я не знал, что геи рекламируют свои сексуальные предпочтения с помощью носового платка в заднем кармане.
– Много пользы тебе было от этого, в конце концов?
– Что ты имеешь в виду?
– Да то, что все твои хождения по содомитским притонам оказались пустой тратой времени, не так ли? Ирлэнда-то схапали вовсе не из-за этого, а потому, что он сам вылез наружу, разве нет? Выходит, нечего было и утруждаться.
– Но мы все же не поленились. Может, в том случае к успеху привело не это, но мы старались. И теперь будем стараться, потому что в противном случае, если эта история, не дай Бог, выйдет наружу, все защитники прав сексуальных меньшинств в нашей стране смешают нас с дерьмом. Поднимут вой насчет того, что если мы и шевелим задницами, чтобы поймать преступников, то только в том случае, если пострадавшие – белые парни с правильной ориентацией, то есть ребята, играющие в крикет за ту команду, за какую надо.
Ред открывает картонную папку и достает фотографии погибших. Это не снимки с мест преступлений, а прижизненные изображения. Фотография из паспорта Филиппа Рода – он выглядит серьезным. Фотография Джеймса Каннингэма, за обедом, со стаканом вина в руке. И официальный портрет Джеймса Бакстона периода учебы в Сэндхерсте[5], сияющего от гордости в мундире своего полка.
Всех по четыре экземпляра. Ред пускает их по кругу, как при игре в блэк-джек.
– В Лондоне примерно сто двадцать гей-баров, пабов и клубов. Знающие люди говорят, что самые перспективные места – это Вест-Энд и Эрлс-корт, так что с них мы сегодня вечером и начнем.
Ред раскрывает две фотокопированные страницы. Нужные места наспех помечены выделяющимися на фоне черно-белой паутины улиц красными кружками.
– Мы будем заниматься этим, разбившись на пары. – Он толкает одну из страниц через стол, Дункану. – Дункан, за тобой и Кейт обход Вест-Энда. Отправляйтесь в те заведения, которые я здесь отметил. Мы с Джезом возьмем на себя Эрлс-корт. Понятно, что вы должны сделать все возможное, чтобы ваше появление не вызвало переполоха. Так что не лезьте с расспросами ко всем подряд, ограничьтесь барменами, привратниками, менеджерами и так далее – как раз эти ребята знают в своих заведениях всех завсегдатаев и примечают новичков. Спрашивайте только о том, не видели ли они кого-то из этих людей. Разумеется, зачем вы их ищете, никому не говорите, да и вообще говорите поменьше – больше смотрите да слушайте. Торчите там столько времени, сколько потребуется. Увидимся здесь завтра утром, ровно в десять.
Кейт поворачивается к Джезу.
– Веди себя прилично, – говорит она, насмешливо грозя ему пальцем. – Там ведь полно таких парней – все в коже, с усами! Не вздумай путаться с этими противными ребятами.
– Или что? – спрашивает Джез. – Будешь ревновать?
– Совершенно верно, – говорит Кейт. – Ты же знаешь, что я ни с кем не хочу тобой делиться.
– Ну, отделайся от мистера Зануды. Тогда, может быть, у тебя появится шанс.
Кейт краснеет.
– Иди ты к черту, Джез. Не говори о нем так. Ты его не знаешь.
– Нет, но я...
– Но порой ты можешь быть настоящим дерьмом. Кончай с этим!
Она встает, чтобы уйти. Дункан следует за ней.
– Да, Дункан... – говорит Ред, все еще сидя.
– Что?
– Постарайся вписаться в тамошнюю компанию.
29
30
31
32
– Парень не врет, – говорит Ред. – В ту ночь, когда убили Джеймса Каннингэма, он находился в реабилитационной клинике для наркоманов возле Херстпирпойнта, в Суссексе. Он пробыл там почти месяц. Поступил семнадцатого апреля, выписался пятнадцатого мая. Как говорит тамошний заведующий, случай практически безнадежный. У меня создалось впечатление, что его от одного имени Кевана с души воротит, но не принять его он не мог.
– Почему? – бормочет Дункан, все еще изучая показания.
– Потому что он был направлен на лечение за счет муниципального совета.
– А отлучиться из этой клиники на ночь парень никак не мог?
– Нет. Исключено. Порядки там строгие. На ночь клиника запирается, а перед отбоем, в одиннадцать вечера, и после подъема, в семь утра, там проводится проверка, все ли пациенты на месте.
– Но за это время, с одиннадцати до семи, он запросто мог бы скатать в Лондон и вернуться.
– Дункан, из этой долбаной клиники просто так не выберешься. А хоть бы он каким-то чудом и выбрался, все равно не смог бы оказаться на месте преступления. Последний поезд на Лондон отходит в десять сорок восемь, а машины у него нет.
– Машину можно угнать.
– Можно. Но в ту ночь в радиусе трех миль от клиники угона транспортных средств не зафиксировано.
– Сообщник?
– Лабецкий убежден, что все эти убийства – дело рук одного человека. Ты думаешь, у Кевана Латимера есть шофер, который спокойно дожидается его возле домов, пока тот жестоко расправляется с их обитателями? Спустись на землю.
– А как насчет последней пятницы?
– Сидел с приятелем в баре "У Поттера". До утра.
– Что за приятель?
– Приятель мужского пола, хотя у меня сложилось впечатление, что он платит за оказанные услуги. Местная полиция проверила и утверждает, что тут все чисто. С точки зрения закона.
Дункан кладет протокол обратно на стол.
– А на мой взгляд, вовсе не так уж чисто.
– Послушай. – Ред начинает слегка раздражаться. – Мне не меньше, чем тебе, хотелось бы, чтобы Латимер оказался Серебряным Языком. Во-первых, потому что тогда можно было бы закрыть дело, а во-вторых, потому что этот проходимец мне неприятен. Но Латимер не Серебряный Язык. У него кишка тонка сделать то, что натворил Серебряный Язык. Латимер мелко плавает. Он не... недостаточно хорош, чтобы быть Серебряным Языком.
– Недостаточно хорош? – Дункан поднимает брови. – Странно ты выражаешься.
Ред пожимает плечами.
– Ты понимаешь, что я имею в виду.
– Нет, не понимаю. Достаточно хорош – это оценка, подразумевающая одобрение, восхищение. Ты восхищаешься этим типом, Ред? Он тебе нравится?
– Не заводись, Дункан. Нашел место.
– И что теперь? – перебивает их Кейт.
– Продолжаем разрабатывать "голубую" версию.
Дункан резко вскидывает взгляд.
– Ты, наверное, шутишь.
– Ничуть. Двое из убитых имели гомосексуальные склонности, а третий был священнослужителем, то есть представителем профессии, не избавленной от гей-скандалов. И всех их нашли почти обнаженными, в одних трусах. Пока это лучшее, что у нас есть.
– Если ты думаешь, что я стану якшаться с этими недоносками...
– Да, Дункан. Именно этим тебе предстоит заняться. Как нам с Джезом, когда мы ловили Колина Ирлэнда.
– Должно быть, гомики позабавились на славу. Весело было, а, Джез?
Джез смотрит на Дункана в упор, и тот молчит.
– Заткнись, Дункан, – говорит Ред. – Мы ходили по гей-барам, из одного в другой, разговаривали с людьми, выслушивали их рассказы. Да, это было необычно. Я живу в этом городе более десяти лет, но даже не подозревал о существовании подобной субкультуры. Я не знал, что в некоторых пабах, зайдя в туалет, можно увидеть парочку "голубых", которые занимаются сексом прямо под писсуарами. Я не знал, что геи рекламируют свои сексуальные предпочтения с помощью носового платка в заднем кармане.
– Много пользы тебе было от этого, в конце концов?
– Что ты имеешь в виду?
– Да то, что все твои хождения по содомитским притонам оказались пустой тратой времени, не так ли? Ирлэнда-то схапали вовсе не из-за этого, а потому, что он сам вылез наружу, разве нет? Выходит, нечего было и утруждаться.
– Но мы все же не поленились. Может, в том случае к успеху привело не это, но мы старались. И теперь будем стараться, потому что в противном случае, если эта история, не дай Бог, выйдет наружу, все защитники прав сексуальных меньшинств в нашей стране смешают нас с дерьмом. Поднимут вой насчет того, что если мы и шевелим задницами, чтобы поймать преступников, то только в том случае, если пострадавшие – белые парни с правильной ориентацией, то есть ребята, играющие в крикет за ту команду, за какую надо.
Ред открывает картонную папку и достает фотографии погибших. Это не снимки с мест преступлений, а прижизненные изображения. Фотография из паспорта Филиппа Рода – он выглядит серьезным. Фотография Джеймса Каннингэма, за обедом, со стаканом вина в руке. И официальный портрет Джеймса Бакстона периода учебы в Сэндхерсте[5], сияющего от гордости в мундире своего полка.
Всех по четыре экземпляра. Ред пускает их по кругу, как при игре в блэк-джек.
– В Лондоне примерно сто двадцать гей-баров, пабов и клубов. Знающие люди говорят, что самые перспективные места – это Вест-Энд и Эрлс-корт, так что с них мы сегодня вечером и начнем.
Ред раскрывает две фотокопированные страницы. Нужные места наспех помечены выделяющимися на фоне черно-белой паутины улиц красными кружками.
– Мы будем заниматься этим, разбившись на пары. – Он толкает одну из страниц через стол, Дункану. – Дункан, за тобой и Кейт обход Вест-Энда. Отправляйтесь в те заведения, которые я здесь отметил. Мы с Джезом возьмем на себя Эрлс-корт. Понятно, что вы должны сделать все возможное, чтобы ваше появление не вызвало переполоха. Так что не лезьте с расспросами ко всем подряд, ограничьтесь барменами, привратниками, менеджерами и так далее – как раз эти ребята знают в своих заведениях всех завсегдатаев и примечают новичков. Спрашивайте только о том, не видели ли они кого-то из этих людей. Разумеется, зачем вы их ищете, никому не говорите, да и вообще говорите поменьше – больше смотрите да слушайте. Торчите там столько времени, сколько потребуется. Увидимся здесь завтра утром, ровно в десять.
Кейт поворачивается к Джезу.
– Веди себя прилично, – говорит она, насмешливо грозя ему пальцем. – Там ведь полно таких парней – все в коже, с усами! Не вздумай путаться с этими противными ребятами.
– Или что? – спрашивает Джез. – Будешь ревновать?
– Совершенно верно, – говорит Кейт. – Ты же знаешь, что я ни с кем не хочу тобой делиться.
– Ну, отделайся от мистера Зануды. Тогда, может быть, у тебя появится шанс.
Кейт краснеет.
– Иди ты к черту, Джез. Не говори о нем так. Ты его не знаешь.
– Нет, но я...
– Но порой ты можешь быть настоящим дерьмом. Кончай с этим!
Она встает, чтобы уйти. Дункан следует за ней.
– Да, Дункан... – говорит Ред, все еще сидя.
– Что?
– Постарайся вписаться в тамошнюю компанию.
29
Проходит время ленча, а Ред даже не замечает этого. Он держит визитную карточку Логана за края и вертит в руках. Теперь, когда отец Шарлотты ушел, комната кажется меньше, как будто он забрал с собой часть пространства. Все это время в голове Реда вертятся сказанные Логаном слова:
– Подумайте об этом, Ред. Не спешите. Позвоните мне, когда примете решение.
Ред все еще думает об этом, когда возвращаются его родители.
Они только показываются в дверном проеме, а он уже видит результаты свидания с Эриком. Маргарет явно плакала – на это указывают покрасневшие глаза и нос, а узел галстука Роберта стал очень маленьким и тугим от постоянного нервного подтягивания. Ред кладет карточку Логана на свой письменный стол, подходит к родителям. Он подводит мать к креслу, в котором сидел Логан, ждет, пока отец опустится на маленькую кушетку напротив, а сам выдвигает из-за стола стул, но не садится, а разворачивает его и опирается на жесткую спинку.
– Ну как? – тихо спрашивает он.
Отец пожимает плечами.
– Как и следовало ожидать.
– Как Эрик?
– Тот полисмен – как его имя?
– Хокинс.
– Да, Хокинс. Он сказал, что сегодня утром Эрик вел себя спокойно.
– Но как он сейчас, отец?
– Мне... мне кажется, что он на самом деле не осознает, что происходит.
– Он по-прежнему спокоен?
– Нет. Нет, он взвинчен.
– Так о чем вы говорили?
Роберт снова подтягивает галстук. Маргарет рассматривает свои ногти.
Ред знает, о чем они говорили. О нем. Он вздыхает.
– Папа, что он сказал?
– Давай не будем об этом сейчас, Ред.
– Нет, папа. Я хочу знать. Что он сказал?
– Ред, мы поговорим об этом потом, попозже, Мы с мамой очень...
– ПАПА!
– Ну ладно, ладно. Я скажу. Хотя должен предупредить, кое-что тебе может не понравиться.
– Ты просто скажи, и все. Я все равно догадываюсь, о чем главным образом шла речь. Эрик винит меня в том, что случилось, верно? Он хочет, на хрен, свернуть мне шею.
Мать потрясенно ахает. Ред гнет свое.
– Ведь это именно его слова, а? "Я хотел бы, на хрен, свернуть ему шею". Так он сказал?
– Откуда ты знаешь?
– Он это уже говорил. Потому-то Хокинс и хотел, чтобы вы пошли без меня.
– Эрик говорит, что ты обещал ему никому ничего не рассказывать, а как только он заснул, ты пошел и донес на него в полицию.
– Это правда, Ред? – спрашивает мать.
– Да. Я обещал ему, потому что в противном случае он бы меня не выпустил. Что еще он говорил?
Отвечает отец:
– Он сказал, что, если бы ты просто держал... рот на замке, мы могли бы что-нибудь придумать между нами.
– Нами?
– Тобой. Мной. Твоей матерью. Семьей.
– Что он имеет в виду, придумать что-то? Придумать что? Он убил человека. Какого черта можно в таких обстоятельствах придумать?
– Я не знаю. Что-нибудь.
– А как ты думаешь, отец? Ты думаешь, мы могли бы... – Он выписывает какие-то знаки пальцами. – Что-то придумать?
– Ред...
Нерешительность отца в данном случае уже может служить ответом.
– Ты согласен с ним, отец?
– А если да, это важно?
– Черт возьми, важно. Ты думаешь, обратившись в полицию, я поступил неправильно?
– Я... я думаю, ты мог бы сперва сказать нам.
– Зачем? Какой был бы в этом толк?
– Возможно, мы могли бы помочь Эрику. Помогли бы ему справиться с тем, что случилось.
– Справиться? Отец, он убил человека. Я понимаю, в это трудно поверить, но случилось именно это. И факт не перестает быть фактом из-за того, что ты не желаешь с ним смириться. Может, лучше бы мне вообще держать язык за зубами, не рассказывать никому? Оставить это между Эриком и собой? Еще один братский секрет, как те, что мы хранили, когда были детьми? Чтобы ты вообще ничего не узнал?
– Речь не о том, Ред.
– Нет, отец, о том. Тебе с матерью пришлось узнать о том, что Эрик убийца.
– Был убийцей.
– Был. Есть. На самом деле это не имеет значения, отец. Он все равно сделал это. Мне очень жаль, что Эрику, вероятно, придется провести большую часть жизни в заключении. Но также жаль, что вы с мамой в какой-то мере вините в произошедшем и меня. Тогда как моей вины тут нет. Это не я убил Шарлотту Логан. Это он.
– Никто не винит тебя, Ред.
– Не держи меня за дурака.
– Ред, я только хочу сказать, что ты мог бы рассмотреть и другие возможности.
– Отец, я поступил так, как счел правильным. Мой брат совершил дурное деяние. Он заслуживает наказания. И по крайней мере...
– Заслуживает наказания? С каких это пор ты взял на себя роль Бога, Ред?
– ...И по крайней мере, в этом есть какая-то справедливость для Шарлотты. На худой конец, для ее семьи.
– О ее семье ты, значит, подумал. А о своей? Кто тебе дороже?
Молчание, гневное и непримиримое. Зная правду об Эрике, они не хотят ей верить. Не могут принять тот факт, что он сделал то, что сделал. Поэтому они стреляют в гонца.
Вопрос, подумал ли он о своей семье, Ред оставляет без ответа.
И тут приглушенно, словно издалека, звучит голос Маргарет:
– Эрик хочет знать, заходил ли к тебе Логан с предложением награды?
– Подумайте об этом, Ред. Не спешите. Позвоните мне, когда примете решение.
Ред все еще думает об этом, когда возвращаются его родители.
Они только показываются в дверном проеме, а он уже видит результаты свидания с Эриком. Маргарет явно плакала – на это указывают покрасневшие глаза и нос, а узел галстука Роберта стал очень маленьким и тугим от постоянного нервного подтягивания. Ред кладет карточку Логана на свой письменный стол, подходит к родителям. Он подводит мать к креслу, в котором сидел Логан, ждет, пока отец опустится на маленькую кушетку напротив, а сам выдвигает из-за стола стул, но не садится, а разворачивает его и опирается на жесткую спинку.
– Ну как? – тихо спрашивает он.
Отец пожимает плечами.
– Как и следовало ожидать.
– Как Эрик?
– Тот полисмен – как его имя?
– Хокинс.
– Да, Хокинс. Он сказал, что сегодня утром Эрик вел себя спокойно.
– Но как он сейчас, отец?
– Мне... мне кажется, что он на самом деле не осознает, что происходит.
– Он по-прежнему спокоен?
– Нет. Нет, он взвинчен.
– Так о чем вы говорили?
Роберт снова подтягивает галстук. Маргарет рассматривает свои ногти.
Ред знает, о чем они говорили. О нем. Он вздыхает.
– Папа, что он сказал?
– Давай не будем об этом сейчас, Ред.
– Нет, папа. Я хочу знать. Что он сказал?
– Ред, мы поговорим об этом потом, попозже, Мы с мамой очень...
– ПАПА!
– Ну ладно, ладно. Я скажу. Хотя должен предупредить, кое-что тебе может не понравиться.
– Ты просто скажи, и все. Я все равно догадываюсь, о чем главным образом шла речь. Эрик винит меня в том, что случилось, верно? Он хочет, на хрен, свернуть мне шею.
Мать потрясенно ахает. Ред гнет свое.
– Ведь это именно его слова, а? "Я хотел бы, на хрен, свернуть ему шею". Так он сказал?
– Откуда ты знаешь?
– Он это уже говорил. Потому-то Хокинс и хотел, чтобы вы пошли без меня.
– Эрик говорит, что ты обещал ему никому ничего не рассказывать, а как только он заснул, ты пошел и донес на него в полицию.
– Это правда, Ред? – спрашивает мать.
– Да. Я обещал ему, потому что в противном случае он бы меня не выпустил. Что еще он говорил?
Отвечает отец:
– Он сказал, что, если бы ты просто держал... рот на замке, мы могли бы что-нибудь придумать между нами.
– Нами?
– Тобой. Мной. Твоей матерью. Семьей.
– Что он имеет в виду, придумать что-то? Придумать что? Он убил человека. Какого черта можно в таких обстоятельствах придумать?
– Я не знаю. Что-нибудь.
– А как ты думаешь, отец? Ты думаешь, мы могли бы... – Он выписывает какие-то знаки пальцами. – Что-то придумать?
– Ред...
Нерешительность отца в данном случае уже может служить ответом.
– Ты согласен с ним, отец?
– А если да, это важно?
– Черт возьми, важно. Ты думаешь, обратившись в полицию, я поступил неправильно?
– Я... я думаю, ты мог бы сперва сказать нам.
– Зачем? Какой был бы в этом толк?
– Возможно, мы могли бы помочь Эрику. Помогли бы ему справиться с тем, что случилось.
– Справиться? Отец, он убил человека. Я понимаю, в это трудно поверить, но случилось именно это. И факт не перестает быть фактом из-за того, что ты не желаешь с ним смириться. Может, лучше бы мне вообще держать язык за зубами, не рассказывать никому? Оставить это между Эриком и собой? Еще один братский секрет, как те, что мы хранили, когда были детьми? Чтобы ты вообще ничего не узнал?
– Речь не о том, Ред.
– Нет, отец, о том. Тебе с матерью пришлось узнать о том, что Эрик убийца.
– Был убийцей.
– Был. Есть. На самом деле это не имеет значения, отец. Он все равно сделал это. Мне очень жаль, что Эрику, вероятно, придется провести большую часть жизни в заключении. Но также жаль, что вы с мамой в какой-то мере вините в произошедшем и меня. Тогда как моей вины тут нет. Это не я убил Шарлотту Логан. Это он.
– Никто не винит тебя, Ред.
– Не держи меня за дурака.
– Ред, я только хочу сказать, что ты мог бы рассмотреть и другие возможности.
– Отец, я поступил так, как счел правильным. Мой брат совершил дурное деяние. Он заслуживает наказания. И по крайней мере...
– Заслуживает наказания? С каких это пор ты взял на себя роль Бога, Ред?
– ...И по крайней мере, в этом есть какая-то справедливость для Шарлотты. На худой конец, для ее семьи.
– О ее семье ты, значит, подумал. А о своей? Кто тебе дороже?
Молчание, гневное и непримиримое. Зная правду об Эрике, они не хотят ей верить. Не могут принять тот факт, что он сделал то, что сделал. Поэтому они стреляют в гонца.
Вопрос, подумал ли он о своей семье, Ред оставляет без ответа.
И тут приглушенно, словно издалека, звучит голос Маргарет:
– Эрик хочет знать, заходил ли к тебе Логан с предложением награды?
30
О том, как выглядит паб "Коулхерн" изнутри, снаружи не догадаешься. Окна окрашены в черный цвет, шторы по большей части опущены, а если кто мимоходом и заглянет в двери, то мало что разберет из-за царящего внутри полумрака. Так, какие-то тени, намек на движение, размытые очертания.
"Коулхерн" находится на оживленном, но ничем особо не примечательном отрезке Олд-Бромптон-роуд. На тротуаре отражается желтая неоновая реклама салона сотовой связи, а совсем неподалеку, перед продовольственной лавкой, составлены ящики из-под фруктов. Всего в нескольких метрах непрерывный громыхающий поток машин движется в северном направлении, к Финборо-роуд. Почти ничего не выдает статус "Коулхерна" как одного из самых известных гей-пабов Лондона.
Ничего, кроме клиентуры. Если постоять на углу улицы всего пять минут, невозможно не заметить постоянных посетителей заведения, явно отличающихся от случайных прохожих. Плотно облегающие футболки. Джинсы, иногда кожаные, подвернутые примерно на дюйм над лодыжкой. Кожаные куртки. Порой усы. Это почти униформа, по которой они узнают друг друга. В остальном они разные. Молодые и старые; толстые и худые, они, как мотыльки на огонь, слетаются сюда, в "Коулхерн", и в расположенный неподалеку ночной клуб "Бромптон".
"Коулхерн" – тот самый паб, где в 1993 году Колин Ирлэнд подобрал все пять своих жертв. Как раз во время расследования этого дела Ред и Джез впервые свели знакомство. Тогда все жертвы были связаны особым образом и лишь потом удушены. По предположениям полиции, преступник, вероятно, являлся своим человеком в "голубой" тусовке, чувствовал себя там как рыба в воде, а подвергал пыткам и убивал своих партнеров ради получения обостренного, извращенного сексуального удовлетворения.
Правда, Джез, которому в ту пору было двадцать семь лет и для которого это стало первым серьезным делом, с общим мнением не соглашался. По его убеждению, убийца не являлся ни гомосексуалистом, ни даже гее-ненавистником. Он просто хотел прославиться как серийный убийца и выбрал в качестве жертв "голубых" только потому, что они представляли собой достаточно легкую добычу. Соответственно, он просто прикидывался геем до тех пор, пока не связывал жертв, после чего уже мог делать с ними все, что хотел. В результате сыщики попусту тратили время, разыскивая гомосексуалиста, тогда как им следовало искать человека с криминальным прошлым, обладавшего достаточной физической силой, чтобы убивать людей таким образом, как он это делал.
Остальные участники расследования посмеивались над этими догадками, но, когда Ирлэнд был пойман, оказалось, что Джез был прав решительно во всем. После этого Ред взял Джеза под свое крыло, причем не только по причине сообразительности, но и потому, что молодой детектив не побоялся отстаивать свою точку зрения перед людьми гораздо старше и опытнее его.
И вот они снова у "Коулхерна", но на сей раз обстоятельства иные. Во время охоты на Ирлэнда они знали, что убийца – тогда неизвестный – был в пабе в те самые пять ночей, хотя непросто идентифицировать кого бы то ни было в заведении, где посетители в большинстве своем придерживаются и в одежде, и в прическах одного стиля.
Ред припарковывает "воксхолл" около паба.
– Почему Дункан меня не любит? – спрашивает Джез, вылезая из машины.
Ред пожимает плечами.
– Я к чему говорю – неужели ты не подумал об этом, когда собирал нас в одну команду, – не унимается Джез. – Или мы имеем дело с очередным методическим приемом Меткафа – выяснение истины через разногласия?
Ред слегка улыбается.
– Дерьмо пройдошистое, вот ты кто, – заключает Джез.
– Попробуй видеть во всем хорошую сторону. Например, я ведь не поставил тебя в пару с ним, а? Славный бы у тебя выдался вечерок.
– Зато Кейт, надо думать, благодарит тебя от всей души.
– Да уж Кейт-то с ним поладит, можешь не сомневаться. А тебя в пару с ней я ставить не собираюсь. Надо думать, ты найдешь другое время, чтобы пудрить ей мозги.
– Не при исполнении, босс, – говорит Джез, смягчившись от шутки. – При исполнении никогда. – В общем, так ли, этак ли, мы будем работать вместе. Ты как, не против того, чтобы составить мне компанию в этом заведении?
Ред сгибает руку, предлагая Джезу взять его под локоть. Джез смеется.
– Кончай приставать, противный. Да еще у всех на виду.
День уже закончился, так что внутри "Коулхерна" немногим темнее, чем снаружи, на улице, однако Реду и Джезу требуется пара секунд, чтобы приспособиться и разобраться, что к чему.
Они еще стоят на пороге, а к ним уже обращаются любопытные, оценивающие взгляды. Ред и Джез оба понимают, что с виду не похожи на завсегдатаев. А это значит, что они либо туристы, либо забрели сюда по ошибке, либо копы. Скорее последнее – туристы не расхаживают по городу в деловых костюмах.
Ни Ред, ни Джез не бывали здесь со времени расследования дела Ирлэнда, уже больше пяти лет, но в считанные секунды ощущают ту же самую атмосферу, что неизменно сопутствовала им в ходе того расследования. Враждебность к ним как к полицейским и бесстыдный интерес, с которым их разглядывают.
– Иисус, – говорит Джез. – Теперь я понимаю, каково быть женщиной.
– Стоит ли повторяться, парень, – то же самое, слово в слово, ты говорил и когда мы были здесь в прошлый раз. Впрочем, тебе, парень, и вправду есть о чем беспокоиться, этакому-то красавчику. Мне-то что, я старый и обрюзгший. Хорошо еще, что тебя не угораздило припереться в своей обычной лайкре в облипочку. Ни за что бы не выбрался отсюда с нетронутой задницей.
– В таком случае, "папаша", могу я купить тебе выпивку?
– Сомневаюсь в этом. Ты, пожалуй, выглядишь слишком молодым, чтобы тебя обслужили.
Джез издает смешок и показывает Реду средний палец.
Они подходят к стойке, сопровождаемые пристальными взглядами. Впрочем, и они сами методично осматривают помещение, внимательно, но не выказывая чрезмерного интереса или беспокойства. Их взгляды словно говорят – вообще-то нам лишние приключения не нужны, но ежели кому охота нарваться, мы готовы.
Атмосфера полна хорошо памятной им враждебности, хотя все же не такой явной, как пять лет назад, когда руководство включило в состав группы нескольких отъявленных гомофобов, а потом удивлялось, почему на них обрушилась такая критика.
У стойки бара обнаруживается пространство, достаточное для одного из них, но не для обоих. Джез подходит первым и легонько раздвигает локтями стоящих по обе стороны на несколько футов, чтобы Ред мог уместиться рядом с ним.
На бармене джинсовая рубашка, на плечах погончики с огуречным узором.
– Чем могу служить, джентльмены? – спрашивает он, слегка шепелявя.
– Я бы хотел поговорить с хозяином, – говорит Ред.
– А я пока ни в чем не провинился.
Джез улыбается. Ред нет.
Парень в джинсовой рубашке подходит к другому бармену, болтающему с парой выпивох, и хлопает его по плечу.
– Джефф, эти джентльмены хотят с тобой поговорить.
Здоровенный Джефф нехотя отлипает от стойки и поворачивается к ним.
– Чем могу служить?
– Я старший полицейский офицер Меткаф, а это инспектор Клифтон. Мы бы хотели задать вам несколько вопросов.
– Насчет чего?
Он явно насторожился. Джез первым улавливает настроение.
– Не беспокойтесь, – говорит он. – Мы не из полиции нравов и не собираемся никого арестовывать. Нам только и нужно, чтобы вы взглянули на эти снимки и сказали, не узнаете ли кого-нибудь.
– Если вы не из полиции нравов, то откуда тогда?
Ред подается вперед, и в его голосе появляются стальные нотки.
– Сэр, вы слышали, что сказал мой коллега. А теперь будьте добры, посмотрите фотографии.
Джефф переводит взгляд с Реда на Джеза и кивает.
Ред передает фотографии. Всего их шесть. Ред добавил три контрольные, фотографии людей, уже умерших, которых никто в "Коулхерне" знать не мог.
Огромными ручищами Джефф берет фотографии и подносит под свет над денежным ящиком кассы. Он быстро перебирает их и отдает обратно Реду.
– Я узнал его. – Он указывает на фотографию, которую положил сверху. – Пару раз этот малый к нам заглядывал.
Ред смотрит на фотографию, и у него от волнения перехватывает дыхание.
На снимке Джеймс Каннингэм, епископ Уондсвортский.
"Коулхерн" находится на оживленном, но ничем особо не примечательном отрезке Олд-Бромптон-роуд. На тротуаре отражается желтая неоновая реклама салона сотовой связи, а совсем неподалеку, перед продовольственной лавкой, составлены ящики из-под фруктов. Всего в нескольких метрах непрерывный громыхающий поток машин движется в северном направлении, к Финборо-роуд. Почти ничего не выдает статус "Коулхерна" как одного из самых известных гей-пабов Лондона.
Ничего, кроме клиентуры. Если постоять на углу улицы всего пять минут, невозможно не заметить постоянных посетителей заведения, явно отличающихся от случайных прохожих. Плотно облегающие футболки. Джинсы, иногда кожаные, подвернутые примерно на дюйм над лодыжкой. Кожаные куртки. Порой усы. Это почти униформа, по которой они узнают друг друга. В остальном они разные. Молодые и старые; толстые и худые, они, как мотыльки на огонь, слетаются сюда, в "Коулхерн", и в расположенный неподалеку ночной клуб "Бромптон".
"Коулхерн" – тот самый паб, где в 1993 году Колин Ирлэнд подобрал все пять своих жертв. Как раз во время расследования этого дела Ред и Джез впервые свели знакомство. Тогда все жертвы были связаны особым образом и лишь потом удушены. По предположениям полиции, преступник, вероятно, являлся своим человеком в "голубой" тусовке, чувствовал себя там как рыба в воде, а подвергал пыткам и убивал своих партнеров ради получения обостренного, извращенного сексуального удовлетворения.
Правда, Джез, которому в ту пору было двадцать семь лет и для которого это стало первым серьезным делом, с общим мнением не соглашался. По его убеждению, убийца не являлся ни гомосексуалистом, ни даже гее-ненавистником. Он просто хотел прославиться как серийный убийца и выбрал в качестве жертв "голубых" только потому, что они представляли собой достаточно легкую добычу. Соответственно, он просто прикидывался геем до тех пор, пока не связывал жертв, после чего уже мог делать с ними все, что хотел. В результате сыщики попусту тратили время, разыскивая гомосексуалиста, тогда как им следовало искать человека с криминальным прошлым, обладавшего достаточной физической силой, чтобы убивать людей таким образом, как он это делал.
Остальные участники расследования посмеивались над этими догадками, но, когда Ирлэнд был пойман, оказалось, что Джез был прав решительно во всем. После этого Ред взял Джеза под свое крыло, причем не только по причине сообразительности, но и потому, что молодой детектив не побоялся отстаивать свою точку зрения перед людьми гораздо старше и опытнее его.
И вот они снова у "Коулхерна", но на сей раз обстоятельства иные. Во время охоты на Ирлэнда они знали, что убийца – тогда неизвестный – был в пабе в те самые пять ночей, хотя непросто идентифицировать кого бы то ни было в заведении, где посетители в большинстве своем придерживаются и в одежде, и в прическах одного стиля.
Ред припарковывает "воксхолл" около паба.
– Почему Дункан меня не любит? – спрашивает Джез, вылезая из машины.
Ред пожимает плечами.
– Я к чему говорю – неужели ты не подумал об этом, когда собирал нас в одну команду, – не унимается Джез. – Или мы имеем дело с очередным методическим приемом Меткафа – выяснение истины через разногласия?
Ред слегка улыбается.
– Дерьмо пройдошистое, вот ты кто, – заключает Джез.
– Попробуй видеть во всем хорошую сторону. Например, я ведь не поставил тебя в пару с ним, а? Славный бы у тебя выдался вечерок.
– Зато Кейт, надо думать, благодарит тебя от всей души.
– Да уж Кейт-то с ним поладит, можешь не сомневаться. А тебя в пару с ней я ставить не собираюсь. Надо думать, ты найдешь другое время, чтобы пудрить ей мозги.
– Не при исполнении, босс, – говорит Джез, смягчившись от шутки. – При исполнении никогда. – В общем, так ли, этак ли, мы будем работать вместе. Ты как, не против того, чтобы составить мне компанию в этом заведении?
Ред сгибает руку, предлагая Джезу взять его под локоть. Джез смеется.
– Кончай приставать, противный. Да еще у всех на виду.
День уже закончился, так что внутри "Коулхерна" немногим темнее, чем снаружи, на улице, однако Реду и Джезу требуется пара секунд, чтобы приспособиться и разобраться, что к чему.
Они еще стоят на пороге, а к ним уже обращаются любопытные, оценивающие взгляды. Ред и Джез оба понимают, что с виду не похожи на завсегдатаев. А это значит, что они либо туристы, либо забрели сюда по ошибке, либо копы. Скорее последнее – туристы не расхаживают по городу в деловых костюмах.
Ни Ред, ни Джез не бывали здесь со времени расследования дела Ирлэнда, уже больше пяти лет, но в считанные секунды ощущают ту же самую атмосферу, что неизменно сопутствовала им в ходе того расследования. Враждебность к ним как к полицейским и бесстыдный интерес, с которым их разглядывают.
– Иисус, – говорит Джез. – Теперь я понимаю, каково быть женщиной.
– Стоит ли повторяться, парень, – то же самое, слово в слово, ты говорил и когда мы были здесь в прошлый раз. Впрочем, тебе, парень, и вправду есть о чем беспокоиться, этакому-то красавчику. Мне-то что, я старый и обрюзгший. Хорошо еще, что тебя не угораздило припереться в своей обычной лайкре в облипочку. Ни за что бы не выбрался отсюда с нетронутой задницей.
– В таком случае, "папаша", могу я купить тебе выпивку?
– Сомневаюсь в этом. Ты, пожалуй, выглядишь слишком молодым, чтобы тебя обслужили.
Джез издает смешок и показывает Реду средний палец.
Они подходят к стойке, сопровождаемые пристальными взглядами. Впрочем, и они сами методично осматривают помещение, внимательно, но не выказывая чрезмерного интереса или беспокойства. Их взгляды словно говорят – вообще-то нам лишние приключения не нужны, но ежели кому охота нарваться, мы готовы.
Атмосфера полна хорошо памятной им враждебности, хотя все же не такой явной, как пять лет назад, когда руководство включило в состав группы нескольких отъявленных гомофобов, а потом удивлялось, почему на них обрушилась такая критика.
У стойки бара обнаруживается пространство, достаточное для одного из них, но не для обоих. Джез подходит первым и легонько раздвигает локтями стоящих по обе стороны на несколько футов, чтобы Ред мог уместиться рядом с ним.
На бармене джинсовая рубашка, на плечах погончики с огуречным узором.
– Чем могу служить, джентльмены? – спрашивает он, слегка шепелявя.
– Я бы хотел поговорить с хозяином, – говорит Ред.
– А я пока ни в чем не провинился.
Джез улыбается. Ред нет.
Парень в джинсовой рубашке подходит к другому бармену, болтающему с парой выпивох, и хлопает его по плечу.
– Джефф, эти джентльмены хотят с тобой поговорить.
Здоровенный Джефф нехотя отлипает от стойки и поворачивается к ним.
– Чем могу служить?
– Я старший полицейский офицер Меткаф, а это инспектор Клифтон. Мы бы хотели задать вам несколько вопросов.
– Насчет чего?
Он явно насторожился. Джез первым улавливает настроение.
– Не беспокойтесь, – говорит он. – Мы не из полиции нравов и не собираемся никого арестовывать. Нам только и нужно, чтобы вы взглянули на эти снимки и сказали, не узнаете ли кого-нибудь.
– Если вы не из полиции нравов, то откуда тогда?
Ред подается вперед, и в его голосе появляются стальные нотки.
– Сэр, вы слышали, что сказал мой коллега. А теперь будьте добры, посмотрите фотографии.
Джефф переводит взгляд с Реда на Джеза и кивает.
Ред передает фотографии. Всего их шесть. Ред добавил три контрольные, фотографии людей, уже умерших, которых никто в "Коулхерне" знать не мог.
Огромными ручищами Джефф берет фотографии и подносит под свет над денежным ящиком кассы. Он быстро перебирает их и отдает обратно Реду.
– Я узнал его. – Он указывает на фотографию, которую положил сверху. – Пару раз этот малый к нам заглядывал.
Ред смотрит на фотографию, и у него от волнения перехватывает дыхание.
На снимке Джеймс Каннингэм, епископ Уондсвортский.
31
Они находятся на кухне квартиры над пабом. Ред с Джезом пьют минеральную воду, в то время как Джефф размахивает бутылкой пива, сопровождая свой рассказ выразительными жестами.
– Последний раз, когда я видел его здесь... Вроде месяцев шесть тому назад. Зимой, определенно, потому что на нем было такое длинное теплое пальто.
– Сколько раз он бывал здесь до того? – спрашивает Ред.
– Пару раз я его точно видел. Но он мог заходить и не в мою смену или в ту пору, когда меня здесь еще не было. Я-то устроился сюда около трех лет назад.
– Значит, вы видели его максимум три раза за эти три года?
– Да.
– Но ведь сюда за это время наверняка заходили тысячи людей. Почему вы так отчетливо запомнили именно его?
Они не назвали Джеффу имя Каннингэма, не говоря уже о том, почему им интересуются, а Джефф не стал спрашивать. Он имел достаточный опыт общения с полицией, чтобы понимать – лишние вопросы только злят копов. Ответов все равно не получишь, а о чем нужно, они сами скажут.
– Потому что он немолод. Старше, чем большинство из моих клиентов, это точно. И потому что... всегда приходил один и один же уходил.
– А это необычно?
– Необычно. Как правило, люди приходят сюда с дружками, но некоторые являются в одиночку, как раз для того, чтобы кого-нибудь подцепить.
– Но ведь есть и такие, кому не удается подыскать себе спутника. Не каждому ведь везет.
– Да, конечно. Но как раз этот малый, похоже, никого и не искал. Не старался никого подцепить. Он просто заходил, брал пару стаканчиков выпивки, разговаривал с кем-нибудь, кто оказывался по соседству, а потом уходил.
– К тому же, – замечает Джез, – он не воплощал собой юную мечту любви.
Джефф пожимает плечами.
– Это как раз не важно. Здесь бывают ребята с самыми разными вкусами.
– А сегодня тут есть кто-нибудь из тех, кто, на вашей памяти, разговаривал с этим человеком?
– Господи, ну и вопросики у вас! Дайте подумать. – Джефф морщит лоб. – Вообще-то я их припоминаю. Мог бы узнать одного, может, двоих, которые разговаривали с ним, но сегодня их здесь нет.
Ред вручает ему карточку.
– Можно вас попросить, когда они зайдут, позвонить нам?
– Конечно.
Джефф спускается по лестнице с Редом и Джезом и провожает их через боковую дверь. Почти до самой машины они идут молча.
– Ну и какие соображения? – спрашивает наконец Ред.
– Всю эту троицу роднит то, что они, кажется, не определились насчет своей сексуальной ориентации. То ли гомосексуалисты, то ли нет. Возможно, Серебряный Язык высматривал как раз такую добычу. Может быть, хотел, чтобы они считали его геем, может, просто хотел их напугать. Увы, по части соображений у меня не густо.
– У меня тоже, – говорит Ред. – В сексуальном смысле он их не трогал. Не трахал, ничего такого не делал. Они раздеты, но не донага. Похоже... похоже, что у него, как и у них, тоже нет уверенности.
Ред лезет в карман за ключами от машины.
– О черт! – говорит Джез.
Ред смотрит на него через крышу "воксхолла".
– Что?
– Я тут подумал. Помнишь Эммануэля Спитери?
– Последнюю жертву Ирлэнда?
– Ага.
– И что с ним?
– Он был ресторатором.
Ред моментально схватывает.
– Как Филипп Род.
– Именно.
Ред находит ключи, вставляет их в замок. С громким щелчком открывает дверцу.
– Это может быть совпадением, – говорит он, скользнув на место водителя.
– А может быть, он продолжил дело с того места, на котором остановился Ирлэнд. Спитери последний, Род первый. Бесшовное соединение.
Ред заводит двигатель, проверяет зеркало заднего вида и выруливает на дорогу.
– Господи боже мой! Ирлэнд-два. Вторая серия. Только этого нам не хватало.
– Последний раз, когда я видел его здесь... Вроде месяцев шесть тому назад. Зимой, определенно, потому что на нем было такое длинное теплое пальто.
– Сколько раз он бывал здесь до того? – спрашивает Ред.
– Пару раз я его точно видел. Но он мог заходить и не в мою смену или в ту пору, когда меня здесь еще не было. Я-то устроился сюда около трех лет назад.
– Значит, вы видели его максимум три раза за эти три года?
– Да.
– Но ведь сюда за это время наверняка заходили тысячи людей. Почему вы так отчетливо запомнили именно его?
Они не назвали Джеффу имя Каннингэма, не говоря уже о том, почему им интересуются, а Джефф не стал спрашивать. Он имел достаточный опыт общения с полицией, чтобы понимать – лишние вопросы только злят копов. Ответов все равно не получишь, а о чем нужно, они сами скажут.
– Потому что он немолод. Старше, чем большинство из моих клиентов, это точно. И потому что... всегда приходил один и один же уходил.
– А это необычно?
– Необычно. Как правило, люди приходят сюда с дружками, но некоторые являются в одиночку, как раз для того, чтобы кого-нибудь подцепить.
– Но ведь есть и такие, кому не удается подыскать себе спутника. Не каждому ведь везет.
– Да, конечно. Но как раз этот малый, похоже, никого и не искал. Не старался никого подцепить. Он просто заходил, брал пару стаканчиков выпивки, разговаривал с кем-нибудь, кто оказывался по соседству, а потом уходил.
– К тому же, – замечает Джез, – он не воплощал собой юную мечту любви.
Джефф пожимает плечами.
– Это как раз не важно. Здесь бывают ребята с самыми разными вкусами.
– А сегодня тут есть кто-нибудь из тех, кто, на вашей памяти, разговаривал с этим человеком?
– Господи, ну и вопросики у вас! Дайте подумать. – Джефф морщит лоб. – Вообще-то я их припоминаю. Мог бы узнать одного, может, двоих, которые разговаривали с ним, но сегодня их здесь нет.
Ред вручает ему карточку.
– Можно вас попросить, когда они зайдут, позвонить нам?
– Конечно.
Джефф спускается по лестнице с Редом и Джезом и провожает их через боковую дверь. Почти до самой машины они идут молча.
– Ну и какие соображения? – спрашивает наконец Ред.
– Всю эту троицу роднит то, что они, кажется, не определились насчет своей сексуальной ориентации. То ли гомосексуалисты, то ли нет. Возможно, Серебряный Язык высматривал как раз такую добычу. Может быть, хотел, чтобы они считали его геем, может, просто хотел их напугать. Увы, по части соображений у меня не густо.
– У меня тоже, – говорит Ред. – В сексуальном смысле он их не трогал. Не трахал, ничего такого не делал. Они раздеты, но не донага. Похоже... похоже, что у него, как и у них, тоже нет уверенности.
Ред лезет в карман за ключами от машины.
– О черт! – говорит Джез.
Ред смотрит на него через крышу "воксхолла".
– Что?
– Я тут подумал. Помнишь Эммануэля Спитери?
– Последнюю жертву Ирлэнда?
– Ага.
– И что с ним?
– Он был ресторатором.
Ред моментально схватывает.
– Как Филипп Род.
– Именно.
Ред находит ключи, вставляет их в замок. С громким щелчком открывает дверцу.
– Это может быть совпадением, – говорит он, скользнув на место водителя.
– А может быть, он продолжил дело с того места, на котором остановился Ирлэнд. Спитери последний, Род первый. Бесшовное соединение.
Ред заводит двигатель, проверяет зеркало заднего вида и выруливает на дорогу.
– Господи боже мой! Ирлэнд-два. Вторая серия. Только этого нам не хватало.
32
– До чего гнусное место, – говорит Дункан.
– Мы там еще не побывали, – замечает Кейт.
– А нужно? Ты только посмотри, что за дыра! Грязный притон гомиков-сифилитиков, да еще в Сохо, в самом темном переулке.
Прокашлявшись, Дункан с отвращением плюет на землю. Кейт нарочито оттесняет его и проходит к двери в "Субстейшн".
– Ну, давай, Дункан, – говорит она. – Смелее, не робей.
У двери двое: женщина с пурпурными волосами и кольцом в носу и вышибала с длинными, до плеч, волосами. Кейт тянется за удостоверением, но тут женщина с пурпурными волосами неожиданно говорит:
– Прошу прощения, сэр, но вам сюда нельзя.
Кейт на мгновение теряется, пока не соображает, что женщина обращается не к ней, а к стоящему за ее спиной Дункану.
– Почему, черт возьми? – сердито спрашивает Дункан.
– Мы там еще не побывали, – замечает Кейт.
– А нужно? Ты только посмотри, что за дыра! Грязный притон гомиков-сифилитиков, да еще в Сохо, в самом темном переулке.
Прокашлявшись, Дункан с отвращением плюет на землю. Кейт нарочито оттесняет его и проходит к двери в "Субстейшн".
– Ну, давай, Дункан, – говорит она. – Смелее, не робей.
У двери двое: женщина с пурпурными волосами и кольцом в носу и вышибала с длинными, до плеч, волосами. Кейт тянется за удостоверением, но тут женщина с пурпурными волосами неожиданно говорит:
– Прошу прощения, сэр, но вам сюда нельзя.
Кейт на мгновение теряется, пока не соображает, что женщина обращается не к ней, а к стоящему за ее спиной Дункану.
– Почему, черт возьми? – сердито спрашивает Дункан.