...Через какое-то время карточка с цифрой "6" лежала на столе Ингибарова.
   - Выстрел был произведен из гранатомета "Шмель", - докладывал подчиненный.
   - Что такое этот "Шмель"? - спросил Индикатор.
   Не стыдно не знать - стыдно не спрашивать... Этого правила он свято придерживался всю свою жизнь. Прежде всего, даже если он знал правильный ответ, дополнительный вопрос давал время на дополнительное время на продумывание ситуации. Если же и в самом деле не знал, о чем идет речь, лишний вопрос не ставил в такое глупое положение, как невпопад сказанный ответ...
   Но в данном случае он и в самом деле не кривил душой. Что-то про некий "Шмель" он слышал. Но лучше бы узнать точнее. Потому что к начальству идти ему и докладывать тоже ему.
   - "Шмель" это самый великолепный огнемет в мире, - начал докладывать дежурный. В недавнем прошлом он пришел из войск, а потому о современном армейском вооружении знал куда больше большинства оперативников. За что Индикатор и настоял, чтобы его взяли, мафия активно вооружается и потребность в знатоках оружия заметно возросла. - У нас в Туркмении на полигоне Первомайский под Ашхабадом как-то на его испытаниях присутствовала английская писательница Кэролин Скофилд, которая собирала материал для своей книге о нашей армии. Она, кстати, позднее снималась в роли американской журналистки в фильме "Черная акула" - не смотрели?.. Так она просто обалдела, увидев его возможности.
   Про английскую писательницу Индикатору было слушать неинтересно.
   - Так что это за "Шмель"?
   - "Шмель" - это великолепный огнемет, - повторил дежурный. - Он стреляет керамическими сосудами, в которых содержится сжатый газ. Снаряд проламывает стену или броню, газ наполняет объем, срабатывает взрыватель и получается объемный взрыв. От любого взрыва человек может спастись - или спрятаться от осколков, или благодаря везению. От объемного "шмеля" не спасет ничто. Газ заполняет все уголки, а потом вспышка... Когда его разработали, на Западе написали, что осуществилась мечта советских генералов - на плечо рядовому пехотинцу положили стадвадцатидвухмиллиметровую гаубицу... Если попасть в цель - стопроцентное поражение. У погибшего в кабинете не было никаких шансов.
   - Спасибо.
   Оставшись один, Сергей Реисович задумался, прикрыв глаза. Итак, появилась карточка за номером "6". Пятой карточки нет. Следовательно, вполне логично допустить, что Вадим со своими предположениями о том, что где-то на телефонной станции прячут какого-то заложника, и в самом деле прав. И его косвенные данные, которые он, судя по всему, до конца не раскрыл, могут оказаться справедливыми. Похоже, парень и в самом деле начинает учиться работать!
   Это ставило его, Сергея, в несвойственное ему двойственное положение. С одной стороны, всем было известно, что Ингибаров человек честный и никогда не замечался, не говоря уже о том, чтобы попадаться, в сомнительных делах - и этот свой имидж он не собирался разрушать. С другой, он никогда не конфликтовал с руководством, в то время как сейчас ему предстояло поставить вопрос перед Крутицким ребром: или дело раскручивать - или пусть его у него забирают. Потому что теперь оно уже не виделось таким уж неразрешимым, а значит тот самый некто, который просил шефа вмешаться в ход расследования, может оказаться им недовольным.
   Но помимо этих двух крайностей в поведенческих стимулах Сергея Реисовича Ингибарова проявлялся еще один. Совсем небольшой, почти эфемерный. Но который мог перевесить все остальные.
   Дело в том, что каждый человек может пойти на компромисс со своей совестью. Если есть возможность самому себе внушить мысль о необходимости какого-то маневра. И до сих пор Индикатор успешно внушал себе необходимость таковой возможности. Теперь же поля для отступления больше не осталось. Сергей оказался припертым к стене, на которой начертаны огненные слова: "пойдешь в одну сторону - потеряешь уважение в своих глазах, утратишь свой имидж честного и неподкупного, дашь очередную возможность преступности творить свой беспредел", "примешь другое решение - войдешь в конфликт с сильными мира сего, в том числе, не исключено, и со своим непосредственным начальником, но зато сумеешь обрубить одно-единственное, скорее всего, самое маленькое щупальце мафии, которое никак не может повлиять на всю криминогенную обстановку в стране". Что же тут выбрать?
   Индикатор не был бы Индикатором, если бы в этой ситуации поступил иначе. Он снял трубку внутреннего аппарата и накрутил три цифры.
   - Игорь Дмитриевич, позвольте мне к вам зайти, - сказал он, услышав ответ.
   - Это срочно-обязательно?
   Показалось это или нет, что начальник отозвался напряженнее, чем обычно?
   - Да, срочно и обязательно, - твердо произнес Ингибаров.
   - Ну что ж, заходи.
   И вновь подчиненному показалось, что начальник отозвался обреченно.
 
   ТОХА - ВАЛЕНТИН
   За окном двигались бесконечные потоки автомобилей. Низкие зимние серые тучи тяжело ползли, цепляясь за верхние этажи даже не слишком высоких домов. Неубранные ноздреватые сугробы смотрелись чем-то инородным на обочинах дороги возле черных голых деревьев. Мрачно. Неуютно. Промозгло.
   Под стать настроению.
   Впрочем, Антон Валерьевич всего этого не видел. Тупо глядя в окно, он упорно размышлял о только что состоявшемся разговоре со своим подручным - хотя, по большому счету, в их взаимоотношениях уже давно не поймешь, кто какую скрипку играет. Сумрачные мысли обо всем, что стряслось за последнее время, были сродни этим тучам - тоскливые, беспроглядные,
   безысходные...
   Если Самусь и в самом деле прав - а очень уж похоже, что его предположения и в самом деле не лишены оснований - нужно срочно принимать меры дополнительной защиты. Этот парень, судя по всему, и в самом деле настроен весьма решительно. И в этом случае нет ничего удивительного в том, что Игорек до сих пор не смог обнаружить Валентина. Потому что, сколько ни проверяй окружение Антона Валерьевича и его ближайших друзей, как нынешнее, так и прошлое, до Валентина докопаться попросту невозможно... А может и хорошо, что не докопался? Потому что если бы этого щенка взяли за жабры, он бы мог много чего порассказать. И тогда неизвестно, удалось ли бы отвертеться от ответственности.
   В этой ситуации было бы куда лучше, если бы его, Валентина, эту скотину свинскую, шлепнули бы потихоньку где-нибудь в тихом уголке... Конечно, это было бы просто идеально, если бы его попросту не стало... Так ведь это тоже не выход! Черт его знает, какие он меры защиты предпринял! Может, он оставил какому-то такому же долбодятлу, компромат на него, на Антона, чтобы его обнародовали на случай внезапной смерти! Сейчас они нахватались, горе-вымогатели, благодаря всяким западным фильмам, так их и растак!
   А тут еще срочно председатель фракции вызвал! Чего ему надо? До сих пор он ни разу не беспокоил его так срочно как сегодня, учитывал, что немалые средства во фракцию приходят именно через него, через Антона. И если уж побеспокоил - значит, для этого имеется веская причина. Тем более, сейчас, вечером.
   Правда, признавался себе Антон Валерьевич, поначалу его немало насторожило это необычное совпадение - их обоих одновременно вызвали по разным адресам: Самуся на переговоры по поводу освобождения Брамы, а его, Тоху, к председателю. Но тут уж ничего не попишешь, приходится подчиняться правилам игры, которые ты не сам установил. Да и с другой стороны, опасность в данной ситуации представляется собой не слишком вероятной: на улице нападать на бронированные лимузины вряд ли кто посмеет, хотя бы уже потому, что если обстрелять мчащийся на полной скорости пуле- и гранатонепробиваемый автомобиль, это не даст гарантированного результата. Ну а офис, и тем более государственное здание, слишком хорошо охраняются, чтобы в них можно было бы организовать покушение... Наверное, и в самом деле просто совпадение.
   Хотя... Хотя кто его знает... Может, это как-то и в самом деле связано между собой, только имеет иную причинно-следственную связь? Может, как раз освобождение Брамы как-то зависит от этого разговора, на который пригласил его председатель фракции?..
   Размышления Антона Валерьевича прервал сигнал телефона. Он поглядел на мирно покоящуюся в гнезде трубку едва ли не с суеверным страхом. И снял ее, немного стыдясь самого себя, с опаской.
   - Да, - несмотря на волнение, а может быть именно из-за него, он постарался, чтобы голос его звучал как можно тверже и увереннее.
   - Антон Валерьевич, это Валентин, - услышал в ответ. - Вы не находите, что нам пора встретиться?
   Не находил ли он!.. Да он об этом мечтал!
   - Где? - коротко включился в разговор Антон Валерьевич. - Когда? В каком составе?
   Судя по всему, у Валентина ответы были приготовлены заранее.
   - Сейчас. Прямо сейчас. У вас в машине.
   Тоха почувствовал, что вновь растерялся. Этот парень и впрямь мастак ставить человека в положение, когда тот не знает, как поступить, а потому вынужден принимать правила игры, навязываемые собеседником.
   - У меня в машине? - несколько растерянно переспросил Тоха. - Но меня вызвали...
   - Никто вас никуда не вызывал. Это я все специально устроил, чтобы разделить вас с Самусем, - небрежно перебил Валентин. - Беседовать с вами обоими одновременно в мои планы не входит. И никакой встречи быть не должно... Так что, мы встречаемся?
   Встретиться наконец лицом к лицу со своим врагом... Да еще на своей территории... Это же противник самолично сует свою голову в пасть разъяренному тигру!.. Ну и как же этим не воспользоваться?
   - Где? - Антон постарался принять манеру собеседника говорить коротко и отрывисто.
   - Ровно через час я буду стоять на Конюшковской, напротив стадиона. Здесь и буду вас ждать. Пока вы через весь город туда доедете, пройдет примерно столько же времени. Так что до встречи!
   И отключился.
   ...В назначенное место машина подъехала в точно оговоренное время. Народу тут было, как всегда, не слишком много, все шли торопливо, подняв плечи, стараясь поскорее попасть куда-нибудь под теплую крышу. Поэтому Валентина Антон Валерьевич распознал издалека. Тот, единственный на всю округу, стоял в круге света, засунув руки в карманы куртки и, прислонившись к фонарному столбу, терпеливо ждал.
   - Вон он, - указал депутат заранее проинструктированному водителю.
   После этого поднял звуконепроницаемую перегородку. Задернул гофрированную матерчатую шторку.
   Едва машина остановилась, Валентин отлепился от столба, распахнул дверцу и нырнул внутрь лимузина. Плюхнулся на мягкое сиденье. И уставился на мафиози по кличке Тоха прямо в глаза. Смотрел сурово, беспощадно, без доли сомнения в правильности того, что делает.
   - Я, Тоха, не буду говорить слишком долго, - начал он без преамбул. - Ты ведь уже понял, что охота направлена в конечном итоге против тебя лично?
   - Понял, - не стал спорить тот. И зачем-то уточнил: - Я это уже давно понял.
   - Ну вот и хорошо, - констатировал Валентин. - Ну а из-за чего все это происходит?..
   Он не договорил фразу, сделал выжидательную паузу.
   - Тоже, - кивнул мафиози. - Ты брат Евгении.
   И снова Валентин только согласно кивнул, не выразил удивления по поводу осведомленности собеседника.
   - Ну а раз так, то согласись: было бы странно, если бы на пути к тебе я убрал столько народа, а тебя вдруг помиловал бы.
   Антон Валерьевич был бледен, но тут позволил себе усмехнуться.
   - Соглашусь, конечно, что это было бы странно... Но и ты согласись, что поступил крайне неразумно, добровольно усевшись сюда. Потому что там на переднем сиденье, рядом с водителем...
   - ...сидит Капелька? - вопросительно закончил Валентин. - Эх, Тоха, Тоха, ни хрена-то ты пока про меня не понял... Ну так я тебе сейчас кое-что объясню. Во-первых, если ты заметил, я до сих пор не совершил ни одного ошибочного хода, так почему же ты решил, что я сознательно подставлюсь тебе сейчас, когда дело уже сделано?.. И второе: неужели до тебя до сих пор так еще и не дошло, что я всегда обладаю эксклюзивной, так сказать, информацией, которая и позволяет мне действовать безошибочно?.. Я-то думал, что ты это сам понял или хотя бы Самусь тебе подсказал... Нет, Тоха, я хотя и сижу возле тебя, а для тебя неуязвим и недосягаем. А потому давай не будем блефовать и друг друга пугать, а поговорим конкретно.
   Уязвленный нотацией, Антон Валерьевич слегка пожал плечами:
   - Ну что ж... Давай.
   Валентин этой репликой был заметно удовлетворен.
   - Вот так-то...- усмехнувшись, обронил он. - Кстати, скажи своему водиле, что он может ехать куда угодно, даже на твою дачу. На любую: бывшую государственную, а теперь тобой за бесценок выкупленную, в Завидове или на личную, тобой построенную в заповедной зоне... Мне фиолетово, куда мы поедем. А можем и просто покататься по городу...- он подождал, пока Тоха в переговорное устройство передал распоряжение в кабину покататься пока, до его распоряжения, по городу. А потом продолжил: - Итак, Тоха, я готов ответить на твои вопросы, а потом перейдем к делу, ради которого я здесь. Слушаю тебя.
   Слушаю... Легко сказать "слушаю", когда испытываешь обыкновенный человеческий страх перед этим затрапезного вида парнем, который так безбоязненно уселся к нему в машину. Не мог же он, долбодятел, не понимать, что сзади уже едет еще один автомобиль с тремя головорезами, да Капелька впереди... Они же ему бошку отвернут без малейших проблем - а он держится уверенно, будто сам является хозяином положения. А может и в самом деле он действует наверняка? Не может же человек совершать подобные поступки, не обеспечив себе надежного тыла!.. Не хотелось бы в это верить...
   Однако...
   Однако Тоха и в самом деле слишком много прошел в этой жизни испытаний, чтобы вот так просто сдаться. В конце концов, подчиниться обстоятельствам, сделать хорошую мину, когда на руках нет не то что "каре", "флеши" или "стрита" - даже плохонькой пары, если воспользоваться терминологией из игры в покер, это тоже искусство. Ну а такое искусство не дается от рождения, оно приобретается с годами, в ходе постоянной тренировки, в ходе постоянных столкновений с неожиданностями.
   - Кофе будешь?
   Антон Валерьевич с невольным удовлетворением отметил, что в деланно невозмутимом и самоуверенном лице Валентина что-то дрогнуло. Он несколько раз подряд растерянно моргнул глазами.
   - Кофе?
   - Ну да, кофе, - повторил Тоха. - Кофе будешь? Или тебе коньяку?
   - Я не пью... Я не пью спиртного. А кофе пожалуй... Нет, спасибо.
   - Не хочешь принимать пищу из рук врага?
   От вида растерянности противника Антон Валерьевич вдруг почувствовал какое-то облегчение. Он понимал, что это глупо, по-мальчишески - а тем не менее испытал едва ли не злорадство.
   Однако Валентин уже оправился от неожиданности. Снова стал спокойным и слегка насмешливым.
   - Я не хочу принимать что бы то ни было из твоих рук по двум причинам. Первая: потому что я тебя убью. Вторая: потому что ты дерьмо. А даже самый лучший кофе, полученный из рук дерьма, известно чем пахнет...
   - Ну, насчет убить - это ты погорячился, - самодовольно ухмыльнулся Тоха, ощутив в душе невольный холодок. - Это еще бабушка надвое сказала.
   Машина резко затормозила, слегка повернув в сторону. Потеряв равновесие, Валентин по инерции навалился на своего врага-собеседника. Антона Валерьевича вдруг как озарило: такого случая может больше не быть!
   Он легко, слишком легко, невероятно легко обхватил шею Валентина согнутой в локте правой рукой и сжал ему горло. Борьба длилась бы совсем недолго...
   - Твоя дочь...- прохрипел сквозь пережатую гортань Валентин.
   Что?!!
   Инстинкт самосохранения на мгновение схлестнулся с инстинктом отца. Миг, целый миг побеждал первый. У Валентина уже выпучились глаза, вылез изо рта посиневший язык, начали непроизвольно, судорожно подергиваться руки и ноги...
   И тогда Антон его отпустил.
   Он понял, что с этого мгновения он обречен. У него нет никаких шансов остаться в живых. Тем не менее отпустил. И больше не предпринимал попыток напасть на врага.
   Мафиози отвернулся к окну, невидяще глядя на проплывающую мимо панораму столицы. Старался не вслушиваться - хотя куда тут денешься, куда избавишься от этих звуков - в то, как громко хакает, тяжело, с хрипом, пытается отдышаться его враг. Враг, которого он размазал бы сейчас, которого он спровадил бы к Барабасу на фарш, которого его молодцы смогли бы больно убивать в течение долгих трех суток - если бы этот гад не произнес святого, нет, священного для него, Антона, слова.
   "Дочь!"
   Этим было сказано все. Ради этого слова Валентин остался жить. Вернее, конечно, не ради слова, а ради того беспомощного существа, которое за ним стоит.
   - Я тебя слушаю, - сказал Антон Валерьевич, когда по звукам, раздающимся сзади, понял, что Валентин немного оклемался.
   - Ну ты ловок...- раздалось в ответ.
   - Я тебя слушаю, - холодно повторил Тоха. - Только ясно и четко.
   - Мы договорились, что я сначала отвечу тебе на твои вопросы, - напомнил Валентин. - Или тебя больше ничего не интересует?
   Кое-что Антона Валерьевича все же интересовало.
   - Почему ты выбрал именно Апока... - спросил он. - Ну, именно эту Библию...
   Валентин откровенно хохотнул.
   - Ты даже выговорить не можешь название одной из главных книг христианской религии... И говорить, что это одна из Библий - чистейшая глупость. Ты что же думаешь, что если ты перечислил на счет восстановления Храма Христа Спасителя свою толику долларов, обеспечил себе спасение?.. Дурак. Да и вообще вся эта затея с Храмом, к слову... Знаешь, Антон, - в
   голосе Валентина вдруг прорезались какие-то простые и человеческие нотки. - Думаешь, я сам до конца уверен, что поступаю правильно, когда убиваю таких как ты?.. Тоже не уверен. Вот ты на Храм отвалил сумму, о которой не смеет и мечтать та старушка или тот бюджетник, которые и в самом деле вкалывали и вкалывают для страны. А я на такое не способен, нет у меня таких денег. И вот простые люди, у которых нет денег, на Храм не жертвуют, им попросту нечем поделиться, а ты и такие как ты - жертвуют... Так кто же более угоден Богу и Небесам? Выходит, что ты и твои дружки?.. Скажешь, что я кощунствую... Наверное. Но только если Господь создал нас по образу и подобию своему, коль он наделил нас способностью мыслить и анализировать, то, значит, не должен и казнить нас за неудобные вопросы... Так вот, я и не могу понять, что правильнее: терпеть и смотреть, как власть в стране... Ну ладно, может, не в стране, а в отдельных ее проявлениях... Так вот, если я вижу, что власть оказывается в руках у вас, у богатого дерьма. Типа тебя. И вы можете откупиться от правосудия земного и небесного, можете спокойно вершить свои преступления, а вам за это обещается на небесах отпущение грехов... Я не могу с этим согласиться. Потому что если бы мы всегда уповали на отмщение на небесах, вы бы размножились как тараканы и поглотили бы все человечество. А потому я, человек, который не внес на восстановление Храма ни копейки, потому что у меня просто нет лишней копейки, должен казнить человека, который отвалил на это святое дело немалую сумму, но который совершил на этом свете столько грехов, что на том свете, если он конечно имеется, составлен многотомный труд о твоих злодеяниях.
   Тоха слушал все это со смешанным чувством. С одной стороны, он мог бы ответить... Он много чего мог бы ответить этому загнавшему его в угол человеку.
   Он бы сказал, что церковь точно так же погрязла в деньгах, в коммерции и в доходах, как и коммерсанты. Что Бог - избитый пример - только единожды изгнал из храма торговцев, а во всех остальных случаях мирился с ним вполне нормально, осознавая их важность если не для религии, то для служителей культа. Что покаяние является автоматическим отпущением грехов даже самому погрязшему в грехе человеку...
   Все это было так, что все это было правильно. И в то же время...
   Не тот момент сейчас, чтобы устраивать теологические разбирательства.
   - Так что ты хочешь? - глухо поинтересовался Антон.
   - Я что хочу? - переспросил Валентин. - Я много чего хочу. Но в данном случае я хочу только одного: убить тебя.
   Логично.
   - Но пойми, Валик...- засуетился мафиози. - Я не собираюсь перед тобой оправдываться, я не прошу твоего снисхождения... Пойми же, что твою сестру никто не убивал. Она погибла случайно...
   Валентин это и сам понимал. Но у него были свои соображения.
   - Я это знаю. И все равно ты виноват! Если бы вы, кобели, ее не позвали к себе, если бы ты не велел приготовить ее для себя, она бы не погибла.
   - Ты же знаешь, что "если бы" не считается. Твою сестру никто насильно туда не тянул. И никто ее не насиловал. Она погибла случайно, без участия посторонних людей. Это факт. Так причем тут все мы?
   Тоха повернулся и уставился в глаза своему врагу. Тот немного помедлил, но потом не выдержал, отвел взгляд. Антон Валерьевич счел это благоприятным знаком.
   - Так чем же...
   - Но она, Женька, погибла, - торопливо перебил его Валентин. - Она погибла трагической смертью, погибла у тебя в Бассейне, пусть даже лично ты в этом непосредственного участия не принимал. Но именно ты Тоньке поручил привезти лично тебе именно Женьку. А потому в ее гибели в первую очередь виноват ты... Кстати, если бы ты тогда так скоропостижно не слинял из нашего города, я бы тебя там достал бы. Правда, там я тебя убил бы просто, без таких выкрутасов. Ну а пока я тебя искал, пока все обдумывал...
   - Ну ладно. Может быть, по-своему ты и прав, - перебил его Тоха; рассуждение о том, что он мог стать трупом уже давно, ему не понравилось. - Хотя я в этом не уверен... Так что ты хочешь?
   Валентин в своих прогнозах на развитие ситуации остался последовательным.
   - Я же сказал, - напомнил он, - сначала я готов ответить на твои вопросы.
   - Мне по фигу все остальное, - не сдержавшись, грубо сказал Тоха.- Ты мне только одно объясни: чего четко и конкретно ты хочешь от меня лично?
   - Ты в этом весь, - пробормотал Валентин. И продолжил уже иным тоном: - У меня только одно требование. Ты сегодня же должен отравиться.
   Он достал из кармана куртки и протянул Тохе крохотный аптекарский пузырек с белым порошком.
   Только теперь Антон Валерьевич обратил внимание на то, что на руках у Валентина натянуты тонкие хирургические перчатки.
   - Вот как? Всего лишь? Как говорится, ни отнять, ни прибавить...- не притрагиваясь к пузырьку, высокомерно ухмыльнулся тот. - Ну а если нет?
   - Ты отравишься, - уверенно ответил Валентин. - У тебя нет иного выхода. Потому что если ты этого не сделаешь, тебе же будет хуже.
   - Хуже смерти ничего не бывает, - не слишком уверенно отозвался Тоха.
   - Да? Не уверен...- искусственно улыбнулся Валентин. - Но проясню тебе на всякий случай, что может быть хуже смерти. Во всяком случае, лично для тебя... Дело в том, что если ты не отравишься, или если ты сейчас свистнешь своим архаровцам и они оставят от меня мокрое место, буквально завтра твое досье окажется на столе у генерального прокурора России - уж поверь, я смогу это сделать. Второй экземпляр его ляжет на стол кого-нибудь из любителей жареного из "Московского комсомольца"... Правда, допускаю, что ты достаточно богат, чтобы откупиться от первых и заткнуть глотку вторым. А потому третий экземпляр уйдет в Интерпол. Причем, не в российское бюро, на которое, кто его знает, может, ты тоже сможешь надавить, а непосредственно в Париж через французское посольство. В этом случае твои колумбийские дела выйдут на свет Божий. И вот это для тебя, я думаю, самое страшное. Ведь так?
   Так... Конечно, так.
   - И что тогда? - глупо спросил Тоха.
   Глупо, потому что уже знал ответ и понимал, что противник знает самую главную его тайну.
   - Что тогда?.. - Валентин не стал апеллировать к оговорке. - Если ты этого не сделаешь, как ты уже понял, тогда случится самое страшное для тебя: будет арестован тот самый счет, с которого оплачивается пребывание твоей дочери...
   - Хватит!
   Тоха произнес это слово негромко. Но настолько весомо, что Валентин замолчал.
   - Где гарантии, что если я...- он запнулся. - Что если меня не станет, то ты не сделаешь то же самое?
   Валентин усмехнулся. Правда, его усмешка больше была похожа на хищный оскал.
   - Гарантии? Ну какие в этом деле могут быть гарантии, Тошенька? Конечно же, никаких гарантий... Всего лишь мое слово, что я не стану причинять вреда несчастной больной девочке, которая изначально невиновна в том, что она появилась на белый свет от такого ублюдка, как ты. Этого тебе достаточно?
   Достаточно ли?.. Не отвечая, Антон Валерьевич неопределенно передернул плечами.
   - В общем, так, Тоха, - жестко проговорил Валентин. - Наш разговор слишком затянулся. Если ты сегодня принимаешь этот яд - или любой другой, на твое усмотрение - я не передаю компромат кому следует. Соответственно пенсион, который ты определил дочке...
   Все остальное было настолько очевидно, что Антон Валерьевич не выдержал.
   - Ты - дерьмо, - тоскливо выдохнул он.
   - В самом деле? - усмехнулся Валентин. - Может быть. Но только нужно соотнести, кто из нас подпадает под эту категорию в большей степени... Ты мне не дал закончить. Впрочем, ты, скорее всего, и сам уже понял, что три пакета с документацией уже готовы и через час будут отправлены по соответствующим адресам. Именно через час...- он взглянул на часы и поправился: - Уже через пятьдесят минут... Так что если вдруг сейчас твои хлопчики попытаются выпытать у меня, где пакеты находятся, перехватить их вы при всем желании не
   успеете.
   ...Умереть... Умирать страшно. Веришь ты в загробную жизнь или нет, а умирать всегда страшно. Особенно добровольно. Или когда нет иного выхода.