Страница:
— Чем больше ты наберешь, тем скорее тебя ограбит какой-нибудь вор посолиднее, а может — и целая шайка, — пытался урезонить воришку Мэт.
— Не надо, только не это! — в отчаянии вскричал Каллио. — Знаю, так и будет! Эти здоровенные засранцы! Сволочи гадские! Они у меня все отберут, как только увидят, что у меня что-то есть! Они и раньше меня грабили! Но не могу, не могу же я вот так взять и бросить все это! Неужто вы хотите, чтобы я. все это бросил, только чтоб никто у меня это не отнял? Толку-то от этого?
— Я не предлагаю тебе бросить все, — ответил Мэт. — И к тому же это не навсегда — на время.
Каллио вытаращил глаза.
— Чего-чего? Это как это? Как это так — на время? А вдруг мне чего понадобится?
— Понадобится — возьмешь, только не сразу.
Мэту больше всего хотелось избавить маленького воришку от беды, в которую его могла втянуть его тяжкая ноша. Рамон, уловив мысль сына, кивнул.
— Ты можешь где-нибудь спрятать это добро. Ты разве никогда не слыхал о спрятанных сокровищах?
— Спрятать? — прищурился Каллио. — Ну... это можно бы... только... прячут-то самые что ни на есть настоящие сокровища... ну там золотишко, камешки и все такое...
— Но ведь ты только что сам сказал — найди ты что-нибудь в этом городе, тебе не нужно было бы волочить-с собой всю повозку! — терпеливо возразил Мэт.
— Ну это да, только я сказал так из-за того, что золото и камешки можно с собой нести — они легкие, не то что повозка!
— Ну а как ты думаешь, почему люди прятали свои сокровища? — поинтересовался Рамон. Мэт кивнул:
— Ага, почему? Потому что они направлялись в такие края, где полным-полно разбойников, способных их оградить, — или потому, что начиналась война.
Каллио с вытаращенными глазами оглядел окрестности.
— Хотите сказать, что горожане могли где-нибудь закопать свои вещички и денежки?
— Сомневаюсь, — покачал головой Мэт.
Рамон усмехнулся:
— Вряд ли тут у кого-то имелись большие ценности — разве что только у богатых купцов. Почти уверен — эти наняли отряды охраны, чтобы уберечь свои драгоценности по пути на север, к королю.
— Верно, — согласился Мэт. — Тут драгоценностей не сыщешь. Если только сам не припрячешь.
— Я? Закопать все это? Но как же мне без этого всего быть? — растерянно простонал Каллио, однако, глядя на повозку, уже что-то прикидывал.
— Ты же будешь знать, где все это спрятано, и сможешь вернуться, когда свору... я хотел сказать, раздобудешь лошадей, и тогда вместо тебя повозку потащат они.
Мэт на самом деле ни на йоту не верил в то, что Каллио отважится украсть хоть что-то размером с лошадь.
— Ну а вдруг я позабуду, где все это спрятал? — не унимался Каллио.
— Карту нарисуй, — предложил ему Рамон. — Нет, три карты — добра у тебя слишком много, чтобы спрятать все в одном месте.
— Но дерево! Перины! Они же сгниют!
— Ты же ненадолго все это закопаешь, — продолжал уговаривать Каллио Мэт.
Он и в самом деле надеялся, что военный конфликт будет улажен за считанные месяцы.
— Ну и потом... это же Ламанча! — нашелся Рамон. — Тут почва сухая, воды мало.
— Дождики бывают, — продолжал упрямиться Каллио. — Не то чтобы очень часто, но бывают.
Мэт пожал плечами:
— Ну так уложи в яму доски, а другими накрой добро. Вот и сохранишь свой клад от сырости.
— А что, может, и получится... — протянул Каллио и оценивающе оглядел повозку.
— Конечно, получится! — воскликнул Мэт. — А потом, как только снова набьешь тележку добром, можешь снова закапывать.
— Точно, точно! — Глаза Каллио загорелись, затем он, немного подумав, обернулся к Мэту:
— А вам-то какое дело? Вам что с этого?
— Мне? Ничего, — обиженно отозвался Мэт. — Просто хотелось помочь ближнему, вот и все. — С этими словами Мэт отошел к Стегоману, намереваясь взобраться на его спину. — Пошли, папа. Нечего нам тут делать, раз к нам такое отношение.
— Нет, погоди! — вскричал — Каллио и поднял руку.
— Я и так уже торчу здесь неведомо сколько, — сердито проворчал Стегоман. — Отойди, козявка! Чародеи, садитесь!
Однако Рамон все же обернулся к Каллио:
— Ну, что тебе?
— Я... спасибо вам, — смущенно проговорил Каллио. Собственно говоря, что еще он мог сказать?
— Были рады помочь, — отозвался Мэт, усаживаясь между пластинами гребня Стегомана.
— Так приятно дать кому-то добрый совет, — улыбнулся Рамон.
Воришка испытующе глядел на Рамона.
— Странно как-то... вам такое приятно?
— А как же? Иначе бы я никогда не стал учителем, — ответил Рамон. — Ты сам попробуй. Может, уразумеешь, что помогать другим приятнее, чем грабить их.
Рамон взобрался на спину дракона. Стегоман отбежал от Каллио, забил огромными крыльями и взмыл в воздух. Описав над воришкой и его повозкой круг, дракон набрал высоту и вновь устремился в сторону ветряной мельницы. Во время облета Мэнтрелы увидели, что Каллио достает из повозки лопату и начинает копать яму.
Оказалось, что владелец мельницы был человеком изобретательным: он выкопал рядом с ней колодец и подсоединил крыло мельницы к вороту, в результате чего мельница сама вытягивала из колодца по несколько ведер воды сразу. Рамону потребовались считанные минуты, чтобы разобраться с механизмом и привести его в действие. Вскоре он набрал полное корыто воды. Они с Мэтом уложили в корыто окорока, дабы те отмокли, а Стегоман отправился на поиски какой-нибудь бродячей скотины. Что ж — даже если бы дракону не повезло, утром было чем его покормить.
Мэт разыскал на мельнице два мешка муки, которые хозяин почему-то забыл прихватить с собой, развел огонь, нашел кастрюльку с длинной ручкой — она слегка потрескалась, наверное, поэтому ее и оставили — и приготовил некое подобие тортильи — добавку к похлебке из солонины. Только они с отцом уселись перекусить, как в дверь кто-то постучал. Мэнтрелы встревоженно переглянулись.
Мэт встал и осторожно приблизился к двери, на ходу обнажив меч. А Рамон крикнул:
— Да? Кто там?
— Приютите меня, добрые люди, умоляю вас! — отозвался из-за двери дрожащий голосок, показавшийся Мэнтрелам знакомым, хотя и был приглушен — от того, кто стоял снаружи, их отделяла тяжелая толстая дубовая дверь.
Мэт успокоился, убрал меч в ножны и распахнул дверь, за которой оказался перемазанный грязью дрожащий от страха воришка.
— Вроде дождик собирается, — промямлил он. — Мне бы лучше тут переждать, чем под повозкой.
— Весьма предусмотрительно, — похвалил воришку Мэт и, пропустив того мимо себя, проверил, на месте ли кошелек. Он решил, что надо получше следить за кошельком в присутствии Каллио. Заложив дверь засовом, Мэт обернулся и увидел, что отец встал и приглашает Каллио к очагу.
— Добро пожаловать!
— С-спасибочки, — выдавил Каллио и уселся на грубо сработанный табурет.
Его глаза и нос автоматически развернулись к огню и кастрюльке.
— Поужинаем? — радушно предложил Рамон. — Не ахти что, но странникам не до эпикурейства. Мэтью, дай-ка нашему другу миску!
Мэт вытащил из мешка лишнюю миску и, наполнив ее похлебкой, передал Каллио. Воришка радостно вздохнул.
— Вы и вправду друзья. Там и на самом деле дождем пахнет, а мое добро вымокло бы насквозь, если бы я его не закопал так, как вы мне присоветовали.
— Значит, нашел доски? — поинтересовался Мэт.
— Без труда! Несколько штук нашел около лесопилки — отличные доски, выструганные, да еще парусины нашел. Доски — вещь полезная, я их парусиной накрыл.
— Ну, значит, все в порядке, — заключил Мэт, уселся на стул и взял свою миску. — Эй, смотри глотку не обожги!
— Постараемся, — пробормотал Каллио, подцепил полоску мяса на кончик ножа и подул, чтобы остудить. — Ой, какой же я голодный! — Жадюга Каллио, видимо, решил, что лучше поголодает, чем съест хоть что-нибудь из своей добычи.
— Понятное дело, — усмехнулся Мэт. — Люди убегали в спешке, но все же ничего не оставили наступающим врагам.
Каллио кивнул:
— Сроду не видал краев, где бы ничего пожрать не нашлось.
Мэт согласился с ним:
— Еще хорошо, что сейчас — ранняя весна, а то бы крестьяне и поля выжгли.
— Жалко, — буркнул Каллио.
— Что поделаешь? — вздохнул Рамон. — В войну всегда гибнут урожаи.
Каллио проглотил кусок мяса и встревоженно поинтересовался:
— А дракон-то как же?
— О, с ним все будет в порядке, — заверил воришку Мэт. — Он найдет себе какое-нибудь пропитание. Ну хоть горного козла. А если дождь зарядит, отыщет себе пещеру и там переночует.
— Не вернется сюда, на мельницу? — уточнил Каллио. Мэт покачал головой:
— Он в дверь не пролезет. Может, наведается в какую-нибудь конюшню в городе. Глядишь, там лошаденка-другая и осталась. Но сюда до утра не заявится.
— Одиноко ему будет ночью, — вздохнул Каллио.
— Он привычный, — утешил его Мэт. — Драконы вообще существа одинокие. Нет, они не прочь иногда пообщаться со своими, но терпеть не могут, когда собирается целая стая.
— В отличие от людей? — улыбнулся Рамон.
— Ну, мы-то существа социальные, — сказал Мэт. — Наверное, именно поэтому чувствуем себя так неуютно в городах-призраках.
— В местах, где когда то жили люди, а потом ушли? — переспросил Рамон и кивнул:
— Да, это понятно.
При мысли о брошенной, покинутой земле Мэт почувствовал прилив тоски. Он поставил на стол опустевшую миску и уставился на пламя очага.
— Успехи у нас никудышные, верно? Большая часть Ибирии завоевана маврами, весь народ бежал к королю.
— Верно, однако махди пока не выступил против короля, — возразил Мэнтрел-старший. — Он только совершил диверсию, после чего ушел и встал лагерем под Пиренеями.
— Да, и собрался напасть на войско моей жены, как только войско перевалит через горы. А ведь она пошла в этот поход, собрав всех солдат до единого!
Каллио, вытаращив глаза, продолжал жевать. Он явно гадал, о чем речь и во что он оказался втянутым.
— А в это время Бордестанг в осаде, а я бросил несчастную маму, и она вынуждена спасать город!
— Твоя «несчастная мама» страшнее гнева Господнего, если ее разозлить как следует, — напомнил сыну Рамон. — А война еще только началась. Уймись, сынок. Ты вовсе не проиграл, ты еще и сражаться не начал. — Рамон потрепал сына по плечу. — Не стоит в чем-либо винить себя, пока...
— Да понимаю я... — Мэт не сводил глаз с огня, и ему становилось все тоскливее.
— Откуда такой мрак в твоем сердце? — встревожился Рамон. — Уж больно неожиданно возникло у тебя это настроение! Может быть, какой-нибудь колдун напустил на тебя тоску?
— Верно! — Мэт встрепенулся, выпрямился и посмотрел на пламя так, словно увидел его впервые. — Хочет, чтобы я погрузился в депрессию и обо всем забыл! Поглядим, как это у него получится!
Они еще проговорили где-то с полчаса, и Мэт изо всех сил старался приободриться, но, когда все улеглись спать, тоска вновь сковала его сердце, а с тоской навалился и страх. Мэт закрыл глаза — сон не шел. Мэт почему-то все сильнее и сильнее чувствовал себя неудачником. На его пути встретились непреодолимые преграды, значит, его дела шли из рук вон плохо, если пока он обзавелся одним-единственным союзником в лице воришки, не способного вести сносное существование в мирное время, который даже не сообразил, что нужно припрятать свою добычу в брошенной людьми местности. Он не удивился, когда, задремав, увидел пустынную высохшую, безводную местность. Мрак сгущался, возникало чувство обреченности, и при этом на фоне лилового неба нещадно палило солнце. Мэту казалось, что еще мгновение — и из этой мертвой земли на свет начнут вылезать скелеты. Они соберутся в войско и пойдут в атаку на Мэта скелеты носорогов, гигантских ящеров, а может, даже неандертальцев... И скелеты поднялись и пошли. «Мы — мертвые, — казалось, поют они. — Мы — те, кем скоро станешь и ты. Добро пожаловать к нам, от нас ты не уйдешь никогда».
Мэт подсознательно протестующе закричал, но вслух он не мог выдавить ни звука — у него не было тела. Скелеты приближались к какой-то точке в его сознании — медленно, но с отчаянной неизбежностью.
А потом... за спиной у Мэта раздался чей-то крик, загрохотали копыта коня, и мимо него на тощей лошаденке пронесся рыцарь в латах. Его обломанное копье взметнулось...
Войско скелетов тут же заинтересовалось всадником. Было видно, как они жаждут растоптать его, но вот обломанное копье угодило в первый скелет — скелет мастодонта, и тот рассыпался в прах. Всадник развернулся и поскакал по кругу около мертвого войска, и стоило ему только коснуться копьем какого-нибудь скелета, как кости тут же превращались в груды пыли.
Всадник погнал свою клячу галопом — войско развернулось и пустилось прочь, клацая и стуча костями.
А один скелет почему-то полетел, хотя непонятно как. Судя по всему, скелет принадлежал птеродактилю. На лету скелет развернулся, издал крик, похожий на звук, когда железом царапают по стеклу, и бросился на рыцаря. Тот взмахнул копьем, и бывший птеродактиль рассыпался на отдельные косточки.
Вдруг послышалось цоканье копыт, и Мэт увидел толстяка-коротышку верхом на осле. Коротышка догонял рыцаря. Рыцарь накренился и начал падать с коня, но толстячок успел подхватить его и, как ни странно, удержал.
Когда рыцарь падал, с головы его слетел шлем — рыцарь был белый как лунь.
Губы его шевельнулись — он наверняка благодарил своего верного оруженосца.
Оруженосец помог своему господину взобраться на лошадь, сам быстренько сел на ослика и потрусил вперед, чтобы подобрать шлем. Сквайр повернулся к Мэту:
— Вы не должны благодарить меня, сеньор. Это я должен благодарить вас. Вы дали мне возможность сразиться во имя Добра и Справедливости.
Теперь Мэт ясно видел лицо рыцаря. Старое, морщинистое, с чахлой бороденкой. Доспехи дырявые, проржавевшие. Но глаза — глаза горели молодым огнем, светились торжеством победы.
— О нет, я обязан поблагодарить вас, милорд. — Мэт попытался отвесить рыцарю поклон. — Вы спасли меня, спасли, когда страх и сомнения в самом себе сковали меня по рукам и ногам.
— Никогда не сомневайтесь в себе! — воскликнул старик и убрал копье за стремя. — Если вы сражаетесь за Добро и Справедливость, ваша рука всегда будет тверда, а меч остр! Вы можете упасть, но вы снова подниметесь! Вы можете проиграть в сражении, но победите в войне!
Тут была Ибирия, а не Испания, и Мэт решил, что слова старого кабальеро тут как нельзя более кстати. Но каким образом литературный герой из его мира попал сюда?
Конечно, он Мэту снился. Без сомнения, Мэт сам призвал его бессознательно, а рыцарь только и ждал, когда в нем возникнет нужда. А сейчас был как раз такой момент. Может, эта мысль была и не совсем верна, сейчас от нее отмахиваться не приходилось.
— Никогда ничего не страшитесь, — уговаривал Мэта рыцарь. — Вернее, не обращайте внимания на свои страхи. Любой время от времени подвержен страху, но человек может воспринимать свой страх как нанесенный ему удар и может отразить удар, закрыться от него, и тогда этот удар послужит ему верой и правдой. Он наберется сил и нанесет ответный удар, сокрушительный, и додумается до того, как перехитрить врага.
— Да, милорд.
Сердце Мэта бешено стучало.
— Вы не должны прекращать сражаться, — продолжал увещевать Мэта старый рыцарь. — Хороший бой сам по себе многого стоит, даже если в конце концов и проиграешь. — Рыцарь неожиданно улыбнулся. — А потом — всегда можно и победить.
— В вас я нисколько не сомневаюсь, — улыбнулся в ответ Мэт. — Мог бы я попросить вас о помощи, милорд? Язычники напали на Ибирию, ударили в самое сердце страны, добрались до гор, даже до северных рек! Законный правитель страны собирает на севере все свои силы, дабы нанести врагу ответный удар. Если ваша рука будет на нашей стороне, мы смогли бы одолеть врагов.
— Испытание! Приключение! — восторженно воскликнул старый идальго и обернулся к своему оруженосцу, подоспевшему к нему с медным шлемом. — Будьте спокойны, мы вам поможем, сеньор, вот только надо придумать — как.
— Непременно придумаете, милорд, — кивнул Мэт и усмехнулся. — Вам не привыкать отвечать на удары во имя Добра и Справедливости.
— Я проскачу по снам мужчин, я вдохновлю женщин на то, чтобы они выше ценили себя! — воскликнул идальго. Обломанное копье взметнулось. Мэт попробовал уклониться, но острие копья все же коснулось его. Страх и тоска исчезли, словно их и не было, а старый рыцарь проговорил:
— Вы тоже должны знать себе цену, сеньор! Мир рушится, мир распадается на части и вам должно восстановить его, собрать воедино! Нет, не надо прятаться за ложной скромностью, ибо я знаю: вы подходите для этой цели! — Тут глаза рыцаря широко раскрылись, вместили в себя весь мир, и в ушах Мэта прозвучал хрипловатый, словно тронутый ржавчиной голос:
— Теперь очнись, свободный от сомнений в себе самом и от чувства обреченности! Помоги миру, подопри его плечом и радуйся тому, что тебе выпала такая задача!
Мэт перестал ощущать давление и понял, что рыцарь отнял от его груди копье. Но в глазах идальго горел чудесный свет. Мэт не отрываясь смотрел в глаза рыцаря, а тот продолжал говорить:
— Очнись! Очнись всеми фибрами своего существа, очнись с надеждой и жаждой победы!
Мэт уже ничего не видел, кроме этих огромных, сияющих глаз. А глаза наполнились синевой — предрассветной синевой небес... Потом эту синеву с одной стороны тронула розоватая полоса, тронула и рассыпалась золотыми искрами. Мэт заморгал, понимая, что видит перед собой рассветное небо через окошко мельницы и что ночь, оказывается, прошла.
Он приподнялся на локте и увидел горящий очаг, и отца, склонившегося над котелком, от которого шел пар, и потрескавшуюся кастрюльку, а в ней — пшеничные лепешки...
— Доброе утро, сынок, — радостно и немного встревоженно приветствовал сына Мэнтрел-старший. Мэт проморгался и улыбнулся.
— Доброе утро, папа.
Тревога Рамона немного унялась, и он спросил:
— Нашел лекарство от меланхолии?
Мэт огляделся по сторонам и сам поразился тому, каким ярким, золотистым показалось ему все вокруг. Он был полон радости, жажды действий. Он помнил о махди, о грозном джинне с топором, о бесчисленном войске мавров, но почему-то ощущал уверенность в том, что все это пройдет, что все останутся живы — и он сам, и его родные, что их ждет победа и радость — и в Ибирии, и в Меровенсе. Мэт усмехнулся:
— Нет. Лекарство нашло меня.
К сожалению, с Мэнтрелами сейчас был не только весь мир, но и Каллио в придачу. Рамон щедро навалил лепешек на тарелку воришки — Каллио отыскал на мельнице тарелку, кружку и ложку — эту деревянную утварь хозяева с собой не захватили. Когда они закончили завтрак, убрали со стола, вымыли посуду, погасили очаг, залив его водой, и принялись вытаскивать из корыта отмокшие окорока и развешивать их на солнце, Каллио усиленно помогал Мэнтрелам, а потом поинтересовался:
— Зачем их тут бросать? Разве не лучше будет уложить их в мою тележку и взять с собой?
— Нам недалеко, — ответил Мэт, и они вернулись за следующей порцией окороков.
Когда с развеской было покончено, Каллио не ушел — он весело разгуливал около мельницы.
— Похоже, мы обзавелись попутчиком, — заключил Рамон.
— Не горюй, — ответил ему Мэт краешком рта. — Вернется Стегоман — только мы его и видели.
— А по-моему, он уже возвращается, — заметил Рамон, глянув на небо.
А в небе парило существо, которое с первого взгляда можно было бы принять за орла, не будь у него такая длинная шея. Каллио подошел к Мэнтрелам, задрал голову и заинтересовался:
— Лебедь, что ли?
— Побольше будет, — ответил Мэт. — Просто кажется маленьким, потому что высоко летит.
Глаза Каллио выпучились и наполнились страхом. Он попятился, а «лебедь» спускался все ниже и ниже, описывая в небе круг за кругом. Вскоре стало ясно, что это дракон. Стегоман приземлился, взметнув тучу пыли.
— Доброе утро, Любящий Летать Высоко, — с улыбкой приветствовал старого друга Мэт. Он усмехнулся, заметив, что Каллио уже нет рядом с ним. — Как прошла охота?
— Да нашел перед рассветом горного козла, — пробурчал Стегоман. — Маленький, тощий. — Он брезгливо скривился. — Жрать охота, Мэтью.
— Так угощайся. — Мэт махнул рукой в сторону развешанных на веревке окороков. Стегоман шагнул к угощению, опустил голову и принялся пожирать окорока. Через пять минут он вздохнул и кивнул:
— Недурственно. День продержусь. Ну что? Хватайте мешки и по коням, а?
— Это мы с радостью, — кивнул Мэт. — Спасибо за приглашение.
Они с отцом вернулись на мельницу за поклажей, и вдруг у Мэта мелькнула мысль: на месте ли их вещи. Однако сомневался он напрасно — все было на месте.
Каллио не согрешил. Но когда они с отцом покидали мельницу, Мэту показалось, что эхо их шагов звучит как-то странновато.
Глава 21
— Не надо, только не это! — в отчаянии вскричал Каллио. — Знаю, так и будет! Эти здоровенные засранцы! Сволочи гадские! Они у меня все отберут, как только увидят, что у меня что-то есть! Они и раньше меня грабили! Но не могу, не могу же я вот так взять и бросить все это! Неужто вы хотите, чтобы я. все это бросил, только чтоб никто у меня это не отнял? Толку-то от этого?
— Я не предлагаю тебе бросить все, — ответил Мэт. — И к тому же это не навсегда — на время.
Каллио вытаращил глаза.
— Чего-чего? Это как это? Как это так — на время? А вдруг мне чего понадобится?
— Понадобится — возьмешь, только не сразу.
Мэту больше всего хотелось избавить маленького воришку от беды, в которую его могла втянуть его тяжкая ноша. Рамон, уловив мысль сына, кивнул.
— Ты можешь где-нибудь спрятать это добро. Ты разве никогда не слыхал о спрятанных сокровищах?
— Спрятать? — прищурился Каллио. — Ну... это можно бы... только... прячут-то самые что ни на есть настоящие сокровища... ну там золотишко, камешки и все такое...
— Но ведь ты только что сам сказал — найди ты что-нибудь в этом городе, тебе не нужно было бы волочить-с собой всю повозку! — терпеливо возразил Мэт.
— Ну это да, только я сказал так из-за того, что золото и камешки можно с собой нести — они легкие, не то что повозка!
— Ну а как ты думаешь, почему люди прятали свои сокровища? — поинтересовался Рамон. Мэт кивнул:
— Ага, почему? Потому что они направлялись в такие края, где полным-полно разбойников, способных их оградить, — или потому, что начиналась война.
Каллио с вытаращенными глазами оглядел окрестности.
— Хотите сказать, что горожане могли где-нибудь закопать свои вещички и денежки?
— Сомневаюсь, — покачал головой Мэт.
Рамон усмехнулся:
— Вряд ли тут у кого-то имелись большие ценности — разве что только у богатых купцов. Почти уверен — эти наняли отряды охраны, чтобы уберечь свои драгоценности по пути на север, к королю.
— Верно, — согласился Мэт. — Тут драгоценностей не сыщешь. Если только сам не припрячешь.
— Я? Закопать все это? Но как же мне без этого всего быть? — растерянно простонал Каллио, однако, глядя на повозку, уже что-то прикидывал.
— Ты же будешь знать, где все это спрятано, и сможешь вернуться, когда свору... я хотел сказать, раздобудешь лошадей, и тогда вместо тебя повозку потащат они.
Мэт на самом деле ни на йоту не верил в то, что Каллио отважится украсть хоть что-то размером с лошадь.
— Ну а вдруг я позабуду, где все это спрятал? — не унимался Каллио.
— Карту нарисуй, — предложил ему Рамон. — Нет, три карты — добра у тебя слишком много, чтобы спрятать все в одном месте.
— Но дерево! Перины! Они же сгниют!
— Ты же ненадолго все это закопаешь, — продолжал уговаривать Каллио Мэт.
Он и в самом деле надеялся, что военный конфликт будет улажен за считанные месяцы.
— Ну и потом... это же Ламанча! — нашелся Рамон. — Тут почва сухая, воды мало.
— Дождики бывают, — продолжал упрямиться Каллио. — Не то чтобы очень часто, но бывают.
Мэт пожал плечами:
— Ну так уложи в яму доски, а другими накрой добро. Вот и сохранишь свой клад от сырости.
— А что, может, и получится... — протянул Каллио и оценивающе оглядел повозку.
— Конечно, получится! — воскликнул Мэт. — А потом, как только снова набьешь тележку добром, можешь снова закапывать.
— Точно, точно! — Глаза Каллио загорелись, затем он, немного подумав, обернулся к Мэту:
— А вам-то какое дело? Вам что с этого?
— Мне? Ничего, — обиженно отозвался Мэт. — Просто хотелось помочь ближнему, вот и все. — С этими словами Мэт отошел к Стегоману, намереваясь взобраться на его спину. — Пошли, папа. Нечего нам тут делать, раз к нам такое отношение.
— Нет, погоди! — вскричал — Каллио и поднял руку.
— Я и так уже торчу здесь неведомо сколько, — сердито проворчал Стегоман. — Отойди, козявка! Чародеи, садитесь!
Однако Рамон все же обернулся к Каллио:
— Ну, что тебе?
— Я... спасибо вам, — смущенно проговорил Каллио. Собственно говоря, что еще он мог сказать?
— Были рады помочь, — отозвался Мэт, усаживаясь между пластинами гребня Стегомана.
— Так приятно дать кому-то добрый совет, — улыбнулся Рамон.
Воришка испытующе глядел на Рамона.
— Странно как-то... вам такое приятно?
— А как же? Иначе бы я никогда не стал учителем, — ответил Рамон. — Ты сам попробуй. Может, уразумеешь, что помогать другим приятнее, чем грабить их.
Рамон взобрался на спину дракона. Стегоман отбежал от Каллио, забил огромными крыльями и взмыл в воздух. Описав над воришкой и его повозкой круг, дракон набрал высоту и вновь устремился в сторону ветряной мельницы. Во время облета Мэнтрелы увидели, что Каллио достает из повозки лопату и начинает копать яму.
Оказалось, что владелец мельницы был человеком изобретательным: он выкопал рядом с ней колодец и подсоединил крыло мельницы к вороту, в результате чего мельница сама вытягивала из колодца по несколько ведер воды сразу. Рамону потребовались считанные минуты, чтобы разобраться с механизмом и привести его в действие. Вскоре он набрал полное корыто воды. Они с Мэтом уложили в корыто окорока, дабы те отмокли, а Стегоман отправился на поиски какой-нибудь бродячей скотины. Что ж — даже если бы дракону не повезло, утром было чем его покормить.
Мэт разыскал на мельнице два мешка муки, которые хозяин почему-то забыл прихватить с собой, развел огонь, нашел кастрюльку с длинной ручкой — она слегка потрескалась, наверное, поэтому ее и оставили — и приготовил некое подобие тортильи — добавку к похлебке из солонины. Только они с отцом уселись перекусить, как в дверь кто-то постучал. Мэнтрелы встревоженно переглянулись.
Мэт встал и осторожно приблизился к двери, на ходу обнажив меч. А Рамон крикнул:
— Да? Кто там?
— Приютите меня, добрые люди, умоляю вас! — отозвался из-за двери дрожащий голосок, показавшийся Мэнтрелам знакомым, хотя и был приглушен — от того, кто стоял снаружи, их отделяла тяжелая толстая дубовая дверь.
Мэт успокоился, убрал меч в ножны и распахнул дверь, за которой оказался перемазанный грязью дрожащий от страха воришка.
— Вроде дождик собирается, — промямлил он. — Мне бы лучше тут переждать, чем под повозкой.
— Весьма предусмотрительно, — похвалил воришку Мэт и, пропустив того мимо себя, проверил, на месте ли кошелек. Он решил, что надо получше следить за кошельком в присутствии Каллио. Заложив дверь засовом, Мэт обернулся и увидел, что отец встал и приглашает Каллио к очагу.
— Добро пожаловать!
— С-спасибочки, — выдавил Каллио и уселся на грубо сработанный табурет.
Его глаза и нос автоматически развернулись к огню и кастрюльке.
— Поужинаем? — радушно предложил Рамон. — Не ахти что, но странникам не до эпикурейства. Мэтью, дай-ка нашему другу миску!
Мэт вытащил из мешка лишнюю миску и, наполнив ее похлебкой, передал Каллио. Воришка радостно вздохнул.
— Вы и вправду друзья. Там и на самом деле дождем пахнет, а мое добро вымокло бы насквозь, если бы я его не закопал так, как вы мне присоветовали.
— Значит, нашел доски? — поинтересовался Мэт.
— Без труда! Несколько штук нашел около лесопилки — отличные доски, выструганные, да еще парусины нашел. Доски — вещь полезная, я их парусиной накрыл.
— Ну, значит, все в порядке, — заключил Мэт, уселся на стул и взял свою миску. — Эй, смотри глотку не обожги!
— Постараемся, — пробормотал Каллио, подцепил полоску мяса на кончик ножа и подул, чтобы остудить. — Ой, какой же я голодный! — Жадюга Каллио, видимо, решил, что лучше поголодает, чем съест хоть что-нибудь из своей добычи.
— Понятное дело, — усмехнулся Мэт. — Люди убегали в спешке, но все же ничего не оставили наступающим врагам.
Каллио кивнул:
— Сроду не видал краев, где бы ничего пожрать не нашлось.
Мэт согласился с ним:
— Еще хорошо, что сейчас — ранняя весна, а то бы крестьяне и поля выжгли.
— Жалко, — буркнул Каллио.
— Что поделаешь? — вздохнул Рамон. — В войну всегда гибнут урожаи.
Каллио проглотил кусок мяса и встревоженно поинтересовался:
— А дракон-то как же?
— О, с ним все будет в порядке, — заверил воришку Мэт. — Он найдет себе какое-нибудь пропитание. Ну хоть горного козла. А если дождь зарядит, отыщет себе пещеру и там переночует.
— Не вернется сюда, на мельницу? — уточнил Каллио. Мэт покачал головой:
— Он в дверь не пролезет. Может, наведается в какую-нибудь конюшню в городе. Глядишь, там лошаденка-другая и осталась. Но сюда до утра не заявится.
— Одиноко ему будет ночью, — вздохнул Каллио.
— Он привычный, — утешил его Мэт. — Драконы вообще существа одинокие. Нет, они не прочь иногда пообщаться со своими, но терпеть не могут, когда собирается целая стая.
— В отличие от людей? — улыбнулся Рамон.
— Ну, мы-то существа социальные, — сказал Мэт. — Наверное, именно поэтому чувствуем себя так неуютно в городах-призраках.
— В местах, где когда то жили люди, а потом ушли? — переспросил Рамон и кивнул:
— Да, это понятно.
При мысли о брошенной, покинутой земле Мэт почувствовал прилив тоски. Он поставил на стол опустевшую миску и уставился на пламя очага.
— Успехи у нас никудышные, верно? Большая часть Ибирии завоевана маврами, весь народ бежал к королю.
— Верно, однако махди пока не выступил против короля, — возразил Мэнтрел-старший. — Он только совершил диверсию, после чего ушел и встал лагерем под Пиренеями.
— Да, и собрался напасть на войско моей жены, как только войско перевалит через горы. А ведь она пошла в этот поход, собрав всех солдат до единого!
Каллио, вытаращив глаза, продолжал жевать. Он явно гадал, о чем речь и во что он оказался втянутым.
— А в это время Бордестанг в осаде, а я бросил несчастную маму, и она вынуждена спасать город!
— Твоя «несчастная мама» страшнее гнева Господнего, если ее разозлить как следует, — напомнил сыну Рамон. — А война еще только началась. Уймись, сынок. Ты вовсе не проиграл, ты еще и сражаться не начал. — Рамон потрепал сына по плечу. — Не стоит в чем-либо винить себя, пока...
— Да понимаю я... — Мэт не сводил глаз с огня, и ему становилось все тоскливее.
— Откуда такой мрак в твоем сердце? — встревожился Рамон. — Уж больно неожиданно возникло у тебя это настроение! Может быть, какой-нибудь колдун напустил на тебя тоску?
— Верно! — Мэт встрепенулся, выпрямился и посмотрел на пламя так, словно увидел его впервые. — Хочет, чтобы я погрузился в депрессию и обо всем забыл! Поглядим, как это у него получится!
Они еще проговорили где-то с полчаса, и Мэт изо всех сил старался приободриться, но, когда все улеглись спать, тоска вновь сковала его сердце, а с тоской навалился и страх. Мэт закрыл глаза — сон не шел. Мэт почему-то все сильнее и сильнее чувствовал себя неудачником. На его пути встретились непреодолимые преграды, значит, его дела шли из рук вон плохо, если пока он обзавелся одним-единственным союзником в лице воришки, не способного вести сносное существование в мирное время, который даже не сообразил, что нужно припрятать свою добычу в брошенной людьми местности. Он не удивился, когда, задремав, увидел пустынную высохшую, безводную местность. Мрак сгущался, возникало чувство обреченности, и при этом на фоне лилового неба нещадно палило солнце. Мэту казалось, что еще мгновение — и из этой мертвой земли на свет начнут вылезать скелеты. Они соберутся в войско и пойдут в атаку на Мэта скелеты носорогов, гигантских ящеров, а может, даже неандертальцев... И скелеты поднялись и пошли. «Мы — мертвые, — казалось, поют они. — Мы — те, кем скоро станешь и ты. Добро пожаловать к нам, от нас ты не уйдешь никогда».
Мэт подсознательно протестующе закричал, но вслух он не мог выдавить ни звука — у него не было тела. Скелеты приближались к какой-то точке в его сознании — медленно, но с отчаянной неизбежностью.
А потом... за спиной у Мэта раздался чей-то крик, загрохотали копыта коня, и мимо него на тощей лошаденке пронесся рыцарь в латах. Его обломанное копье взметнулось...
Войско скелетов тут же заинтересовалось всадником. Было видно, как они жаждут растоптать его, но вот обломанное копье угодило в первый скелет — скелет мастодонта, и тот рассыпался в прах. Всадник развернулся и поскакал по кругу около мертвого войска, и стоило ему только коснуться копьем какого-нибудь скелета, как кости тут же превращались в груды пыли.
Всадник погнал свою клячу галопом — войско развернулось и пустилось прочь, клацая и стуча костями.
А один скелет почему-то полетел, хотя непонятно как. Судя по всему, скелет принадлежал птеродактилю. На лету скелет развернулся, издал крик, похожий на звук, когда железом царапают по стеклу, и бросился на рыцаря. Тот взмахнул копьем, и бывший птеродактиль рассыпался на отдельные косточки.
Вдруг послышалось цоканье копыт, и Мэт увидел толстяка-коротышку верхом на осле. Коротышка догонял рыцаря. Рыцарь накренился и начал падать с коня, но толстячок успел подхватить его и, как ни странно, удержал.
Когда рыцарь падал, с головы его слетел шлем — рыцарь был белый как лунь.
Губы его шевельнулись — он наверняка благодарил своего верного оруженосца.
Оруженосец помог своему господину взобраться на лошадь, сам быстренько сел на ослика и потрусил вперед, чтобы подобрать шлем. Сквайр повернулся к Мэту:
— Вы не должны благодарить меня, сеньор. Это я должен благодарить вас. Вы дали мне возможность сразиться во имя Добра и Справедливости.
Теперь Мэт ясно видел лицо рыцаря. Старое, морщинистое, с чахлой бороденкой. Доспехи дырявые, проржавевшие. Но глаза — глаза горели молодым огнем, светились торжеством победы.
— О нет, я обязан поблагодарить вас, милорд. — Мэт попытался отвесить рыцарю поклон. — Вы спасли меня, спасли, когда страх и сомнения в самом себе сковали меня по рукам и ногам.
— Никогда не сомневайтесь в себе! — воскликнул старик и убрал копье за стремя. — Если вы сражаетесь за Добро и Справедливость, ваша рука всегда будет тверда, а меч остр! Вы можете упасть, но вы снова подниметесь! Вы можете проиграть в сражении, но победите в войне!
Тут была Ибирия, а не Испания, и Мэт решил, что слова старого кабальеро тут как нельзя более кстати. Но каким образом литературный герой из его мира попал сюда?
Конечно, он Мэту снился. Без сомнения, Мэт сам призвал его бессознательно, а рыцарь только и ждал, когда в нем возникнет нужда. А сейчас был как раз такой момент. Может, эта мысль была и не совсем верна, сейчас от нее отмахиваться не приходилось.
— Никогда ничего не страшитесь, — уговаривал Мэта рыцарь. — Вернее, не обращайте внимания на свои страхи. Любой время от времени подвержен страху, но человек может воспринимать свой страх как нанесенный ему удар и может отразить удар, закрыться от него, и тогда этот удар послужит ему верой и правдой. Он наберется сил и нанесет ответный удар, сокрушительный, и додумается до того, как перехитрить врага.
— Да, милорд.
Сердце Мэта бешено стучало.
— Вы не должны прекращать сражаться, — продолжал увещевать Мэта старый рыцарь. — Хороший бой сам по себе многого стоит, даже если в конце концов и проиграешь. — Рыцарь неожиданно улыбнулся. — А потом — всегда можно и победить.
— В вас я нисколько не сомневаюсь, — улыбнулся в ответ Мэт. — Мог бы я попросить вас о помощи, милорд? Язычники напали на Ибирию, ударили в самое сердце страны, добрались до гор, даже до северных рек! Законный правитель страны собирает на севере все свои силы, дабы нанести врагу ответный удар. Если ваша рука будет на нашей стороне, мы смогли бы одолеть врагов.
— Испытание! Приключение! — восторженно воскликнул старый идальго и обернулся к своему оруженосцу, подоспевшему к нему с медным шлемом. — Будьте спокойны, мы вам поможем, сеньор, вот только надо придумать — как.
— Непременно придумаете, милорд, — кивнул Мэт и усмехнулся. — Вам не привыкать отвечать на удары во имя Добра и Справедливости.
— Я проскачу по снам мужчин, я вдохновлю женщин на то, чтобы они выше ценили себя! — воскликнул идальго. Обломанное копье взметнулось. Мэт попробовал уклониться, но острие копья все же коснулось его. Страх и тоска исчезли, словно их и не было, а старый рыцарь проговорил:
— Вы тоже должны знать себе цену, сеньор! Мир рушится, мир распадается на части и вам должно восстановить его, собрать воедино! Нет, не надо прятаться за ложной скромностью, ибо я знаю: вы подходите для этой цели! — Тут глаза рыцаря широко раскрылись, вместили в себя весь мир, и в ушах Мэта прозвучал хрипловатый, словно тронутый ржавчиной голос:
— Теперь очнись, свободный от сомнений в себе самом и от чувства обреченности! Помоги миру, подопри его плечом и радуйся тому, что тебе выпала такая задача!
Мэт перестал ощущать давление и понял, что рыцарь отнял от его груди копье. Но в глазах идальго горел чудесный свет. Мэт не отрываясь смотрел в глаза рыцаря, а тот продолжал говорить:
— Очнись! Очнись всеми фибрами своего существа, очнись с надеждой и жаждой победы!
Мэт уже ничего не видел, кроме этих огромных, сияющих глаз. А глаза наполнились синевой — предрассветной синевой небес... Потом эту синеву с одной стороны тронула розоватая полоса, тронула и рассыпалась золотыми искрами. Мэт заморгал, понимая, что видит перед собой рассветное небо через окошко мельницы и что ночь, оказывается, прошла.
Он приподнялся на локте и увидел горящий очаг, и отца, склонившегося над котелком, от которого шел пар, и потрескавшуюся кастрюльку, а в ней — пшеничные лепешки...
— Доброе утро, сынок, — радостно и немного встревоженно приветствовал сына Мэнтрел-старший. Мэт проморгался и улыбнулся.
— Доброе утро, папа.
Тревога Рамона немного унялась, и он спросил:
— Нашел лекарство от меланхолии?
Мэт огляделся по сторонам и сам поразился тому, каким ярким, золотистым показалось ему все вокруг. Он был полон радости, жажды действий. Он помнил о махди, о грозном джинне с топором, о бесчисленном войске мавров, но почему-то ощущал уверенность в том, что все это пройдет, что все останутся живы — и он сам, и его родные, что их ждет победа и радость — и в Ибирии, и в Меровенсе. Мэт усмехнулся:
— Нет. Лекарство нашло меня.
К сожалению, с Мэнтрелами сейчас был не только весь мир, но и Каллио в придачу. Рамон щедро навалил лепешек на тарелку воришки — Каллио отыскал на мельнице тарелку, кружку и ложку — эту деревянную утварь хозяева с собой не захватили. Когда они закончили завтрак, убрали со стола, вымыли посуду, погасили очаг, залив его водой, и принялись вытаскивать из корыта отмокшие окорока и развешивать их на солнце, Каллио усиленно помогал Мэнтрелам, а потом поинтересовался:
— Зачем их тут бросать? Разве не лучше будет уложить их в мою тележку и взять с собой?
— Нам недалеко, — ответил Мэт, и они вернулись за следующей порцией окороков.
Когда с развеской было покончено, Каллио не ушел — он весело разгуливал около мельницы.
— Похоже, мы обзавелись попутчиком, — заключил Рамон.
— Не горюй, — ответил ему Мэт краешком рта. — Вернется Стегоман — только мы его и видели.
— А по-моему, он уже возвращается, — заметил Рамон, глянув на небо.
А в небе парило существо, которое с первого взгляда можно было бы принять за орла, не будь у него такая длинная шея. Каллио подошел к Мэнтрелам, задрал голову и заинтересовался:
— Лебедь, что ли?
— Побольше будет, — ответил Мэт. — Просто кажется маленьким, потому что высоко летит.
Глаза Каллио выпучились и наполнились страхом. Он попятился, а «лебедь» спускался все ниже и ниже, описывая в небе круг за кругом. Вскоре стало ясно, что это дракон. Стегоман приземлился, взметнув тучу пыли.
— Доброе утро, Любящий Летать Высоко, — с улыбкой приветствовал старого друга Мэт. Он усмехнулся, заметив, что Каллио уже нет рядом с ним. — Как прошла охота?
— Да нашел перед рассветом горного козла, — пробурчал Стегоман. — Маленький, тощий. — Он брезгливо скривился. — Жрать охота, Мэтью.
— Так угощайся. — Мэт махнул рукой в сторону развешанных на веревке окороков. Стегоман шагнул к угощению, опустил голову и принялся пожирать окорока. Через пять минут он вздохнул и кивнул:
— Недурственно. День продержусь. Ну что? Хватайте мешки и по коням, а?
— Это мы с радостью, — кивнул Мэт. — Спасибо за приглашение.
Они с отцом вернулись на мельницу за поклажей, и вдруг у Мэта мелькнула мысль: на месте ли их вещи. Однако сомневался он напрасно — все было на месте.
Каллио не согрешил. Но когда они с отцом покидали мельницу, Мэту показалось, что эхо их шагов звучит как-то странновато.
Глава 21
Мэт развернулся и протянул воришке руку:
— Ну, Каллио... Приятно было познакомиться. Жалко расставаться...
— Вот спасибо-то, лорд Маг! — Каллио схватил Мэта за руку и принялся трясти. — Вот здорово, что вы меня пригласили!
— Пошутил ты, Мэтью, не слишком удачно, — проворчал Рамон.
Мэт про себя выругался — пожурил себя за собственную глупость. Он торопливо проговорил:
— Ох как глупо вышло! Я не могу тебя пригласить — не мне же тебя на спине нести! — Оглянувшись на дракона, Мэт покачал головой и спросил:
— Стегоман, тебе же правда неохота брать еще одного седока, верно?
Дракон молчал, и сердце Мэта екнуло. Стегоман долго, пристально вглядывался в Каллио.
А Каллио, без сомнения, решив, что дракон хочет внести его в качестве десерта в свое меню, пугливо попятился.
— Надо бы взять его, — в конце концов буркнул дракон. — Чувствую, он нам понадобится.
Каллио облегченно вздохнул, но тут же понял, что из меню его, может, и вычеркнули, но только для того, чтобы убрать в кладовку.
— Ты уверен? — недоверчиво переспросил Мэт. Он что-то не припоминал, чтобы Стегоман блистал интуицией.
— Сам не знаю почему, но чувствую, он должен лететь с нами, — медленно проговорил Стегоман. — Но учти, худышка, твоя повозка должна остаться здесь.
Лицо Каллио перекосилось от ужаса.
— Да, иначе не выйдет, — быстро подхватил Мэт. — Как ты удержишь все свое добро? Повозку на дракона не погрузишь — нас и так трое. Жаль, Каллио. Придется тебе остаться здесь. Ну пока, рад был познакомиться, — еще раз проговорил Мэт и поскорее повернулся к дракону.
— Ну, чего там — раз надо, значит, надо, — неожиданно крикнул Каллио. — Я с вами, лорд Маг!
Мэт замедлил шаг и негромко выругался.
— Ну-ну, Мэтью, он ведь все-таки воришка, — усмехнулся Рамон. — Как добытчик он наверняка незаменим. Давай-ка воспользуемся предложением твоего чешуйчатого друга и взлетим поскорее.
Каллио явно не был готов к полету. Он вцепился в последний зубец на спине Стегомана и с ужасом смотрел вниз. Казалось, мышцы его одеревенели. Как Мэт ни увещевал воришку, как ни обещал тому, что не, даст ему упасть, — ничего не помогло.
— Ты бы лучше вниз не глядел, — решил внести свою лепту в уговоры Рамон.
Каллио отвел глаза от проплывавшей внизу земли и уставился прямо перед собой.
— Н-никогд-да не д-думал, ч-что по-кат-таюс-сь на д-д-драко-не!
— Тут привычка нужна, — крикнул Мэт, стараясь перекрыть свист ветра. — Радуйся еще, что он летит низко.
Для самоуспокоения Мэт проверил, на месте ли кошелек. Кошелек был на месте. Мэт убрал его в карман штанов и крикнул:
— Папа, проверь у тебя все на месте?
— Вроде бы все спокойно, леди Мэнтрел, — заметил Савл.
— Да. Это-то меня и пугает, — нахмурилась Химена. — Мне кажется, что сейчас они могли бы устраивать атаки, хотя бы время от времени — пусть хоть от скуки.
— Вы зря волнуетесь. Они перепробовали все основные способы атаки и обнаружили, что ничего не получается. Рано или поздно в любой осаде наступает момент, когда осаждающие прекращают наступление и пытаются взять защитников измором.
— Для этого пока еще слишком рано, — возразила Химена. — Еще и двух недель не прошло. Пожалуй, надо бы велеть нашим людям утыкать землю около стены палками, — предложила она.
— Чтоб не допустить подкопа? Верно! — кивнул Савл и задумался. — А можно и кое-что получше придумать... Что-нибудь вроде магического эквивалента сонара...
— Верно, и еще охранное заклинание! Ведь ты же можешь создать магическую изгородь?
— Да. Я хочу сказать — это очень легко, но и преодолеть такое заклинание ничего не стоит — это может любой волшебник.
— Но если враги будут остановлены охранным заклинанием под землей, они не станут искать твою систему сигнализации! Пусть они минуют охранную преграду, но ведь мы все равно поймем, что они пытаются проникнуть в город!
— Великолепная мысль! — воскликнул Савл и встревоженно посмотрел на Химену. — У вас что, дома были проблемы с охраной?
— Да нет, дома у меня был Рамон, — рассеянно отозвалась Химена. Брови ее сошлись на переносице, она явно пыталась решить какую-то задачу.
— Так что же вас беспокоит?
— Не что, а кто. Тот, кто командует войском.
— Это вы про того мужика, у которого здоровенный оранжевый тюрбан? Того, кто сидит в оранжевом шатре? И что?
— Ну, Каллио... Приятно было познакомиться. Жалко расставаться...
— Вот спасибо-то, лорд Маг! — Каллио схватил Мэта за руку и принялся трясти. — Вот здорово, что вы меня пригласили!
— Пошутил ты, Мэтью, не слишком удачно, — проворчал Рамон.
Мэт про себя выругался — пожурил себя за собственную глупость. Он торопливо проговорил:
— Ох как глупо вышло! Я не могу тебя пригласить — не мне же тебя на спине нести! — Оглянувшись на дракона, Мэт покачал головой и спросил:
— Стегоман, тебе же правда неохота брать еще одного седока, верно?
Дракон молчал, и сердце Мэта екнуло. Стегоман долго, пристально вглядывался в Каллио.
А Каллио, без сомнения, решив, что дракон хочет внести его в качестве десерта в свое меню, пугливо попятился.
— Надо бы взять его, — в конце концов буркнул дракон. — Чувствую, он нам понадобится.
Каллио облегченно вздохнул, но тут же понял, что из меню его, может, и вычеркнули, но только для того, чтобы убрать в кладовку.
— Ты уверен? — недоверчиво переспросил Мэт. Он что-то не припоминал, чтобы Стегоман блистал интуицией.
— Сам не знаю почему, но чувствую, он должен лететь с нами, — медленно проговорил Стегоман. — Но учти, худышка, твоя повозка должна остаться здесь.
Лицо Каллио перекосилось от ужаса.
— Да, иначе не выйдет, — быстро подхватил Мэт. — Как ты удержишь все свое добро? Повозку на дракона не погрузишь — нас и так трое. Жаль, Каллио. Придется тебе остаться здесь. Ну пока, рад был познакомиться, — еще раз проговорил Мэт и поскорее повернулся к дракону.
— Ну, чего там — раз надо, значит, надо, — неожиданно крикнул Каллио. — Я с вами, лорд Маг!
Мэт замедлил шаг и негромко выругался.
— Ну-ну, Мэтью, он ведь все-таки воришка, — усмехнулся Рамон. — Как добытчик он наверняка незаменим. Давай-ка воспользуемся предложением твоего чешуйчатого друга и взлетим поскорее.
Каллио явно не был готов к полету. Он вцепился в последний зубец на спине Стегомана и с ужасом смотрел вниз. Казалось, мышцы его одеревенели. Как Мэт ни увещевал воришку, как ни обещал тому, что не, даст ему упасть, — ничего не помогло.
— Ты бы лучше вниз не глядел, — решил внести свою лепту в уговоры Рамон.
Каллио отвел глаза от проплывавшей внизу земли и уставился прямо перед собой.
— Н-никогд-да не д-думал, ч-что по-кат-таюс-сь на д-д-драко-не!
— Тут привычка нужна, — крикнул Мэт, стараясь перекрыть свист ветра. — Радуйся еще, что он летит низко.
Для самоуспокоения Мэт проверил, на месте ли кошелек. Кошелек был на месте. Мэт убрал его в карман штанов и крикнул:
— Папа, проверь у тебя все на месте?
* * *
Савл с Хименой ходили по крепостной стене и посматривали вдаль.— Вроде бы все спокойно, леди Мэнтрел, — заметил Савл.
— Да. Это-то меня и пугает, — нахмурилась Химена. — Мне кажется, что сейчас они могли бы устраивать атаки, хотя бы время от времени — пусть хоть от скуки.
— Вы зря волнуетесь. Они перепробовали все основные способы атаки и обнаружили, что ничего не получается. Рано или поздно в любой осаде наступает момент, когда осаждающие прекращают наступление и пытаются взять защитников измором.
— Для этого пока еще слишком рано, — возразила Химена. — Еще и двух недель не прошло. Пожалуй, надо бы велеть нашим людям утыкать землю около стены палками, — предложила она.
— Чтоб не допустить подкопа? Верно! — кивнул Савл и задумался. — А можно и кое-что получше придумать... Что-нибудь вроде магического эквивалента сонара...
— Верно, и еще охранное заклинание! Ведь ты же можешь создать магическую изгородь?
— Да. Я хочу сказать — это очень легко, но и преодолеть такое заклинание ничего не стоит — это может любой волшебник.
— Но если враги будут остановлены охранным заклинанием под землей, они не станут искать твою систему сигнализации! Пусть они минуют охранную преграду, но ведь мы все равно поймем, что они пытаются проникнуть в город!
— Великолепная мысль! — воскликнул Савл и встревоженно посмотрел на Химену. — У вас что, дома были проблемы с охраной?
— Да нет, дома у меня был Рамон, — рассеянно отозвалась Химена. Брови ее сошлись на переносице, она явно пыталась решить какую-то задачу.
— Так что же вас беспокоит?
— Не что, а кто. Тот, кто командует войском.
— Это вы про того мужика, у которого здоровенный оранжевый тюрбан? Того, кто сидит в оранжевом шатре? И что?