Страница:
Она ловила каждое движение мавра, но Тафа схитрил: заехал справа и высоко занес ятаган, а удар нанес низкий, целясь в то место, где в доспехах королевы образовалась прореха. Алисанда поняла его хитрость и резко опустила копье.
Приняв удар на древко, она так быстро ткнула Тафу копьем, что тот не успел закрыться, и по его щеке побежала струйка крови.
Тут уж настала очередь меровенсских рыцарей радостно взреветь. А арабские конники яростно взвыли.
Тафа отступил, а его лицо потемнело от злобы, однако он понимал, что пока в его поединке с королевой — ничья: он легко ранен, а королева потеряла набедренник. Мавр погнал коня вперед, вертя ятаганом над головой. В конце концов он ударил лезвием ятагана прямо по шлему королевы — по прорезям для глаз. Но в последний момент королева отклонила голову, и лезвие меча отскочило от ее шлема. Теперь она замахнулась мечом, и Тафа еле-еле успел закрыться.
Между тем его нагрудник получил приличную трещину.
Тут воины с обеих сторон подняли такой крик, что ни Алисанда, ни Тафа уже не слышали, как звенят их мечи.
Они кружили друг против друга, хрипло, с присвистом дышали, и каждый ждал чужой ошибки... И тогда Тафа прокричал:
— О, Найробус! Молю тебя, придай мне сил, дабы я победил эту противницу ислама!
С этими словами он воздел свой меч к небу.
Алисанда смотрела на него широко раскрытыми глазами, ей стало страшно: она ждала, что ее вот-вот поразит колдовской удар. Но ничего не происходило, и королева поняла, что ей представилась блестящая возможность, воспользоваться которой она была просто обязана, — Алисанда ударила по незащищенному боку противника.
Тафа резко опустил меч, возмущенно вскрикнул и едва успел заслониться от нового удара королевы.
— Найробус! — крикнул он. — Почему ты меня покинул?!
Перед Алисандой находился просто кусок мяса, который запросто можно было изрубить на куски. Тафа изнемогал от усталости, а теперь еще и страдал от отчаяния. Если бы королеве удалось собраться с силами, она могла бы прикончить мавра одним-единственным ударом.
Она попробовала поднять руку, но рука не поднималась.
В это самое время на дороге в миле от места поединка Химена неожиданно выпрямилась в седле и воскликнула:
— Рамон! Ей нужна наша помощь!
— Сэр Ги! — вскричал Рамон. — Нужно поспешить!
— Нет! — покачала головой Химена. — Не наше войско ей сейчас нужно, а наша сила!
Взгляд Химены застыл. Она что-то пропела по-испански, после чего руки ее повисли плетями, и она, тяжело задышав, обмякла.
То же самое произошло и с Рамоном. Он внезапно ощутил страшную усталость.
Одно согревало его сердце: он надеялся, что его силы достались невестке.
Мавр со злостью смотрел на Мэта.
— Я так понял, что не очень, — заметил Мэт. — Узнаешь?
Мавр опустил глаза и жутко побледнел.
— Это... — И он поспешно закрыл рот.
— Это тот колдун, который должен был снабжать вас жизненной силой. Он отбирал ее у молодых мужчин и женщин, которых пичкал зельем — заколдованной солью, — прошипел Мэт. — Сообщаю, поставки энергии прекращены. Я положил конец и его заклинаниям, и ему самому.
Мавр, дрожа от злости, вздернул руку и пробормотал что-то по-арабски, указывая пальцем на Мэта.
Ничего не произошло.
— Таракан? — изумленно воскликнул Тафа. — Ты хотел превратить его в таракана? Зачем?
— Так ему было бы легче убить меня, господин, — ответил Мэт, не спуская глаз с колдуна.
Алисанду мучил страх за мужа. Опасность миновала, а она даже не успела понять что к чему. Гневно глянув на Тафу, Алисанда взмахнула мечом.
— И вновь я призываю тебя сдаться, господин, не из страха, не от отчаяния, но из-за того, что теперь всем ясно воочию: ваша сила исчезла.
— Она права, — подтвердил Мэт. — А все это произошло потому, что вы выступили против людей, преданных Добру.
— Но мы, слуги Ислама, еще более преданны Добру!
— Верно, — согласился Мэт. — И вы думали, что сражаетесь с помощью Господа. Но я узнал, что вас предали, господин, предали бесчестно, а вместе с вами — и всех ваших людей.
— Предали? — испуганно спросил Тафа, сердце которого бешено застучало при мысли о том, что он может остаться в живых. — Кто? Как?
— Вы думали, что сражаетесь за дело Аллаха, — объяснил Мэт. — На самом деле сражались вы во имя Шайтана. — Он поднял руку, предвосхищая возражения юноши. — Подумайте о том, что вы принесли на чужие земли. Разрушения, страдания, но многие ли обратились в Ислам. Считанные единицы. И если бы вы завоевали Ибирию, тот колдун, который предал вас, поработил бы вас своим колдовством, а потом отобрал бы завоеванные вами земли, чтобы править во имя Сатаны.
Мавританские командиры гневно закричали:
— Шайтан!
— Нет!
— Никогда!
— Но кто же еще является источником колдовства, с помощью которого молодые люди и даже дети приучаются глотать зелье, из-за которого к вашим войскам поступает сила, а у этих юнцов по капле высасывается жизнь? — требовательно спросил Мэт. — И если ваши победы куплены ценой загубленных жизней, то чьи же это победы?
— Ты лжешь! — гневно и испуганно выкрикнул Тафа — испуганно, потому что все же боялся, что Мэт прав. — Я сражался только ради Аллаха!
— Вот тот человек, который уговорил вас выйти на бой, служил совсем иному господину, — сказал Мэт и печально покачал головой. — Мне очень жаль, господин Тафа. Пользуясь своим колдовством, он отыскал юного пастуха, который мог бы уговорить людей пойти за ним на правое дело, отыскал и получил военного гения, а потом ослепил этого юношу болтовней о всемирной победе Ислама. Но все это время его заботили только собственные завоевания, а вами он управлял, чтобы вы свершали эти завоевания за него.
— Ты лжешь! — отчаянно вскрикнул Тафа. — Ты не можешь говорить мне правду! Найробус — святой человек! Он никогда бы не затеял завоеваний во имя Шайтана!
— Тогда он, может быть, затеял это для себя? — высказал предположение Мэт. — Разве вы слышали, господин Тафа, чтобы он хоть словом обмолвился об Аллахе? О, говорить об Аллахе он, разумеется, мог, но даже дьявол способен цитировать Священное Писание на свой лад. Но разве он когда-нибудь молился по-настоящему? Он не муэдзин и не имам, господин Тафа, и не кади. Он не священнослужитель.
— Он — святой отшельник!
Мэт пожал плечами.
— Докажите мне это, господин Тафа. Спросите его об этом сами, но в моем присутствии.
— Ну да! Чтобы я ради этого отвел свое войско в Марокко! Ты думаешь, я тупица?
Взор Мэта стал задумчивым. Он медленно развернулся и посмотрел на горы.
— Не думаю, что нам нужно уходить так далеко.
Алисанда посмотрела в ту же сторону и заметила белую точку на склоне дальней горы. А она-то думала, что это обычный колдун! Неужели там на самом деле находится тот, кто затеял эту войну и теперь надеялся собственными глазами полюбоваться на свою победу? Но ведь теперь он воочию убедился, что его войско разбито! Почему же он не убежал?
— О, мой лорд Маг! — медленно проговорила Алисанда. — Молю тебя, будь осторожен! Зачем бы тому злодею, который затеял всю эту войну, стоять там и ожидать твоего появления, если бы он не был уверен в своей победе?
— Разумно подмечено, — кивнул Мэт. Он тоже немного разволновался, однако с улыбкой посмотрел на махди. — Я готов рискнуть. А вы, господин Тафа?
Как же мог махди отказаться от такого вызова перед лицом своих воинов?
Они взбирались по горной тропе к пещере в сопровождении десятка мавританских командиров и десятка меровенсских рыцарей. С ними шли также король Ринальдо и сэр Ги. Мэт ехал на арабском скакуне, а поперек седельной луки лежал связанный Гролдор с кляпом во рту. Он свирепо хрипел, но не в силах был произнести ни слова.
У входа в пещеру их ожидал мужчина в белом балахоне. Однако когда процессия приблизилась, оказалось, что одежды старика не белые, а светло-серые.
Голову старика венчал тюрбан с алым рубином. Мэт подозрительно смотрел на драгоценный камень. С некоторых пор он не доверял ювелирным украшениям.
И конечно, он с первого взгляда узнал этого человека, хотя он несколько отличался от того старика-симпатяги в сером костюме «тройке», который некогда любезно беседовал с Мэтом на вокзале.
Процессия остановилась. Найробус встретил их лучезарной улыбкой. Он не перестал улыбаться даже тогда, когда Мэт швырнул к его ногам Гролдора.
— Я подумал, что с моей стороны было бы любезностью вернуть вам вашего приспешника, — сказал Мэт. — Это не вызов и не требование выкупа.
— Зачем вы утруждались? — пожал плечами Найробус. — Он ведь проиграл.
— Вы тоже, Найробус. — И Мэт кивнул в сторону подножия гор. — Ваше войско повержено. Вы лишены возможности черпать энергию из моего мира, и ваши воины обречены.
— Численно они по-прежнему превосходят вас, — возразил Найробус. — А мавры — истинные бойцы. Нужно только немного изменить их тактику. — Он улыбнулся, и от его улыбки — мягкой, даже нежной — у Мэта мурашки по спине побежали. — Помимо всего прочего, в вашем мире есть другие страны, а есть и вообще другие миры. И я вновь могу сделать то, что пытался сделать здесь. — Он посмотрел на Тафу:
— Не сомневайся, ты еще можешь одержать победу.
— При помощи силы, отбираемой у юношей и девушек? — Тафа и сам был настолько молод, что принял случившееся весьма близко к сердцу. — Я не могу вести в бой войско, питаемое подобной силой!
Найробус пожал плечами:
— Сила не пахнет. Ею можно пользоваться вне зависимости от того, откуда она исходит, господин Тафа. В противном случае ты никогда не станешь настоящим махди и никогда не покоришь Европу ради Аллаха!
— Так ты не отрицаешь, что питал мое войско силами отнятых жизней? — вскричал Тафа и побледнел. — И что, если бы я покорил Европу? Что тогда?
— О, ты бы правил ею под моим руководством, а затем дикие племена покорили бы Азию и стали бы править ею.
— Но они не мусульмане!
— Они могли бы стать ими, — небрежно бросил Найробус.
— С ними нам тоже нужно будет сражаться?
— Нет, — покачал головой Найробус. — Потому что никто из вас не победил бы в сражении. Вы и они слишком сильные соперники — вы просто разорвали бы друг дружку на куски. Ты бы правил Европой, а их хан — Азией.
— И под чьим руководством? — требовательно спросил Тафа.
— О, под моим, конечно, — мягко ответил Найробус.
— Значит, ты хочешь стать властелином мира!
— А как еще можно покорить весь мир Аллаху?
— Между прочим, в Африке полным-полно необращенных, — напомнил Найробусу Мэт. — Там вы еще свою деятельность не развернули.
Найробус обернулся к нему и снова страшновато усмехнулся.
— Почему же ты так думаешь?
На миг Мэт не на шутку испугался. Он живо представил, что Королевство Бенин ведет кампанию за проникновение в глубь континента. Он увидел, как воины переплывают Конго на баржах, а потом сходят на берег и сжигают дотла деревни и города.
Огромным усилием он заставил себя вернуться на землю и понял, что Найробус пристально изучает его. Мэт встряхнулся и ответил Найробусу таким же взглядом.
Отвлекись он — колдун бы мог прикончить его одним лишь взором.
— Ты озабочен! — пробормотал Найробус, и в голосе его прозвучало недоверие. — Ты действительно озабочен! Тебе жаль людей, которых ты никогда не видел, о которых ты и слыхом не слыхивал!
— Конечно! — воскликнул Мэт, стараясь скрыть охватившие его чувства. — Ведь они люди, разве нет?
— А тебе есть дело до всех людей на свете?
— Да, есть! — гневно вскричал Мэт. — А вам — нет?
— О, есть, конечно, есть, — проворковал Найробус. — Очень даже есть!
— Тогда зачем же вы пытаетесь покорить нас всех? — изумился Мэт.
— Затем, чтобы вы не перебили друг друга, — ответил Найробус. — Затем, нужно установить справедливую и рациональную систему законов, которая сдержит богатых и сильных и не обидит бедных и слабых.
— И вы затеяли все это, подвергли стольких людей страданиям только ради того, чтобы воцарился мир? — спросил Мэт.
— Все ужасы войны — ничто в сравнении со столетиями мира безопасности, счастья и процветания, которые принесет с собой всемирный порядок, — возразил Найробус.
Самое ужасное заключалось в том, что он, похоже, совершенно искренне верил в то, о чем говорил.
— Ну а наркоманы? — спросил Мэт. — Подростки, школьники в Нью-Джерси? Разве мир в вашей империи способен расплатиться с ними за то, что вы украли у них жизнь?
— Они ничего собой не представляли, — презрительно фыркнул Найробус. — Они и так уже были рабами наркотиков и в любом случае умерли бы молодыми. Почему бы немножко не подтолкнуть их в скольжении по наклонной плоскости?
— Потому что их можно было спасти! — гневно воскликнул Мэт.
— Спасти? — Губы Найробуса скривились в злорадной ухмылке. — В свое время я стал врачом и мечтал спасать жизни людей, избавить их от страданий, а потом я смотрел на то, как люди умирают из-за того, что моих знаний недостаточно для того, чтобы спасти их. Это я еще мог бы стерпеть... Но смотреть на то, как спасенные мною больные бьют женщин, крадут чужие кошельки, смотреть, как они убивают друг друга и теряют жизнь, которую я им даровал, — этого хватило для того, чтобы я возненавидел человечество! Я готов был пожалеть о том, что все мы созданы! Но окончательно я отчаялся тогда, когда спас молодого короля от смертельно опасной лихорадки, а потом оказалось, что он отправился войной на своего соседа, и именно из-за того, что я вылечил этого короля, погибла тысяча крестьян и в страшных мучениях пала тысяча воинов.
Мэт не хотел этого, но сердце его болезненно и сочувственно сжалось.
— В этом не было вашей вины, доктор.
— Была! И с тех пор я стал лечить только тех, кто этого достоин, а потом отчаялся, обнаружив, что не могу таковых найти! Мусульмане, христиане, иудеи и хороших, и плохих людей хватало среди исповедников любой веры. Я считал, что добрые люди слабы, что их эксплуатируют, что богачи алчны, и жестоки, но когда я помогал беднякам разбогатеть и обрести силу, они ополчались против своих более слабых соседей и вытряхивали у тех все, до последней монетки!
— И никто не начинал раздавать милостыню беднякам?
— Ну, начинали — раз-два и обчелся! — гневно вскричал Найробус. — Считанные мусульмане вспоминали о своем долге раздавать милостыню, считанные христиане вспоминали о том, что Талмуд велит попечительствовать о вдовах и сиротах, но таких было так мало, но зато много было тех, которые пользовались несчастными и нищими так, как дровосек деревьями!
— Но ведь именно поэтому мы и должны убеждать людей становиться добрыми! — возразил Мэт.
— Я перестал верить в Добро и Зло, лорд Маг. — Найробус гневно взглянул Мэту прямо в глаза. — Вы образованный человек, вы столько прочли о том, как люди использовали друг друга, как они друг друга предавали на протяжении стольких веков! Вы много путешествовали и должны были видеть, как это происходит, собственными глазами! — Найробус медленно покачал головой. — О да, я видел, что в некоторых людях сохранились остатки доброты, что во многих живет зло, но в большинстве людей добро и зло перемешаны! Я видел, что добрые люди чаще всего угнетаемые и крайне редко обретают награду за свою доброту и что злые редко наказуемы, а чаще всего живут припеваючи!
Тут Найробус прервал свою тираду, чтобы отдышаться. Мэт воспользовался образовавшейся паузой и вставил словечко:
— Итак, вы перестали верить в существование Божьего наказания и Божьего вознаграждения и решили заняться ими самолично.
— А кто бы еще за это взялся? — В вопросе Найробуса прозвучало столько же вызова, сколько попытки защититься. — Не забывайте: поначалу я угнетал только тех, кто сам угнетал других, я вознаграждал бедняков ровно настолько, чтобы они сами не превратились в тиранов. Но добрых людей было так мало! Я начал осознавать, что никогда не сумею ни вознаградить, ни наказать кого бы то ни было, если останусь тем, кем был, — врачом Найробусом, простым человеком. Я понял, что мне нужна сила, дабы обрести способность править народами. Но если я хотел избежать войны, я должен был править многими народами!
— Итак, чтобы достичь мира, вы начали готовиться к войне, — прервал его Мэт.
— Не пытайтесь подшучивать надо мной, лорд Маг! Вы поймете, что я имею в виду, если проживете еще несколько лет и будете все это время пристально наблюдать за окружающими вас людьми! Да, я углубился в чтение книг и нашел путь, каким можно было обрести силы для завоеваний Да, это я установил канал связи между двумя мирами, дабы черпать эту силу от погибших и заблудших! Да, это я нашел человека, который был способен покорить мир, а потом разыскал колдунов — настолько самовлюбленных, что все их шаги можно было просчитать с непоколебимой точностью, и эти колдуны стали помогать избранному мной махди, переправляя найденную мной энергию к его войскам и обеспечивая им победы! Но вспомните о том, как мало людей пало в этой войне, как мало жестокости проявили воины, управляемые махди! А что же до тех юнцов, которые остались у вас на родине, разве можете вы, положа руку на сердце, поручиться, что никто из них, представься им такая возможность, не избил бы, не изнасиловал, не убил бы себе подобных?
У Мэта пересохло во рту.
— Я же не всех их знал. Только некоторых.
— Ну, так и судите по этим некоторым! Вы можете уверенно заявить, что хоть один из них добродетелен?
— Они могли бы.
— Могли бы, но не стали! Они сами искали собственного проклятия, и они заслужили свою судьбу! Я был милосерден настолько, насколько способен быть милосерден победитель, я эксплуатировал только тех, кто этого заслуживал, я вознаграждал только тех, кто на меня работал, и я обращал людскую жестокость против нее же самой ради того, чтобы покорить весь мир и установить в нем мир и порядок!
— А мои родители? — резко спросил Мэт.
— Ах! — Найробус мгновенно из едкого циника превратился в сочувствующего друга. — Об этом я очень сожалею, поскольку они ученые и к тому же на редкость хорошие люди, которые считают за счастье помочь ближним.
— Ну хорошо, если они вам так понравились, с какой же стати вы заморочили моему отцу голову, уговорили его приобрести магазин, а потом довели до банкротства?
— О, потому что это был единственный способ, — развел руками Найробус. — Вы — их сын, а мне нужно было затянуть вас в ваш прежний мир и захватить вас там. Кроме того, ваш отец мешал мне приучать юнцов к наркотику тем, что не давал превратить свой магазинчик в притон. Нет, по моему плану ваши родители должны были исчезнуть из того мира. — Найробус насмешливо посмотрел на Рамона.
— Я понятия не имел, что они и сами окажутся чародеями, и притом настолько могущественными, что добьются равновесия, и даже более того, что я потерплю временную неудачу?
— Мы тут ни при чем! — запротестовала Химена. — Мэт и без нас бы справился!
— Спасибо, мама, но я думаю, что он прав, — сказал Мэт, не спуская глаз с Найробуса. — Он готов был к любому моему шагу и следил за мной с зоркостью ястреба. Но за вами наблюдать ему и в голову не пришло. На вас он обратил внимание только тогда, когда вы нарушили его планы.
— Боюсь, так оно и есть. — Найробус поклонился чете Мэнтрелов. — Прошу прощения, лорд и леди. Я вас сильно недооценил.
— О, de nada, — машинально отозвалась Химена, но тут же зарделась.
— Думаю, здесь нам будет лучше, чем в Нью-Джерси, — добавил Рамон. — Так что — все к лучшему.
— И потом, здесь у нас не только наш сын, но и его жена, и их ребенок, — радостно улыбнулась Химена.
— Да, что для вас может быть лучше, — кивнул Найробус, продолжая язвительно усмехаться. — Ну а что же остается мне? Мне придется удалиться в пустыню и начать все заново.
— А потом вернуться с войском и снова убивать людей, сжигать их дома? — мрачно спросил Мэт. — В ваши планы входит то, чтобы люди страдали от голода и чумы, всегда сопутствующих войнам? Гибель сотен тысяч людей?
— Мои воины не убивают больше, чем нужно, — оскорбленно отозвался Найробус. — Разве не так, господин Тафа?
— Я заботился о том, чтобы мои бойцы обходились с врагами милосердно, даже с поверженными врагами, — признал Тафа.
— Ладно, стало быть, вы собираетесь убить только пятьдесят тысяч, — согласился Мэт. — А затем чума и голод прикончат остальные пятьдесят.
— Я же сказал, что убивал только тех, кто сам был готов убить другого!
— Каждого опрашивали лично, да?
— В этом не было нужды! Я знаю, на что способны люди! — рявкнул Найробус, брызгая слюной. — Я убивал только тупиц и злодеев, лорд Маг!
— Нет, — горько проговорил Мэт и покачал головой. — Наряду с плохими вы погубили тысячи добрых людей, доктор. Вы ведь и сами признались, что есть на свете добрые люди, хоть их и мало. И если вы станете убивать людей скопом — как всегда происходит во время войны, вы погубите вместе со злыми людьми добрых. Вы сами, доктор, превратились в угнетателя и эксплуататора, стали одним из тех, кого так ненавидите. Простите, но я не могу отпустить вас и дать вам волю начать все сначала.
— Да, — с непоколебимой уверенностью поддержала мужа Алисанда. — Мы не можем этого допустить.
Король Ринальдо согласно кивнул.
— Глупцы! Вы думаете, у вас есть выбор? — Зловеще усмехнувшись, Найробус поднял руку как бы в прощальном приветствии... и коснулся кончиками пальцев рубина на тюрбане.
Глава 28
Приняв удар на древко, она так быстро ткнула Тафу копьем, что тот не успел закрыться, и по его щеке побежала струйка крови.
Тут уж настала очередь меровенсских рыцарей радостно взреветь. А арабские конники яростно взвыли.
Тафа отступил, а его лицо потемнело от злобы, однако он понимал, что пока в его поединке с королевой — ничья: он легко ранен, а королева потеряла набедренник. Мавр погнал коня вперед, вертя ятаганом над головой. В конце концов он ударил лезвием ятагана прямо по шлему королевы — по прорезям для глаз. Но в последний момент королева отклонила голову, и лезвие меча отскочило от ее шлема. Теперь она замахнулась мечом, и Тафа еле-еле успел закрыться.
Между тем его нагрудник получил приличную трещину.
Тут воины с обеих сторон подняли такой крик, что ни Алисанда, ни Тафа уже не слышали, как звенят их мечи.
Они кружили друг против друга, хрипло, с присвистом дышали, и каждый ждал чужой ошибки... И тогда Тафа прокричал:
— О, Найробус! Молю тебя, придай мне сил, дабы я победил эту противницу ислама!
С этими словами он воздел свой меч к небу.
Алисанда смотрела на него широко раскрытыми глазами, ей стало страшно: она ждала, что ее вот-вот поразит колдовской удар. Но ничего не происходило, и королева поняла, что ей представилась блестящая возможность, воспользоваться которой она была просто обязана, — Алисанда ударила по незащищенному боку противника.
Тафа резко опустил меч, возмущенно вскрикнул и едва успел заслониться от нового удара королевы.
— Найробус! — крикнул он. — Почему ты меня покинул?!
Перед Алисандой находился просто кусок мяса, который запросто можно было изрубить на куски. Тафа изнемогал от усталости, а теперь еще и страдал от отчаяния. Если бы королеве удалось собраться с силами, она могла бы прикончить мавра одним-единственным ударом.
Она попробовала поднять руку, но рука не поднималась.
В это самое время на дороге в миле от места поединка Химена неожиданно выпрямилась в седле и воскликнула:
— Рамон! Ей нужна наша помощь!
— Сэр Ги! — вскричал Рамон. — Нужно поспешить!
— Нет! — покачала головой Химена. — Не наше войско ей сейчас нужно, а наша сила!
Взгляд Химены застыл. Она что-то пропела по-испански, после чего руки ее повисли плетями, и она, тяжело задышав, обмякла.
То же самое произошло и с Рамоном. Он внезапно ощутил страшную усталость.
Одно согревало его сердце: он надеялся, что его силы достались невестке.
* * *
— Тут главный боевой колдун, да? Ну и как у тебя последнее время с магией?Мавр со злостью смотрел на Мэта.
— Я так понял, что не очень, — заметил Мэт. — Узнаешь?
Мавр опустил глаза и жутко побледнел.
— Это... — И он поспешно закрыл рот.
— Это тот колдун, который должен был снабжать вас жизненной силой. Он отбирал ее у молодых мужчин и женщин, которых пичкал зельем — заколдованной солью, — прошипел Мэт. — Сообщаю, поставки энергии прекращены. Я положил конец и его заклинаниям, и ему самому.
Мавр, дрожа от злости, вздернул руку и пробормотал что-то по-арабски, указывая пальцем на Мэта.
Ничего не произошло.
— Таракан? — изумленно воскликнул Тафа. — Ты хотел превратить его в таракана? Зачем?
— Так ему было бы легче убить меня, господин, — ответил Мэт, не спуская глаз с колдуна.
Алисанду мучил страх за мужа. Опасность миновала, а она даже не успела понять что к чему. Гневно глянув на Тафу, Алисанда взмахнула мечом.
— И вновь я призываю тебя сдаться, господин, не из страха, не от отчаяния, но из-за того, что теперь всем ясно воочию: ваша сила исчезла.
— Она права, — подтвердил Мэт. — А все это произошло потому, что вы выступили против людей, преданных Добру.
— Но мы, слуги Ислама, еще более преданны Добру!
— Верно, — согласился Мэт. — И вы думали, что сражаетесь с помощью Господа. Но я узнал, что вас предали, господин, предали бесчестно, а вместе с вами — и всех ваших людей.
— Предали? — испуганно спросил Тафа, сердце которого бешено застучало при мысли о том, что он может остаться в живых. — Кто? Как?
— Вы думали, что сражаетесь за дело Аллаха, — объяснил Мэт. — На самом деле сражались вы во имя Шайтана. — Он поднял руку, предвосхищая возражения юноши. — Подумайте о том, что вы принесли на чужие земли. Разрушения, страдания, но многие ли обратились в Ислам. Считанные единицы. И если бы вы завоевали Ибирию, тот колдун, который предал вас, поработил бы вас своим колдовством, а потом отобрал бы завоеванные вами земли, чтобы править во имя Сатаны.
Мавританские командиры гневно закричали:
— Шайтан!
— Нет!
— Никогда!
— Но кто же еще является источником колдовства, с помощью которого молодые люди и даже дети приучаются глотать зелье, из-за которого к вашим войскам поступает сила, а у этих юнцов по капле высасывается жизнь? — требовательно спросил Мэт. — И если ваши победы куплены ценой загубленных жизней, то чьи же это победы?
— Ты лжешь! — гневно и испуганно выкрикнул Тафа — испуганно, потому что все же боялся, что Мэт прав. — Я сражался только ради Аллаха!
— Вот тот человек, который уговорил вас выйти на бой, служил совсем иному господину, — сказал Мэт и печально покачал головой. — Мне очень жаль, господин Тафа. Пользуясь своим колдовством, он отыскал юного пастуха, который мог бы уговорить людей пойти за ним на правое дело, отыскал и получил военного гения, а потом ослепил этого юношу болтовней о всемирной победе Ислама. Но все это время его заботили только собственные завоевания, а вами он управлял, чтобы вы свершали эти завоевания за него.
— Ты лжешь! — отчаянно вскрикнул Тафа. — Ты не можешь говорить мне правду! Найробус — святой человек! Он никогда бы не затеял завоеваний во имя Шайтана!
— Тогда он, может быть, затеял это для себя? — высказал предположение Мэт. — Разве вы слышали, господин Тафа, чтобы он хоть словом обмолвился об Аллахе? О, говорить об Аллахе он, разумеется, мог, но даже дьявол способен цитировать Священное Писание на свой лад. Но разве он когда-нибудь молился по-настоящему? Он не муэдзин и не имам, господин Тафа, и не кади. Он не священнослужитель.
— Он — святой отшельник!
Мэт пожал плечами.
— Докажите мне это, господин Тафа. Спросите его об этом сами, но в моем присутствии.
— Ну да! Чтобы я ради этого отвел свое войско в Марокко! Ты думаешь, я тупица?
Взор Мэта стал задумчивым. Он медленно развернулся и посмотрел на горы.
— Не думаю, что нам нужно уходить так далеко.
Алисанда посмотрела в ту же сторону и заметила белую точку на склоне дальней горы. А она-то думала, что это обычный колдун! Неужели там на самом деле находится тот, кто затеял эту войну и теперь надеялся собственными глазами полюбоваться на свою победу? Но ведь теперь он воочию убедился, что его войско разбито! Почему же он не убежал?
— О, мой лорд Маг! — медленно проговорила Алисанда. — Молю тебя, будь осторожен! Зачем бы тому злодею, который затеял всю эту войну, стоять там и ожидать твоего появления, если бы он не был уверен в своей победе?
— Разумно подмечено, — кивнул Мэт. Он тоже немного разволновался, однако с улыбкой посмотрел на махди. — Я готов рискнуть. А вы, господин Тафа?
Как же мог махди отказаться от такого вызова перед лицом своих воинов?
Они взбирались по горной тропе к пещере в сопровождении десятка мавританских командиров и десятка меровенсских рыцарей. С ними шли также король Ринальдо и сэр Ги. Мэт ехал на арабском скакуне, а поперек седельной луки лежал связанный Гролдор с кляпом во рту. Он свирепо хрипел, но не в силах был произнести ни слова.
У входа в пещеру их ожидал мужчина в белом балахоне. Однако когда процессия приблизилась, оказалось, что одежды старика не белые, а светло-серые.
Голову старика венчал тюрбан с алым рубином. Мэт подозрительно смотрел на драгоценный камень. С некоторых пор он не доверял ювелирным украшениям.
И конечно, он с первого взгляда узнал этого человека, хотя он несколько отличался от того старика-симпатяги в сером костюме «тройке», который некогда любезно беседовал с Мэтом на вокзале.
Процессия остановилась. Найробус встретил их лучезарной улыбкой. Он не перестал улыбаться даже тогда, когда Мэт швырнул к его ногам Гролдора.
— Я подумал, что с моей стороны было бы любезностью вернуть вам вашего приспешника, — сказал Мэт. — Это не вызов и не требование выкупа.
— Зачем вы утруждались? — пожал плечами Найробус. — Он ведь проиграл.
— Вы тоже, Найробус. — И Мэт кивнул в сторону подножия гор. — Ваше войско повержено. Вы лишены возможности черпать энергию из моего мира, и ваши воины обречены.
— Численно они по-прежнему превосходят вас, — возразил Найробус. — А мавры — истинные бойцы. Нужно только немного изменить их тактику. — Он улыбнулся, и от его улыбки — мягкой, даже нежной — у Мэта мурашки по спине побежали. — Помимо всего прочего, в вашем мире есть другие страны, а есть и вообще другие миры. И я вновь могу сделать то, что пытался сделать здесь. — Он посмотрел на Тафу:
— Не сомневайся, ты еще можешь одержать победу.
— При помощи силы, отбираемой у юношей и девушек? — Тафа и сам был настолько молод, что принял случившееся весьма близко к сердцу. — Я не могу вести в бой войско, питаемое подобной силой!
Найробус пожал плечами:
— Сила не пахнет. Ею можно пользоваться вне зависимости от того, откуда она исходит, господин Тафа. В противном случае ты никогда не станешь настоящим махди и никогда не покоришь Европу ради Аллаха!
— Так ты не отрицаешь, что питал мое войско силами отнятых жизней? — вскричал Тафа и побледнел. — И что, если бы я покорил Европу? Что тогда?
— О, ты бы правил ею под моим руководством, а затем дикие племена покорили бы Азию и стали бы править ею.
— Но они не мусульмане!
— Они могли бы стать ими, — небрежно бросил Найробус.
— С ними нам тоже нужно будет сражаться?
— Нет, — покачал головой Найробус. — Потому что никто из вас не победил бы в сражении. Вы и они слишком сильные соперники — вы просто разорвали бы друг дружку на куски. Ты бы правил Европой, а их хан — Азией.
— И под чьим руководством? — требовательно спросил Тафа.
— О, под моим, конечно, — мягко ответил Найробус.
— Значит, ты хочешь стать властелином мира!
— А как еще можно покорить весь мир Аллаху?
— Между прочим, в Африке полным-полно необращенных, — напомнил Найробусу Мэт. — Там вы еще свою деятельность не развернули.
Найробус обернулся к нему и снова страшновато усмехнулся.
— Почему же ты так думаешь?
На миг Мэт не на шутку испугался. Он живо представил, что Королевство Бенин ведет кампанию за проникновение в глубь континента. Он увидел, как воины переплывают Конго на баржах, а потом сходят на берег и сжигают дотла деревни и города.
Огромным усилием он заставил себя вернуться на землю и понял, что Найробус пристально изучает его. Мэт встряхнулся и ответил Найробусу таким же взглядом.
Отвлекись он — колдун бы мог прикончить его одним лишь взором.
— Ты озабочен! — пробормотал Найробус, и в голосе его прозвучало недоверие. — Ты действительно озабочен! Тебе жаль людей, которых ты никогда не видел, о которых ты и слыхом не слыхивал!
— Конечно! — воскликнул Мэт, стараясь скрыть охватившие его чувства. — Ведь они люди, разве нет?
— А тебе есть дело до всех людей на свете?
— Да, есть! — гневно вскричал Мэт. — А вам — нет?
— О, есть, конечно, есть, — проворковал Найробус. — Очень даже есть!
— Тогда зачем же вы пытаетесь покорить нас всех? — изумился Мэт.
— Затем, чтобы вы не перебили друг друга, — ответил Найробус. — Затем, нужно установить справедливую и рациональную систему законов, которая сдержит богатых и сильных и не обидит бедных и слабых.
— И вы затеяли все это, подвергли стольких людей страданиям только ради того, чтобы воцарился мир? — спросил Мэт.
— Все ужасы войны — ничто в сравнении со столетиями мира безопасности, счастья и процветания, которые принесет с собой всемирный порядок, — возразил Найробус.
Самое ужасное заключалось в том, что он, похоже, совершенно искренне верил в то, о чем говорил.
— Ну а наркоманы? — спросил Мэт. — Подростки, школьники в Нью-Джерси? Разве мир в вашей империи способен расплатиться с ними за то, что вы украли у них жизнь?
— Они ничего собой не представляли, — презрительно фыркнул Найробус. — Они и так уже были рабами наркотиков и в любом случае умерли бы молодыми. Почему бы немножко не подтолкнуть их в скольжении по наклонной плоскости?
— Потому что их можно было спасти! — гневно воскликнул Мэт.
— Спасти? — Губы Найробуса скривились в злорадной ухмылке. — В свое время я стал врачом и мечтал спасать жизни людей, избавить их от страданий, а потом я смотрел на то, как люди умирают из-за того, что моих знаний недостаточно для того, чтобы спасти их. Это я еще мог бы стерпеть... Но смотреть на то, как спасенные мною больные бьют женщин, крадут чужие кошельки, смотреть, как они убивают друг друга и теряют жизнь, которую я им даровал, — этого хватило для того, чтобы я возненавидел человечество! Я готов был пожалеть о том, что все мы созданы! Но окончательно я отчаялся тогда, когда спас молодого короля от смертельно опасной лихорадки, а потом оказалось, что он отправился войной на своего соседа, и именно из-за того, что я вылечил этого короля, погибла тысяча крестьян и в страшных мучениях пала тысяча воинов.
Мэт не хотел этого, но сердце его болезненно и сочувственно сжалось.
— В этом не было вашей вины, доктор.
— Была! И с тех пор я стал лечить только тех, кто этого достоин, а потом отчаялся, обнаружив, что не могу таковых найти! Мусульмане, христиане, иудеи и хороших, и плохих людей хватало среди исповедников любой веры. Я считал, что добрые люди слабы, что их эксплуатируют, что богачи алчны, и жестоки, но когда я помогал беднякам разбогатеть и обрести силу, они ополчались против своих более слабых соседей и вытряхивали у тех все, до последней монетки!
— И никто не начинал раздавать милостыню беднякам?
— Ну, начинали — раз-два и обчелся! — гневно вскричал Найробус. — Считанные мусульмане вспоминали о своем долге раздавать милостыню, считанные христиане вспоминали о том, что Талмуд велит попечительствовать о вдовах и сиротах, но таких было так мало, но зато много было тех, которые пользовались несчастными и нищими так, как дровосек деревьями!
— Но ведь именно поэтому мы и должны убеждать людей становиться добрыми! — возразил Мэт.
— Я перестал верить в Добро и Зло, лорд Маг. — Найробус гневно взглянул Мэту прямо в глаза. — Вы образованный человек, вы столько прочли о том, как люди использовали друг друга, как они друг друга предавали на протяжении стольких веков! Вы много путешествовали и должны были видеть, как это происходит, собственными глазами! — Найробус медленно покачал головой. — О да, я видел, что в некоторых людях сохранились остатки доброты, что во многих живет зло, но в большинстве людей добро и зло перемешаны! Я видел, что добрые люди чаще всего угнетаемые и крайне редко обретают награду за свою доброту и что злые редко наказуемы, а чаще всего живут припеваючи!
Тут Найробус прервал свою тираду, чтобы отдышаться. Мэт воспользовался образовавшейся паузой и вставил словечко:
— Итак, вы перестали верить в существование Божьего наказания и Божьего вознаграждения и решили заняться ими самолично.
— А кто бы еще за это взялся? — В вопросе Найробуса прозвучало столько же вызова, сколько попытки защититься. — Не забывайте: поначалу я угнетал только тех, кто сам угнетал других, я вознаграждал бедняков ровно настолько, чтобы они сами не превратились в тиранов. Но добрых людей было так мало! Я начал осознавать, что никогда не сумею ни вознаградить, ни наказать кого бы то ни было, если останусь тем, кем был, — врачом Найробусом, простым человеком. Я понял, что мне нужна сила, дабы обрести способность править народами. Но если я хотел избежать войны, я должен был править многими народами!
— Итак, чтобы достичь мира, вы начали готовиться к войне, — прервал его Мэт.
— Не пытайтесь подшучивать надо мной, лорд Маг! Вы поймете, что я имею в виду, если проживете еще несколько лет и будете все это время пристально наблюдать за окружающими вас людьми! Да, я углубился в чтение книг и нашел путь, каким можно было обрести силы для завоеваний Да, это я установил канал связи между двумя мирами, дабы черпать эту силу от погибших и заблудших! Да, это я нашел человека, который был способен покорить мир, а потом разыскал колдунов — настолько самовлюбленных, что все их шаги можно было просчитать с непоколебимой точностью, и эти колдуны стали помогать избранному мной махди, переправляя найденную мной энергию к его войскам и обеспечивая им победы! Но вспомните о том, как мало людей пало в этой войне, как мало жестокости проявили воины, управляемые махди! А что же до тех юнцов, которые остались у вас на родине, разве можете вы, положа руку на сердце, поручиться, что никто из них, представься им такая возможность, не избил бы, не изнасиловал, не убил бы себе подобных?
У Мэта пересохло во рту.
— Я же не всех их знал. Только некоторых.
— Ну, так и судите по этим некоторым! Вы можете уверенно заявить, что хоть один из них добродетелен?
— Они могли бы.
— Могли бы, но не стали! Они сами искали собственного проклятия, и они заслужили свою судьбу! Я был милосерден настолько, насколько способен быть милосерден победитель, я эксплуатировал только тех, кто этого заслуживал, я вознаграждал только тех, кто на меня работал, и я обращал людскую жестокость против нее же самой ради того, чтобы покорить весь мир и установить в нем мир и порядок!
— А мои родители? — резко спросил Мэт.
— Ах! — Найробус мгновенно из едкого циника превратился в сочувствующего друга. — Об этом я очень сожалею, поскольку они ученые и к тому же на редкость хорошие люди, которые считают за счастье помочь ближним.
— Ну хорошо, если они вам так понравились, с какой же стати вы заморочили моему отцу голову, уговорили его приобрести магазин, а потом довели до банкротства?
— О, потому что это был единственный способ, — развел руками Найробус. — Вы — их сын, а мне нужно было затянуть вас в ваш прежний мир и захватить вас там. Кроме того, ваш отец мешал мне приучать юнцов к наркотику тем, что не давал превратить свой магазинчик в притон. Нет, по моему плану ваши родители должны были исчезнуть из того мира. — Найробус насмешливо посмотрел на Рамона.
— Я понятия не имел, что они и сами окажутся чародеями, и притом настолько могущественными, что добьются равновесия, и даже более того, что я потерплю временную неудачу?
— Мы тут ни при чем! — запротестовала Химена. — Мэт и без нас бы справился!
— Спасибо, мама, но я думаю, что он прав, — сказал Мэт, не спуская глаз с Найробуса. — Он готов был к любому моему шагу и следил за мной с зоркостью ястреба. Но за вами наблюдать ему и в голову не пришло. На вас он обратил внимание только тогда, когда вы нарушили его планы.
— Боюсь, так оно и есть. — Найробус поклонился чете Мэнтрелов. — Прошу прощения, лорд и леди. Я вас сильно недооценил.
— О, de nada, — машинально отозвалась Химена, но тут же зарделась.
— Думаю, здесь нам будет лучше, чем в Нью-Джерси, — добавил Рамон. — Так что — все к лучшему.
— И потом, здесь у нас не только наш сын, но и его жена, и их ребенок, — радостно улыбнулась Химена.
— Да, что для вас может быть лучше, — кивнул Найробус, продолжая язвительно усмехаться. — Ну а что же остается мне? Мне придется удалиться в пустыню и начать все заново.
— А потом вернуться с войском и снова убивать людей, сжигать их дома? — мрачно спросил Мэт. — В ваши планы входит то, чтобы люди страдали от голода и чумы, всегда сопутствующих войнам? Гибель сотен тысяч людей?
— Мои воины не убивают больше, чем нужно, — оскорбленно отозвался Найробус. — Разве не так, господин Тафа?
— Я заботился о том, чтобы мои бойцы обходились с врагами милосердно, даже с поверженными врагами, — признал Тафа.
— Ладно, стало быть, вы собираетесь убить только пятьдесят тысяч, — согласился Мэт. — А затем чума и голод прикончат остальные пятьдесят.
— Я же сказал, что убивал только тех, кто сам был готов убить другого!
— Каждого опрашивали лично, да?
— В этом не было нужды! Я знаю, на что способны люди! — рявкнул Найробус, брызгая слюной. — Я убивал только тупиц и злодеев, лорд Маг!
— Нет, — горько проговорил Мэт и покачал головой. — Наряду с плохими вы погубили тысячи добрых людей, доктор. Вы ведь и сами признались, что есть на свете добрые люди, хоть их и мало. И если вы станете убивать людей скопом — как всегда происходит во время войны, вы погубите вместе со злыми людьми добрых. Вы сами, доктор, превратились в угнетателя и эксплуататора, стали одним из тех, кого так ненавидите. Простите, но я не могу отпустить вас и дать вам волю начать все сначала.
— Да, — с непоколебимой уверенностью поддержала мужа Алисанда. — Мы не можем этого допустить.
Король Ринальдо согласно кивнул.
— Глупцы! Вы думаете, у вас есть выбор? — Зловеще усмехнувшись, Найробус поднял руку как бы в прощальном приветствии... и коснулся кончиками пальцев рубина на тюрбане.
Глава 28
— Все назад! — крикнул Мэт и запел заклинание против злых духов, но, увы, опоздал. Рубин на тюрбане Найробуса задымился, столб дыма устремился ввысь, уплотнился и преобразился в гигантскую человеческую фигуру. Над людьми вознесся джинн с могучими мышцами и прекрасным, благородным лицом. Женщины восхищенно ахнули — джинн был настолько красив, что они завороженно застыли, любуясь им.
— О, горе нам! — вскричал Тафа, глядя на джинна снизу вверх глазами, полными страха. Видно было, что он не на шутку испугался. — Это Марид, джиннский принц! Власть его безмерна!
Рамон забормотал какие-то стихи.
Голос джинна был подобен звону басовых колоколов.
— Чего желает мой... — губы его скривились, и он с трудом выговорил последнее слово:
— ...повелитель?
— Очисть склон этой горы, о джинн! — Найробус обвел рукой собравшихся людей. — Пусть они вернутся к своим войскам, пусть отправятся по домам!
— Слушаю и повинуюсь! — прогремел джинн, однако чувствовалось, что каждое произнесенное слово ему ненавистно. Он воздел к небу громадные ручищи, развернул их ладонями вперед, растопырил пальцы и запел по-арабски.
Не уступая джинну в решимости, завела свою песню Химена.
Джинн очертил руками круги, поочередно сжал кулаки и громко пропел последние слоги заклинания. Порыв ветра ударил по цепочке меровенсских рыцарей и мавританских командиров.
Химена допела куплет и отдышалась.
Порыв ветра незамедлительно утих.
Джинн вытаращил глаза.
— Этого не может быть!
— Чего не может быть? — ворчливо поинтересовался Найробус.
— Кто-то противостоял моей магии! — уставившись на людей, проревел джинн: — Кто-то отразил мое заклинание!
Найробус широко раскрыл глаза.
— Колдунья! — Он указал на Химену и крикнул: — Это она! Она, джинн! Избавься от нее поскорее! Уничтожь ее! Убей!
В этот миг свою песню допел Рамон и, одним прыжком оказавшись впереди Химены, крикнул:
— Не смей!
— Не сметь? — Джинн громогласно расхохотался. — Но кто помешает мне, человечишка?
И тут у ног Рамона завертелась пыль. Маленький смерч вырастал на глазах и, став почти одного роста с Рамоном, превратился в прекрасную даму в шальварах, жилетке-болеро, вышитых шлепанцах и короне. Лицо у дамы было весьма сердитое.
— Чего тебе еще, смертный?
Вместо ответа Рамон молча указал вверх.
Химена сердито глянула на мужа.
Лакшми с любопытством подняла глаза и воскликнула:
— Принц Ранудин!
Джинн онемел, взгляд его наполнился восхищением, он медленно улыбнулся.
— Да, я Ранудин, принц джиннов. Но кто ты такая, прекраснейшее создание!
— Я Лакшми, джиннская принцесса.
— Лакшми? — изумленно выдохнул джинн. — Но когда я видел тебя в последний раз, ты была совсем крошкой!
Лакшми оценивающе обозрела могучую мускулатуру джинна, и лицо ее приняло знакомое Мэту выражение. Она буквально пожирала Ранудина глазами.
— Это было тысячу лет назад, принц, и я не ребенком была тогда, а девочкой, которая вот-вот должна была стать женщиной.
Тут уж Мэт взялся за дело и принялся негромко читать стихи.
— И ты стала ею, — восхищенно прошептал Ранудин и обласкал взглядом Лакшми с головы до ног.
Лакшми почувствовала, что вызвала у джинна истинный восторг, и, лениво улыбнувшись, потупила взор. По рядам воинов обоих войск пронесся стон восхищения.
— Однако, принц, это было давно, до того, как ты исчез и никто из джиннов не знал, где ты и что с тобой, — проговорила Лакшми. — Вот теперь мы наконец узнали, что с тобой стряслось. Какой-то подлый смертный колдун заточил тебя в этот камень!
— О, горе нам! — вскричал Тафа, глядя на джинна снизу вверх глазами, полными страха. Видно было, что он не на шутку испугался. — Это Марид, джиннский принц! Власть его безмерна!
Рамон забормотал какие-то стихи.
Голос джинна был подобен звону басовых колоколов.
— Чего желает мой... — губы его скривились, и он с трудом выговорил последнее слово:
— ...повелитель?
— Очисть склон этой горы, о джинн! — Найробус обвел рукой собравшихся людей. — Пусть они вернутся к своим войскам, пусть отправятся по домам!
— Слушаю и повинуюсь! — прогремел джинн, однако чувствовалось, что каждое произнесенное слово ему ненавистно. Он воздел к небу громадные ручищи, развернул их ладонями вперед, растопырил пальцы и запел по-арабски.
Не уступая джинну в решимости, завела свою песню Химена.
Джинн очертил руками круги, поочередно сжал кулаки и громко пропел последние слоги заклинания. Порыв ветра ударил по цепочке меровенсских рыцарей и мавританских командиров.
Химена допела куплет и отдышалась.
Порыв ветра незамедлительно утих.
Джинн вытаращил глаза.
— Этого не может быть!
— Чего не может быть? — ворчливо поинтересовался Найробус.
— Кто-то противостоял моей магии! — уставившись на людей, проревел джинн: — Кто-то отразил мое заклинание!
Найробус широко раскрыл глаза.
— Колдунья! — Он указал на Химену и крикнул: — Это она! Она, джинн! Избавься от нее поскорее! Уничтожь ее! Убей!
В этот миг свою песню допел Рамон и, одним прыжком оказавшись впереди Химены, крикнул:
— Не смей!
— Не сметь? — Джинн громогласно расхохотался. — Но кто помешает мне, человечишка?
И тут у ног Рамона завертелась пыль. Маленький смерч вырастал на глазах и, став почти одного роста с Рамоном, превратился в прекрасную даму в шальварах, жилетке-болеро, вышитых шлепанцах и короне. Лицо у дамы было весьма сердитое.
— Чего тебе еще, смертный?
Вместо ответа Рамон молча указал вверх.
Химена сердито глянула на мужа.
Лакшми с любопытством подняла глаза и воскликнула:
— Принц Ранудин!
Джинн онемел, взгляд его наполнился восхищением, он медленно улыбнулся.
— Да, я Ранудин, принц джиннов. Но кто ты такая, прекраснейшее создание!
— Я Лакшми, джиннская принцесса.
— Лакшми? — изумленно выдохнул джинн. — Но когда я видел тебя в последний раз, ты была совсем крошкой!
Лакшми оценивающе обозрела могучую мускулатуру джинна, и лицо ее приняло знакомое Мэту выражение. Она буквально пожирала Ранудина глазами.
— Это было тысячу лет назад, принц, и я не ребенком была тогда, а девочкой, которая вот-вот должна была стать женщиной.
Тут уж Мэт взялся за дело и принялся негромко читать стихи.
— И ты стала ею, — восхищенно прошептал Ранудин и обласкал взглядом Лакшми с головы до ног.
Лакшми почувствовала, что вызвала у джинна истинный восторг, и, лениво улыбнувшись, потупила взор. По рядам воинов обоих войск пронесся стон восхищения.
— Однако, принц, это было давно, до того, как ты исчез и никто из джиннов не знал, где ты и что с тобой, — проговорила Лакшми. — Вот теперь мы наконец узнали, что с тобой стряслось. Какой-то подлый смертный колдун заточил тебя в этот камень!