***
   - Наверняка Флаунд и его друзья понимают, что всякий город, окруженный стеной, предусматривает наблюдение за возможными попытками подкопа! - возразил Хранитель. - Не исключено, что они об этом подумали, - согласился Бейд. - Но они себе представляют единственную разновидность наблюдения: людей с длинными палками, которые ходят вдоль стены и тыкают ими в землю. А поскольку они не видят, чтобы твои роботы разгуливали вдоль стены с палками, они и думают, что ты за ними не наблюдаешь. - Я все время забываю о том, что такие образованные люди ничего не знают о сонаре, - вздохнул Хранитель. - Ты уверен, что мне нельзя ознакомить их с принципом действия этого прибора, Бейд? - Нельзя, до тех пор, пока революция не завершится нашей победой, иронично отозвался Бейд. - Пока численное преимущество - на их стороне. Так что давай не будем дарить им никаких преимуществ. - Ну, если надо, значит надо, - не слишком довольно согласился компьютер. - Но это противоречит двенадцатой установке моей базовой программы, Бейд. - Противоречит, о учитель, полагающийся на интуицию наравне с опытом. - Тут Бейд улыбнулся искренне, без издевки. - Мне-то точно жаловаться не на что, ведь я столько знаний почерпнул под твоим руководством. Однако у тебя есть установки более приоритетные. Хранитель, и одна из них заключается в том, чтобы держать этих людей в плену ради блага движения за восстановление свободы, которую ты запрограммирован защищать и охранять. - По всей вероятности, в один прекрасный день кто-то слишком вольно и широко истолковал понятие порядка в обществе, когда люди потеряли контакт со мной, - пожаловался компьютер. - И все же ты прав, Бейд. Их надо держать в плену. Тем не менее мы могли бы просветить их на тот счет, что выкопанный ими ход будет перекрыт до того, как они сумеют им воспользоваться. - Нет-нет, пусть думают, что им сопутствует удача, - жестоко усмехнулся Бейд. - Тем горше будет потом их разочарование, тем меньше вероятность того, что они дерзнут пытать судьбу еще раз. Мы должны убедить их в том, что ты неуязвим, Хранитель. Если они прекратят попытки спастись бегством, можно считать, что мы одержали победу. - Вынужден признаться, что недостаточно хорошо понимаю ход мыслей людей для того, чтобы выразить несогласие с тобой, Бейд, - проговорил компьютер. - Однако из того немногого, что мне об этом известно, я должен сделать вывод: ход твоих мыслей довольно жесток. - Ты не ошибаешься, - кивнул Бейд. - Но те страдания, которые наши узники причинили бы другим людям, удайся их побег, были бы гораздо более жестоки. Это было неплохое оправдание, но всего-навсего оправдание, не более этого, - это Бейд прекрасно понимал. А истина состояла в том, что ему доставило бы глубочайшее наслаждение увидеть обиду и разочарование, которые ожидали пленных магистратов, когда те обнаружат, что все их труды пошли прахом. Спору нет, отомстить одному магистрату было приятно, но куда приятнее - всем сразу.
   ***
   Подкоп пришлось углубить: наверняка стена глубоко уходила в землю. Оставался последний, решающий этап: подрыться под стену шириной в шесть футов и вывести ход наверх. Дождались безлунной ночи, а весь день провели в доме - смеялись, шутили, чокались бокалами. Словом, елико возможно, старались создать впечатление развеселой пирушки. А когда стемнело, зажгли свет, еще с час продолжали вечеринку, а потом мало-помалу стали затихать, начали гасить одну лампу за другой, и в конце концов все как бы уснули, напившись и наевшись до отвала и не имея сил вернуться и разойтись по домам, что в общем-то было правдой: ведь своих домов тут ни у кого из них не было. А потом, ближе к полуночи, отправились заканчивать подкоп. Флаунд самолично прокопал последние несколько футов до поверхности. Он работал с радостью, злорадно ухмыляясь, и наполнял корзину за корзиной вырытой землей. Его товарищи передавали наполненные корзины друг другу, а последний в цепочке вываливал землю во двор. И вот наконец лопата прошла насквозь, не встретив сопротивления. Флаунд издал победный вопль, расширил дыру, утрамбовал ее края, примял траву черенком лопаты... ...и замер: от края дыры вверх уходили две длинные, тонкие, блестящие ноги. В ужасе Флаунд поднял взгляд выше, увидел перекрестье - бедра, плоский цилиндр - туловище, тоненькие ручки, кисти, как у скелета, и напоследок - красноглазое яйцо - голову. - Сожалею, но сюда вам нельзя, магистрат Флаунд, - проговорил робот. Флаунд от изумления и страха не мог вымолвить ни слова. Друзья сгрудились позади, спрашивая: - В чем дело? Почему ты остановился? А потом двое, просунув головы к дыре, увидели то же самое, что повергло Флаунда в отчаяние, и застонали. - Отку.., откуда ты узнал? - А мы слышали, как вы копали, Флаунд, - ответил Бейд, выйдя из-за спины робота. - Прозвучало чрезвычайно упрощенное описание принципа действия сонара, - констатировал робот. Флаунд был готов взглядом испепелить Бейда. А тюремщик ответил ему едва заметной улыбкой. Но на самом деле его просто распирало от злорадного восторга.
   ***
   Несколько часов спустя, когда город засеребрился в предрассветных сумерках, Бейд взобрался на стену. Он думал о том, что Флаунд не сможет смириться с поражением. Он наверняка предпримет новую попытку побега. Теперь это будет не просто попытка. Теперь это будет состязание между Флаундом и Бейдом. Гордыня заставит Флаунда придумать нечто более изощренное. А если нет - ну, значит, Бейд плохо знал своих узников. Все они были неглупы, а большинство из них отличалось агрессивностью и инициативностью. Острый ум в них сочетался с беспокойством и горечью поражения. Они никогда не смирятся с пленом - ведь они не какие-нибудь трусливые безмозглые овцы. Следующая попытка побега будет массовой и яростной, и кое-кто из магистратов может при этом погибнуть. Какая-то частичка Бейда предвкушала этот вариант развития событий с мрачной радостью, но другая часть испытывала стыд из-за того, что он плохо справлялся с порученной ему работой. Ведь его назначили надзирателем, а не палачом. Гар усиленно настаивал на том, чтобы магистратов ни в коем случае не мучили. Он говорил о том, что для успеха революции крайне необходимо, чтобы мятежники не выглядели злодеями - наоборот, они должны были производить впечатление спасителей, а потому все узники должны были выйти на свободу живыми, целыми и невредимыми. Бейд обязан был найти какой-то способ, сделать так, чтобы плененные магистраты стали довольны своим заключением. Но как этого добиться? Бейд ломал голову над этой задачей, размышляя по обыкновению медленно, но методично. Ближе к вечеру он ушел из кабинета, не дождавшись робота, который должен был принести ему ужин. Он не был голоден - раздумья отвлекли его от мыслей о еде. Ему отчаянно хотелось поскорее разобраться в головоломке. Конечно, он мог бы обратиться с этим вопросом к Хранителю, но он начал догадываться, что и у этой умной машины есть пределы. Одним из таких пределов была способность заглянуть в сердце человека и понять, что он чувствует. Бейд расхаживал по стене до темноты. Вышла луна. Бейд спрашивал себя: а он почему счастлив здесь, почему рад тому, что его работа - охранять непокорных, враждебно настроенных людей? Да, конечно, он им в некотором роде мстил, но мести самой по себе было бы мало. Нет, тут было что-то еще, что-то большее, и если быть честным с самим собой до конца, то следовало признаться... Бейда озарило. Он резко остановился, уставился в темноту и поздравил себя с тем, что нашел ответ. Ему доставило такое наслаждение разгадывание этой головоломки, - но ведь подобные раздумья ему всегда приносили радость! Он не просто хотел - он жаждал остаться здесь и стать надзирателем, потому что получал неописуемое удовольствие от непрерывного состязания умов, от постоянной необходимости быть на шаг впереди ненавистных магистратов. Но если его удерживала здесь радость состязания, может быть, она же удержит и магистратов? Конечно, в нынешних обстоятельствах вызов, брошенный магистратам Бейдом, вынуждал их сидеть взаперти. Какой же еще вызов он мог бросить им - такой, чтобы им расхотелось вырваться из плена? Учебу. Учиться они все любили - или по крайней мере им приходилось увеличивать багаж собственных знаний ради того, чтобы добиться поставленной цели. А Бейд мог впустить их в настоящий необъятный девственный лес знаний и выдать каждому охотничью лицензию. Но сначала он должен был одарить их достаточно веской причиной, руководствуясь которой они бы отправились на охоту, показать им добычу, за которой они бы бросились в погоню. А чего могла страстно пожелать эта орда бюрократов, что заставило бы их, засучив рукава, с головой уйти в изучение фактов, дотоле неведомых? Ответ полыхнул в сознании Бейда словно загоревшийся в непроглядном мраке светильник.
   ***
   Купец сидел рядом с возницей, потемнев от злости. Фургон въехал в город. Возница помалкивал и опасливо поглядывал на купца. - Останови здесь, - буркнул купец, и возница придержал лошадей прямо перед ратушей. Горожане, спешившие куда-то по своим делам, останавливались и глазели на фургон. Выбежал стражник, закричал: - Эй, вы! Проезжайте! Посреди дороги встали - это не положено! - Встанешь там, где он тебе скажет, - распорядился купец, спрыгнул с облучка и размашисто зашагал к ратуше. Каждый шаг его был полон гнева. Стражник, перед которым предстали одновременно два нарушения закона, на минуту растерялся. Взгляд его метался между купцом и возницей. Возница сочувственно смотрел на него. Стражник возмущенно запрокинул голову. - Жди здесь! - выкрикнул он и, развернувшись, бросился следом за купцом. Но, увы, он опоздал: тот уже вошел в двери, а к тому времени, когда стражник догнал его, купец уже успел рявкнуть бейлифу: - Скажи магистрату, что я желаю его видеть! - Да что вы говорите? - Бейлиф театрально кивнул и знаком отослал стражника. - И как же мне доложить магистрату Ловелу? Что за важная особа требует приема у него без предварительного уговору? - Брэнсток, торговец одеждой и тканями! Да поторопись, а не то опоздаешь, а их и след простынет! Бейлиф резко посерьезнел. - Чей след? - Тех разбойников, что меня ограбили, вот чей! Если бы их так не позабавила моя злость, они бы меня убили и возницу моего тоже! Ты над такими делами смеяться намерен? - Нет-нет, господин, какой уж тут смех! Эй, Бривис! - Бейлиф махнул рукой, и из зала суда торопливой походкой вышел мужчина с заляпанными чернилами пальцами. - Это Бривис Кларк, писарь магистрата Ловела, объяснил бейлиф купцу. - Кларк, это торговец Брэнсток, у него вести для его чести, которые не терпят отлагательства. Будь добр, отведи господина к магистрату. - А Брэнстоку бейлиф сказал: - Прошу прощения, торговец. Но я должен поспешить - пущу моих людей по следу этих негодяев. Пока вы будете с магистратом беседовать, я переговорю с вашим возницей. До свидания! - С этими словами бейлиф отвесил торговцу торопливый поклон и быстро вышел на улицу. - Ну, хоть так, и то дело, - проворчал Брэнсток. Видно было, что оперативность бейлифа пришлась ему по сердцу. - Уверяю вас, господин, мы тут к разбою строги, - поспешил заверить торговца писарь. - Прошу вас, следуйте за мной. - И он повел Брэнстока к кабинету магистрата. - Подождите, - попросил он, постучал в дверь, приоткрыл ее и возвестил: - Ваша честь, к вам торговец с жалобой. Его ограбили в окрестностях нашего города. Бейлиф Якоби занялся погоней, но Брэнсток все-таки желает с вами поговорить. - Да-да, конечно, проходите скорее, - сказал магистрат и поднялся из-за стола. Писарь отступил и пропустил Брэнстока в кабинет. - Ну, спасибо, что приняли меня, ваша честь, - сказал торговец, и Бривис нахмурился - ему не понравился ни тон обращения Брэнстока, ни его слова. К магистрату следовало обращаться намного более почтительно. А вот магистрата Довела манеры просителя, похоже, нисколько не смутили. Вернее, не так: если и смутили, то послужили неким знаком. При взгляде на торговца он помрачнел и распорядился: - Закрой дверь, будь так добр, Бривис Кларк. Кларк повиновался, но раздумья не покинули его. Ничего особенного, конечно, в том, что магистрат решил провести беседу с просителем за закрытыми дверями, не было - ведь проситель был мужского пола. Но вот так сразу, при первой встрече... Если только... У Кларка засосало под ложечкой. Неужто этот с виду самый что ни на есть обычный торговец - инспектор? Тогда становилось ясно, почему его тон не оскорбил магистрата, почему он не отчитал неучтивого просителя, но все-таки что позволило Ловелу сразу признать инспектора? Какой знак? Наверняка такой, какие ведомы только магистратам. Как бы то ни было, одно Бривис Кларк понимал наверняка: в точности ли все так, как он решил, или нет - этого ему не узнать никогда.
   ***
   Магистрат дождался, когда за писарем закроется дверь, и порывисто обнял торговца. - Майлз! Хвала небесам! Наконец хоть кто-то, с кем можно словом переброситься! Майлз чувствовал, как дрожат руки у Ловела, и в который раз убеждался в том, в каком напряжении живут все его агенты. - Бедняга, герой, как же тебе тяжко вдали от родственных душ! Но твоя жена, Ловел, - скажи, хотя бы она служит тебе утешением? Ловел отпустил Майлза, отступил на шаг. - О, еще каким утешением! Но и с ней я не могу поделиться правдой о моей работе. К тому же ее начинает беспокоить то, почему она не беременеет. - Пусть гадает, - посоветовал другу Майлз. - Если ты по-настоящему полюбишь ее, наши враги получат возможность держать тебя в руках, но если она родит от тебя ребенка, они смогут вертеть тобой, как пожелают, угрожая твоему отпрыску. Ловел кивнул; - А если нас постигнет неудача, она всегда сможет сказать, что ее обманули, и это будет чистой правдой, и тогда найдет себе нового супруга. Но если у нее будет ребенок от изменника, самозванца, ей гораздо труднее будет снова выйти замуж. - А государственные власти, естественно, не станут помогать отпрыску самозванца, - закончил мысль Майлз. Ловел указал на стул. - Ну садись, садись же, а я распоряжусь насчет чая! - Это было бы славно, - признался Майлз и опустился на стул. - Но пока ты не позвонил, будет лучше, если я расскажу тебе подробности про тех вымышленных разбойников, по следу которых ты отправишь своего бейлифа. - Да-да, конечно! Что он обнаружит, когда доберется до места, где на тебя якобы напали? И где это место, кстати говоря? - В миле от города, на большой дороге. Там они найдут следы десятка лошадей - нам пришлось выпрячь наших лошадок и гонять их по дороге туда и обратно, а потом еще до леса - шесть раз. По кустам мы разбросали несколько кусков полотна - для достоверности. Следы обрываются на берегу речки. Когда ты не сумеешь найти разбойников своими силами, можешь обратиться к соседям-магистратам. Трое расскажут ту же самую историю. - Япет, Орогору и Минелло, - усмехнулся Ловел, усаживаясь за письменный стол. - Мы должны поддерживать друг дружку, верно? - Непременно должны, - улыбнулся Майлз. - Ну, вот и все, пожалуй. Теперь позвони и попроси, чтобы принесли чай. - Сейчас, - кивнул Ловел и потянул за шнурок. Дверь открылась, заглянул стражник, и магистрат распорядился: - Чаю, да покрепче! Скажи горничной, чтобы поторопилась! Стражник поклонился и, хмуро глянув на Майлза, закрыл дверь. Между тем от Майлза не укрылось, что стражник явно не на шутку напуган. - Ну а как там у остальных дела? - нетерпеливо спросил Ловел. Расскажи мне обо всех новостях! Майлз вкратце поведал другу о всех агентах, которых повидал за последний месяц. - Бейлиф и стражники Этуана уже вовсю вместе с ним развивают агитацию о правах крестьянства, у Лючии в октябре родился первенец. Ее муж начинает понимать, что женщины тоже... Дверь распахнулась, вошла горничная с подносом. - ..должны проезжать по окрестностям вашего города, не волнуясь о том, что на них могут напасть, - без запинки продолжал Майлз. - Ну, хорошо, разбойников вы за решетку, допустим, засадите, но можете ли вы гарантировать, что городская молодежь будет вести себя как подобает? - Гарантировать этого, конечно, нельзя. Разве кто-то когда-то мог такое гарантировать? - отозвался Ловел. Горничная, в страхе вытаращив глаза, поставила на стол поднос. - И все же, за то время, пока я тружусь на своем посту, мы только дважды сталкивались с подобными выступлениями, и оба эти юнца были подвергнуты суровому наказанию и выставлены к позорному столбу, так что я сильно сомневаюсь, чтобы кому-то еще захотелось последовать их пагубному примеру. Майлз кивнул и вернулся в образ Брэнстока: - Будем уповать на это. И все же то, что разбойники грабят мирных торговцев чуть ли не рядом с вашим городом, - это никак не может порадовать. Горничная разлила чай по чашкам. Ловел широким взмахом руки отмел возражения Брэнстока и заодно повелел горничной удалиться. - Не сомневаюсь: бейлиф и его люди... Дверь за горничной закрылась. - ..очень скоро схватят злодеев и закуют в кандалы, - закончил начатую фразу Ловел и сложился пополам, давясь от хохота. Майлз тоже прыснул. Отхохотавшись, Майлз вытер с глаз слезы и, покачав головой, проговорил: - Ну, мы с тобой и шарлатаны! - Не только мы с тобой, Майлз, - простонал Ловел. - Надеюсь, нас гораздо больше. Когда ближе к вечеру Брэнсток покинул ратушу, помрачневший Ловел вышел из кабинета и сказал стражникам: - Как только бейлиф вернется, пусть сразу явится ко мне. А когда бейлиф вернулся и доложил о том, что поиски злодеев оказались безрезультатными и следы их таинственным образом оборвались, Ловел с тоской в голосе произнес: - Мы ухитрились упустить кое-какие важные дела, бейлиф, - после чего добросовестно отчитал подчиненного. Бейлиф, естественно, тут же устроил нагоняй стражникам. В результате к полудню на следующий день в городке уже никто не сомневался, что "торговец Брэнсток" на самом деле никакой не торговец, а самый натуральный инспектор собственной персоной.
   ***
   Разносчик брел по большой дороге. Горшки и сковородки позвякивали в такт его шагам и песенке, которую он напевал на ходу:
   Куда ты, красотка, спешишь? Куда так, красотка, спешишь? Постой и послушай, А вдруг прогадаешь И мимо любви пробежишь?
   Этот куплет он твердил уже целую милю, не меньше, и, признаться, порядком подустал, и вдруг из леса на дорогу выбежали несколько оборванцев и окружили разносчика. - Было ваше - станет наше! - возопил один из разбойников. - Давай-ка сюда свои горшки и сковородки! - О, пощадите бедного разносчика, господин! - вскричал бедняга, попятился и налетел на другого разбойника. Тот громко хохотнул прямо ему в ухо и цепко схватил за руку. - Ладно, так и быть, и тебя прихватим! - крикнул первый разбойник. Злодеи сомкнули круг и повлекли несчастного разносчика к лесу. Тот жалобно ныл, просил отпустить его. Но когда они отошли от дороги на несколько сотен ярдов, разбойники отпустили разносчика, а их атаман склонил голову в приветствии. - Приятная встреча, Майлз! - Спору нет, приятная! - облегченно вздохнул Майлз. - Клянусь. Я уже охрип от этой треклятой песенки! Я-то думал, вы стережете эту дорогу на каждой миле. - Все верно, на каждой миле, - подтвердил другой разбойник. - Но тебе надо было протопать с полмили до того, как ты прошел мимо меня. Песенку я распознал и понял, что тебе срочно надо с нами переговорить. - Точно, - снова вздохнул Майлз и сбросил мешок на землю. - Ох, какое облегчение! - воскликнул он и растер затекшее плечо. - Так что ты хотел нам сказать? - Передайте в Фиништаун вести: в следующем месяце меняют шерифа Плампкина в городе Дор. Сменить его должен магистрат Гоул, он поедет из деревни Белоу. - Стало быть, проследует по южной дороге. - Глаза атамана разбойников сверкнули - не так часто выпадала возможность подменить шерифа одним из выздоровевших безумцев. - Встретим, как надо, и подержим, пока из Фиништауна не пришлют подсадного шерифа. А куда отправят Плампкина? - На север, в Мильтон. Ходят слухи - ему обещано местечко инспектора. - Вот это да! Дельце предстоит нешуточное! - вырвалось у одного из разбойников. - Да, это крутой удар по Старому Порядку во имя Нового, - согласился Майлз. - Так что передайте в Фиништаун, чтобы выслали сразу двоих. - Но тут глаза его потускнели. - И еще передайте, чтобы сказали Килете: пусть встречает меня в миле от Грэнтнора. Кое-кто из разбойников встретил последние слова Майлза непристойными ухмылками, но атаман только сочувственно посмотрел на главаря повстанцев. - Конечно, Майлз. Не сомневаюсь, у нее для тебя куча новостей. При этом он мрачно глянул на разбойника, открывшего было рот, чтобы что-то сказать. Тот закрыл рот и перестал ухмыляться.
   ***
   Ледора потратила немало усилий для того, чтобы подцепить магистрата, но его увела одна из местных девиц - не такая умная, зато более хорошенькая. В итоге Ледоре пришлось довольствоваться местом поварихи на кухне для гвардейцев шерифа. Гвардейцы шерифа представляли собой небольшое войско в тысячу человек. Раскладывая еду по тарелкам, Ледора слышала их разговоры о приболевших товарищах. В свободное время она разыскивала больных и ухаживала за ними, и довольно скоро была назначена сестрой милосердия. Это дало ей возможность оставаться наедине с мужчинами, которые были слишком слабы для того, чтобы приставать к ней с глупостями, но вполне вменяемы для того, чтобы, ухаживая за ними, она могла обронить словечко-другое о том, что они - всего лишь игрушки в руках Защитника, его шерифов и магистратов. Выздоравливая, солдаты задумывались об этих словах. То и дело Ледора слышала, как за едой они обсуждают высказанные ею мысли. Она просто раздувалась от гордости за то, что так успешно выполняет свою работу на благо Нового Порядка, и неустанно радовалась тому, что ей удается справляться с этой работой тайно, без шума - радовалась, пока в один прекрасный день на ее плечо не легла чья-то тяжелая рука.
   Глава 20
   Жуткая боль пронзила пальцы под ногтями. Графиня Фогель закричала и очнулась. Она в отчаянии озиралась по сторонам. Каменные стены, дымящие факелы, страшноватые устройства в коричневых запекшихся пятнах и.., мужчины в черных колпаках, раздетые по пояс. Кроме них - высокий худощавый человек с горящими глазами, тоже в черном - черная мантия, круглая черная шляпа, даже камень в перстне - и тот черный. Черный человек наклонился к ней и требовательно проговорил: - Отвечай, что ты знаешь? - Я ничего не знаю! - вскричала она. - Как я сюда попала? Злодеи, вы похитили меня! Черный человек кивнул кому-то, кто стоял за ее головой, - она поняла, что лежит на спине и что ее поднятые руки связаны. И вновь эта страшная боль под ногтями. Она закричала. Черный человек кивнул - боль стихла. Она лежала, задыхаясь от боли и страха. Человек заметил это и довольно кивнул. - Скажи мне обо всем, что помнишь, сестра Ледора. - Сестра? Какая сестра? Чья сестра? Я графиня Фо... Человек в черном скривился и снова кивнул. Не договорив, женщина дико закричала. На этот раз боль длилась больше, и когда черный мучитель кивком велел мастеру пыток отпустить несчастную, когда стихли ее крики, он посоветовал: - Погляди по сторонам, и ты убедишься, что бывает боль и посильнее. Он указал на одно из орудий пытки и пояснил: - Это дыба. Если мы подвесим тебя на ней, ты будешь висеть до тех пор, пока твои кости не станут отрываться одна от другой. А вот это железный сапог. В нем твоя нога будет томиться много дней, пока ты не начнешь выть от нестерпимой боли. А вот это - железная дева, а это тиски, а это... Он рассказал ей обо всех страшных орудиях, и от одного их вида она содрогнулась, но все же продолжала протестовать: - Я - графиня Фогель, я ничего не умею - только танцевать и кокетничать! - А я - инквизитор Ренунцио, - представился человек в черном и снова кивнул мастеру пыток, и снова нестерпимая боль пронзила ее пальцы. Перекричав несчастную женщину, инквизитор произнес: - Отвечай, что ты помнишь, сестра! Сестра... Ледора обернулась и увидела перед собой суровое лицо бейлифа, которого она прежде никогда не видела. Губы его зашевелились, и она услышала: "Сестра Ледора, я арестую тебя за подстрекательство к измене Защитнику и государству!" - Я помню сердитого человека, который арестовал меня! - вскричала она. - Раньше! - проговорил тот самый сердитый человек. - Раньше... Раньше... - Ты была сестрой милосердия! - прогремел голос инквизитора. Да, Ледора была сестрой милосердия, она разговаривала с ранеными солдатами о правах человека и том, что люди должны принадлежать только сами себе, но откуда об этом знать графине Фогель? Наверное, это был сон. Даже если это был страшный сон. - Подстрекала ли ты людей к измене? - рявкнул Ренунцио. - Ледора делала это! - крикнула графиня. - Это Ледора виновата! - Ты и есть Ледора! Ты изменница! И ты должна понести наказание и муки! - Я не Ледора! Я графиня... Ренунцио хлестнул ее по губам тыльной стороной ладони. - Ты - сестра милосердия Ледора, и ложь тебе не поможет! - Он развернулся и приказал одному из мастеров пытки: - Снять с нее туфли! Она почувствовала, как с нее грубо стащили туфли, и в страхе закричала. Ренунцио щелкнул пальцами, по ее ступням ударил тонкий прут. Ледора взвизгнула от боли. Она и не знала, что бывает такая боль! - Что ты говорила солдатам? Ледора нежно гладила лоб солдата и говорила ему: "Все люди имеют право жить, не боясь, что по приказу Защитника они могут бесследно исчезнуть среди ночи! Все люди имеют право быть свободными: решать, какая работа им по душе, на ком жениться, защищаться, если нападут на них, на их жен и детей! Все люди имеют право на выбор и могут хотя бы попытаться стать счастливыми!" - Права! - крикнула графиня. - Я говорила им о том, что все люди рождаются, наделенные правами, и что никакое правительство не может отнять у них этих прав! Один из палачей вздрогнул, глянул на свою жертву, взгляд его глаз под маской стал задумчивым. - Подстрекательство! - завизжал Ренунцио. - Измена! Кто научил тебя этим мерзостям? Он вновь щелкнул пальцами. Прут снова стегнул по босым ступням Ледоры, иголки еще глубже вонзились под ее пальцы, и несчастная графиня Фогель, измученная и напуганная, прокричала первое, что пришло ей в голову... Она сидела в комнате вместе с множеством других мужчин и женщин благородными господами и дамами (а кем же еще они могли быть?), а перед ними стоял молодой человек в крестьянской одежде и говорил: "Один за другим мужчины будут уходить отсюда и занимать места магистратов и шерифов. А женщины будут стараться выйти замуж за магистратов и шерифов и исподволь прививать им идеи Нового Порядка. Те же, кому это не удастся, станут сестрами милосердия для солдат шерифов и будут осторожно рассказывать им о правах человека и самоуправлении". - А чем будешь заниматься ты, Майлз? - спросила одна из женщин. - Я притворюсь инспектором, - ответил молодой человек. - Буду ходить от магистрата к магистрату, рассказывать вам о наших успехах, помогать там, где в этом будет нужда, или звать подмогу из города. - Кто подучил тебя? - прогрохотал голос Ренунцио. И снова дикая боль в ступнях и пальцах рук. Графиня прокричала: - Майлз! Майлз подучил нас! - Нас? - ухватился за ее последнее слово инквизитор. - Кого еще, кроме тебя? Кого еще? - Всех господ, всех дам! Графа Лорифа, принца Парслана, великую княгиню Коленкову и... - Она повредилась умом, бредит... - пробормотал один из палачей. - Молчать, тупица! - прошипел Ренунцио. - Мне судить, когда она бредит, а когда - нет! Женщина, отвечай! Где этот Майлз, про которого ты говорила? - Везде! Где угодно! - крикнула она в ответ. - Он - инспектор! Он волен быть, где пожелает! - Инспектор?! - Ренунцио выпучил глаза, глаза его нехорошо заблестели. - Настоящий инспектор или самозванец? - Самозванец! Мы все должны были стать самозванцами, каждый господин, каждая дама! Но это был сон, только сон! Палач замахнулся прутом, готовясь снова ударить Ледору, но Ренунцио поднял руку и предотвратил удар. - Еще один удар - и от нее не будет никакого толку. Оттащите ее обратно в темницу. Передохнет пару дней, отлежится, и, быть может, мы выжмем из нее еще что-нибудь.