Сташеф Кристофер. Зачарованный книжник

   Ошеломленная, Гвен последовала за монахиней.
   — Я обратила внимание, сестра, что вы называете эту штуку только так — кассета, — завела она разговор.
   — А как же нам ее называть — реликвией?
   — Ну, меня б не удивили слова «священная» или «благословенная», по меньшей мере.
   Сестра Сесилия покачала головой.
   — Матушка Мойра говорила (и очень настойчиво), что это всего-навсего артефакт — вещь, сделанная человеческими руками. В ней самой нет ничего святого.
   Некую святость ей мог бы сообщить только наш Благодетель, а у нас, увы, нет свидетельств о его святости.
   Это соответствовало истине, но Гвен начинала думать, что, может, таковые еще представятся.
   Сестра Сесилия провела ее на веранду, которая, по счастью, оказалась тут же, рядом. Мать настоятельница оторвалась от листков пергаментной бумаги, которые лежали перед ней на столе.
   — Ага, вот и она. Благодарю вас, сестра Сесилия.
   — Это честь для меня, — склонила голову провожатая Гвен.
   Когда она удалилась, мать настоятельница спросила с насмешливым огоньком в глазах:
   — Узнали что-нибудь новое?
   — Не то слово — море нового! А… есть еще кассеты, сестра Патерна?
   — Увы, нет, добрый монах оставил только одну. И мысль о второй кассете будет вечно мучить нас.
   Гвен знала теперь, что ей необходимо посетить монастырь, и как можно скорее.
 
   Джеффри стоял за спиной брата и пристально разглядывал его почти обнаженное тело.
   — А ты что думаешь, сестренка? — обратился он к Корделии. — Как он, годится?
   Корделия смерила взглядом Грегори, пытаясь увидеть его глазами возможной избранницы. Лицо оставалось прежним, но ниже шеи это действительно был новый человек. Тело бугрилось мускулами, плечи, грудь и руки наводили на мысль о говяжьей туше, ноги теперь напоминали колонны — отнюдь не те спички, которые ее брат демонстрировал в пору совместных купаний. Корделия прикинула, когда ж это было в последний раз — ну, да, около пяти лет назад. С той поры, как Магнус покинул дом, Грегори ни разу не обнажался.
   — Ну-ка, пройдись, — скомандовала она брату. — Иди к Мораге.
   Грегори мученически вздохнул, развернулся и с грацией большой кошки зашагал к спящей женщине. Он взглянул на нее, и Корделия увидела, какие усилия прилагает брат, чтобы скрыть истинные чувства. Впрочем, не слишком успешно — нечто от незадачливого, вконец одуревшего сосунка проглядывало в его лице.
   Следовало, однако, признать, что пока ему удается держать в узде эмоции. Корделию интересовало, как долго это продлится.
   — Теперь обратно, — потребовала она.
   Грегори обернулся, застыв на полушаге, как олень в прыжке.
   — Отличное тело, — вынесла вердикт Корделия. — Не знаю, так ли он хорош в искусстве ухаживать за женщинами.
   — В этом деле также необходимы тренировки, — вздохнул Джеффри. — А у нас здесь, боюсь, всего лишь одна кандидатура для спарринга.
   — Ну, это не проблема, — сухо заметила Корделия. — При ее-то способности менять наружность!
   — Достойное качество, — оценил Джеффри. — И кем же она была в последнюю вашу встречу, Грегори?
   — Благородной девицей по имени Перегрина, — поведал тот. — За то, что она позволила себя совратить, ее бросили в лесу в качестве выкупа для разбойников.
   Корделия возмущенно фыркнула, но Джеффри задумчиво нахмурился.
   — Сдается мне, что в ее собственном прошлом было нечто, похожее на подобное судилище.
   — Людям свойственно перекладывать вину за собственные грехи на свои жертвы, — Корделия искренне негодовала.
   — Ага, как я и говорил — картинка из ее прошлого, — кивнул Джеффри.
   — Вот уж не ожидал такой проницательности в тебе, брат, — удивился Грегори. — Мне казалось, ты не любишь задумываться.
   — Только не в этом отношении, — Джеффри был серьезен. — Я очень хорошо изучил женщин в некоторых аспектах. Мне также ясно, что означает ее выбор собственного имени — Перегрина, и здесь вряд ли можно говорить о добром к тебе отношении, ведь другое значение этого слова — «сокол», «разновидность хищной птицы».
   — Такая мысль приходила мне в голову, — согласился Грегори, — и я довольно долго был настороже и сохранял ментальную защиту.
   — Надо было сохранять и дальше, — заметила Корделия, пристально глядя на спящую женщину.
   — Ну, рано или поздно, любящие люди начинают доверять друг другу, — Грегори бросил беспокойный взгляд на Финистер.
   — Вопрос в том, когда именно, — быстро возразила ему сестра.
   — Оставим это решать нашей матери, — положил конец спорам Джеффри. — А пока она не вернулась, нам надо еще кое-чем заняться, чтобы как следует подготовить Грегори к роли поклонника.
   — Я тоже думала об этом, — поддержала его сестра. — К тому же, не следует более держать Морагу в состоянии сна. Это может плохо сказаться на ее мышечном тонусе.
   — Итак, план ясен, — кивнул Джеффри. — Будим ее и подключаем к проверке нашей новой модели по имени Грегори.
   — Но я еще не готов, — внезапно занервничал тот.
   — А ты никогда не будешь готов, — усмехнулся старший брат, — но тем не менее тебе придется как-то с ней разбираться. Мой тебе совет, брат, не думай о себе как о поклоннике, ты — просто заботливый и тактичный тюремщик.
   Корделию слегка удивил такой поворот, но, подумав, она согласилась.
   — Отличная мысль. Ты был ее надзирателем к моменту, когда она заснула. Если по пробуждении Финистер увидит тебя влюбленным, то заподозрит какой-то подвох. А так — ты по-прежнему будешь ее тюремщиком, но потихоньку станешь оказывать знаки внимания: говорить комплименты, изредка приносить одинокий цветок в прическу, неплохо отыскать драгоценный камень, которым она могла бы украсить себя.
   — В конце концов, потребуй, чтоб она надела его, когда будет приветствовать их величества, — сказал Джеффри. — Делай, что хочешь, но только не будь простофилей, не пожирай ее глазами обезумевшего от страсти оленя. Не бойся проявить интерес, но сохраняй при этом вид светского человека, уверенного в своих силах, достойного противника в вашей любовной игре.
   — Светский человек? — промямлил Грегори. — Вряд ли это мне подходит. У меня никакой практики в этом.
   Ни внешнего очарования, ни веры в себя как любовника.
   — Не волнуйся, братишка, все, что надо, я заложил тебе в мозги, — однако он вынужден был признать:
   — В одном ты прав: чтоб приобрести необходимые навыки игры, нужно сыграть раунд-другой.
   — Но я не могу играть чужую роль, — запротестовал Грегори.
   — Ну так играй свою, — блеснула глазами Корделия. — Будь школяром, мало-помалу отходящим от своего учения, пусть она радуется, что вовлекает тебя в свою игру.
   — Блестящий ход! — воскликнул Джеффри. — Затем, когда ты будешь уверен в своих силах, сможешь переломить игру и выиграть в ее же подаче.
   — Хорошая метафора, но я не уверен, что на практике все пройдет так же замечательно. — Грегори по-прежнему заметно нервничал.
   — Уверенность появится с практикой, — обнадежил его Джеффри. — Когда-то тебе придется пройти через это, братишка. Не бойся проиграть или получить нож в спину, мы с Корделией будем неподалеку, в случае чего кричи, и мы появимся через пару минут.
   — Рано или поздно ты должен решиться, — мягко сказала сестра, — или же ей суждено спать до конца своих дней, а это немногим лучше убийства.
   Грегори поднял плащ и накинул его на плечи. Затем обернулся с выражением решимости на испуганном лице.
   — Ну, довольно. Будите ее.
   — Нет, это должен сделать ты, братишка, — Корделия была непреклонна. — Потому что именно твои чары погрузили ее в сон, и именно твое лицо она должна увидеть, когда проснется.
   Грегори и вовсе позеленел от страха.
   — Я, что, должен разбудить ее поцелуем?
   — Определенно, нет, — вмешался Джеффри. — Это должна быть только погоня, а не засада.
   — Да, а погоне должна предшествовать слежка, как ты знаешь, — подхватила Корделия. — В конце концов, ее воспитывали как охотника, так что погоня сама по себе может способствовать сближению чувств.
   — Ну что, пошли, сестренка, — повернул в лес Джеффри. — А ты, когда мы скроемся из виду, опустишься перед ней на колени и активизируешь ее сознание.
   И они скрылись меж деревьев. Грегори вскинул руку и хотел было позвать их обратно. Но страх сковал горло, и он не смог вымолвить ни слова. Решившись наконец он медленно опустил руку и обернулся к Мораге. В горле стоял комок, и юноша судорожно сглотнул, прежде чем опуститься на колени.
   Вид спящей женщины, ее чувственная красота вновь породили приливную волну возбуждения, которая накрыла все прочие чувства. Грегори буквально оцепенел, напуганный силой собственных желаний. Но, спустя несколько мгновений, страх отступил, интенсивность возбуждения перестала удивлять. Юноша мог поклясться, что сейчас его чувства стали намного сильнее, чем неделю назад. Неделю, во время которой родные брат с сестрицей вели планомерное наступление на Грегори, настраивая его на романтический лад.
   Подавив панику, он приступил к своей задаче. Пульс Мораги и весь обмен веществ оживились, в то время, как он медленно извлекал ее сознание из пучин сна, где оно пребывало.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

   Женщина у ворот мужского монастыря — довольно редкое, мягко говоря, зрелище. Однако возможное! Тем более, когда женщина представилась именем леди Гвендолен Гэллоугласс. Это произвело впечатление. Дежурный монах поклонился, пробормотал извинения в связи с тем, что заставляет ее ждать, и уверил, что мигом вернется. Он отошел на десяток шагов, поймал проходившего мимо послушника и что-то прошептал ему, указывая в сторону ворот. Юноша взглянул удивленно, Гвен даже показалось — испуганно, и поспешил прочь через весь монастырский двор. Правильнее даже сказать, бросился бегом.
   Привратник вернулся обратно.
   — Если вы соблаговолите пройти в наш гостевой дом, я принесу вам чего-нибудь освежиться.
   — Благодарю вас, — Гвен последовала за ним в маленький домик, расположенный прямо за воротами.
   Она догадывалась, что и до нее женщинам доводилось по необходимости вторгаться в это святилище.
   Достаточно было окинуть взглядом гостиную, куда ее провели, чтоб распознать следы, оставленные предыдущими квартирантками. В обивке мебели и убранстве комнаты сказывалась женская рука, хотя общее впечатление было, скорее, аскетическим.
   Монах предложил гостье присесть и удалился. Вскоре он вернулся с подносом, на котором были вино, сыр и несколько черствых облаток. Гвен поблагодарила, налила себе немного вина, уселась и приготовилась ждать.
   Она огляделась и заметила на стене картину, которая тут же завладела ее вниманием. Приглядевшись, Гвен узнала в изображении все того же отца Марко Риччи.
   Портрет был выполнен в иной, более реалистической манере. Здесь святой выглядел моложе и стоял в другой позе, но, безусловно, это был именно он.
   Вскоре раздался какой-то шум у дверей, и в комнату вошел молодой аббат Ордена. Лицо его лучилось удовольствием, он поспешил к гостье, на ходу кланяясь и протягивая руку для приветствия.
   — Леди Гэллоугласс, какая радость видеть вас!
   — Взаимно, милорд аббат, — улыбнулась Гвен, также подавая руку.
   После крепкого рукопожатия монах осведомился:
   — Брат Дорбо предложил вам чем-нибудь освежиться? А, вижу, все в порядке. Надеюсь, не заставил вас слишком долго ждать?
   — Да что вы, ничуть. Мне было очень интересно, я обнаружила любопытный портрет.
   — Портрет? — огляделся аббат. — А, отец Марко Риччи! Он был основателем нашего аббатства, леди Гэллоугласс.
   — В самом деле? Он ведь из первых колонистов, не так ли?
   Аббат ответил не сразу, он обернулся и посмотрел на посетительницу все с той же старательной улыбкой.
   — Я вижу, вам знакома вся, без купюр, история Грамария? Да, это так, он был колонистом.
   — И до смерти жил здесь, в монастыре?
   — О, нет. Он довольно часто выезжал по делам благотворительности, а также на переговоры с герцогами, графами и даже с самим королем, — с гордостью рассказывал настоятель, — отец Марко заложил основу нашего сегодняшнего могущества, ведь именно он добился у короля и знати привилегии неприкосновенности для духовенства. Слишком мы были всем нужны, это спасло нас от участи пешек в играх баронов.
   — Мне известно это, — кивнула Гвен. — Скажите, но он ведь всегда возвращался и до самой смерти был настоятелем монастыря?
   — Вовсе нет, странно, что вы упомянули об этом. Отец Марко был скромным человеком и уступил свой пост более молодому монаху, местному уроженцу. Подозреваю, он хотел убедиться, что и после его смерти монастырь останется в надежных руках. И даже не задержался, чтобы понаблюдать за всем, очевидно не желая мешать своему преемнику. Отец Марко стал нищенствующим монахом и затерялся где-то на просторах Грамария.
   — И никто больше его не видел? — сердце Гвен билось учащенно: истории совпадали. Но…
   — Не совсем так, — вздохнул аббат. — Что греха таить, несколько десятилетий спустя весь остров оказался во власти охоты на ведьм: повсюду горели зловещие костры. Отец Марко вновь вынырнул из безвестности, чтобы дать отпор глупым суевериям о настоящих живых ведьмах. В своих проповедях он спрашивал: зачем бы сатане даровать особые силы людям, которые и так уже продали ему душу и стоят на полпути в ад? Точно так же, и Бог не допустит настоящего волшебства, которое, по сути, нарушает Его собственные законы. Только Ему одному дозволительно на время отменять законы Мироздания, мы называем такие события словом «чудо».
   — О! — выдохнула Гвен. — Отец Марко уже тогда знал о наших пси-силах.
   — Его записи показывают, что он во всяком случае начал подозревать нечто подобное, — кивнул аббат.
   — Да, и именно его вмешательство защитило тогда нас всех, положив конец гонениям на ведьм.
   — Но сделал он это ценой собственной жизни. И даже его смерть послужила к пользе всего народа, ведь убийцы отца Марко прекратили охоту на ведьм, осознав свою вину и раскаявшись. А глядя на них, и остальные поступили так же.
   — Благослови его Бог, — сказала Гвен.
   — Мы здесь верим, что он действительно был освящен Божьей Благодатью. Сейчас мы снова ведем переговоры с Ватиканом и рассчитываем, что сможем представить житие отца Марко на рассмотрение Его Святейшества Папы. Хочется надеяться, что он будет причислен к лику святых и его имя будет внесено в канонический список. Однако, увы, это долгий и мучительный процесс.
   — Я желаю успеха вашему начинанию, — Гвен говорила вполне искренне.
   У нее начал складываться план, как добиться для обители Клотильды официального признания. Появился шанс утвердить ее в правах отдельного, независимого женского монастыря. Одновременно это дало бы здешним монахам неизвестные дотоле свидетельства о чудесах отца Марко и изрядно помогло бы в деле его канонизации.
   Все это, однако, в будущем. Данной истории уже пятьсот лет, можно подождать и еще немного. Сейчас у Гвен были более неотложные дела.
   — Очень любезно с вашей стороны так много времени посвятить досточтимому основателю нашего Ордена, — произнес с улыбкой аббат. — Ведь, думаю, вас привели сюда насущные дела, о коих вы и хотели поговорить. Итак, довольно об отце Марко, давайте вернемся к леди Гэллоугласс. Надеюсь, вы и ваше семейство пребываете в полном порядке?
   — Не совсем, милорд, — вежливо улыбнулась Гвен. — Во всяком случае, я благодарна за то, что вы так быстро сумели найти время для меня и интересующего меня вопроса.
   В улыбке молодого монаха теперь сквозило откровенное любопытство.
   — Насколько мне известно, ваш Орден занимается вопросами человеческой психики.
   — Так же, как и ваш супруг, вы сами и их величества, — осторожно ответил аббат. — Помимо этого, мы занимаемся случаями особых ментальных способностей. Наш Орден не стремится к пониманию феномена человеческого сознания как такового.
   — Однако одно неизбежно влечет за собой другое, не так ли?
   — Я всегда знал, что у вас острый ум, миледи, — монах кивнул, блеснув глазами. — Ну что ж, мы действительно знаем кое-то о том, как устроен нормальный человеческий разум, об устройстве, так сказать, и расстройстве. Но мы не претендуем на звание экспертов в данном вопросе.
   — Однако я знаю, что у вас есть нечто, вполне достойное такого звания.
   — О чем вы говорите, миледи? — улыбка монаха угасла.
   Гвен огляделась, ее взгляд снова упал на портрет отца Марко.
   — Я имею в виду вещь из металла и пластика. Пластик — это такое вещество…
   — Мне не надо объяснять, что это.
   Гвен подарила ему улыбку.
   — Я знаю, милорд, что наши предки прибыли сюда с далекой Земли на гигантском металлическом корабле. Более того, мне доподлинно известно: на этом корабле у них были «металлические мозги» — вещь, сделанная из металла, стекла и пластика. Сама по себе она не способна мыслить, но может прекрасно воспроизводить процессы человеческого мышления.
   — И как бы вы назвали эти «металлические мозги»?
   — Они назывались компьютерами.
   Монах изумленно присвистнул.
   — Вы многому научились у вашего супруга, леди Гэллоугласс, не так ли?
   — В конце концов, мы — муж и жена. Не думаете же вы, что он сохранил бы в тайне от меня природу моих собственных детей?
   — Однако рискну предположить, — усмехнулся аббат, — что Господь сохранил в секрете всю полноту знаний об их природе от вас обоих. Как и от всех нас, впрочем.
   — Что правда, то правда, — скорбно улыбнулась Гвен.
   — Так вас интересует, есть ли у нас «металлические мозги»?
   — Более того, — она скромно опустила взгляд на свои пальцы, теребившие юбку на коленях, — я обратила внимание на то, что ваш монастырь располагается в долине, милорд аббат. Но стоит на холме в самом центре долины.
   — Да.
   — Так вот, мне очень хотелось бы узнать, — Гвен посмотрела прямо в глаза собеседнику, — что же находится под землей в этом холме.
   Монах моргнул.
   — Если кто-нибудь на этой планете имеет право побывать там, — наконец решился он, — то это вы, миледи. Пойдемте.
   Он поднялся и снял с колышка на стене метровый кусок кружевной ткани.
   — Я вынужден просить вас закрыть лицо, ибо ваша красота все еще такова, что будет отвлекать наших монахов от их размышлений и молитв.
   Гвен с удивлением обнаружила в себе еще не утраченную способность краснеть.
   — Благодарю вас за галантность, милорд, — произнесла она, поднимаясь.
   — Это всего-навсего правда, — он подал ей мантилью. — А теперь, если вам угодно последовать за мной, я провожу вас в наши подземелья.
   Они прошли через сад к главному залу — монастырь по устройству был похож на замок — и стали спускаться по широкой винтовой лестнице. Гвен с удивлением разглядывала огромные бочки и бочонки по обеим сторонам лестницы, ведущей все дальше и дальше. Наконец они оказались на площадке перед простой деревянной дверью. Коленопреклоненный монах на своей низенькой скамеечке читал молитву. Увидев гостей, он удивился.
   — Нам надо войти, брат Мильтон, — мягко сказал аббат.
   Монах бросил нерешительный взгляд на таинственную фигуру за спиной аббата. Затем он подскочил к полуоткрытой двери и захлопнул ее.
   — Но, милорд… это совершенно не по правилам! — запротестовал он.
   — Именно так. И все-таки ты проводишь нас, брат Мильтон, дабы не было лишних толков.
   — Но, милорд, — он не будет со мной говорить! — тут брат Мильтон понял, что сболтнул лишнее в присутствии посторонних, и в испуге шлепнул себя по губам.
   — Впредь будь осторожнее, — назидательно произнес аббат. — А сейчас — не терзайся. Леди уже догадалась, что находится под нашим монастырем.
   Брат Мильтон удивленно поглядел на Гвен, тем не менее молча зажег лампу и передал ее аббату. Затем он проследовал за ними внутрь, захлопнув за собой дверь.
   Колеблющееся пламя лампы осветило маленькую круглую комнатку примерно в шесть квадратных футов^[2], пол ее тихо позванивал при ходьбе. Гвен отметила металлический блеск под ногами. Брат Мильтон нагнулся, взялся за рычаг и потянул его на себя. Металлический круг отошел в сторону, и Гвен заглянула в слабо освещенное отверстие.
   — Не пугайтесь, миледи, — мягко сказал аббат. — Здесь нет ничего опасного для нас. Правда, он и со мной не говорит. Честно говоря, он не разговаривает ни с кем с тех пор, как отец Риччи покинул монастырь. Если не считать разговором сообщение, что разговор невозможен.
   Поборов опасения, Гвен шагнула внутрь круга. Ей пришлось нагнуться, ухватившись за край отверстия.
   Она оказалась на узкой площадке, ноги нащупали ступеньки там, где она и ожидала найти лестницу. Ровный рассеянный свет освещал все вокруг, и Гвен почувствовала себя более уверенно.
   Она стала спускаться по мягким, пружинящим ступенькам. Оглядевшись, Гвен увидела, что спуск привел ее прямо в двадцать шестой век. Она находилась на трапе корабля, его ковровое покрытие выцвело, хромированные покрытия потускнели, но, бесспорно, все было вполне современным. По крайней мере, современным в терминах той внепланетной цивилизации, которую она знала. Она остановилась, оглядываясь и пытаясь адаптироваться к окружающей обстановке, такой чужой и такой знакомой одновременно.
   Брат Мильтон прошел мимо, кивком поманив ее.
   — Следуйте за мной, миледи, если хотите.
   Глаза его были широко распахнуты, лицо блестело.
   Гвен вдруг поняла, что он вовсе не так спокоен, как хочет казаться. Нервозность этого мужчины придала ей спокойствие. На самом деле, она знала, что бояться нечего.
   Ведь корабль и его компьютер призваны защищать людей, а не вредить им. Гвен последовала по трапу за братом Мильтоном, аббат держался сразу за ее спиной.
   Брат Мильтон с побелевшими от страха глазами вошел в лифт, Гвен с аббатом — за ним. Он нажал верхнюю кнопку, и механизм пришел в действие. Брат Мильтон судорожно сглотнул, и Гвен стало его жалко.
   — Это не чары, — пробормотала она. — Я бы знала, если б они тут были.
   — Умом я понимаю, — кивнул монах, — а вот сердцем…
   Лифт остановился, двери автоматически открылись, и Гвен оказалась на мостике. В центре, лицом к четырем огромным экранам, находилось кресло капитана с панелью управления перед ним. Между экранами располагались места для других членов экипажа.
   — Садитесь в центральное кресло, — посоветовал аббат. — Там он будет с вами разговаривать.
   — Я не уполномочена управлять таким кораблем, как этот, — покачала головой Гвен. — И компьютер знает это.
   Она двинулась к креслу пилота-наблюдателя, заметив, что оба мужчины обменялись встревоженными взглядами.
   Ничего не произошло.
   — Он не будет разговаривать ни с кем, кроме сидящего в центральном кресле, — возразил брат Мильтон.
   — Просто требуется немного подождать, чтоб компьютер мог распознать, кто к нему обращается, — Гвен нахмурилась, задумавшись, затем громко проговорила, — вызываю компьютер звездолета! Ответьте, если слышите!
   — Запрос принят, готов к работе, — ответил звучный голос.
   Оба монаха встрепенулись и в изумлении переглянулись, затем уставились на Гвен.
   — Мой статус — потомок колонистов на этой планете, — объявила она.
   — Принято. Доступ к секретной информации возможен только для пользователей в ранге командования. Ко всей прочей информации доступ свободный.
   Аббат пристально наблюдал за происходящим, он уже проходил эту стадию прежде. Как и брат Мильтон.
   — Мне необходимы сведения, касающиеся неврологии и психиатрии.
   — Сожалею, но доступ к информации такого рода должен быть санкционирован.
   Гвен огорченно прикусила губу.
   — Мне положен такой доступ!
   — Разрешение доступа должно подтверждаться капитаном или его представителем.
   — Но капитан и его помощники давным-давно мертвы! — возразила Гвен.
   — Данная информация уже зафиксирована. Рекомендуются поиски потомков капитана, с целью выполнения функций его представителей.
   Гвен лихорадочно размышляла.
   — Но почему эта информация так засекречена? — спросила она.
   — Цель — предотвратить искажение культурной сферы данной планеты, — был ответ компьютера. — Колонисты особо настаивали на необходимости оградить планету от распространения современных технологий.
   Гвен обдумала эту мысль и, кажется, нашла выход.
   — В таком случае информация должна быть доступна людям, которые уже причастны к современным технологиям и событиям жизни в Земной Сфере за пределами данной планеты.
   Компьютер молчал. Монахи обменялись мимолетными взглядами, затем снова вернулись к наблюдению.
   — Это приемлемо, — наконец прозвучал ответ. — Человек, владеющий подобными сведениями, либо уже участвует в процессе засорения культурной сферы, либо разумно воздерживается от этого. В данных условиях предоставление дополнительной информации не влечет существенного ухудшения ситуации.
   Гвен вздохнула с облегчением. Похоже, она преодолела первый барьер.
   Оба монаха взирали в немом изумлении.
   — Однако, — продолжал компьютер, — требуются доказательства владения указанной информацией.
   — Прекрасно, задавайте вопросы — я отвечу на них!
   — Этого недостаточно, — парировал компьютер. — Ответы на многие вопросы могут быть получены путем догадок и умозаключений. Предпочтительнее, чтоб вы поставили вопрос, демонстрирующий вашу осведомленность.