Страница:
Молодые люди молча соединили руки, глаза их были прикованы к женщине, лежащей перед ними в забытьи.
Гвендолен тоже на время замолкла, исследуя структуру мозга Финистер и сравнивая ее со структурой здорового мозга, которую изучила при помощи компьютера. Она обнаружила аномалии в области синапсов, но являлось ли это врожденным дефектом или следствием пагубных рефлексов — Гвен затруднялась утверждать с определенностью. В одном месте ей пришлось регенерировать, в другом — спрямлять проводящие пути, кое-где понижая сопротивление, а где-то — наоборот, повышая. Она работала, пока природные функции мозга не оказались восстановлены.
Затем леди Гэллоугласс обратилась к прошлому Финистер.
Мучимая ревностью пятилетняя малышка Финистер потянулась мыслью к ненавистному ребенку и заглянула в его сознание, чтоб выяснить, нельзя ли как-нибудь заставить его уйти…
Внезапная ослепляющая боль вспыхнула в ее мозгу, и зазвучали строгие и обличающие голоса. Голоса принадлежали Бери и Рее, вдалеке можно было слышать и Уми: «Нет, Финни! Нельзя никому вредить, пока нет серьезной угрозы для тебя самой!»
Финистер вскрикнула в страхе. Но ее страх возрос стократ, когда огромная ужасная великанша вломилась в ее разум. Девочка хорошо разглядела страшилище: красный клетчатый килт, под грязной блузой вздувались огромные мускулы, темные щеки и поросячьи глазки под копной нечесаных волос. Она размахивала дубинкой в поднятой руке, рот был открыт…
Но вдруг чудовище замерло на ходу, а его затмило доброе материнское лицо. Финни увидела женщину, все еще прекрасную, хотя уже и не очень молодую — время оставило следы на ее лице, в дивных рыжих волосах местами серебрилась седина. Она заговорила, и ее голос зазвучал где-то внутри Финистер, там, где раньше бесновалась великанша. «Глупо, не правда ли? — спросила леди. — Это всего лишь бука — порождение твоего испуганного воображения, хотя и очень страшное!»
Внезапно благодаря какому-то странному и непонятному волшебству роль Финни в этой сцене изменилась, раздвоилась: взрослая Финистер наблюдала за маленькой девочкой и ужасным порождением ее мозга. Чудовище снова начало двигаться, громовым голосом выкрикивая свои страшные угрозы — но женщина, похожая на мать, лишь с улыбкой отмахнулась. Затем появилась Бери, взяла на руки девочку, гладя ее по голове и приговаривая:
— Это был сон, Финни, просто дурной сон. Но вот как ты выглядишь изнутри, когда пытаешься нанести вред кому-то из нас. Запомни, крошка, и никогда даже не пытайся так поступать!
И она стала напевать колыбельную, укачивая пятилетнюю малышку.
«Они напугали тебя слишком сильно, — сказала добрая леди, — но правило, которое тебе внушали, вполне справедливо: нельзя вредить тем, кто слабее тебя».
Взрослая Финистер — могущественная ведьма, сама способная многим навредить, возмутилась этому уроку, который ей преподавали в прошлом: «Почему это нельзя? Ведь теперь они не могут ответить мне тем же!»
«Кто-нибудь, да сможет, — возразила добрая леди. — Помни, всегда найдется кто-то сильнее тебя. Поэтому закон, охраняющий слабых, когда-нибудь защитит и тебя».
«Так значит, чтоб обеспечить себе защиту, я должна жить по закону, — нахмурилась Финистер. — Странный принцип». Говоря так, ведьма кривила душой. Все это было не лишено здравого смысла, доказательством тому памятный взрыв в ее сознании, последовавший за атакой на Грегори Гэллоугласса.
«Вот именно, — подтвердила добрая леди. — А теперь взгляни на эту маленькую девочку, себя в детстве. Справедливо бы было, если б кто-то, постарше и посильнее, развлечения ради обидел ее? Просто потому что это несложно?»
Нечего было и смотреть, Финистер и так знала: это было бы подло. «Ты, хочешь сказать: это так же подло и по отношению к другим?» — проговорила она.
«Именно так», — подтвердила леди.
«Дело в том, однако, что я никому не причиняю вред развлечения ради, — возразила Финистер. — Моя цель — месть. Месть за себя и других людей, пострадавших от более сильных».
«Значит, ты признаешь справедливость закона!»
«Вовсе нет! Я не признаю никакие законы! Любой закон — лишь орудие в руках правительства, инструмент для подавления слабого сильным!»
«Увы, все можно извратить до неузнаваемости, — вздохнула добрая леди. — Никакой закон не может быть гарантирован от злоупотреолений, если за дело берутся сильные мира сего. Но любое искажение можно исправить, а несправедливость — искупить. Без закона все люди рано или поздно становятся жертвами. Если же мы все встанем на стражу закона, то в большинстве случаев он будет защищать слабейших».
В уме у Финистер родилось с десяток возражений, но ни одно из них не показалось достаточно убедительным. Ей трудно было спорить, ведь женщина говорила о вещах, о которых Финистер раньше даже не задумывалась. Она подивилась, как же Мама с Папой выпустили это из виду.
В какой-то момент Финистер усомнилась в тех готовых ответах, что были вложены ей в голову со школьной скамьи. Она не желала продолжать спор, и вместо этого неожиданно спросила у своей собеседницы: «Ты моя мать?»
«Нет, я не та женщина, что тебя родила, — ответила добрая леди. — Но я буду твоим хранителем на то краткое время, когда мы, будем исследовать твое сознание с целью обнаружить нанесенный тебе вред».
«И зачем это нам надо?» — настаивала Финистер, хотя понимала: выбора у нее нет. Уж кто-кто, а она умела распознавать силу, когда сталкивалась с ней.
Сейчас, например, она была уверена, что эта женщина намного могущественнее ее.
Внезапно ей открылся смысл ее закона.
«Мы должны по мере возможностей исправить то зло, которое тебе причинили», — сказала добрая леди.
«Как это можно сделать?»
«Мы, просто еще раз посмотрим на все твои обиды глазами взрослого человека. И заново обсудим их уже с новой позиции», — пояснила добрая леди. И тут внезапно перед ними появилась живая картина — вначале неясная в переливах цветов и оттенков. Затем изображение установилось и стало четким, появилась возможность разглядеть маленькую семилетнюю Финни, Жалующуюся Маме на сестер. Старшие девочки, оказывается, щипали и дергали ее за волосы — конечно же, не прибегая к помощи рук. В ответ Мама грустно покачала головой и завела разговор о вине самой Финни. Она прочитала девочке лекцию на тему, как важно слушаться старших.
— Чем старше ты становишься, тем большим числом людей ты можешь командовать, — поддержал ее Папа.
— Я командую Реей, Рея — Ормой, Орма — Уми, Уми — Агнессой и так далее, по цепочке, — объясняла ей Мама. — Любая из них может приказывать тебе, и я жду безусловного послушания. Ты понимаешь меня, детка?
— Да, понимаю, — пробурчала Финни, все еще выписывая ботинком фигуры на песке. «Это нечестно!» — громко кричал внутри нее бунтовщик.
Добрая леди, наблюдавшая за этой сценой, спросила: «Сейчас ты — Главный Агент. Считаешь ли ты по-прежнему это нечестным?»
«Неважно, что я считаю. На этом стоит мир, — с горечью констатировала Финни. — И если уж выбирать, то лучше быть одним из тех, кто отдает приказы».
«Значит ли это, что в нынешней системе тебя не устраивает только лишь твое собственное место?»
«Не совсем так! Мне многое не нравится, — возразила Финни. — Как был бы прекрасен мир, где никто никому не повинуется! Но, к сожалению, это невозможно — в таком мире ничего бы не делалось из-за отсутствия координации между отдельными группами людей».
«Для этого и существует централизованное руководство», — подсказала добрая леди.
«Ну, конечно, — Финни снисходительно улыбнулась — похоже, в доводах ее оппонентки обнаружилась брешь. — Мне известен этот парадокс: лишь благодаря централизации внутри БИТА мы, анархисты, сможем уничтожить центральную власть Грамария — его правительство. Но дело в том, что, когда наша задача будет выполнена, система подчинения в БИТА отомрет сама собой».
— Не переживай, малышка, — Папа похлопал ее по плечу. — Подрастешь немного, и настанет твоя очередь командовать. Целый год ты будешь старшей девочкой в доме и сможешь приказывать всем остальным!
«Скажи, ты действительно веришь, что механизм подчинения в БИТА исчезнет? — спросила собеседница Финистер. — Но сначала подумай и ответь: что толкает тебя на борьбу с правительством Грамария — идейные цели или желание заслужить Мамину похвалу?»
Однако прежде, чем девушка успела открыть рот, изображение вновь зарябило, теряясь в водовороте цвета. Когда оно восстановилось, Финни снова увидела себя маленькой девочкой. Она нанизывала стручки бобов на нитку и изо всех сил старалась делать так, как учила Ума. Однако на этот раз рядом с ней сидела не Ума, а Мама. Она улыбалась и приговаривала:
— Очень хорошо, Финни. Разбивай их на части приблизительно в дюйм длиной. Нет, не надо точно измерять — примерно дюйм. Погоди, этого не хватит на три части, раздели пополам. Вот, умница!
«Но все было совсем не так! — закричала про себя Финни. — Тогда рядом сидела Ума и постоянно попрекала меня. Она находила тысячу ошибок! Затем появилась Мама и сказала, что Ума права, а я все делаю не так!»
«Довольно переживать, — послышался голос доброй леди. — Мы не можем переделать наше прошлое, но изменить его видение — в наших силах. Скажи-ка, ведь ты старалась и делала все не так уж плохо для восьмилетней девочки?»
«Ну да, — подтвердила Финистер. — Но где уж мне было угнаться за пятнадцатилетней Умой!»
Она замолчала, обдумывая собственные слова. Затем почувствовала растущий гнев на сестру с ее несправедливыми придирками, и на Маму тоже.
Из памяти всплыли еще десятки эпизодов: когда она мыла посуду, штопала носки, вышивала по трафарету, нянчила малыша или впервые пробовала испечь пирожки к чаю — и каждый раз Мама или кто-нибудь из старших сестер поправлял, критиковал или ругал ее.
"Ну хватит! — вырвался крик из души Финни. — Я не могу делать все безукоризненно, вы же знаете!
Ведь я всего-навсего человек — и к тому же ребенок!
Она замолчала, напуганная собственной вспышкой.
Сейчас Мама рассердится, посмотрит сурово на нее и скажет что-то неприятное.
Однако ничего такого не произошло. Вместо этого послышался голос доброй леди:
«Совершенно верно. Ты была всего лишь человеком — маленьким ребенком. Им следовало бы похвалить твои успехи и подсказать, как исправить неудачи».
"Наверное, я смогла бы научиться делать все, как следует? "
«Через какое-то время — конечно, ты бы всему научилась».
И вновь — череда картинок из былой жизни Финистер, но теперь Мама находилась рядом, наблюдала, подбадривала, давала советы. В этом нереальном прошлом малышка Финни вся светилась от радости, она чувствовала, как в ответ на Мамино одобрение счастье трепетным цветком распускается в ее душе. Хотя в реальности все происходило совсем иначе, Финистер осознавала: именно так нужно растить маленькую девочку. И еще она поняла, что она — хорошая! Гораздо лучше, чем ей внушали с детства и чем она в результате стала!
Новые переливы радуги — и вот Финни сидит в классе, слушая Маму. А та пересказывает все ужасы, которые творят король и королева: отнимают деньги у людей, затевают войны и придумывают хитрые законы, мешающие другим жить. Вслед за этим Мама говорит о БИТА (хотя в действительности эти две беседы разделял срок в год) — доблестной и самоотверженной организации, преодолевающей время и пространство, чтобы спасти население колонизированных планет от тирании ВЕТО.
Дама, которая была проводником Финистер в этом путешествии, была здесь же, девушка могла слышать ее голос:
«Ты, по-прежнему веришь, что все анархисты из БИТА доблестны и самоотверженны?»
Финни задумалась о своих начальниках — офицерах БИТА, которые вначале были для нее образцом для подражания. Это они по очереди затаскивали ее в свои постели, они купались в роскоши, недоступной простым людям (чего стоили только пышные покои Главного Агента!). Финистер припомнила также одно из своих прошлых заданий: выкрасть из замка знаменитые живописные полотна. Эти картины так и не были проданы, а осели в доме кого-то из старших офицеров.
Ответ напрашивался сам собой.
"Нет, не верю, — ответила девушка, но тут же добавила:
— Но я не думаю, что роялисты и тоталитаристы хоть сколько-нибудь лучше!"
"Я тоже, — согласилась добрая леди. — Так часто бывает: когда тускнеют идеалы, расцветает эгоизм.
Тем не менее, погляди: вот некоторые страницы из запретной книги, книги, которую от вас прятали".
И перед ними предстали крестьяне на пашне. Это было жалкое зрелище: одетые в грубые залатанные туники с жалкими обмотками на ногах люди шли за тяжелыми чугунными плугами. Все, как на подбор, низкорослые, с изможденными лицами и язвами от частых болезней и малокалорийной пищи. На фоне могучих, мускулистых быков они выглядели особенно худыми и истощенными.
Это было живое доказательство того, как тяжко живется крестьянам под властью короля!
Но вскоре картинка покрылась рябью и сменилась новой. Здесь тоже были крестьяне, но они управляли урчащими механизмами, тянувшими огромные (каждый вшестеро больше обычного) плуги. Люди, с румяными здоровыми лицами, были облачены во что-то голубое — чистое и без заплат. Финистер разглядела крепкие удобные башмаки у них на ногах, и ноги эти жали на педали, а не брели по щиколотку в черной земле.
«Вот, посмотри! Здесь земля и машины принадлежат государству, — сказала добрая леди. — И все же люди сыты, здоровы и хорошо одеты!»
«Это не правда!» — закричала Финистер, хотя и чувствовала, что ее собеседница не лжет. Не зная, что еще возразить, она добавила: «И потом, они вовсе не роскошествуют!»
«Эти люди — грамотны и имеют книги, — разъясняла добрая леди Финистер. — В свободное время они читают, играют на музыкальных инструментах, изготавливают себе украшения, ухаживают за своими садиками. Разве им нужно что-то еще?»
Финистер вспомнила свое изначальное бескорыстие, когда она была готова презреть всяческие удовольствия во благо Дела. А также свое разочарование при виде тех дорогих безделиц, которыми окружало себя ее начальство. «Да, нужно! Каждому нужно еще кое-что!»
«Например, вот это?» — спросила собеседница Финистер, и перед ними предстала новая картина: люди в ярких одеждах таскали какие-то приспособления по лужайкам перед своими домиками. Домики стояли в ряд, довольно обособленно, но все же образуя улицы, с большим количеством деревьев. Перед каждым домом стояли странного вида механизмы, другие такие же проезжали по улицам. Внутри находились люди — из этого Финистер сделала вывод, что непонятные механизмы — телеги. Домики все были разноцветные, перед ними на плитах мостовых резвились дети. Одни катались на хитрых штуковинах с колесами или же скользили по улице на специальных башмаках, тоже с колесами. Другие играли в мяч или рисовали на мостовой цветным мелом.
У Финистер закружилась голова от такого многообразия. «Так много всего! Слишком много для человека!» — воскликнула она, потрясенная. Заложенный в характере дух противоречия не позволял ей признать поражение. Наконец она нашлась: «Здесь слишком мало пространства. Этим людям не хватает земли!»
«Может быть, — согласилась ее спутница. — Зато это их собственная земля. Правда, многим из них пришлось занять кучу денег на ее покупку, и теперь они всю жизнь будут работать, чтобы вернуть долг. Но они свободны и живут на своей земле. Эти люди — граждане демократического государств, и не самые бедные. А есть и другие — намного богаче их».
«Они все — рабы, денег», — сказала Финистер, впрочем, без особой уверенности в голосе. Добрая леди не стала ей возражать, за что Финни была ей благодарна.
Совершенно очевидно, что Мама с Папой лгали ей, также как и вожди БИТА. По меньшей мере, недоговаривали, утаивали те факты, которые шли вразрез с их идеями.
Но если она сейчас отречется от Мамы с Папой, то что же у нее останется?
Финистер подняла взгляд и вновь увидела себя, уже постарше, в классной комнате. Мама говорила им о необходимости воли к победе. Ведь им предстоит долгая и трудная борьба против короля и королевы, у которых — и богатство, и войска.
«Побеждать — это не единственная цель в жизни», — проговорила добрая леди.
«А что же еще? — удивилась Финистер. — Жизнь — это борьба. Посади двух людей в комнату, и вот уже налицо конфликт, драка за власть! Если ты не побеждаешь, то вынужден покоряться!»
«Это не так, — возразила ее оппонентка. — Соревнование — всего лишь одна из форм взаимодействия людей, есть еще и сотрудничество. Всему своя пора: время состязаться и время помогать друг другу».
Финистер молчала, обдумывая эту мысль. А тем временем в классной комнате Мама продолжала лекцию.
Она рассказывала, что у короля и королевы имеются специальные люди, которые, подобно Финни и ее семье, умеют читать чужие мысли. Девочка возненавидела их всей душой — еще бы, ведь они должны сражаться на их стороне! Мама окрестила этих королевских приспешников метким словечком — «предатели».
"Вот так они разделили тебя с близкими по духу людьми, — сказала женщина. — Не являясь сами эсперами, они нуждались в таковых, чтоб противопоставить их тем пси, которые приняли покровительство Короны.
Это и понятно — вас растили как орудие борьбы".
«А разве король с королевой не для того же воспитывали своих эсперов?» — уязвленная, спросила Финистер.
«Мы, вообще этим не занимаемся, — ответила добрая леди. — Видишь ли, мы не берем новорожденных детей на воспитание, как это делают анархисты. Эсперы получают от нас приглашение, уже будучи взрослыми или почти взрослыми».
Финистер с тревогой отметила это «мы», но продолжала внимательно слушать.
«Королевские колдуны набирают взрослых эсперов, которые имеют желание жить среди себе подобных и при этом преданы Короне, — пояснила дама. — Нередко их приходится спасать от злобы и зависти соседей, но попадаются и одиночки, изгнанные земляками и вынужденные ютиться в лесах или горах. Среди этих людей мы можем вербовать себе сторонников — и некоторые встают в наши ряды. Но никогда мы не берем несмышленых детей с целью внушать им какие-то идеи. Хотя, пожалуй, это самый легкий путь: ведь детский разум такой пластичный и легко поддается внушению».
Финистер молчала. Она разглядывала картинку из своего прошлого, выискивая возражения.
«Так значит, вы не даете прибежища подкидышам?» — спросила она наконец.
"Корона содержит много домов для подкидышей, — возразила добрая леди. — Но туда берут не только детей-эсперов. В конце концов, это нехорошо для них самих — расти изолированно от остальных сверстников.
Да и не так уж их много собирается в одном приходе".
«В доме Мамы и Папы их всегда хватало!»
«Неужели ты и впрямь считаешь, что они находили всех своих подкидышей на пороге дома?» — удивилась собеседница Финистер.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Гвендолен тоже на время замолкла, исследуя структуру мозга Финистер и сравнивая ее со структурой здорового мозга, которую изучила при помощи компьютера. Она обнаружила аномалии в области синапсов, но являлось ли это врожденным дефектом или следствием пагубных рефлексов — Гвен затруднялась утверждать с определенностью. В одном месте ей пришлось регенерировать, в другом — спрямлять проводящие пути, кое-где понижая сопротивление, а где-то — наоборот, повышая. Она работала, пока природные функции мозга не оказались восстановлены.
Затем леди Гэллоугласс обратилась к прошлому Финистер.
Мучимая ревностью пятилетняя малышка Финистер потянулась мыслью к ненавистному ребенку и заглянула в его сознание, чтоб выяснить, нельзя ли как-нибудь заставить его уйти…
Внезапная ослепляющая боль вспыхнула в ее мозгу, и зазвучали строгие и обличающие голоса. Голоса принадлежали Бери и Рее, вдалеке можно было слышать и Уми: «Нет, Финни! Нельзя никому вредить, пока нет серьезной угрозы для тебя самой!»
Финистер вскрикнула в страхе. Но ее страх возрос стократ, когда огромная ужасная великанша вломилась в ее разум. Девочка хорошо разглядела страшилище: красный клетчатый килт, под грязной блузой вздувались огромные мускулы, темные щеки и поросячьи глазки под копной нечесаных волос. Она размахивала дубинкой в поднятой руке, рот был открыт…
Но вдруг чудовище замерло на ходу, а его затмило доброе материнское лицо. Финни увидела женщину, все еще прекрасную, хотя уже и не очень молодую — время оставило следы на ее лице, в дивных рыжих волосах местами серебрилась седина. Она заговорила, и ее голос зазвучал где-то внутри Финистер, там, где раньше бесновалась великанша. «Глупо, не правда ли? — спросила леди. — Это всего лишь бука — порождение твоего испуганного воображения, хотя и очень страшное!»
Внезапно благодаря какому-то странному и непонятному волшебству роль Финни в этой сцене изменилась, раздвоилась: взрослая Финистер наблюдала за маленькой девочкой и ужасным порождением ее мозга. Чудовище снова начало двигаться, громовым голосом выкрикивая свои страшные угрозы — но женщина, похожая на мать, лишь с улыбкой отмахнулась. Затем появилась Бери, взяла на руки девочку, гладя ее по голове и приговаривая:
— Это был сон, Финни, просто дурной сон. Но вот как ты выглядишь изнутри, когда пытаешься нанести вред кому-то из нас. Запомни, крошка, и никогда даже не пытайся так поступать!
И она стала напевать колыбельную, укачивая пятилетнюю малышку.
«Они напугали тебя слишком сильно, — сказала добрая леди, — но правило, которое тебе внушали, вполне справедливо: нельзя вредить тем, кто слабее тебя».
Взрослая Финистер — могущественная ведьма, сама способная многим навредить, возмутилась этому уроку, который ей преподавали в прошлом: «Почему это нельзя? Ведь теперь они не могут ответить мне тем же!»
«Кто-нибудь, да сможет, — возразила добрая леди. — Помни, всегда найдется кто-то сильнее тебя. Поэтому закон, охраняющий слабых, когда-нибудь защитит и тебя».
«Так значит, чтоб обеспечить себе защиту, я должна жить по закону, — нахмурилась Финистер. — Странный принцип». Говоря так, ведьма кривила душой. Все это было не лишено здравого смысла, доказательством тому памятный взрыв в ее сознании, последовавший за атакой на Грегори Гэллоугласса.
«Вот именно, — подтвердила добрая леди. — А теперь взгляни на эту маленькую девочку, себя в детстве. Справедливо бы было, если б кто-то, постарше и посильнее, развлечения ради обидел ее? Просто потому что это несложно?»
Нечего было и смотреть, Финистер и так знала: это было бы подло. «Ты, хочешь сказать: это так же подло и по отношению к другим?» — проговорила она.
«Именно так», — подтвердила леди.
«Дело в том, однако, что я никому не причиняю вред развлечения ради, — возразила Финистер. — Моя цель — месть. Месть за себя и других людей, пострадавших от более сильных».
«Значит, ты признаешь справедливость закона!»
«Вовсе нет! Я не признаю никакие законы! Любой закон — лишь орудие в руках правительства, инструмент для подавления слабого сильным!»
«Увы, все можно извратить до неузнаваемости, — вздохнула добрая леди. — Никакой закон не может быть гарантирован от злоупотреолений, если за дело берутся сильные мира сего. Но любое искажение можно исправить, а несправедливость — искупить. Без закона все люди рано или поздно становятся жертвами. Если же мы все встанем на стражу закона, то в большинстве случаев он будет защищать слабейших».
В уме у Финистер родилось с десяток возражений, но ни одно из них не показалось достаточно убедительным. Ей трудно было спорить, ведь женщина говорила о вещах, о которых Финистер раньше даже не задумывалась. Она подивилась, как же Мама с Папой выпустили это из виду.
В какой-то момент Финистер усомнилась в тех готовых ответах, что были вложены ей в голову со школьной скамьи. Она не желала продолжать спор, и вместо этого неожиданно спросила у своей собеседницы: «Ты моя мать?»
«Нет, я не та женщина, что тебя родила, — ответила добрая леди. — Но я буду твоим хранителем на то краткое время, когда мы, будем исследовать твое сознание с целью обнаружить нанесенный тебе вред».
«И зачем это нам надо?» — настаивала Финистер, хотя понимала: выбора у нее нет. Уж кто-кто, а она умела распознавать силу, когда сталкивалась с ней.
Сейчас, например, она была уверена, что эта женщина намного могущественнее ее.
Внезапно ей открылся смысл ее закона.
«Мы должны по мере возможностей исправить то зло, которое тебе причинили», — сказала добрая леди.
«Как это можно сделать?»
«Мы, просто еще раз посмотрим на все твои обиды глазами взрослого человека. И заново обсудим их уже с новой позиции», — пояснила добрая леди. И тут внезапно перед ними появилась живая картина — вначале неясная в переливах цветов и оттенков. Затем изображение установилось и стало четким, появилась возможность разглядеть маленькую семилетнюю Финни, Жалующуюся Маме на сестер. Старшие девочки, оказывается, щипали и дергали ее за волосы — конечно же, не прибегая к помощи рук. В ответ Мама грустно покачала головой и завела разговор о вине самой Финни. Она прочитала девочке лекцию на тему, как важно слушаться старших.
— Чем старше ты становишься, тем большим числом людей ты можешь командовать, — поддержал ее Папа.
— Я командую Реей, Рея — Ормой, Орма — Уми, Уми — Агнессой и так далее, по цепочке, — объясняла ей Мама. — Любая из них может приказывать тебе, и я жду безусловного послушания. Ты понимаешь меня, детка?
— Да, понимаю, — пробурчала Финни, все еще выписывая ботинком фигуры на песке. «Это нечестно!» — громко кричал внутри нее бунтовщик.
Добрая леди, наблюдавшая за этой сценой, спросила: «Сейчас ты — Главный Агент. Считаешь ли ты по-прежнему это нечестным?»
«Неважно, что я считаю. На этом стоит мир, — с горечью констатировала Финни. — И если уж выбирать, то лучше быть одним из тех, кто отдает приказы».
«Значит ли это, что в нынешней системе тебя не устраивает только лишь твое собственное место?»
«Не совсем так! Мне многое не нравится, — возразила Финни. — Как был бы прекрасен мир, где никто никому не повинуется! Но, к сожалению, это невозможно — в таком мире ничего бы не делалось из-за отсутствия координации между отдельными группами людей».
«Для этого и существует централизованное руководство», — подсказала добрая леди.
«Ну, конечно, — Финни снисходительно улыбнулась — похоже, в доводах ее оппонентки обнаружилась брешь. — Мне известен этот парадокс: лишь благодаря централизации внутри БИТА мы, анархисты, сможем уничтожить центральную власть Грамария — его правительство. Но дело в том, что, когда наша задача будет выполнена, система подчинения в БИТА отомрет сама собой».
— Не переживай, малышка, — Папа похлопал ее по плечу. — Подрастешь немного, и настанет твоя очередь командовать. Целый год ты будешь старшей девочкой в доме и сможешь приказывать всем остальным!
«Скажи, ты действительно веришь, что механизм подчинения в БИТА исчезнет? — спросила собеседница Финистер. — Но сначала подумай и ответь: что толкает тебя на борьбу с правительством Грамария — идейные цели или желание заслужить Мамину похвалу?»
Однако прежде, чем девушка успела открыть рот, изображение вновь зарябило, теряясь в водовороте цвета. Когда оно восстановилось, Финни снова увидела себя маленькой девочкой. Она нанизывала стручки бобов на нитку и изо всех сил старалась делать так, как учила Ума. Однако на этот раз рядом с ней сидела не Ума, а Мама. Она улыбалась и приговаривала:
— Очень хорошо, Финни. Разбивай их на части приблизительно в дюйм длиной. Нет, не надо точно измерять — примерно дюйм. Погоди, этого не хватит на три части, раздели пополам. Вот, умница!
«Но все было совсем не так! — закричала про себя Финни. — Тогда рядом сидела Ума и постоянно попрекала меня. Она находила тысячу ошибок! Затем появилась Мама и сказала, что Ума права, а я все делаю не так!»
«Довольно переживать, — послышался голос доброй леди. — Мы не можем переделать наше прошлое, но изменить его видение — в наших силах. Скажи-ка, ведь ты старалась и делала все не так уж плохо для восьмилетней девочки?»
«Ну да, — подтвердила Финистер. — Но где уж мне было угнаться за пятнадцатилетней Умой!»
Она замолчала, обдумывая собственные слова. Затем почувствовала растущий гнев на сестру с ее несправедливыми придирками, и на Маму тоже.
Из памяти всплыли еще десятки эпизодов: когда она мыла посуду, штопала носки, вышивала по трафарету, нянчила малыша или впервые пробовала испечь пирожки к чаю — и каждый раз Мама или кто-нибудь из старших сестер поправлял, критиковал или ругал ее.
"Ну хватит! — вырвался крик из души Финни. — Я не могу делать все безукоризненно, вы же знаете!
Ведь я всего-навсего человек — и к тому же ребенок!
Она замолчала, напуганная собственной вспышкой.
Сейчас Мама рассердится, посмотрит сурово на нее и скажет что-то неприятное.
Однако ничего такого не произошло. Вместо этого послышался голос доброй леди:
«Совершенно верно. Ты была всего лишь человеком — маленьким ребенком. Им следовало бы похвалить твои успехи и подсказать, как исправить неудачи».
"Наверное, я смогла бы научиться делать все, как следует? "
«Через какое-то время — конечно, ты бы всему научилась».
И вновь — череда картинок из былой жизни Финистер, но теперь Мама находилась рядом, наблюдала, подбадривала, давала советы. В этом нереальном прошлом малышка Финни вся светилась от радости, она чувствовала, как в ответ на Мамино одобрение счастье трепетным цветком распускается в ее душе. Хотя в реальности все происходило совсем иначе, Финистер осознавала: именно так нужно растить маленькую девочку. И еще она поняла, что она — хорошая! Гораздо лучше, чем ей внушали с детства и чем она в результате стала!
Новые переливы радуги — и вот Финни сидит в классе, слушая Маму. А та пересказывает все ужасы, которые творят король и королева: отнимают деньги у людей, затевают войны и придумывают хитрые законы, мешающие другим жить. Вслед за этим Мама говорит о БИТА (хотя в действительности эти две беседы разделял срок в год) — доблестной и самоотверженной организации, преодолевающей время и пространство, чтобы спасти население колонизированных планет от тирании ВЕТО.
Дама, которая была проводником Финистер в этом путешествии, была здесь же, девушка могла слышать ее голос:
«Ты, по-прежнему веришь, что все анархисты из БИТА доблестны и самоотверженны?»
Финни задумалась о своих начальниках — офицерах БИТА, которые вначале были для нее образцом для подражания. Это они по очереди затаскивали ее в свои постели, они купались в роскоши, недоступной простым людям (чего стоили только пышные покои Главного Агента!). Финистер припомнила также одно из своих прошлых заданий: выкрасть из замка знаменитые живописные полотна. Эти картины так и не были проданы, а осели в доме кого-то из старших офицеров.
Ответ напрашивался сам собой.
"Нет, не верю, — ответила девушка, но тут же добавила:
— Но я не думаю, что роялисты и тоталитаристы хоть сколько-нибудь лучше!"
"Я тоже, — согласилась добрая леди. — Так часто бывает: когда тускнеют идеалы, расцветает эгоизм.
Тем не менее, погляди: вот некоторые страницы из запретной книги, книги, которую от вас прятали".
И перед ними предстали крестьяне на пашне. Это было жалкое зрелище: одетые в грубые залатанные туники с жалкими обмотками на ногах люди шли за тяжелыми чугунными плугами. Все, как на подбор, низкорослые, с изможденными лицами и язвами от частых болезней и малокалорийной пищи. На фоне могучих, мускулистых быков они выглядели особенно худыми и истощенными.
Это было живое доказательство того, как тяжко живется крестьянам под властью короля!
Но вскоре картинка покрылась рябью и сменилась новой. Здесь тоже были крестьяне, но они управляли урчащими механизмами, тянувшими огромные (каждый вшестеро больше обычного) плуги. Люди, с румяными здоровыми лицами, были облачены во что-то голубое — чистое и без заплат. Финистер разглядела крепкие удобные башмаки у них на ногах, и ноги эти жали на педали, а не брели по щиколотку в черной земле.
«Вот, посмотри! Здесь земля и машины принадлежат государству, — сказала добрая леди. — И все же люди сыты, здоровы и хорошо одеты!»
«Это не правда!» — закричала Финистер, хотя и чувствовала, что ее собеседница не лжет. Не зная, что еще возразить, она добавила: «И потом, они вовсе не роскошествуют!»
«Эти люди — грамотны и имеют книги, — разъясняла добрая леди Финистер. — В свободное время они читают, играют на музыкальных инструментах, изготавливают себе украшения, ухаживают за своими садиками. Разве им нужно что-то еще?»
Финистер вспомнила свое изначальное бескорыстие, когда она была готова презреть всяческие удовольствия во благо Дела. А также свое разочарование при виде тех дорогих безделиц, которыми окружало себя ее начальство. «Да, нужно! Каждому нужно еще кое-что!»
«Например, вот это?» — спросила собеседница Финистер, и перед ними предстала новая картина: люди в ярких одеждах таскали какие-то приспособления по лужайкам перед своими домиками. Домики стояли в ряд, довольно обособленно, но все же образуя улицы, с большим количеством деревьев. Перед каждым домом стояли странного вида механизмы, другие такие же проезжали по улицам. Внутри находились люди — из этого Финистер сделала вывод, что непонятные механизмы — телеги. Домики все были разноцветные, перед ними на плитах мостовых резвились дети. Одни катались на хитрых штуковинах с колесами или же скользили по улице на специальных башмаках, тоже с колесами. Другие играли в мяч или рисовали на мостовой цветным мелом.
У Финистер закружилась голова от такого многообразия. «Так много всего! Слишком много для человека!» — воскликнула она, потрясенная. Заложенный в характере дух противоречия не позволял ей признать поражение. Наконец она нашлась: «Здесь слишком мало пространства. Этим людям не хватает земли!»
«Может быть, — согласилась ее спутница. — Зато это их собственная земля. Правда, многим из них пришлось занять кучу денег на ее покупку, и теперь они всю жизнь будут работать, чтобы вернуть долг. Но они свободны и живут на своей земле. Эти люди — граждане демократического государств, и не самые бедные. А есть и другие — намного богаче их».
«Они все — рабы, денег», — сказала Финистер, впрочем, без особой уверенности в голосе. Добрая леди не стала ей возражать, за что Финни была ей благодарна.
Совершенно очевидно, что Мама с Папой лгали ей, также как и вожди БИТА. По меньшей мере, недоговаривали, утаивали те факты, которые шли вразрез с их идеями.
Но если она сейчас отречется от Мамы с Папой, то что же у нее останется?
Финистер подняла взгляд и вновь увидела себя, уже постарше, в классной комнате. Мама говорила им о необходимости воли к победе. Ведь им предстоит долгая и трудная борьба против короля и королевы, у которых — и богатство, и войска.
«Побеждать — это не единственная цель в жизни», — проговорила добрая леди.
«А что же еще? — удивилась Финистер. — Жизнь — это борьба. Посади двух людей в комнату, и вот уже налицо конфликт, драка за власть! Если ты не побеждаешь, то вынужден покоряться!»
«Это не так, — возразила ее оппонентка. — Соревнование — всего лишь одна из форм взаимодействия людей, есть еще и сотрудничество. Всему своя пора: время состязаться и время помогать друг другу».
Финистер молчала, обдумывая эту мысль. А тем временем в классной комнате Мама продолжала лекцию.
Она рассказывала, что у короля и королевы имеются специальные люди, которые, подобно Финни и ее семье, умеют читать чужие мысли. Девочка возненавидела их всей душой — еще бы, ведь они должны сражаться на их стороне! Мама окрестила этих королевских приспешников метким словечком — «предатели».
"Вот так они разделили тебя с близкими по духу людьми, — сказала женщина. — Не являясь сами эсперами, они нуждались в таковых, чтоб противопоставить их тем пси, которые приняли покровительство Короны.
Это и понятно — вас растили как орудие борьбы".
«А разве король с королевой не для того же воспитывали своих эсперов?» — уязвленная, спросила Финистер.
«Мы, вообще этим не занимаемся, — ответила добрая леди. — Видишь ли, мы не берем новорожденных детей на воспитание, как это делают анархисты. Эсперы получают от нас приглашение, уже будучи взрослыми или почти взрослыми».
Финистер с тревогой отметила это «мы», но продолжала внимательно слушать.
«Королевские колдуны набирают взрослых эсперов, которые имеют желание жить среди себе подобных и при этом преданы Короне, — пояснила дама. — Нередко их приходится спасать от злобы и зависти соседей, но попадаются и одиночки, изгнанные земляками и вынужденные ютиться в лесах или горах. Среди этих людей мы можем вербовать себе сторонников — и некоторые встают в наши ряды. Но никогда мы не берем несмышленых детей с целью внушать им какие-то идеи. Хотя, пожалуй, это самый легкий путь: ведь детский разум такой пластичный и легко поддается внушению».
Финистер молчала. Она разглядывала картинку из своего прошлого, выискивая возражения.
«Так значит, вы не даете прибежища подкидышам?» — спросила она наконец.
"Корона содержит много домов для подкидышей, — возразила добрая леди. — Но туда берут не только детей-эсперов. В конце концов, это нехорошо для них самих — расти изолированно от остальных сверстников.
Да и не так уж их много собирается в одном приходе".
«В доме Мамы и Папы их всегда хватало!»
«Неужели ты и впрямь считаешь, что они находили всех своих подкидышей на пороге дома?» — удивилась собеседница Финистер.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
«Ну а что тут такого? — растерянно проговорила Финистер, застигнутая врасплох вопросом. — Два ребенка в год? Не так уж много!»
«Это они вам так говорили, — вздохнула добрая леди. — Но, уверяю тебя, их слова весьма далеки от правды. На самом деле бедных детей свозили на ваш хутор со всего Грамария. И хуже всего, что большинство из них вовсе не было подкидышами».
Финистер оцепенела.
"Что вы хотите сказать? Объяснитесь, — потребовала она, чувствуя, как напрягся каждый ее нерв.
«Именно то, что ты, скорее всего, не являешься брошенной сиротой, — последовал безжалостный ответ, хотя в голосе собеседницы и слышалось сожаление. — Конечно, среди вас случались найденыши, но крайне редко. Знаешь ли, я заглянула в сознание анархистов, приносивших младенцев, а также в сознание людей, в чьем доме ты воспитывалась, и узнала ужасную вещь: большинство детей попросту похитили, как только у них обнаружились пси-способности».
Отчаянный вопль боли и гнева разорвал реальность, в которой пребывала Финистер, на части. Мир, казалось, сошел с ума и взорвался сонмом цветных пятен, мигавших в темноте. Наконец, спустя несколько минут, это безумие окончилось. Зрение вернулось к Финни, и девушка поняла, что кричала она сама. Задыхающаяся и враз ослабевшая, она потребовала:
«Доказательства! Мне нужны доказательства!»
И Финистер получила их. Благодаря доброй леди девушка увидела мир как бы глазами Мамы. Вот та принимает ребенка из рук мужчины, изо рта у него идет пар — на дворе студеная зима. Слышен его простуженный голос:
— Вряд ли ее родители будут тосковать — у них еще дюжина таких сопляков, младший и вовсе сосунок. А эта штучка, представляешь, пыталась всех оттолкнуть от материнской груди с помощью сознания.
Картина перед глазами Финни поплыла. Затем резкость восстановилась, и девушка увидела маленький домик. Скромное жилище, залитый солнцем палисадник — все было чистеньким и ухоженным. Хозяйка дома собирала в саду бобы, а рядом в колыбели дремал младенец. Внезапно какой-то звук в доме привлек внимание женщины, и она поспешила, туда, оставив спящего ребенка без присмотра.
Изображение укрупнилось, стала лучше видна колыбелька и воровато оглядывавшийся мужчина подле нее.
Жесткие руки выхватили младенца из постели и прижали к запыленному камзолу. Затем фокус снова изменился, колыбель пропала, вместо нее появилась дорога, по которой бежал мужчина с ребенком на руках. Он явно спешил укрыться в тени деревьев. Там похититель замедлил свой бег, оглянулся на покинутый дом, над которым раздавался отчаянный материнский крик.
Затем перед Финистер промелькнула еще одна ночь — еще одно похищение несчастного ребенка. Доказательства следовали одно за другим.
В груди девушки клокотал гнев, но сил кричать уже не оставалось. Тяжело дыша, она глядела в одну точку, а картинка снова сменилась. Теперь перед Финистер была улица деревни по соседству с Маминым и Папиным хутором.
— Ня-ня-ня! Маленькие подкидыши!
Финни удивленно уставилась на четверку богато одетых мальчиков, корчивших им рожи. Орма выпрямилась так, что стала выше ростом, и решительно отвернула голову Финистер.
— Не смотри, милая. Не обращай на них внимания!
— Брошены мамой, не знакомы с папой! — насмешливо распевали двое из мальчишек.
«Так это все было не правда? — закричала Финистер. — И мы вовсе не должны были терпеть подобные унижения! Ни один из нас не был подкидышем?»
«Ну, может быть, один или двое — на тот момент, — сказала добрая леди. — Но не больше».
Сердце Финистер сжалось от страстного желания выяснить, была ли она одной из этих двоих? И теперь ей был известен способ.
«Но для чего нужна такая жестокость? — выкрикнула она. — Почему, по крайней мере, было не сказать, что наши родители умерли?»
«Потому что им нужна была ваша безусловная преданность, — пояснила добрая леди. — Их не устраивало, чтобы вы, делили свою любовь между ними и родной семьей, которая где-то осталась. А также они не хотели, чтобы вам понравился город и вы нашли там друзей».
«Нет, не верю! Они учили нас жить на благо всех людей!»
«Людей вообще, абстрактных людей — может быть, но не ваших соседей, — возразила собеседница Финистер. — Никакой самодеятельности! Бороться за счастье людей предполагалось лишь в рядах БИТА, вы были нужны им самим».
Сердце Финни сжалось, она не смогла удержать стона. Ее мозг лихорадочно изыскивал возражения — и не находил. Пожалуй, вызывали сомнения только мотивы самой доброй леди и цель этого спора. Конечно, когда она вернется из этой иллюзорной действительности в реальность, можно попробовать поискать доказательства. Но у Финистер были веские основания подозревать, что они только подтвердят историю доброй леди. Слишком много вопросов осталось в прошлом без ответа, слишком много деталей — без внимания.
Затем новое воспоминание — ужасное, кричащее во весь голос! В памяти Финни встал день, когда она впервые самостоятельно убила овцу. Она снова увидела свои Руки, умело управляющиеся с ножом, услышала тихие голоса, приносящие поздравления (ах, какая смелая девочка!). А затем — уединение в дальней комнате с Мамой, которая привлекла ее к себе на грудь, приговаривая:
— Я знаю, это трудно, Финни, но жизнь вообще нелегкая штука. Мир — жестокое место, и единственный способ выжить в нем — стать самому жестоким, закалить свое сердце и сделать его невосприимчивым к чужой боли.
И вновь — взгляд со стороны и голос доброй леди:
«Я не согласна. Мир не всегда жесток, он может быть и добрым, и любящим. Ты должна защищать себя от чужой боли, когда она нестерпима. Но, ожесточившись и изгнав все чувства, ты лишишь себя и нежности, и привязанностей, которые существуют в мире».
Финистер в замешательстве нахмурилась. «Я не понимаю. Если это правда, то почему Мама учила иначе?»
«Чтобы, ты с легкостью могла убивать людей, — ответила ее собеседница. — Именно поэтому вас заставляли забивать скот. Им требовались убийцы. Начав с цыплят и пройдя через овец и свиней, вы, пришли к человекоубийству».
Финистер нечего было сказать. Она рассматривала себя — далекую и маленькую — рыдавшую в объятиях Мамы, и размышляла. Действительно, это объясняло, почему в доме придавали такое значение ее первому убийству животного. Ее поздравляли, поощряли, подталкивали вновь и вновь проливать кровь в поисках Маминого одобрения. Она вспомнила, как ее учили блокировать свою психику от всплеска предсмертного ужаса и боли жертвы. Как подавляли все сомнения в этичности убийств. Несомненно, из нее растили киллера!
«Это они вам так говорили, — вздохнула добрая леди. — Но, уверяю тебя, их слова весьма далеки от правды. На самом деле бедных детей свозили на ваш хутор со всего Грамария. И хуже всего, что большинство из них вовсе не было подкидышами».
Финистер оцепенела.
"Что вы хотите сказать? Объяснитесь, — потребовала она, чувствуя, как напрягся каждый ее нерв.
«Именно то, что ты, скорее всего, не являешься брошенной сиротой, — последовал безжалостный ответ, хотя в голосе собеседницы и слышалось сожаление. — Конечно, среди вас случались найденыши, но крайне редко. Знаешь ли, я заглянула в сознание анархистов, приносивших младенцев, а также в сознание людей, в чьем доме ты воспитывалась, и узнала ужасную вещь: большинство детей попросту похитили, как только у них обнаружились пси-способности».
Отчаянный вопль боли и гнева разорвал реальность, в которой пребывала Финистер, на части. Мир, казалось, сошел с ума и взорвался сонмом цветных пятен, мигавших в темноте. Наконец, спустя несколько минут, это безумие окончилось. Зрение вернулось к Финни, и девушка поняла, что кричала она сама. Задыхающаяся и враз ослабевшая, она потребовала:
«Доказательства! Мне нужны доказательства!»
И Финистер получила их. Благодаря доброй леди девушка увидела мир как бы глазами Мамы. Вот та принимает ребенка из рук мужчины, изо рта у него идет пар — на дворе студеная зима. Слышен его простуженный голос:
— Вряд ли ее родители будут тосковать — у них еще дюжина таких сопляков, младший и вовсе сосунок. А эта штучка, представляешь, пыталась всех оттолкнуть от материнской груди с помощью сознания.
Картина перед глазами Финни поплыла. Затем резкость восстановилась, и девушка увидела маленький домик. Скромное жилище, залитый солнцем палисадник — все было чистеньким и ухоженным. Хозяйка дома собирала в саду бобы, а рядом в колыбели дремал младенец. Внезапно какой-то звук в доме привлек внимание женщины, и она поспешила, туда, оставив спящего ребенка без присмотра.
Изображение укрупнилось, стала лучше видна колыбелька и воровато оглядывавшийся мужчина подле нее.
Жесткие руки выхватили младенца из постели и прижали к запыленному камзолу. Затем фокус снова изменился, колыбель пропала, вместо нее появилась дорога, по которой бежал мужчина с ребенком на руках. Он явно спешил укрыться в тени деревьев. Там похититель замедлил свой бег, оглянулся на покинутый дом, над которым раздавался отчаянный материнский крик.
Затем перед Финистер промелькнула еще одна ночь — еще одно похищение несчастного ребенка. Доказательства следовали одно за другим.
В груди девушки клокотал гнев, но сил кричать уже не оставалось. Тяжело дыша, она глядела в одну точку, а картинка снова сменилась. Теперь перед Финистер была улица деревни по соседству с Маминым и Папиным хутором.
— Ня-ня-ня! Маленькие подкидыши!
Финни удивленно уставилась на четверку богато одетых мальчиков, корчивших им рожи. Орма выпрямилась так, что стала выше ростом, и решительно отвернула голову Финистер.
— Не смотри, милая. Не обращай на них внимания!
— Брошены мамой, не знакомы с папой! — насмешливо распевали двое из мальчишек.
«Так это все было не правда? — закричала Финистер. — И мы вовсе не должны были терпеть подобные унижения! Ни один из нас не был подкидышем?»
«Ну, может быть, один или двое — на тот момент, — сказала добрая леди. — Но не больше».
Сердце Финистер сжалось от страстного желания выяснить, была ли она одной из этих двоих? И теперь ей был известен способ.
«Но для чего нужна такая жестокость? — выкрикнула она. — Почему, по крайней мере, было не сказать, что наши родители умерли?»
«Потому что им нужна была ваша безусловная преданность, — пояснила добрая леди. — Их не устраивало, чтобы вы, делили свою любовь между ними и родной семьей, которая где-то осталась. А также они не хотели, чтобы вам понравился город и вы нашли там друзей».
«Нет, не верю! Они учили нас жить на благо всех людей!»
«Людей вообще, абстрактных людей — может быть, но не ваших соседей, — возразила собеседница Финистер. — Никакой самодеятельности! Бороться за счастье людей предполагалось лишь в рядах БИТА, вы были нужны им самим».
Сердце Финни сжалось, она не смогла удержать стона. Ее мозг лихорадочно изыскивал возражения — и не находил. Пожалуй, вызывали сомнения только мотивы самой доброй леди и цель этого спора. Конечно, когда она вернется из этой иллюзорной действительности в реальность, можно попробовать поискать доказательства. Но у Финистер были веские основания подозревать, что они только подтвердят историю доброй леди. Слишком много вопросов осталось в прошлом без ответа, слишком много деталей — без внимания.
Затем новое воспоминание — ужасное, кричащее во весь голос! В памяти Финни встал день, когда она впервые самостоятельно убила овцу. Она снова увидела свои Руки, умело управляющиеся с ножом, услышала тихие голоса, приносящие поздравления (ах, какая смелая девочка!). А затем — уединение в дальней комнате с Мамой, которая привлекла ее к себе на грудь, приговаривая:
— Я знаю, это трудно, Финни, но жизнь вообще нелегкая штука. Мир — жестокое место, и единственный способ выжить в нем — стать самому жестоким, закалить свое сердце и сделать его невосприимчивым к чужой боли.
И вновь — взгляд со стороны и голос доброй леди:
«Я не согласна. Мир не всегда жесток, он может быть и добрым, и любящим. Ты должна защищать себя от чужой боли, когда она нестерпима. Но, ожесточившись и изгнав все чувства, ты лишишь себя и нежности, и привязанностей, которые существуют в мире».
Финистер в замешательстве нахмурилась. «Я не понимаю. Если это правда, то почему Мама учила иначе?»
«Чтобы, ты с легкостью могла убивать людей, — ответила ее собеседница. — Именно поэтому вас заставляли забивать скот. Им требовались убийцы. Начав с цыплят и пройдя через овец и свиней, вы, пришли к человекоубийству».
Финистер нечего было сказать. Она рассматривала себя — далекую и маленькую — рыдавшую в объятиях Мамы, и размышляла. Действительно, это объясняло, почему в доме придавали такое значение ее первому убийству животного. Ее поздравляли, поощряли, подталкивали вновь и вновь проливать кровь в поисках Маминого одобрения. Она вспомнила, как ее учили блокировать свою психику от всплеска предсмертного ужаса и боли жертвы. Как подавляли все сомнения в этичности убийств. Несомненно, из нее растили киллера!