Сташеф Кристофер. Зачарованный книжник

   Но ты подрастала и становилась такой милой, такой живой малышкой, что я просто не могла злиться на тебя. Ты превратилась в мою любимую игрушку.
   — Игрушку? — притихшая было в ее объятьях Финистер возмущенно вскинула глаза.
   — Конечно, игрушку: я ведь играла с тобой все время! Затем ты подросла достаточно, чтоб быть на равных, и теперь мы — друзья. Не волнуйся, Финни, со временем тебе тоже понравится новая малышка.
   Она оказалась права: Финистер полюбила сестренку, но это случилось лишь через несколько лет. А пока ей не хотелось позориться в глазах Агнессы или получать выговоры от сестер, поэтому Финни научилась скрывать от всех свою злость и ненависть. Однако время от времени ее гнев на младенца прорывался наружу. Очевидно, кто-то из старших девочек заметил это, потому что Вредитель снова наведался в ее сознание. Его визит отозвался жуткой болью — голова девочки просто раскалывалась. Финистер извлекла урок: надо еще глубже прятать свои чувства.
   Ну что ж, этот случай, по крайней мере, доказал, что не так уж она одинока: кто-нибудь из семьи постоянно наблюдет за ней. В этом большом доме всегда можно было найти кого-то для игры, беседы или просто чтобы поплакаться в жилетку. К сожалению, нечасто этим «кто-то» бывала Мама. Порой девочка гадала, а не забыла ли та о ее существовании? Чтобы проверить свое предположение, она даже совершала мелкие проступки и всегда бывала вознаграждена: наказание следовало немедленно. Значит, на самом деле Мама держала ее в поле внимания. Это успокаивало.
   Но все же куда приятнее было, когда Мама давала ей какое-нибудь поручение. Девочка старалась, как могла, и тогда Мама обнимала ее и ненадолго прижимала к себе или ласково гладила по кудрям. Однако большую часть времени Финистер оставляли на старших девочек, и те следили за дисциплиной еще строже, чем сама Мама.
   Как-то раз, когда Финни сбивала сливки, она ошиблась и выронила маслобойку. Та стала падать. В ужасе, не рассуждая, девочка рванулась своим сознанием и подхватила ее.
   — Ну, Финни, как ловко!
   Сердце у девочки екнуло, она подняла взгляд. Рядом стояла Мама и улыбалась ей.
   — Ты поймала маслобойку при помощи сознания.
   Какая ты у меня умелая девочка! — она наклонилась поцеловать Финни в лоб. — Умница ты моя!
   Девочка расцвела.
   — Я могу и било в маслобойке заставить двигаться, мамочка!
   — Конечно, можешь, милая, — с улыбкой ответила Мама. — Но если не будешь работать руками, они станут у тебя совсем слабенькими. Кроме того, повседневными делами вроде сбивания масла никого не удивишь. Вот если ты научишься быстро соображать и импровизировать по ходу дела — это будет действительно здорово!
   Она, по своему обыкновению, быстро обняла малышку.
   — Сегодня вам обеспечен дополнительный десерт, юная леди!
   Впервые Мама назвала ее «юной леди»!
   Однако с тех пор Финистер нечасто удавалось заслужить мамино одобрение — оно приберегалось для особых успехов на пси-поприще. Обычно же то, что она делала, воспринималась как должное — награда не предполагалась, чего нельзя было сказать о наказании за невыполненную работу.
   Тут уж пощады не жди! Старшие девочки не знали сомнений, когда речь шла о том, чтобы поставить на место кого-то из младших. Волосы дергались сами собой, юбки вздымались именно в тот момент, когда рядом были мальчики, носы сами по себе защемлялись, а палки прыгали в руках и били тебя. Однако самым ужасным были кошмары, когда одна из старших девочек превращалась в монстра и охотилась за тобой. О, эти охоты, когда враг совсем рядом, а у тебя никак не получается проснуться… Финни довольно быстро выучилась повиновению. Ведь, хотя Папа и Мама не могли слышать ее мысли, рядом всегда были старшие девочки, которые сами заботились о наказании и не давали спуску.
   Мама и Папа, конечно же, ничего об этом не знали.
   Как-то Финистер попыталась пожаловаться, но Мама только печально посмотрела на нее.
   — А что ты делала, Финни, перед тем, как тебя больно дернули за волосы? — спросила она.
   Финни спрятала руки за спину и, упорно глядя в землю, принялась вычерчивать круги носком ботинка.
   — Старшие не обидели бы тебя, если б ты не рассердила их, — назидательно произнес Папа. — Так что же ты сделала?
   — Агнесса велела мне еще раз пройтись вдоль грядок и выдернуть сорняки, которые я пропустила, — нехотя ответила Финистер.
   — И ты сделала это?
   — Нет, — призналась она.
   — А что же ты сделала? — спросил Папа.
   — Сказала ей, что она не Мама, — огрызнулась Финистер.
   — Ты была не права, Финни, — упрекнула ее Мама. — Когда старшие девочки что-то приказывают тебе, то делают это, от моего имени. Особенно, если это «что-то» входит в твои обязанности.
   — Ты в нашей команде, Финни, — добавил Папа. — И чем старше ты становишься, тем большим числом людей можешь командовать.
   Девочка подумала, что ей очень не нравится такая команда.
   — Таков порядок, — принялась объяснять ей Мама. — Дори командует Реей, Рея — Ормой и так далее, по цепочке. Любая из них может приказывать тебе, и я жду от тебя послушания. Ты понимаешь меня, детка?
   — Да, понимаю, — пробурчала Финни, все еще выписывая фигуры носком ботинка. «Это нечестно!» — громко кричал внутри нее бунтовщик.
   — Не переживай, малышка, — Папа похлопал ее по плечу. — Подрастешь немного и тоже сможешь командовать. Целый год ты будешь старшей девочкой в доме и сможешь приказывать всем остальным!
   Славная мысль! Финни бросила на Папу восхищенный взгляд и подумала, как будет приятно отдавать приказы всем и каждому.
 
   Как правило, в раннем детстве мы принимаем без рассуждений существующий порядок мироздания, однако с возрастом начинают появляться сомнения. Как-то летним днем, когда жара и сушь буквально сводили с ума, Финни оставила корзинку, куда собирала ягоды, и принялась стаскивать с себя платье. И тут раздался голос Ормы, работавшей на соседней грядке:
   — Ну-ка, надень обратно, Финни!
   — Но мне так гораздо прохладнее! — захныкала девочка.
   — Без платья ты обгоришь на солнце, — возразила Орма, — а мне будет очень больно слышать, как ты плачешь. Одевайся скорее, Финни.
   Девочка нехотя подчинилась.
   — Почему мы должны работать в такую жару! — ворчала она.
   — Да потому что нам нечего будет есть, если сейчас мы не будем работать, — рассудительно сказала Агнесса. В ее голосе слышалась снисходительность взрослого, объясняющего что-то несмышленому малышу.
   Уловив этот оттенок, Финни ощутила чистую ненависть младшего к старшему. Затем она вспомнила, как Агнесса признавалась в любви к ней, и глубоко устыдилась. Эта смена чувств не укрылась от окружающих.
   — Стыдись, — одернула ее Орма. — ведь ты, в свою очередь, знаешь больше наших малышей. И потом, Агнесса права: мы, дети, должны помогать Папе. Если не пахать и не засеивать землю, у нас не будет ни ячменя, ни пшеницы. Если заблаговременно не проращивать клубни, то не видать нам картошки.
   — Но ведь куры-то будут нестись! — торжествующе возразила Финни.
   — Да, но только в том случае, если мы о них позаботимся. То же самое с овцами и свиньями: не будем работать — останемся без мяса. А ведь мясо надо еще засолить или закоптить, а также законсервировать овощи и фрукты — иначе зимой придется голодать.
   — Я поняла! — обрадовалась Финистер, она и впрямь впервые осознала эти простые истины. — Чтобы осенью получить пшеницу, надо сначала посадить зернышки в землю!
   — Точно, малыш! А потом надо вырастить пшеницу, собрать ее в снопы и обмолотить, а то она просто сгниет в поле, — закивала Орма. Наконец-то младшая сестрица поняла! — А если ты не пойдешь в школу, то не выучишься и не сможешь помогать прогнать короля с королевой!
   …Финни уже ходила в школу и многое знала про те ужасные вещи, что делали король и королева: они воевали, отнимали у людей деньги, изобретали законы, чтоб мешать другим поступать по совести. Вот только не очень ясно, как сложение и вычитание помогут избавиться от королевской семьи? С чтением понятно: надо уметь читать, чтоб узнать, как люди с давних пор боролись с монархами и какие шаги предпринимали враги. Выучиться писать тоже необходимо, чтобы рассказать грядущим поколениям о своем вкладе в общее дело.
   Финистер всеми силами стремилась заслужить почет и уважение. Поэтому ей гораздо больше импонировало рассказывать людям о своих успехах, чем сообщать о неудачах. Девочке нравилось, когда ее хвалят.
   Увы, это случалось не так уж часто, поэтому она из кожи вон лезла, чтоб заслужить похвалу.
   Учителя осознанно подогревали это стремление в детях. Мама внушала им, что очень важно не утратить стремление к победе, ведь впереди нелегкая борьба с королем и королевой, у которых было все: богатство, множество солдат и даже такие люди, которые, подобно Финни и ее семье, могли читать чужие мысли. Этих девочка ненавидела всей душой, еще бы — ведь они должны были сражаться на их стороне! Мама окрестила этих королевских приспешников метким словечком — «предатели». Она также строго-настрого запретила рассказывать кому-нибудь из соседей об их планах свержения королевской семьи. Никто и никогда не нарушал этого правила. Односельчане продолжали считать Папу и Маму милыми и самоотверженными людьми.
   Они поражались щедрости и заботливости, с которой те выхаживали брошенных сирот, воспитывали в них трудолюбие, более того, обучали чтению и письму, чтобы в будущем дети могли заработать себе на жизнь, не отбивая куска хлеба у других.
   Однако, похоже, крестьянская детвора не разделяла восхищения своих родителей. Финни хорошо помнила первую поездку в город. Малышка была так возбуждена, что едва могла устоять на месте, пока Дори повязывала ей чепчик.
   — Запомни, Финни, не ввязывайся в ссоры, не позволяй чужим детям разозлить тебя, — наставляла ее старшая сестра. — Пообещай, что как бы они ни выводили тебя, ты не покажешь им свои мысли. И не сделаешь попытки навредить им, как бы тебе этого ни хотелось!
   Эти слова слегка остудили радостный пыл Финистер.
   — Обещаю, Дори, — девочка глядела на сестру широко раскрытыми глазами, сердце ее сжалось от недоброго предчувствия.
   — И ты должна пообещать мне, что никто и никогда не узнает о твоей способности читать чужие мысли и двигать предметы.
   — Но почему? — удивилась Финни.
   — Видишь ли, милая, большинство людей не умеют делать это. Если они выяснят, что мы обладаем такой способностью, то станут завидовать нам, бояться и даже могут попытаться как-то навредить нам. Пообещай мне, родная!
   — Обещаю, — упавшим голосом проговорила девочка: день, казалось, померк вокруг. Она чувствовала себя так, как будто уже сделала что-то дурное.
   Впрочем, когда они вышли из дома и уселись в повозку, хорошее настроение вернулось. Финни было не усидеть на месте, и она неожиданно начала пританцовывать. Дори не удержалась от смеха при виде такой детской непосредственности и стала отбивать такт каблуками.
   Финистер никогда не доводилось раньше видеть столько высоких домов вместе. Она прильнула к руке Ормы, глядя во все глаза и вдыхая смесь необычных запахов.
   Девочка рассматривала яркие, заманчивые вещи на прилавках под навесами. Нет, она знала, что те шероховатые зеленые и желтые штуки были, скорее всего, овощами, а красные и зеленые — фруктами, но как назвать вон те пухлые цветные стопки на третьей полке?
   — Орма, что это? — спросила она.
   — Это? — Орма проследила, куда показывала девочка. — Это же одежда, глупышка! Просто много разной одежды.
   — Все это — одежда? — она в удивлении уставилась на прилавки. Качество и цвета радовали глаз, это было куда красивее той мрачной, серой и черной, материи, которую ткали дома старшие девочки.
   — О, посмотри! Вон там — столяр-краснодеревщик! — ткнула пальцем Орма.
   Финистер поглядела и не нашла ничего увлекательного в лицезрении старика, выскабливающего стружку из каких-то деревяшек с помощью странного двуручного ножа. Хотя, надо признать: стоявшие вокруг столы и стулья выглядели гораздо красивее тех, что мастерил Папа.
   — Ня-ня-ня! Маленькие подкидыши!
   Девочка удивленно посмотрела на четверку богато одетых мальчиков, корчивших им рожи. Орма выпрямилась так, что стала выше ростом, и решительно отвернула голову Финистер.
   — Не смотри, Финни. Не обращай никакого внимания!
   — Брошены мамой, не знакомы с папой! — насмешливо распевали двое мальчишек.
   — Если б я была знакома с их родителями, эти гаденыши узнали бы почем фунт лиха! — бросила Орма.
   Краешком глаза Финни видела Рею и Агнессу: уставились прямо перед собой, подбородки вздернуты.
   — Убирайтесь прочь отсюда! — еще двое из четверки присоединились к дразнилке. — Убирайтесь поскорей, поищите матерей!
   Как ни странно, Финистер чувствовала угрозу, исходящую от мальчишек. Их мысли совсем не были милыми и добрыми, они причиняли девочке нестерпимую боль. Они порождали в ее голове такие уродливые картины, что Финни вздрогнула от отвращения.
   — Закрой свой мозг! — пробормотала заметившая это Орма.
   Финистер стала привычно думать о яблоках. Это было нелегко с той грязью, которую излучали мальчишки, но она справилась: перед ее мысленным взором были только яблоки, ну, может, еще парочка груш.
   — Точно, отвернитесь от нас, — выкрикнул один мальчишка, — как ваша мамуля сделала с вами!
   Финни внезапно почувствовала, как горячо стало ее лицу. Не понимая, в чем дело, она взглянула вверх и увидела, что Орма и Агнесса тоже покраснели.
   — Эй, дитя любви, как насчет поцелуя! — продолжал паясничать маленький паршивец.
   — Ну, ладно! — разозлилась Орма. Она обернулась и скомандовала:
   — Пойдем, Агнесса!
   Финни в удивлении глядела, как сестры, протянув Руки и скривив губы, бросились к мальчишкам. Оттуда послышались вопли отвращения, но мысли… Теперь мозги обидчиков источали страх, мальчишки бежали.
   Маленькая Финистер радостно закричала и захлопала в ладоши.
   Сестры вернулись с красными лицами, но довольно улыбаясь.
   — Хорошо, что они еще маленькие, — сказала Орма, вновь беря малышку за руку. — Никогда даже не пытайся проделать такое с взрослыми парнями!
   — А почему? — спросила девочка.
   — А потому, что они могут и сами поцеловать тебя! — отрезала сестра.
   — Фу! — идея целоваться с кем-то, чей мозг устроен так отвратительно, ужаснула Финистер.
   Она решила никогда не пробовать.
   — А, вот вы где!
   Финни оглянулась и увидела, что к ним направляется улыбающийся Папа с мальчиками.
   — А мы продали поросят по очень хорошей цене, а зерно — еще лучше! — похвастался Папа. — Вперед, детвора! Всем — по леденцу!
   Леденцы были замечательно сладкие, все смеялись и шутили. Затем, пока взрослые пили из кружек что-то пенящееся, дети глазели на акробатов, дававших представление на городской площади. А потом был еще спектакль с марионетками и менестрель со смешными песенками. Все так веселились, что Финни почти забыла о мерзких мальчишках.
   Почти, но не совсем. Уже в повозке, на обратном пути, девочка прикорнула на коленях у Дори и перебирала впечатления. Она не знала, что и думать. Город понравился Финни, леденец был для нее редким угощением, и вообще — все было так здорово, но были и ужасные имена, которыми их дразнили маленькие злобные горожане.
   — Дори, почему они нас ненавидят? — тихо спросила она.
   — Потому что мы не похожи на них, дорогая, — ответила сестра. — Мы выделяемся, и они чувствуют это.
   — Может, они полюбили бы нас, если б мы жили с ними в городе?
   — Нет, милая, — вздохнула Дори. — Ведь наши настоящие матери действительно бросили нас на Мамином пороге. Они были слишком бедны и не могли сами вырастить нас. Затем они вышли замуж за богатых людей, и уж остальным-то их детям повезло больше.
   Вот почему они смеются над нами — это позволяет им считать себя лучше нас.
   — Как хотелось бы сделать так, чтоб у них разболелись животы или головы! Мне так трудно было сдержаться!
   — Понимаю. Но ты справилась с этим, и я горжусь тобою! Финни, детка, если б ты так поступила, люди из деревни пришли бы к нам на хутор и тоже попытались нас обидеть.
   Подобная мысль ужаснула и заставила устыдиться Финистер.
   — Дори, а это не правильно, что мы читаем мысли?
   Дори вздохнула и покрепче обняла маленькую сестренку, как бы желая защитить ее.
   — Конечно же, нет, милая. Просто мы — особенные. Остальные зовут нас ведьмами, но это не правда.
   Мы ведь не колдуем на самом деле — мы владеем особым даром. И, само собой, у нас нет ничего общего с дьяволом!
   — Само собой, — повторила Финистер. — Папа говорит, что дьявол — это еще один князь, а князья всегда вредят людям.
   — Именно — Князь Лжи, и у нас никаких дел с ним нет. Боюсь только, поселяне не поверили бы этому. Они завидуют нам, Финни. А если узнают о нашем умении читать их мысли, то возненавидят так сильно, что окрестят ведьмами и поджарят у столба, как кусок говядины.
   — Поджарят! — Финни выпрямилась, губы ее дрожали.
   — Не пугайся, малыш. Они этого не сделают, потому что ничего не узнают про нас, — успокоила ее Дори. — Ну, так как? Позволим им узнать?
   Малышка с круглыми от ужаса глазами затрясла головой.
   — В любом случае нам лучше, чтобы они называли нас подкидышами и тешили свое самолюбие, считая себя лучше нас, не правда ли? — закончила объяснения Дори.
   Девочка сидела с открытым ртом, но в глазах у нее забрезжило понимание.
   Старшая сестра улыбнулась.
   — Я тебе верю, дорогая. Теперь ты понимаешь, почему лучше не обращать внимания на оскорбления и не пытаться вредить им. Ведь у них припасены гораздо худшие прозвища для нас. Поверь, быть незаконнорожденным — не самое страшное в жизни.
   — Например, быть поселянином, — вмешался Джейсон, и все мальчики расхохотались.
   Финни же не смеялась. Она снова прижалась к сестре и подумала, что их хутор гораздо лучше города. А может, и остального мира.
   С этого дня Финистер рассматривала поселян и всех остальных неэсперов как нечто чуждое и угрожающее.
   Она считала себя лучше их всех, хотя где-то, на самом дне ее души, таилась уверенность, что это не правда.
   Она была не лучше, а может быть, и хуже их. Ведь она — всего-навсего подкидыш.
   Впоследствии было еще много поездок в город. Они выезжали туда четыре раза в год, и старшие девочки по очереди оставались дома с младенцами и малышами, только научившимися ходить.
   Но те, кто оказывался в городе, убеждались, что ничего не меняется: тамошние дети по-прежнему ненавидят их. Юные горожанки, разряженные в пух и прах, подходили поближе к Финни с сестрами и заводили разговор о том, как это, наверное, ужасно — быть бедными. Мальчишки просто дразнились и обзывались.
   Впрочем, все переменилось, когда Финистер исполнилось двенадцать, и ее тело начало принимать новые формы.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

   Еще через пару лет, годам к четырнадцати, Финистер сама уже присматривала за малышами и учила их.
   Она превращалась в девушку. Тело ее приобрело новые, весьма бросающиеся в глаза изгибы, а лицо стало таким, что заставляло городских мальчишек свистеть ей вслед. Хотя по-прежнему с оттенком угрозы. В ответ на издевательские просьбы о поцелуе, Финистер никогда не гонялась за насмешниками. Вместо этого она с сестрами высмеивала мальчишек, утверждая таким образом свое право на уважение. И все же это внимание было приятно ей, волновало, заставляя чувствовать себя особенной. Более того, порой у Финистер возникало странное ощущение власти над людьми. Когда подобное чувство овладевало девушкой, она преображалась, и тогда встречные парни таращились на нее в восхищении и пытались завести беседу, а ее приемные сестры ощущали уколы ревнивой зависти. С парнями разбирались просто: жаждущие ласки изгонялись с помощью шлепков, усиленных телекинезом.
   Но и дома Финистер не раз замечала откровенно восхищенные взгляды своих приемных братьев.
   Большей частью они общались с ней, как обычно — в конце концов, это была их сестра Финни, которую они знали всю жизнь. Но теперь в их голосах появились новые интонации — какое-то внимание с оттенком почитания, совсем не похожее на отношение городских парней. И это еще больше разжигало в Финистер то теплое и могучее начало, которое привлекало к ней мужчин.
   Она обнаружила, что это чувство можно осознанно будить в себе, и тогда приемные братья слетаются, как мотыльки на свет, ревниво соперничая в любезности и готовности помочь с работой.
   — Финни, милая, эта корзина слишком тяжела для тебя!
   — Да нет, Джейсон, я прекрасно с ней управлюсь.
   — Глупости, давай я понесу! Не правда ли, Мамины цветы в этом году так хороши…
   Завязывался милый дружеский разговор, только укреплявший девушку в сознании собственной исключительности. Какое-то время она выжидала и наконец решилась испробовать свои чары на приемном отце.
   Одним холодным зимним вечером они оказались вдвоем в гостиной. Папа присел в кресло у огня, Финистер подошла поближе, примеряясь, как начать разговор.
   — Послушай, Папа, давай я помогу тебе снять башмаки, — она присела у его ног и улыбнулась, одновременно разжигая в себе огонек того особого чувства.
   — Это очень мило с твоей стороны, — ответил Папа, мельком взглянув на девушку. Затем он еще раз посмотрел, на этот раз — пристальнее.
   — Ну и ну, Финни! — воскликнул он. — Да ты же проецирующий эмпат!
   — Что-что? — переспросила в смущении девушка, чувство разом исчезло.
   — Мама! — Папа вскочил и направился в сторону кухни. — Мама, иди сюда! Наша малышка — проецирующий эмпат!
   — В самом деле? — Мама появилась в дверях, суетливо вытирая руки о передник. — Ты имеешь в виду Финни? Ага, нам давно было известно, что она умеет заставлять других людей видеть ее в ненастоящем обличий. Значит, наша девочка способна проецировать и чувства?
   — Именно. Проецировать и возбуждать их в людях! — Папа повернулся к Финистер. — Покажи Маме, что ты сейчас сделала.
   Финни отнюдь не горела желанием демонстрировать, как она очаровывала Папу. Однако Мама глядела на нее с такой надеждой, что огорчать ее не хотелось.
   Финистер припомнила, как радовалась Мама, когда она проявляла особое умение в чем-то. В надежде заслужить похвалу девушка сосредоточилась и попыталась восстановить чувство, которое возникало у нее в присутствии парней. Ей это удалось вполне, огонь внутри возник и стал разгораться.
   В этот момент в комнату вошел Орли, нагруженный дровами для очага. Обернувшись и увидев Финни, он выронил свою поклажу и застыл столбом с отвисшей челюстью.
   — Вижу, вижу, — Мама и сама сияла и пылала. — Как чудесно, Финни! Думаю, на сегодня достаточно.
   Она посмотрела на Папу.
   — Кажется, наша малышка далеко пойдет.
   — Да, далеко и высоко! — согласился Папа, обнимая Маму за плечи. — Поздравляем тебя, Финни! Это редкий дар, действительно редкий!
   — И нечестный к тому же, — проворчал Орли, нагибаясь за рассыпавшимися дровами.
   — Ой, давай я тебе помогу! — вскинулась Финистер, являя образец искреннего раскаяния.
   Она опустилась на колени, чтоб помочь брату, но тот фыркнул, как разъяренный кот. Девушка застыла в удивлении.
   — Прости… прости меня, Орли, — пробормотала она.
   — Да ладно, — отмахнулся подросток. — На самом деле у меня был ужасный день. До тех пор, пока я не увидел тебя.
   Глаза его потеплели, в них читалось восхищение, но и недоумение тоже. Финистер улыбнулась и стала собирать дрова.
   Тем же вечером, когда Мама осталась с девушкой наедине, она завела очень серьезный разговор.
   — С твоим даром, Финни, нужно соблюдать осторожность. Очень легко ранить человека, сначала влюбив его в себя, а затем оттолкнув. Таким образом можно очень сильно навредить!
   — То есть ты хочешь сказать, что не надо пользоваться этим? — спросила озадаченная Финистер.
   — Если тебе удается проецировать одно из чувств, то, очевидно, и другие тебе подвластны, — с расстановкой начала свое объяснение Мама. — Ты можешь сделать много добра, пробудив в человеке жалость, или симпатию, или чувство ответственности. Но здесь есть и опасность. Если ты заставишь влюбиться в тебя какого-нибудь мальчика, а это наверняка случится, помни, что мальчики не каменные, какими бы сильными они ни казались.
   — Ты же не хочешь сказать, что я использую свой дар, чтоб навредить какому-нибудь мальчику? — с сомнением спросила Финистер. — Я имею в виду — серьезно навредить.
   — Как раз это я и хочу сказать, — вздохнула Мама. — И тебе надо следить, чтоб такого не случилось.
   Если это, конечно, не будет заданием твоего командира, когда ты станешь взрослой. Но игра чужими сердцами требует осмотрительности. В противном случае есть риск превратить обычных парней в форменных мерзавцев и подвигнуть их на ужасные дела, например, убивать друг друга или разрушать дома.
   Финистер испытала душевный подъем при мысли о данной ей власти, хотя немного пугало чувство вины, которое, она подозревала, будет ее мучить, доведись использовать эту власть подобным образом.
   — Я обещаю быть осторожной, Мама.
   И она честно пыталась сдерживаться, подавляя это особое чувство. Хотя ей было нелегко, особенно когда кто-нибудь из приемных братьев бросал в ее сторону восхищенные взгляды, улыбался или подходил поговорить. Финни внушала себе, что мальчиков привлекает не она сама, ее лицо, фигура, а сила источаемых эмоций. Она чувствовала себя обманщицей, но не быть ею не могла. Роль мошенницы была ей предназначена…