Самми медленно покачала головой:
— Месть, продуманная до деталей. Лейтенант заставил Джорджа страдать, загнав его к черту на рога с гарантией, что жертва не сможет отомстить, — она заглянула в глаза Дару. — Или, может быть, ты сможешь вернуться к нормальной жизни по истечении срока?
Дар покачал головой:
— Ни о каком сроке речи быть не может. На Вольмар ссылают только пожизненно, — он остановился и показал направо:
— Там кончается жизнь.
Самми повернулась.
Они стояли посреди широкой плоской равнины. В нескольких сотнях метрах правее от них возвышался пакгауз, отгороженный высокой изгородью.
Под ногами поблескивала в лучах местного светила почва, испещренная спекшимися в стекло проплешинами.
— Космопорт, — ткнула пальцем Самми в ту же сторону, куда показывал Дар.
— Чудесный пейзаж на первый взгляд, не так ли? Командование предпочло возвести его в самом унылом месте планеты, чтобы новоприбывшим жизнь медом не казалась. Здесь закончилась карьера Джорджа.
— И началась новая жизнь?
Дар отрицательно покачал головой:
— Два года он старался понять, что лучше: день, когда вольмарцы швыряют в тебя всевозможными колющими и режущими предметами, или ночь, когда над тобой измывается охрана? — он показал глазами на пакгауз:
— В конце концов парень уяснил, что худшее из зол на Вольмаре — охранники. У горилл, пусть настоящие обезьяны простят мне это сравнение, не только телосложение гориллы, но и соответствующий интеллект. Любимое занятие причинить боль более слабому. А кто слабее на планете-тюрьме? Ответ ясен: тот, кто на нее попал не по своей воле — заключенные.
— Да, кстати, а где охрана? Я что-то ничего гориллообразного пока не встречала.
— Бог их знает, куда их загнал компьютер. Когда сюда прибыл Шаклер, охране пришлось ретироваться.
Самми даже остановилась.
— Это невозможно.
— Почему? — Дар огляделся по сторонам. — Сама же сказала, что охранников не видела.
— Откуда я знаю, для меня военная форма едина.
— Шаклер решил, что ношение формы вселит боевой дух в заключенных. До этого мы щеголяли в традиционных полосатых робах.
— И все-таки, какая же тюрьма без охраны?
— Вопрос сформулирован неверно. Попытайся взглянуть на все глазами психиатра. Спрашивается, на кой ляд нужна охрана?
Девушка сосредоточилась.
— Наверное, для того, чтобы у пленников не было возможности сбежать...
— Куда? — Дар обвел рукой вокруг. — К вольмарцам в деревню? Так мы же враги с самого начала.
— Нет-нет. Удрать с планеты вообще, туда, где весь остальной мир.
— Как ты себе представляешь подобный побег?
Самми открыла было рот, но замерла.
— Если у тебя возникнет какая-нибудь конструктивная мысль, рад буду выслушать, — глаза Дара насмешливо блеснули.
Самми захлопнула рот, аж лязг пошел:
— Нужно набрать побыстрее скорость убегания* [6].
— Гениально! И как ты себе это мыслишь? Заняться спринтом? Взмахнуть руками?
— Не язви, для этого требуется всего лишь угнать звездолет.
— Мы об этом думали. Корабль прибывает сюда раз в месяц. Ты сама на таком прилетела и знаешь, где он находится?
— Звездолет на планету сесть не может, — стала рассуждать Самми вслух, — значит, крутится по орбите...
— ...вокруг луны Вольмара. Так что пассажиры доставляются с планеты сперва на спутник и только потом непосредственно на звездолет. Спускаемый с корабля челнок оборудован скрытыми видеокамерами, да и накопитель на луне тоже под непрестанным наблюдением, так что экипаж звездолета всегда в курсе происходящего.
— Скрытые видеокамеры? Откуда ты знаешь?
— Шаклер предупредил, прежде чем выдворить охрану с планеты.
— А как поступит капитан звездолета, если поймет, что в накопителе беглецы? — задала вертящийся на языке вопрос Самми.
— Очень просто: дистанционно выпустит из накопителя воздух и отключит отопительную систему. А там вакуум, не забывай. Нет даже сторожа, чтобы было кого оглушить и забрать ключи.
Самми содрогнулась.
— Не волнуйся, — утешил ее Дар, — в любом случае нам не добраться до накопителя.
— Почему?
— Как ты спустилась вниз?
— С планеты прислали паром.
Дар утвердительно кивнул:
— А тебе не показалось странным, что когда вы прибыли, парома на луне не было.
— Да, но я решила, что просто с дисциплиной не все ладно.
— Дисциплина действительно разболталась, — согласился Дар, — но ты заметила, что паром прибыл после того, как улетел звездолет. Перед отлетом капитан корабля послал на Вольмар импульс, который включил двигатель парома всего лишь на двадцать четыре часа.
— За эти двадцать четыре часа можно захватить паром, — торжествующе заявила Самми, — прибыть в накопитель и дождаться следующего рейса звездолета!
— Не получится, — сказал Дар. — Кислород и тепло в накопитель подают два или три человека из экипажа сразу после того, как прибывает звездолет. Потом челноком туда отправляют заключенных. Еще через некоторое время прибывает баржа с планеты и забирает очередную партию. Кислорода в накопителе хватает лишь на время между рейсами челнока и баржи, так что все продумано.
— Бог ты мой, наверное, эту систему придумал Шаклер.
— Нет, так было всегда. Меня не удивит, если это — обычное явление для тюремных планет. К тому времени, когда Шаклер прибыл на Вольмар, он знал, что в охранниках нужды нет.
— Сколько здесь осужденных за преднамеренное убийство?
— Не так уж много. Большинство было осуждено за убийство в состоянии аффекта, — Дар передернулся, вспомнив, что его слова не вполне соответствуют истине. — Правда, среди нас оказалось несколько настоящих убийц, и трое из них неудержимо рвались к власти.
— Зачем им власть, если они не могут покинуть планету.
— Прости, но, по-моему, ты несешь чушь. Только подумай, вся планета в твоем распоряжении.
— Но ведь денег нет.
— Настоящих денег нет, это верно. Но я же не утверждал, что убийцы хотели обогатиться. Они стремились к власти.
— Да чего здесь желать? — ляпнула Самми.
— Спасибо, что ткнула меня носом в дерьмо.
— Ой, прости, сама не знаю, что на меня нашло.
— В общем, после того, как отсюда убралась охрана, стало еще хуже. С гориллами в форме каждый знал чего бояться. Но со своими сокамерниками никогда не догадаешься, кто задумал воткнуть тебе перо в бок.
— А разве ножи дозволены?
Дар раздраженно прокашлялся:
— Раз даже вольмарцы способны наточить кремневый нож, то кто мог остановить убийц теперь, когда убралась охрана? Шаклер же заперся за тройными замками в здании администрации. И тогда-то полезли наружу скрытые пороки, и пришла Ночь Длинных Ножей. Каждый, кто точил на кого-то зуб, вышел на охоту за жертвой или превратился в жертву сам. И не успели мы опомниться, как кровь полилась рекой, и появились банды, рыскающие в поисках плохо лежащего.
Самми фыркнула:
— Что ценного здесь можно отыскать?
— Жратву, например. Справедливое распределение продуктов приказало долго жить. Озверевшие арестанты взломали склады и попортили больше еды, чем съели, — Дара передернуло. — Вообрази схватку не на жизнь, а на смерть из-за поганой ветчины, членовредительство из-за головки овечьего сыра и горсть выбитых зубов из-за упаковки маргарина. Тогда-то я и решил забиться в какую-нибудь дыру.
— Ваш генерал не святой, а какая-то акула, — вспыхнула Самми. — Как он мог все это допустить?
— Мне кажется, он знал, чем это кончится.
— Вы могли перебить друг друга до единого. Стоило анархии внедриться в умы...
— Да, могли, соглашусь, однако вероятность тотальной гибели чрезвычайно мала. Нас здесь полмиллиона. Это крупное сообщество, а анархия нестабильна. Когда маленькие банды поняли, что не смогут отбиться в следующий раз от нападения, то стали объединяться. В конце концов возникли армии — мы же солдаты. Процесс шел незаметно, просто внезапно обнаружилось, что враждуют между собой не тысячи и не сотни, а всего три группировки.
— И во главе их стояли те три чудовища, о которых ты упомянул раньше?
Дар кивнул:
— Силы были примерно равны, и разборки ни к чему не привели, лишь погибло с полсотни человек.
— Догадываюсь, что стало дальше: двое из троих заключили перемирие?
— Нет, вольмарцы взяли нас в оборот.
— Ах да, действительно. Зачем им ждать, пока вы организуетесь.
— Верно. Мы перестали выставлять часовых, и у вольмарцев хватило ума напасть на нас ночью.
— Почему же вас всех не перерезали во сне?
— Потому что у каждого из Большой тройки имелись телохранители — главари опасались друг друга. Завыли сирены, поднялся шум, беготня, напомню опять, мы все-таки солдаты, и армейская выучка взяла верх. Итак, мы отбились. А потом с оружием в руках, еще не отойдя после ночного сражения, мы, естественно, обратились к сержантам: «Что делать дальше и кто виноват?» Мало-помалу сформировались роты. Выборные лейтенанты запросили по радио генерала Шаклера.
— Зачем им это... — Самми оборвала себя на полуслове. — Ах да, солдаты всего лишь разновидность бюрократов, никто не захотел брать на себя ответственность.
— Да, муштра отбивает инициативу, и после нападения вольмарцев привычка подчиняться старшему по званию взяла верх. Во всяком случае, Шаклер времени даром не терял и организовал собственную сеть наблюдателей.
К тому же генерал неслабо разбирался в тактике и стратегии, и когда к нему обратились за помощью, стал отдавать приказ за приказом, — Дар покачал головой, ухмыляясь. — Если, конечно, их можно было назвать приказами: «Лейтенант Уолкер, слева прорывается группа из пяти десятков вольмарцев. Мне кажется, вам следует перебежать им дорогу. Вот будет для них сюрприз. Лейтенант Эйбел, взвод сержанта Далтера справа от вас атакует превосходящие силы противника, вышлите, пожалуйста, подкрепление из вашего резерва».
— Не может такого быть! Какой генерал осмелится вежливо разговаривать с подчиненными? Это же плевок в сторону субординации!
— Его замысел мы поняли позже. По сути дела он намекал, что мы ведем собственную войну, и вольны поступать как хотим. Но если нужен совет, то он рад помочь.
— Я так понимаю, что его советы пришлись вам по душе.
— Да, не прошло и часа, как вольмарцы были прижаты к городской стене. И тогда Шаклер попросил лейтенантов оттянуть силы и дать возможность туземцам убраться восвояси. Ответ лейтенантов сводился к одному: «Нечего их жалеть! Надо показать этим подонкам, кто здесь хозяин». «Покажите, покажите, — ответил им Шаклер, — а у каждого из них полно родственников, минимум по шесть-семь на любого из вас. К тому же загнанный в угол заяц дерется как лев, чего ему терять? Уж если вы настроились уничтожить их до единого, то за каждого убитого туземца заплатите по паре солдатских жизней». И лейтенанты отступились, признав справедливость слов Шаклера.
Аборигены же, проявив чудеса изобретательности, перебрались через стену и растворились в окрестных лесах.
— Победа, — тихо прокомментировала Самми.
— Да еще какая! Ибо не успели вольмарцы исчезнуть, как появились наши самостийные диктаторы со своими приспешниками и подняли гвалт: «Все в порядке, парни, война закончена. Верните оружие и разойдитесь по домам». — Дар ухмыльнулся. — Их можно было понять: в конце концов, разве не они открыли для нас свои арсеналы.
— Надеюсь, вы не стали петь под их дудку?
— Конечно, нет. Их тут же взяли на прицел. Солдаты молчали, а наши лейтенанты начали переговоры с бандитами.
— Какие переговоры?
— Это зависело от характера. Наиболее добросердечные скомандовали: «Руки вверх!», а все прочие: «Пли!» Операция прошла быстро и где-то даже милосердно по сравнению с тем, что нам пришлось испытать по милости этих бандитов.
— Что же дальше?
— А дальше лейтенанты устроили совещание.
— Они кого-нибудь выбрали?
— Не сразу. На пост командующего претендовало четыре кандидата. С голосованием дело затянулось настолько, что все ожидали не придется ли палить опять, но уже друг в друга.
Самми содрогнулась:
— Да вы что, животные, что ли?!
— Насколько я понимаю, философы еще не пришли к единому мнению на сей счет. Мое любимое определение: «Человек — это животное, которое умеет смеяться». К счастью, лейтенант Мэндринг, наверное, думал как я.
— Кто такой?
— Парень с чувством юмора. Он предложил проголосовать за генерала Шаклера.
Самми хотела возразить, но призадумалась.
— Вот, вот, — усмехнулся Дар. — Так же среагировало большинство. Потом до ребят дошло, что это шутка. Они принялись хохотать до упаду. Когда отсмеялись до последнего, в помещении сгустилась тишина.
— И?..
— ...появился лейтенант Гриффин с предложением связаться с генералом и спросить его мнение по данному вопросу. Так лейтенанты и поступили.
Обрисовав генералу ситуацию, они спросили, как бы он поступил на их месте.
Генерал ответил, что готов принять командование, но вообще-то следовало бы избрать кого-нибудь из собственных рядов.
Самми улыбнулась:
— Хитро! И что же, лейтенанты вернулись к тому, с чего начали?
— Лейтенанты спросили генерала, как им выбрать самого достойного.
Шаклер ответил: достаточно выкрикнуть имя лейтенанта и пусть каждый, кто испытывает к нему полное доверие, поднимет руку.
— И как прошли выборы?
Никак. Ни один не набрал большинства. Тут лейтенант Мэндринг вновь поставил на голосование кандидатуру генерала Шаклера.
— Долго думали?
— Достаточно долго, чтобы понять, как каждый присутствующий проголодался. Когда подняли руки, то «за» проголосовало триста шестьдесят из четырехсот.
— И это за человека, который прятался в крепости, когда остальные сражались? Ничего не понимаю.
— Наверное, парням надоела анархия. А еще потому, что его советы помогли победить — потерь было немного. Солдаты ценят того, кто их не считает пушечным мясом. Шаклеру объявили, что он выбран на руководящий пост.
— Мне кажется, он остался доволен таким исходом.
— Трудно сказать. Парни, которые ходили к нему, рассказывали, что генерал только вздохнул и попросил содействия в формировании парламента.
Так что после завтрака народу пришлось заняться конституцией.
— Конституцией? В тюрьме?
— Почему бы и нет. Мы же избрали Шаклера демократическим путем. И это был поворотный пункт, с которого мы стали считать себя колонией. Когда писалась конституция, мы называли своего вдохновителя не генералом, а губернатором.
— Как щедро с вашей стороны, — фыркнула Самми, — называть его так, когда Терра уже присвоила Шаклеру этот титул.
— Да, но мы-то не принимали в этом участия. А раз он получил поддержку населения, то мог теперь губернаторствовать легитимно. Как только его позиция упрочилась, он предложил Совету провести ряд реформ.
— Совету?
— Да, нашему законодательному органу. Даже вольмарцы теперь норовят провести в него своих представителей. И первой реформой Шаклера стало введение денежного обращения на всей территории Вольмара.
— Ха! А для чего на тюремной планете деньги?
— Для начала Шаклер уговорил Чолли организовать свой бизнес, а потом и другие заклю... колонисты стали заниматься предпринимательством. Отсюда и пошло оздоровление экономики.
— Должно быть, теперь у вас полно доморощенных капиталистов?
— Это вопрос перспективы. Во всяком случае, появилась нужда в кредитках. Кто-то начал их копить. Потом Чолли стал платить бешеные деньги за трубочный лист...
— Опиумный король?
— Можно сказать и так. Понимаешь, для этого наркотика созрел готовый рынок сбыта. У него интересный эффект: никакой эйфории, никакого кайфа, он не устраняет боль, как морфий, зато замедляет старение. Им очень заинтересовались крупные консорциумы.
— Понятно, — хмыкнула девушка. — В воздухе запахло крутыми бабками.
— Затраты на организацию поставок влетели в копеечку, особенно поначалу, однако Чолли сумел договориться с аборигенами на взаимовыгодных условиях, и торговля с ними расцвела пышным цветом.
— Вследствие торговых контактов вольмарцы, конечно, уже перестали быть столь воинствующими?
— Смотри, какая догадливая, — Дар ковырнул землю носком сапога. — Дальше было совсем просто договориться о показательных сражениях.
— Итак, торговля разрастается, замаячило процветание, вы делаете первые шаги к единому обществу на планете и... — Самми оборвала себя и тряхнула головой. — Невероятно! Центральные планеты погрязли в коррупции и пришли в упадок, а вы здесь, находясь по уши в дерьме, умудрились создать энергично развивающееся общество! На Терре давно отчаялись что-либо изменить, потому что потеряли веру в способность повлиять на происходящее.
— Что?! — Дар был потрясен. — Но у жителей Терры есть все. У них...
— ...нет ни черта, — разозлилась Самми. — На Терре каждый знает, что до смерти будет вкалывать на той же работе, как и его отец, и ничего не сможет изменить. Есть своя конура, свои сервороботы, свой паек. И на этом точка!
— Но ведь у вас даже нищие имеют такие роскошные виллы, что диву даешься. Никому в голову не придет заниматься домашним хозяйством, все делают роботы. Остается масса свободного времени.
— Да? И чем же его заполнить?
— Делай, что пожелаешь! Даже такой простак, как я, слышал, что входит в ваш паек.
Самми пожала плечами:
— Ну, да. Если способен напиваться каждый вечер, ходи на благотворительные коктейли. Если падок на сексуальные излишества, не пропускай «обнаженных шоу»... Фу, какая гадость!
Дар потрясенно поцокал языком: очевидно, перед его затуманенным взором замелькали картинки из «обнаженных шоу», как он их себе представлял.
— А дальше что?! — продолжала Самми обнажать язвы современного общества. — К чему мы придем? Чего на этом пути достигнем! Конечно, — она криво ухмыльнулась, — если родился в семье члена правительства, то это меняет дело, но даже среди продажных политиканов полно сомневающихся в правильности выбранного пути!
— Но ведь, — Дар обвел рукой небосвод, — там тысячи незаселенных миров, которые ждут людей!
— Подумаешь, — горько усмехнулась она. — Люди уже обживают другие планеты, но на Терре от этого лучше не становится.
— Не становится?! Повторюсь, но у вас любой живет словно удельный князь!
— Да, ты так считаешь? — Глаза Самми заблестели. — А где все его слуги, музыканты, придворные, рыцари, готовые сразиться за одну лишь улыбку принцессы?
— Роботы, видеозаписи, голограммы тебя уже не устраивают? — голос Дара сочился сарказмом.
— Видишь ли, принцессой можно ощутить себя лишь повелевая подданными, а их не купишь ни за какие деньги.
Дар с интересом уставился на нее, присвистнул и покачал головой:
— Послушай, но это же чушь собачья!
— А еще декадентство и стагнация, — ехидно добавила Самми. — Все давно протухло. Чего я не могу понять, так это того, как вам удалось избежать подобных явлений?
— Наверное потому, что мы и так на самом дне. Я имею в виду, нам некуда дальше скатываться, остается только ползти вверх.
В глазах Самми вспыхнули огоньки надежды:
— Действительно. Вы — на границе обжитой части Галактики. Терра далеко и на ее помощь рассчитывать не приходится. Остается надеяться лишь на самих себя. К тому времени, когда правительство Федерации пришлет вам рекомендации по поводу той или иной сферы деятельности, окажется, что вы давно уже их или нарушаете или им следуете. И вообще им на все...
— ...наплевать? — Дар понимающе усмехнулся. — Потому что Вольмар клоака на краю обитаемой вселенной, и сюда ссылают тех, кого хотят сгноить? Меня не удивит, если узнаю, что и от Шаклера хотели избавиться.
— Нисколько в этом не сомневаюсь. Шаклер — человек действия. Он способен всколыхнуть стоячее болото, в котором каждая лягушка мнит себя подводной лодкой. Я его прекрасно понимаю, сама из той же породы.
— Неужели? — бросил Дар, пряча улыбку.
— Но ты еще не рассказал, как вам удается облапошивать аборигенов.
— Времени не было. Потерпи до заката, увидишь собственными глазами.
— Месть, продуманная до деталей. Лейтенант заставил Джорджа страдать, загнав его к черту на рога с гарантией, что жертва не сможет отомстить, — она заглянула в глаза Дару. — Или, может быть, ты сможешь вернуться к нормальной жизни по истечении срока?
Дар покачал головой:
— Ни о каком сроке речи быть не может. На Вольмар ссылают только пожизненно, — он остановился и показал направо:
— Там кончается жизнь.
Самми повернулась.
Они стояли посреди широкой плоской равнины. В нескольких сотнях метрах правее от них возвышался пакгауз, отгороженный высокой изгородью.
Под ногами поблескивала в лучах местного светила почва, испещренная спекшимися в стекло проплешинами.
— Космопорт, — ткнула пальцем Самми в ту же сторону, куда показывал Дар.
— Чудесный пейзаж на первый взгляд, не так ли? Командование предпочло возвести его в самом унылом месте планеты, чтобы новоприбывшим жизнь медом не казалась. Здесь закончилась карьера Джорджа.
— И началась новая жизнь?
Дар отрицательно покачал головой:
— Два года он старался понять, что лучше: день, когда вольмарцы швыряют в тебя всевозможными колющими и режущими предметами, или ночь, когда над тобой измывается охрана? — он показал глазами на пакгауз:
— В конце концов парень уяснил, что худшее из зол на Вольмаре — охранники. У горилл, пусть настоящие обезьяны простят мне это сравнение, не только телосложение гориллы, но и соответствующий интеллект. Любимое занятие причинить боль более слабому. А кто слабее на планете-тюрьме? Ответ ясен: тот, кто на нее попал не по своей воле — заключенные.
— Да, кстати, а где охрана? Я что-то ничего гориллообразного пока не встречала.
— Бог их знает, куда их загнал компьютер. Когда сюда прибыл Шаклер, охране пришлось ретироваться.
Самми даже остановилась.
— Это невозможно.
— Почему? — Дар огляделся по сторонам. — Сама же сказала, что охранников не видела.
— Откуда я знаю, для меня военная форма едина.
— Шаклер решил, что ношение формы вселит боевой дух в заключенных. До этого мы щеголяли в традиционных полосатых робах.
— И все-таки, какая же тюрьма без охраны?
— Вопрос сформулирован неверно. Попытайся взглянуть на все глазами психиатра. Спрашивается, на кой ляд нужна охрана?
Девушка сосредоточилась.
— Наверное, для того, чтобы у пленников не было возможности сбежать...
— Куда? — Дар обвел рукой вокруг. — К вольмарцам в деревню? Так мы же враги с самого начала.
— Нет-нет. Удрать с планеты вообще, туда, где весь остальной мир.
— Как ты себе представляешь подобный побег?
Самми открыла было рот, но замерла.
— Если у тебя возникнет какая-нибудь конструктивная мысль, рад буду выслушать, — глаза Дара насмешливо блеснули.
Самми захлопнула рот, аж лязг пошел:
— Нужно набрать побыстрее скорость убегания* [6].
— Гениально! И как ты себе это мыслишь? Заняться спринтом? Взмахнуть руками?
— Не язви, для этого требуется всего лишь угнать звездолет.
— Мы об этом думали. Корабль прибывает сюда раз в месяц. Ты сама на таком прилетела и знаешь, где он находится?
— Звездолет на планету сесть не может, — стала рассуждать Самми вслух, — значит, крутится по орбите...
— ...вокруг луны Вольмара. Так что пассажиры доставляются с планеты сперва на спутник и только потом непосредственно на звездолет. Спускаемый с корабля челнок оборудован скрытыми видеокамерами, да и накопитель на луне тоже под непрестанным наблюдением, так что экипаж звездолета всегда в курсе происходящего.
— Скрытые видеокамеры? Откуда ты знаешь?
— Шаклер предупредил, прежде чем выдворить охрану с планеты.
— А как поступит капитан звездолета, если поймет, что в накопителе беглецы? — задала вертящийся на языке вопрос Самми.
— Очень просто: дистанционно выпустит из накопителя воздух и отключит отопительную систему. А там вакуум, не забывай. Нет даже сторожа, чтобы было кого оглушить и забрать ключи.
Самми содрогнулась.
— Не волнуйся, — утешил ее Дар, — в любом случае нам не добраться до накопителя.
— Почему?
— Как ты спустилась вниз?
— С планеты прислали паром.
Дар утвердительно кивнул:
— А тебе не показалось странным, что когда вы прибыли, парома на луне не было.
— Да, но я решила, что просто с дисциплиной не все ладно.
— Дисциплина действительно разболталась, — согласился Дар, — но ты заметила, что паром прибыл после того, как улетел звездолет. Перед отлетом капитан корабля послал на Вольмар импульс, который включил двигатель парома всего лишь на двадцать четыре часа.
— За эти двадцать четыре часа можно захватить паром, — торжествующе заявила Самми, — прибыть в накопитель и дождаться следующего рейса звездолета!
— Не получится, — сказал Дар. — Кислород и тепло в накопитель подают два или три человека из экипажа сразу после того, как прибывает звездолет. Потом челноком туда отправляют заключенных. Еще через некоторое время прибывает баржа с планеты и забирает очередную партию. Кислорода в накопителе хватает лишь на время между рейсами челнока и баржи, так что все продумано.
— Бог ты мой, наверное, эту систему придумал Шаклер.
— Нет, так было всегда. Меня не удивит, если это — обычное явление для тюремных планет. К тому времени, когда Шаклер прибыл на Вольмар, он знал, что в охранниках нужды нет.
— Сколько здесь осужденных за преднамеренное убийство?
— Не так уж много. Большинство было осуждено за убийство в состоянии аффекта, — Дар передернулся, вспомнив, что его слова не вполне соответствуют истине. — Правда, среди нас оказалось несколько настоящих убийц, и трое из них неудержимо рвались к власти.
— Зачем им власть, если они не могут покинуть планету.
— Прости, но, по-моему, ты несешь чушь. Только подумай, вся планета в твоем распоряжении.
— Но ведь денег нет.
— Настоящих денег нет, это верно. Но я же не утверждал, что убийцы хотели обогатиться. Они стремились к власти.
— Да чего здесь желать? — ляпнула Самми.
— Спасибо, что ткнула меня носом в дерьмо.
— Ой, прости, сама не знаю, что на меня нашло.
— В общем, после того, как отсюда убралась охрана, стало еще хуже. С гориллами в форме каждый знал чего бояться. Но со своими сокамерниками никогда не догадаешься, кто задумал воткнуть тебе перо в бок.
— А разве ножи дозволены?
Дар раздраженно прокашлялся:
— Раз даже вольмарцы способны наточить кремневый нож, то кто мог остановить убийц теперь, когда убралась охрана? Шаклер же заперся за тройными замками в здании администрации. И тогда-то полезли наружу скрытые пороки, и пришла Ночь Длинных Ножей. Каждый, кто точил на кого-то зуб, вышел на охоту за жертвой или превратился в жертву сам. И не успели мы опомниться, как кровь полилась рекой, и появились банды, рыскающие в поисках плохо лежащего.
Самми фыркнула:
— Что ценного здесь можно отыскать?
— Жратву, например. Справедливое распределение продуктов приказало долго жить. Озверевшие арестанты взломали склады и попортили больше еды, чем съели, — Дара передернуло. — Вообрази схватку не на жизнь, а на смерть из-за поганой ветчины, членовредительство из-за головки овечьего сыра и горсть выбитых зубов из-за упаковки маргарина. Тогда-то я и решил забиться в какую-нибудь дыру.
— Ваш генерал не святой, а какая-то акула, — вспыхнула Самми. — Как он мог все это допустить?
— Мне кажется, он знал, чем это кончится.
— Вы могли перебить друг друга до единого. Стоило анархии внедриться в умы...
— Да, могли, соглашусь, однако вероятность тотальной гибели чрезвычайно мала. Нас здесь полмиллиона. Это крупное сообщество, а анархия нестабильна. Когда маленькие банды поняли, что не смогут отбиться в следующий раз от нападения, то стали объединяться. В конце концов возникли армии — мы же солдаты. Процесс шел незаметно, просто внезапно обнаружилось, что враждуют между собой не тысячи и не сотни, а всего три группировки.
— И во главе их стояли те три чудовища, о которых ты упомянул раньше?
Дар кивнул:
— Силы были примерно равны, и разборки ни к чему не привели, лишь погибло с полсотни человек.
— Догадываюсь, что стало дальше: двое из троих заключили перемирие?
— Нет, вольмарцы взяли нас в оборот.
— Ах да, действительно. Зачем им ждать, пока вы организуетесь.
— Верно. Мы перестали выставлять часовых, и у вольмарцев хватило ума напасть на нас ночью.
— Почему же вас всех не перерезали во сне?
— Потому что у каждого из Большой тройки имелись телохранители — главари опасались друг друга. Завыли сирены, поднялся шум, беготня, напомню опять, мы все-таки солдаты, и армейская выучка взяла верх. Итак, мы отбились. А потом с оружием в руках, еще не отойдя после ночного сражения, мы, естественно, обратились к сержантам: «Что делать дальше и кто виноват?» Мало-помалу сформировались роты. Выборные лейтенанты запросили по радио генерала Шаклера.
— Зачем им это... — Самми оборвала себя на полуслове. — Ах да, солдаты всего лишь разновидность бюрократов, никто не захотел брать на себя ответственность.
— Да, муштра отбивает инициативу, и после нападения вольмарцев привычка подчиняться старшему по званию взяла верх. Во всяком случае, Шаклер времени даром не терял и организовал собственную сеть наблюдателей.
К тому же генерал неслабо разбирался в тактике и стратегии, и когда к нему обратились за помощью, стал отдавать приказ за приказом, — Дар покачал головой, ухмыляясь. — Если, конечно, их можно было назвать приказами: «Лейтенант Уолкер, слева прорывается группа из пяти десятков вольмарцев. Мне кажется, вам следует перебежать им дорогу. Вот будет для них сюрприз. Лейтенант Эйбел, взвод сержанта Далтера справа от вас атакует превосходящие силы противника, вышлите, пожалуйста, подкрепление из вашего резерва».
— Не может такого быть! Какой генерал осмелится вежливо разговаривать с подчиненными? Это же плевок в сторону субординации!
— Его замысел мы поняли позже. По сути дела он намекал, что мы ведем собственную войну, и вольны поступать как хотим. Но если нужен совет, то он рад помочь.
— Я так понимаю, что его советы пришлись вам по душе.
— Да, не прошло и часа, как вольмарцы были прижаты к городской стене. И тогда Шаклер попросил лейтенантов оттянуть силы и дать возможность туземцам убраться восвояси. Ответ лейтенантов сводился к одному: «Нечего их жалеть! Надо показать этим подонкам, кто здесь хозяин». «Покажите, покажите, — ответил им Шаклер, — а у каждого из них полно родственников, минимум по шесть-семь на любого из вас. К тому же загнанный в угол заяц дерется как лев, чего ему терять? Уж если вы настроились уничтожить их до единого, то за каждого убитого туземца заплатите по паре солдатских жизней». И лейтенанты отступились, признав справедливость слов Шаклера.
Аборигены же, проявив чудеса изобретательности, перебрались через стену и растворились в окрестных лесах.
— Победа, — тихо прокомментировала Самми.
— Да еще какая! Ибо не успели вольмарцы исчезнуть, как появились наши самостийные диктаторы со своими приспешниками и подняли гвалт: «Все в порядке, парни, война закончена. Верните оружие и разойдитесь по домам». — Дар ухмыльнулся. — Их можно было понять: в конце концов, разве не они открыли для нас свои арсеналы.
— Надеюсь, вы не стали петь под их дудку?
— Конечно, нет. Их тут же взяли на прицел. Солдаты молчали, а наши лейтенанты начали переговоры с бандитами.
— Какие переговоры?
— Это зависело от характера. Наиболее добросердечные скомандовали: «Руки вверх!», а все прочие: «Пли!» Операция прошла быстро и где-то даже милосердно по сравнению с тем, что нам пришлось испытать по милости этих бандитов.
— Что же дальше?
— А дальше лейтенанты устроили совещание.
— Они кого-нибудь выбрали?
— Не сразу. На пост командующего претендовало четыре кандидата. С голосованием дело затянулось настолько, что все ожидали не придется ли палить опять, но уже друг в друга.
Самми содрогнулась:
— Да вы что, животные, что ли?!
— Насколько я понимаю, философы еще не пришли к единому мнению на сей счет. Мое любимое определение: «Человек — это животное, которое умеет смеяться». К счастью, лейтенант Мэндринг, наверное, думал как я.
— Кто такой?
— Парень с чувством юмора. Он предложил проголосовать за генерала Шаклера.
Самми хотела возразить, но призадумалась.
— Вот, вот, — усмехнулся Дар. — Так же среагировало большинство. Потом до ребят дошло, что это шутка. Они принялись хохотать до упаду. Когда отсмеялись до последнего, в помещении сгустилась тишина.
— И?..
— ...появился лейтенант Гриффин с предложением связаться с генералом и спросить его мнение по данному вопросу. Так лейтенанты и поступили.
Обрисовав генералу ситуацию, они спросили, как бы он поступил на их месте.
Генерал ответил, что готов принять командование, но вообще-то следовало бы избрать кого-нибудь из собственных рядов.
Самми улыбнулась:
— Хитро! И что же, лейтенанты вернулись к тому, с чего начали?
— Лейтенанты спросили генерала, как им выбрать самого достойного.
Шаклер ответил: достаточно выкрикнуть имя лейтенанта и пусть каждый, кто испытывает к нему полное доверие, поднимет руку.
— И как прошли выборы?
Никак. Ни один не набрал большинства. Тут лейтенант Мэндринг вновь поставил на голосование кандидатуру генерала Шаклера.
— Долго думали?
— Достаточно долго, чтобы понять, как каждый присутствующий проголодался. Когда подняли руки, то «за» проголосовало триста шестьдесят из четырехсот.
— И это за человека, который прятался в крепости, когда остальные сражались? Ничего не понимаю.
— Наверное, парням надоела анархия. А еще потому, что его советы помогли победить — потерь было немного. Солдаты ценят того, кто их не считает пушечным мясом. Шаклеру объявили, что он выбран на руководящий пост.
— Мне кажется, он остался доволен таким исходом.
— Трудно сказать. Парни, которые ходили к нему, рассказывали, что генерал только вздохнул и попросил содействия в формировании парламента.
Так что после завтрака народу пришлось заняться конституцией.
— Конституцией? В тюрьме?
— Почему бы и нет. Мы же избрали Шаклера демократическим путем. И это был поворотный пункт, с которого мы стали считать себя колонией. Когда писалась конституция, мы называли своего вдохновителя не генералом, а губернатором.
— Как щедро с вашей стороны, — фыркнула Самми, — называть его так, когда Терра уже присвоила Шаклеру этот титул.
— Да, но мы-то не принимали в этом участия. А раз он получил поддержку населения, то мог теперь губернаторствовать легитимно. Как только его позиция упрочилась, он предложил Совету провести ряд реформ.
— Совету?
— Да, нашему законодательному органу. Даже вольмарцы теперь норовят провести в него своих представителей. И первой реформой Шаклера стало введение денежного обращения на всей территории Вольмара.
— Ха! А для чего на тюремной планете деньги?
— Для начала Шаклер уговорил Чолли организовать свой бизнес, а потом и другие заклю... колонисты стали заниматься предпринимательством. Отсюда и пошло оздоровление экономики.
— Должно быть, теперь у вас полно доморощенных капиталистов?
— Это вопрос перспективы. Во всяком случае, появилась нужда в кредитках. Кто-то начал их копить. Потом Чолли стал платить бешеные деньги за трубочный лист...
— Опиумный король?
— Можно сказать и так. Понимаешь, для этого наркотика созрел готовый рынок сбыта. У него интересный эффект: никакой эйфории, никакого кайфа, он не устраняет боль, как морфий, зато замедляет старение. Им очень заинтересовались крупные консорциумы.
— Понятно, — хмыкнула девушка. — В воздухе запахло крутыми бабками.
— Затраты на организацию поставок влетели в копеечку, особенно поначалу, однако Чолли сумел договориться с аборигенами на взаимовыгодных условиях, и торговля с ними расцвела пышным цветом.
— Вследствие торговых контактов вольмарцы, конечно, уже перестали быть столь воинствующими?
— Смотри, какая догадливая, — Дар ковырнул землю носком сапога. — Дальше было совсем просто договориться о показательных сражениях.
— Итак, торговля разрастается, замаячило процветание, вы делаете первые шаги к единому обществу на планете и... — Самми оборвала себя и тряхнула головой. — Невероятно! Центральные планеты погрязли в коррупции и пришли в упадок, а вы здесь, находясь по уши в дерьме, умудрились создать энергично развивающееся общество! На Терре давно отчаялись что-либо изменить, потому что потеряли веру в способность повлиять на происходящее.
— Что?! — Дар был потрясен. — Но у жителей Терры есть все. У них...
— ...нет ни черта, — разозлилась Самми. — На Терре каждый знает, что до смерти будет вкалывать на той же работе, как и его отец, и ничего не сможет изменить. Есть своя конура, свои сервороботы, свой паек. И на этом точка!
— Но ведь у вас даже нищие имеют такие роскошные виллы, что диву даешься. Никому в голову не придет заниматься домашним хозяйством, все делают роботы. Остается масса свободного времени.
— Да? И чем же его заполнить?
— Делай, что пожелаешь! Даже такой простак, как я, слышал, что входит в ваш паек.
Самми пожала плечами:
— Ну, да. Если способен напиваться каждый вечер, ходи на благотворительные коктейли. Если падок на сексуальные излишества, не пропускай «обнаженных шоу»... Фу, какая гадость!
Дар потрясенно поцокал языком: очевидно, перед его затуманенным взором замелькали картинки из «обнаженных шоу», как он их себе представлял.
— А дальше что?! — продолжала Самми обнажать язвы современного общества. — К чему мы придем? Чего на этом пути достигнем! Конечно, — она криво ухмыльнулась, — если родился в семье члена правительства, то это меняет дело, но даже среди продажных политиканов полно сомневающихся в правильности выбранного пути!
— Но ведь, — Дар обвел рукой небосвод, — там тысячи незаселенных миров, которые ждут людей!
— Подумаешь, — горько усмехнулась она. — Люди уже обживают другие планеты, но на Терре от этого лучше не становится.
— Не становится?! Повторюсь, но у вас любой живет словно удельный князь!
— Да, ты так считаешь? — Глаза Самми заблестели. — А где все его слуги, музыканты, придворные, рыцари, готовые сразиться за одну лишь улыбку принцессы?
— Роботы, видеозаписи, голограммы тебя уже не устраивают? — голос Дара сочился сарказмом.
— Видишь ли, принцессой можно ощутить себя лишь повелевая подданными, а их не купишь ни за какие деньги.
Дар с интересом уставился на нее, присвистнул и покачал головой:
— Послушай, но это же чушь собачья!
— А еще декадентство и стагнация, — ехидно добавила Самми. — Все давно протухло. Чего я не могу понять, так это того, как вам удалось избежать подобных явлений?
— Наверное потому, что мы и так на самом дне. Я имею в виду, нам некуда дальше скатываться, остается только ползти вверх.
В глазах Самми вспыхнули огоньки надежды:
— Действительно. Вы — на границе обжитой части Галактики. Терра далеко и на ее помощь рассчитывать не приходится. Остается надеяться лишь на самих себя. К тому времени, когда правительство Федерации пришлет вам рекомендации по поводу той или иной сферы деятельности, окажется, что вы давно уже их или нарушаете или им следуете. И вообще им на все...
— ...наплевать? — Дар понимающе усмехнулся. — Потому что Вольмар клоака на краю обитаемой вселенной, и сюда ссылают тех, кого хотят сгноить? Меня не удивит, если узнаю, что и от Шаклера хотели избавиться.
— Нисколько в этом не сомневаюсь. Шаклер — человек действия. Он способен всколыхнуть стоячее болото, в котором каждая лягушка мнит себя подводной лодкой. Я его прекрасно понимаю, сама из той же породы.
— Неужели? — бросил Дар, пряча улыбку.
— Но ты еще не рассказал, как вам удается облапошивать аборигенов.
— Времени не было. Потерпи до заката, увидишь собственными глазами.
Глава 2
— Костер разжигают не так, — воскликнула Самми.
— Кто бы говорил, — огрызнулся Дар, наваливая в кучу сучья и свежую зелень. — Ты же горожанка.
— С чего ты взял?
— Сама сказала. Ты прибыла с Терры, а это один гигантский город.
— Это правда, но у нас имеется несколько парков и заповедников, вроде Скалистых гор. Я знаю, что для костра нужно использовать только сухое дерево.
— Абсолютно верно, — Дар со снисходительной улыбкой обозрел столб клубящегося черного дыма, окрашенного багровым закатом.
Самми вздохнула:
— Ладно, так бы и сказал, что хочешь привлечь внимание к кострищу. Что у нас сегодня на обед?
— Не беспокойся, — Дар порылся в мешке. — У нас есть сыр и крекеры. Не считая вина, конечно.
Опустилась ночь и появились первые гости — пятеро вольмарцев, каждый с тюком на плече.
— Добро пожаловать! — Дар потер руки и потянулся за стаканами.
— Хочешь их споить, пока они не начали торговаться, — фыркнула Самми.
— Ха, они выпьют все, что у меня есть, и глазом не моргнут. Выпивка всего лишь дружественный акт, — Дар поднялся навстречу гостям, показывая им бутыль.
— Ну, как?!
— Ты предлагать, я не отказываться, — хмыкнул первый абориген. — Рад видеть Дар Мандра.
— И я рад повидаться с тобой, Хиршмаер, — Дар раздал стаканы, разлил вино и поднял тост:
— За торговлю!
— И прибыль! — добавил Хиршмаер. Он разом осушил полстакана. — Отлично мало-мало принять на грудь после долгая прогулка и жаркий день, занятого сбором трубочного листа.
— Сочувствую, — сказал Дар. — Особенно, когда платят за сбор так мало.
— Пять и тридцать восемь сотых квахера по данным биржи на Либре, — вставил тут же второй вольмарец.
— Эти данные только что прибыли с грузовиком. Вам-то откуда они известны? — удивился Дар.
— В прошлом месяце ты продал народу отличное радио, — напомнил Хиршмаер. — Кстати, передай сержанту Уэлстоку благодарность за превосходное составление музыкальных программ.
— Передам обязательно, — Дар черканул в блокнот.
— Правда, этот парень чересчур увлекается ударными, — задумчиво прокомментировал третий вольмарец.
— Наверное, считает, что если мы туземцы, то без ума от тамтамов. А настоящий абориген, — он мечтательно закатил глаза, — предпочитает Вивальди, Бартока и Шнитке.
— Будет сделано, Слотмаер, — согласился Дар, склонившись к блокноту.
— Кому еще вина?
К нему потянулись все пять стаканов. Дар обошел всех с бутылью и только после этого подобрал с земли тюк.
— Неплохо, неплохо. Сейчас посмотрим, с чем вы пожаловали.
Он положил тюк на чашу весов, вмонтированных в гравинарты.
— Двадцать семь и тридцать две сотых килограмма, — деловито отрапортовали интеллектуальные сани. — Девяносто семь процентов составляет organum translucem, остальные три — трава, листва и прочий мусор.
— Мусора многовато, — укоризненно заметил Дар, кладя тюк между собой и Хиршмаером.
— Ты говорил правду, что эта штука неживая? — забеспокоился кто-то из вольмарцев.
— Конечно. Но в ней живет дух.
— У машины не может быть духа, — безапелляционно заявил беспокойный вольмарец.
— Хлопцы, — сказал Дар. — Не вам ли я продал серию книг по истории философии?
— Нам, — подтвердил Хиршмаер, — в прошлом году. Благодаря этой серии половина племени теперь исповедуют доктрину Локка* [7].
— Локка? — изумился Дар. — Я считал, что вас сильнее заинтересуют Беркли* [8] или Сартр...* [9]
— Локк — устаревшая концепция, — фыркнул Слотмаер, — но она впитана с молоком матери. Ты забываешь, что наши предки — отломанная ветвь с общего древа цивилизации.
— К сожалению, я об этом все время забываю, — сознался Дар. — Ладно, с философией завязываем! Как насчет двухсот тридцати четырех кредитов за тюк?
Хиршмаер отрицательно покачал головой:
— Грабеж среди бела дня! Это гораздо ниже биржевой стоимости на Либре. На сегодняшний момент котировка твоего векселя — всего восемьдесят процентов от либранского стеллара.
— Погоди, погоди, — проворчал Дар, — дай перекинуться парой слов с сержантом Уэлстоком. И пусть моя цена на двадцать процентов ниже, не забывай, нам приходится оплачивать фрахт до Либра...
— ...а твоему боссу Чолли платить тебе комиссионные, — добавил Слотмаер. — Мы ничего не забыли, Дар Мандра.
— Если не считать того, что Чолли должен в налоговой декларации показать хоть какую-нибудь прибыль, иначе он в два счета потеряет лицензию! — взвился Дар. — Ну, хорошо, пожалуй, могу согласиться на двести пятьдесят семь.
— Кто бы говорил, — огрызнулся Дар, наваливая в кучу сучья и свежую зелень. — Ты же горожанка.
— С чего ты взял?
— Сама сказала. Ты прибыла с Терры, а это один гигантский город.
— Это правда, но у нас имеется несколько парков и заповедников, вроде Скалистых гор. Я знаю, что для костра нужно использовать только сухое дерево.
— Абсолютно верно, — Дар со снисходительной улыбкой обозрел столб клубящегося черного дыма, окрашенного багровым закатом.
Самми вздохнула:
— Ладно, так бы и сказал, что хочешь привлечь внимание к кострищу. Что у нас сегодня на обед?
— Не беспокойся, — Дар порылся в мешке. — У нас есть сыр и крекеры. Не считая вина, конечно.
Опустилась ночь и появились первые гости — пятеро вольмарцев, каждый с тюком на плече.
— Добро пожаловать! — Дар потер руки и потянулся за стаканами.
— Хочешь их споить, пока они не начали торговаться, — фыркнула Самми.
— Ха, они выпьют все, что у меня есть, и глазом не моргнут. Выпивка всего лишь дружественный акт, — Дар поднялся навстречу гостям, показывая им бутыль.
— Ну, как?!
— Ты предлагать, я не отказываться, — хмыкнул первый абориген. — Рад видеть Дар Мандра.
— И я рад повидаться с тобой, Хиршмаер, — Дар раздал стаканы, разлил вино и поднял тост:
— За торговлю!
— И прибыль! — добавил Хиршмаер. Он разом осушил полстакана. — Отлично мало-мало принять на грудь после долгая прогулка и жаркий день, занятого сбором трубочного листа.
— Сочувствую, — сказал Дар. — Особенно, когда платят за сбор так мало.
— Пять и тридцать восемь сотых квахера по данным биржи на Либре, — вставил тут же второй вольмарец.
— Эти данные только что прибыли с грузовиком. Вам-то откуда они известны? — удивился Дар.
— В прошлом месяце ты продал народу отличное радио, — напомнил Хиршмаер. — Кстати, передай сержанту Уэлстоку благодарность за превосходное составление музыкальных программ.
— Передам обязательно, — Дар черканул в блокнот.
— Правда, этот парень чересчур увлекается ударными, — задумчиво прокомментировал третий вольмарец.
— Наверное, считает, что если мы туземцы, то без ума от тамтамов. А настоящий абориген, — он мечтательно закатил глаза, — предпочитает Вивальди, Бартока и Шнитке.
— Будет сделано, Слотмаер, — согласился Дар, склонившись к блокноту.
— Кому еще вина?
К нему потянулись все пять стаканов. Дар обошел всех с бутылью и только после этого подобрал с земли тюк.
— Неплохо, неплохо. Сейчас посмотрим, с чем вы пожаловали.
Он положил тюк на чашу весов, вмонтированных в гравинарты.
— Двадцать семь и тридцать две сотых килограмма, — деловито отрапортовали интеллектуальные сани. — Девяносто семь процентов составляет organum translucem, остальные три — трава, листва и прочий мусор.
— Мусора многовато, — укоризненно заметил Дар, кладя тюк между собой и Хиршмаером.
— Ты говорил правду, что эта штука неживая? — забеспокоился кто-то из вольмарцев.
— Конечно. Но в ней живет дух.
— У машины не может быть духа, — безапелляционно заявил беспокойный вольмарец.
— Хлопцы, — сказал Дар. — Не вам ли я продал серию книг по истории философии?
— Нам, — подтвердил Хиршмаер, — в прошлом году. Благодаря этой серии половина племени теперь исповедуют доктрину Локка* [7].
— Локка? — изумился Дар. — Я считал, что вас сильнее заинтересуют Беркли* [8] или Сартр...* [9]
— Локк — устаревшая концепция, — фыркнул Слотмаер, — но она впитана с молоком матери. Ты забываешь, что наши предки — отломанная ветвь с общего древа цивилизации.
— К сожалению, я об этом все время забываю, — сознался Дар. — Ладно, с философией завязываем! Как насчет двухсот тридцати четырех кредитов за тюк?
Хиршмаер отрицательно покачал головой:
— Грабеж среди бела дня! Это гораздо ниже биржевой стоимости на Либре. На сегодняшний момент котировка твоего векселя — всего восемьдесят процентов от либранского стеллара.
— Погоди, погоди, — проворчал Дар, — дай перекинуться парой слов с сержантом Уэлстоком. И пусть моя цена на двадцать процентов ниже, не забывай, нам приходится оплачивать фрахт до Либра...
— ...а твоему боссу Чолли платить тебе комиссионные, — добавил Слотмаер. — Мы ничего не забыли, Дар Мандра.
— Если не считать того, что Чолли должен в налоговой декларации показать хоть какую-нибудь прибыль, иначе он в два счета потеряет лицензию! — взвился Дар. — Ну, хорошо, пожалуй, могу согласиться на двести пятьдесят семь.