– Обещаю вам, Анна, что вы скоро сможете танцевать опять. – Вот только как скоро?.. Чтобы вернуть былую форму, ей придется пройти долгий и нелегкий путь, и оба отлично это знали. – А тем временем вам придется подумать о том, чем заниматься. – Он уже позаботился доставить в ее домик большую стопку книг, и Анна пообещала про себя, что непременно все их прочтет. До сих пор тренировки и репетиции не оставляли ей возможности читать. – Вы любите стихи? – осторожно спросил доктор. Ему не хотелось показаться слишком самонадеянным и навязчивым, но сам он всегда обожал поэзию.
   – Очень, – кивнула она.
   – Я принесу вам что-нибудь завтра. Больше всего мне нравится Пушкин. Надеюсь, вам тоже он придется по вкусу. – Анна вспомнила, что читала кое-какие из его стихов, и была только рада возможности познакомиться с чем-то новым. – Завтра я загляну к вам, как только осмотрю Алексея. И останусь с вами на второй завтрак, так что вам не придется сидеть за столом совсем одной. – Пожалуй, ему давно было пора откланяться, но что-то удерживало его в этой комнате. – Вы обещаете, что за ночь с вами ничего не случится? – Он действительно сильно тревожился о том, как ей удастся привыкнуть к одиночеству.
   – Обещаю, – весело улыбнулась она. – Со мной все будет хорошо. А теперь отправляйтесь поскорее к семье, иначе они подумают, будто я ужасно капризная особа!
   – Они прекрасно знают, что значит быть доктором. Стало быть, до завтра! – сказал он, стоя в дверях, и Анна взмахнула рукой на прощание, думая о том, какой это чуткий и добрый человек и какое счастье, что она с ним знакома.

Глава 3

   Принесенные на следующий день доктором Преображенским стихи были так хороши, что Анна не могла читать их без слез. Медленно, ненавязчиво молодой врач вводил прелестную танцовщицу в неведомый для нее мир интеллекта, где ничто не сможет сдержать полет вольной мысли. Вот и этим утром он принес ей новый роман. Анна уже успела прочесть начало и за вторым завтраком принялась его обсуждать. Как и те стихи, что доктор приносил ей прежде, это была одна из самых любимых им книг, и оба не заметили, как за разговором пролетело время.
   Оба не на шутку удивились, когда доктор собрался уходить и обнаружил, что засиделся до четырех часов и – что было совершенно непростительно – заговорил свою пациентку до изнеможения.
   – Я не имел права так вас утомлять, – с раскаянием заметил он. – Уж кому, как не мне, об этом знать!
   – Ничего страшного, – возражала Анна, очень довольная их беседой. Ей подали второй завтрак в постель, а доктору накрыли маленький столик у нее в спальне.
   – Я был бы рад, если бы вы сейчас заснули, – говорил врач, поудобнее устраивая пациентку в кровати и поправляя ей подушки. Конечно, все это могла бы сделать сиделка, но ему было приятно самому ухаживать за больной. – Постарайтесь как следует выспаться. Сегодня я обедаю во дворце и по пути домой загляну сюда еще раз. Надеюсь, вам не станет хуже. – Он проверял ее состояние каждый вечер, и Анна не могла не оценить такую заботу. Эти вечерние визиты помогали ей выпутаться из сетей тоски, одолевавшей ее вместе с подступающими сумерками.
   – Буду рада вас видеть, – заверила она, из последних сил перебарывая дремоту.
   Доктор погасил свет, на цыпочках прошел к двери и с порога обернулся еще раз. Анна лежала, закрыв глаза, и уже крепко спала в ту минуту, когда он выходил из домика. Она не проснулась до самого обеда.
   Первое, что она увидела, открыв глаза, – детский рисунок. Сиделка сказала, что заходил Алексей, но не стал ее будить и оставил рисунок. Он изобразил Анну во время ее смешных уроков плавания прошлым летом. Как и большинство мальчишек в его возрасте, он любил шутки и розыгрыши. И нисколько не стеснялся в обществе Анны, ведь она была ровесницей его сестрам.
   Больная уже доела поданный на обед суп и пила чай, когда доктор Преображенский заглянул к ней по пути домой из Александровского дворца. Он пребывал в приподнятом настроении и с охотой рассказывал, как прошел обед. Несколько раз в неделю его непременно приглашали отобедать с императорским семейством – если уж на то пошло, он чаще обедал во дворце, чем дома.
   – Это чудесные, удивительные люди, – с чувством повторял врач. Он давно был верным поклонником и императора, и императрицы. – На них лежит столь огромная ответственность – непосильный, тяжкий груз! А теперь, когда в мире полыхает война, он стал во сто крат тяжелее! Во всех больших городах неспокойно, начались волнения. Не говоря уже о том страхе, который внушает им здоровье Алексея. – Угроза погибнуть от гемофилии висела над цесаревичем с самого рождения, и оттого при нем постоянно приходилось держать врача. Доктор Преображенский находился возле наследника практически безотлучно, хотя и делил свои обязанности с доктором Боткиным.
   – Наверное, вам тоже приходится нелегко, – тихонько промолвила Анна, – ведь вы почти не бываете дома, с близкими вам людьми. – Ей уже было известно, что доктор Преображенский был женат на англичанке и имел двух сыновей: двенадцати и четырнадцати лет.
   – Их величества относятся ко мне с пониманием. Они чрезвычайно добры и при каждом удобном случае приглашают во дворец Мери. Но она никогда не приезжает. Она предпочитает оставаться дома, заниматься с мальчиками или просто сидеть за вышивкой. Ее совершенно не интересуют ни моя работа, ни люди, с которыми мне приходится общаться.
   А вот это никак не укладывалось у Анны в голове – стоило подумать о его пациентах. Вряд ли их можно было назвать обычными людьми. Анна не могла отделаться от ощущения, что жена доктора Преображенского попросту ревнует его к царской семье. Ей не верилось в то, что молодая женщина может добровольно стать отшельницей. Возможно, она слишком стеснительна и не способна преодолеть робость?
   – Ко всему прочему она практически не знает русского языка и оттого беспомощна. Но не желает утруждать себя учебой. – Доктор не стал уточнять, что в этом нежелании крылась причина их постоянных давних споров. Сетования на Мери перед Анной не делают чести его уму и сердцу, хотя трудно было представить двух более непохожих женщин. Одна так и лучилась энергией и жаждой жизни, тогда как другая только и знала, что жаловалась и казалась усталой, разочарованной и недовольной.
   А на Анну не подействовал даже ужасный недуг. Она по-прежнему была очаровательна, и никто не мог устоять перед ее кротким, открытым нравом. Для самой же Анны каждая новая беседа с доктором Преображенским становилась настоящим откровением. Она никогда не общалась с молодыми людьми, кроме ее одноклассников по балетной школе и партнеров по сцене, у нее не было приятелей-мужчин или кавалеров, в которых можно было влюбиться. Единственными знакомыми мужчинами по-прежнему оставались отец и братья, да и тех она почти не видела. Им так редко удавалось ее навещать! Братья приезжали в Санкт-Петербург на ее премьеры раз в год, да и отец не намного чаще. Почти все свое время и силы они отдавали службе в армии.
   А с Николаем Преображенским Анна чувствовала себя совершенно по-другому. Он стал ее близким другом, с которым так приятно поговорить. Она простодушно призналась ему в этом, и доктор явно был очень польщен. Ему также доставляли удовольствие эти беседы и возможность поделиться своими чувствами по поводу любимых стихов и книг. Честно говоря, ему импонировали многие ее черты, однако он также относил это на счет приятельских, дружеских отношений. Он даже хотел поделиться этим с Мери – когда Анна была еще совсем больна, Николай мельком упоминал ее имя. Он рассказал жене, что его вызвали в балетную школу к танцовщице, умирающей от гриппа. Но Мери ни разу не поинтересовалась, что же стало с этой танцовщицей, и со временем ему совсем расхотелось о ней говорить. В некотором смысле так было проще – держать ново-обретенную дружбу в тайне от остальных.
   Конечно, в прежнее время об этом не могло быть и речи, однако после пятнадцати лет совместной жизни доктор успел убедиться, что не имеет ни желания, ни сил рассказывать Мери о своей работе и друзьях. Его попытки общаться натыкались на слишком откровенное, непробиваемое равнодушие. В последние годы они почти не разговаривали. Несколько лет назад, когда Мери вдруг засобиралась обратно в Англию, Николаю пришлось пережить немало тяжелых минут. Он не желал расставаться с женой и тем более отправлять своих сыновей в частную школу. Он хотел, чтобы близкие ему люди оставались рядом, вместе с ним. Но со временем Мери перестала даже сердиться на его несговорчивость. Она замкнулась в себе и была ко всему безразлична. Правда, жена никогда не упускала возможности лишний раз напомнить о том, как она ненавидит Россию и необходимость жить в этой стране. Вот почему общество живой, непосредственной Анны стало такой желанной отдушиной. Эта девушка никогда ни о чем не жалела и не сетовала на свою совсем не легкую жизнь. Она готова была любить эту жизнь такой, какая она есть, и считала себя вполне счастливой.
   – Наверное, ваши сыновья на вас очень похожи? – весело спрашивала Анна.
   – Люди говорят, что да. – Он невольно улыбнулся. – Хотя я так не считаю. По-моему, они пошли в мать. Это очень хорошие мальчики. И скоро они станут юношами. Мне каждый раз приходится об этом вспоминать – слишком привык относиться к ним как к малышам. И их это ужасно злит. Они невероятно независимые. Я и оглянуться не успею, как они повзрослеют и скорее всего пойдут служить в армию.
   Тут Анна вспомнила своих братьев, которых не видела уже целую вечность. С тех пор как Россия вступила в войну, она постоянно беспокоилась за их жизнь.
   Девушка принялась рассказывать Преображенскому про своих братьев, и он слушал ее с горькой улыбкой. Анна обращалась к нему с неизменной почтительностью и всегда называла «доктор», отчего он чувствовал себя до обидного старым и чужим ей человеком, а не тем близким другом, каким хотел бы себя считать.
   Он на удивление быстро проникся симпатией к своей юной пациентке. Хотя их познакомили еще год назад, в Ливадии, по-настоящему они узнали друг друга только сейчас – и тут же крепко подружились.
   – Вы не могли бы звать меня по имени? – не выдержал он. – По-моему, так было бы намного проще нам обоим.
   И сблизило бы их еще сильнее, но об этом Анна как-то не думала. Ей нравился этот человек, вот и все. Его просьба прозвучала так робко, что тронула Анну до глубины души, как и многие другие особенности его характера. И она улыбнулась в ответ совсем по-детски. Зародившаяся между ними дружба продолжала оставаться совершенно платонической и невинной.
   – Конечно, если вам так нравится. А при посторонних я могла бы обращаться к вам по-прежнему. – Для Анны это казалось весьма важным – она прекрасно понимала разницу в их возрасте и положении. Николай был старше ее на целых двадцать лет.
   – Абсолютно с вами согласен, – с видимым удовольствием заявил он.
   – Вы не познакомите меня со своей семьей, пока я живу в Царском Селе? – Анну живо интересовало все, что касалось его жены и детей.
   – Вряд ли, – честно отвечал доктор. – Мери старается не являться во дворец без крайней нужды. Я ведь уже описывал вам, какая она домоседка. Мери почти никогда не принимает приглашения от императрицы, если только не боится, что это могут счесть за оскорбление.
   – Разве это не осложняет ваши отношения с их величествами? – по-детски прямо спросила Анна. – Должно быть, государыня сердится на вашу жену?
   – Насколько мне известно – нет. Она слишком тактичная женщина, чтобы выказать гнев, даже если испытывает его. И к тому же она, по-моему, догадывается, что у моей жены довольно тяжелый характер.
   Пожалуй, перед Анной впервые приоткрылась завеса над его личной жизнью. В самом деле: они свободно обсуждали все на свете, однако ни разу не поговорили толком о его семье. Анне почему-то казалось, что его дом должен быть полон душевного тепла и уюта.
   Во всяком случае, Николай никогда не жаловался на свою семейную жизнь.
   – Мне кажется, ваша супруга излишне стеснительна, – великодушно предположила Анна.
   – Нет, я так не думаю. – И Николай снова мрачно улыбнулся. Его в который раз покоробила несхожесть этих двух женских характеров. – Но она не любит следить за модой и наряжаться в вечерние платья. Одно слово – англичанка. Больше всего на свете ей по душе верховые прогулки и охота – то есть все, чем развлекаются в поместье ее отца, в Хемпшире. А все остальное навевает на нее скуку, и только. – Он вполне мог бы добавить «включая и меня», однако не захотел вызывать к себе жалость – особенно в Анне.
   Они с Мери давно разочаровались в своем браке, но Николай переживал это намного болезненнее и старался найти утешение в детях. Попытка соединить две столь разные натуры была заранее обречена на провал. Мери была холодной, надменной и замкнутой особой. А его характер отличался жизнелюбием и открытостью. Жена осуждала его образ жизни и частенько обзывала Николая царской болонкой. За пятнадцать лет ему до смерти осточертели ее бесконечные жалобы. Вполне естественно, что такая бездушная и ревнивая женщина не сумела обзавестись здесь друзьями. Ее упрямое неприятие здешней жизни стало тяготить даже родных сыновей. Все, чего она хотела, о чем мечтала, – вернуться назад, в Англию. И ей казалось само собой разумеющимся, что муж должен все бросить и покорно последовать за ней. Николаю пришлось поставить ее на место и предупредить, что если она все же решится уехать из России, то в Англию ей придется возвращаться одной, без семьи.
   – Почему же ей так не понравилось у нас? – искренне недоумевала Анна.
   – У нас слишком холодно зимой – по крайней мере так она говорит. Британские острова тоже не могут похвастаться хорошей погодой, правда, там намного теплее. Но Мери не нравится сама страна и люди. Она ненавидит даже нашу пищу. – Тут Николай улыбнулся. Ну вот, опять он о своем.
   – Ей было бы проще полюбить Россию, если бы она выучила язык, – с сочувствием предположила Анна.
   – Я об этом все уши ей прожужжал. Все дело в ее собственном нежелании идти на уступки. До той поры, пока Мери не выучит русский, она вроде как и живет не в России – во всяком случае, так она может себе представлять. Хотя, конечно, от этого никому не легче, и прежде всего ей самой.
   А также ему, Николаю. Он жил с этим грузом вот уже пятнадцать лет, и в последние годы ему было совсем тяжело, но он не стал объяснять эти подробности Анне. Он не смел признаться в собственном одиночестве. В том, что бесконечно рад возможности просто сидеть и беседовать с внимательным, отзывчивым слушателем, обсуждать любимые стихи и романы. Если бы не сыновья, Николай давно отпустил бы Мери в Англию. Кроме детей, у них давно не было ничего общего.
   – А теперь отец Мери без конца пугает ее войной. Он уверен, что рано или поздно у нас должна случиться революция. Он твердит, что такую огромную страну почти невозможно держать под контролем, а Николай Второй слишком слаб духом. Что за смешная чушь! Но Мери готова ему верить, хотя ее отец всю жизнь только и делал, что бросался от одной крайности к другой.
   Анна с тревогой ловила каждое его слово. Она никогда прежде не интересовалась политикой. Ей вполне хватало занятий балетом и не было нужды вникать в судьбы мира.
   – А вы тоже в это верите? – серьезно спросила она. – В то, что будет революция? – было очевидно, что девушка готова была безоговорочно положиться на суждение своего старшего друга.
   – Ни в коем случае, – отрезал Николай. – Ни у кого нет ни малейшей возможности совершить революцию у нас в стране. Россия слишком могучая страна, чтобы допустить подобное. Власть царя у нас незыблема. Просто Мери ухватилась за очередной предлог сбежать отсюда. Дескать, я рискую жизнью наших детей. Она всегда очень легко попадала под влияние отца. – И Николай мягко улыбнулся, глядя на юное создание, удивленно взиравшее распахнутыми глазами на открывшийся перед ней мир.
   Во всем, что не имело отношения к балету, Анна была трогательно наивной, и ему доставляло немалое удовольствие следить за первыми шагами, сделанными девушкой вне школы. Он словно делился с нею прекрасным, огромным миром, который, оказывается, и сам отчаянно любил. По сравнению с ее чистым восторгом надменная агрессивность Мери выглядела еще более нелепо и жестоко. Жизнь в России только озлобила ее и заставила окончательно замкнуться в своем маленьком мирке.
   А ведь когда-то Мери показалась ему очаровательной милой девушкой, живо интересовавшейся окружающим миром и людьми. У них было множество общих интересов и почти полное взаимопонимание. В те времена Мери обожала медицину и предвкушала его блестящую карьеру. Звание императорского лейб-медика показалось ей оскорбительным и недостойным, впрочем, как и многие другие вещи. Анна относилась к нему совершенно по-иному. Но с другой стороны, Мери была старше этой девушки на целых семнадцать лет. Самому Николаю исполнилось тридцать девять, а жена отставала от него на каких-то три года. По сравнению с ними Анна все еще могла считаться ребенком. И его твердое мнение по поводу революции моментально успокоило ее.
   – А как вы думаете, скоро закончится война? – все так же непосредственно спросила она, и Николай улыбнулся как можно увереннее, хотя давно уже тревожился из-за огромного количества убитых и раненых. Ведь Россия собиралась в два счета покончить со всеми врагами, однако, к немалому удивлению общества, «победный конец» все никак не наступал.
   – Я очень надеюсь, что скоро, – кратко промолвил доктор.
   – Мне очень страшно за отца и братьев, – призналась Анна.
   – С ними все будет в порядке. И со всеми нами тоже.
   Как всегда, от беседы с Николаем у нее потеплело на душе. Он еще долго оставался с Анной и обсуждал очередную книгу, прежде чем собрался уходить. Больной по-прежнему едва хватало сил на столь долгие беседы, а ему давно пора домой. Рано или поздно все равно приходилось возвращаться.
   – Мы обязательно увидимся завтра, – пообещал доктор, и девушка долго вслушивалась, как его сани скрипят по снегу, удаляясь в холодную тьму.
   Ее мысли вертелись вокруг того, что рассказал Николай о своей жене. Судя по его лицу, он не очень-то счастлив в браке. Такому положению не позавидуешь, ведь ситуация складывалась безвыходная. Может быть, доктор все же смог бы убедить Мери выучить русский язык? Или время от времени отпускать ее повидаться с отцом? Анна была потрясена тем, что жена не желала разделять той преданности, с которой ее супруг служил семье государя императора. Столь необъяснимые надменность и упрямство не укладывались в голове. И в то же время девушка не могла отделаться от мысли, что Николай слишком сгущает краски. Наверное, он просто устал и оттого видит все в черном цвете? Так она гадала без конца, лежа в кровати. Конечно, ужасы войны сейчас не оставляли равнодушным ни одного честного человека. Возможно, именно там Николаю следует искать причины своей тревоги – а не в поведении его строптивой жены?
   И в то же время Анне и на минуту не могло прийти в голову, что доктор Преображенский испытывает к ее персоне какой-то личный интерес, помимо необходимости заботиться о ее здоровье. В конце концов, он же был женатым, семейным человеком! И даже если его что-то не устраивало в поведении жены, это, несомненно, не так уж плохо, как можно было вообразить с его слов. Для Анны, все еще взиравшей на мир через призму замкнутого мирка балетной школы, отношения между людьми казались простыми и понятными, а брак представлялся незыблемой святыней. Наверняка Николай гораздо счастливее с Мери, чем выглядит и говорит.
   Впрочем, в последующие две недели он ни разу не упоминал о жене во время своих регулярных визитов. Анна уже окрепла настолько, что стала выходить к столу, и в один прекрасный солнечный январский день доктор повел ее на первую прогулку в палисадник возле дома. В бодрящем воздухе внезапно повеяло весной, и Анна много смеялась и шутила над его чересчур серьезным подходом к жизни. К этому времени он уже принес ей почти все свои книги со стихами, и Анна успела прочесть несколько его любимых романов. Алексей заглянул к Анне выпить чаю, и доктор Преображенский остался, чтобы развлекать обоих своих пациентов. Они уселись играть в карты, и Алексей сиял от удовольствия, потому что постоянно выигрывал, и сердито запротестовал, когда Анна обвинила его в жульничестве.
   – Неправда! – возмущался он. – Это ты, Анна, совсем не умеешь играть! – Алексей говорил так уверенно, что девушка решила прикинуться оскорбленной.
   – Это я-то не умею? Да я играю лучше всех! Просто кое-кто за этим столом передергивает карты!
   Николай молча наблюдал за их приятельской перепалкой и втихомолку улыбался.
   – Я никогда не передергиваю, и если ты посмеешь меня в этом обвинить, то пожалеешь! Вот стану царем и прикажу отрубить тебе голову!
   – А по-моему, у нас давно уже так не делают! – И Анна обратилась к Николаю: – Верно?
   – А я буду, если захочу! – заявил Алексей, явно не желая расставаться с такой перспективой. – Я еще подумаю: может, вдобавок отрублю тебе ноги, чтобы ты не танцевала, и руки, чтобы не играла в карты!
   – Да ведь мне отрубят голову – после этого вряд ли потанцуешь! И вообще это слишком больно и противно! – с лукавой улыбкой сказала Анна.
   – Нет уж, пусть тебе отрубят все по порядку – на всякий случай! – Похоже, Алексею пришлась по вкусу роль кровожадного тирана. Однако уже через минуту он спросил: – Можно мне съездить на твое выступление в Санкт-Петербурге? Ну, то есть когда ты вернешься в балет? Мне будет очень приятно на тебя посмотреть!
   – Мне тоже, – призналась она.
   – Но я не хочу, чтобы ты уезжала от нас слишком скоро. Так что не очень-то торопись. – И тут он вспомнил: – Мама просила узнать, как ты себя чувствуешь и можно ли пригласить тебя к обеду. – Алексей обернулся к Николаю: – Можно?
   – Не раньше чем на будущей неделе. Не стоит торопить события.
   Анна провела в Царском Селе всего две недели, быстро утомлялась и передвигалась с большим трудом.
   – Но я не захватила с собой подобающее платье, – посетовала она.
   – Ну так приходи в ночной рубашке, – тут же нашелся Алексей. – Все равно никто ничего не заметит.
   – Боюсь, это сильно смутит окружающих! – И хотя Анна рассмеялась от одной мысли о подобной возможности, у нее действительно не нашлось бы платья, подходящего для обеда с императорской семьей.
   – Наверняка у девчонок найдется какое-нибудь платье взаймы! – пообещал Алексей. Ведь его сестры были примерно одного роста с Анной.
   – Вы тоже будете там? – непринужденно поинтересовалась Анна у Николая. Ей было бы спокойнее оказаться в его обществе. Званый обед у государыни – не шутка, и ей стало немного страшно.
   – Не исключено, – с ободряющей улыбкой отвечал Николай. – Мне пока еще ничего не говорили, но если в ту ночь будет мое дежурство, то обедать я буду во дворце. – Он отлично знал, что, даже если и не получит специального приглашения, очень легко сможет поменять расписание так, чтобы остаться в нужный вечер при Алексее. Оба врача никогда не были поборниками точного соблюдения графика, и к тому же у его старшего коллеги было больше причин уступить ночное дежурство Николаю и лишнюю ночь провести у себя дома, с семьей.
   Николаю с Алексеем настала пора возвращаться во дворец, а Анна прилегла вздремнуть. Когда же она проснулась, то была немало удивлена: Николай вернулся к ней в спальню и стоял возле ее постели с тревожным, напряженным лицом.
   – Что-то случилось? – Анне стало не по себе: она не понимала, что происходит и отчего доктор смотрит на нее как-то странно.
   Николай не сразу нашелся, что ответить.
   – Я просто хотел убедиться, что все в порядке. Мне вдруг показалось, что вас слишком утомила утренняя прогулка, ведь вы первый раз вышли на свежий воздух.
   – Я чувствую себя прекрасно, – заверила Анна и уселась в кровати, не спуская с доктора глаз. Ей ужасно хотелось попросить разрешения возобновить свои занятия, но она понимала, что еще слишком рано об этом говорить. Это приводило ее в отчаяние – ведь каждый пропущенный день отдалял ее возвращение в настоящий балет! Анна боялась, что за это время ее мускулы окончательно одрябнут, а тело утратит все навыки танцовщицы. – Я проспала не меньше двух часов. Это очень забавно – играть в карты с Алексеем.
   – Кстати, он и впрямь передергивает. И всегда меня обыгрывает, – с широкой улыбкой сообщил Николай. – А вы поставили его на место. И он в полном восторге. Всю дорогу до дома только и говорил о том, как отрубит вам голову, и какая это будет ужасная казнь, и как он будет веселиться.
   – Вряд ли такое поведение пристало императорской особе. – Анна улыбнулась в ответ, радуясь, что снова видит Николая. Наверное, он спешит на обед. И это действительно было так. Сегодня его ночное дежурство.
   – …Я попытаюсь заглянуть к вам, когда освобожусь, но как бы это не показалось вам слишком поздно. Вы, должно быть, сегодня очень устали после прогулки.
   В это время сиделка подала на подносе обед.
   Анна шла на поправку довольно быстро. Сегодня ей доставили письмо от мадам Марковой, в котором наставница советовала не спешить с возвращением в школу. Однако Анна не могла отделаться от чувства вины за то, что она до сих пор не танцует.