– Но ты будешь очень занята на съемках. – Эта фраза прозвучала как стон.
   – Я все-таки постараюсь, я правда постараюсь. И ты тоже постарайся... не грустить и хорошо проводи время со своими школьными друзьями. Подумай, сколько интересного ты им можешь рассказать.
   Но ни Дафна, ни Эндрю не думали об этом, когда стюардесса Вела его к самолету. Он вдруг снова стал мальчиком семи с половиной лет, которому плохо без мамы, а она чувствовала, что самую важную часть ее сущности опять отрывают у нее от сердца. Как часто она испытывала эту боль, и все же каждый раз переживала ее словно впервые.
   Дафна смотрела невидящими глазами на самолет и плакала, и Барбара молча крепко обняла ее за плечи. Они неистово махали, когда самолет стал выруливать на полосу, но не знали, видел ли их Эндрю. На обратном пути обе были молчаливы и печальны. Когда они приехали домой, Дафна ушла к себе в комнату, и на этот раз не она звонила Мэтью, а он позвонил ей. По ее голосу он моментально понял, в каком она настроении, он это предвидел и поэтому позвонил.
   – Дафф, у тебя сейчас наверняка отвратительное настроение, а?
   Она улыбнулась сквозь слезы и кивнула:
   – Да, в этот раз было тяжелее, чем когда-либо. Совсем иначе, чем когда я прощалась с ним в школе.
   – А ты не забывай, что ведь и школа не навсегда. Наступит день, когда он вернется к тебе насовсем.
   Она вытерла нос и глубоко вздохнула:
   – Трудно себе представить, что этот день когда-нибудь наступит.
   – Наверняка наступит. И довольно скоро. А в ближайшие месяцы ты будешь страшно занята на съемках.
   – Уж лучше бы я не подписывала этот чертов контракт. Я была бы в Нью-Йорке, ближе к Эндрю.
   Но они оба знали, что ее слова не вполне серьезны. Это отчасти была реакция на его отъезд.
   – Тогда поторопись, черт подери, чтобы поскорее закончить и вернуться домой. Я бы тоже против этого не возражал. Знаешь, ты единственный родитель, которому я могу пожаловаться.
   Она засмеялась в трубку и легла на спину на кровать.
   – Ей-богу, Мэтт, иногда жизнь кажется такой тяжелой.
   – Ты видала и похуже.
   – Спасибо, что напомнил. – Но она по-прежнему улыбалась.
   – Не за что. Всегда рад.
   Они привычно шутили друг с другом. Дафна делилась с ним всеми своими проблемами, которые концентрировались на работе и на сыне, больше ей не о чем было ему рассказывать.
   – Когда ты приступаешь к съемкам?
   – Послезавтра. У актеров в прошедшие две недели была примерка костюмов. Но в ближайшие два дня они еще не начнут. А до тех пор, мне не надо появляться на площадке. Мне, возможно, придется переписывать часть сцен и вообще следить, как все получается. Теперь я в принципе просто консультант. Все дело за режиссерами и актерами.
   – А ты уже познакомилась с актерами?
   – Да, со всеми, кроме Джастина Уэйкфилда. Он был на натуре в Латинской Америке и, думаю, вернулся всего пару дней назад.
   – Обязательно расскажи мне, что он собой представляет. – В голосе Мэтта прозвучали какие-то новые нотки, но она этого не заметила.
   – Наверное, прохвост – я так думаю. Любой такой красавчик непременно должен быть избалован.
   – Не обязательно. Он может оказаться отличным парнем.
   – Меня по-настоящему волнует только то, чтобы он не халтурил на съемках.
   Это была история о современном мужчине, в жилах которого течет индейская кровь, о том, как он решил пренебречь этим обстоятельством, но в конце концов именно в этом обрел себя. Это был рассказ о мужестве, о самоутверждении – сильная антирасистская вещь, и всех удивляло, что автором была женщина.
   Если бы Джастин Уэйкфилд хорошо сыграл эту роль, он мог бы получить «Оскара», и Дафна полагала, что он понимал это. Он был эффектным белокурым киногероем, которого боготворили чуть ли не все женщины в стране, и, конечно, мог бы способствовать тому, чтобы «Апачи» стал настоящим событием.
   – По крайней мере мы знаем, что он может играть.
   – Если у тебя найдется минутка, позвони мне и расскажи, как идут съемки.
   – Обязательно, а мне хочется знать, как дела у Эндрю, независимо от моей занятости. У меня на студии будет телефон, по которому ты сможешь меня найти. Я позвоню тебе сразу, как только разберусь, что это такое. Возможно, придется поехать на натурные съемки в Вайоминг, но ненадолго. Сначала будут сниматься сцены в павильоне.
   – Я тебе еще попозже позвоню, когда Эндрю прилетит.
   – Спасибо, Мэтт.
   Как обычно, разговор с ним принес ей утешение, и она уже не чувствовала такого отчаяния от прощания с сыном.
   – Мэтт?
   – Да?
   – А кто тебе доставляет это благо?
   – Какое? – Он не понял.
   – Утешает тебя. Ты всегда утешаешь меня, а это не совсем справедливо.
   Он был единственным за многие годы человеком, в котором Дафна находила поддержку, и иногда она чувствовала себя виноватой.
   – Дафф, все, что делается ради близких людей, делается бескорыстно. Не мне тебе это объяснять.
   Она молча кивнула. Он был прав. И она тоже.
   – Я позвоню тебе позже.
   – Спасибо.
   Они положили трубки, и Дафна задала себе вопрос, что бы она делала, если бы там не было Мэтью.

Глава 26

   Съемки фильма «Апачи» начались в павильоне «А» студии «Комсток» в пять часов пятнадцать минут утра во вторник. Они должны были начаться в понедельник, но не начались, потому что исполнительница главной женской роли, Морин Адамс, заболела гриппом. По подсчетам продюсера, задержка стоила студии нескольких тысяч долларов, но это было учтено в бюджете, а Джастину Уэйкфилду дало дополнительный день на знакомство со сценарием и обсуждение роли с режиссером Говардом Стерном, старым голливудским профессионалом. Стерн был предан сигарам и ковбойским сапогам, любил кричать на своих актеров, но в то же время, бесспорно, был наделен талантом и прославился блестящими фильмами. Дафна была очень рада, что режиссуру доверили ему.
   В то утро Дафна встала в три тридцать утра, приняла душ, оделась, приготовила яичницу себе и Барбаре и без четверти пять была готова к выходу. Лимузин ждал. Они прибыли к павильону точно в назначенное время. Там уже собралась большая часть группы, режиссер курил сигары и ел с оператором пончики. Морин Адамс уже была в гриме. Джастина Уэйкфилда нигде не было видно. Дафна поздоровалась с персоналом, и ей представили режиссера, который сунул пончик в карман рубашки и мгновение пронзительно смотрел на нее, прежде чем с широкой улыбкой протянул ей руку.
   – Какая вы маленькая, а? Но хорошенькая, чертовски хорошенькая. – Потом он наклонился и шепнул ей на ухо: – Вы обязаны сняться в картине.
   – Нет, только не это! – Она со смехом замахала рукой.
   Это был мужчина с удивительной внешностью: ему было далеко за шестьдесят, лицо, испещренное морщинами – следами трудных побед, все же вызывало симпатию. Он не был красавцем не только теперь, но и в молодости, но Дафне он сразу понравился. Она почувствовала, что тоже ему нравится.
   – Волнуетесь за свой первый фильм, мисс Филдс?
   Он указал на два кресла, и они сели: его огромное тело заполняло все кресло, и Дафна выглядела ребенком рядом с ним. Она посмотрела на него и снова улыбнулась:
   – Да, очень волнуюсь, мистер Стерн.
   – И я тоже. Мне понравилась ваша книга. Правда, она мне очень понравилась. Может получиться чертовски хорошая картина. И сценарий ваш мне понравился. – И потом с уклончивым видом добавил: – Джастину Уэйкфилду тоже. Вы с ним раньше были знакомы? – Он смотрел на Дафну, думая о чем-то своем.
   – Нет, я с ним раньше не встречалась. Он медленно кивнул:
   – Интересный мужчина. И умный для актера. Но не забывайте, не более того, – он окинул ее оценивающим взглядом, – они все одинаковы. Я убедился в этом за годы работы с ними. Им всем чего-то не хватает, но в то же время что-то в них есть, нечто детское, непосредственное и замечательное. Перед ними трудно устоять. Но они избалованы и эгоистичны. Им до других нет дела, большинству из них; они думают только о себе. Когда впервые с ними знакомишься, это шокирует, но, если внимательно приглядеться, видишь сходство характеров. И вскоре все становится ясно. Конечно, есть исключения, – он назвал несколько фамилий, знакомых ей по экрану, – но это редкость. Остальные же... – Он запнулся и улыбнулся, словно знал секрет, которого она не знала, но скоро узнает. – В общем, они актеры. Помните об этом, мисс Филдс, это поможет вам сохранить здравый ум в течение ближайших месяцев. Они будут вас сводить с ума и меня тоже. Но в конце концов у Нас получится отличная картина. Мы все будем, прощаясь, жать друг другу руки, плакать и целоваться. И будут забыты ссоры, обиды, вражда. Мы начнем вспоминать шутки, смех, необычные моменты. Это своего рода магия...
   Он махнул рукой, словно подчинял своим магическим жестом весь павильон. А потом встал, поклонился, весело взглянул ей в глаза и отошел поговорить с оператором. Дафна довольно сильно робела перед ним и всей обстановкой и сидела, молча наблюдая, как монтировщики, статисты, костюмеры, звукооператоры, осветители ходили взад и вперед, выполняя какие-то таинственные задания, пока наконец в семь тридцать не наступила внезапная суматоха, высшая степень напряжения, и она правильно поняла, что они сейчас начнут.
   Почти в тот самый момент, когда суматоха была наибольшей, она заметила мужчину, выходящего из костюмерной в футболке, «аляске» и теннисных туфлях на босу ногу. Жесткие светлые волосы по-мальчишески падали ему на лоб. Он медленно шел к ней с неуверенным и застенчивым видом, а потом сел в кресло, на котором до него сидел Говард Стерн. Он взглянул на Дафну, на съемочную площадку и опять на Дафну, с напряженным и нервным видом, а она ему улыбнулась, понимая его состояние и задаваясь вопросом, кто он такой.
   – Волнующий момент, да? – Это было единственное, что ей пришло в голову сказать, а ему, похоже, стало веселее.
   Дафна смотрела в его зелено-голубые глаза; в его внешности было что-то знакомое, но она не могла сообразить что.
   – Да, конечно. У меня всегда вначале сосет под ложечкой. Наверное, это профессиональная болезнь. – Он пожал плечами и достал из кармана конфету, сунул ее в рот, а потом, смутившись своей невоспитанности, опять порылся в кармане и протянул вторую для нее.
   – Спасибо. – Их глаза снова встретились, и Дафна почувствовала, как ее щеки заливает румянец под его оценивающим взглядом.
   – Вы статистка?
   – Нет. – Дафна покачала головой, не зная что сказать. Она не хотела говорить, что она сценарист, это звучало бы слишком напыщенно, к тому же он и не проявлял особого любопытства. Он, казалось, был слишком поглощен наблюдением за подготовкой площадки, а потом нервозно встал и отошел.
   Когда он снова появился, то взглянул на нее сверху вниз с юношеской улыбкой:
   – Может, принести вам что-нибудь попить?
   Дафна была тронута. Барбара исчезла двадцать минут назад в поисках двух чашек кофе и до сих пор не вернулась.
   – Конечно. Спасибо. Я отдам полцарства за чашку кофе.
   В павильоне было прохладно, сквозило, и Дафна устала.
   – Я вам принесу. Сливки, сахар?
   Дафна кивнула, и через мгновение он снова появился с двумя дымящимися кружками. Это была просто мечта. Она взяла свою и медленно отхлебнула, задаваясь вопросом, скоро ли они начнут, и когда взглянула на своего доброжелателя, тот снова смотрел на нее своими удивительными зелеными глазами.
   – Вы красивы, вам это известно?
   Дафна снова покраснела, и он улыбнулся:
   – И застенчивы. Мне нравятся такие женщины.
   Потом он закатил глаза и засмеялся сам над собой:
   – Глупо так говорить, можно подумать, что каждый день я имею дело с сотней женщин.
   – А разве это не так?
   На этот раз они оба рассмеялись, и казалось, что Дафна его заинтересовала. По ее взгляду он мог определить, что она была умной и сообразительной, не такой, каких можно дурачить. Дафна ему нравилась, и он опять задался вопросом, кто она.
   – Нет, не все здесь так поступают. В этом городе все еще есть порядочные люди. И даже в этом бизнесе... может быть. – Он улыбнулся, отхлебнул кофе и поставил чашку. – Можно задать вам вопрос, мисс? Что вы делаете в этом павильоне?
   Пора было сказать ему правду.
   – Я автор сценария, но это моя первая такая работа. Поэтому здесь все для меня ново.
   Это его еще больше заинтересовало.
   – Стало быть, вы Дафна Филдс? – На него это, судя по всему, произвело впечатление. – Я прочел все ваши книги, и эта мне нравится больше всех.
   – Спасибо. – Дафна казалась обрадованной. – А теперь я задам тот же вопрос: а что вы здесь делаете?
   Тут он закинул голову и рассмеялся удивительно звонко, а потом опять на нее посмотрел и рукой сгреб свою светлую шевелюру с лица назад, и вдруг она узнала и была ошеломлена. Он был точно так же красив, как и во всех своих фильмах, но здесь он выглядел совершенно по-другому, так не к месту, так непритязательно в своей старой «аляске» и потертых джинсах.
   – Ах, Боже мой...
   – Ну, что вы, зовите меня проще.
   Они оба рассмеялись. Он понял, что Дафна его узнала. Это был Джастин Уэйкфилд. Он протянул ей руку, и когда их руки встретились, встретились и их глаза – в этом мужчине была какая-то магия, детская веселость, чарующий магнетизм.
   – Я играю в вашем фильме, сударыня. И очень надеюсь, что вам понравится моя игра.
   – Не сомневаюсь. – Дафна улыбнулась ему. – Я так обрадовалась, когда узнала о вашем участии.
   – Я тоже, – честно признался он. – Это лучшая из ролей, предложенных мне за последние годы.
   Дафна сияла.
   – Вы пишете как демон.
   – По-моему, и вам есть чем гордиться.
   Ее взгляд был озорным, а тихий голосок внутри нее шептал, что она заигрывает с американским киноидолом. Необычно было ощущать, что сидишь здесь рядом с ним. И по какой-то непонятной причине впервые за долгое время Дафна почувствовала себя женщиной, а не рабочей лошадью, или просто писательницей, или даже матерью Эндрю. Женщиной. Она привлекла его внимание, она поняла это по тому, как он с ней говорил. Но Дафна так давно не общалась с мужчинами, кроме разговоров о сыне с Мэтью, что не знала, что сказать. Чувствуя нервозность, Дафна снова вернулась к теме своей работы. Тут она «была на коне». С этим же мужчиной Дафна не чувствовала себя вполне безопасно. Он слишком пристально смотрел на нее. И она боялась, что скажет слишком много. Как бы он не заметил ее одиночества, которое она всегда так тщательно скрывала, или болезненную пустоту, оставшуюся в ее душе после смерти Джона.
   – Что вы думаете о сценарии?
   – Он мне очень нравится, правда. Мы с Говардом вчера его обсуждали. Там есть только одна, по-моему, не совсем удачная сцена.
   – Какая же? – Дафна сразу стала озабоченной, но его глаза были добрыми. Он протянул руку и взял копию сценария, оставленную Барбарой.
   – Не беспокойтесь. Это маленькая сцена.
   Он перелистал страницы, явно с хорошим знанием сценария, и указал на часть, которая ему не нравилась. Дафна взглянула на нее, кивнула и, нахмурившись, снова посмотрела на него.
   – Вы, наверное, правы. Я сама не была до конца в этом уверена.
   – Знаете, давайте подождем и посмотрим, что скажет Говард. Мы будем еще по ходу многое менять. Вы когда-нибудь видели, как он работает?
   Дафна покачала головой, и он засмеялся:
   – Вы получите удовольствие. И не позволяйте, чтобы этот старый хрыч вас пугал. У него золотое сердце, – он ей ехидно улыбнулся, – а на языке сплошные колючки. Вы к этому скоро привыкнете. Как и мы все. Но оно того стоит, этот тип абсолютно гениален. Вы у него многому научитесь. Я с ним до этого дважды работал, и каждый раз он потчевал меня чем-то другим. Вам повезло, что он ставит «Апачи». Всем нам повезло. – А потом, словно лаская глазами ее лицо, он прошептал ей: – Но пожалуй, еще больше нам повезло с вами. – И с пленительной, как поцелуй, улыбкой он удалился, чтобы переодеться, и в эту минуту снова появилась Барбара.
   – Я не могу найти ни чашки этого чертова кофе.
   – Ничего. Мне уже принесли.
   Но у Дафны все еще был отсутствующий вид. Джастин Уэйкфилд был самым необыкновенным мужчиной, и она не могла понять, понравился он ей или нет. Он, несомненно, был остроумным, веселым, чертовски красивым, иногда занимательным, но она не в состоянии была определить, играл он или нет? Разве такой красивый мужчина может вести себя естественно?
   – У тебя такой вид, как будто тебя только что посетило видение.
   – По-моему, так и случилось. Я говорила с Джастином Уэйкфилдом.
   – А какой он? – Барбара села в свободное кресло, пытаясь не показывать, что ее это впечатлило. Ей ужасно хотелось его увидеть, но в павильоне она его пока не заметила. – Он такой же прелестный, как на экране?
   Дафна засмеялась:
   – Не знаю. Он очень хорош собой, но я его даже не узнала, когда он сел рядом.
   – Как это?
   – Он выглядел как какой-то сопляк. Просто я ожидала чего-то другого. – Дафна улыбнулась своей секретарше и подруге.
   – Ты хочешь сказать, что я буду разочарована? – Барбара была расстроена.
   – Нет, я бы этого не сказала.
   Особенно удивительны были его глаза. И пока Дафна размышляла о нем, она увидела его, выходящего из гардеробной в коричневых облегающих замшевых брюках, как полагалось по первым сценам фильма, и в белом свитере с высоким воротом. Он был похож на молодого, светловолосого Марлона Брандо. Дафна услышала, как Барбара шумно вздохнула.
   – О Господи, он просто чудо! – прошептала Барбара, а Дафна, глядя на него, улыбнулась. В этом костюме он действительно был неподражаем. От взгляда на него захватывало дух. Играя мускулатурой, он шел к ним. Теперь его волосы были зачесаны назад, как в других фильмах, которые Дафна видела, и он стал похож на Джастина Уэйкфилда, актера, а не озорного мальчишку, предложившего ей чашку кофе.
   Он шел прямо к Дафне и с ласковой улыбкой остановился рядом с ней.
   – Здравствуй, Дафна. – Его губы словно бы ласкали ее имя.
   – Здравствуй. – Дафна улыбнулась, стараясь выглядеть спокойнее, чем была на самом деле. – Я хотела бы познакомить тебя с моей помощницей, Барбарой Джарвис. Барбара, это Джастин Уэйкфилд.
   Он пожал Барбаре руку, а потом повернулся и помахал Дафне, перед тем как отойти к Говарду Стерну и приступить к съемкам. Барбара сидела, глазея на него, и Дафна с улыбкой к ней наклонилась:
   – Закрой рот, Барб, у тебя слюнки текут.
   – Боже мой! Это что-то невероятное.
   Она не могла оторвать от него глаз, и Дафна сперва посмотрела на него, а потом на реакцию Барбары. Он и в самом деле неотразимо действовал на женщин. В этом она не сомневалась и должна была признать, что сама это ощутила. Да и трудно было не ощутить.
   – Да. Но, кроме красивой внешности, должно быть еще кое-что.
   Она говорила как мудрая старушка, и Барбара рассмеялась:
   – Ну да, конечно. О ком это ты?
   – О Томе Харрингтоне, или мне нужно тебе напоминать?
   Барбара покраснела от улыбки Дафны.
   – Ну ладно, ладно.
   – Как у вас с ним, кстати?
   Барбара вздохнула и на мгновение стала мечтательной.
   – Он самый необыкновенный мужчина, Дафф. Я люблю его и люблю его детей.
   Но казалось, что она чего-то недоговаривает.
   – Ну так? Какие проблемы?
   – Их нет, – улыбнулась ей Барбара. – Я никогда в жизни не была такой счастливой, и омрачает только мысль, что наступит день, когда мы вернемся в Нью-Йорк.
   – Это будет не так скоро, поэтому радуйся имеющейся возможности. Ей-богу, не порть себе настроение мыслями о том, что будет через шесть месяцев!
   Дафна ласково улыбнулась ей. С Барбарой этого раньше никогда не случалось. В свои сорок лет она по-настоящему полюбила достойного человека, впервые в своей жизни.
   – Том с самого начала говорит то же самое: такое случается только раз в жизни, так давай пользоваться тем, что сейчас имеем.
   Дафна на миг погрустнела.
   – Джефф однажды мне это сказал, вскоре после того как мы познакомились...
   Ее мысли были далеко, когда она думала о муже, а потом она снова посмотрела на Барбару.
   – Он был прав. В жизни много всякого, и каждый момент, каждый опыт не похож на другой. Каждый случается только раз. И, если упустишь момент, он уже никогда не вернется.
   Дафна чуть было не упустила свой шанс с Джоном и всегда радовалась, что все-таки воспользовалась им. Затем она снова переключилась с прошлого на настоящее:
   – Даже это, Барб. Даже этот дурацкий фильм, который мы снимаем. Для меня больше никогда не повторится первый фильм, для тебя больше не будет первой встречи с Калифорнией... надо это ценить, потому что все это уникально. И никогда не знаешь, что или кто поджидает тебя за поворотом.
   Почему-то, говоря это, она смотрела на Джастина Уэйкфилда, и он обернулся, как бы почувствовав на себе ее взгляд. Он оторвался от того, чем был занят, и посмотрел прямо на Дафну, а у той по спине пробежали мурашки. Она ощутила себя во власти его завораживающего взгляда.
   Съемки фильма начались в девять пятнадцать, и к полудню первая сцена была отснята дважды. Говард Стерн кричал на техников, обзывал Джастина отъявленным ослом, Морин Адамс расплакалась и говорила, что она еще нездорова, куда-то запропастились ассистенты. Дафна и Барбара наблюдали за всем этим в полном изумлении. Парикмахер заверил их, что все идет нормально, и, когда был объявлен обеденный перерыв, казалось, что все снова стали друзьями. Говард Стерн положил руку на плечо Джастину, сказал ему, что доволен, и ущипнул Морин Адамс пониже спины, когда она проходила мимо. Она звонко чмокнула Говарда и дала Джастину сигарету с марихуаной, а потом пошла в свою гримерную прилечь. Дафна осталась одна. Барбара пошла звонить Тому.
   – Ну, что ты думаешь о своем первом утре? – Джастин стоял прямо перед ней во всей своей экстравагантной красе.
   Дафна старалась не поддаваться влечению, которое испытывала к нему.
   – Я начинаю серьезно подозревать, что все вы здесь сумасшедшие. – Она улыбнулась ему, стараясь сохранять маску равнодушия, но это ей не удалось. В нем была какая-то дьявольская привлекательность.
   – Я мог бы тебе это сказать и раньше. Как тебе понравилась сцена?
   – Первый дубль мне показался хорошим.
   Дафна говорила это откровенно. Ей в самом деле показалось, что все в порядке.
   – Нет. Говард был прав. Мне, надо было разозлиться, а я не смог. Мы переснимем это в конце дня, а после обеда начнем со сцены с Морин в ее квартире.
   Это была откровенная постельная сцена, и Дафна сконфузилась, хотя сама же написала ее. По сценарию она шла гораздо позже, и казалось, что трудно будет ее снимать сразу после первой, совершенно непоследовательно.
   – Не бойся, детка. Ты же сама это написала.
   Ее реакция его рассмешила.
   – Я знаю. Но как это может быть вне контекста?
   – Все снимается вне контекста. Мы просто снимаем сцену за сценой, по какому-то гениальному и непостижимому плану, составленному в голове у Говарда, а потом они режут все это, как спагетти, и соединяют заново, и что-то получается. Это трудно понять.
   Но казалось, что его это особенно не волнует, что его больше интересует Дафна, чем работа.
   – Знаешь, Дафф, ты здорово поработала. Его глаза снова ласкали ее.
   – Спасибо.
   – Можно пригласить тебя на отвратительный столовский обед?
   Она хотела сказать ему, что собиралась обедать со своей ассистенткой, а потом поняла, что Барбара бы, наверное, умерла от счастья весь обед просидеть рядом с Джастином Уэйкфилдом.
   – Да, если я могу взять мою ассистентку.
   – Конечно. Я пойду переоденусь. Через минуту вернусь.
   Он исчез в своей гримерной, все еще держа в руке сигарету, которую Морин ему дала. Дафна задавалась вопросом, будет ли он курить ее сейчас или потом, а тем временем, позвонив Тому, вернулась Барбара.
   – Я только что договорилась насчет обеда.
   У Дафны был такой вид, словно она замышляла озорство.
   – С кем?
   – С Джастином. Ты не против?
   Барбара открыла рот, и Дафна громко расхохоталась.
   – Ты шутишь?
   – Нисколько.
   И едва она это произнесла, Джастин появился из своей гримерной, одетый в джинсы и теннисные туфли. Он все еще был в гриме и с зачесанными назад волосами. На этот раз Дафна узнала бы его, не то, что при первой встрече утром, и выглядел он почти так же привлекательно, как и в белом свитере и замшевых брюках. – Дамы готовы?
   Дафна кивнула, а Барбара просто смотрела как завороженная. Они пошли в огромное здание столовой, где оказались в окружении ковбоев и индейцев, двух красоток южанок и целой армии немецких солдат, а также двух карликов и толпы мальчиков.
   Барбара посмотрела вокруг и засмеялась:
   – Знаешь что? Это похоже на цирк!
   И Джастин с Дафной тоже рассмеялись.
   Они ели гамбургеры, черствые как камень, с кетчупом, напоминавшим красную краску, а потом Джастин принес им яблочный пирог и кофе. Затем они вернулись в павильон, и Джастин исчез в гримерной.
   Барбара подвинула кресло поближе к Дафне и, пока они ждали начала съемок, стала раздумывать о Джастине. Легко было заметить, что он проявлял к Дафне интерес, но Барбара решила, что, кроме глаз, он ей не особенно понравился. В нем было что-то инфантильное и эгоистичное, и она заметила, что каждый раз, когда они проходили мимо зеркала, он приглаживал волосы или смотрелся. Это ее раздражало, но вместе с тем она безошибочно определила, что Дафне он нравился.
   Прежде чем она успела что-либо сказать Дафне, Джастин появился из своей гримерной в длинном белом халате с капюшоном и в сабо. В нем было что-то красивое и таинственное, почти монашеское. Он снял капюшон, тряхнув копной светлых волос, и улыбнулся. А через мгновение совсем сбросил халат и шагнул на площадку во всей красе своего стройного, мускулистого тела. Чуть позже на площадке появилась Морин Адамс в розовом атласном халате, сняла его и прохаживалась обнаженная, в одной руке держа сценарий, а другой поправляя волосы. Но не Морин привлекала всеобщее внимание, а Джастин. Помимо его несомненной физической красоты, в нем была невероятная притягательная, волнующая сила. Дафна старалась сохранять внешнее спокойствие, но она так давно не видела обнаженного мужчину, что была очарована его атлетической красотой.