Стил Даниэла. Только раз в жизни

   – Господи, я поняла, мне так же плохо, как Джастину. Я не знаю, чем теперь заняться.
   – Что-нибудь придумаешь. – Барбара улыбнулась. – Не говоря уже о новой книге.
   У Дафны оставалось на это три месяца, и после Дня благодарения надо было браться за работу.
   – Когда прилетит Эндрю?
   – Вечером накануне Дня благодарения. Да, кстати, – она вручила Барбаре список приглашенных, – ты с Томом и дети не забыли, что я вас жду?
   Она внезапно встревожилась. Она знала, что Барбара так еще и не помирилась с Джастином, и боялась, что в последнюю минуту они откажутся.
   – Мы обязательно придем.
   – Отлично.
   Они с Джастином следующую неделю занимались тем, чем занимаются киношники, когда не работают. Раз или два сыграли в теннис, сходили на пару вечеринок, поужинали в нескольких ресторанах. Газеты пару раз о них написали, их роман уже перестал быть секретом, и Дафна чувствовала себя счастливой и раскованной. Джастин с каждым часом молодел, за четыре дня до того, как должен был прилететь Эндрю, он, читая утреннюю газету, улыбнулся Дафне:
   – Ты знаешь? В Сьерре выпал снег.
   – Я должна этому радоваться?
   Ей это показалось забавным. Временами он все еще напоминал ей мальчишку.
   – Ну конечно, киска. Это же первый снег в этом году. Может, поедем на этой неделе покататься на лыжах?
   – Джастин, – иногда она говорила так, словно была его ужасно терпеливой мамой, – дорогой мой, мне очень жаль напоминать тебе, но в следующий четверг будет День благодарения и к нам на праздничный обед придут Барбара и Том с детьми, и будет Эндрю.
   – Скажи им, что мы не можем его организовать.
   – Я этого не могу.
   – Почему?
   – Потому что, во-первых, в среду прилетает Эндрю, и это будет специально в его честь. Ну пожалуйста, милый, Для меня это важно. Я десять лет не праздновала дома День благодарения.
   – Отпразднуешь в следующем году.
   Он был явно раздражен.
   – Джастин, пожалуйста...
   В ее глазах была мольба, и он швырнул газету на пол и встал.
   – Черт подери! Какое нам дело до этого Дня благодарения? Это праздник для священников и их жен. Такого снега в Тахо не было тридцать лет, а ты хочешь сидеть здесь с кучей детей и лопать индейку. О Господи!
   – Это что, действительно так ужасно?
   Его слова ее обидели.
   Джастин посмотрел на нее с высоты своего внушительного роста:
   – Это жуткое мещанство.
   Дафна рассмеялась над тем, как он это сказал, и взяла его руку в свои ладони.
   – Извини, что я такая зануда. Но для нас всех это в самом деле важно. Особенно для Эндрю и для меня.
   – Ну ладно, ладно. Я сдаюсь, вы тут в явном большинстве, такая правильная публика.
   Он поцеловал ее и больше об этом не вспоминал. Дафна пообещала ему, что, как только Эндрю вернется в школу, они поедут в горы, даже если ей придется отложить работу над книгой. Джастин не планировал съемок в ближайшие месяцы, поэтому времени для катания на лыжах хватит. А Эндрю должен был прилететь всего на неделю.
   Но во вторник вечером, когда они лежали в постели, Дафна заметила, что Джастин ворочается, покашливает, бормочет что-то про себя. Было очевидно, что он хотел что-то ей сказать.
   – В чем дело, дорогой?
   Дафна подозревала, что он хочет спросить ее про Эндрю. Она знала, что Джастина все еще беспокоит его глухота. И она пыталась убедить его, что с Эндрю теперь легко общаться, да и она всегда поможет.
   – О чем ты раздумываешь?
   Он сел в кровати и посмотрел на нее с сонной улыбкой.
   – Ты меня слишком хорошо знаешь, Дафф.
   – Я только пытаюсь. – Но она его еще хорошо не знала. Ей готовился большой сюрприз. – Так что?
   – Я утром уезжаю в Тахо. Я не могу устоять, Дафф. И, честно говоря, мне правда лучше куда-нибудь уехать.
   – Теперь?
   Дафна лежа смотрела на него, а лотом села. Он не шутил. Она не могла этому поверить.
   – Ты серьезно?
   – Да. Я решил, что ты поймешь.
   – Почему ты так решил?
   – Ну, послушай... Скажу тебе честно. Семейные обеды с индейками – это не мой стиль. Я в них не участвовал с тех пор, как окончил школу, а теперь уже поздно начинать снова.
   – А как же Эндрю? Я просто не могу поверить, что ты можешь так поступить.
   Она встала с кровати и стала ходить по спальне, испытывая то сомнение, то бешенство.
   – Ну и что такого? Познакомлюсь с ним на Рождество.
   – Вот как? А может, ты опять поедешь кататься на лыжах?
   – Смотря какой будет снег.
   Она уставилась на него в полном изумлении. Мужчина, который на протяжении последних восьми месяцев говорил, что любит ее, и наконец ее убедил, несмотря на один загул, теперь собирался кататься на лыжах вместо того, чтобы остаться дома в День благодарения и познакомиться с ее сыном. Что у него, в конце концов, была за голова и что за сердце! Она опять вернулась к тому же вопросу: что он за человек?
   – Ты знаешь, как это для меня важно?
   – Я думаю, что это глупо.
   У Джастина не было заметно даже сожаления. Он совершенно спокойно относился к своим намерениям, и ей опять вспомнилось предупреждение Говарда о том, что все актеры – это эгоистичные дети. Он был прав во всем, даже относительно слез в конце фильма. Может, и в этом вопросе он тоже был прав.
   – Это не глупо, черт побери. Ты намерен на мне жениться, но не можешь заставить себя даже познакомиться с моим единственным сыном. Ты не пожелал лететь со мной на восток в сентябре, и теперь такое.
   Дафна смотрела на него с яростным изумлением, но за яростью скрывалась безмерная обида. Он не хотел того, чего хотела в жизни она, но что было гораздо важнее – он не хотел Эндрю. Теперь она в этом не сомневалась, и это все меняло в их отношениях.
   – Мне надо подумать, Дафф.
   Он стал вдруг очень тихим.
   – О чем? – Дафна удивилась. Такое она слышала от него впервые.
   – О нас с тобой.
   – Может, что-то не так?
   – Да нет. Но это громадная ответственность. Я никогда не был женат, и, прежде чем связать себя навсегда, мне нужно побыть одному.
   Это звучало почти убедительно, но не до конца, и на нее не подействовало.
   – Знаешь, это не отговорка. Ты что, не можешь подождать до следующей недели?
   – Думаю, что нет.
   – Почему?
   – Потому что я сомневаюсь в том, что готов познакомиться с твоим сыном.
   Это было больно, но честно.
   – Я не знаю, что сказать глухому ребенку.
   – Для начала скажи «привет».
   Взгляд Дафны был холодным, оскорбленным и пустым. Ей надоели его неврастенические выходки по поводу Эндрю. А может, Эндрю был только предлогом? Может, на самом деле она ему была не нужна? Может, ему никто не был нужен, кроме официанток и начинающих актрис? Может, только им он и годился? В ее глазах он вдруг стал уменьшаться до пугающих размеров, как шарик, в котором проделали дырку.
   – Я даже не знаю, как с ним говорить, киска. Я видел таких людей, они меня раздражали.
   – Он читает по губам и умеет говорить.
   – Но не как нормальный человек.
   Она вдруг возненавидела его за то, что он говорил, повернулась к нему спиной и стала смотреть в окно. Теперь она могла думать только об Эндрю. Этот же человек ее совершенно не интересовал. Ей нужен был только ее сын и больше никто. Она повернулась к Джастину: – Ладно, не беспокойся, поезжай.
   – Я знал, что ты поймешь.
   Он очень обрадовался, и Дафна удивленно покачала головой. Он вообще не понял ее чувств. Ни разочарования, ни ненависти, ни обиды, которые сам только что в ней вызвал.
   И вдруг ей пришел в голову один вопрос:
   – А когда у тебя возник этот план?
   Он наконец несколько смутился, но не очень сильно.
   – Пару дней назад.
   Она смерила его долгим пристальным взглядом:
   – И ты мне не сказал?
   Он покачал головой.
   – Ты мерзавец. – Дафна хлопнула дверью спальни и ночь провела в комнате Барбары, которой та больше не пользовалась. Барбара переехала к Тому и каждый день приходила, как бывало в Нью-Йорке.
   На следующее утро Дафна встала, когда услышала, что Джастин готовит завтрак, пришла на кухню и нашла его уже одетым. Она села и пристально посмотрела на него, в то время как он наливал ей и себе кофе. Он держался непринужденно, и Дафна смотрела на него и не верила своим глазам.
   – Знаешь, я просто не могу поверить, что ты так поступишь.
   – Не надо делать из этого целую историю, Дафф. Не так уж это важно.
   – Для меня важно.
   И она знала, что для других это тоже покажется важным. Как она должна была объяснять его исчезновение? День благодарения – это для него скучно и он поехал кататься на лыжах? Дафна вдруг подумала, что правильно поступила, не сказав ничего Эндрю. Она собиралась побеседовать с ним по пути домой из аэропорта. Но теперь этого не надо будет делать. Их знакомство откладывалось до Рождества, если Джастин опять куда-нибудь не исчезнет. Дафна начинала сомневаться насчет него, и, когда она смотрела, как он ест яичницу с тостом, ей пришли в голову нехорошие мысли.
   – Ты едешь один?
   – Странный вопрос. – Он не поднимал глаз от тарелки.
   – Как раз подходящий, Джастин. Ты ведь странный человек.
   Он посмотрел на Дафну и увидел в ее глазах что-то нехорошее. Она не просто сердилась на него, она была злой. И искала, в чем бы его еще обвинить. Его это очень удивило. Он не понимал, как глубоко он ее обидел. Отвергая Эндрю, он отверг ее. Это было хуже, но он этого не понимал.
   – Да, я еду один. Я же сказал тебе, мне требуется время, чтобы в горах все обдумать.
   – Мне тоже требуется время, чтобы подумать.
   – О чем? – Он был в самом деле удивлен.
   – О тебе. – Дафна вздохнула. – Если ты не намерен сделать усилие, чтобы познакомиться с Эндрю, толку из этого не получится.
   Не говоря уже о том, что, если он будет убегать и делать то, что ему нравится всегда, когда ему этого захочется, ей это тоже совершенно не подходило. Во время съемок они были слишком заняты работой, но теперь стали выступать наружу новые черты его характера. Черты, с которыми она вряд ли могла бы смириться. Временами он подолгу где-то пропадал, но там, куда он якобы шел, его никогда не оказывалось, и проявлял небрежность и бесшабашность во всем, а Дафне говорил, что только этим он может уравновесить дисциплинированность и напряжение, которые требовались во время работы. Она придумывала для него оправдания, но теперь ей это надоело.
   Он пытался поцеловать ее на прощание, но Дафна отвернулась. И когда приехала Барбара, то нашла Дафну в кабинете, погруженную в раздумья. Казалось, что Дафна мыслями далеко-далеко, и Барбаре пришлось к ней обращаться дважды, прежде чем та ее услышала.
   – Я только что купила индейку. Ты такую огромную и не видела.
   Она улыбнулась. Но ответа поначалу не последовало, и лишь потом Дафна, казалось, заставила себя вернуться к действительности.
   – Привет, Барб.
   – Ты где-то витаешь. Уже обдумываешь новую книгу?
   – Что-то в этом роде.
   Но Барбара давно не видела ее такой отсутствующей и отрешенной.
   – А где Джастин?
   – Его нет.
   Дафна не решилась ей сказать сразу, но перед отъездом в аэропорт за Эндрю подумала, что сделать это необходимо. Невозможно было это вечно скрывать, да и зачем? Она не обязана была заботиться о его репутации.
   – Барб, Джастина не будет на праздничном обеде, – сказала Дафна с мрачным видом.
   – Не будет? – Барбара словно бы не поняла. – Вы что, поссорились?
   – Вроде бы. После того как он сказал мне, что едет на неделю кататься на лыжах, вместо того чтобы праздновать дома День благодарения.
   – Ты шутишь?
   – Нет. И не хочу это обсуждать.
   И, посмотрев на ее лицо, Барбара поняла, что Дафна говорит серьезно. А потом Дафна закрылась в своем кабинете и не выходила из него до самого отъезда в аэропорт.
   Дафна ехала в аэропорт одна, с угрюмым выражением лица. Она поставила машину на стоянку и направилась к выходу для прилетающих пассажиров, а мысли ее все время вертелись вокруг Джастина. Он преспокойно отправился заниматься своими делами, тем, что ему хотелось, нисколько не беспокоясь о том, что было важно для нее. И уже объявили о посадке самолета, на котором летел Эндрю, и самолет подруливал к месту высадки пассажиров, а Дафна снова и снова проигрывала в памяти разговор с Джастином. Но затем все мысли о Джастине исчезли, словно он больше не был важен, и вся эта история отодвинулась на задний план. Теперь важен был только Эндрю.
   Дафна почувствовала, что сердце ее учащенно забилось, когда пассажиры стали выходить из самолета, и наконец в центре толпы она увидела его. Эндрю держался за руку стюардессы, его глаза озабоченно искали маму, и какое-то мгновение Дафна от волнения не могла ступить шага. И этого ребенка Джастин отверг! На этом ребенке строилась вся ее жизнь. Она бросилась к нему, и никакие препятствия не могли бы остановить ее.
   Эндрю увидел, что она приближается, вырвался из рук стюардессы и кинулся ей в объятия с негромким возгласом, который всегда издавал, когда испытывал наибольшее удовольствие. Слезы хлынули у нее из глаз. Он был тем единственным, что у нее осталось в жизни, состоявшей из одних потерь, единственным человеческим существом, по-настоящему любившим ее. Дафна приникла к сыну, словно к спасательному кругу в людской толпе, и когда он посмотрел на ее лицо, оно было мокрым от слез, хотя она ему и улыбалась.
   – Как хорошо, что ты прилетел.
   Она произнесла это, старательно двигая губами, и он улыбнулся в ответ:
   – Будет еще лучше, если ты вернешься домой.
   – Конечно, – согласилась Дафна. Теперь она подозревала, что это произойдет быстрее, чем первоначально планировалось. Они пошли забрать его багаж, держась за руки, Дафна не хотела отпускать его даже на секунду.
   По дороге домой он рассказал ей множество новостей, даже невзначай упомянул о новой знакомой Мэтью, что почему-то задело Дафну за живое. Она не хотела теперь слышать об этом.
   – Она приезжает в школу повидаться с ним каждое воскресенье. Она красивая и много смеется. У нее рыжие волосы, и всем нам она раздает конфеты.
   Дафна хотела бы радоваться за Мэтью, но почему-то не была рада. Она ничего не ответила, и разговор перешел на другие темы. По приезде домой их ждало множество дел: они плавали, разговаривали, играли в карты, и Дафна стала чувствовать, что приходит в себя. Во дворе они поджарили на вертеле цыпленка, и наконец Дафна уложила Эндрю спать.
   Он зевал, и глаза у него слипались, но перед тем как Дафна погасила свет, он вопросительно посмотрел на нее.
   – Мама, а здесь еще кто-нибудь живет?
   – Нет. А что? Тетя Барбара раньше жила.
   – Я имею в виду мужчину.
   – А почему ты об этом спрашиваешь?
   Сердце у нее екнуло.
   – Я нашел у тебя в кладовке мужские вещи.
   – Они принадлежат хозяевам дома.
   Эндрю кивнул, по-видимому, удовлетворенный ответом, а потом вдруг спросил:
   – Ты влюблена в Мэтта?
   – Конечно, нет, – удивилась Дафна. – Почему ты вообще так решил?
   Он пытливо вглядывался в ее лицо. Эндрю был очень чутким ребенком. Ему было уже восемь лет, он не был несмышленышем.
   – Когда я рассказывал о его подружке, то подумал, что ты в него влюблена.
   – Не выдумывай. Он замечательный человек, ему нужна хорошая жена.
   – Мне кажется, ты ему нравишься.
   – Мы очень дружны.
   Но Дафне вдруг ужасно захотелось спросить его, почему он так думает.
   Словно прочитав ее мысли, Эндрю, полусонный, сообщил ей:
   – Он много о тебе говорит и всегда радуется, когда ты звонишь. Сильнее, чем когда по воскресеньям к нему приезжает Гарриет.
   – Ерунда какая. – Дафна улыбнулась, отмахнувшись от его слов, но в глубине души ей было приятно. – Ну а теперь засыпай, мой сладкий. Завтра предстоит интересный день.
   Эндрю кивнул и уснул прежде, чем она успела выключить свет. Дафна пошла к себе в комнату, думая о Мэтью. Она вдруг вспомнила, что надо позвонить ему и сказать, что с Эндрю все в порядке. Как обычно, он сразу снял трубку.
   – Как наш друг? Жив-здоров?
   – Вполне. И ужасный озорник.
   – Ничего удивительного. – Мэтью улыбнулся. – Весь в мамочку. А как у тебя дела?
   – О'кей. Готовлюсь к Дню благодарения. – В разговорах они теперь избегали личных тем. Появление Джастина и Гарриет Бато многое изменило. Особенно в последнее время.
   – Ты устраиваешь торжественный домашний ужин с индейкой?
   – Да.
   В ее голосе на мгновение прозвучала неуверенность, но она все же решила не говорить Мэтту. Его не касалось то, что Джастин удрал, и, вероятно, больше не имело значения, что он отказался знакомиться с Эндрю. Дафна не хотела делиться с Мэтью своими планами, она начинала подумывать о возвращении в Нью-Йорк.
   – А как ты, Мэтт?
   – Я буду здесь.
   – К сестре не поедешь?
   – Не хочу оставлять детей.
   А Гарриет? Но она не решилась спросить его об этом. Если бы он хотел ей сообщить больше, он бы сказал. Но он этого не сделал.
   – Ты в ближайшее время не собираешься в Нью-Йорк, Дафф?
   Он произнес это, как в прежние времена, в его голосе были одиночество и доброта, но Дафна только вздохнула.
   – Не знаю. Я об этом много думала.
   Пора было что-то решать, и она это понимала.
   – На следующей неделе я поеду с Эндрю посмотреть лос-анджелесскую школу.
   По крайней мере так она планировала раньше. Но это было до того, как Джастин показал свой характер и уехал в Тахо.
   – Она тебе понравится. Это отличная школа. – Но голос у Мэтта был грустный: – Все здесь будут по нему скучать.
   – Ты ведь тоже уезжаешь, Мэтт?
   Вдруг в его голосе прозвучало сомнение:
   – Не знаю.
   Значит, он останется в Нью-Гемпшире? Значит, все-таки отношения с Гарриет Бато принимали серьезный оборот? У Дафны появилось предчувствие, что причина была именно в этом. Что мог знать об этом Эндрю, восьмилетний ребенок? Может, Мэтью был намерен жениться?
   – Сообщи мне о своих планах.
   – И ты тоже.
   Она поздравила его с праздником и, заставляя себя не думать о Джастине, легла спать. В полночь ее разбудил телефонный звонок. Звонил Джастин, он сообщил, что благополучно устроился в Скво-Вэлли, но там, где остановился, не было телефона. Потом стал рассказывать ей о снеге, о том, как по ней скучает, и вдруг посреди разговора сказал ей, что замерз в открытой телефонной будке и будет заканчивать. Дафна села в кровати и уставилась на телефон, сбитая с толку его звонком. Почему он так странно позвонил? Если он мерз, то почему вначале был так болтлив? Она решила, что не в состоянии его понять, и, еще раз прогнав мысли о нем, уснула, и, как ни странно, в ту ночь ей снился Мэтью.

Глава 36

   Совместными усилиями Барбары и дочери Тома, Алекс, День благодарения прошел лучше, чем Дафна могла мечтать. Три женщины работали вместе на кухне, разговаривали и смеялись, а Том с обоими мальчиками играл на лужайке в гольф. Том изумлялся сообразительности Эндрю и представлял, какой из него получится замечательный парень, даже несмотря на неестественную речь. Также отметил у Эндрю тонкое чувство юмора. В общем, когда Дафна перед ужином произносила молитву, она испытывала большую благодарность, чем за многие годы. Все наелись до отвала, а потом сидели у камина. Когда же стало поздно, Харрингтонам ужасно не хотелось уходить. Ребята целовали Дафну, обняли Эндрю, а он пообещал на следующий день прийти к ним в гости поплавать в бассейне, что и сделал. Это был спокойный, беззаботный уик-энд, и, если бы не отсутствие Джастина, Дафна была бы совершенно счастлива. Вечером накануне отлета Эндрю Джастин позвонил ей, но опять внезапно прервал разговор, и это вызвало у Дафны раздражение. Она не понимала, зачем он звонит, если через пару минут бросает трубку. Это не имело смысла, по крайней мере для нее. Дафна размышляла об этом вечером, после того как уложила Эндрю, и вдруг ее осенило. Получалось так, словно кто-то приближался к нему, и он бросал трубку, прежде чем его заметили. Вдруг Дафна поняла и села в кровати, бледная от злости. Лишь через несколько часов она смогла уснуть. Утром она была занята Эндрю. Она посадила его в самолет, позвонила Мэтту и вернулась домой. На протяжении следующих трех дней она пыталась работать над новой книгой, но ничего не получалось. Все ее мысли были о Джастине. Он приехал около двух часов ночи. Открыл своим ключом входную дверь, поставил в прихожей лыжи и зашел в спальню. Он думал, что Дафна спит, и удивился, увидев ее сидящей в кровати с книгой. Дафна подняла глаза и, не говоря ни слова, посмотрела на него.
   – Привет, киска, чем ты занята?
   – Я ждала тебя.
   Но в ее голосе не было тепла.
   – Замечательно. Твой ребенок благополучно улетел?
   – Да, спасибо. Его зовут Эндрю.
   – О Господи!
   Джастин подумал, что она ему припасла еще одну речь о Дне благодарения. Но он ошибся. Она думала о другом.
   – С кем ты был в Скво-Вэлли?
   – В горах столько людей, и все незнакомые. – Он сел и стал разуваться. После двенадцати часов за рулем ему было не до допросов. – Давай оставим это до утра?
   – Нет, до утра нельзя.
   – Ладно, я ложусь спать.
   – Вот как? Где?
   – Здесь. Я вроде последнее время жил здесь. – Он озадаченно посмотрел на нее. – Или у меня поменялся адрес?
   – Пока нет, но думаю, что может, если ты не ответишь некоторые вопросы. Честно на этот раз.
   – Послушай, Дафф, я тебе сказал... Мне надо было подумать.
   Но тут зазвонил телефон, и Дафна сняла трубку. В первый момент она испугалась, что что-то случилось с Эндрю. Кто бы еще мог и зачем звонить в два часа ночи? Однако это был не Мэтт, в трубке раздался женский голос, который попросил Джастина. Не говоря ни слова, она передала ему трубку.
   – Это тебя.
   Хлопнув дверью, она вышла из комнаты, и через несколько минут Джастин нашел ее в кабинете.
   – Послушай, Дафна, пожалуйста, я знаю, что ты могла подумать, но... И затем внезапно, стоя там, усталый с дороги, он понял, что притворяться слишком хлопотно. Он устал и не способен выдумать новую ложь. Джастин сел и тихо произнес: – Ладно, Дафна. Ты права. Я ездил в горы с Элис.
   – Кто это, черт побери?
   – Девушка из Огайо. – У него был очень усталый голос. – Это ничего не значит, ей нравится кататься на лыжах, мне тоже, мне не хотелось участвовать в твоем семейном празднике, поэтому я взял ее на неделю с собой. Вот и все. – Он считал это нормальным.
   Бороться больше не имело смысла. Это больше не могло так продолжаться. Все было кончено. Она посмотрела на него со слезами на глазах – это была такая жестокая потеря иллюзий, словно ей ампутировали ту часть души, которая его любила.
   – Джастин, я так больше не могу.
   – Я знаю. А я не могу ничего поделать. Я не создан для таких вещей, Дафф.
   – Я поняла.
   Она расплакалась, и Джастин подошел к ней:
   – Дело не в том, что я тебя не люблю. Я люблю, но по-своему, и моя любовь отличается от твоей. Слишком сильно отличается. Я не думаю, что когда-нибудь смогу быть таким, как бы тебе хотелось. Ты хотела бы иметь богобоязненного, порядочного мужа. Но я не такой.
   Она кивнула и отвернулась.
   – Не стоит. Я понимаю. Не нужно объяснять.
   – Все будет о'кей?
   Она кивнула и сквозь слезы посмотрела на Джастина. Он стал еще красивее от горного загара. Но, кроме красивой внешности, в нем ничего не было. Говард Стерн прав – это красивый, избалованный ребенок, который всю жизнь делает только то, что ему хочется, не обращая внимания, что это может кого-то обидеть или слишком дорого стоить.
   Когда Дафна увидела, что Джастин уходит, то в первую безумную минуту хотела уговорить его остаться, попробовать разрешить эту проблему, но она знала, что это невозможно.
   – Джастин? – Весь вопрос был заключен в одном слове.
   Он кивнул:
   – Да, я думаю, мне надо уйти.
   – Сейчас?
   Ее голос дрожал. Она чувствовала себя одинокой и испуганной. Она ускорила такую развязку, но другого пути не было, и она это знала.
   – Так будет лучше. Я заберу свои вещи завтра. Когда-нибудь это должно было кончиться, и теперь это когда-нибудь наступило.
   Он посмотрел на нее с грустной улыбкой:
   – Я люблю тебя, Дафна.
   – Спасибо.
   Он произносил пустые слова. Он был пустым человеком. А потом дверь закрылась, и он ушел, а она сидела одна в своем кабинете и плакала. В третий раз в жизни ее постигла утрата, но на этот раз по совершенно иным причинам. И она потеряла того, кто на самом деле ее не любил. Он был способен любить только себя. Он никогда не любил Дафну. И во время своих горестных ночных раздумий она задавала себе вопрос: а может, это и к лучшему?
   На следующий день, когда приехала Барбара, у Дафны был подавленный вид, под глазами круги. Она работала в своем кабинете.
   – Ты себя нормально чувствуешь?
   – Более или менее.
   Наступила длительная пауза, в течение которой Барбара всматривалась в ее глаза.
   – Сегодня ночью мы с Джастином расстались.
   Барбара не знала, что сказать в ответ.
   – Я могу спросить почему или мне заниматься своими делами?
   Дафна улыбнулась усталой улыбкой:
   – Это не важно. Так было нужно.
   Но убежденности в ее голосе не было. Она знала, что будет скучать по нему. Он немало для нее значил на протяжении девяти месяцев, а теперь все кончилось. Какое-то время это обязательно будет причинять боль. Дафна это знала. Она и раньше испытывала боль. Придется испытать ее снова.
   Барбара кивнула и села:
   – Мне тебя жаль, Дафна. Но я не могу сказать, что сожалею. Он бы дурачил тебя еще сотню лет. Он такой, какой есть.
   Дафна кивнула. Теперь она не могла бы не согласиться.
   – Я думаю, что он даже не сознает того, что делает.