Стил Даниэла. Только раз в жизни

   – Мэтт?
   Он обернулся на голос Барбары, сожалея, что то была не Дафна. Барбара не могла поверить, что он так быстро приехал. Должно быть, он летел по обледенелым дорогам. Ему повезло, что он не оказался в таком же состоянии, что и Дафна.
   – Как она?
   – Все так же. Она ведет тяжелую борьбу.
   Мэтт печально кивнул. У него под глазами были мешки: он работал как проклятый, а тут еще такое. На нем были те же вельветовые брюки и толстый свитер, что и в момент, когда позвонила Барбара. Мэтт тогда наскоро написал записку ночному персоналу и выбежал за дверь, схватив пальто, ключи и бумажник.
   – Я могу ее увидеть?
   Барбара посмотрела на сестру, а та на часы.
   – А чуть позже не можете?
   – Сестра, – он повернулся к ней и схватился своими крепкими руками за ее стол, – я семь часов ехал из Нью-Гемпшира, чтобы ее увидеть.
   – Ну ладно.
   Теперь это было не важно. А через час могло быть слишком поздно. Лиз Ваткинс проводила его до открытой двери ярко освещенной палаты, и там лежала Дафна, неподвижная, вся в бинтах и пластырях, окруженная аппаратурой. Мэтью ощутил чуть ли не физический шок, когда ее увидел. Прошло всего две недели с тех пор, как она последний раз была в Говарде, и теперь такая перемена. Он медленно вошел в палату, сел на пустой стул у изголовья и стал ласково гладить светлые волосы. Барбара наблюдала эту сцену, а потом отвернулась и вышла следом за Лиз. Она не хотела мешать, да и присутствие мужчины ее ободрило. Для такой женщины, как Дафна, одиночество вредно. А этот мужчина с добрыми карими глазами, казалось, очень Дафне подходил.
   – Привет, крошка.
   Он рукой коснулся нежной щеки, а потом сел и долго смотрел на нее, снова задаваясь вопросом, почему она не сказала ему о Джастине. Может, зря в нем проснулись надежды, может, она никогда не любила его и никогда не полюбит. Но, если она еще придет в себя, он ей обязательно скажет о своей любви к ней. Так он просидел около часа, глядя на ее лицо, и наконец Лиз пришла в палату проведать ее. – Есть перемены?
   Она покачала головой. Жар немного усилился. Лиз не уходила из палаты, но и его не прогоняла. Он сидел там до семичасового пересменка, и Лиз сообщила сестре утренней смены, в чем дело.
   – Разреши ему там сидеть, Анна. Вреда он не причинит, да и кто знает, вдруг это ей поможет? Она ведь борется за жизнь. Сменщица кивнула. Они обе знали, что иногда выживали люди, находившиеся, казалось, в безнадежном состоянии, и если присутствие кого-то из близких могло помочь, сестры не возражали. Лиз зашла в палату, чтобы попрощаться и еще взглянуть на Дафну. Ей показалось, что Дафна стала чуть менее бледной, но определенно сказать было трудно. Он же выглядел просто ужасно: на лице появилась щетина, а круги под глазами стали еще темнее.
   – Может, вам что-нибудь принести? – шепнула она ему. Это не полагалось, но она могла принести ему чашку кофе. Но Мэтт только покачал головой. А когда Лиз уходила, она заметила, что Барбара спит на диване. Она шла домой, думая, будет ли еще Дафна в палате, когда снова наступит ее дежурство. Лиз на это надеялась. Она думала о ней весь день и потом стала перечитывать фрагменты из «Апачи», ее любимого романа. А когда снова пришла в отделение в одиннадцать часов вечера, то боялась спросить. Но сестра сказала ей, что он все еще в палате и Дафна тоже. Барбара после полудня наконец пошла домой немного отдохнуть. Дафна же все еще держалась, но с трудом.
   Лиз молча прошла к двери палаты и заглянула внутрь. Она увидела, что он стоял рядом с Дафной, смотрел ей в лицо, почти умоляя ее глазами не уходить.
   – Чашку кофе не желаете, мистер Дэйн? – Она прошептала его фамилию, которую ей сказали. Он, судя по всему, целый день ничего не ел, только без конца пил кофе.
   – Нет, спасибо. – Он улыбнулся ей, его щетина стала заметнее, но глаза были сильными и живыми, а улыбка доброй. – По-моему, ей лучше.
   Жар прекратился, но за весь день она ни разу не шевельнулась. Он видел, как сестры подключали к ней разные трубки, а Дафна даже не вздрогнула. Он стоял и гладил ее волосы, а Лиз за ним наблюдала.
   Она медленно подошла к кровати.
   – Это удивительно, знаете. Иногда такие люди, как вы, помогают больному преодолеть кризис.
   – Будем надеяться.
   Они улыбнулись друг другу, и Лиз вышла, а Мэтью опять сел и продолжал вглядываться в лицо Дафны, и только на рассвете она наконец пошевелилась. Он в напряжении сидел на стуле и не сводил с нее глаз. Мэтью не был уверен, что могло означать ее движение, но потом она открыла глаза и обвела ими палату. Она была явно озадачена, видя его, и потом снова забылась, но всего на несколько минут. Мэтью хотел вызвать сестру, но боялся пошевелиться и еще подумал, что, может, сам отключился и все это ему приснилось. Но она снова открыла глаза и посмотрела долгим, тяжелым взглядом.
   – Мэтт? – Ее голос был только чуть громче шепота.
   – Доброе утро.
   – Ты здесь?
   Она говорила очень тихо и скорее всего не поняла, как |он тут оказался, но улыбнулась, а он взял ее руку.
   – Да. Ты долго спала.
   – Как Эндрю?
   – Прекрасно. – Мэтт говорил с ней тоже шепотом. – И с тобой все будет хорошо. Ты это знаешь?
   Она слабо улыбнулась ему:
   – Я себя пока неважно чувствую.
   Мэтт оценил ее юмор. Он дежурил двадцать восемь часов в страхе за ее жизнь.
   – Дафна... – Он ждал, когда она снова откроет глаза. – Я хочу тебе кое-что сказать.
   Он почувствовал в горле комок и только гладил ее руку, а она посмотрела на него и слегка кивнула.
   – Я уже знаю.
   – Как? – Он был разочарован. Она уже все знала и не хотела его выслушать?
   – Ты... собираешься... жениться...
   Она смотрела на него своими большими голубыми печальными глазами, а он с изумлением взглянул на нее:
   – Неужели ты действительно думаешь, что я сидел здесь и ждал, пока ты проснешься, для того чтобы сказать, что собираюсь жениться?
   Легкая улыбка скользнула по ее лицу.
   – Ты всегда был таким благовоспитанным...
   – Не благовоспитанным, глупышка.
   Улыбка стала шире, она прикрыла глаза и с минуту не открывала их. А когда снова открыла, он пристально смотрел на нее.
   – Я люблю тебя, Дафф. Я всегда тебя любил и буду любить. Вот что я хотел тебе сказать.
   – Нет, нет. – Она попыталась покачать головой, но вместо этого только поморщилась. – Ты любишь Гарриет... Бато... или как там ее зовут...
   – Гарриет Боут, как бы ты ее ни назвала, для меня ничего не значит. Я перестал с ней встречаться после того, как сказал, что не люблю ее. Она знала правду. Единственная, кто ничего не знал, – это ты.
   Она долго смотрела на него, пытаясь все это уяснить.
   – Я винила себя за чувства, которые испытывала к тебе, Мэтт.
   – Почему?
   – Не знаю... Я думала, что это непорядочно по отношению... к тебе... или к Джастину. – Она снова посмотрела на него долгим взглядом. – Я рассталась с ним.
   – Почему же ты мне не сказала?
   – Я думала, что ты любишь другую. – Они оба продолжали говорить шепотом. – И ты сказал...
   – Я знаю, что сказал. Я думал, что вы с этим твоим Аполлоном Бельведерским собираетесь пожениться.
   Она улыбнулась ему, и в этом взгляде была вся ее жизнь.
   – Он сопляк.
   – Ну и мы такими были. Я люблю тебя, Дафф. Ты выйдешь за меня замуж?
   Две больших слезы сползли из ее глаз, она стала плакать и закашлялась. Он поцеловал ее глаза и приник своим лицом к ее лицу.
   – Не плачь, Дафф... пожалуйста... все хорошо... Я не хотел тебя расстроить...
   Значит, она его вообще не любила. Ему тоже хотелось расплакаться, но он только гладил ее волосы, пока она пыталась успокоиться.
   – Извини... – Но тут он снова услышал ее голос и застыл на месте.
   – Я тебя тоже люблю... Я думаю, что полюбила тебя в первый же день нашего знакомства... – Она заглянула ему в глаза, а слезы продолжали медленно стекать по ее щекам. – Я не могу выразить, как люблю тебя.
   Лиз Ваткинс зашла в палату попрощаться с ним перед уходом и как вкопанная встала в дверях. Она услышала голос Дафны и увидела их головы рядом. Тогда она тихо постучала и вошла в палату. Она собиралась спросить, как Дафна, но увидела сама, подойдя к кровати. Они оба плакали, а Дафна еще и улыбалась.
   – Вы похожи на счастливую пару.
   – Так оно и есть, – ответил Мэтт за свою будущую жену. – Мы только что решили пожениться.
   – А перстенек покажете? – Глаза Лиз тоже сияли. Ей было достаточно взглянуть на Дафну, чтобы сказать, что она поправится. Кризис прошел, и худшее было позади. – Где перстенек-то? – пошутила она ласково.
   – Она его съела. Поэтому и попала сюда.
   Лиз снова оставила их одних, и Мэтью с улыбкой посмотрел на Дафну:
   – Не рано будет через неделю?
   – А у меня тогда еще будет так болеть голова? – Она выглядела очень усталой, но необыкновенно счастливой.
   – Надеюсь, что нет.
   – Тогда следующая неделя годится. А Эндрю приедет?
   – Да, и об этом я тоже хотел с тобой поговорить. Что, если он будет учиться в Нью-Йоркской школе?
   – И жить дома?
   – По-моему, он готов.
   Дафна все еще улыбалась, когда сестра утренней смены вкатила в палату раскладушку, разложила ее рядом с кроватью Дафны и, улыбнувшись, сказала:
   – Это приказ врача. Он сказал, что, если вы не поспите хоть немного, мистер Дэйн, он вам даст общий наркоз.
   Когда сестра вышла из палаты, Мэтт вытянулся на раскладушке и взял руку Дафны в свою. Она опять уснула, но теперь ее сон не внушал опасений. Мэтью знал, что Дафна поправится, и, засыпая, улыбался про себя. Какими же дураками они были! Надо было сказать ей еще год назад, но теперь это уже не важно... все не важно... кроме Дафны.