Стил Даниэла. Только раз в жизни

   – Твоя проблема в том, что ты чертовски боишься снова дать свободу своим чувствам. У тебя больше нет смелости. Она у тебя, вероятно, когда-то была, это видно по твоим книгам. Но теперь вдруг у тебя не стало отваги, чтобы выйти из-за твоих стен и быть женщиной. И знаешь, что? Раньше или позже это проявится в твоих книгах. Нельзя вести такую жизнь, какую ведешь ты, и оставаться человеком. Это невозможно. Может, ты уже перестала им быть. Может, я полюбил иллюзию... фикцию... мечту...
   – Ты же даже меня не знаешь. Как ты можешь меня любить?
   – Ты думаешь, я тебя не вижу? Ты думаешь, я не слышу тебя в твоих книгах? Ты думаешь, я не понимаю «Апачи»? Ты думаешь, чем я тут занимаюсь изо дня в день? Я оживляю шепоты твоей души. Детка, я знаю тебя. Да, да, знаю. Это ты себя не знаешь. И не хочешь знать. Ты не хочешь напоминать себе, кто ты, какая ты, что ты женщина, замечательная женщина, с реальными потребностями, с сердцем и душой и даже с телом, которое так же жаждет моего, как мое твоего. Но я по крайней мере честен. Я знаю, чего хочу и кто я, и, слава Богу, не боюсь следовать своему внутреннему голосу.
   И, сказав это, он пошел к выходу, хлопнул дверью столовой и направился обратно в павильон. Дафна же, выйдя из столовой вскоре после него, улыбалась про себя. Немногие женщины в стране решились бы отказать Джастину Уэйкфилду. Все было и смешно, и в то же время грустно.
   Дафна наблюдала, как Джастин снова и снова мучился над одной и той же сценой всю вторую половину дня и весь вечер допоздна. Говард Стерн на всех кричал; он даже заставил Дафну поменять кое-что в сцене, чтобы посмотреть, что получится. Но дело было не в ее сценарии, а в настроении Джастина. Она видела, что он ужасно несчастен, и, казалось, что он хочет продемонстрировать это всему миру.
   Наконец в десять вечера, после семнадцати часов работы, Говард Стерн в сердцах бросил на пол свою шляпу.
   – Я не знаю, ребята, что с вами сегодня случилось, но весь день пошел насмарку, коту под хвост. Уэйкфилд, брось хныкать и дуться. Я хочу, чтобы завтра все были здесь в пять утра, а если у вас есть проблемы, лучше «вытрахайте» их за ночь.
   Больше он ничего на прощание им не сказал, и Джастин скрылся в своей гримерной, даже не удостоив Дафну взглядом. Однако он прошел совсем рядом с Дафной, чтобы она видела, какое отвратительное у него настроение.
   Она молча села с Барбарой в лимузин и с усталым вздохом откинулась на спинку сиденья.
   – Хорошенький денек, а? – улыбнулась Барбара по дороге домой, но Дафна не была настроена разговаривать. Она думала о Джастине и о том, правильно ли она поступила.
   Следующий день был немного лучше, но только на этот раз они с Джастином вообще не разговаривали. В этот вечер Говард отпустил их в семь тридцать. Он сказал, что они все ему так надоели, что на год бы хватило.
   Но на следующий день словно произошло чудо. Когда Джастин появился на площадке, в его глазах горели эмоции, страсть и злость, и он ошеломил всех своей игрой. После четырехчасовых съемок, почти без дублей, Говард подбежал к нему и поцеловал в обе щеки, а вся группа радостно закричала. Как бы то ни было, Джастин ожил, и Дафна, направляясь в столовую обедать, уже не чувствовала себя такой виноватой. Она удивилась, когда Джастин сел за ее столик, и осмотрела на него с застенчивой улыбкой.
   – Ты сегодня чудесно работал, Джастин.
   Она не спросила, из-за чего переменилось его настроение, но, что бы там ни было, она была рада, что это произошло.
   – Пришлось. Я чувствовал, что виноват перед Говардом. Я заставил всех расплачиваться за свои эмоции.
   Дафна кивнула, взглянув сперва в свою тарелку, а потом на него.
   – Извини, что я тебя расстроила.
   – Ты тоже извини. Но иногда я думаю, что ты это заслужила.
   Ей хотелось плакать от его слов. Она надеялась, что он сдался.
   – Но раз тебе так хочется, Дафф, мне, видимо, придется с этим смириться. Можно мне быть твоим другом?
   Он сказал это с такой покорностью и нежностью, что слезы наполнили ее глаза, она взяла его руку и подержала в своей.
   – Ты уже мой друг, Джастин. Я знаю, что понять меня нелегко, но в моей жизни произошло так много несчастий. Я ничего не могу с этим поделать. Просто принимай меня такой, как есть. Так будет легче нам обоим.
   – Мне это будет нелегко, но я постараюсь.
   – Спасибо тебе.
   – И все же я не могу приказать своим чувствам исчезнуть. Дафна все еще чувствовала, что Джастин ее не знает, и ее приводила в отчаяние его настойчивость, но, может быть, таким он просто был, и если им на самом деле предстояло быть друзьями, значит, ей надо было тоже принять его.
   – Я постараюсь это уважать.
   – А я буду уважать тебя.
   И затем он усмехнулся и шепнул ей:
   – Но я все же считаю тебя сумасшедшей.
   Дафна засмеялась выражению его лица и не могла удержаться, чтобы не рассказать ему, что она подумала на днях.
   – Ты понимаешь, что я, наверное, единственная в Америке женщина, которая способна не пустить тебя к себе в постель?
   – Ты хочешь президентскую награду за это? – пошутил он, и Дафна рассмеялась.
   – А ты готов вручить?
   – Почему бы нет, черт подери, если ты от этого будешь счастлива.
   И потом они вернулись в павильон, разговаривая о фильме, а вечером Джастин появился на пороге ее дома с почетным знаком, который изготовили ребята-бутафоры. Это была бронзовая пластинка, очень красивая, с тонкой гравировкой. Текст гласил, что президентская награда вручается госпоже Дафне Филдс за сверхсмелость и сверхдоблесть, проявленные при недопущении Джастина Уэйкфилда в свою постель. Она расхохоталась, когда это увидела, поцеловала его в щеку и пригласила выпить.
   – Ты хотела награду, вот я и поймал тебя на слове. Она установила награду на стойке в кухне и вручила ему стакан пива.
   – Ты ел?
   – Я съел гамбургер после работы. Может, поплаваем в твоем бассейне?
   Было уже восемь часов, но вечер был чудесный, и Дафна поддалась искушению.
   – А я могу быть уверена?
   – В чем? Что я не написаю в твой бассейн? – Для его возраста в нем было больше мальчишества, чем взрослости, но это ей в нем нравилось. Порой это ее смешило, а порой сводило с ума.
   – Ты знаешь, что я имею в виду, Уэйкфилд. – Она строго посмотрела на него.
   – Да, знаю, Филдс. – Он ответил ей взглядом и состроил гримасу. А потом рассмеялся. – Да, ты можешь мне верить. Господи, Дафф, какая ты смешная. Ты столько сил тратишь на сдерживание своих чувств. Неужто стоит так беспокоиться?
   – Да. – Она улыбнулась ему. – Я так считаю. – Ну, я думаю, никто не скажет, что ты легкая добыча. По крайней мере я не могу этого сказать. – И потом с печальным выражением лица проговорил. – Или причина во мне?
   – Ох, Джастин. – Она не хотела, чтобы он так думал. – Конечно, нет, глупыш. Просто я долгое время вела такой образ жизни и была вполне счастлива этим. Я не хочу его менять.
   – Благодарю за разъяснение.
   – Благодарю за награду. – Она ласково ему улыбнулась и махнула в направлении спальни: – Пойду надену купальник.
   Дафна надела скромный темно-синий бикини, и, когда вышла, Джастин был уже в бассейне.
   – Вода классная.
   Он отплыл дальше, и она только заметила, что на нем были белые плавки. Она осторожно спустилась в воду и встретилась с ним на середине бассейна. Тогда только она поняла, что белые плавки – это был небольшой участок незагорелой кожи на его ягодицах, и, когда они вынырнули, она посмотрела на него неодобрительно.
   – Джастин, а твои плавки...
   – Я их не люблю надевать. Ты против?
   – Разве у меня есть выбор?
   – Нет.
   Он радостно улыбнулся и снова нырнул, попутно пощекотав Дафну за ноги, а потом вынырнул и, как дельфин, схватил ее в охапку и увлек за собой. Она сопротивлялась, отталкивая его. Он шутя отпрянул назад. Минут десять они развлекались, пока Джастин наконец не сбавил темп.
   – У тебя что, всегда столько энергии после работы?
   – Только когда я счастлив.
   – Знаешь, ты ведешь себя как маленький ребенок.
   – Спасибо.
   Никто бы не подумал, что ему за тридцать, но Дафне приходилось признать, что в его обществе она тоже чувствовала себя моложе.
   – Знаешь, Дафф, бикини тебе очень идет. Но без него ты была бы еще лучше.
   – Не приставай.
   Дафна проплыла еще несколько раз туда и обратно, а потом медленно поднялась по лестнице и вышла из бассейна. И, заворачиваясь в полотенце, повернулась спиной, видя, что и Джастин выходит из воды.
   – Полотенце на стуле.
   – Спасибо.
   Но когда она обернулась, то увидела, что полотенцем он не воспользовался. Напротив, он стоял перед ней во всей красе своего обнаженного мокрого тела. Над ними была луна и небо, полное звезд. Они долго стояли молча, а потом он сделал шаг вперед и обнял ее. Он целовал Дафну со всей нежностью своей мальчишеской души, обнимал ее, и она чувствовала, что он дрожит, как и она, но не знала, происходит ли это от страсти или от ночной прохлады. И по непонятным для себя причинам она позволяла ему обнимать себя и чувствовала, что ее губы отзываются на его поцелуи. Казалось, что это длилось целую вечность. А потом он отвернулся от нее и плотно завернулся в приготовленное ею полотенце, надеясь успокоить кипевшую в нем страсть.
   – Извини, Дафф.
   Он сказал это голосом маленького мальчика, стоя спиной к ней. Дафна не знала, что сказать. Был момент, когда она невероятно захотела его; она ласково коснулась рукой его спины.
   – Джастин... все хорошо... я...
   Тогда он повернул к ней лицо, и их глаза встретились.
   – Я хочу тебя, Дафна. Я знаю, что ты не хочешь об этом слышать. Но я люблю тебя.
   – Ты сошел с ума. Ты дикий, сумасшедший мальчишка в облике мужчины.
   И еще раз она вспомнила предупреждение Говарда... помни, что актеры – это дети. И Джастин был ребенком. Или, может, нет? Он уже им не казался, когда шагнул к Дафне и взял в ладони ее лицо.
   – Я люблю тебя. Как ты можешь в это не верить?
   – Я не хочу в это верить.
   – Почему?
   – Потому что, если я в это поверю, – она запнулась, все ее тело трепетало на теплом ветру, – и позволю и себе любить тебя... нам когда-нибудь придется испытать боль, а я этого не хочу.
   – Я не причиню тебе боли. Никогда. Клянусь тебе, Она вздохнула и прильнула головой к его обнаженной груди, а он обнял ее.
   – Этого никто не может обещать.
   – Я не собираюсь погибать, как другие, Дафф. Нельзя же этого бояться всю жизнь.
   – Я не этого боюсь. Я просто боюсь потерять любовь... причинить боль и самой испытать боль...
   Тогда он отстранил Дафну и взглянул ей в глаза так, чтобы она могла увидеть его, точно так же как она поступала с Эндрю, когда хотела, чтобы он читал по ее губам.
   – Тебе не будет причинена боль, Дафф. Поверь мне.
   Дафна хотела спросить его, почему должна этому верить, но она больше не в силах была – слова потеряли свое значение. Даже для нее. Она позволила Джастину целовать себя и обнимать, а потом он унес ее в спальню, они легли в ее постель и предавались любви до самого рассвета. Утром они вместе встали, он приготовил ей кофе и тост, потом они стояли под душем, целовались и смеялись, и Дафна уже больше не помнила, почему она так долго и упорно отстаивала свое одиночество.
   А когда в пять утра Барбара вернулась от Тома, чтобы ехать с Дафной на студию, она была потрясена, видя Джастина на кухне, в белых джинсах и босого.
   – Хорошо ли провела ночь, Барб?
   Их глаза встретились. У Барбары тут же возник инстинкт защитить от него Дафну, но она знала, что теперь уже было поздно.
   – Да, очень, спасибо.
   Но ее глаза сказали все, что она о нем думает, и он ее понял.
   В пять пятнадцать они все втроем уселись в лимузин Дафны и поехали на студию. Джастин играл великолепно, а потом, когда все пошли обедать, они с Дафной закрылись в его гримерной и занимались любовью до двух часов дня, пока все не вернулись на площадку продолжать работу над фильмом.

Глава 29

   Работа на съемочной площадке – это все равно что застрять в лифте на все лето – ни от кого нет секретов. Через неделю вся группа знала, что Дафна и Джастин – любовники, но один Говард осмелился однажды утром за кофе с пончиками прокомментировать это:
   – Не говори, что я тебя не предупреждал. Все они дети. Избалованные дети.
   Но Дафна уже была околдована Джастином.
   Он слал ей в павильон цветы, пек ей печенье в полночь у нее на кухне, покупал бесчисленные и милые подарки и занимался с ней любовью когда только и где только это было возможно. Ночью они лежали рядом с ее бассейном, и он читал Дафне стихи, которые выучил в детстве, и рассказывал забавные истории о съемках других фильмов, которые ее смешили до слез.
   Их же фильм продвигался очень хорошо, с опережением графика, к большому удовольствию Говарда, и проблем на площадке было мало. Дафна за последние три недели узнала о киносъемках больше, чем рассчитывала узнать за весь год.
   – И когда мы закончим этот фильм, любовь моя, мы снимем еще один, и еще... и еще... Мы непобедимая команда, детка.
   И Дафна была склонна согласиться. Единственной проблемой в их романе было то, что она знала, что Барбаре он не нравится, и это вызывало постоянную напряженность между ними. Барбара старалась ничего об этом не говорить, но и по ее молчанию все было ясно. Вечером она поделилась с Томом, и он пытался ее успокоить, но бесполезно.
   – Она взрослая женщина. И способна отвечать за свои поступки. Ты же сама это говорила. Будь просто в стороне от этого. У нас своя жизнь, пусть у нее будет своя.
   – Ее оценка в данном случае никуда не годится. Том, этот парень ее просто использует, я это знаю.
   – Нет, ты ошибаешься, это твои подозрения. У тебя нет никаких доказательств.
   – Оставь ты свой адвокатский тон.
   – А ты оставь свой материнский тон.
   Том пытался поцелуями заставить Барбару молчать, но не мог подавить ее опасений. Она боялась, что Джастин использует Дафну. Почему-то она не верила ему, но не могла до конца понять, в чем тут дело. Он только лишь не переселился к Дафне, а так постоянно был с ней: на съемках, дома, на вечеринках, в ресторанах. Для Дафны это была новая жизнь, и казалось, что она ей нравится, но в ее глазах все еще не было полного счастья. Прежние годы оставили свой след. Дафне не хватало общения с Эндрю. Она по-прежнему каждый день ему писала, но в графике съемок не было перерывов, когда Дафна могла бы слетать к нему или он к ней. Ее звонки Мэтью в школу тоже были нечастыми. В последнее время ей совершенно некогда было звонить. Казалось, что каждый раз, когда она говорила Джастину, что идет звонить, он отвлекал ее то поцелуем, то лаской, то какой-то проблемой.
   Наконец однажды вечером Мэтью застал ее дома.
   – Ваше сердце покорил Голливуд, мисс Филдс, или вы просто слишком заняты, чтобы звонить?
   Она почувствовала себя виноватой, и на мгновение ее охватил страх, что с ее сыном что-то случилось.
   – Эндрю здоров?
   Ее сердце стучало, но Мэтью быстро ее успокоил:
   – Все в порядке. Но я должен признать, что соскучился. Как продвигается фильм?
   – Отлично, точнее, великолепно.
   Мэтью услышал в ее голосе еще что-то, но не был уверен, что именно. Между ними появилась какая-то отчужденность, которой раньше не было, и он хотел узнать ее причину. Может, просто из-за фильма, но это было маловероятно. А когда Мэтью позвонил еще раз, к телефону подошел Джастин.
   – Какая школа? – Джастин не сразу понял. Он читал текст для следующего съемочного дня, а Дафна была в ванной. – Го... – что?
   – Говард. Она знает.
   Мэтью уже пожалел, что позвонил ей.
   – А-а. – Джастин вспомнил. – Ее сын. Она не может сейчас подойти. Она в ванной.
   Мэтью внутренне съежился. Так вот в чем была причина ее молчания. В ее жизни был мужчина. Это его огорчило, но Мэтью надеялся, что это по крайней мере достойный человек. Она заслужила кого-то необыкновенного, потому что сама была необыкновенной.
   – Ей что-нибудь передать?
   – Пожалуйста, скажите ей, что у ее сына все в порядке.
   – Непременно.
   Джастин повесил трубку и посмотрел на часы. В Нью-Гемпшире было одиннадцать тридцать. Очень странно, что они звонили в это время. Он зашел в ванную и сказал Дафне, что кто-то ей звонил из школы ее ребенка.
   – Он просил сказать тебе, что у твоего сына все благополучно. – И вдруг Джастин на нее странно посмотрел: – Что-то поздновато он тебе позвонил. Кто это?
   – Мэтью Дэйн. Директор.
   Дафна виновато посмотрела, как будто сожалела, что Джастин ответил на звонок. Но он рассмеялся и сел на край ванны.
   – Неужто у моей маленькой старой девы был роман с руководителем школы ее сына?
   Идея его развеселила, Дафна же была раздосадована:
   – Нет, Джастин, это неправда. Мы просто друзья.
   – Какие такие друзья?
   – Друзья-собеседники. Какими могли бы быть мы с тобой, если бы ты хоть что-то соображал. – Ее голос смягчился. – Он прекрасный человек и очень помог Эндрю.
   – О Господи, все эти парни из школ-интернатов гомики, Дафф. Ты что, не знала этого? Он скорее всего влюблен в попку твоего малыша.
   В глазах Дафны, когда она взглянула на Джастина, внезапно сверкнуло бешенство:
   – Ты говоришь мерзости, сам ничего об этом не зная. Это специальная школа, и те, кто там работает, настоящие подвижники.
   – Ну, может быть. – Она его не убедила, и Джастин посмотрел на нее вопросительно: – Что ты имеешь в виду под «специальной» школой? У него что, какие-то проблемы? – Он вдруг вспомнил слова Дафны о том, что ей пришлось оставить там Эндрю, что у нее не было выбора. Он содрогнулся от мысли, что ее сын может быть умственно отсталым, а Дафна вглядывалась в его глаза, словно оценивая, насколько она может ему довериться.
   Наступила длительная пауза, и затем Дафна кивнула:
   – Да. Эндрю от рождения глухой. Он находится в школе для глухих в Нью-Гемпшире.
   – Боже мой! Ты мне никогда об этом не говорила.
   – Я обычно об этом не говорю, – произнесла Дафна печально.
   – Почему, Дафф?
   – Потому что это касается только меня и больше никого. – Она взглянула на него почти дерзко.
   – Это, должно быть, паршиво – иметь глухого ребенка.
   – Нет.
   Глядя Джастину в глаза, Дафна видела, что он не понимает, но, если он ее любил, он должен был это знать.
   – Он замечательный ребенок и осваивает все, что нужно знать для жизни в нормальном обществе.
   – Это здорово.
   Но видно было, что Джастин не хотел знать об этом больше. Он наклонился, чтобы поцеловать ее, и потом вернулся в спальню дальше читать свою роль.
   Дафна вышла из ванны, вытерлась и пошла позвонить Мэтью из кабинета. Он ответил и стал извиняться, что позвонил.
   – Не говори глупостей, Мэтт. Я бы сама позвонила, но была ужасно занята.
   Она не стала говорить о Джастине, да и не знала, что сказать, но была смущена оттого, что Мэтт обнаружил его в ее доме. Джастин сказал ей, что сообщил, что она была в ванной; Дафна не считала это подобающим ответом на телефонные звонки к ней. А если бы это звонили журналисты? Но Джастина это, по-видимому, не особенно волновало. Он был гораздо более привычен к их настырности, чем Дафна, и несколько меньше заботился о своей репутации. Он уже раньше ее запятнал.
   – Как Эндрю?
   – Хорошо.
   Мэтью сообщил Дафне все последние новости, но между ними была какая-то странная неловкость, и разговор ни ему, ни ей не принес прежнего удовлетворения. Дафна пыталась уяснить, говорила ли она с ним так помногу потому, что была одинока, и внезапно почувствовала себя виноватой за то, что использовала его, чтобы заполнить свои пустые вечера здесь, на Западном побережье. А теперь был Джастин, и все было по-другому, но, вешая трубку, она ощутила потерю.
   – Ты звонила своему другу? – съязвил Джастин, когда Дафна вернулась в спальню.
   – Да. У Эндрю все в порядке.
   Ее глаза просили Джастина не развивать дальше эту тему, и он благоразумно не стал. Вместо этого Джастин мягким движением отодвинул полотенце, которым Дафна себя обернула, и медленно провел рукой снизу вверх по внутренней стороне ее бедра. Потом ласково притянул Дафну к себе, медленно усадил на свою голодную плоть, и они слились в порыве страсти, забыв о ее телефонном разговоре. Но после любовного акта, когда Джастин уснул и тихо сопел рядом, Дафна лежала и думала о Мэтью.

Глава 30

   Съемки «Апачи» продолжались без перерыва еще два месяца и наконец Говард дал всем четыре дня отдыха.
   – Слава Богу, детка! – Джастин был в восторге. – Давай съездим в Мексику на несколько дней.
   Но у Дафны были другие планы.
   – Я не могу. Мне надо увидеться с Эндрю. Я не видела его почти три месяца.
   – Эндрю? О Господи. Малыш может подождать. Разве нет?
   Дафна возмутилась:
   – Нет, не может. Я хочу, чтобы он сюда приехал. – В ее голосе звучали и обида и твердость. Ничто не могло встать между ней и Эндрю. Даже Джастин. Она думала, что он все-таки проявит интерес к ее сыну, но этого не произошло. Были вещи, которые его вообще не интересовали, к ним относились и дети. Его не интересовали вообще ничьи дети, даже ее. И все же их роман был бурным, и временами они могли говорить до самого утра, и она была уверена, что он ее любит. Но иногда ей казалось, что он любит только часть ее, некоторых же ее сторон он не знает вообще. И прежде всего Эндрю, который был главной частью в ее жизни. – Джастин, как ты думаешь? Ты хотел бы с ним познакомиться? – Может, если привлечь его к своим планам, он бы и отозвался.
   – Может быть. Но, честно говоря, киска, мне нужно отдохнуть, а насколько я знаю, дети не особенно способствуют отдыху.
   Судя по всему, он не извинялся, не был в особом восторге. А Дафна не знала, будет ли разумно вызывать к себе Эндрю. Слишком уж дальний путь ради четырех дней. В конце концов, она позвонила Мэтту и спросила, что он думает.
   – Вообще-то, честно говоря, Дафф, мне кажется, что для Эндрю это будет слишком утомительно. Да и для любого ребенка его возраста.
   Дафна думала то же самое. Она просто хотела, чтобы Эндрю познакомился с Джастином, но, видимо, для этого еще не пришло время, и ни он, ни Джастин не были к этому готовы. Вероятно, лучше всего было бы предоставить Джастина самому себе на эти четыре дня. Они прожили бы друг без друга, зато она вдоволь пообщалась бы с сыном. Такая перспектива Дафне вполне подходила, но она все же досадовала на Джастина.
   – Ты, наверное, прав, Мэтт. Я прилечу в Нью-Йорк, а оттуда доберусь на машине.
   – Это глупо.
   Дафна была ошарашена. Она не виделась с сыном почти три месяца. Но Мэтт моментально понял причину ее замешательства и рассмеялся.
   – Я имел в виду не полет на восток вообще, а идею лететь в Нью-Йорк, а потом ехать на машине. Лети в Бостон, и я тебя встречу.
   – Мне неудобно. У тебя там и так много забот, чтобы еще раскатывать за мной.
   – А ты почти беспрерывно работала на протяжении последних пяти месяцев. Неужели я не могу сделать любезность другу?
   Надо было признать, что для Дафны это было бы, конечно, удобнее, но она испытывала неловкость. Мэтью всегда о ней заботился.
   – Я серьезно. Для меня это не сложно.
   Дафна знала, что это не так, и предложение Мэтта ее тронуло.
   – Раз так, я согласна.
   Она взглянула на расписание, которое раньше взяла в авиакассе, сказала, каким самолетом прилетит на следующий день, и пошла в спальню собирать вещи. Дафну внезапно взволновало, что она увидит их обоих; ей ужасно не терпелось снова обнять Эндрю. Она вошла в спальню, сияя от радости, и Джастин посмотрел на нее со своей неотразимой мальчишеской усмешкой.
   – Ты, наверное, балдеешь от своего малыша, а, Дафф?
   – Ну, конечно.
   Она села на кровать рядом с ним, нежно коснулась губами его руки и сказала:
   – Я хотела бы, чтобы и ты с ним познакомился.
   – Да, как-нибудь. – И потом, после паузы: – А он умеет говорить?
   Дафна кивнула.
   – Да. Хотя и не всегда отчетливо.
   В глазах Джастина появилось выражение, которое ее обеспокоило, и она спросила:
   – Ты этого боишься? Я имею в виду – общения с глухим ребенком?
   – Не боюсь. Просто меня не очень интересуют дети, нормальные или ненормальные, все равно.
   – Он не ненормальный. Он глухой.
   – Это одно и то же.
   Дафне очень захотелось наброситься на него с кулаками, но она сдержалась.
   – Я хочу, чтобы он приехал сюда осенью, когда мы закончим фильм. Тогда ты с ним познакомишься.
   – Прекрасная идея.
   Почему он так сказал? Потому что это будет только через три месяца? Ей не нравилось его отношение к ее ребенку, но в Джастине было так много того, что ей нравилось... И она надеялась, что после знакомства с Эндрю его отношение изменится. Эндрю нельзя было не любить, хоть и глухого.
   – А что ты собираешься делать, пока меня не будет?
   Всем им надо было отдохнуть, особенно Джастину, и она посмотрела на него с ласковой улыбкой.
   – Не знаю. Я хотел съездить с тобой в Мексику. – Он коснулся ее бедра. – Тебя никак нельзя переубедить?
   Дафна улыбнулась. Джастин в самом деле не понимал, и она покачала головой.
   – Нет. И не пытайся.
   – Он, наверное, классный малыш?
   – Да.
   – Ладно, скажи ему, что я балдею от его мамули.
   – Скажу.
   Но она знала, что пока не будет говорить ему о Джастине. Эндрю бы этого не понял. Да и в глазах Эндрю она принадлежала только ему, всегда принадлежала и будет принадлежать.
   – Ты намерен остаться здесь, милый?
   – Не знаю. Может, смотаюсь на пару дней в Сан-Франциско повидаться с друзьями.