Стивенсон Роберт Луис. Похищенный, или приключения Дэвида Бэлфура Катриона

   - Как же ты узнавал час, когда идти на место встречи? - спросил я.
   - Около одиннадцати хозяин приносил мне еду, немножко бренди и огарок свечи, чтобы не есть в темноте. И я знал, что, когда поем, пора идти в лес. Там я лежал и сильно тосковал по тебе, Дэви, - сказал он, кладя руку мне на плечо, - и гадал, прошло уже два часа или нет, если только не приходил Чарли Стюарт со своими часами; а потом возвращался в свой распроклятый стог. Нет, дрянное было житье, и слава богу, что я оттуда вырвался.
   - А что же ты там делал все время?
   - Да все, что мог! Иногда играл в бабки. Я отлично играю в бабки, только неинтересно играть, если тобой никто не любуется. А иногда сочинял песни.
   - О чем? - спросил я.
   - Ну, об оленях, о вереске, - сказал Алан, - о вождях, что жили в давние времена, и вообще обо всем, о чем поется в песнях. А иной раз я воображал, что в руках у меня волынка и я играю. Я вспоминал прекрасные песни, и мне казалось, будто я играю страх как хорошо; клянусь тебе, порой я даже слышал звуки своей волынки! Но до чего я рад, что все это кончилось!
   Он заставил меня снова рассказать о моих приключениях и выслушал все с начала до конца, расспрашивая о подробностях, выказывая бурное одобрение и временами восклицая, что я "на редкость храбрый, хоть и чудак".
   - Значит, ты испугался Саймона Фрэзера? - однажды спросил он.
   - По правде сказать, да!
   - Я бы на твоем месте тоже испугался, Дэви, - сказал Алан. - Но хоть он и негодяй, а надо по справедливости сказать, что в сражениях он вел себя очень достойно.
   - Так он не трус? - спросил я.
   - Трус! - хмыкнул Алан. - Да он бесстрашный, как моя шпага.
   Рассказ о моей дуэли привел его в неистовство.
   - Подумать только! - кричал он. - Я ведь показывал тебе этот прием в Корринэки! Три раза, три раза ты дал выбить у себя шпагу! Позор на мою голову - ведь это я тебя учил! Ну-ка, становись, вынимай шпагу, мы не сойдем с этого места, пока ты не сотрешь пятно со своей и моей чести!
   - Алан, - сказал я, - тебя, должно быть, хватил солнечный удар! Ну время ли сейчас заниматься уроками фехтования!
   - Ты, пожалуй, прав, - согласился он. - Но три раза выбить шпагу, Дэви! А ты стоял, как соломенное чучело, и бегал за ней, точно собачонка за платком! Дэвид, этот Дункансби, очевидно, какой-то особенный! Должно быть, несравненный фехтовальщик! Будь у меня время, я бы побежал назад и сразился с ним сам. Он, как видно, большой мастер!
   - Глупый ты человек, - сказал я, - ты забываешь, что сражался-то он со мной.
   - Это верно, - сказал он, - но три раза!
   - Ты же сам знаешь, что я никудышный фехтовальщик, - сказал я.
   - Все равно, я сроду ничего подобного не слыхал!
   - Обещаю тебе одно, Алан, - сказал я. - Когда мы свидимся в следующий раз, я буду фехтовать лучше. Тебя больше не опозорит друг, не умеющий биться на шпагах.
   - В следующий раз! - вздохнул Алан. - Когда он будет, хотел бы я знать?
   - Я подумывал об этом, Алан, - сказал я, - и у меня вот какие намерения: мне хочется стать адвокатом.
   - Это такая скучища, Дэви, - возразил Алан, - и к тому же сплошное крючкотворство. Нет, тебе больше подходит королевский мундир.
   - И конечно же, тогда нам будет легче всего встретиться! - воскликнул я. - Но так как ты наденешь мундир короля Людовика, а я - короля Георга, то встреча будет премиленькая!
   - Пожалуй, ты прав, - согласился Алан.
   - Лучше я стану адвокатом, - продолжал я, - на мой взгляд, это - самое подходящее дело для джентльмена, у которого три раза выбили шпагу. Но вот в чем соль: один из лучших колледжей, где учат на адвокатов и где учился мой родич Пилриг, - это Лейденский колледж в Голландии. Что ты на это скажешь, Алан? Не сможет ли волонтер Royal Ecossais [5] взять отпуск, перескочить через границу и навестить лейденского студента?
   - Еще бы, конечно, сможет! - воскликнул он. - Видишь ли, мой полковник, граф Драммонд-Мелфорт, ко мне благоволит; а что еще важнее, один из моих родичей - подполковник шотландского полка в Голландии. Это проще простого - отпроситься, чтобы навестить подполковника Стюарта из Халкета. А лорд Мелфорт - человек весьма ученый, он, как Цезарь, пишет книги и бесспорно будет доволен, если я поделюсь с ним своими наблюдениями.
   - Стало быть, лорд Мел форт - писатель? - обрадовался я, ибо если Алан превыше всего ценил солдат, то я питал гораздо большее уважение к джентльменам, пишущим книги.
   - Вот именно, Дэви, - подтвердил он. - Многие думают, что полковник мог бы заняться делами и поважнее. Но что мне сказать, когда я сам сочиняю песни?
   - Ну что же, - сказал я, - теперь тебе остается лишь дать адрес, куда тебе писать во Францию; а как только я попаду в Лейден, я пришлю тебе свой.
   - Лучше всего писать на имя вождя моего клана, - сказал он. - Чарлзу Стюарту из Ардшила, эсквайру, город Мелон во Франции. Рано или поздно письмо непременно попадет в мои руки.
   Мы позавтракали жареной пикшей в Массельборо, где я от души потешался над Аланом. В это жаркое утро его плащ и вязаные гетры невольно бросались людям в глаза, и, быть может, разумнее было бы объяснить причины такого наряда вскользь, как бы между прочим; но Алан взялся за дело необычайно ретиво, вернее, даже разыграл целое представление. Он расхвалил хозяйку за ее умение жарить рыбу, а потом до самого ухода рассказывал, как у него от простуды заболел живот, торжественно описывал всевозможные симптомы болезни и свои страдания и с огромным интересом выслушивал хозяйкины советы.
   Мы постарались уйти из Массельборо до прихода первой почтовой кареты, ибо, как сказал Алан, этой встречи нам лучше избежать. Ветер, хотя и сильный, дышал теплом, и чем сильнее припекало солнце, тем больше Алан страдал от жары. В Престонпансе он увел меня в сторону, на Глэдсмьюрское поле, и стал с совершенно излишней пространностью описывать мне здешнее сражение. Оттуда мы прежним быстрым шагом отправились в Кокенси. Несмотря на верфи миссис Кэделл, где сооружались рыбачьи шхуны для ловли сельдей, это был пустынный, обветшалый городишко с множеством разрушенных домов; однако в харчевне оказалось чисто, и Алан, совсем разомлевший от жары, угостился бутылкой эля и поведал старухе хозяйке историю о простуженном животе, хотя на этот раз симптомы были совсем другие.
   Я сидел и слушал, и вдруг мне пришло в голову, что я не припомню, чтобы он сказал какой-нибудь женщине хоть два-три слова всерьез: он всегда зубоскалил и дурачился, втайне издеваясь над ними, однако же предавался этому делу с большим азартом и энергией. Я намекнул ему об этом, когда хозяйку случайно отозвали из комнаты.
   - Что же ты хочешь? - сказал он. - Мужчина всегда должен веселить женский пол и плести всякие небылицы, чтобы развлечь бедных овечек! Тебе во что бы то ни стало надо поучиться этому, Дэвид, надо усвоить приемы, это ведь как ремесло. Ну, само собой, если б тут была молоденькая женщина, да еще и хорошенькая, я бы и не заикнулся про свой живот. Но если женщина слишком стара, чтобы думать о любовниках, ее хлебом не корми, только дай кого-то полечить. Почему? Откуда я знаю? Такими уж создал их бог. И все равно болван тот мужчина, который не постарается им угодить.
   Но тут старуха вошла в комнату, - и он отвернулся от меня, словно ему не терпелось продолжить увлекательный разговор. Хозяйка, отвлекшись на время от Аланова живота, принялась рассказывать о своем девере из Эберледи, чью болезнь и кончину она живописала бесконечно долго. Иногда это было скучно, иногда же и скучно и противно, ибо старуха рассказывала, смакуя подробности. В конце концов я погрузился в глубокую задумчивость и глядел в окно на дорогу, почти не замечая того, что видел перед собой. Но если бы ктонибудь за мной наблюдал, он увидел бы, как я внезапно вздрогнул.
   - И припарки к ногам мы ему ставили, - говорила хозяйка, - и горячий камень на живот клали, и давали ему пить отвар из иссопа, и мятную воду, и хороший, чистый серный бальзам...
   - Сэр, - тихо произнес я, вмешиваясь в разговор, - сейчас мимо дома прошел один мой друг.
   - Да неужели? - небрежно отозвался Алан, словно речь шла о сущем пустяке. - Ну, а еще что, мэм? - обратился он к несносной старухе, и она опять повела свой рассказ.
   Вскоре, однако, он расплатился с ней монетой в полкроны, и ей пришлось выйти за сдачей.
   - Это был тот рыжий? - спросил Алан.
   - Ты угадал, - ответил я.
   - А что я тебе говорил в лесу! - воскликнул он. - И все же странно, что он оказался тут. Он был один?
   - По-моему, да.
   - Он прошел мимо? - продолжал Алан.
   - Да, - сказал я, - и не смотрел ни направо, ни налево.
   - Это еще более странно, - произнес Алан. - Мне думается, Дэви, что нам надо уходить. Но куда? Черт его знает! Похоже на прежние времена! воскликнул он.
   - Нет, не совсем похоже, - возразил я. - Теперь у нас есть деньги в кармане.
   - И еще одна большая разница, мистер Бэлфур, - сказал он. - Теперь за нами гонятся псы. Они почуяли след; вся свора бежит за нами. - Он выпрямился на стуле, и на лице его появилось знакомое мне сосредоточенное выражение.
   - Послушайте, матушка, - обратился он к вошедшей хозяйке, - нет ли другой дороги к вашему постоялому двору?
   Она ответила, что есть, и сказала, куда эта дорога ведет.
   - Я думаю, сэр, - сказал он мне, - что этот путь будет для нас короче. Прощайте, милая хозяюшка, я не забуду о припарках из коричной настойки.
   Через огород с грядками капусты мы вышли на тропинку среди полей. Алан зорко огляделся по сторонам и, заметив, что мы находимся в неглубокой лощине, где нас из деревни не видно, сел на землю.
   - Теперь давай держать военный совет, Дэви, - сказал он. - Но прежде всего хочу дать тебе небольшой урок. Если бы я вел себя, как ты, что бы запомнила о нас хозяйка? Только то, что мы вышли через огород. А что запомнит теперь? Что проходил красивый, веселый, любезный и разговорчивый молодой человек, он мучился животом, бедняжка, и очень расстроился, когда она рассказала про своего деверя. Вот, Дэвид, голубчик; учись, как нужно соображать!
   - Постараюсь, Алан, - сказал я.
   - Ну, теперь о рыжем, - сказал Алан. - Он шел быстро или медленно?
   - Ни так, ни эдак, - ответил я.
   - Ты не заметил, он не торопился?
   - Нет, что-то незаметно было, - сказал я.
   - Гм!.. Это странно. Утром в Дроках мы их не видали; он прошел мимо нас, он как будто нас и не ищет, и все-таки он тут, на нашем пути!.. Черт возьми, Дэви, я, кажется, догадываюсь. По-моему, они ищут не тебя, а меня; и, по-моему, они отлично знают, куда им идти.
   - Знают? - переспросил я.
   - Думаю, что меня выдал Энди Скаугел - либо он, либо его приятель, который тоже кое-что знает; или этот молодчик, клерк Чарли Стюарта, что было бы совсем прискорбно, - сказал Алан, - и, попомни мое слово, на Джилланской отмели наверняка будет разбито несколько голов.
   - Алан! - воскликнул я. - Если ты прав, то людей там будет много, силы неравные. Несколько разбитых голов только ухудшат дело.
   - Все-таки хоть какое-то удовлетворение, - сказал Алан. - Но постой-ка, постой... я вспомнил - спасибо славному западному ветру, кажется, я еще смогу уплыть. И вот каким образом, Дэви. Я условился с этим Скаугелом, что мы встретимся, когда стемнеет. "Но, - сказал он, - если ветер подует с запада, я приду гораздо раньше, лягу в дрейф и буду ждать вас за островом Фидра". Так вот, если твои джентльмены знают место встречи, то, конечно, знают и час. Понимаешь меня, Дэви? Благодаря Джонни Коупу и остолопам в красных мундирах я знаю эти места, как свои пять пальцев; если хочешь еще раз бежать с Аланом Бреком, то мы повернем от берега и снова выйдем к морю возле Дирлтона. Если корабль там, мы попробуем попасть на него. Если его не будет, придется мне возвращаться в постылый стог. Во всяком случае, думаю, что мы оставим твоих джентльменов в дураках.
   - Мне кажется, надежда есть, - сказал я. - Будь по-твоему, Алан!
   ГЛАВА XIII
   ДЖИЛЛАНСКАЯ ОТМЕЛЬ
   Несмотря на старания Алана, мне не удалось изучить эти места так, как он изучил их во время похода с генералом Коупом; я почти не замечал, какой дорогой мы шли. В оправдание свое могу сказать, что мы чрезвычайно спешили. Часть пути мы бежали бегом, часть трусили рысцой, остальное время шли очень быстрым шагом. Мчась изо всех сил, мы дважды наталкивались на крестьян; но хотя на первого мы налетели изза угла, Алан оказался наготове, как взведенный курок.
   - Вы не видели мою лошадь? - запыхавшись, выпалил он.
   - Нет, милый человек, не видел я никакой лошади, - ответил крестьянин.
   Алан, не пожалев времени, осведомил его, что мы по очереди ехали верхом на коне, что конь куда-то ускакал и мы боимся, не вернулся ли он домой, в Линтон. Но этого ему показалось мало: еле переводя дух, он стал проклинать свою неудачливость и мою глупость, из-за которой все и случилось.
   - Если нельзя говорить правду, - заметил он, когда мы двинулись дальше, - надо уметь лихо и правдоподобно солгать. Когда люди не знают, что ты тут делаешь, Дэви, их разбирает ярое любопытство; а когда ени думают, что знают, им до тебя столько же дела, сколько мне до прошлогоднего снега.
   Так как мы сначала уходили от моря, то путь вел нас прямо на север; вехами нам служили слева старая церковь в Эберледи, а справа - вершина горы Бервик Ло; таким образом, мы снова вышли к морю неподалеку от Дирлтона. К западу от Северного берега до Джилланского мыса тянутся цепочкой четыре островка: Крэйглит, Лэм, Фидра и Айбро; все они сильно разнятся друг от друга и величиной и формой. Самый своеобразный из них Фидра; это странный серый островок с двумя горбами, приметный еще и тем, что на нем виднеются какие-то развалины; помню, когда мы подошли ближе, через дверь или окно в этих развалинах море блеснуло, как человеческий глаз. Между островом и берегом есть удобное, защищенное от западных ветров место для стоянки кораблей, и мы еще издали увидели стоящий там "Репейник".
   Напротив островков тянулся совершенно пустынный берег. Здесь нет человеческого жилья и редко встретишь модей, разве только пробегут резвящиеся ребятишки. Маленькая деревушка Джиллан расположена на дальнем конце мыса; жители Дирлтона работают вдали от моря, на полях, а рыбаки Северного Бервика выходят на ловлю из своей гавани; словом, на всем побережье вряд ли найдется столь безлюдное место, как это. Но, помнится, когда мы, озираясь по сторонам и слыша громкий стук своих сердец, ползли на животе среди бесчисленных бугров и впадин, то здесь так ослепительно сияло солнце и сверкало море, так шелестели под ветром травы, так быстро юркали в норы кролики и взлетали чайки, что мне казалось, будто в этой пустыне царит кипучее оживление. Бесспорно, место для тайного отплытия было бы выбрано превосходно, если бы только оно оставалось тайным; даже сейчас, когда тайна была выдана и за берегом следили, нам все же удалось незаметно подползти к дюнам, спускавшимся прямо к морю.
   Но тут Алан остановился.
   - Дэви, - сказал он, - здесь нам не пройти. Пока мы лежим, мы в безопасности, да только ни корабль, ни берег Франции от этого не станут ближе. А если мы встанем и начнем подавать знаки бригу, то неизвестно, чем это кончится. Где сейчас твои джентльмены, как ты думаешь?
   - Может, они еще не пришли, - сказал я. - А если они и здесь, то у нас все-таки есть одно преимущество. Они ждут нас, чтобы схватить, это правда. Но ведь они ждут, что мы придем с востока, а мы явились с запада.
   - Да, - ответил Алан. - Вот если бы нас было больше да завязался бы бой, тогда они остались бы с носом. Но нас только двое, Дэвид, и положение наше мало радует Алана Брека. Не знаю, что делать.
   - Время идет, Алан, - напомнил я.
   - Я это знаю, - ответил Алан, - и больше ничего не знаю, как говорят французы. Просто хоть гадай - орел или решка. Если бы только знать, где они, твои джентльмены!
   - Алан, - сказал я, - это на тебя непохоже. Надо решать сейчас или никогда.
   "Не мне, не мне, сказал он"... - пропел Алан и сделал забавную гримасу, в которой сочетались и смущение и озорство.
   Не мне и не тебе, сказал, не мне и не тебе!
   Клянусь я, Джонни славный мой, не мне и не тебе!
   Внезапно он встал во весь рост и, подняв правую руку с развевающимся платком, стал спускаться к берегу. Я тоже встал и пошел сзади, внимательно разглядывая песчаные холмы на востоке. Сначала его появление осталось незамеченным: Скаугел не ждал его так рано, а "мои джентльмены" высматривали нас с другой стороны. Затем на палубе "Репейника" началось движение; очевидно, там было все наготове, ибо не прошло и секунды, как с кормы спустили шлюпку, которая быстро поплыла к берегу. Почти тотчас же в стороне Джилланского мыса, примерно в полумиле от нас, на песчаном холме, поднялся человек и взмахнул руками, и, хотя он сразу же исчез, в той стороне еще с минуту беспокойно метались чайки.
   Алан, глядевший на корабль и на шлюпку, ничего не заметил.
   - Будь что будет! - воскликнул он, когда я сказал ему об этом. Быстрей бы они гребли на этой шлюпке, не то пройдется топор по моей шее!
   Здесь вдоль берега тянулась длинная плоская отмель, во время отлива очень удобная для ходьбы; по ней в море стекал маленький ручеек, а песчаные холмы высились над нею, как крепостной вал. Мы не могли видеть, что происходит по ту сторону холмов, и нетерпение наше не могло ускорить приближение шлюпки: время словно остановилось, и ожидание казалось мучительно долгим.
   - Хотел бы я знать, какой приказ получили эти джентльмены. Мы с тобой вместе стоим четыреста фунтов; что, если они начнут стрелять в нас из ружей, Дэви? С этого длинного песчаного вала очень удобно стрелять.
   - Этого не может быть, - сказал я. - Прежде всего у них нет ружей. Все делается секретно; возможно, у них есть пистолеты, но никоим образом не ружья.
   - Надеюсь, что ты прав, - произнес Алан. - И все равно - скорей бы подошла эта лодка!
   Он щелкнул пальцами и свистнул, подзывая лодку, как собаку.
   До берега ей оставалось приблизительно треть пути, мы уже подошли к самой воде, и мне в башмаки набился сырой песок. Теперь нужно было набраться терпения, всматриваться в медленно приближающуюся лодку и поменьше оглядываться на длинную непроницаемую гряду песчаных холмов, над которыми мелькали чайки и за которыми, несомненно, расположились наши враги.
   - В таком славном, солнечном, прохладном месте обидно получить пулю в лоб, - вдруг сказал Алан, - и я завидую твоему мужеству, дружище.
   - Алан! - воскликнул я. - Подумай, что ты говоришь! Да ты храбрейший человек на свете, ты само мужество, я берусь это доказать кому угодно!
   - И ты бы очень ошибся, - сказал он. - Я опытнее и дальновиднее тебя, только и всего. А если говорить о спокойном, твердом, стойком мужестве, то я тебе и в подметки не гожусь. Вот я стою и думаю только о том, как бы удрать; а ты, насколько я понимаю, подумываешь, не остаться ли здесь. Ты полагаешь, я был бы способен так поступить, если б и захотел? Никогда! Во-первых, я бы не решился, у меня не хватило бы мужества; во-вторых, я человек настолько прозорливый, что уже видел бы себя под судом.
   - Вот к чему ты клонишь! - сказал я. - Алан, дорогой, ты можешь морочить старых баб, но меня тебе не удастся провести!
   Память об искушении, которое я испытал в лесу, сделала меня твердым, как железо.
   - Я назначил встречу, - продолжал я, - мы с твоим родичем Чарли условились встретиться, я дал ему слово.
   - Черта с два ты с ним встретишься, - сказал Алан. - Ты прямиком отправишься на свидание с джентльменами из-за холмов. И чего ради, скажи на милость? - мрачным и грозным тоном продолжал он. - Хочешь, чтобы тебя похитили, как леди Грэндж? Чтобы тебя проткнули насквозь и зарыли в песчаном холме? А может быть, хочешь другого: чтобы тебя засудили вместе с Джемсом? Да можно ли им доверять? Неужели ты сунешь голову в пасть Саймону Фрэзеру и прочим вигам? - добавил он с горечью.
   - Алан! - воскликнул я. - Я с тобой согласен, все они негодяи и лгуны. Тем более необходимо, чтобы хоть один порядочный человек остался в этом царстве воров! Я дал слово и сдержу его. Еще давно я сказал твоей родственнице, что меня не остановит опасность. Ты помнишь? Это было в ту ночь, когда убили Рыжего Колина. И меня действительно ничто не остановит. Я останусь здесь. Престонгрэндж обещал сохранить мне жизнь. Если он предатель, значит, я умру.
   - Ладно, ладно, - сказал Алан.
   Все это время наших преследователей не было ни видно, ни слышно. Позже я узнал, что наше появление застигло их врасплох: главный отряд еще не успел подойти; те же, кого послали в засаду раньше, рассыпались по холмам близ Джиллана. Собрать их было нелегко, а лодка тем временем приближалась к берегу. Кроме того, это были трусы, шайка горских воров, угоняющих скот; все они принадлежали к разным кланам и не имели во главе командира-джентльмена. И чем больше они глазели с холмов на нас с Аланом, тем меньше, я полагаю, воодушевлял их наш вид.
   Не знаю, кто предал Алана, но только не капитан: он сидел в шлюпке у руля и беспрестанно подгонял гребцов, и было видно, что он искренне стремится выполнить свое дело. Лодка быстро неслась к берегу, уже близка была свобода, и лицо Алана запылало от радостного волнения, как вдруг наши друзья из-за холмов то ли от отчаяния, что добыча ускользает из их рук, то ли надеясь испугать Энди, пронзительно завопили хором.
   Этот внезапный крик среди, казалось бы, пустынных песков был и вправду страшен, и гребцы на лодке перестали грести.
   - Что это? - воскликнул капитан; теперь лодка была уже так близко, что мы могли переговариваться.
   - Мои друзья, - ответил Алан и, войдя в воду, устремился навстречу лодке. - Дэви, - произнес он, останавливаясь. - Дэви, что же ты не идешь? Я не могу бросить тебя тут.
   - Я не пойду, - сказал я.
   Заколебавшись, он какое-то мгновение стоял по колено в морской воде.
   - Ну, чему быть, того не миновать, - сказал он и двинулся дальше; когда он был уже почти по грудь в воде, его втащили в шлюпку, которая тотчас же повернула к кораблю.
   Я стоял все на том же месте, заложив руки за спину; Алан, обернувшись к берегу, не отрывал от меня глаз, а лодка плавно уходила все дальше и дальше. Вдруг я понял, что вот-вот расплачусь: мне казалось, что нет во всей Шотландии человека более одинокого и несчастного, чем я. Я повернулся спиной к морю и оглядел дюны. Там было тихо и пусто, солнце золотило мокрые и сухие пески, меж дюнами посвистывал ветер и уныло кричали чайки. Я отошел чуть дальше от моря; водяные блохи проворно скакали по выброшенным на берег водорослям - и больше ни звука, ни движения на этом зловещем берегу. И все же я чувствовал, что кто-то тайком за мной наблюдает. Вряд ли это солдаты, они давно бы уже выбежали и схватили нас; вернее всего, это просто какие-то проходимцы, нанятые, чтобы разделаться со мной, быть может, похитить, а может, тут же и убить меня. Судя по их поведению, первое, пожалуй, было вернее; но, зная повадки и усердие таких наемников, я подумал, что второе тоже весьма вероятно, и похолодел.
   Мне пришла в голову отчаянная мысль вынуть из ножен шпагу; хоть я и не умею сражаться с джентльменами по всем правилам, но, быть может, мне случайно удастся ранить противника в рукопашной схватке. Но тут же я понял, как бессмысленно было бы всякое сопротивление. Ведь это, наверное, и есть тот "способ", на котором сошлись Престонгрэндж и Фрэзер. Я был убежден, что прокурор настоял на том, чтобы сохранить мне жизнь; Фрэзер же, по всей вероятности, намекнул Нийлу и его товарищам, что это вовсе не обязательно; и обнажив клинок, я, пожалуй, сыграю на руку моему злейшему врагу и подпишу себе смертный приговор.
   Погруженный в эти мысли, я дошел почти до дюн. Я оглянулся на море; шлюпка приближалась к бригу, и Алан, прощаясь со мной, размахивал платком, а я в ответ помахал ему рукой. Но вскоре и Алан, отделенный от меня морским пространством, превратился в еле различимую точку. Я надвинул шляпу поглубже, стиснул зубы и пошел прямо к песчаному холму. Взбираться на крутой склон было нелегко, песок уходил из-под ног, как вода. Наконец я ухватился за пучок длинной и жесткой травы, росшей на вершине, и, подтянувшись, очутился на твердой площадке. И в то же мгновение справа и слева зашевелились и подняли головы шесть или семь разбойничьего вида оборванцев с кинжалами в руках. Должен сознаться, я зажмурился и прошептал молитву. Когда я открыл глаза, негодяи молча и неторопливо подползли чуть ближе. Они смотрели на меня не отрываясь, и я со странным ощущением увидел, как горят их глаза и с какой опаской они продвигаются ко мне. Я протянул руки, показывая, что безоружен; тогда один из них с сильным горским акцентом спросил, сдаюсь ли я.
   - Против своей воли, - сказал я, - если ты понимаешь, что это значит, в чем я сильно сомневаюсь.
   При этих словах они накинулись на меня, как стая воронов на падаль, отняли шпагу и все деньги, что были у меня в карманах, связали мне руки и ноги крепкой веревкой и бросили на траву. Затем они уселись полукругом и в настороженном молчании глядели на своего пленника, словно на опасного зверя, льва или тигра, готового прыгнуть на них в любую секунду. Немного погодя опасения их, очевидно, рассеялись. Они сбились в кучу, заговорили по-гэльски и на моих глазах весьма нагло занялись дележкой моего имущества. К счастью, я мог отвлечься от этого зрелища: с места, где я лежал, было удобно наблюдать за бегством Алана. Я видел, как лодка подошла к бригу, как ее подняли на борт, затем надулись паруса и корабль, пройдя за островами и миновав Северный Бервик, ушел в открытое море.
   В течение двух часов прибывали другие горцы в лохмотьях, пока не собралась шайка человек в двадцать; одним из первых пришел рыжий Нийл. С появлением каждого нового оборванца возобновлялся оживленный разговор, в котором слышались и жалобы и оправдания; но я заметил, что никому из тех, кто пришел позже, из добычи не досталось ничего. В конце концов между ними разгорелся такой жаркий и злобный спор, что мне казалось, они вот-вот передерутся; после этого шайка тотчас же разделилась: большинство гурьбой направилось на запад, и только трое, Нийл и двое других, остались стеречь своего пленника.