Страница:
– Я разговаривал с дочерью, – улыбнулся Ник.
– С твоей дочерью?
– Да, у меня две дочери. Саманте, с которой я только что разговаривал, уже двенадцать лет, а младшей – девять. У меня есть две дочери, Рейвен, но нет ни возлюбленной, ни жены.
– Твоя жена... она умерла? – сочувственно спросила Белоснежка.
– Кто? Дендра? – горько засмеялся Ник. – Нет, моя бывшая жена очень даже жива!
– Она сильно обидела тебя?
– Нет, – посерьезнел Ник. – Она обидела моих дочерей.
После короткого вздоха Рейвен порывисто прижалась к Нику, и он понял ее искреннее сочувствие к нему и его дочерям.
«Она полюбит их!» – обрадовался Ник.
Эта женщина, которая в юности была жестоко предана своей матерью, хорошо понимает, насколько ранимы нежные сердца девочек. Однако трезвый рассудок тут же напомнил ему слова Виктории: страсть Рейвен к деньгам ненасытна! Нику хотелось прижать ее к себе, рассказать всю правду о себе и своих дочерях, попросить ее стать ему женой, а девочкам матерью... Но, обжегшись однажды на молоке, он должен был дуть на воду не только ради собственного блага, но для блага своих дочерей. Он ни на секунду не усомнился в своей любви к Белоснежке и надеялся, что и она любит его, но время раскрыть все карты пока не настало.
Вместо того чтобы покрепче обнять Рейвен, Ник жестом велел ей сесть на диван, а сам остался стоять посередине гостиной. Такая дистанция была необходима для того, чтобы он мог спокойно рассказать ей всю историю о своей бывшей жене Дендре. Если во время рассказа он будет обнимать Рейвен, она сразу почувствует его боль и гнев и он поддастся опасному искушению рассказать всю правду не только о Дендре, но и о себе самом.
– Мы с Дендрой поженились через полгода после окончания колледжа. Это был неосмотрительный шаг с моей стороны, как я теперь понимаю. Мне хотелось иметь детей, и Дендра, как мне тогда казалось, целиком и полностью разделяла это стремление. Когда через год у нас родилась дочь Саманта, я был на седьмом небе от счастья, но Дендра оказалась ужасной матерью. К сожалению, выяснилось это только через три с лишним года. В моем присутствии она играла роль самой любящей и заботливой матери на свете, но когда меня не было, маленькая Саманта была фактически предоставлена самой себе. Дендра занималась только собой и своими капризами.
– Боже, как ужасно, – прошептала Рейвен, но Ник, казалось, не услышал ее и продолжил:
– Спустя год после рождения Саманты мы решили, что у нас должно быть двое детей. Поверь мне, Рейвен, я никогда не принуждал Дендру к рождению второго ребенка, она сама высказала свое горячее желание родить еще одного малыша. Месяц шел за месяцем, но она все не беременела, несмотря на наши совместные усилия. Мы оба были очень огорчены этой неудачей.
Ник замолчал и сделал глубокий вдох, тщетно пытаясь успокоиться. Внутри у него бушевала ярость, с которой он едва мог справиться. Его глаза были устремлены куда-то далеко, он перестал воспринимать окружающую действительность. Его сжигала ненависть и боль.
– Ник! – осторожно позвала его Рейвен. Очнувшись от горьких и мучительных воспоминаний, он улыбнулся ей и продолжил:
– Саманте было уже три года, когда это случилось. Однажды я пришел домой с работы раньше обычного. Входя в дверь, я услышал телефонный звонок и снял трубку. Медсестра из частной клиники подтвердила факт беременности Дендры, несмотря на то что все это время она принимала противозачаточные таблетки, и просила передать ей, что операция по прерыванию беременности назначена на утро следующего дня. Кроме того, выяснилось, что Дендра собиралась пройти процедуру стерилизации путем перевязки маточных труб, чтобы никогда уже не, подвергаться риску нежелательной беременности. Вот так! А ведь все это время она ловко делала вид, что вместе со мной горюет о том, чтo никак не может забеременеть во второй раз!
Рейвен всем сердцем сочувствовала Нику. Ей Хорошо была известна боль измены и предательства. Но зачем Дендра так ужасно поступила с Ником? Почему она не хотела иметь второго ребенка? Судя по всему, это было не импульсивное решение, а холодный расчет. Очевидно, Дендре очень хотелось выйти замуж за Ника, хотя она и не разделяла его желания иметь двоих детей, да еще сразу после свадьбы. Поэтому ей приходилось систематически обманывать его впоследствии.
Но почему?
Для Рейвен ответ казался очевидным: Дендра слишком сильно любила Ника, чтобы делить его еще с кем-нибудь, даже с собственными детьми.
– Наверное, Дендра очень сильно любила тебя, – вслух произнесла она.
Но Ник знал, что Дендра любила не его, а его деньги. В этом заключалась горькая правда, которую он пока не хотел открывать Рейвен. Но в ее тихих словах он услышал вдруг новую грань отношения женщины к мужчине. Рейвен полагала вполне правдоподобным то объяснение случившемуся, что Дендра просто слишком сильно любила его, а не его богатство и все, что из этого вытекает.
– И что же случилось потом, Ник?
– Я уговорил ее оставить ребенка и не делать аборт, – сказал он, а про себя добавил: «Я заплатил ей за то, чтобы она родила второго малыша», – после рождения Мелоди мы развелись. Наш брак оказался неудачным.
– Мелоди?[4]
– Да, – счастливо улыбнулся Ник. – Это имя ей очень подходит. Она всегда такая веселая и приветливая, словно звонкая песня радости и безоблачного счастья! Когда я думаю о том, что Дендра хотела убить ее задолго до рождения... Если бы в тот день я не вернулся домой пораньше...
– Но ведь ты вернулся! – ободряюще сказала ему Рейвен, думая о том, как ее мать делала аборт за абортом, без колебаний убивая своих нерожденных детей. – А кто же заботится сейчас о твоих дочерях? – вдруг встрепенулась она.
– Мои родители. Мы живем все вместе. Сегодня Дендра должна была взять их к себе на весь день, но в последнюю минуту, как это бывало уже не раз, отказалась. Заявила, что внезапно простудилась.
– Значит, она до сих пор живет в Лос-Анджелесе?
– В Лос-Анджелесе, в Нью-Йорке, в других городах. Она вышла замуж за очень состоятельного человека, у которого уже есть дети.
– Ты все еще любишь ее?
– Честно говоря, я вообще не помню, чтобы я когда-либо любил ее по-настоящему. Все мои чувства были разом уничтожены в тот день, когда я понял, что она тайком была готова убить нашего ребенка и что если бы не случайность, именно так все бы и произошло. Мне страшно даже подумать об этом!
Рейвен понимающе кивнула, и в комнате на некоторое время воцарилось молчание. Наконец Ник спросил:
– А ты до сих пор любишь свою мать, несмотря на ее предательство?
Прежде чем ответить, Рейвен долго размышляла, потом едва слышно проговорила:
– Сейчас уже не люблю. Но очень долгое время после ее внезапного отъезда и всего того, что произошло потом, я действительно продолжала ее любить. Мне кажется, она не любила саму себя, поэтому оказалась неспособной любить собственного ребенка. А почему ты спрашиваешь меня об этом, Ник? Ты хочешь понять, что чувствуют Саманта и Мелоди по отношению к своей матери?
– Да. Меня особенно волнует Саманта. Она почему-то стремится во что бы то ни стало сохранить отношения с Дендрой, хотя та не проявляет особого энтузиазма.
– Ты не должен препятствовать Саманте в этом, Ник. Придет время, и она сама порвет эти отношения.
– Рейвен, я хочу познакомить тебя с моими дочерьми, – внезапно заявил Ник.
– Я буду очень рада, – прошептала она.
– Давай устроим совместный ужин на этой неделе?
– Отличная идея!
Рейвен на секунду задумалась, вспомнив, что уже очень давно – а если быть точнее, целых пять лет не готовила ужин, рассчитанный на гостей, но, понадеявшись на опыт и хорошую память, предложила:
– Может, устроим ужин у меня дома? Я неплохо готовлю.
– Ты уверена, что хочешь этого?
– Абсолютно!
– Отлично! МЫ придем к тебе в гости!
Заметив в ее глазах нерешительность, Ник мягко спросил:
– Тебя что-то беспокоит?
– Просто я подумала, не пригласить ли нам и твоих родителей?
Ник не сомневался в том, что его родители с удовольствием примут это приглашение. Особенно мама, которую уже распирало любопытство – с какой это женщиной он отправился в Чикаго на весь уик-энд?
Это ей он постарался посадить роскошные розы и сирень из собственного питомника? А теперь еще хочет познакомить со своей семьей?
– Спасибо за приглашение, но, думаю, на первый раз вполне хватит моих девочек. С Мелоди проблем не будет, а вот Саманта может заважничать и даже показать свою враждебность к тебе, чужой женщине. Она прелестная девочка, Рейвен. Ласковая и очень заботливая ко мне, к сестре, к бабушке и дедушке. Но за пределами семейного круга она скрытна и недоверчива.
Джейсон не любил тратить время попусту и никогда этого не делал, чем сильно отличался от других творческих натур, порой терявших чувство времени и пространства. В отличие от типичных представителей богемы он был очень собранным и организованным человеком.
Узнав, что первая половина дня у него неожиданно освободилась, Джейсон тут же переключил внимание на дела, которые предстояли ему в ближайшие четыре дня. В четверг он должен был вылететь в Гонконг на съемки очередного фильма, а до того нужно было выполнить множество других мелких дел и обязанностей, часть которых имела большое значение, а остальные были простой рутиной. Но Джейсон не делал различий между важным и не очень важным. Все дела будут выполнены им до отлета в Гонконг.
В течение нескольких освободившихся часов он решил разобраться с накопившейся корреспонденцией. Если бы рядом была верная Грета, он бы просто надиктовал ей все ответы. Но Греты не было, и Джейсон решил вызвать к себе стенографистку из секретариата студии.
Сняв трубку, он набрал номер исполнительного администратора студии «Голд Стар». Марго была отличным администратором, и Джейсон, несмотря на то что день вручения наград считался на студии неофициальным выходным, был уверен, что она пришлет eмy хорошую стенографистку.
На другом конце сняли трубку и Джейсон, не представляясь, сказал:
– Мне нужна помощь.
– Нет, Джейсон, – тотчас узнала его Марго. – только не сегодня. Разве ты забыл какой сегодня день?
– Нет, не забыл, но мне срочно нужна помощница.
– Всего лишь одна помощница? – недоверчиво переспросила Марго. Обычно Джейсон требовал от нее нескольких помощников и немедленно.
– Да, одна, – подтвердил Джейсон. – Точнее, мне нужна стенографистка с двенадцати до трех часов дня. Это возможно? .
– Хорошо, я пришлю тебе кого-нибудь к полудню.
– Спасибо!
– Всегда к твоим услугамl – улыбнулась Марго. – Да, чуть не забыла! Желаю удачи сегодня вечером!
Она появилась на пороге его кабинета ровно в полдень. Ее появление было абсолютно бесшумным, словно она материализовалась из воздуха.
В тот момент Джейсон был целиком погружен в свою работу, но что-то заставило его поднять голову. Опытный актер, он сумел скрыть свое изумление при виде явившейся к нему стенографистки.
В секретариате студии стенографистками и секретарями, как правило, работали начинающие актрисы. Они мечтали попасться на глаза какому-нибудь известному Голливудскому режиссеру и «засветиться», чтобы он при случае вспомнил о них и, может быть, дал какую ни будь роль в своем фильме. Для этого они всегда одевались стильно и ярко, их макияж был безупречным, они с охотой брались за любую работу и старались при всяком удобном случае продемонстрировать свое умение играть самые разные эмоциональные состояния. Они были умными, красивыми, талантливыми, и каждая обладала несомненно и индивидуальностью.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава 14
Глава 15
– С твоей дочерью?
– Да, у меня две дочери. Саманте, с которой я только что разговаривал, уже двенадцать лет, а младшей – девять. У меня есть две дочери, Рейвен, но нет ни возлюбленной, ни жены.
– Твоя жена... она умерла? – сочувственно спросила Белоснежка.
– Кто? Дендра? – горько засмеялся Ник. – Нет, моя бывшая жена очень даже жива!
– Она сильно обидела тебя?
– Нет, – посерьезнел Ник. – Она обидела моих дочерей.
После короткого вздоха Рейвен порывисто прижалась к Нику, и он понял ее искреннее сочувствие к нему и его дочерям.
«Она полюбит их!» – обрадовался Ник.
Эта женщина, которая в юности была жестоко предана своей матерью, хорошо понимает, насколько ранимы нежные сердца девочек. Однако трезвый рассудок тут же напомнил ему слова Виктории: страсть Рейвен к деньгам ненасытна! Нику хотелось прижать ее к себе, рассказать всю правду о себе и своих дочерях, попросить ее стать ему женой, а девочкам матерью... Но, обжегшись однажды на молоке, он должен был дуть на воду не только ради собственного блага, но для блага своих дочерей. Он ни на секунду не усомнился в своей любви к Белоснежке и надеялся, что и она любит его, но время раскрыть все карты пока не настало.
Вместо того чтобы покрепче обнять Рейвен, Ник жестом велел ей сесть на диван, а сам остался стоять посередине гостиной. Такая дистанция была необходима для того, чтобы он мог спокойно рассказать ей всю историю о своей бывшей жене Дендре. Если во время рассказа он будет обнимать Рейвен, она сразу почувствует его боль и гнев и он поддастся опасному искушению рассказать всю правду не только о Дендре, но и о себе самом.
– Мы с Дендрой поженились через полгода после окончания колледжа. Это был неосмотрительный шаг с моей стороны, как я теперь понимаю. Мне хотелось иметь детей, и Дендра, как мне тогда казалось, целиком и полностью разделяла это стремление. Когда через год у нас родилась дочь Саманта, я был на седьмом небе от счастья, но Дендра оказалась ужасной матерью. К сожалению, выяснилось это только через три с лишним года. В моем присутствии она играла роль самой любящей и заботливой матери на свете, но когда меня не было, маленькая Саманта была фактически предоставлена самой себе. Дендра занималась только собой и своими капризами.
– Боже, как ужасно, – прошептала Рейвен, но Ник, казалось, не услышал ее и продолжил:
– Спустя год после рождения Саманты мы решили, что у нас должно быть двое детей. Поверь мне, Рейвен, я никогда не принуждал Дендру к рождению второго ребенка, она сама высказала свое горячее желание родить еще одного малыша. Месяц шел за месяцем, но она все не беременела, несмотря на наши совместные усилия. Мы оба были очень огорчены этой неудачей.
Ник замолчал и сделал глубокий вдох, тщетно пытаясь успокоиться. Внутри у него бушевала ярость, с которой он едва мог справиться. Его глаза были устремлены куда-то далеко, он перестал воспринимать окружающую действительность. Его сжигала ненависть и боль.
– Ник! – осторожно позвала его Рейвен. Очнувшись от горьких и мучительных воспоминаний, он улыбнулся ей и продолжил:
– Саманте было уже три года, когда это случилось. Однажды я пришел домой с работы раньше обычного. Входя в дверь, я услышал телефонный звонок и снял трубку. Медсестра из частной клиники подтвердила факт беременности Дендры, несмотря на то что все это время она принимала противозачаточные таблетки, и просила передать ей, что операция по прерыванию беременности назначена на утро следующего дня. Кроме того, выяснилось, что Дендра собиралась пройти процедуру стерилизации путем перевязки маточных труб, чтобы никогда уже не, подвергаться риску нежелательной беременности. Вот так! А ведь все это время она ловко делала вид, что вместе со мной горюет о том, чтo никак не может забеременеть во второй раз!
Рейвен всем сердцем сочувствовала Нику. Ей Хорошо была известна боль измены и предательства. Но зачем Дендра так ужасно поступила с Ником? Почему она не хотела иметь второго ребенка? Судя по всему, это было не импульсивное решение, а холодный расчет. Очевидно, Дендре очень хотелось выйти замуж за Ника, хотя она и не разделяла его желания иметь двоих детей, да еще сразу после свадьбы. Поэтому ей приходилось систематически обманывать его впоследствии.
Но почему?
Для Рейвен ответ казался очевидным: Дендра слишком сильно любила Ника, чтобы делить его еще с кем-нибудь, даже с собственными детьми.
– Наверное, Дендра очень сильно любила тебя, – вслух произнесла она.
Но Ник знал, что Дендра любила не его, а его деньги. В этом заключалась горькая правда, которую он пока не хотел открывать Рейвен. Но в ее тихих словах он услышал вдруг новую грань отношения женщины к мужчине. Рейвен полагала вполне правдоподобным то объяснение случившемуся, что Дендра просто слишком сильно любила его, а не его богатство и все, что из этого вытекает.
– И что же случилось потом, Ник?
– Я уговорил ее оставить ребенка и не делать аборт, – сказал он, а про себя добавил: «Я заплатил ей за то, чтобы она родила второго малыша», – после рождения Мелоди мы развелись. Наш брак оказался неудачным.
– Мелоди?[4]
– Да, – счастливо улыбнулся Ник. – Это имя ей очень подходит. Она всегда такая веселая и приветливая, словно звонкая песня радости и безоблачного счастья! Когда я думаю о том, что Дендра хотела убить ее задолго до рождения... Если бы в тот день я не вернулся домой пораньше...
– Но ведь ты вернулся! – ободряюще сказала ему Рейвен, думая о том, как ее мать делала аборт за абортом, без колебаний убивая своих нерожденных детей. – А кто же заботится сейчас о твоих дочерях? – вдруг встрепенулась она.
– Мои родители. Мы живем все вместе. Сегодня Дендра должна была взять их к себе на весь день, но в последнюю минуту, как это бывало уже не раз, отказалась. Заявила, что внезапно простудилась.
– Значит, она до сих пор живет в Лос-Анджелесе?
– В Лос-Анджелесе, в Нью-Йорке, в других городах. Она вышла замуж за очень состоятельного человека, у которого уже есть дети.
– Ты все еще любишь ее?
– Честно говоря, я вообще не помню, чтобы я когда-либо любил ее по-настоящему. Все мои чувства были разом уничтожены в тот день, когда я понял, что она тайком была готова убить нашего ребенка и что если бы не случайность, именно так все бы и произошло. Мне страшно даже подумать об этом!
Рейвен понимающе кивнула, и в комнате на некоторое время воцарилось молчание. Наконец Ник спросил:
– А ты до сих пор любишь свою мать, несмотря на ее предательство?
Прежде чем ответить, Рейвен долго размышляла, потом едва слышно проговорила:
– Сейчас уже не люблю. Но очень долгое время после ее внезапного отъезда и всего того, что произошло потом, я действительно продолжала ее любить. Мне кажется, она не любила саму себя, поэтому оказалась неспособной любить собственного ребенка. А почему ты спрашиваешь меня об этом, Ник? Ты хочешь понять, что чувствуют Саманта и Мелоди по отношению к своей матери?
– Да. Меня особенно волнует Саманта. Она почему-то стремится во что бы то ни стало сохранить отношения с Дендрой, хотя та не проявляет особого энтузиазма.
– Ты не должен препятствовать Саманте в этом, Ник. Придет время, и она сама порвет эти отношения.
– Рейвен, я хочу познакомить тебя с моими дочерьми, – внезапно заявил Ник.
– Я буду очень рада, – прошептала она.
– Давай устроим совместный ужин на этой неделе?
– Отличная идея!
Рейвен на секунду задумалась, вспомнив, что уже очень давно – а если быть точнее, целых пять лет не готовила ужин, рассчитанный на гостей, но, понадеявшись на опыт и хорошую память, предложила:
– Может, устроим ужин у меня дома? Я неплохо готовлю.
– Ты уверена, что хочешь этого?
– Абсолютно!
– Отлично! МЫ придем к тебе в гости!
Заметив в ее глазах нерешительность, Ник мягко спросил:
– Тебя что-то беспокоит?
– Просто я подумала, не пригласить ли нам и твоих родителей?
Ник не сомневался в том, что его родители с удовольствием примут это приглашение. Особенно мама, которую уже распирало любопытство – с какой это женщиной он отправился в Чикаго на весь уик-энд?
Это ей он постарался посадить роскошные розы и сирень из собственного питомника? А теперь еще хочет познакомить со своей семьей?
– Спасибо за приглашение, но, думаю, на первый раз вполне хватит моих девочек. С Мелоди проблем не будет, а вот Саманта может заважничать и даже показать свою враждебность к тебе, чужой женщине. Она прелестная девочка, Рейвен. Ласковая и очень заботливая ко мне, к сестре, к бабушке и дедушке. Но за пределами семейного круга она скрытна и недоверчива.
Джейсон не любил тратить время попусту и никогда этого не делал, чем сильно отличался от других творческих натур, порой терявших чувство времени и пространства. В отличие от типичных представителей богемы он был очень собранным и организованным человеком.
Узнав, что первая половина дня у него неожиданно освободилась, Джейсон тут же переключил внимание на дела, которые предстояли ему в ближайшие четыре дня. В четверг он должен был вылететь в Гонконг на съемки очередного фильма, а до того нужно было выполнить множество других мелких дел и обязанностей, часть которых имела большое значение, а остальные были простой рутиной. Но Джейсон не делал различий между важным и не очень важным. Все дела будут выполнены им до отлета в Гонконг.
В течение нескольких освободившихся часов он решил разобраться с накопившейся корреспонденцией. Если бы рядом была верная Грета, он бы просто надиктовал ей все ответы. Но Греты не было, и Джейсон решил вызвать к себе стенографистку из секретариата студии.
Сняв трубку, он набрал номер исполнительного администратора студии «Голд Стар». Марго была отличным администратором, и Джейсон, несмотря на то что день вручения наград считался на студии неофициальным выходным, был уверен, что она пришлет eмy хорошую стенографистку.
На другом конце сняли трубку и Джейсон, не представляясь, сказал:
– Мне нужна помощь.
– Нет, Джейсон, – тотчас узнала его Марго. – только не сегодня. Разве ты забыл какой сегодня день?
– Нет, не забыл, но мне срочно нужна помощница.
– Всего лишь одна помощница? – недоверчиво переспросила Марго. Обычно Джейсон требовал от нее нескольких помощников и немедленно.
– Да, одна, – подтвердил Джейсон. – Точнее, мне нужна стенографистка с двенадцати до трех часов дня. Это возможно? .
– Хорошо, я пришлю тебе кого-нибудь к полудню.
– Спасибо!
– Всегда к твоим услугамl – улыбнулась Марго. – Да, чуть не забыла! Желаю удачи сегодня вечером!
Она появилась на пороге его кабинета ровно в полдень. Ее появление было абсолютно бесшумным, словно она материализовалась из воздуха.
В тот момент Джейсон был целиком погружен в свою работу, но что-то заставило его поднять голову. Опытный актер, он сумел скрыть свое изумление при виде явившейся к нему стенографистки.
В секретариате студии стенографистками и секретарями, как правило, работали начинающие актрисы. Они мечтали попасться на глаза какому-нибудь известному Голливудскому режиссеру и «засветиться», чтобы он при случае вспомнил о них и, может быть, дал какую ни будь роль в своем фильме. Для этого они всегда одевались стильно и ярко, их макияж был безупречным, они с охотой брались за любую работу и старались при всяком удобном случае продемонстрировать свое умение играть самые разные эмоциональные состояния. Они были умными, красивыми, талантливыми, и каждая обладала несомненно и индивидуальностью.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава 14
Их объединяла одна очень важная для Голливуда черта – уверенность в себе или по крайней мере искусная маска уверенности.
Молодая женщина, появившаяся на пороге кабинета Джейсона, выглядела очень неуверенной и робкой, что сразу удивило его. Казалось, ей смертельно хотелось исчезнуть, уйти, раствориться в воздухе. Ее лицо было наполовину скрыто волной густых золотистых волос, глаза таинственно мерцали из-за больших очков в тонкой золото и оправе. Вместо привычной для начинающих актрис яркой стильно и одежды, выгодно подчеркивающей красоту ног и фигуры, на этой стенографистке было надето очень свободное и целомудренное платье, скрывавшее ее тело от шеи до пят. Оно было вышито нежными луговыми цветами.
Джейсону понравилось это необычное платье, которое казалось принадлежностью другого мира.
Перед ним стояло дитя цветов, место которого было не в секретариате киностудии, а где-нибудь среди весенних лугов, где она могла бы тихо петь под гитару мелодичные песни о любви.
Казалось, произошла какая-то чудовищная ошибка, из-за которой это хрупкое и нежное существо оказалось вырванным из пасторальной идиллии и перенесенным в суперсовременны и кабинет известнейшего режиссера и продюсера, каким был Джейсон Коул.
Как бы там ни было, она пришла точно в двенадцать, как и обещала Марго. В ее тонких пальцах вместо гитарных струн был зажат большой блокнот. Она была готова к работе.
Нет, она не принадлежала к числу начинающих актрис, каждая из которых отдала бы несколько лет жизни за возможность провести три часа в кабинете самого Джейсона Коула, помогая ему отвечать на письма. Видение, возникшее на пороге его кабинета, явно не испытывало от этого никакого удовольствия.
Но почему она выглядела такой испуганной? Неужели Джейсон казался ей грозным и страшным? Может быть, она боялась его известной всем строгости и высокой требовательности?
Да, он действительно был очень требовательным, но при этом никогда не терял над собой контроля. Никогда! Даже теперь, хотя чувствовал сильнейшее раздражение, видя перед собой испуганное хрупкое создание вместо деловой красавицы.
Подавив недовольство, Джейсон поднялся из-за стола и приветливо улыбнулся:
– Здравствуйте! Заходите, пожалуйста! Вы пришли как раз вовремя.
Молодая женщина молча вошла в кабинет, присела на краешек стула как раз перед его рабочим Столом теперь Джейсон разглядел, как дрожали ее тонкие пальцы с обгрызенными донельзя ногтями.
Подняв взгляд на ее лицо, он увидел огромные глаза совершенно необычного сине-зеленого цвета, которые казались еще больше из-за оптического эффекта очков. Ему показалось, что даже ее глаза мелко дрожат за стеклами очков, и это вызвало в нем новый приступ досады.
Ему было совершенно необходимо как-то успокоить ее, и он решил, что проще всего будет просто показать ей, насколько легко с ним работать.
Когда она пришла к нему, он писал очередное письмо деловому партнеру. Джейсон решил продолжить диктовать ей свой ответ: пусть убедится, что бояться нечего.
– Давайте сразу приступим к делу, – сказал он с бодрой улыбкой и, когда стенографистка закивала в знак согласия, предложил: – для начала я вам кое-что продиктую.
В ее глазах мелькнула тень изумления, но Джейсон решил, что это ему только показалось, так как она тут же наклонилась достать ручку из плетеной сумочки, лежавшей рядом с ней на полу. Такие сумочки были в моде в шестидесятых годах. Приглядевшись, Джейсон увидел, что эта довольно потрепанная вещица и впрямь была тех лет.
– Готовы? – спросил он, когда стенографистка достала наконец ручку и раскрыла свой толстый блокнот. В ответ она снова кивнула головой, и он бодро начал:
– Отлично! Пишите! «Прошу иметь в виду, что не стану менять свой замысел из-за мелочных капризов...»
Джейсон не успел закончить начатую фразу, потому что на пороге кабинета возникла еще одна молодая женщина.
– Мистер Коул? Прошу прощения за опоздание... Джейсон не сразу взглянул на пришедшую, потому что не мог поверить своим глазам – сидевшая перед ним стенографистка записывала его слова не специальными стенографическими значками, а старательным детским почерком!
С трудом оторвавшись от поразительного и непонятного зрелища, Джейсон перевел взгляд на дверь кабинета. Там стояла длинноногая красавица, стильно одетая, с очень выразительным лицом.
Это была она! Его стенографистка и начинающая актриса!
Тогда кто же, черт возьми, сидел перед ним, старательно записывая его слова детским почерком?! Что это за фантом из шестидесятых годов с невероятно бледной кожей и длинными золотистыми волосами?! И почему она с такой радостью и облегчением смотрит на опоздавшую настоящую стенографистку?!
– Кто вы? – довольно резко спросил Джейсон у хрупкого создания. Она повернулась к нему, и в ее глазах снова появился страх. Тогда он повторил уже гораздо мягче:
– Кто вы?
Только теперь Джейсон вдруг осознал, что еще не слышал ее голоса. До сих пор она молчала, общаясь с ним лишь жестами и мимикой.
Когда она заговорила, ее голос оказался нежным и тихим, словно созданным для пения баллад о романтической любви.
– Я Мэрилин Пире... Лорен Синклер? – тут же поправилась она, встряхнув густой золотистой челкой.
В двенадцать часов мне была назначена встреча с вами, мистер Коул.
Холли – а это была, конечно же, она – остановилась и беспомощно оглянулась на красавицу, все еще стоявшую в дверях, словно ища поддержки.
– Это не Рейвен Уинтер, – догадался Джейсон. Рейвен застряла в Чикаго из-за нелетной погоды, и я легкомысленно решил, что наша встреча не состоится. Но мы можем поговорить и без ее участия.
– Может, лучше перенести наш разговор на другое, более удобное для вас и Рейвен Уинтер время? – робко предложила Холли.
И Джейсон сразу понял, что именно этого ей сейчас хотелось больше всего. Но если он согласится с ее предложением, то больше уже никогда ее не увидит, в этом Джейсон был абсолютно уверен. Она наверняка решила, что он продиктовал ей свое окончательное решение ни в коем случае не менять свой замысел и сделать конец фильма не таким, как в романе.
Но на самом деле слова, продиктованные ей Джейсоном, предназначались совершенно другому человеку и по другому поводу. Размышляя о том, как бы получше извиниться перед Лорен Синклер, Джейсон виновато посмотрел ей в глаза. Ему редко приходилось извиняться перед кем-либо, поэтому он сейчас испытывал некоторую неловкость.
Внезапно его пронзила мысль о том, что, возможно, это ловкий розыгрыш, что перед ним сидит ненастоящая Лорен Синклер, а чрезвычайно талантливая актриса, решившая таким образом поразить воображение Джейсона и привлечь к себе его режиссерское внимание.
Он ожидал, что его виноватый взгляд вызовет на лице популярной писательницы что-то вроде праведного гнева, но вместо этого увидел лишь смятение и полнейшее замешательство. Тогда он повернулся к так и стоявшей в дверях красавице стенографистке и сказал:.
– Боюсь, произошло недоразумение. Встреча, назначенная на двенадцать, все-таки состоится, поэтому ваша помощь сегодня не понадобится.
Настоящая актриса талантливо изобразила на лице искреннее огорчение, потом ослепительно улыбнулась и грациозно удалилась. Она очень понравилась Джейсону, и он решил непременно дать ей какую-нибудь второстепенную роль в своем очередном фильме.
Оставшись наедине с Лорен Синклер, он серьезно произнес:
– Когда вы появились в моем кабинете, я не знал, что вы не стенографистка. Те строки, которые я имел глупость вам продиктовать, не имеют ровно никакого отношения к вашему роману.
Сделав эффектную паузу, он улыбнулся и уже гораздо любезнее добавил:
– К счастью, я не отменил заказ на столик в ресторане.
Молодая женщина, появившаяся на пороге кабинета Джейсона, выглядела очень неуверенной и робкой, что сразу удивило его. Казалось, ей смертельно хотелось исчезнуть, уйти, раствориться в воздухе. Ее лицо было наполовину скрыто волной густых золотистых волос, глаза таинственно мерцали из-за больших очков в тонкой золото и оправе. Вместо привычной для начинающих актрис яркой стильно и одежды, выгодно подчеркивающей красоту ног и фигуры, на этой стенографистке было надето очень свободное и целомудренное платье, скрывавшее ее тело от шеи до пят. Оно было вышито нежными луговыми цветами.
Джейсону понравилось это необычное платье, которое казалось принадлежностью другого мира.
Перед ним стояло дитя цветов, место которого было не в секретариате киностудии, а где-нибудь среди весенних лугов, где она могла бы тихо петь под гитару мелодичные песни о любви.
Казалось, произошла какая-то чудовищная ошибка, из-за которой это хрупкое и нежное существо оказалось вырванным из пасторальной идиллии и перенесенным в суперсовременны и кабинет известнейшего режиссера и продюсера, каким был Джейсон Коул.
Как бы там ни было, она пришла точно в двенадцать, как и обещала Марго. В ее тонких пальцах вместо гитарных струн был зажат большой блокнот. Она была готова к работе.
Нет, она не принадлежала к числу начинающих актрис, каждая из которых отдала бы несколько лет жизни за возможность провести три часа в кабинете самого Джейсона Коула, помогая ему отвечать на письма. Видение, возникшее на пороге его кабинета, явно не испытывало от этого никакого удовольствия.
Но почему она выглядела такой испуганной? Неужели Джейсон казался ей грозным и страшным? Может быть, она боялась его известной всем строгости и высокой требовательности?
Да, он действительно был очень требовательным, но при этом никогда не терял над собой контроля. Никогда! Даже теперь, хотя чувствовал сильнейшее раздражение, видя перед собой испуганное хрупкое создание вместо деловой красавицы.
Подавив недовольство, Джейсон поднялся из-за стола и приветливо улыбнулся:
– Здравствуйте! Заходите, пожалуйста! Вы пришли как раз вовремя.
Молодая женщина молча вошла в кабинет, присела на краешек стула как раз перед его рабочим Столом теперь Джейсон разглядел, как дрожали ее тонкие пальцы с обгрызенными донельзя ногтями.
Подняв взгляд на ее лицо, он увидел огромные глаза совершенно необычного сине-зеленого цвета, которые казались еще больше из-за оптического эффекта очков. Ему показалось, что даже ее глаза мелко дрожат за стеклами очков, и это вызвало в нем новый приступ досады.
Ему было совершенно необходимо как-то успокоить ее, и он решил, что проще всего будет просто показать ей, насколько легко с ним работать.
Когда она пришла к нему, он писал очередное письмо деловому партнеру. Джейсон решил продолжить диктовать ей свой ответ: пусть убедится, что бояться нечего.
– Давайте сразу приступим к делу, – сказал он с бодрой улыбкой и, когда стенографистка закивала в знак согласия, предложил: – для начала я вам кое-что продиктую.
В ее глазах мелькнула тень изумления, но Джейсон решил, что это ему только показалось, так как она тут же наклонилась достать ручку из плетеной сумочки, лежавшей рядом с ней на полу. Такие сумочки были в моде в шестидесятых годах. Приглядевшись, Джейсон увидел, что эта довольно потрепанная вещица и впрямь была тех лет.
– Готовы? – спросил он, когда стенографистка достала наконец ручку и раскрыла свой толстый блокнот. В ответ она снова кивнула головой, и он бодро начал:
– Отлично! Пишите! «Прошу иметь в виду, что не стану менять свой замысел из-за мелочных капризов...»
Джейсон не успел закончить начатую фразу, потому что на пороге кабинета возникла еще одна молодая женщина.
– Мистер Коул? Прошу прощения за опоздание... Джейсон не сразу взглянул на пришедшую, потому что не мог поверить своим глазам – сидевшая перед ним стенографистка записывала его слова не специальными стенографическими значками, а старательным детским почерком!
С трудом оторвавшись от поразительного и непонятного зрелища, Джейсон перевел взгляд на дверь кабинета. Там стояла длинноногая красавица, стильно одетая, с очень выразительным лицом.
Это была она! Его стенографистка и начинающая актриса!
Тогда кто же, черт возьми, сидел перед ним, старательно записывая его слова детским почерком?! Что это за фантом из шестидесятых годов с невероятно бледной кожей и длинными золотистыми волосами?! И почему она с такой радостью и облегчением смотрит на опоздавшую настоящую стенографистку?!
– Кто вы? – довольно резко спросил Джейсон у хрупкого создания. Она повернулась к нему, и в ее глазах снова появился страх. Тогда он повторил уже гораздо мягче:
– Кто вы?
Только теперь Джейсон вдруг осознал, что еще не слышал ее голоса. До сих пор она молчала, общаясь с ним лишь жестами и мимикой.
Когда она заговорила, ее голос оказался нежным и тихим, словно созданным для пения баллад о романтической любви.
– Я Мэрилин Пире... Лорен Синклер? – тут же поправилась она, встряхнув густой золотистой челкой.
В двенадцать часов мне была назначена встреча с вами, мистер Коул.
Холли – а это была, конечно же, она – остановилась и беспомощно оглянулась на красавицу, все еще стоявшую в дверях, словно ища поддержки.
– Это не Рейвен Уинтер, – догадался Джейсон. Рейвен застряла в Чикаго из-за нелетной погоды, и я легкомысленно решил, что наша встреча не состоится. Но мы можем поговорить и без ее участия.
– Может, лучше перенести наш разговор на другое, более удобное для вас и Рейвен Уинтер время? – робко предложила Холли.
И Джейсон сразу понял, что именно этого ей сейчас хотелось больше всего. Но если он согласится с ее предложением, то больше уже никогда ее не увидит, в этом Джейсон был абсолютно уверен. Она наверняка решила, что он продиктовал ей свое окончательное решение ни в коем случае не менять свой замысел и сделать конец фильма не таким, как в романе.
Но на самом деле слова, продиктованные ей Джейсоном, предназначались совершенно другому человеку и по другому поводу. Размышляя о том, как бы получше извиниться перед Лорен Синклер, Джейсон виновато посмотрел ей в глаза. Ему редко приходилось извиняться перед кем-либо, поэтому он сейчас испытывал некоторую неловкость.
Внезапно его пронзила мысль о том, что, возможно, это ловкий розыгрыш, что перед ним сидит ненастоящая Лорен Синклер, а чрезвычайно талантливая актриса, решившая таким образом поразить воображение Джейсона и привлечь к себе его режиссерское внимание.
Он ожидал, что его виноватый взгляд вызовет на лице популярной писательницы что-то вроде праведного гнева, но вместо этого увидел лишь смятение и полнейшее замешательство. Тогда он повернулся к так и стоявшей в дверях красавице стенографистке и сказал:.
– Боюсь, произошло недоразумение. Встреча, назначенная на двенадцать, все-таки состоится, поэтому ваша помощь сегодня не понадобится.
Настоящая актриса талантливо изобразила на лице искреннее огорчение, потом ослепительно улыбнулась и грациозно удалилась. Она очень понравилась Джейсону, и он решил непременно дать ей какую-нибудь второстепенную роль в своем очередном фильме.
Оставшись наедине с Лорен Синклер, он серьезно произнес:
– Когда вы появились в моем кабинете, я не знал, что вы не стенографистка. Те строки, которые я имел глупость вам продиктовать, не имеют ровно никакого отношения к вашему роману.
Сделав эффектную паузу, он улыбнулся и уже гораздо любезнее добавил:
– К счастью, я не отменил заказ на столик в ресторане.
Глава 15
Джейсон заранее заказал столик в ресторане Охотничьего клуба. В этот день, когда весь Лос-Анджелес был буквально наводнен репортерами со всего мира, ленч в каком-нибудь известном ресторане непременно был бы испорчен бесцеремонным вмешательством журналистов и доброжелателей, желающих взять у Коула последнее интервью перед вручением наград Академии киноискусства.
В Охотничьем клубе можно было найти необходимое уединение.
Когда метрдотель повел их по обеденному залу, наполненному голливудскими знаменитостями, Джейсону пришлось все же улыбаться направо и налево, здороваясь со знакомыми, но дальше этого не пошло.
Для Джейсона и его спутницы был забронирован столик в самом укромном уголке обеденного зала. От прочих посетителей их отделяло толстое прозрачное стекло, давая тем самым иллюзию полного уединения. Вокруг царил пьянящий аромат роз, которые пышными букетами были расставлены в напольных вазах.
Если бы Джейсон обедал с кем ни будь другим, но не сЛорен Синклер, он бы мало заботился о меню, заказав для себя лишь овощной салат и апельсиновый сок. Но в лице и во всей хрупкой фигуре писательницы угадывалось явное недоедание, поэтому он решил заказать самые калорийные, но легко перевариваемые блюда.
– Здесь отлично кормят, – сказал он, улыбаясь и подавая своей спутнице ресторанное меню.
– Не сомневаюсь, но... я совсем не голодна... я вообще очень мало ем...
– Тогда, может быть, закажем овощной салат исвежеиспеченные булочки?
– Да, – с радостью согласилась она.
Только сейчас Джейсон заметил, что стекла очков Лорен Синклер не были специальными линзами. Это были простые толстые стекла! Под огромными сине-зелеными глазами виднелись темные круги, словно она не спала несколько ночей подряд в ожидании встречи с Джейсоном Коулом, великим маэстро Голливуда.
Джейсону стало интересно, чем же кончится вся эта шарада. На миг ему даже показалось, что вот сейчас в зал ресторана войдет Рейвен Уинтер с настоящей Лорен Синклер и актриса, все это время притворявшаяся писательницей, встанет и назовет свое настоящее имя, а потом Реивен и Лорен станут уговаривать его не менять счастливый конец романа...
Бросив взгляд на сидевшую напротив него хрупкую бледную женщину, он вдруг понял, что это вовсе не розыгрыш и не маскарад. Это действительно была она, женщина, написавшая необыкновенно трогательную и правдивую историю счастливой любви, преодолевшей все преграды. Ее книга была поэтической, лирической, неземной, как и сама Лорен Синклер. Ее романы поражали читателя прежде всего мужественной надеждой на лучшее.
В них не было откровенных постельных сцен, хотя секс, разумеется, в них присутствовал. Он был почти невинным, словно сама писательница не имела в этой области никакого личного опыта. В ее романах секс был всего лишь красивой оберткой любви и поклонения.
В мозгу Джейсона замелькали сотни вопросов. Ему хотелось узнать о ней абсолютно все. Почему на ней это необычное платье? Где она живет? Вопросов было бесконечное множество.
– Ваше настоящее имя Мэрилин Пирс? – спросил он.
Сердце Холли не билось, а скорее трепетало, подобно крыльям бабочки. Это началось в тот момент, когда Рейвен предложила ей личную встречу с Джейсоном Коулом, и с тех пор не прекращалось. Это ускоренное и поверхностное сердцебиение не давало ей спать по ночам, она не могла заставить себя съесть хоть немного пищи и порой боялась, что просто-напросто не доживет до дня назначенной встречи.
Однако Холли дожила до него. Пока такси мчало ее от гостиницы, в которой она остановилась, к административному зданию киностудии «Голд Стар», она просто удивлялась тому, каким сильным оказался ее организм, доказав за последние семнадцать дней свою жизнеспособность и выносливость. Почти все семнадцать дней она толком не спала и не ела, и все же сердце продолжало биться быстро-быстро, словно крылья крохотной птахи.
Когда Холли впервые увидела синие глаза Джейсона, ей показалось, будто он давно ее ждал, искал, может, даже всю свою жизнь... у нее закружилась голова. Она почувствовала себя на грани обморока, а может, смерти?
И вот теперь он спрашивал, как ее зовут по-настоящему, и Холли вдруг впервые в жизни захотелось, чтобы к ней обращались по имени, данному ей горячо любимыми родителями.
– Да, мое легальное имя – Мэрилин Пирс, но вообще-то меня зовут Холли.
– Холли? – эхом повторил он. – Значит, вы родились в рождественские праздники?
– Да, – выдохнула она.
– И сколько же вам лет?
– Тридцать.
Судя по документам, ей было уже тридцать пять.
Именно столько должно было быть теперь настоящей Мэрилин Пирс. Но сейчас Холли решила сказать правду.
Она невольно задумалась, вспомнив далекое детство в доме родителей. Потом перед ее мысленным 'взором замелькали страшные картины, безжалостной расправы отчима...
Заметив в глазах Холли мучительную боль, Джейсон забеспокоился. Что могло причинить ee и что заставляет эту молодую женщину прятаться за волной распущенных волос и ненужными очками без диоптрий?
– Холли! – тихо позвал он, выводя ее из тяжелой задумчивости.
– Что?
– О чем вы сейчас думаете?
– Да так, ни о чем... – Она не умела лгать и, чувствуя себя неловко оттого, что обманула его, все же добавила: – Я вспомнила далекое прошлое.
– Прошу вас, расскажите об этом.
«О нет!» – пронеслось в голове Холли. Для нее было совершенно невозможно поделиться с другой живой душой страшными воспоминаниями о том снежном февральском вечере. Она знала, что, как только начнет вслух пересказывать подробности тех ужасных событий, из ее души вырвется душераздирающий крик, который она не сможет остановить никогда... Холли будет кричать, заражая зловещим ужасом всех, кто услышит ее. Она была твердо уверена, что не имеет права взваливать на плечи других свое безмерное горе.
В Охотничьем клубе можно было найти необходимое уединение.
Когда метрдотель повел их по обеденному залу, наполненному голливудскими знаменитостями, Джейсону пришлось все же улыбаться направо и налево, здороваясь со знакомыми, но дальше этого не пошло.
Для Джейсона и его спутницы был забронирован столик в самом укромном уголке обеденного зала. От прочих посетителей их отделяло толстое прозрачное стекло, давая тем самым иллюзию полного уединения. Вокруг царил пьянящий аромат роз, которые пышными букетами были расставлены в напольных вазах.
Если бы Джейсон обедал с кем ни будь другим, но не сЛорен Синклер, он бы мало заботился о меню, заказав для себя лишь овощной салат и апельсиновый сок. Но в лице и во всей хрупкой фигуре писательницы угадывалось явное недоедание, поэтому он решил заказать самые калорийные, но легко перевариваемые блюда.
– Здесь отлично кормят, – сказал он, улыбаясь и подавая своей спутнице ресторанное меню.
– Не сомневаюсь, но... я совсем не голодна... я вообще очень мало ем...
– Тогда, может быть, закажем овощной салат исвежеиспеченные булочки?
– Да, – с радостью согласилась она.
Только сейчас Джейсон заметил, что стекла очков Лорен Синклер не были специальными линзами. Это были простые толстые стекла! Под огромными сине-зелеными глазами виднелись темные круги, словно она не спала несколько ночей подряд в ожидании встречи с Джейсоном Коулом, великим маэстро Голливуда.
Джейсону стало интересно, чем же кончится вся эта шарада. На миг ему даже показалось, что вот сейчас в зал ресторана войдет Рейвен Уинтер с настоящей Лорен Синклер и актриса, все это время притворявшаяся писательницей, встанет и назовет свое настоящее имя, а потом Реивен и Лорен станут уговаривать его не менять счастливый конец романа...
Бросив взгляд на сидевшую напротив него хрупкую бледную женщину, он вдруг понял, что это вовсе не розыгрыш и не маскарад. Это действительно была она, женщина, написавшая необыкновенно трогательную и правдивую историю счастливой любви, преодолевшей все преграды. Ее книга была поэтической, лирической, неземной, как и сама Лорен Синклер. Ее романы поражали читателя прежде всего мужественной надеждой на лучшее.
В них не было откровенных постельных сцен, хотя секс, разумеется, в них присутствовал. Он был почти невинным, словно сама писательница не имела в этой области никакого личного опыта. В ее романах секс был всего лишь красивой оберткой любви и поклонения.
В мозгу Джейсона замелькали сотни вопросов. Ему хотелось узнать о ней абсолютно все. Почему на ней это необычное платье? Где она живет? Вопросов было бесконечное множество.
– Ваше настоящее имя Мэрилин Пирс? – спросил он.
Сердце Холли не билось, а скорее трепетало, подобно крыльям бабочки. Это началось в тот момент, когда Рейвен предложила ей личную встречу с Джейсоном Коулом, и с тех пор не прекращалось. Это ускоренное и поверхностное сердцебиение не давало ей спать по ночам, она не могла заставить себя съесть хоть немного пищи и порой боялась, что просто-напросто не доживет до дня назначенной встречи.
Однако Холли дожила до него. Пока такси мчало ее от гостиницы, в которой она остановилась, к административному зданию киностудии «Голд Стар», она просто удивлялась тому, каким сильным оказался ее организм, доказав за последние семнадцать дней свою жизнеспособность и выносливость. Почти все семнадцать дней она толком не спала и не ела, и все же сердце продолжало биться быстро-быстро, словно крылья крохотной птахи.
Когда Холли впервые увидела синие глаза Джейсона, ей показалось, будто он давно ее ждал, искал, может, даже всю свою жизнь... у нее закружилась голова. Она почувствовала себя на грани обморока, а может, смерти?
И вот теперь он спрашивал, как ее зовут по-настоящему, и Холли вдруг впервые в жизни захотелось, чтобы к ней обращались по имени, данному ей горячо любимыми родителями.
– Да, мое легальное имя – Мэрилин Пирс, но вообще-то меня зовут Холли.
– Холли? – эхом повторил он. – Значит, вы родились в рождественские праздники?
– Да, – выдохнула она.
– И сколько же вам лет?
– Тридцать.
Судя по документам, ей было уже тридцать пять.
Именно столько должно было быть теперь настоящей Мэрилин Пирс. Но сейчас Холли решила сказать правду.
Она невольно задумалась, вспомнив далекое детство в доме родителей. Потом перед ее мысленным 'взором замелькали страшные картины, безжалостной расправы отчима...
Заметив в глазах Холли мучительную боль, Джейсон забеспокоился. Что могло причинить ee и что заставляет эту молодую женщину прятаться за волной распущенных волос и ненужными очками без диоптрий?
– Холли! – тихо позвал он, выводя ее из тяжелой задумчивости.
– Что?
– О чем вы сейчас думаете?
– Да так, ни о чем... – Она не умела лгать и, чувствуя себя неловко оттого, что обманула его, все же добавила: – Я вспомнила далекое прошлое.
– Прошу вас, расскажите об этом.
«О нет!» – пронеслось в голове Холли. Для нее было совершенно невозможно поделиться с другой живой душой страшными воспоминаниями о том снежном февральском вечере. Она знала, что, как только начнет вслух пересказывать подробности тех ужасных событий, из ее души вырвется душераздирающий крик, который она не сможет остановить никогда... Холли будет кричать, заражая зловещим ужасом всех, кто услышит ее. Она была твердо уверена, что не имеет права взваливать на плечи других свое безмерное горе.