Страница:
Маленькой девочке, привыкшей жить в убогих квартирах, небольшой флигель представлялся огромным домом. Он стоял на берегу чудесного голубого озера, и перед ним простирались ровные лужайки, покрытые бархатной зеленой травой. Между прочим, в поместье было много ивовых деревьев, и они очень нравились Рейвен.
Рядом с поместьем Торнвуд располагались другие богатые усадьбы. На берегах озера Мичиган селились только зажиточные семьи.
Живя в Чикаго, Рейвен ходила в городскую школу и была там на очень хорошем счету. Когда директор школы узнала о предстоящем переезде в район богатых усадеб на берегу озера Мичиган, она позвонила директору небольшой частной школы, расположенной в этом престижном районе, с просьбой предоставить возможность одаренной девочке получить образование в этой школе бесплатно, так как ее мать не в состоянии заплатить за обучение дочери.
Ее просьба была удовлетворена, и вскоре Рейвен стала ученицей частной школы. Однако ее одноклассницы, девочки, происходившие из богатых и влиятельных семей, сразу невзлюбили ее. Жестокую и бессмысленную в своей беспощадности войну против Рейвен возглавила... Виктория Уэйнрайт, в доме которой работали Рейвен и Шейла. Неприязнь Виктории к Рейвен вспыхнула мгновенно и совершенно немотивированно. Возможно, шестое чувство подсказывало богатой избалованной наследнице, что в один прекрасный день у нее появится веский повод ненавидеть свою новоиспеченную одноклассницу.
Виктория была негласной предводительницей всех девочек в классе, поэтому для нее не составило труда развязать войну против Рейвен.
Подумать только! Какая наглость! Эта дочь бедной служанки посмела равняться с ними, сливками общества! И это с таким уродливым именем, в такой нищенской одежде!
У богатых одноклассниц Рейвен тоже были не совсем обычные имена: Челси, Бриттани, Кэтлин, Тейлор. Была даже девочка, которую звали Птармиган[3].
Они гордились своими необычными именами и носили их так, как носят очень дорогую одежду от наимоднейших кутюрье. Рейвен Уиллоу Уинтер тоже хотела носить свое имя с гордостью, но одноклассницы во главе с Викторией решили не допустить этого любой ценой! Изо дня в день они твердили девочке, что у нее мерзкое, отвратительное, тошнотворное имя! И вся она, со своей необычно белой кожей, заношенной одеждой и костлявой фигурой, была такой же омерзительной и уродливой, как и ее имя!
Рейвен действительно была очень худой. На белоснежной коже резко выделялись глаза, полные печали и безнадежности. Казалось, самой судьбой ей было предначертано стать вечной жертвой насмешек, издевательств, пренебрежительно – презрительного отношения. Но на тринадцатом году жизни с девочкой произошло чудо. Из гадкого утенка Рейвен за одно лето превратилась в юную красавицу с соблазнительными формами. Сама она не заметила своего преображения, потому что редко смотрелась в зеркало. Но в глазах своих одноклассниц и особенно одноклассников она прочитала такую жгучую зависть и откровенное восхищение, что поневоле стала изучать свою новую внешность.
Издевки и насмешки девочек стали еще более злобными, чем прежде, и теперь имели сексуальный оттенок. Если раньше Рейвен обзывали птицей смерти, худышкой, костлявой ведьмой, черной оборванкой, то теперь ее называли шлюхой, потаскушкой, гулящей девкой.
А что же говорили ей мальчики? Они никогда не принимали активного участия в войне против Рейвен, а теперь, превратившись из мальчиков в юношей, не могли не пялиться на женские формы одноклассниц, среди которых ярко выделялась своей красотой Рейвен Уинтер, дочь бедной служанки. Приняв жадные взгляды богатых наследников за признак настоящей любви, Рейвен позволила прикоснуться к себе...
Ей было всего тринадцать, когда она подарила свою девственность Блейну Кэлхауну, которому было тогда шестнадцать и которого она полюбила всем сердцем. Наивная девочка, Рейвен хотела обрадовать его, подарив ему еще и ребенка! Но забеременеть почему-то таки не удалось, хотя встречи с Блейном были частыми и продолжительными…
Последующие пять лет Блейн то появлялся в ее жизни, то снова исчезал непонятно куда. Он хотел обладать красивым юным телом Рейвен, но не сердцем. В постели он был груб, почти жесток. Насытившись ею, он уходил, нисколько не заботясь о ее чувствах.
В его отсутствие у Рейвен были другие мальчики и молодые мужчины, и она с радостью давала каждому то, чего они так страстно желали, в надежде получить взамен любовь и... ребенка. Увы, ее надежды никогда не сбывались.
А чего, собственно, она хотела? Будучи дочерью наркоманки, Рейвен была погублена еще в утробе матери. На ней лежало клеймо ущербности, несмотря на всю ее внешнюю ослепительную красоту. Ни один мужчина не хотел любить Рейвен. Каждый хотел только обладать ее телом, но не душой и сердцем. Но самым страшным было то, что ее лоно, святая святых женского естества, не способно было зачать новую жизнь.
В этом мире для Рейвен Уиллоу Уинтер не было и не могло быть любви – настоящей, беззаветной, преданной. Не было для нее и ребенка...
Острый ум, отличная память и огромное трудолюбие сослужили Рейвен хорошую службу. За три месяца до окончания школы она была принята в университет Лос-Анджелеса за счет государственной программы обеспечения одаренной молодежи. У нее, блестящей и незаурядной выпускницы частной школы, были подобные предложения и из других университетов, но она выбрала именно Лос-Анджелес. Во-первых, там было тепло, а во-вторых, там царила очень демократичная атмосфера, если судить по справочно-рекламной литературе. В отличие от школы там разрешалось носить даже – джинсы, которые Рейвен так любила!
В Лос-Анджелесе она сможет носить джинсы, сарафан, там будет множество студентов из разных штатов, разного социального происхождения, и там еще будет легко смешаться с общей массой молодежи. Наконец, в том городе ее оставят в покое, и она сможет полностью отдаться учебе. Кто знает, может, именно в Лос-Анджелесе Рейвен повезет и она встретит хорошего пария, который станет ей другом, любовником и даже мужем...
Рейвен собиралась отправиться в Лос-Анджелес на следующий день после вручения аттестатов зрелости, и эта перспектива, этот свет в конце тоннеля, давала ей силы выдержать оставшиеся три месяца. Теперь ей уже ничего не было страшно!
Увы, она ошиблась. Однажды, вернувшись из школы – это случилось всего за шесть недель до окончания учебы, – она застала свою мать за поспешными сборами. Шейла и ее очередной дружок собирались уезжать из Иллинойса. Она не пригласила с собой Рейвен, не сказала, где будет жить, и вообще вела себя так, словно больше не собиралась поддерживать родственные отношения с собственной дочерью. Шейла сказала только, что хозяйка поместья, миссис Уэйнрайт, зная отличные кулинарные способности Рейвен, любезно согласилась позволить ей жить во флигеле до отъезда в Лос-Анджелес на учебу в университет. Через несколько часов Шейла и ее вечно пьяный друг навсегда покинули поместье.
В полночь Рейвен проснулась от громкого, настойчивого стука в дверь. Сначала она подумала, что к ней снова явился сексуально озабоченный Блейн, который уже два года считался официальным женихом Виктории Уэйнрайт. Потом в ее сердце затеплилась надежда на возвращение матери. Однако за дверью оказался не красавец Блейн и не прокуренная Шейла Уинтер, а... Патриция Уэйнрайт, хозяйка поместья, мать Виктории!
Утонченное лицо аристократки было мрачным и не предвещало ничего хорошего. Рейвен представила, что сейчас ей сообщат о внезапной гибели матери в дорожной катастрофе, и даже схватилась за дверной косяк, чтобы не упасть.
Совершенно неожиданно хозяйка сказала, что хочет немедленно поговорить с ее матерью.
– Но она уже уехала! – удивилась Рейвен.
– Уехала?!
– Ну да!
Очевидное изумление, написанное на лице хозяйки, заставило внутренне содрогнуться от дурных предчувствий. Пытаясь отогнать от себя ужасные мысли, Рейвен торопливо проговорила:
– Она предупредила вас о своем срочном отъезде и сказала, что вместо нее буду готовить еду я, пока не настанет время уезжать в университет...
На глазах у Рейвен изумление на аристократическом лице хозяйки сменилось выражением крайнего возмущения и презрения. Это выражение было хорошо знакомо Рейвен. Она часто видела его на лице ее дочери, Виктории Уэйнрайт.
– Твоя мать, Рейвен, говорила мне, что у тебя проблемы, но...
– Проблемы? – еще больше удивилась Рейвен.
– Я знаю, что ты злоупотребляешь наркотиками и страдаешь... нимфоманией. Я знаю, что ты к тому же еще и воровка!
Ошарашенная такими обвинениями в свой адрес, Рейвен потеряла дар речи. Она никогда не принимала наркотики и не страдала нимфоманией, хотя имела многочисленные сексуальные связи для нее интимные отношения не были источником наслаждения. С их помощью она лишь хотела добиться хоть немного тепла и заботы...
– Это вам мама сказала, что я... воровка? – едва слышно проговорила Рейвен.
– Не пытайся отрицать это! Мне известно, что ты неоднократно брала деньги из моего дома. Я даже знаю, зачем тебе нужны эти деньги – на наркотики и аборты!
Рейвен онемела от ужаса. Это не она, а ее мать, Шейла, постоянно употребляла наркотики! Это Шейла делала аборт за абортом! До недавнего времени Рейвен даже не подозревала, что неоднократно могла бы стать старшей сестрой. А когда узнала, об этом, бросилась к матери с мольбой: «Зачем ты делаешь аборты? Оставь хотя бы этого ребенка! Не убивай его!» В ответ Шейла окинула ее холодным взглядом и ничего не сказала. И без слов было совершенно ясно, что она не видела ничего плохого в абортах и считала их чуть ли не естественной необходимостью.
– До сих пор я смотрела на все твои выходки сквозь пальцы! – продолжала тем временем разговорчивая хозяйка. – Ради твоей матери! Она превосходная кухарка! Кроме того, я от всей души сочувствую бедняжке, которой досталась такая неблагодарная и порочная дочь! Однако, Рейвен, я не могу оставить незамеченной кражу трех тысяч долларов! Сейчас же верни мне эти деньги, иначе я вызову полицию!
– Но у меня их нет!
– Я тебе не верю!
С этими словами Патриция решительно повернулась и направилась к телефону. Потом остановилась и гневно бросила через плечо:
– Я надеюсь, мы сможем договориться без неприятной публичной огласки произошедшего. Откровенно говоря, я скрывала от мужа предыдущие кражи денег только потому, что он обязательно бы потребовал немедленного увольнения твоей матери. Ах, у меня слишком доброе сердце, и вот теперь я расплачиваюсь за это! Я просто жалела твою мать, – тяжело вздохнула она. – Разумеется, я могла бы вычитывать украденные тобой суммы из ее жалованья, но я даже этого не делала, потому что знала – большую часть заработанных денег она тратит на твое лечение. Я не виню Шейлу в том, что она тайком уехала из этого дома, но имей в виду – она забрала с собой и мое милосердие! Мне нужны мои деньги, Рейвен! Немедленно верни их мне!
– Но у меня их нет, – растерянно повторила та.
«Эти деньги у Шейлы! Моя мать – воровка...» Нет, Рейвен не могла заставить себя произнести вслух правду. Несмотря на это предательство, она все же не могла выдать мать...
Решительно подняв голову, Рейвен смело солгала, глядя прямо в глаза разгневанной Патриции Уэйнрайт:
– Я уже успела потратить их, оплатив счета за лечение.
– Пустая трата! – презрительно фыркнула хозяйка. – Тебе должно быть стыдно, негодница! Наша частная школа дала тебе редкую возможность получить бесплатно хорошее образование, тебя пустили в ограниченный круг богатых и образованных людей, а ты посмеялась над теми, кто хотел тебе помочь!
Когда Патриция упомянула школу, у Рейвен чуть не остановилось сердце от охватившего ее ужаса. Что, если миссис Уэйнрайт заявит о краже трех тысяч долларов в школу и ей не выдадут аттестат зрелости, пока не разберутся в том, кто совершил это преступление? Тогда она не сможет учиться в университете Лос-Анджелеса! Нет, этого Рейвен допустить не могла! Университет был для нее светом, в конце тоннеля, единственной надеждой на счастливое будущее!
– Поверьте, миссис Уэйнрайт, – убеждающе начала она. – Я действительно очень высоко ценю предоставленную мне возможность получить образование и попасть в хорошее общество. Мое лечение оказалось успешным. Сейчас я совсем не употребляю наркотики. Прошу вас, не надо звать полицию! Клянусь, я верну вам все деньги с процентами! Все до последнего цента!
Патриция снова вздохнула, но на этот раз тяжесть вздоха была наполовину притворной, потому что на самом деле ей хотелось вздохнуть с облегчением. Если бы ее муж знал, что она смотрела сквозь пальцы на неоднократно случавшиеся в доме кражи денег только потому, что не хотела лишиться хорошей кухарки, ей бы не поздоровилось.
– Ну хорошо, Рейвен, – процедила она сквозь зубы, – я не стану звать полицию, но ты должна немедленно убраться прочь из моего дома!
Рейвен вынуждена была покинуть уютный флигель в поместье Торнвуд, и в течение последних шести недель учебы в школе ей пришлось узнать, что такое быть бездомной. Впрочем, настоящего дома, теплого и родного, у нее никогда не было...
Рейвен повезло, и вскоре она нашла работу сразу в двух закусочных. После уроков в школе она шла в одну из них, где работала до самого закрытия, а в другой работала по субботам и, воскресеньям с утра и до позднего вечера. Ночевать она иногда оставалась в служебном помещении той или другой закусочной, иногда приходилось спать в парке на скамейке, несколько раз даже пришлось тайком оставаться на ночь в школе.
Но где бы ни приходилось ночевать Рейвен, она всегда поднималась с рассветом и ежедневно перед уроками принимала душ в женской спортивной раздевалке.
Такая жизнь длилась шесть недель. Получив аттестат с отличными оценками по всем предметам, Рейвен Уиллоу Уинтер купила билет на междугородный автобус и отважно отправилась в Лос-Анджелес навстречу своему будущему.
Поначалу ей очень понравилась теплая и дружественная атмосфера студенческого городка, в котором жизнь кипела круглые сутки, подчиняясь своим законам. Но потом Рейвен стала понемногу понимать, что даже в этом плавильном котле она выделялась среди всех остальных. Ее белоснежная кожа не воспринимала солнечный загар, оставаясь белой даже после многих часов, проведенных на пляже. Рейвен даже не краснела, словно ее тело, было изваяно из мрамора, а не из живой человеческой плоти. На Рейвен обращали внимание, на нее оглядывались, пялились, ей завидовали, ее желали, потому что среди золотисто-шоколадных красоток Калифорнии ее иссиня-черные волосы и белоснежная кожа были редким экзотическим великолепием.
Здесь, в университете, никто не смеялся над именем Рейвен или ее одеждой, но девушки как-то сторонились ее, а парни изнывали от страсти.
Рейвен украдкой наблюдала за тем, как смеются и легко флиртуют ее ровесницы, и пыталась научиться этому беспечному смеху и изящному флирту. Увы, у нее ничего не получилось. Она слишком серьезно относилась к любви, слишком большое значение придавала отношениям между мужчиной и женщиной.
Рейвен покорно отдавалась мужчинам, которые вожделели ее тела. Встречая нового любовника, она молилась о том, чтобы жгучая страсть, пылавшая в его глазах, однажды превратилась в нежную любовь.
Увы, этому не суждено было случиться. Каждый мужчина, поначалу желавший близости с Рейвен, очень скоро уходил от нее, напоследок обвинив в излишней серьезности и сухости.
Неужели ни один из них не понимал, что ее настороженная скованность вызвана страхом очередного предательства? Неужели они не понимали, что она так серьезна, потому что любовь имеет для нее огромное значение? Неужели не видели под ледяной оболочкой ее горячее трепетное сердце?
Рейвен сдержала свое обещание и вернула Патриции Уэйнрайт все украденные матерью деньги плюс высокие проценты. Первые конверты с деньгами были высланы ею еще во времена студенчества, последние – когда она уже начала работать в качестве юриста. Общая сумма возвращенных денег составила двадцать пять тысяч долларов, с лихвой покрыв нанесенный Патриции Уэйнрайт ущерб.
Восемь лет назад, отсылая последний конверт с деньгами, Рейвен почувствовала огромное облегчение от того, что перевернула наконец эту постыдную страницу своей жизни. Ей хотелось навсегда забыть годы, проведенные в поместье Торнвуд.
Но полгода назад она получила письмо с приглашением принять участие в торжественной встрече выпускников школы, организатором которой была Виктория Уэйнрайт и ее муж Блейн Кэлхаун. Торжественный прием должен был состояться в Чикаго, в отеле «Фермонт».
Это был вызов, и Рейвен решила принять его! Не теряя времени, она отослала по указанному адресу чек на пятьсот долларов. Таков был взнос за участие в приеме по полной программе, предусматривающей роскошный обед и танцы вечером в субботу и поздний завтрак с шампанским в воскресенье утром.
Теперь у Рейвен были деньги, она очень неплохо зарабатывала в качестве юриста, носила дорогую одежду от лучших кутюрье, имела со вкусом подобранные драгоценности. И все же ее финансовое благополучие не принесло ей счастья, не подарило ей ни теплой дружбы, ни верной любви. В этом смысле она по-прежнему оставалась аутсайдером.
Рейвен решила заплатить своему новому садовнику, Николасу Голту, за то, чтобы он помог ей создать иллюзию любви и счастья, доказать всем ее бывшим одноклассникам, что и она достойна настоящей любви, что она преуспела не только на профессиональном поприще.
Сидя в салоне самолета, Рейвен долго смотрела в книгу ничего не видящими глазами, размышляя о прошлом и настоящем. В конце концов она пришла к горькому выводу: с помощью Ника Голта она хотела скрыть от всех своих недоброжелателей, что они в конечном счете оказались правы, называя ее птицей смерти, плакучей ивой.
Именно такой она и стала – вечно горюющей, неспособной даже родить ребенка...
Глава 10
Рядом с поместьем Торнвуд располагались другие богатые усадьбы. На берегах озера Мичиган селились только зажиточные семьи.
Живя в Чикаго, Рейвен ходила в городскую школу и была там на очень хорошем счету. Когда директор школы узнала о предстоящем переезде в район богатых усадеб на берегу озера Мичиган, она позвонила директору небольшой частной школы, расположенной в этом престижном районе, с просьбой предоставить возможность одаренной девочке получить образование в этой школе бесплатно, так как ее мать не в состоянии заплатить за обучение дочери.
Ее просьба была удовлетворена, и вскоре Рейвен стала ученицей частной школы. Однако ее одноклассницы, девочки, происходившие из богатых и влиятельных семей, сразу невзлюбили ее. Жестокую и бессмысленную в своей беспощадности войну против Рейвен возглавила... Виктория Уэйнрайт, в доме которой работали Рейвен и Шейла. Неприязнь Виктории к Рейвен вспыхнула мгновенно и совершенно немотивированно. Возможно, шестое чувство подсказывало богатой избалованной наследнице, что в один прекрасный день у нее появится веский повод ненавидеть свою новоиспеченную одноклассницу.
Виктория была негласной предводительницей всех девочек в классе, поэтому для нее не составило труда развязать войну против Рейвен.
Подумать только! Какая наглость! Эта дочь бедной служанки посмела равняться с ними, сливками общества! И это с таким уродливым именем, в такой нищенской одежде!
У богатых одноклассниц Рейвен тоже были не совсем обычные имена: Челси, Бриттани, Кэтлин, Тейлор. Была даже девочка, которую звали Птармиган[3].
Они гордились своими необычными именами и носили их так, как носят очень дорогую одежду от наимоднейших кутюрье. Рейвен Уиллоу Уинтер тоже хотела носить свое имя с гордостью, но одноклассницы во главе с Викторией решили не допустить этого любой ценой! Изо дня в день они твердили девочке, что у нее мерзкое, отвратительное, тошнотворное имя! И вся она, со своей необычно белой кожей, заношенной одеждой и костлявой фигурой, была такой же омерзительной и уродливой, как и ее имя!
Рейвен действительно была очень худой. На белоснежной коже резко выделялись глаза, полные печали и безнадежности. Казалось, самой судьбой ей было предначертано стать вечной жертвой насмешек, издевательств, пренебрежительно – презрительного отношения. Но на тринадцатом году жизни с девочкой произошло чудо. Из гадкого утенка Рейвен за одно лето превратилась в юную красавицу с соблазнительными формами. Сама она не заметила своего преображения, потому что редко смотрелась в зеркало. Но в глазах своих одноклассниц и особенно одноклассников она прочитала такую жгучую зависть и откровенное восхищение, что поневоле стала изучать свою новую внешность.
Издевки и насмешки девочек стали еще более злобными, чем прежде, и теперь имели сексуальный оттенок. Если раньше Рейвен обзывали птицей смерти, худышкой, костлявой ведьмой, черной оборванкой, то теперь ее называли шлюхой, потаскушкой, гулящей девкой.
А что же говорили ей мальчики? Они никогда не принимали активного участия в войне против Рейвен, а теперь, превратившись из мальчиков в юношей, не могли не пялиться на женские формы одноклассниц, среди которых ярко выделялась своей красотой Рейвен Уинтер, дочь бедной служанки. Приняв жадные взгляды богатых наследников за признак настоящей любви, Рейвен позволила прикоснуться к себе...
Ей было всего тринадцать, когда она подарила свою девственность Блейну Кэлхауну, которому было тогда шестнадцать и которого она полюбила всем сердцем. Наивная девочка, Рейвен хотела обрадовать его, подарив ему еще и ребенка! Но забеременеть почему-то таки не удалось, хотя встречи с Блейном были частыми и продолжительными…
Последующие пять лет Блейн то появлялся в ее жизни, то снова исчезал непонятно куда. Он хотел обладать красивым юным телом Рейвен, но не сердцем. В постели он был груб, почти жесток. Насытившись ею, он уходил, нисколько не заботясь о ее чувствах.
В его отсутствие у Рейвен были другие мальчики и молодые мужчины, и она с радостью давала каждому то, чего они так страстно желали, в надежде получить взамен любовь и... ребенка. Увы, ее надежды никогда не сбывались.
А чего, собственно, она хотела? Будучи дочерью наркоманки, Рейвен была погублена еще в утробе матери. На ней лежало клеймо ущербности, несмотря на всю ее внешнюю ослепительную красоту. Ни один мужчина не хотел любить Рейвен. Каждый хотел только обладать ее телом, но не душой и сердцем. Но самым страшным было то, что ее лоно, святая святых женского естества, не способно было зачать новую жизнь.
В этом мире для Рейвен Уиллоу Уинтер не было и не могло быть любви – настоящей, беззаветной, преданной. Не было для нее и ребенка...
Острый ум, отличная память и огромное трудолюбие сослужили Рейвен хорошую службу. За три месяца до окончания школы она была принята в университет Лос-Анджелеса за счет государственной программы обеспечения одаренной молодежи. У нее, блестящей и незаурядной выпускницы частной школы, были подобные предложения и из других университетов, но она выбрала именно Лос-Анджелес. Во-первых, там было тепло, а во-вторых, там царила очень демократичная атмосфера, если судить по справочно-рекламной литературе. В отличие от школы там разрешалось носить даже – джинсы, которые Рейвен так любила!
В Лос-Анджелесе она сможет носить джинсы, сарафан, там будет множество студентов из разных штатов, разного социального происхождения, и там еще будет легко смешаться с общей массой молодежи. Наконец, в том городе ее оставят в покое, и она сможет полностью отдаться учебе. Кто знает, может, именно в Лос-Анджелесе Рейвен повезет и она встретит хорошего пария, который станет ей другом, любовником и даже мужем...
Рейвен собиралась отправиться в Лос-Анджелес на следующий день после вручения аттестатов зрелости, и эта перспектива, этот свет в конце тоннеля, давала ей силы выдержать оставшиеся три месяца. Теперь ей уже ничего не было страшно!
Увы, она ошиблась. Однажды, вернувшись из школы – это случилось всего за шесть недель до окончания учебы, – она застала свою мать за поспешными сборами. Шейла и ее очередной дружок собирались уезжать из Иллинойса. Она не пригласила с собой Рейвен, не сказала, где будет жить, и вообще вела себя так, словно больше не собиралась поддерживать родственные отношения с собственной дочерью. Шейла сказала только, что хозяйка поместья, миссис Уэйнрайт, зная отличные кулинарные способности Рейвен, любезно согласилась позволить ей жить во флигеле до отъезда в Лос-Анджелес на учебу в университет. Через несколько часов Шейла и ее вечно пьяный друг навсегда покинули поместье.
В полночь Рейвен проснулась от громкого, настойчивого стука в дверь. Сначала она подумала, что к ней снова явился сексуально озабоченный Блейн, который уже два года считался официальным женихом Виктории Уэйнрайт. Потом в ее сердце затеплилась надежда на возвращение матери. Однако за дверью оказался не красавец Блейн и не прокуренная Шейла Уинтер, а... Патриция Уэйнрайт, хозяйка поместья, мать Виктории!
Утонченное лицо аристократки было мрачным и не предвещало ничего хорошего. Рейвен представила, что сейчас ей сообщат о внезапной гибели матери в дорожной катастрофе, и даже схватилась за дверной косяк, чтобы не упасть.
Совершенно неожиданно хозяйка сказала, что хочет немедленно поговорить с ее матерью.
– Но она уже уехала! – удивилась Рейвен.
– Уехала?!
– Ну да!
Очевидное изумление, написанное на лице хозяйки, заставило внутренне содрогнуться от дурных предчувствий. Пытаясь отогнать от себя ужасные мысли, Рейвен торопливо проговорила:
– Она предупредила вас о своем срочном отъезде и сказала, что вместо нее буду готовить еду я, пока не настанет время уезжать в университет...
На глазах у Рейвен изумление на аристократическом лице хозяйки сменилось выражением крайнего возмущения и презрения. Это выражение было хорошо знакомо Рейвен. Она часто видела его на лице ее дочери, Виктории Уэйнрайт.
– Твоя мать, Рейвен, говорила мне, что у тебя проблемы, но...
– Проблемы? – еще больше удивилась Рейвен.
– Я знаю, что ты злоупотребляешь наркотиками и страдаешь... нимфоманией. Я знаю, что ты к тому же еще и воровка!
Ошарашенная такими обвинениями в свой адрес, Рейвен потеряла дар речи. Она никогда не принимала наркотики и не страдала нимфоманией, хотя имела многочисленные сексуальные связи для нее интимные отношения не были источником наслаждения. С их помощью она лишь хотела добиться хоть немного тепла и заботы...
– Это вам мама сказала, что я... воровка? – едва слышно проговорила Рейвен.
– Не пытайся отрицать это! Мне известно, что ты неоднократно брала деньги из моего дома. Я даже знаю, зачем тебе нужны эти деньги – на наркотики и аборты!
Рейвен онемела от ужаса. Это не она, а ее мать, Шейла, постоянно употребляла наркотики! Это Шейла делала аборт за абортом! До недавнего времени Рейвен даже не подозревала, что неоднократно могла бы стать старшей сестрой. А когда узнала, об этом, бросилась к матери с мольбой: «Зачем ты делаешь аборты? Оставь хотя бы этого ребенка! Не убивай его!» В ответ Шейла окинула ее холодным взглядом и ничего не сказала. И без слов было совершенно ясно, что она не видела ничего плохого в абортах и считала их чуть ли не естественной необходимостью.
– До сих пор я смотрела на все твои выходки сквозь пальцы! – продолжала тем временем разговорчивая хозяйка. – Ради твоей матери! Она превосходная кухарка! Кроме того, я от всей души сочувствую бедняжке, которой досталась такая неблагодарная и порочная дочь! Однако, Рейвен, я не могу оставить незамеченной кражу трех тысяч долларов! Сейчас же верни мне эти деньги, иначе я вызову полицию!
– Но у меня их нет!
– Я тебе не верю!
С этими словами Патриция решительно повернулась и направилась к телефону. Потом остановилась и гневно бросила через плечо:
– Я надеюсь, мы сможем договориться без неприятной публичной огласки произошедшего. Откровенно говоря, я скрывала от мужа предыдущие кражи денег только потому, что он обязательно бы потребовал немедленного увольнения твоей матери. Ах, у меня слишком доброе сердце, и вот теперь я расплачиваюсь за это! Я просто жалела твою мать, – тяжело вздохнула она. – Разумеется, я могла бы вычитывать украденные тобой суммы из ее жалованья, но я даже этого не делала, потому что знала – большую часть заработанных денег она тратит на твое лечение. Я не виню Шейлу в том, что она тайком уехала из этого дома, но имей в виду – она забрала с собой и мое милосердие! Мне нужны мои деньги, Рейвен! Немедленно верни их мне!
– Но у меня их нет, – растерянно повторила та.
«Эти деньги у Шейлы! Моя мать – воровка...» Нет, Рейвен не могла заставить себя произнести вслух правду. Несмотря на это предательство, она все же не могла выдать мать...
Решительно подняв голову, Рейвен смело солгала, глядя прямо в глаза разгневанной Патриции Уэйнрайт:
– Я уже успела потратить их, оплатив счета за лечение.
– Пустая трата! – презрительно фыркнула хозяйка. – Тебе должно быть стыдно, негодница! Наша частная школа дала тебе редкую возможность получить бесплатно хорошее образование, тебя пустили в ограниченный круг богатых и образованных людей, а ты посмеялась над теми, кто хотел тебе помочь!
Когда Патриция упомянула школу, у Рейвен чуть не остановилось сердце от охватившего ее ужаса. Что, если миссис Уэйнрайт заявит о краже трех тысяч долларов в школу и ей не выдадут аттестат зрелости, пока не разберутся в том, кто совершил это преступление? Тогда она не сможет учиться в университете Лос-Анджелеса! Нет, этого Рейвен допустить не могла! Университет был для нее светом, в конце тоннеля, единственной надеждой на счастливое будущее!
– Поверьте, миссис Уэйнрайт, – убеждающе начала она. – Я действительно очень высоко ценю предоставленную мне возможность получить образование и попасть в хорошее общество. Мое лечение оказалось успешным. Сейчас я совсем не употребляю наркотики. Прошу вас, не надо звать полицию! Клянусь, я верну вам все деньги с процентами! Все до последнего цента!
Патриция снова вздохнула, но на этот раз тяжесть вздоха была наполовину притворной, потому что на самом деле ей хотелось вздохнуть с облегчением. Если бы ее муж знал, что она смотрела сквозь пальцы на неоднократно случавшиеся в доме кражи денег только потому, что не хотела лишиться хорошей кухарки, ей бы не поздоровилось.
– Ну хорошо, Рейвен, – процедила она сквозь зубы, – я не стану звать полицию, но ты должна немедленно убраться прочь из моего дома!
Рейвен вынуждена была покинуть уютный флигель в поместье Торнвуд, и в течение последних шести недель учебы в школе ей пришлось узнать, что такое быть бездомной. Впрочем, настоящего дома, теплого и родного, у нее никогда не было...
Рейвен повезло, и вскоре она нашла работу сразу в двух закусочных. После уроков в школе она шла в одну из них, где работала до самого закрытия, а в другой работала по субботам и, воскресеньям с утра и до позднего вечера. Ночевать она иногда оставалась в служебном помещении той или другой закусочной, иногда приходилось спать в парке на скамейке, несколько раз даже пришлось тайком оставаться на ночь в школе.
Но где бы ни приходилось ночевать Рейвен, она всегда поднималась с рассветом и ежедневно перед уроками принимала душ в женской спортивной раздевалке.
Такая жизнь длилась шесть недель. Получив аттестат с отличными оценками по всем предметам, Рейвен Уиллоу Уинтер купила билет на междугородный автобус и отважно отправилась в Лос-Анджелес навстречу своему будущему.
Поначалу ей очень понравилась теплая и дружественная атмосфера студенческого городка, в котором жизнь кипела круглые сутки, подчиняясь своим законам. Но потом Рейвен стала понемногу понимать, что даже в этом плавильном котле она выделялась среди всех остальных. Ее белоснежная кожа не воспринимала солнечный загар, оставаясь белой даже после многих часов, проведенных на пляже. Рейвен даже не краснела, словно ее тело, было изваяно из мрамора, а не из живой человеческой плоти. На Рейвен обращали внимание, на нее оглядывались, пялились, ей завидовали, ее желали, потому что среди золотисто-шоколадных красоток Калифорнии ее иссиня-черные волосы и белоснежная кожа были редким экзотическим великолепием.
Здесь, в университете, никто не смеялся над именем Рейвен или ее одеждой, но девушки как-то сторонились ее, а парни изнывали от страсти.
Рейвен украдкой наблюдала за тем, как смеются и легко флиртуют ее ровесницы, и пыталась научиться этому беспечному смеху и изящному флирту. Увы, у нее ничего не получилось. Она слишком серьезно относилась к любви, слишком большое значение придавала отношениям между мужчиной и женщиной.
Рейвен покорно отдавалась мужчинам, которые вожделели ее тела. Встречая нового любовника, она молилась о том, чтобы жгучая страсть, пылавшая в его глазах, однажды превратилась в нежную любовь.
Увы, этому не суждено было случиться. Каждый мужчина, поначалу желавший близости с Рейвен, очень скоро уходил от нее, напоследок обвинив в излишней серьезности и сухости.
Неужели ни один из них не понимал, что ее настороженная скованность вызвана страхом очередного предательства? Неужели они не понимали, что она так серьезна, потому что любовь имеет для нее огромное значение? Неужели не видели под ледяной оболочкой ее горячее трепетное сердце?
Рейвен сдержала свое обещание и вернула Патриции Уэйнрайт все украденные матерью деньги плюс высокие проценты. Первые конверты с деньгами были высланы ею еще во времена студенчества, последние – когда она уже начала работать в качестве юриста. Общая сумма возвращенных денег составила двадцать пять тысяч долларов, с лихвой покрыв нанесенный Патриции Уэйнрайт ущерб.
Восемь лет назад, отсылая последний конверт с деньгами, Рейвен почувствовала огромное облегчение от того, что перевернула наконец эту постыдную страницу своей жизни. Ей хотелось навсегда забыть годы, проведенные в поместье Торнвуд.
Но полгода назад она получила письмо с приглашением принять участие в торжественной встрече выпускников школы, организатором которой была Виктория Уэйнрайт и ее муж Блейн Кэлхаун. Торжественный прием должен был состояться в Чикаго, в отеле «Фермонт».
Это был вызов, и Рейвен решила принять его! Не теряя времени, она отослала по указанному адресу чек на пятьсот долларов. Таков был взнос за участие в приеме по полной программе, предусматривающей роскошный обед и танцы вечером в субботу и поздний завтрак с шампанским в воскресенье утром.
Теперь у Рейвен были деньги, она очень неплохо зарабатывала в качестве юриста, носила дорогую одежду от лучших кутюрье, имела со вкусом подобранные драгоценности. И все же ее финансовое благополучие не принесло ей счастья, не подарило ей ни теплой дружбы, ни верной любви. В этом смысле она по-прежнему оставалась аутсайдером.
Рейвен решила заплатить своему новому садовнику, Николасу Голту, за то, чтобы он помог ей создать иллюзию любви и счастья, доказать всем ее бывшим одноклассникам, что и она достойна настоящей любви, что она преуспела не только на профессиональном поприще.
Сидя в салоне самолета, Рейвен долго смотрела в книгу ничего не видящими глазами, размышляя о прошлом и настоящем. В конце концов она пришла к горькому выводу: с помощью Ника Голта она хотела скрыть от всех своих недоброжелателей, что они в конечном счете оказались правы, называя ее птицей смерти, плакучей ивой.
Именно такой она и стала – вечно горюющей, неспособной даже родить ребенка...
Глава 10
Апартаменты, забронированные Рейвен в отеле «Фермонт», были чуть ли не самыми лучшими. Между двумя просторными спальнями была шикарно обставленная гостиная, в которой стоял даже кабинетный рояль. Весь интерьер был выдержан в розово-лиловых и кремово-бежевых тонах. Из окон спален открывался великолепный вид на город и озеро Мичиган.
Приехав за несколько часов до торжественного приема, Рейвен и Ник разошлись по своим спальням и провели там оставшееся время, приводя себя в надлежащий вид. Ник позвонил домой и сообщил родителям номер телефона в отеле, чтобы они могли в случае необходимости позвонить ему сюда, в Чикаго. Опытным глазом магната гостиничного бизнеса он внимательно осмотрел всю комнату, предоставленную в его распоряжение, и остался весьма удовлетворен увиденным.
Одеваясь к началу приема, Ник думал только о Рейвен, с нетерпением ожидая увидеть ее в гостиной и потом спуститься вместе с ней в ресторан, где и должен был проходить прием.
Когда Рейвен наконец появилась в гостиной, Ник уже был там, рассеянно наблюдая в окно за опускавшимися на город сумерками.
Неожиданно в дверь постучали. На пороге появился посыльный с букетом черных орхидей.
Недоуменно разглядывая экзотические цветы Ник озадаченно нахмурился и в этот момент услышал за спиной голос Рейвен:
– Спасибо! Как раз то, что надо!
Обернувшись на звук ее голоса, Ник какое-то время молча глядел на великолепное сочетание черного и белого шелка ее вечернего платья. Это был образец элегантности и безупречного вкуса. Платье было в меру скромным, в меру сексуальным, выгодно подчеркивая все достоинства стройной фигуры Рейвен.
Блестящие черные волосы были зачесаны назад и уложены вокруг головы наподобие короны. Макияж на лице был минимальным, как всегда. Единственным украшением служили крупные серьги с ярко-синими сапфирами, оттенявшими пронзительную синеву больших глаз Рейвен, в которых читалась одновременно отвага и неуверенность.
Белоснежка выглядела сказочно прекрасной, но букет черных орхидей был совершенно неуместным!
– То, что надо? – эхом повторил Ник. – Это вы заказали эти черные орхидеи?
– Да, это своего рода розыгрыш для моих одноклассников.
Розыгрыш? Ничего подобного! Ник сразу понял, что дело было не в придуманном розыгрыше, а в том, что эти черные орхидеи почему-то имели для Рейвен очень большое значение – настолько большое, что она, кажется, даже платье сшила специально для такого букета.
– Давайте я помогу приколоть букет к платью, – предложил он.
– Да, конечно, – смутилась она. – Спасибо...
Осторожно вынимая орхидеи из белой упаковочной коробки, Ник не мог не восхититься качеством цветов. Это был роскошный, очень дорогой букет, но...
– Нет, все не так!
– Не так? Что именно?
– Этот букет нисколько не добавит вам очарования, Рейвен. Даже наоборот, он лишь будет отвлекать внимание от вашего прелестного лица. Он здесь совершенно не нужен.
В ее сапфировых глазах, мелькнуло что-то похожее на радостное облегчение. Ник понял, что мысль приколоть к платью этот букет не доставила ей самой никакого удовольствия.
– Поверьте мне, Рейвен, этот букет здесь не нужен! Между прочим, я специалист по цветам!
– Ну, я даже не знаю... – пробормотала Рейвен в искреннем смятении.
На самом деле она решила появиться на приеме с этим букетом на платье только потому, что ужасно боялась, как бы Виктория или Блейн не подарили ей подобный букет из черных орхидей в знак прежнего презрения и насмешки. Если она появится уже с черными орхидеями на платье, это послужит лучшей защитой от такого обидного подарка.
Но теперь, когда Ник твердо заявил, что эти цветы не подходят к ее наряду и что они совсем неуместны, Рейвен вдруг почувствовала радостное облегчение и... уверенность в себе. Даже если Виктория или Блейн осмелятся подарить ей букет черных орхидей, Ник все равно отвергнет цветы, решительно отказавшись прикалывать их к белоснежному шелку лифа ее платья.
– Хорошо, я оставлю их здесь, – кивнула она Нику.
– Вот и отлично! – улыбнулся он. – Между прочим, сегодня вы ослепительно красивы, Рейвен!
– Благодарю за комплимент. – Она слегка покраснела, услышав в его голосе мужское восхищение, и тут же одернула себя – они же договорились, что он будет притворяться влюбленным в нее! – Этот смокинг отлично смотрится на вас! – сказала Рейвен, стараясь говорить деловито и холодно.
– Благодарю вас! – откликнулся Ник с улыбкой.
Он нисколько не сомневался, что экзотическая красота Рейвен не нуждалась в экзотической красоте черных орхидей. Ей нужно БыIоo совсем другое. Ее губам не хватало улыбки, а глазам – блеска уверенности в своей неотразимой красоте.
Вместо того чтобы излучать спокойствие и сознание собственной уникальности, она выглядела несчастной, потерянной неудачницей, не представлявшей для окружающих никакого интереса.
Подчинившись внутреннему порыву, Ник ласково коснулся ее щеки, невольно наслаждаясь нежностью атласной белой кожи, и тихо сказал:
– Я не знаю, кто и как обидел вас, Рейвен, но у меня есть к вам деловое предложение. Давайте отомстим им!
В глазах Белоснежки мелькнуло удивление, потом горячая благодарность, потом ее губы дрогнули в очаровательной улыбке.
– Отличный план, Ник! Отомстим!
Виктория Уэйнрайт Кэлхаун была чрезвычайно удивлена, получив чек, подтверждавший твердое намерение Рейвен Уинтер участвовать во встрече выпускников. Потом удивление сменилось злорадным предвкушением как нельзя более удачной возможности поделиться с друзьями отвратительной правдой о Рейвен, которую ей недавно открыла мать, Патриция Уэйнрайт, когда была вынуждена объяснить дочери, откуда ей известен адрес Рейвен в Лос-Анджелесе.
Теперь к длинному списку грехов Рейвен прибавилось еще и воровство! За то время, которое оставалось до встречи выпускников, Виктория успела присоединить к истории о воровстве денег еще и кражу семейных драгоценностей.
Многие из одноклассников Виктории так и остались жить в окрестностях Чикаго, поэтому ей не составляло никакого труда поддерживать с ними постоянную связь. Они часто виделись и проводили вместе свой досуг. Без Рейвен Уинтер предстоящая встреча выпускников превратилась бы всего лишь в очередной вечер с обедом и танцами. Но Рейвен согласилась приехать, и это означало, что они вволю повеселятся, вспоминая анекдоты прошлого и всякие непристойные истории о ней и ее любовниках. Бывшие подростки, превратившиеся теперь в солидных мужчин, с удовольствием смаковали грязные подробности их интрижек с Рейвен, о которых никогда не распространялись в отрочестве. Дескать, она сама хотела всегда и со всеми подряд, потому что у нее постоянно свербило между ног!
Даже Блейн, прежде с неохотой говоривший о том, что лишил Рейвен девственности, стал теперь откровенничать. Оказалось, их любовная связь длилась целых пять лет, включая те два года, что он был женихом Виктории Уэйнрайт. Жена вскипела от гнева, когда узнала об этом, но Блейн умело погасил ее ярость, сказав, что спал с Рейвен только потому, что она сама бросалась ему на шею, не давая проходу. Чтобы окончательно примириться с женой, Блейн пообещал ей публично сказать Рейвен все, что о ней думает, и сделать это во время встречи выпускников в ресторане отеля «Фермонт» в Чикаго.
Приехав за несколько часов до торжественного приема, Рейвен и Ник разошлись по своим спальням и провели там оставшееся время, приводя себя в надлежащий вид. Ник позвонил домой и сообщил родителям номер телефона в отеле, чтобы они могли в случае необходимости позвонить ему сюда, в Чикаго. Опытным глазом магната гостиничного бизнеса он внимательно осмотрел всю комнату, предоставленную в его распоряжение, и остался весьма удовлетворен увиденным.
Одеваясь к началу приема, Ник думал только о Рейвен, с нетерпением ожидая увидеть ее в гостиной и потом спуститься вместе с ней в ресторан, где и должен был проходить прием.
Когда Рейвен наконец появилась в гостиной, Ник уже был там, рассеянно наблюдая в окно за опускавшимися на город сумерками.
Неожиданно в дверь постучали. На пороге появился посыльный с букетом черных орхидей.
Недоуменно разглядывая экзотические цветы Ник озадаченно нахмурился и в этот момент услышал за спиной голос Рейвен:
– Спасибо! Как раз то, что надо!
Обернувшись на звук ее голоса, Ник какое-то время молча глядел на великолепное сочетание черного и белого шелка ее вечернего платья. Это был образец элегантности и безупречного вкуса. Платье было в меру скромным, в меру сексуальным, выгодно подчеркивая все достоинства стройной фигуры Рейвен.
Блестящие черные волосы были зачесаны назад и уложены вокруг головы наподобие короны. Макияж на лице был минимальным, как всегда. Единственным украшением служили крупные серьги с ярко-синими сапфирами, оттенявшими пронзительную синеву больших глаз Рейвен, в которых читалась одновременно отвага и неуверенность.
Белоснежка выглядела сказочно прекрасной, но букет черных орхидей был совершенно неуместным!
– То, что надо? – эхом повторил Ник. – Это вы заказали эти черные орхидеи?
– Да, это своего рода розыгрыш для моих одноклассников.
Розыгрыш? Ничего подобного! Ник сразу понял, что дело было не в придуманном розыгрыше, а в том, что эти черные орхидеи почему-то имели для Рейвен очень большое значение – настолько большое, что она, кажется, даже платье сшила специально для такого букета.
– Давайте я помогу приколоть букет к платью, – предложил он.
– Да, конечно, – смутилась она. – Спасибо...
Осторожно вынимая орхидеи из белой упаковочной коробки, Ник не мог не восхититься качеством цветов. Это был роскошный, очень дорогой букет, но...
– Нет, все не так!
– Не так? Что именно?
– Этот букет нисколько не добавит вам очарования, Рейвен. Даже наоборот, он лишь будет отвлекать внимание от вашего прелестного лица. Он здесь совершенно не нужен.
В ее сапфировых глазах, мелькнуло что-то похожее на радостное облегчение. Ник понял, что мысль приколоть к платью этот букет не доставила ей самой никакого удовольствия.
– Поверьте мне, Рейвен, этот букет здесь не нужен! Между прочим, я специалист по цветам!
– Ну, я даже не знаю... – пробормотала Рейвен в искреннем смятении.
На самом деле она решила появиться на приеме с этим букетом на платье только потому, что ужасно боялась, как бы Виктория или Блейн не подарили ей подобный букет из черных орхидей в знак прежнего презрения и насмешки. Если она появится уже с черными орхидеями на платье, это послужит лучшей защитой от такого обидного подарка.
Но теперь, когда Ник твердо заявил, что эти цветы не подходят к ее наряду и что они совсем неуместны, Рейвен вдруг почувствовала радостное облегчение и... уверенность в себе. Даже если Виктория или Блейн осмелятся подарить ей букет черных орхидей, Ник все равно отвергнет цветы, решительно отказавшись прикалывать их к белоснежному шелку лифа ее платья.
– Хорошо, я оставлю их здесь, – кивнула она Нику.
– Вот и отлично! – улыбнулся он. – Между прочим, сегодня вы ослепительно красивы, Рейвен!
– Благодарю за комплимент. – Она слегка покраснела, услышав в его голосе мужское восхищение, и тут же одернула себя – они же договорились, что он будет притворяться влюбленным в нее! – Этот смокинг отлично смотрится на вас! – сказала Рейвен, стараясь говорить деловито и холодно.
– Благодарю вас! – откликнулся Ник с улыбкой.
Он нисколько не сомневался, что экзотическая красота Рейвен не нуждалась в экзотической красоте черных орхидей. Ей нужно БыIоo совсем другое. Ее губам не хватало улыбки, а глазам – блеска уверенности в своей неотразимой красоте.
Вместо того чтобы излучать спокойствие и сознание собственной уникальности, она выглядела несчастной, потерянной неудачницей, не представлявшей для окружающих никакого интереса.
Подчинившись внутреннему порыву, Ник ласково коснулся ее щеки, невольно наслаждаясь нежностью атласной белой кожи, и тихо сказал:
– Я не знаю, кто и как обидел вас, Рейвен, но у меня есть к вам деловое предложение. Давайте отомстим им!
В глазах Белоснежки мелькнуло удивление, потом горячая благодарность, потом ее губы дрогнули в очаровательной улыбке.
– Отличный план, Ник! Отомстим!
Виктория Уэйнрайт Кэлхаун была чрезвычайно удивлена, получив чек, подтверждавший твердое намерение Рейвен Уинтер участвовать во встрече выпускников. Потом удивление сменилось злорадным предвкушением как нельзя более удачной возможности поделиться с друзьями отвратительной правдой о Рейвен, которую ей недавно открыла мать, Патриция Уэйнрайт, когда была вынуждена объяснить дочери, откуда ей известен адрес Рейвен в Лос-Анджелесе.
Теперь к длинному списку грехов Рейвен прибавилось еще и воровство! За то время, которое оставалось до встречи выпускников, Виктория успела присоединить к истории о воровстве денег еще и кражу семейных драгоценностей.
Многие из одноклассников Виктории так и остались жить в окрестностях Чикаго, поэтому ей не составляло никакого труда поддерживать с ними постоянную связь. Они часто виделись и проводили вместе свой досуг. Без Рейвен Уинтер предстоящая встреча выпускников превратилась бы всего лишь в очередной вечер с обедом и танцами. Но Рейвен согласилась приехать, и это означало, что они вволю повеселятся, вспоминая анекдоты прошлого и всякие непристойные истории о ней и ее любовниках. Бывшие подростки, превратившиеся теперь в солидных мужчин, с удовольствием смаковали грязные подробности их интрижек с Рейвен, о которых никогда не распространялись в отрочестве. Дескать, она сама хотела всегда и со всеми подряд, потому что у нее постоянно свербило между ног!
Даже Блейн, прежде с неохотой говоривший о том, что лишил Рейвен девственности, стал теперь откровенничать. Оказалось, их любовная связь длилась целых пять лет, включая те два года, что он был женихом Виктории Уэйнрайт. Жена вскипела от гнева, когда узнала об этом, но Блейн умело погасил ее ярость, сказав, что спал с Рейвен только потому, что она сама бросалась ему на шею, не давая проходу. Чтобы окончательно примириться с женой, Блейн пообещал ей публично сказать Рейвен все, что о ней думает, и сделать это во время встречи выпускников в ресторане отеля «Фермонт» в Чикаго.