Страница:
Плюнула на картонный ящик. Убрела на подламывающихся ногах в комнату, едва разогнувшись, как старуха, скрученная приступом ревматизма. Выключила свет, подтащила непослушное тело к окну, прижалась к стеклу лбом... ЕЩЕ ждала...
Через двор, в доме напротив, почти все окна были освещены. Там, в клетках квартир, за стеклами, шторами и стенками, пили, жрали, смотрели TV, справляли малую и большую нужду, спали, сходили с ума, радовались, хронически болели, боялись, наслаждались жизнью, помирали от горя, занимались би-, гомо- и гетеро-сексом в одиночку, парами и группами, читали, думали, варили супы и чаи, чистили картошку, попивали кофий, готовили вторые блюда и салаты, делали уроки, занимались уборкой, говорили, молчали, дрались, целовались, взасос и наскоро в щечку, блевали, смеялись, рыдали, бились в истерике, терпели, сморкались, выходили из себя, чихали, чавкали, таращились на видеобоевики и обнаженку с клубничкой в порнофильмах, считали деньги, кто оставшиеся до зарплаты, кто заработанные за день, ссорились, мирились, строили планы и оставались у разбитых корыт, мечтали, стирали шмотки, пылесосили, гладили, курили, говорили по телефону, кололись, обкуривались, работали, кормили домашних животных и птиц, невольников своих, материли ЖЭК за неисправность сантехники и электропроводки, тихо и громко ненавидели, боялись, решались, вешались, резали вены, писали письма и стишки (кто-то даже романы), ждали неотложку, слушали музыку, играли на гитарах и ф-но, зубрили учебники, отравляли близким и дальним жизни, играли на нервах, сплетничали, склочничали, рассуждали, философствовали о судьбах мира, плевали соседям в борщ, делились последним куском хлеба, мучались поносами и запорами, температурили, слушали радиоточку, "Проминь", "Маяк" и "голоса", ругали и хвалили партию и правительство, грезили о девчонке или мальчишке из соседнего подъезда, танцевали, принимали и провожали гостей, праздновали и депрессировали, сосали соски и "пустышки", ходили к соседям за щепоткой соли, маялись, суетились, тосковали, ждали и надеялись, обдумывали завтрашний день, вспоминали прошедший, льстили, лебезили, подсуечивались, врали, крали у своих же, вешали на уши макаронные изделия, обольщали, поносили предпоследними и последними словами, кидались тяжелыми предметами, накладывали и смывали косметику, брились, подбривались, подмывались, занимались рукоделиями, меняли тампоны, принимали лекарства, кутались в пледы, хохотали, читали газеты, опять хохотали, росли, плакали, сердились, медитировали, драили паркет и переставляли мебель, принимали горячий и холодный душ, общались, чистили зубы, умывались, купались, мылись, прощались, раздевались и одевались, тупели, завидовали, играли с детьми, кошками и собаками, воспитывали, зверели, знакомились, самообразовывались, изменяли, пороли отпрысков, делились впечатлениями и ругали начальников, шарили в карманах супругов, храпели, нажирались, пропускали рюмочку, чокались, закусывали, похмелялись, самолюбовались, некоторые, очень немногие, кому воистину повезло, творчески-полноценно сублимировали, садились, орали, самобичевались, поднимались и спускались по лестницам и ехали в лифтах, кто вверх, кто вниз, смотрелись в зеркала, сидели на крыше, бесились и самоуглублялись, стонали и проклинали, плевали в потолок и качали мышцы, хныкали, кичились, сплевывали, вставали, лежали, пилили родственников, занимались любимыми хобби, пукали, вспоминали, уповали, восторгались, гладили, чертили, кашляли, злобствовали, жевали бабльгум, раскаивались, тупили, стояли, смотрели черно-белые и цветные сны, охреневали, выли, болели и выздоравливали, выходили на балконы и смотрели в окна, краснели и бледнели, включали и выключали магнитофоны и проигрыватели, в промежутках слушая музыку, мусорили, зевали, чистились, поливали цветы, собирали мусор, ненавидели, молились, занимались прочими кухонными и домашними делами, тосковали, свистели, скучали, занимались еще черт знает чем, умирали, разлагались...
ЛЮДИ.
Разные. Самые что ни на есть. Прямо не то слово...
Работяги и тунеядцы, инженера, учительницы, медсестры и шофера, кооператоры и студенты, врачи и токаря, программисты и секретарши, бухгалтера и безработные, дети всех возрастов, отличники, середнячки и двоечники, вундеркинды и потенциальные зэки, меломаны и хулиганы, преступники и божьи одуванчики, подлецы и святоши, лицемеры и глупцы, ханжи и работники торговли, спортсмены и сердечники, инвалиды и здоровяки, "афганцы" и ветераны ВэОВэ, старики, старухи, евреи, русские, украинцы, молдаване, корейцы, греки, кавказцы, поляки, болгары, белорусы, красивые, уродливые, толстые и худые, длинные и малорослые, импотенты и гиперсексуалы, несимпатичные и сексапилы, гомосексуалист(ки)ы, мужчины, женщины...
"Лишь Его среди них - НЕТ. Целый дом людей, десять подъездов, триста шестьдесят квартир, несчетное количество комнат, коридоров, кухонь... Но одного-единственного чувства не сыскать в сонмище кубометров и людишек. ЛЮБОВЬ. Они ее выдумали. Чтобы оправдать все это копошение, придать ему хотя бы видимость смысла. Выдумали как заведомо несбыточную мечту, как идеал, к коему якобы стремятся, и наследников учат стремиться. Нашли тоже, кретины, идеальчик себе... Многие стремятся до самой смерти, одолеваемые страхами, предрассудками, равнодушием... Но выше головы не прыгнешь, господа-товарищи, панове и пани. Человек по природе своей - одиночка, суперэгоист, какая может быть любовь у такого существа... Сплошь самообман и подтасовка. "Любовь выдумали русские, чтобы не платить". Отлично сказано! А за все платить придется, за все, все, все, прямо или опосредованно... Рано или поздно. Не отвертишься. За грехи - и воздастся. За добродетели - вдвойне. Грех - честнее. Добродетель - более подспудна, внутривенна, подкожна, за нее надо бы срока не меньше "червонца" давать. Тот, кто говорит, что любит - преступник. Потому что он рядит свое желание попользоваться чьей-то кровью в карнавальный костюм, выдает за истинное духовное чувство элементарный голод... В борьбе за выживание человеки объединились в суперстаи, таких не видывал мир ДО человека, и покорил этот вид, хомо сапиенс, мир, массой задавил... Гуртом и батьку бить можно. Чего не сделаешь, чтоб выжить. Теперь - губит себя самого. За все надо платить. Одиночки, в стаю объединившись, рано иль поздно начинают платить дань собственной изначальной сути. Любви нет. Есть инстинкт плоти, инстинкт продолжения рода, как одна из разновидностей борьбы с природой и другими ее детьми - за выживание. Хоть потомки (а значит, и частичка ТЕБЯ) выживут, хоть так, опосредованно, побыть бессмертным... Что угодно есть, но любви нет. Слишком разные, разные... Не то слово. Легенда о половинках разбитого кувшина - бред собачий. Слабый пол, сильный пол, функция женщины, функция мужчины - дерьмо кошачье. Все - лажа. Жизнь - тоже. Смерть - тоже. Какого черта вообще это _в_с_е_ нужно, спрашивается? Нет ответа. И не надо, ну их всех в баню, утопитесь в шайках. Разные. Разные... А жаль."
"И Мишеля среди тысяч людей, копошащихся в доме напротив, нет. И не было. И не будет. Ушел. Трус. Мужик, одним словом."
Есть только три чувства, подумала Марина. Чувство страха, чувство ненависти и чувство голода, сексуального, любого, без разницы. Все прочее - иллюзии. Хрустальные замки, настроенные человеками для самоуспокоения, для самооправдания. Для сохранения имиджа, созданного некогда. Смотри, мол, природа-мать, мы твои наиспособнейшие дети, мы не только сами себя пожирать умеем, тебя попутно изничтожая, мы еще и любить умеем, мы разумны, а любовь - высшее достижение разума! Любовь - самопожертвование, части себя либо целиком, ради ДРУГОГО. Антиэгоизм. Ура. Вопреки инстинкту самосохранения.
"Ничего себе достиженьице..."
- Ох, как вы мне все надоели. Выше головы не прыгнешь. Жалкие попытки - не в счет. Естество - непреложный закон. А оно ясно и четко говорит: будь эгоистом, и выживешь. Любовь - преступление. Патология. Против природы... Духовность, разумность, альтруизм - не оправдания. Миражи. А жаль...
Марина показала дому напротив язык, всем его обитателям, ряженым в маскарадную тогу так называемой человечности, наипервейшим признаком коей, говорят, Любовь и является. Врут, сволочи. Всем лицемерам, равнодушным, эгоистам - людям, - показала. Всем одиночкам, временно сбившимся в суперстаю. Обреченным внутри нее на одиночество тем более. Всем тщащимся представить истинное положение дел, реальную диспозицию, по-своему, обманывая самих себя. Мы, мол, не волки, в стаю сбивающиеся лишь на зиму, мы, мол - Человечество. Мы любить умеем - и именно ПОЭТОМУ мы ЛЮДИ. ХА!!! Вы люди, потому что ни одно животное настолько сильно не способно ненавидеть и бояться особей собственного вида, как ВЫ.
- Пошли вы все... - злобно огрызнулась Марина, отворачиваясь от окна. Часы показывали "21:38:56", когда она закончила метаться по норе, из комнаты в комнату, из прихожей в кухню, как полоумный шаттл, потерявший управление.
- Расфуфырилась, кукла? - с омерзением в голосе спросила свое отражение, эту самку с сочащимися тоской глазами, стоящую в зеркале, в последний раз обведенную вокруг двадцать первого пальца струсившим, испугавшимся ответственности, неспособным на самопожертвование, как и все они, коз-злы... мужики, одним словом. - Стрелка измерителя либидо зашкалила, да? Пиковая нагрузка ненависть сбила?..
Содрала с себя чулки, юбку, безрукавку. Схватила ножницы, покромсала в лохмотья новые, практически нанадеванные вещи. Задрапировалась в старый ситцевый халат. Разорила прическу, умылась.
Пока оттирала французскую, умопомрачительно дефицитную косметику, вдруг подумала, ни с того ни с сего: "А интересно, какова этимология слова "пол" (М и Ж)? Уж не от той ли "половинки разбитого кувшина", а? Значит, по отдельности ничего цельного, М-пол(овина) и Ж-пол(овинка), и только вместе...". Аж вздрогнула от отвращения. Не-ет, хватит...
ВСЕ, решила. Последняя капля звонко, оглушительно булькнула об поверхность тяжелой маслянистой жидкости ненависти, наполняющей чашу ее терпения. Имя той капли - Мишель. Фамилия - Захарченко.
"Думаешь, я побегу за тобой на вокзал?", - спросила выходную дверь. "Кукиш тебе. Пересрал, скатертью путь-дорожка, милок. Рыдать не намерена. Изрыдалась уж, хватит. Амба. Зэ Энд. Думаешь, прибегу, умолю, рабой буду? Зря, друг ситный. Ох, зря. Не на ту попал... Человек! Поди ж ты. Мужик он мужик и есть. Я скорее поверю в то, что баба - человек. Но чтоб самец... ни в жизнь. Самки - тоже твари, но не настолько безжалостные. Не настолько беспросветно бесплодные и бесполезные для природы, для жизни, как вы, самцы. Они хоть рожать могут... Ближе к животным, вы говорите. Ну что ж. Лучше быть родственницей той же кошки, чем _в_а_ш_е_й_. Вы заменили сердца моторами, чтобы отдалиться от животных. Вы злобные, не умеющие чувствовать, монстры, со всей вашей технологией выживания и техникой, создавшей мир, в котором есть место лишь "технике секса", но нет любви. Вы создали этот мир, и вы в нем правите. Это факт. Но где отмечен тот факт, что Я обязана подчиняться ВАМ??? Я могу вас использовать, со всеми вашими прибамбасами, но жить по вашим законам вы меня больше не заставите!!!".
36. В НОНОЧЬИ ЛАПЫ - 2
Ради чего стоит возвращаться...
- Транспорт, - бросил Вилли. - Схоронись, Торопыга. Поглядим, наш ли...
Они заскочили в пролом. Спрятались внутри дома, сторожко высунув краешки глаз. Лязг гусениц, рык двигателей, дыхание тяжелых стальных чудовищ - приближались, усиливались. "Колонной идут, - подумал Вилли, штук десять, судя по звуку".
Приготовил на всякий случай базуку к стрельбе, жестом велел Торопыге следовать своему примеру.
Показался первый бронетранспортер. На бешеной скорости пронесся мимо. Авангард.
- А, дерьмо, - прошептал Вилли, - нонки...
На борту головного растянулся в прыжке кошачий силуэт.
- Пропустим, - выдохнул Торопыге в ухо, - не одолеем, много их, тварей, ч-черт...
Прогрохотал второй броневик, третий, пятый... Десятый.
В сторону Квартала мчатся, подумал Вилли. Эх, предупредить бы мужиков... Пару коптеров с ракетами на колонну, и все дела, разговор короткий. Но как предупредишь, без связи-то. И ушли, черт побери, далеко, не успеем вернуться. Ну ничего, мужики справятся. Не впервой.
- Учуяли, твари?.. - с ненавистью в голосе прошипел Вилли. Броневиков было одиннадцать, оказывается. И одиннадцатый, арьергардный, кромсая асфальт, в этот миг тормозил точнехонько напротив пролома в стене дома, за иззубренными краями которого прятались напарники...
- Торопыга, ты слышишь? - спросил. - Слышишь их?
- Очень смутно... не дрыгайся, Вилли, сдается мне, они по своим делам притормозили, нас не унюхали...
Крышка люка механика-водителя на переднем скосе броневика открылась, показалась усатая физиономия в ребристом кожаном шлеме. - Выпердок, брезгливо сказал Вилли. Заскрежетал зубами. - Дырколизы мокрогубые, дерьмоеды...
- Осторожно, без зубов останешься, - толкнул в бок Неудачника Торопыга. - И скрежет твой зубовный на милю слыхать. За что ты их так? Их жалеть нужно, несчастных...
Выпердок высунулся по пояс из люка, лег на броню, свесил голову за край скоса, на что-то уставился, лежащее на асфальте перед броневиком. Что он там нашел? - спросил Вилли недоуменно. - Целехонький лазерный прицел?.. Может, шандарахнуть в люк?
- Лежи, вояка, - Грэй выпростал правую руку из складок маскбалахона и взглянул на браслет свой странный. - Ты лежи, а я пошел... Прикроешь, если я ошибся.
- Ку-уда?! - обалдел Вилли. - Ты что, совсем тронулся?!
- Ага. Я ж сумасшедший, ты знаешь. А спорить с психами опасно, лучше всего не мешать им... Не дрейфь. Знаю, что делаю.
- С психами, говорят, вообще иметь дело опасно, не то что спорить, сказал Вилли. - Когда они тебя сцапают, и я пальцем не пошевельну, на спусковом лежащем.
- Болтаешь много. Совсем как я, - ответил Грэй и выпрямился. Повторяю, прикроешь, если я ошибся и разговора с ними не получится. Бей в корму, меня постарайся не угрохать. Я еще пригожусь в этом мире. Не для того я шатался по разным градам и весям, чтобы сдохнуть от гранаты Вилли Квайла по прозвищу Неудачник, не для того я дерьмо хлебал, чтобы в конечном итоге получить в задницу сто грамм свинца от своего брата...
Он неторопливо вылез наружу и зашагал к броневику, на борту которого чернел растянувшийся в прыжке кошачий силуэт.
Вилли проводил его долгим взглядом и решил, что с психами иметь дело опасно, зато интересно. Никогда не угадаешь, чего от них ждать. Сплошной ходячий сюрприз. Но Торопыга, даром что псих, по всей видимости, знает, куда идет.
Грэй шел к броневику. Вилли смотрел сквозь окуляр прицела базуки, как он идет, совершенно открыто, с виду без опаски - в ноночьи лапы верным курсом. Выпердок, высунувшийся из люка броневика, поднял голову и уставился на Торопыгу, не менее пристально, чем секунду назад на асфальт перед гусеницами бронетранспортера. - Смерть нонкам! - крикнул Грэй, вздымая правую руку вверх, в ритуальном жесте приветствия: два пальца буквой "V" растопырены, остальные прижаты к ладони. - Селедка есть, брат?
- Смерть нонкам! ты откудова свалился?! - крикнул в ответ усатый, оказавшийся не выпердком, а мужиком. - Ты кто?
- Меня зовут Грэй-Торопыга, - весело сказал Грэй-Торопыга. - Мы тут с Вилли-Неудачником в разведку ползем помаленьку.
- Тебя не знаю, - сказал усатый в ребристом шлеме. - Про Вилли слыхал. - Он убрал кольт, ствол которого целился Торопыге в лоб, и позвал кого-то, сидящего внутри бронекара: - Эй, Чак-Зубастик, вылезай, тут твой старый кореш Вилли рядышком торчит, поздоровкайся!
Верхний люк броневой машины растворился, и высунулась знакомая Вилли физиономия. Неудачник коротко ругнулся и опустил базуку. Клыки Чака, дьявольщина, ни с чем не спутаешь. - Смерть нонкам! - крикнул, вылезая из пролома в стене дома. Он уже все понял. Молодчаги мужики! Законспирировали транспорт под ноночий караван. Не особо эффективно, но все же...
- Доброго пива! - поприветствовал его Зубастик. - Это кто с тобой?
- Да так, новичок один, недавно в отряд приписан, - ответил Вилли. Классный боец.
- Телепат, что ли? - спросил усатый.
- Есть маленько, - неохотно согласился Грэй.
- Оставь, Боб, парня в покое, - сказал Чак.
- А что ты там углядел на дороге? - спросил заинтригованный Вилли.
- Крысу раздавили мужики, - сообщил Боб-водила, - живодеры.
- Чего-о?! - изумился Вилли.
- Миляга Боб у нас жалостливый, - ухмыльнулся Чак. - Всяческую тварь божью жалеет. Прямо как нонка какая-нибудь тебе, смех да и только.
- Ну-ну, - подозрительно покосился на водителя Вилли.
- Не, Вилли, он свой! - быстро сказал Чак. - Проверенный! Нонок косит что твой мачете!
- Нонки, - солидно сообщил Боб, - от дьявола.
- А-а-а, ты пятидесятник... - кивнул Неудачник.
- Святым духом силен мужик! - торжественно сказал Боб.
- У вас и религиозные фанатики имеются?! - спросил донельзя заинтересовавшийся Грэй, вступая в разговор.
- У нас все и вся имеется, - заверил Зубастик. - Даже бабы, нонок ненавидящие.
- Ого, - сказал Грэй и присвистнул. - Такие бывают разве?
- Бывают, - сказал Вилли. - Только телекинетика у нас ни единого нет, дьявольщина. Пошли, напарник, застоялись тут. Сейчас нонки настоящие нагрянут. Шумим как танковая колонна...
- Да! - спохватился Чак. - Боб, ты плюхайся на сиденье, газуй, не то, черт подери, и вправду падлы наскочат, а от своих мы порядком откололись...
- Смерть нонкам! - рявкнул любитель живой природы Миляга и канул в нутро бронекара. Крышка люка захлопнулась.
- Мужики, селедку-то везете?! - спохватился Вилли.
- Везем, везем, братан, - обнадежил Чак. - Тонны три, добрая селедка...
- Вернусь, попробую, - пообещал Вилли. - Смерть нонкам!!
- Не вернешься. - Молвил Грэй, когда бронекар исчез за поворотом. - А если и вернешься, то к тому времени всю селедку сожрут, нам не оставят.
- Новую привезут. Не каркай мне тут, Торопыга! Как так не вернусь?! Да я всем глотки перегрызу, затрахаю до смерти, а в Квартал вернусь!!!
- Жизнь покажет, - уел Торопыга напарника. - Если успеешь увидеть.
Там же. Но НЕ тогда же...
- Перекур, - велел Грэй. - Стемнело совсем, давай передохнем полчасика, шоколаду погрызем.
- Я не устал, - ответил Вилли, но спорить не стал. Торопыгу, дьявола, разве ж переспоришь.
Влезли на второй этаж массивного, когда-то украшенного кучей лепных излишеств, ныне по большей части отвалившихся, здания.
- "ATVERTIZING AGENCY OF JOE", - прочитал Грэй вывеску на двери помещения, в которое залезли. Вывеска немного выцвела, но еще вполне презентабельно выглядела. - Надо же, кто б мог подумать. А сработала на совесть. Никакой халтуры. Молодец, девочка.
- А что? - спросил Вилли. - Что-то не так? - он настороженно осмотрелся, поводя стволом пулемета по сторонам.
- Все отлично, - успокоил его Торопыга. - Просто я не думал, что вывеска сохранится... и не гадал, что судьбе-таки доведется меня забросить в... это помещение.
- Не вижу тут ничего примечательного, - пожал плечами Вилли. - Дом как дом. Старый. Они все такие.
- Само собой. Теперь-то да. Но были времена... - Грэй осекся, замолчал; задумался о чем-то своем. Вспоминал, по роже видно. А может, не хотел лишнего говорить. Хотя для него это - нетипично.
- Слышь, брат, ты что, в самом деле жил во времена, когда нонок не было? - спросил Вилли, с удобством располагаясь на груде бумажного хлама. - На вид тебе не больше годов, чем мне. Или ты хочешь сказать, что больше?
- Больше, меньше, какая разница... Как бы это тебе подоходчивей растолковать, Вилли... Я, понимаешь, жил, было дело, за... за стенкой. За стенкой все по-другому.
- Ага, - глубокомысленно заметил Вилли. - Ты, я погляжу, вовсе конченый псих. Бредишь напропалую.
- А ты сомневался? - спросил Грэй. - Короче говоря, не буду я тебе ни черта растолковывать. Сам узнаешь.
- Что я забыл за стенкой твоей? - возмутился Вилли. - Я не желаю умом трогаться! Вечно мне не везет...
- Кури, на тебе лица нет, - оборвал Неудачника Грэй. И добыл откуда-то пачку сигарет. Откуда взялись? удивился Вилли. Он же на моих глазах переодевался!!
- Вали подальше, - поморщился Вилли. - Дыма не выношу.
Торопыга молча отошел футов на тридцать и присел на пол, скрестив ноги. Свалил груду оружия рядышком; извлек сигарету, прикурил от запала ракетницы. Затянулся глубоко, выпустил струю дыма ярда полтора длиной. Давно не курил, - зачем-то проинформировал напарника. - Ка-айф!..
- Иди ты в задницу с таким кайфом, - огрызнулся с детства некурящий Вилли. - Травишь меня, гад, только!
- Э-э-э, ничего ты не понимаешь в колбасных обрезках, - хохотнул Грэй. - Ха-ха, курильщик пассивный!
- Сам ты... пассивный, - обиделся Вилли. - В жизни никому жопу не подставлял!
- А тебе, что, подставляли?.. - начал было говорить в прежнем язвительном тоне Грэй и вдруг замер. Замолчал, насторожился. - Слышишь? шепнул через пару секунд мгновенно подобравшемуся Вилли. - Кто-то идет.
- Ни черта не слышу... - подскочил Вилли. Замер, старательно вслушиваясь.
Помимо завывания ветра за окнами и шелеста бумажного хлама в помещении, шевелимого сквозняками, действительно ничего не услышал. Но пальцы на спусковые крючки пулемета и винчестера положил. Он уже убедился, что Грэй слышит лучше; ушами или чем там еще, черт его знает.
- Один, - Торопыга потушил окурок об каблук сапога. - Не баба. Этот, как его, выпердок, сдается мне. Мысли у него, однако...
- Ползи ко мне, - посоветовал Вилли. - И оружие не снимай с себя никогда, запомни. В любую секунду срываться с места придется, а ты...
"Он его мысли уловил-таки", - подумал Вилли. Сам он по-прежнему ничего такого не слышал.
- Заткнись, Вилли, не думай обо мне, мешаешь... и...
Секунд через двадцать и Вилли наконец-то услыхал шаги. По улице, не особо-то и таясь, бухал сапогами враг. Выпердок, судя по словам Грэя.
- ...замаялся я таскать этот металлолом, - сказал недовольно тот, но быстренько навешал на себя автоматы, базуку, винчестер вновь. - Стань слева от двери, - приказал Квайлу. - Он сюда направляется, как ни странно...
"Мужик без оружия - не мужик", - хотел сказать Вилли, но промолчал. Скользнул к двери и встал, где велено.
Торопыга прислонился плечом к стене по другую сторону. За дверью, совсем близко, по полу зашаркали подошвы выпердка. Грэй поднял свой "суперстэн-33", занес его над головой, и когда створка двери приоткрылась, пропуская нежданного пришельца, что было сил опустил приклад автомата на голову его... Выпердок рухнул как подрубленное дерево, плечом рубщика наподдатое. По эту сторону порога остались лишь его ноги, упал он на спину. - Тащи! - приказал Грэй, и Вилли схватился за сапоги оглушенного врага. - Ты его угробил, - похвалил напарника, втаскивая тело в помещение. - С одного удара в иной мир отправил, в Подземные Грязные Кварталы. Ошибаешься, - спокойно сказал Грэй, забрасывая за спину суперстэн. - Души умерших в иной мир не уходят. В иной мир способен лишь живой человек попасть, во плоти. Души остаются в том мире, где жили их тела. К тому же, смею тебя заверить, наш гость не помер. Скоро очухается, убедишься.
- Какой ты умный, - пробурчал Вилли. - Аж противно.
...Торопыга курил, когда выпердок очнулся, застонал, мутным взглядом вперился в лицо Вилли, стоявшего над ним с обрезом наготове. Пистолеты и автоматическая винтовка ноночьего раба валялись поодаль, футах в двадцати. Торопыга сделал три торопливые затяжки, обронил окурок, наступил на него, растер каблуком. - Смерть нонкам, - поприветствовал выпердка. - Добро пожаловать на огонек, кот. И какими ветрами тебя занесло... э-э-э, как ты его величал, брат?.. ах, да, дырколиз мокрогубый... в эти края, а?
- Соб-баки! - исторг выпердок. - Псы вонючие!
Попытался приподняться, но Вилли наступил ему на грудь и прижал к полу: - Лежи, мудак, покуда я тебе мозги по бетону не размазал тонким слоем! - однако выпердок, упорный какой тип попался, надо же, не успокоился, схватил мужика за ногу, вознамерился повалить, побороться желая, не иначе; за желание свое мерзопакостное тут же жестоко поплатился, когда Вилли с серьезным, суровым даже, выражением лица, вырвав из хватки выпердковых лап сапог, прикладом пулемета слегка тюкнул дырколиза в висок.
- И не поговоришь с ним толком, - прокомментировал Грэй. - С вырубленным не получится, а вырубать его, я гляжу, приходится постоянно, не везет бедняге.
- Свяжу-ка я его, - решил Вилли. - Раз уж тебе с ним так охота болтать. По мне, так базар один - пулю в глаз.
- Свяжи, свяжи, браток, - обрадовался Грэй. - А то время поджимает круто, всего полтора часа осталось.
- До чего это осталось полтора часа всего? - обернулся на Грэя Неудачник, связывая выпердка. Посмотрел подозрительно. - Слушай, псих, куда мы, собственно, тащимся? Ты до сих пор не соизволил мне сообщить свой стратегический план, который, дескать, пользу Кварталу небывалую принесет на блюдечке! А ну колись, напарничек, с места не сходя, чтоб тебя!
- Слэнг у тебя уголовно-наркоманский какой-то, - пожурил Квайла Грэй. - Колись... Как ветеран УЛага ботаешь, е-мое. Нет, чтобы по-человечески сказать, надоели мне, дескать, недоговоренность, неопределенность, неизвестность, бесцельность, и так далее и тому подобное.
Через двор, в доме напротив, почти все окна были освещены. Там, в клетках квартир, за стеклами, шторами и стенками, пили, жрали, смотрели TV, справляли малую и большую нужду, спали, сходили с ума, радовались, хронически болели, боялись, наслаждались жизнью, помирали от горя, занимались би-, гомо- и гетеро-сексом в одиночку, парами и группами, читали, думали, варили супы и чаи, чистили картошку, попивали кофий, готовили вторые блюда и салаты, делали уроки, занимались уборкой, говорили, молчали, дрались, целовались, взасос и наскоро в щечку, блевали, смеялись, рыдали, бились в истерике, терпели, сморкались, выходили из себя, чихали, чавкали, таращились на видеобоевики и обнаженку с клубничкой в порнофильмах, считали деньги, кто оставшиеся до зарплаты, кто заработанные за день, ссорились, мирились, строили планы и оставались у разбитых корыт, мечтали, стирали шмотки, пылесосили, гладили, курили, говорили по телефону, кололись, обкуривались, работали, кормили домашних животных и птиц, невольников своих, материли ЖЭК за неисправность сантехники и электропроводки, тихо и громко ненавидели, боялись, решались, вешались, резали вены, писали письма и стишки (кто-то даже романы), ждали неотложку, слушали музыку, играли на гитарах и ф-но, зубрили учебники, отравляли близким и дальним жизни, играли на нервах, сплетничали, склочничали, рассуждали, философствовали о судьбах мира, плевали соседям в борщ, делились последним куском хлеба, мучались поносами и запорами, температурили, слушали радиоточку, "Проминь", "Маяк" и "голоса", ругали и хвалили партию и правительство, грезили о девчонке или мальчишке из соседнего подъезда, танцевали, принимали и провожали гостей, праздновали и депрессировали, сосали соски и "пустышки", ходили к соседям за щепоткой соли, маялись, суетились, тосковали, ждали и надеялись, обдумывали завтрашний день, вспоминали прошедший, льстили, лебезили, подсуечивались, врали, крали у своих же, вешали на уши макаронные изделия, обольщали, поносили предпоследними и последними словами, кидались тяжелыми предметами, накладывали и смывали косметику, брились, подбривались, подмывались, занимались рукоделиями, меняли тампоны, принимали лекарства, кутались в пледы, хохотали, читали газеты, опять хохотали, росли, плакали, сердились, медитировали, драили паркет и переставляли мебель, принимали горячий и холодный душ, общались, чистили зубы, умывались, купались, мылись, прощались, раздевались и одевались, тупели, завидовали, играли с детьми, кошками и собаками, воспитывали, зверели, знакомились, самообразовывались, изменяли, пороли отпрысков, делились впечатлениями и ругали начальников, шарили в карманах супругов, храпели, нажирались, пропускали рюмочку, чокались, закусывали, похмелялись, самолюбовались, некоторые, очень немногие, кому воистину повезло, творчески-полноценно сублимировали, садились, орали, самобичевались, поднимались и спускались по лестницам и ехали в лифтах, кто вверх, кто вниз, смотрелись в зеркала, сидели на крыше, бесились и самоуглублялись, стонали и проклинали, плевали в потолок и качали мышцы, хныкали, кичились, сплевывали, вставали, лежали, пилили родственников, занимались любимыми хобби, пукали, вспоминали, уповали, восторгались, гладили, чертили, кашляли, злобствовали, жевали бабльгум, раскаивались, тупили, стояли, смотрели черно-белые и цветные сны, охреневали, выли, болели и выздоравливали, выходили на балконы и смотрели в окна, краснели и бледнели, включали и выключали магнитофоны и проигрыватели, в промежутках слушая музыку, мусорили, зевали, чистились, поливали цветы, собирали мусор, ненавидели, молились, занимались прочими кухонными и домашними делами, тосковали, свистели, скучали, занимались еще черт знает чем, умирали, разлагались...
ЛЮДИ.
Разные. Самые что ни на есть. Прямо не то слово...
Работяги и тунеядцы, инженера, учительницы, медсестры и шофера, кооператоры и студенты, врачи и токаря, программисты и секретарши, бухгалтера и безработные, дети всех возрастов, отличники, середнячки и двоечники, вундеркинды и потенциальные зэки, меломаны и хулиганы, преступники и божьи одуванчики, подлецы и святоши, лицемеры и глупцы, ханжи и работники торговли, спортсмены и сердечники, инвалиды и здоровяки, "афганцы" и ветераны ВэОВэ, старики, старухи, евреи, русские, украинцы, молдаване, корейцы, греки, кавказцы, поляки, болгары, белорусы, красивые, уродливые, толстые и худые, длинные и малорослые, импотенты и гиперсексуалы, несимпатичные и сексапилы, гомосексуалист(ки)ы, мужчины, женщины...
"Лишь Его среди них - НЕТ. Целый дом людей, десять подъездов, триста шестьдесят квартир, несчетное количество комнат, коридоров, кухонь... Но одного-единственного чувства не сыскать в сонмище кубометров и людишек. ЛЮБОВЬ. Они ее выдумали. Чтобы оправдать все это копошение, придать ему хотя бы видимость смысла. Выдумали как заведомо несбыточную мечту, как идеал, к коему якобы стремятся, и наследников учат стремиться. Нашли тоже, кретины, идеальчик себе... Многие стремятся до самой смерти, одолеваемые страхами, предрассудками, равнодушием... Но выше головы не прыгнешь, господа-товарищи, панове и пани. Человек по природе своей - одиночка, суперэгоист, какая может быть любовь у такого существа... Сплошь самообман и подтасовка. "Любовь выдумали русские, чтобы не платить". Отлично сказано! А за все платить придется, за все, все, все, прямо или опосредованно... Рано или поздно. Не отвертишься. За грехи - и воздастся. За добродетели - вдвойне. Грех - честнее. Добродетель - более подспудна, внутривенна, подкожна, за нее надо бы срока не меньше "червонца" давать. Тот, кто говорит, что любит - преступник. Потому что он рядит свое желание попользоваться чьей-то кровью в карнавальный костюм, выдает за истинное духовное чувство элементарный голод... В борьбе за выживание человеки объединились в суперстаи, таких не видывал мир ДО человека, и покорил этот вид, хомо сапиенс, мир, массой задавил... Гуртом и батьку бить можно. Чего не сделаешь, чтоб выжить. Теперь - губит себя самого. За все надо платить. Одиночки, в стаю объединившись, рано иль поздно начинают платить дань собственной изначальной сути. Любви нет. Есть инстинкт плоти, инстинкт продолжения рода, как одна из разновидностей борьбы с природой и другими ее детьми - за выживание. Хоть потомки (а значит, и частичка ТЕБЯ) выживут, хоть так, опосредованно, побыть бессмертным... Что угодно есть, но любви нет. Слишком разные, разные... Не то слово. Легенда о половинках разбитого кувшина - бред собачий. Слабый пол, сильный пол, функция женщины, функция мужчины - дерьмо кошачье. Все - лажа. Жизнь - тоже. Смерть - тоже. Какого черта вообще это _в_с_е_ нужно, спрашивается? Нет ответа. И не надо, ну их всех в баню, утопитесь в шайках. Разные. Разные... А жаль."
"И Мишеля среди тысяч людей, копошащихся в доме напротив, нет. И не было. И не будет. Ушел. Трус. Мужик, одним словом."
Есть только три чувства, подумала Марина. Чувство страха, чувство ненависти и чувство голода, сексуального, любого, без разницы. Все прочее - иллюзии. Хрустальные замки, настроенные человеками для самоуспокоения, для самооправдания. Для сохранения имиджа, созданного некогда. Смотри, мол, природа-мать, мы твои наиспособнейшие дети, мы не только сами себя пожирать умеем, тебя попутно изничтожая, мы еще и любить умеем, мы разумны, а любовь - высшее достижение разума! Любовь - самопожертвование, части себя либо целиком, ради ДРУГОГО. Антиэгоизм. Ура. Вопреки инстинкту самосохранения.
"Ничего себе достиженьице..."
- Ох, как вы мне все надоели. Выше головы не прыгнешь. Жалкие попытки - не в счет. Естество - непреложный закон. А оно ясно и четко говорит: будь эгоистом, и выживешь. Любовь - преступление. Патология. Против природы... Духовность, разумность, альтруизм - не оправдания. Миражи. А жаль...
Марина показала дому напротив язык, всем его обитателям, ряженым в маскарадную тогу так называемой человечности, наипервейшим признаком коей, говорят, Любовь и является. Врут, сволочи. Всем лицемерам, равнодушным, эгоистам - людям, - показала. Всем одиночкам, временно сбившимся в суперстаю. Обреченным внутри нее на одиночество тем более. Всем тщащимся представить истинное положение дел, реальную диспозицию, по-своему, обманывая самих себя. Мы, мол, не волки, в стаю сбивающиеся лишь на зиму, мы, мол - Человечество. Мы любить умеем - и именно ПОЭТОМУ мы ЛЮДИ. ХА!!! Вы люди, потому что ни одно животное настолько сильно не способно ненавидеть и бояться особей собственного вида, как ВЫ.
- Пошли вы все... - злобно огрызнулась Марина, отворачиваясь от окна. Часы показывали "21:38:56", когда она закончила метаться по норе, из комнаты в комнату, из прихожей в кухню, как полоумный шаттл, потерявший управление.
- Расфуфырилась, кукла? - с омерзением в голосе спросила свое отражение, эту самку с сочащимися тоской глазами, стоящую в зеркале, в последний раз обведенную вокруг двадцать первого пальца струсившим, испугавшимся ответственности, неспособным на самопожертвование, как и все они, коз-злы... мужики, одним словом. - Стрелка измерителя либидо зашкалила, да? Пиковая нагрузка ненависть сбила?..
Содрала с себя чулки, юбку, безрукавку. Схватила ножницы, покромсала в лохмотья новые, практически нанадеванные вещи. Задрапировалась в старый ситцевый халат. Разорила прическу, умылась.
Пока оттирала французскую, умопомрачительно дефицитную косметику, вдруг подумала, ни с того ни с сего: "А интересно, какова этимология слова "пол" (М и Ж)? Уж не от той ли "половинки разбитого кувшина", а? Значит, по отдельности ничего цельного, М-пол(овина) и Ж-пол(овинка), и только вместе...". Аж вздрогнула от отвращения. Не-ет, хватит...
ВСЕ, решила. Последняя капля звонко, оглушительно булькнула об поверхность тяжелой маслянистой жидкости ненависти, наполняющей чашу ее терпения. Имя той капли - Мишель. Фамилия - Захарченко.
"Думаешь, я побегу за тобой на вокзал?", - спросила выходную дверь. "Кукиш тебе. Пересрал, скатертью путь-дорожка, милок. Рыдать не намерена. Изрыдалась уж, хватит. Амба. Зэ Энд. Думаешь, прибегу, умолю, рабой буду? Зря, друг ситный. Ох, зря. Не на ту попал... Человек! Поди ж ты. Мужик он мужик и есть. Я скорее поверю в то, что баба - человек. Но чтоб самец... ни в жизнь. Самки - тоже твари, но не настолько безжалостные. Не настолько беспросветно бесплодные и бесполезные для природы, для жизни, как вы, самцы. Они хоть рожать могут... Ближе к животным, вы говорите. Ну что ж. Лучше быть родственницей той же кошки, чем _в_а_ш_е_й_. Вы заменили сердца моторами, чтобы отдалиться от животных. Вы злобные, не умеющие чувствовать, монстры, со всей вашей технологией выживания и техникой, создавшей мир, в котором есть место лишь "технике секса", но нет любви. Вы создали этот мир, и вы в нем правите. Это факт. Но где отмечен тот факт, что Я обязана подчиняться ВАМ??? Я могу вас использовать, со всеми вашими прибамбасами, но жить по вашим законам вы меня больше не заставите!!!".
36. В НОНОЧЬИ ЛАПЫ - 2
Ради чего стоит возвращаться...
- Транспорт, - бросил Вилли. - Схоронись, Торопыга. Поглядим, наш ли...
Они заскочили в пролом. Спрятались внутри дома, сторожко высунув краешки глаз. Лязг гусениц, рык двигателей, дыхание тяжелых стальных чудовищ - приближались, усиливались. "Колонной идут, - подумал Вилли, штук десять, судя по звуку".
Приготовил на всякий случай базуку к стрельбе, жестом велел Торопыге следовать своему примеру.
Показался первый бронетранспортер. На бешеной скорости пронесся мимо. Авангард.
- А, дерьмо, - прошептал Вилли, - нонки...
На борту головного растянулся в прыжке кошачий силуэт.
- Пропустим, - выдохнул Торопыге в ухо, - не одолеем, много их, тварей, ч-черт...
Прогрохотал второй броневик, третий, пятый... Десятый.
В сторону Квартала мчатся, подумал Вилли. Эх, предупредить бы мужиков... Пару коптеров с ракетами на колонну, и все дела, разговор короткий. Но как предупредишь, без связи-то. И ушли, черт побери, далеко, не успеем вернуться. Ну ничего, мужики справятся. Не впервой.
- Учуяли, твари?.. - с ненавистью в голосе прошипел Вилли. Броневиков было одиннадцать, оказывается. И одиннадцатый, арьергардный, кромсая асфальт, в этот миг тормозил точнехонько напротив пролома в стене дома, за иззубренными краями которого прятались напарники...
- Торопыга, ты слышишь? - спросил. - Слышишь их?
- Очень смутно... не дрыгайся, Вилли, сдается мне, они по своим делам притормозили, нас не унюхали...
Крышка люка механика-водителя на переднем скосе броневика открылась, показалась усатая физиономия в ребристом кожаном шлеме. - Выпердок, брезгливо сказал Вилли. Заскрежетал зубами. - Дырколизы мокрогубые, дерьмоеды...
- Осторожно, без зубов останешься, - толкнул в бок Неудачника Торопыга. - И скрежет твой зубовный на милю слыхать. За что ты их так? Их жалеть нужно, несчастных...
Выпердок высунулся по пояс из люка, лег на броню, свесил голову за край скоса, на что-то уставился, лежащее на асфальте перед броневиком. Что он там нашел? - спросил Вилли недоуменно. - Целехонький лазерный прицел?.. Может, шандарахнуть в люк?
- Лежи, вояка, - Грэй выпростал правую руку из складок маскбалахона и взглянул на браслет свой странный. - Ты лежи, а я пошел... Прикроешь, если я ошибся.
- Ку-уда?! - обалдел Вилли. - Ты что, совсем тронулся?!
- Ага. Я ж сумасшедший, ты знаешь. А спорить с психами опасно, лучше всего не мешать им... Не дрейфь. Знаю, что делаю.
- С психами, говорят, вообще иметь дело опасно, не то что спорить, сказал Вилли. - Когда они тебя сцапают, и я пальцем не пошевельну, на спусковом лежащем.
- Болтаешь много. Совсем как я, - ответил Грэй и выпрямился. Повторяю, прикроешь, если я ошибся и разговора с ними не получится. Бей в корму, меня постарайся не угрохать. Я еще пригожусь в этом мире. Не для того я шатался по разным градам и весям, чтобы сдохнуть от гранаты Вилли Квайла по прозвищу Неудачник, не для того я дерьмо хлебал, чтобы в конечном итоге получить в задницу сто грамм свинца от своего брата...
Он неторопливо вылез наружу и зашагал к броневику, на борту которого чернел растянувшийся в прыжке кошачий силуэт.
Вилли проводил его долгим взглядом и решил, что с психами иметь дело опасно, зато интересно. Никогда не угадаешь, чего от них ждать. Сплошной ходячий сюрприз. Но Торопыга, даром что псих, по всей видимости, знает, куда идет.
Грэй шел к броневику. Вилли смотрел сквозь окуляр прицела базуки, как он идет, совершенно открыто, с виду без опаски - в ноночьи лапы верным курсом. Выпердок, высунувшийся из люка броневика, поднял голову и уставился на Торопыгу, не менее пристально, чем секунду назад на асфальт перед гусеницами бронетранспортера. - Смерть нонкам! - крикнул Грэй, вздымая правую руку вверх, в ритуальном жесте приветствия: два пальца буквой "V" растопырены, остальные прижаты к ладони. - Селедка есть, брат?
- Смерть нонкам! ты откудова свалился?! - крикнул в ответ усатый, оказавшийся не выпердком, а мужиком. - Ты кто?
- Меня зовут Грэй-Торопыга, - весело сказал Грэй-Торопыга. - Мы тут с Вилли-Неудачником в разведку ползем помаленьку.
- Тебя не знаю, - сказал усатый в ребристом шлеме. - Про Вилли слыхал. - Он убрал кольт, ствол которого целился Торопыге в лоб, и позвал кого-то, сидящего внутри бронекара: - Эй, Чак-Зубастик, вылезай, тут твой старый кореш Вилли рядышком торчит, поздоровкайся!
Верхний люк броневой машины растворился, и высунулась знакомая Вилли физиономия. Неудачник коротко ругнулся и опустил базуку. Клыки Чака, дьявольщина, ни с чем не спутаешь. - Смерть нонкам! - крикнул, вылезая из пролома в стене дома. Он уже все понял. Молодчаги мужики! Законспирировали транспорт под ноночий караван. Не особо эффективно, но все же...
- Доброго пива! - поприветствовал его Зубастик. - Это кто с тобой?
- Да так, новичок один, недавно в отряд приписан, - ответил Вилли. Классный боец.
- Телепат, что ли? - спросил усатый.
- Есть маленько, - неохотно согласился Грэй.
- Оставь, Боб, парня в покое, - сказал Чак.
- А что ты там углядел на дороге? - спросил заинтригованный Вилли.
- Крысу раздавили мужики, - сообщил Боб-водила, - живодеры.
- Чего-о?! - изумился Вилли.
- Миляга Боб у нас жалостливый, - ухмыльнулся Чак. - Всяческую тварь божью жалеет. Прямо как нонка какая-нибудь тебе, смех да и только.
- Ну-ну, - подозрительно покосился на водителя Вилли.
- Не, Вилли, он свой! - быстро сказал Чак. - Проверенный! Нонок косит что твой мачете!
- Нонки, - солидно сообщил Боб, - от дьявола.
- А-а-а, ты пятидесятник... - кивнул Неудачник.
- Святым духом силен мужик! - торжественно сказал Боб.
- У вас и религиозные фанатики имеются?! - спросил донельзя заинтересовавшийся Грэй, вступая в разговор.
- У нас все и вся имеется, - заверил Зубастик. - Даже бабы, нонок ненавидящие.
- Ого, - сказал Грэй и присвистнул. - Такие бывают разве?
- Бывают, - сказал Вилли. - Только телекинетика у нас ни единого нет, дьявольщина. Пошли, напарник, застоялись тут. Сейчас нонки настоящие нагрянут. Шумим как танковая колонна...
- Да! - спохватился Чак. - Боб, ты плюхайся на сиденье, газуй, не то, черт подери, и вправду падлы наскочат, а от своих мы порядком откололись...
- Смерть нонкам! - рявкнул любитель живой природы Миляга и канул в нутро бронекара. Крышка люка захлопнулась.
- Мужики, селедку-то везете?! - спохватился Вилли.
- Везем, везем, братан, - обнадежил Чак. - Тонны три, добрая селедка...
- Вернусь, попробую, - пообещал Вилли. - Смерть нонкам!!
- Не вернешься. - Молвил Грэй, когда бронекар исчез за поворотом. - А если и вернешься, то к тому времени всю селедку сожрут, нам не оставят.
- Новую привезут. Не каркай мне тут, Торопыга! Как так не вернусь?! Да я всем глотки перегрызу, затрахаю до смерти, а в Квартал вернусь!!!
- Жизнь покажет, - уел Торопыга напарника. - Если успеешь увидеть.
Там же. Но НЕ тогда же...
- Перекур, - велел Грэй. - Стемнело совсем, давай передохнем полчасика, шоколаду погрызем.
- Я не устал, - ответил Вилли, но спорить не стал. Торопыгу, дьявола, разве ж переспоришь.
Влезли на второй этаж массивного, когда-то украшенного кучей лепных излишеств, ныне по большей части отвалившихся, здания.
- "ATVERTIZING AGENCY OF JOE", - прочитал Грэй вывеску на двери помещения, в которое залезли. Вывеска немного выцвела, но еще вполне презентабельно выглядела. - Надо же, кто б мог подумать. А сработала на совесть. Никакой халтуры. Молодец, девочка.
- А что? - спросил Вилли. - Что-то не так? - он настороженно осмотрелся, поводя стволом пулемета по сторонам.
- Все отлично, - успокоил его Торопыга. - Просто я не думал, что вывеска сохранится... и не гадал, что судьбе-таки доведется меня забросить в... это помещение.
- Не вижу тут ничего примечательного, - пожал плечами Вилли. - Дом как дом. Старый. Они все такие.
- Само собой. Теперь-то да. Но были времена... - Грэй осекся, замолчал; задумался о чем-то своем. Вспоминал, по роже видно. А может, не хотел лишнего говорить. Хотя для него это - нетипично.
- Слышь, брат, ты что, в самом деле жил во времена, когда нонок не было? - спросил Вилли, с удобством располагаясь на груде бумажного хлама. - На вид тебе не больше годов, чем мне. Или ты хочешь сказать, что больше?
- Больше, меньше, какая разница... Как бы это тебе подоходчивей растолковать, Вилли... Я, понимаешь, жил, было дело, за... за стенкой. За стенкой все по-другому.
- Ага, - глубокомысленно заметил Вилли. - Ты, я погляжу, вовсе конченый псих. Бредишь напропалую.
- А ты сомневался? - спросил Грэй. - Короче говоря, не буду я тебе ни черта растолковывать. Сам узнаешь.
- Что я забыл за стенкой твоей? - возмутился Вилли. - Я не желаю умом трогаться! Вечно мне не везет...
- Кури, на тебе лица нет, - оборвал Неудачника Грэй. И добыл откуда-то пачку сигарет. Откуда взялись? удивился Вилли. Он же на моих глазах переодевался!!
- Вали подальше, - поморщился Вилли. - Дыма не выношу.
Торопыга молча отошел футов на тридцать и присел на пол, скрестив ноги. Свалил груду оружия рядышком; извлек сигарету, прикурил от запала ракетницы. Затянулся глубоко, выпустил струю дыма ярда полтора длиной. Давно не курил, - зачем-то проинформировал напарника. - Ка-айф!..
- Иди ты в задницу с таким кайфом, - огрызнулся с детства некурящий Вилли. - Травишь меня, гад, только!
- Э-э-э, ничего ты не понимаешь в колбасных обрезках, - хохотнул Грэй. - Ха-ха, курильщик пассивный!
- Сам ты... пассивный, - обиделся Вилли. - В жизни никому жопу не подставлял!
- А тебе, что, подставляли?.. - начал было говорить в прежнем язвительном тоне Грэй и вдруг замер. Замолчал, насторожился. - Слышишь? шепнул через пару секунд мгновенно подобравшемуся Вилли. - Кто-то идет.
- Ни черта не слышу... - подскочил Вилли. Замер, старательно вслушиваясь.
Помимо завывания ветра за окнами и шелеста бумажного хлама в помещении, шевелимого сквозняками, действительно ничего не услышал. Но пальцы на спусковые крючки пулемета и винчестера положил. Он уже убедился, что Грэй слышит лучше; ушами или чем там еще, черт его знает.
- Один, - Торопыга потушил окурок об каблук сапога. - Не баба. Этот, как его, выпердок, сдается мне. Мысли у него, однако...
- Ползи ко мне, - посоветовал Вилли. - И оружие не снимай с себя никогда, запомни. В любую секунду срываться с места придется, а ты...
"Он его мысли уловил-таки", - подумал Вилли. Сам он по-прежнему ничего такого не слышал.
- Заткнись, Вилли, не думай обо мне, мешаешь... и...
Секунд через двадцать и Вилли наконец-то услыхал шаги. По улице, не особо-то и таясь, бухал сапогами враг. Выпердок, судя по словам Грэя.
- ...замаялся я таскать этот металлолом, - сказал недовольно тот, но быстренько навешал на себя автоматы, базуку, винчестер вновь. - Стань слева от двери, - приказал Квайлу. - Он сюда направляется, как ни странно...
"Мужик без оружия - не мужик", - хотел сказать Вилли, но промолчал. Скользнул к двери и встал, где велено.
Торопыга прислонился плечом к стене по другую сторону. За дверью, совсем близко, по полу зашаркали подошвы выпердка. Грэй поднял свой "суперстэн-33", занес его над головой, и когда створка двери приоткрылась, пропуская нежданного пришельца, что было сил опустил приклад автомата на голову его... Выпердок рухнул как подрубленное дерево, плечом рубщика наподдатое. По эту сторону порога остались лишь его ноги, упал он на спину. - Тащи! - приказал Грэй, и Вилли схватился за сапоги оглушенного врага. - Ты его угробил, - похвалил напарника, втаскивая тело в помещение. - С одного удара в иной мир отправил, в Подземные Грязные Кварталы. Ошибаешься, - спокойно сказал Грэй, забрасывая за спину суперстэн. - Души умерших в иной мир не уходят. В иной мир способен лишь живой человек попасть, во плоти. Души остаются в том мире, где жили их тела. К тому же, смею тебя заверить, наш гость не помер. Скоро очухается, убедишься.
- Какой ты умный, - пробурчал Вилли. - Аж противно.
...Торопыга курил, когда выпердок очнулся, застонал, мутным взглядом вперился в лицо Вилли, стоявшего над ним с обрезом наготове. Пистолеты и автоматическая винтовка ноночьего раба валялись поодаль, футах в двадцати. Торопыга сделал три торопливые затяжки, обронил окурок, наступил на него, растер каблуком. - Смерть нонкам, - поприветствовал выпердка. - Добро пожаловать на огонек, кот. И какими ветрами тебя занесло... э-э-э, как ты его величал, брат?.. ах, да, дырколиз мокрогубый... в эти края, а?
- Соб-баки! - исторг выпердок. - Псы вонючие!
Попытался приподняться, но Вилли наступил ему на грудь и прижал к полу: - Лежи, мудак, покуда я тебе мозги по бетону не размазал тонким слоем! - однако выпердок, упорный какой тип попался, надо же, не успокоился, схватил мужика за ногу, вознамерился повалить, побороться желая, не иначе; за желание свое мерзопакостное тут же жестоко поплатился, когда Вилли с серьезным, суровым даже, выражением лица, вырвав из хватки выпердковых лап сапог, прикладом пулемета слегка тюкнул дырколиза в висок.
- И не поговоришь с ним толком, - прокомментировал Грэй. - С вырубленным не получится, а вырубать его, я гляжу, приходится постоянно, не везет бедняге.
- Свяжу-ка я его, - решил Вилли. - Раз уж тебе с ним так охота болтать. По мне, так базар один - пулю в глаз.
- Свяжи, свяжи, браток, - обрадовался Грэй. - А то время поджимает круто, всего полтора часа осталось.
- До чего это осталось полтора часа всего? - обернулся на Грэя Неудачник, связывая выпердка. Посмотрел подозрительно. - Слушай, псих, куда мы, собственно, тащимся? Ты до сих пор не соизволил мне сообщить свой стратегический план, который, дескать, пользу Кварталу небывалую принесет на блюдечке! А ну колись, напарничек, с места не сходя, чтоб тебя!
- Слэнг у тебя уголовно-наркоманский какой-то, - пожурил Квайла Грэй. - Колись... Как ветеран УЛага ботаешь, е-мое. Нет, чтобы по-человечески сказать, надоели мне, дескать, недоговоренность, неопределенность, неизвестность, бесцельность, и так далее и тому подобное.