Старуха продырявила пятикопеечную бумажку и вернула Марине, которая, в свою очередь, молча протянула талон через плечо. Хозяину его.
   - Спасибо, - услыхала, вновь цепляясь окоченевшими пальцами за поручень.
   Подавись ты им, подумала, игнорируя благодарность. Как же вы мне все осточертели... Запроториться б от вас подальше, куда-нибудь заползти, чтоб не слышать ваши гнусавые голоса, не видеть ваши мерзкие рожи, не ходить с вами по одним улицам, касаясь иногда телами и содрогаясь от омерзения, не ездить в этих трясущихся рогатых гробах, не прислоняться к вам, не ощущать ваших удушливых запахов, вони ваших потеющих тел...
   - Девушка, что с вами?! - до жути сочувственно спросил вдруг тот же голос - хозяина талона, - вас кто-то обидел?!
   А чтоб тебя! - спохватилась Марина. Очнулась. Слезы неприятно холодили щеки. Раскисла, гадина! ...... ...., ...., .... и в ....., ....., ..... твою! - яростно выматерилась мысленно. Расхныкалась как последняя сука...
   - Отвали, - едва слышно прошипела, поворачивая голову, - понял, да? не твое собачье дело, хочу рыдаю, захочу, ржать буду, закрой пасть, стой где стоишь и не зуди, понял? и не вздумай начать спрашивать, сколько времени и потом: сколько свободного...
   - Хорошо, - верзила, напиравший на Марину сзади, попытался даже оттесниться, но толпа, набившая салон до последней степени сжатия, не позволила, - извините за назойливость, бог мой, я и не подумал...
   "Вежливый какой, мать его!!!", - взвыла мысленно Марина, обуреваемая приступом смертной тоски. Интеллигент вонючий, надо же...
   - Козе-еол, - прошептала на выдохе, - ненави-ижу... - и, сцепив зубы, принялась протискивать собственное тело к выходу, рассекая зловонную жижу людских туловищ. Успеть бы добежать, подумала, когда троллейбус наконец-то соизволил замереть и зашипеть пневматикой, открывая двери. Успеть бы затвориться в комнатушке, подумала, спрыгивая со ступеньки на мокрый асфальт. Успеть бы отгородиться иллюзорным барьером стен, прежде чем вцеплюсь в харю первому попавшемуся, подумала, начиная марш-бросок от остановки к дому.
   - Сегодня же уйду, - сказала она убежденно, лихорадочно роясь в сумочке. Отыскав ключ, воткнула его в прорезь замка и провернула три раза против часовой. - Сегодня же, - повторила, распахивая дверь, - все готово, и терпежу больше нет, три с половиной года проторчала в этом гнусном городе, где даже зимы и той не бывает, сплошь лето да осень... - сказала, затворяя за собой дверь квартиры и приваливаясь к дерматину спиной, будто подпирая, для верности, чтоб никто вослед не вперся. - Я вам покажу, где ваше место... - выдохнула злобно, и захихикала гаденько. "Усилок" стоял на столе, невзрачный такой, упрятанный в корпус старенького "Меридиана", и Марина с наслаждением отчеканила, вынося приговор всем, кого ненавидела, а ненавидела она с разной степенью силы _в_с_е_х_: - Заполучите. По заслугам. Скоты. Мерзкие. Жрите. Дерьмо. С поставками проблем не будет. Гарантирую.
   17. ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗНАКОМСТВА
   ...прохожие и проезжие мужики недоуменно провожали взглядами мечущуюся по улицам необычную машинку. Пару раз ее останавливал патруль. Вилли откидывал колпак, предъявлял свою осунувшуюся физиономию, на которой читалась мрачная решимость и полнейшая сосредоточенность (на процессе вождения норовистой машинкой, видимо), издавал пару нечленораздельных звуков и вновь захлопывался колпаком... Он наслаждался ездой-полетом в полный рост. Но не расслаблялся ни на мгновенье. Повторения эпизода с танком он себе больше никогда не позволит. Есть гораздо более "умные" способы завершить свой путь в этой жизни, чем такой глупый "блин", черт возьми...
   Кар несся, приподнятый над поверхностью фута на два, и максимальную его скорость, сдавив рукоять до упора, что было сил, Вилли на глазок определил как миль сто в час, промчавшись по прямой за двадцать секунд треть мили, от 47-й до 43-й, по Пятой.
   Если кто-то сдавит рукоять сильнее, чем я, он помчится еще быстрее? задал себе резонный вопрос Вилли после эксперимента. Каков предел ее скорости?
   Через сорок минут, как было велено, Неудачник подогнал "тройку" к Штабу. Торопыгой и не пахло. Вилли откинул колпак, раскупорил банку пива и занялся увеличением числа алкоголиков на душу населения. Алкоголизмом, стало быть.
   Спустя несколько секунд к нему приблизилась компания малознакомых мужиков, по имени он знал лишь одного из них, толстяка-коротышку, и принялась компания зевак во все пары глаз таращиться на "тройку".
   - Неудачник, - сказал Тони-Пузач, - ты где отхватил эту пропеллерную тачку, у нонок, что ль, спер?
   - Держи карман шире, - авторитетно заявил Вилли, - у нонок таких нету. Уж я знаю наверняка.
   - А где ж... - начал было спрашивать другой мужик из компании бесплатных зрителей, но в этот миг из "вертушки" парадного входа штабного офиса выпулился Торопыга, обвешанный разнообразной амуницией и нагруженный всевозможным вооружением. Как рождественская елка игрушками, подумал бы Вилли, узрев напарника. Если бы знал, что это такое. А так он подумал: "как крысолов добытыми тушками".
   - А ну р-р-разойдись, народ!! - гаркнул Вилли, одним глотком опустошил банку и зашвырнул ее в урну. Попал! - обрадовался он, заслышав жестяной звон приурнившейся банки, пополнившей запас уже обретавшихся на урнодроме.
   - Освоился? - полюбопытствовал тем временем Торопыга, протискиваясь сквозь толпу зевак, прибывающую с каждой миллисекундой. Здесь, у Штаба, и в самом Штабе, самое людное место в Квартале, даже приходится держать специальную вахту, силовыми сачками сграбастывающую подарочки ноночьих телекинетиков, периодически материализовывающиеся то в здании, то подле него, отправленные нелюдями наобум.
   - Есть маленько, - проворчал Вилли. - Прыгай, что ли, не то счас наберется такая толпища, ни пройти ни проехать будет...
   - Концерт окончен, мужики!! - рявкнул Торопыга и полез на одно из пассажирских кресел, предварительно свалив на соседнее груду вещей, полученных на складе.
   Мужики недовольно загалдели, они не удовлетворились тем, что остались без ответа, но Торопыга уже сидел где положено. Вилли надернул колпак и сдавил рукоять. Забурчав нижними винтами, "тройка" приподнялась, и мужики, от греха стремясь подальше, расступились. Отведя на малом ходу кар подальше от стены Штаба, Вилли увеличил сжатие и бросил "тройку" вдоль центра мостовой Авеню, уже довольно ловко маневрируя, когда попадались препятствия: груды щебня, кучи металлолома, искореженные взрывами машины... Проскочив над очередной гранатной воронкой, Вилли, не оборачиваясь, прокомментировал: - За что мне этот тарантас нравится, за что у меня к нему душа лежит, так это за то, что не надо воронки и кучи хлама огибать... небольшие, по крайней мере, - добавил Неудачник, лавируя между тремя кучами камня.
   - Еще бы! - откликнулся Торопыга. Он все не мог усесться, ворочался за спиной у Вилли, толкая коленями водительское кресло, угрожающе кренил кар то в одну, то в другую сторону.
   - Ты чего? - спросил Вилли недовольно. - Шило в зад воткнул?
   - Мать твою за ногу, - странно выразился Торопыга, - колпак на макушку давит, какой там зад...
   - Ага! - догадался Вилли. - И на водительском кресле тебе вовсе в девять погибелей складываться приходится...
   - Соображаешь, - буркнул Грэй. - Сверни-ка на том углу...
   - Слышишь, тип, - сказал Неудачник, - ты меня что, в извозчики взял? Ежли бы я побольше, а ты поменьше, габаритами были, Вилли Квайл тебе и даром не понадобился?..
   - А я тебя и так, извини, не покупал, - молвил Грэй, наконец-то перестав ерзать и толкать Вилли в спину. - Ты мне и так, извини, даром достался. Но соль не в том. Подумай, Вилли Квайл по прозвищу Неудачник, неужели нормальный человек в твоем мире будет брать кого-то в напарники лишь для того, чтобы тот ему крутил "баранку"?.. Разве на Дороге только это нужно от мужика, с которым в случае нужды спина к спине встанешь против всего мира?..
   Вилли хмыкнул. И ничего в ответ не сказал.
   18. МАЙК-ТРАССЕР
   ...похавать бы чего-нибудь, ел-палы, уныло размышлял Майк, рассеянно перебирая струны.
   Он сидел на километровом столбике с номером "679". Из чего соотвествовало: до города оставалось сорок девять верст. И как назло, по закону подлости жизни, ни единая душа из всех, спрятанных в телах, восседающих на мягких подушках в салонах и кабинах проносящихся по трассе машин, не горела страстным желанием поспособствовать одиноко торчащей на обочине человеческой фигуре преодолеть оставшиеся без малого полсотни тысяч метров.
   Ну, метров сто я еще протяну, подумал Майк, но никак не больше.
   - Че, Вовка, жрать охота, ел-палы? - спросил он Вовку, смирнехонько прикорнувшего в нагрудном кармане рубашки.
   Вовка был мыш. И лучший фрэнд Майка. Меньшой брат. Джуньер. Знакомясь с новыми пиплами, Майк непременно спикал, опуская взгляд на белую усатую мордочку и любопытные глазенки-бусинки, высунувшиеся из кармана: Позвольте представить. Вайт маус голубых кровей. Отзывается на нейм Вовка. Фамилие - Трассер-дж. Младший, значит.
   Герлы, с которыми Майку доводилось иметь мэйк лав (интимные отношения, значит, ел-палы, ежли кто не андестенд!) в разных таунах и весях бескрайней Кантри, обычно Вовки пугались, но Трассер-младший всегда вел себя интеллигентно, и если знакомство с очередной гелфренд длилось больше чем одну найт, привыкали и даже начинали к Младшему питать симпатию не меньшую, чем к Трассеру-старшему. Нот воо!
   - Ну, погодь маленько, брат, - сказал Майк, отрывая эсс от столбика (бэксайд, значит, ел-палы! А ежли кто и сейчас не андестенд, то, значит, ел-палы, ступитт & эссол, вот так! Надо знать первый международный, такие времена, между прочим.) и опуская взгляд. - Добредем в сити, уж налопаешься у меня... ел-палы, блин горелый...
   Вовка высунул кончик мордочки и саркастически посмотрел на старшего братца глазками-бусинками.
   - Ты прав, - вздохнул Майк, извлек из гитары несколько звуков, сложившихся в мелодию похоронного марша. - Покуда в сити доползем, файф разов дэднуться успеем... Сдохнем, значит, ел-палы. Особенно я - без курева. Слышь, Вовк, а может, нам с тобой податься в Америку?
   Мыш спрятал мордочку, завозился в кармане, тыкая Майка в грудь.
   - Не одобряешь?! - обрадовался Майк. - Гуд бай, Аме-ерика, оо-ов... гуд ба-а-а-ай... - искаженно процитировал он НАУ, в переводе на американский. Подумав, добавил: - О-ов. Извини, подвинься. Сэнкью вэри мачч. Мы патриоты! И танки наши быстры, а вместо сердца - пламенный мотор!!! Советские маусы самые советские маусы во всем ворлде!.. (кто не андестенд, ел-палы, тот - см. выше, кто. А все обвинения в продажности и сетования на засилье западной калчер - в шею! Мы - см. ниже, кто.)
   Майк проиллюстрировал соответствующими аккордами свои слова и добавил, завершив текст драматически пониженным тоном: - Вы все слыхали, товарищ полковник?.. Мы с Вовкой - _н_а_ш_и_ люди!..
   Вовка вдруг выполз из кармана и заторопился вверх (ап!), ловко цепляясь за ткань рубашки. Покорил вершину, устроился на плече Майка и жалобно запищал, тоненько-тоненько, как умирающий щенок.
   - Правильно, бразэ!! - возликовал Майк; взял в руку, поднял и потряс массивным стальным "пацификом", обычно висящим на шнурке у него на шее. Нот воо! Комон он в баню обкомовскую, товарищ полковник, со всей своей конторой вприкуску! - Майк потерзал струны, выдав попурри из Гимна СС (не того SS, ел-палы, который Вы андестенд, блин горелый, а ЭТОГО!), "Вчера" ("Yesterday", блин), "Прощания славянки" (не гелфренд шкафа, ел-палы, а женщины вполне знакомой Вам этнической группы), "Мой адрес не дом и не улица..." (еще ремэмба, а?..) и "Группы Крови" (кто не рэмэмба и не андестенд, тот... тот... ел-палы, редактор не пропустит кто, лучше промолчать. Но вы поняли, да?!). - А рассуждение насчет вояжа в Штаты, Вовка, мне кажется не лишенным определенной пускай и крэйзи, но внутренней лоджик. На голосованье ставить не буду, знаю, что всеми четырьмя поднимешь "Йес!" тому, что я решу. Кстати, у них там имеются отели, шопы энд клиникс для кэтс энд догс, и всяческих прочих энимэлс, во буржуи лайфуют! а ты чем хужей, брат Вовка?! Давай нагрянем к проклятым имперьялистам, в какой-нибудь задрипанный Нюерк, фор экзампл, рявкнем "Мене, Текел, Фарес!!!" и откроем отель для мышей! Как тебе такой бизнес, братан? Тебя, мэн, я назову мистер Уоука Трассер-дж и назначу этим, как его... менеджером, положу те оклад кило чи-иза в сутки...
   Вовка встал на задние лапки и передними поскребся Майку о шею.
   - Во нахал!! - возмутился Майк. - Уже прибавки жалованья требует! Р-р-развел тут демократию, понимаш-шь... А может, еще и в тред-юньен продажный записаться захочешь?! Гляди, мелкий, на собственную губу наступить рискуешь!..
   19. НАПАРНИКИ - 2
   ...Торопыга высмотрел подходящее местечко и велел Неудачнику остановить "тройку".
   На этом углу крутой до невозможности новичок устроил Вилли форменный допрос последней степени пристрастия.
   Вилли вначале посылал Грэя куда подальше, но постепенно посылать притомился, и стал помаленьку отвечать. Пытаясь расшифровать в сонмище вопросов определенную систему, таковой не отыскал, за исключением очевидного вывода - ряд вопросов становилось возможным классифицировать как вполне понятные попытки новенького парня разобраться в обычаях, "иерархии" и подноготной Квартала. Нудный тип забомбил Вилли фугасками из своего бездонного штурмовика-вопросника; и вдруг замолчал, крепко о чем-то своем замыслился.
   Замысливался он долго, и Неудачнику помстилось, что Торопыга исчерпал запас боеприпасов в арсенале своего любопытства и увел на посадку непрестанно атаковавший штурмовик. Но не тут-то было!.. Торопыга, передохнув, мысленно переставил стрелки на карте боевых действий, погнал чесать языком снова, что твой пулемет! причем на тему гнусную, нежелательную, запретную: относительно трехкратного пребывания Вилли в ноночьих узилищах. И Вилли взвился, как в задницу укушенный, обложил Торопыгу распоследними нехорошими словами и объявил молчальную забастовку. Перед тем не позабыв поинтересоваться с отсутствующим выражением лица: Ты ж сам болтал, что время не ждет, какого ж зубы мне заговариваешь минут сто без перерыва на ланч?
   Торопыга пристально посмотрел на Неудачника. Они сидели на краю тротуара, рядышком с "тройкой", и опустошенные пивные банки, лишенные драгоценного содержимого, выстроились шеренгой на мостовой перед ними.
   Однако Вилли дал промашку. Он совершенно позабыл, что этот чертов зануда, - телепат. Слабый или там прикидывается, но...
   - Неудачник, ты помнишь ту нонку, с которой у тебя любовь с первого взгляда?
   Вилли плюнул гневно, смачно, угодил в крайнюю, слева, банку; пока слюна стекала по боку банки, из слюнной гранаты превратившись в подобие сопли, в голове Неудачника лавинообразно рушились разнокалиберные глыбы мыслей, стукаясь друг об дружку и кроша мозги; по весу самой легкой глыбой была та, на которой зубилом неудачниковой ярости было высечено: "А не перепилить ли мне глотку этому жулику, причем всенепременно, - тупым зазубренным мачете?.."
   Прочие глыбы на боках своих несли куда более ужасающие способы расправы с нудным типом.
   - Не надо, - Торопыга нагло ухмыльнулся и неуклюже похлопал Вилли по плечу. Рука у него оказалась тяжелой, это да. - Командиру одного из разведывательных отрядов Квартала, доблестному офицеру, этакие варварские методы не к лицу аж никак. Ты не ответил, Вилли. Хорошо ли ты запомнил ее? Думай не так направленно и мощно, тогда я не разберу. Если это тебя так угнетает.
   - Слышь, ты, - погрозил Вилли, - прекрати копаться в моих мозгах, не то сдам тебя службе безопасности как лазутчика, там узнаешь, что кому к лицу, а что к одному месту!
   - Я не копаюсь, - заявил Торопыга, - с чего ты взял? Нечего мне больше делать, осталось только копаться в твоих захламленных мозгах... Сам виноват. Втыкаешь в меня мысли свои, как в мишень дротик. Не обессудь.
   - Ага, так я тебе и поверил, - угрюмо бросил Вилли. - Слышь, ты...
   - Кончай тыкать, проткнешь, - спокойно посоветовал Грэй.
   - И все же, прекрати... - более вежливо и тихо начал Вилли.
   - Это твое личное горе, - отрезал Торопыга. - То, что ты думаешь по поводу. Время не ждет, ты прав. А потому не трать его на пустую болтовню.
   - Как я могу участвовать в акции вместе с человеком, который позволяет себе лапать мои мозги и которому я не могу верить, скажи на милость?!
   - А ты знаешь метод, с помощью которого я сумею тебе доказать, что не лезу в твои мысли, как нонки в Квартал? Подскажи, я с радостью... И кроме того, как ты приметил, я честен с тобой. Когда чего уловлю, не скрываю. Мог же вообще не говорить, что слышу мысли.
   - Иди ты...
   - Никуда я без тебя не пойду. Кабы мне нужен был всего лишь водитель кара, я этакого строптивого кандидата как ты не нанял бы ни на каких условиях. Даже если бы он сам мне предлагал мешок монет с умоляющим воплем: "Возьми меня на работу!!". Повязаны мы с тобой веревочкой, Вилли. Так повязаны, что роднее родных братьев теперь. И кроме того, что слова?.. Что бы я тебе ни втирал в уши, толку мало. Судить будешь по поступкам, о'кей? По чему ж еще судить можно человека, как не по деяньям его... К слову. Иногда случаются ситуации, в которых возможность услышать мысли напарника равнозначна цене двух жизней. Твоей и его.
   - Да?.. Ну-ну... Хитрый ты субъект, я погляжу, - мрачно высказался Вилли. - Топать, говоришь, за тобой, как пес на поводке, умозаключать по деяньям твоим, а после "шмяк", и поздновато уж когти рвать, в котел с рисом засунешь и сожрешь, пальчики облизав.
   - Однако у тебя богатые гастрономические познания! - удивился Торопыга. - Может, оно и так... - добавил, помедлив пару секунд. - Я предостерегал, пристрели меня, покуда не опоздал.
   - Гастро... чего? Ну ты и выражаешься... Дурное дело нехитрое. Успеется. Ты меня не за того принял, тип. Я не нонка, людей валить сходу чтоб. Такой привычки не имею.
   - Если б ты был не ты, я бы с тобой вообще не встретился. Точно. Грэй улыбнулся. - Успеется, ты прав. Ну что, продолжим экскурсы в лабиринты воспоминаний?
   - Валяй. Пиявка. И какого я тебя поспешил Торопыгой окрестить, спрашивается? Пьявка ты, паразит словесно-информационный...
   - Во загибаешь! - восхитился Торопыга. - Польщен! Стало быть, теперь ты - Торопыга? А я, что же, вирус компьютерный?..
   - Вирус - это уж скорее я... - пробормотал Вилли.
   - Да, так вот, Дайану ты не позабыл?
   - Раз знаешь, какого спрашиваешь... - буркнул Вилли. - Во гад. А еще врет, что в мозги не лазает... Позабудешь ее, стерву патлатую. Ка-ак же!..
   - Слушай, ты, герой ноночьих застенков!! - вдруг взорвался Грэй и вскочил, наподдав носком сапога батарею пивных жестянок. - Тебе не взбредало в чердак запыленный по лестнице размышлений, что не один ты у них побывал, что информацию можно получить не только из твоих занюханных ненавистью мозгов, другие каналы тоже имеются?! И вот еще что! Забудь слово такое, "акция"! Придумали тоже, умники... Мы с тобой не в рейд полезем и не на разведку боем, в эту вашу "акцию" сраную, и не подрывать пару патрулей вражьих!! И не за парой грудастых туловищ для борделя, понял?! Мы с тобой уходим, понимаешь ты, уходим из Квартала, быть может, насовсем, быть может, навстречу верной смерти! Но не забавляться пустяками уходим, и не наслаждаться жизнью, показывая нонкам, какие мы крутые парни и насколько мы их выше по всем статьям, потому как люди мы, а они - НЕ люди. Мы пойдем с тобой прочь из обложенной крепости и займемся наконец серьезным делом, а не детской игрой в солдатики, которой вы тут все уж Бог Мой знает сколько времени вынуждены пробавляться!..
   20. ПЭТРО-НЭПЫЙВОДА
   ...Стэцько частенько пытался выспросить у него, почему он уехал на чужбину. Пэтро отмалчивался, иногда отшучивался: с помещиком, мол, подрался, выбил тому оба глаз и все ребра пересчитал, удрал от жандармов до лесу, к угорскому кордону проскользнул... Стэцько не верил, говорил: темнишь, земляче, по глазам вижу, врешь, бегают у тебя глазки-то, ой как бегают.
   Пэтро посылал его к бесу и замолкал. Не расскажешь же, как все было на самом деле. Стыдно человеку такое про себя рассказывать. Ох как стыдно!..
   А закинула судьба горемычная Пэтра на чужбину из-за бабы. Женихался хлопец к дивчине Ганне, на осень и свадьбу отгулять наметили, как полагается. Души в дивчине Пэтро не чаял, любил без памяти, на руках таскал... Сбежала красуля Ганночка с подпоручиком-москалем, голубоглазым худющим огрызком, да и сгинула без следа в клятой Московии.
   От позора нестерпимого дунул Пэтро на чужбину, в заморские края, от насмешек самборских хлопцев чесанул. Было о ту пору Пэтру от роду двадцать один год всего-то, голова горячая, в сердце полыхает жгучий костер смертной обиды... Знал - убить может; хватило ума унести ноги, от греха. До кордона дотянулся быстро, скользя лесами, обходя села и усадьбы, спал мало; стремился, аж гэть! в Угорщине застрял. Зачислили в шпионы, кинули в застенок лютый, после - в другой перегнали, столичный, мытарили с полгода, стращали да лупили не жалея кулаков и плеток... Но отпустили, дали волю. Поверили швабы клятые. Пэтро и не чаял уже солнышко повидать и на травке поваляться...
   Один славский хлоп в Вене Пэтру молвил: зачем лез через кордон сам? надо было завербоваться да уплыть за море-океан, лес валить, хлеб растить...
   Покинул Пэтро красивый город на реке Дунае не своим ходом: на поезде укатил; в задымленный порт Триест переправил Пэтра и с ним еще сотни три молодых хлопцев пыхтящий паровоз. Словно баранов, перегрузили их всех из вагонов в чрево громадного пароплава; загудело чудище, окуталось дымами и гудками, подняло якоря и подалось за море-океан, в благословенную, по слухам, землю, званую Америкой, в благословенную страну, Канадой званую: в стране той лесорубам платят постольку, говорят, что за год на дюжину коров и пяток десятин землицы скопить - раз плюнуть!..
   Рай лесной Пэтро на своей шкуре испытал, нахлебался досыта тамошних борщей. Платили щедро, это да. Но при первой же возможности подался Пэтро на юг, в Северо-Американские Соединенные Штаты. Семья на родине посылок и денег не ждала, молясь на образа святых мучеников, чтоб здоровья кормильцу дали - не имелось у Пэтра Нэпыйводы семьи, один как сирота горемычный он был, один в целом свете, мамо и батько его преставились давно, земля родимая им пухом, и был он у них единый сын, других Господь не дал; когда уходил за кордон, заколотил двери да окна хаты родной да поцеловал землю у порога - знал, в Самбор не вернется. Жменьку той земли носил Пэтро в торбочке полотняной, на шнурке поцепленной на шею: спасибочки австрийским жандармам, не конфисковали...
   Свободный Пэтро был на чужбине, аки ветер, когда на юг подался. Долгов, слава Господу, не имел. Деньжат в кармане коттоновых, до светлой синевы вытертых штанов, джинсов по-ихнему, правда, тоже почти не осталось. Зачем подался, и сам не ведал. Наскучила ему беспросветность, и злобная алчность наскучила, горящая в глазах земляков, горбатящихся на просеках и лесопильнях - у них дома голодные рты хлеба ждут; а многие хлопцы да вуйки семьи на чужбину приволокли, первые хатки украинские на канадской земле поднялись...
   Даже ветер, ежели вдуматься, подчиняется неким закономерностям в полете своем. Так и Пэтро, хочешь не хочешь, в большие города тянулся потеряться, не видеть лиц девчат украинских, чернобровых...
   Стэцька-побратима повстречал в большом городе, Сиэттлом званом. Пришел в этот город из канадского Ванкувера, голодный и злой, но веселый начинал понимать, что дороже воли вольной ничего в целом белом свете нет.
   Услыхал родную речь в разноязыком гомоне припортового кабака. До хлопца трое греков доматывались, хлопец их костерил почем зря на чистейшей ридний мови, и закатывал рукава.
   Пэтро встал плечом к плечу. Так после и на Восход добирались: плечом к плечу, Пэтро да Стэцько. А греков тех они с трех ударов усмирили, положили всех, будут знать, как забижать _н_а_ш_и_х_ хлопцев... Нигде не задерживались наши хлопцы надолго, а в Новом Йорке застопорили ход: впереди океан, за океаном - ридна нэнько Украйна. Мать родная. Решали: до дому или погодить? Решили: погодим. Стэцька тоже никто не ждал в родном Немирове. Крепкие хлопцы в Новом Йорке без работы не останутся; а тут и газеты весть принесли: в Российской Империи народ супротив царя бунтует, какую-то революцию затеял. В революцию хлопцы соваться не решились. Супротив царя-москаля выступить - за милую душу! но пугало страшное, таинственное слово "революция". Пэтро сказал побратиму: это не просто бунт, это хуже, и как завсегда украинцы пострадают больше всех...
   - ...За що я тэбэ поважаю, Пэтро, - говорил Стэцько Пэтру как-то, в шинке на Двадцатой Стрит, в который они хаживали промочить глотки слабенькой американской горилкой, - так то за впэртисть. Ты всэ, що нэ робыш, старанно робиш до самого кинця. О'кей, як тут кажуть. Лантухы з кораблив вывантажуеш - бильш за всих. У бийку влизаеш - бьешся клято, докы нэ впадэш. Пьеш - до всырачкы. Тоби дай можлывисть - выпьеш усю горилку в Г'Амэрыци. Та й призвыще в тэбэ видповиднэ... Тилькы нэ зрозумию аж нияк, чого ты николы нэ навидуесся у хатыну до повий? Таки гарни дивчатка тут е... Вжэ рик тэбэ знаю - николы нэ бачыв, щоб ты на дивок заглядавсь. Чому цэ так?
   - Облыш, - хмуро ответил Пэтро, и налил себе и Стэцьку еще по полному стакану. - Пый липше. Знайшов про що тэрэвэни розводыты.
   - Та що ж, я й выпыты можу, алэ ты мэни видповидай, братэ. Яка лахудра тэбэ так образыла, що ты...