Страница:
— Дядя Рекс! Когда этот зануда собирался уехать отсюда?
— Который?
— Зануда Форд.
Рекс заставил себя заметить, что было бы более вежливым назвать просто «мистер Форд».
— Когда он уезжает? Это все, что я хочу знать, — безапелляционно заявил мальчик. — Он привез Джой обратно из казино. Я видел, как они вошли в дом. Он оставил свой «Крайслер» у ворот. Я ждал, когда он уберется отсюда. Но он снова забрал Джой с собой после того, как проторчал здесь целую вечность!
— Он переговорил со мной, — коротко произнес Траверс.
— Хорошо, кому он нужен? Вам — нет, мне — нет. И я знаю, Джой тоже не нужен.
— Если ты закончил пить чай, — сказал Траверс раздраженно, — тебе лучше отправляться спать.
Персиваль Артур спрыгнул со стола, стряхивая со своего плаща оставшиеся крошки. Но идти спать он еще не собирался. «О, нет, довольно», — он необычайно решительно тряхнул взъерошенной белокурой головой. Оставались вопросы, которые ему хотелось разрешить. Он сделал шаг ближе к дяде, бросил пристальный взгляд на скрытное, печальное и усталое лицо.
— Дядя Рекс, я не понимаю, почему вы удивляетесь, что Джой не хотела, чтобы он был здесь! Джой ничуть не влюблена, — прозвучал легкий дискант, меняющийся по мере того, как мальчик заканчивал говорить, — вот почему зря вы разрешили ему сюда приходить. Джой сыта этим всем по горло и до крайности измучена.
— Измучена, — горько прервал его Траверс. Так как все могло раскрыться и выйти наружу сейчас, зачем ждать до завтра? Мальчик все равно узнает рано или поздно, что случилось. Какой толк откладывать и ограждать его от горьких неприятностей? Он сказал быстро, отрывисто и, как надеялся, бесстрастно: — С этим не закончено, старина, это только начало. Я могу тебе также сообщить сразу, случилось то, что Джой уехала с мистером Фордом и возвращаться не собирается.
Мальчик изумленно взглянул на дядю и смотрел на него так, словно собирался спросить: «Что ты имеешь в виду? Она уехала с мистером Фордом?!»
На самом деле он не сказал ничего, но через какое-то мгновение начал постигать смысл сказанного. Вот так фортель… Как в книгах. Да, он понял, что имелось в виду. Как в кино… Нет, не похоже на правду! Форд увез Джой? Значит, они поехали не просто обратно в казино танцевать и веселиться, чтобы близкие слонялись вокруг по саду и ждали, устав от многочисленных догадок, когда же она вернется домой и ляжет спать. Нет, не то… Выходит, она ушла, навсегда! С… этим ничтожеством?!
На благородном растерянном лице Персиваля Артура одно чувство сменяло другое быстро, как тени на светлом кукурузном поле от гонимых ветром облаков. Он уставился на Рекса, открывая и закрывая рот, пока не выпалил наконец с разгневанным удивлением:
— Ушла? С этим занудой? Ты позволил?!
— В сущности, это я сказал, что ей надо уйти с ним.
Мальчик пристально посмотрел на дядю.
— Ты сказал ей, чтобы она ушла с этим занудой?
Слова, которые вырвались у него, казалось, совершенно не соответствовали тону, подводившему итоги долгих часов тайных раздумий молодого человека.
— Но послушай, она ведь твоя жена! Дядя Рекс! Ты женился на ней! Я считал, что она тебе нравится!
Траверс слегка пожал плечами.
— Это ужасная история. Что толку говорить о ней. Позже ты все поймешь. Я не смогу рассказать обо всем этом даже тебе. Но поскольку Джой была несчастлива…
— Несчастлива здесь? У нее хватило мужества сказать это? У Джой?
Траверс чуть не рассмеялся, увидев выражение негодующего изумления на юном лице племянника.
— Когда-нибудь, старина, ты поймешь, что если любишь женщину, то, прежде всего, думаешь о ее счастье, а поскольку Джой была здесь несчастлива… — (Губы Персиваля Артура безмолвно повторили слово «несчастлива».) — Во всяком случае, я не стал у нее на пути. Многие сочтут мое поведение ошибкой. Им ведь неизвестны все подробности. Они никогда не будут в состоянии понять меня. Но я поразмыслил и решил, что так будет лучше. Это все. И Джой не собирается возвращаться к нам. Спокойной ночи.
Но мальчик продолжал стоять, как будто его ноги приросли к кухонному полу. У него был такой взгляд, словно его дядя внезапно у него на глазах сошел с ума.
— Она с этим занудой? Джой? Вы сказали ей… Она с ним?
— К несчастью… — начал Рекс Траверс и сделал глубокий вздох. — Трудно объяснить тебе… И вообще тебе давно пора быть в постели.
(«В постели, — последовал в ответ презрительный взгляд Персиваля Артура. — Неужели он действительно будет продолжать твердить о какой-то там постели? Сейчас?»)
— Когда-нибудь ты, возможно, поймешь, что любой спектакль, любой розыгрыш никогда не приносит ни малейшей пользы. Если девушка не любит тебя и предпочитает кого-то еще, ничего с этим не поделаешь, старина, особенно если ты ее любишь. Как я говорил, ее счастье ты обязан ставить на первое место, поэтому…
Взволнованный, прерывающийся голос повторил:
— Она сейчас с этим занудой? И ты сказал ей, чтобы она ушла с ним?!
Траверс начал говорить какие-то резкости, дескать, в конце концов, это его личное дело, но по мере того, как он убеждал, мальчик, казалось, сделал умственный прыжок, чтобы поймать нужную мысль, когда она проносилась между ними в воздухе подобно невидимому крикетному мячу.
— Секунду! Дядя Рекс! Ты не знаешь? Черт подери, значит, ты не знаешь? Ты думаешь… Но она сказала мне сама!
— О чем ты говоришь? Иди спать.
— Спать? Как вообще кто-то может сейчас спать? Я хочу тебе сказать кое-что…
— Не хочу ничего слушать. Это затянется до завтрашнего утра.
— Да нет же!
— Да, затянется, я не хочу обсуждать сейчас эти вопросы. Позови в дом Роя и иди спать, старина, иди спать.
Траверс поставил пустую чашку. Он совсем выдохся; также чувствовал себя и мальчик, по крайней мере, должен был чувствовать. А вместо этого отъявленный сорванец с блестящими и ясными, как у младенца, проснувшегося для полуночного кормления, глазами был переполнен разговорами и вопросами, словно у его дяди только одна забота, как удовлетворить ненасытное любопытство племянника. Траверс повернулся к двери кухни.
— Ступай вперед, а я погашу свет и тоже приду.
— Дядя Рекс, я не могу, я не пойду. Ты должен выслушать меня! Это очень важно — то, что я скажу.
— Ну, так что же? — спросил Траверс, повернувшись в ожидании ответа. В конце концов, этот бодрствующий настойчивый мятежник, этот слишком возбужденный юнец — единственное, что осталось у него на свете. — Зачем все это?
Мужчина и мальчик внимательно смотрели друг на друга в этой блестящей, начищенной, дьявольски великолепной французской кухне с ярким освещением. Рекс Траверс, крупный, благопристойный, выглядевший весьма подобающим образом в своем костюме и белой куртке, стоял на фоне сияющей плиты Мелани. Персиваль Артур, оборвыш в старом, мятом и драном плаще, в пижаме, застыл рядом с ослепляющим великолепием боевого порядка горшков, банок, сковородок, кастрюль. Его глаза, ясные, внимательные, несколько дерзкие, с той долей самоуверенности, которая свойственна юности, ибо вся жизнь еще впереди, встретились со взглядом, полным безнадежного отчаяния, сознающим, что лучшая часть жизни позади, поскольку самая сладкая мечта так безжалостно отнята.
— О чем ты хочешь сказать, старина?
— О том, что Джой говорила мне.
— Что? Когда?
— Ты знаешь, в тот полдень Джой поехала со мной в графской автомашине «Альфа-Ромео».
— Я помню тот полдень. (Мог ли он его забыть?)
— Так вот, мы пошли в музей. Рыбы, моллюски, черепахи — одним словом, океанография. Тогда-то мы и встретили впервые этих тошнотворных Фордов. И, когда возвращались домой, Джой сказала… Я должен тебе многое сообщить, дядя Рекс. Слушай.
Он пристально смотрел в лицо опекуна, повторяя слово в слово то, что было сказано ему Джой на обратном пути из Монако. Дословно передавалась теперь та странная беседа, врезавшаяся в память молодого человека.
— …И в отношении ее помолвки. Я имею в виду ту первую, с голубым кольцом. Я спросил Джой: «Почему она была внезапно расторгнута?» Та ответила: «Он устал от меня».
— Что? От Джой? Кто устал?
— Форд. Зануда Форд. Поэтому я возразил: «Только что, когда он смотрел на тебя, не казалось, будто ему все надоело!» Джой промолвила: «Нет, потом он говорил, что было не так». Я заметил: «В таком случае, люди опять могут прийти к такому состоянию, когда не устают друг от друга. Какое сумасшествие!» Но с Джой этого не произошло, во всяком случае, по отношению к Форду! Она сыта им по горло, вот так!
Рекс Траверс покачал головой. У него опять перед глазами возникли красные огни задних сигналов автомашины, уплывающей в ночь вместе с Джой. Ее увозил человек, которому она сказала: «Я хочу, чтобы ты забрал меня отсюда, сейчас!»'
— Он надоел ей. Она едва не умирала от скуки, — настаивал Персиваль Артур с чрезмерной серьезностью для такого юноши с петушиным голосом и хлипким телосложением. — Я знаю, что он докучает ей. Джой говорила мне. По крайней мере, говорила кой-какие вещи. Часто! Поэтому я спросил ее прямо… об этом… этом, — казалось, он подыскивает слово, но так и не нашел подходящее выражение. — Зануде. И когда…
Мальчик с трудом перевел дыхание и заговорил еще сбивчивее:
— Когда я сказал ей: «Ты сейчас сильнее влюблена в Рекса, чем в Лондоне?..»
Смысл фразы как-то ускользнул от него. Траверс неожиданно напрягся, пристально посмотрел на племянника. Он, тридцатитрехлетний мужчина, сейчас разговаривающий с пятнадцатилетним подростком, не был больше его опекуном и попечителем. Мальчик казался значительно старше своего возраста, и Рекс быстро спросил его, как мужчина мужчину:
— Когда ты это сказал, старина, что ответила Джой?
— Она ответила: «Да, я думаю, что да».
— Она так сказала?
— Так же верно, как и то, что мы живем. Я разговаривал с Джой… о, я заставил ее откровенно признаться. Терпеть не могу, когда женщины делают вид, что не знают твердо, чего они хотят; как будто есть люди, не ведающие, чего хотят… Когда она говорила о своей влюбленности, о тебе: «Думаю, что влюблена…» — я спросил: «Ты можешь сказать это с уверенностью?» Вот именно так. И Джой ответила: «Да, я уверена».
Мужчина, так любивший Джой, устремил свой невидящий взгляд в пространство. Он действительно не видел ни плиты, ни банок, ни кастрюль… Он видел залитый солнцем балкон и этот очаровательный взгляд невинного смущения, старательно скрываемый и все же пробивающийся сквозь маску благоразумия, он видел восторг в глазах своей Джульетты. Ах, как сладостно было лишь несколько дней назад. Разве его собственный инстинкт не нашептывал ему тогда: «Она твоя»? А потом она встретила своего старого возлюбленного, но ведь после встречи с Фордом она говорила с мальчиком и сделала почти невероятнее признание.
— Ты уверен, что Джой сказала именно так? Такими словами?
Последовавший затем гневный резкий смех был не только протестом Персиваля Артура, но и его бесчисленных сверстников, которые еще не пользуются всеми правами и, увы, вынуждены терпеть эту жестокую глупость взрослых, которые медленно соображают и туго понимают.
— Конечно, я уверен. Джой сказала: «Да, я влюблена».
— Имея в виду меня?
— Да! — заорал юный Фитцрой прерывающимся голосом. Он сжал руку дяди. — Влюблена в тебя, в тебя! И она вышла замуж за тебя. И была здесь, и прекрасно себя чувствовала в твоем доме, твоя жена, твоя! И все хорошее, что ты мог для нее сделать, это сказать, чтобы она ушла отсюда вместе с этим занудой! И это после всего, что она мне говорила!
— Ты думаешь, она имела в виду?..
Мужчина, любивший Джой, словно ждал пророчества от какого-то оракула.
Мальчик снова взял себя в руки. Он ответил просто и спокойно:
— Она имела в виду, что там все в порядке. Я знал это до того, как спросил ее.
И тогда Рекс Траверс почувствовал, что он тоже знал. Разве не нашептывал ему его собственный инстинкт? Разве взгляд и мимика Джой не выдавали ее… вплоть до жеста, пылкого, бурного, порывистого, требующего свободы? Если бы он был ей совсем безразличен, могла бы она сказать так многословно: «Доктор Траверс, почему вы не женитесь на мне?» Теперь же она просто закричала: «Почему вы не даете мне уйти?»
Она никогда не хотела уходить. Она любила. Даже мальчик знал это. Даже этот малыш! Джой любила. Радость хлынула в душу Рекса Траверса подобно тому, как поток устремляется вниз на раскаленные солнцем камни. Не понимая, что делает, он складывал в кучку разбросанную после ужина посуду, и на какое-то мгновение его лицо озарилось непроизвольной и какой-то по-мальчишески открытой улыбкой… Она исчезла так же внезапно, как и появилась; пробили часы на кухне…
Мальчик громко вскрикнул:
— Три часа? Джой уехала больше часа назад. Уже больше часа, как она с этим занудой. Куда они направились, дядя Рекс?
Траверс в оцепенении смотрел на часы. Уехали больше чем даже два часа назад… и куда?
5
Глава двадцать третья
2
3
— Который?
— Зануда Форд.
Рекс заставил себя заметить, что было бы более вежливым назвать просто «мистер Форд».
— Когда он уезжает? Это все, что я хочу знать, — безапелляционно заявил мальчик. — Он привез Джой обратно из казино. Я видел, как они вошли в дом. Он оставил свой «Крайслер» у ворот. Я ждал, когда он уберется отсюда. Но он снова забрал Джой с собой после того, как проторчал здесь целую вечность!
— Он переговорил со мной, — коротко произнес Траверс.
— Хорошо, кому он нужен? Вам — нет, мне — нет. И я знаю, Джой тоже не нужен.
— Если ты закончил пить чай, — сказал Траверс раздраженно, — тебе лучше отправляться спать.
Персиваль Артур спрыгнул со стола, стряхивая со своего плаща оставшиеся крошки. Но идти спать он еще не собирался. «О, нет, довольно», — он необычайно решительно тряхнул взъерошенной белокурой головой. Оставались вопросы, которые ему хотелось разрешить. Он сделал шаг ближе к дяде, бросил пристальный взгляд на скрытное, печальное и усталое лицо.
— Дядя Рекс, я не понимаю, почему вы удивляетесь, что Джой не хотела, чтобы он был здесь! Джой ничуть не влюблена, — прозвучал легкий дискант, меняющийся по мере того, как мальчик заканчивал говорить, — вот почему зря вы разрешили ему сюда приходить. Джой сыта этим всем по горло и до крайности измучена.
— Измучена, — горько прервал его Траверс. Так как все могло раскрыться и выйти наружу сейчас, зачем ждать до завтра? Мальчик все равно узнает рано или поздно, что случилось. Какой толк откладывать и ограждать его от горьких неприятностей? Он сказал быстро, отрывисто и, как надеялся, бесстрастно: — С этим не закончено, старина, это только начало. Я могу тебе также сообщить сразу, случилось то, что Джой уехала с мистером Фордом и возвращаться не собирается.
Мальчик изумленно взглянул на дядю и смотрел на него так, словно собирался спросить: «Что ты имеешь в виду? Она уехала с мистером Фордом?!»
На самом деле он не сказал ничего, но через какое-то мгновение начал постигать смысл сказанного. Вот так фортель… Как в книгах. Да, он понял, что имелось в виду. Как в кино… Нет, не похоже на правду! Форд увез Джой? Значит, они поехали не просто обратно в казино танцевать и веселиться, чтобы близкие слонялись вокруг по саду и ждали, устав от многочисленных догадок, когда же она вернется домой и ляжет спать. Нет, не то… Выходит, она ушла, навсегда! С… этим ничтожеством?!
На благородном растерянном лице Персиваля Артура одно чувство сменяло другое быстро, как тени на светлом кукурузном поле от гонимых ветром облаков. Он уставился на Рекса, открывая и закрывая рот, пока не выпалил наконец с разгневанным удивлением:
— Ушла? С этим занудой? Ты позволил?!
— В сущности, это я сказал, что ей надо уйти с ним.
Мальчик пристально посмотрел на дядю.
— Ты сказал ей, чтобы она ушла с этим занудой?
Слова, которые вырвались у него, казалось, совершенно не соответствовали тону, подводившему итоги долгих часов тайных раздумий молодого человека.
— Но послушай, она ведь твоя жена! Дядя Рекс! Ты женился на ней! Я считал, что она тебе нравится!
Траверс слегка пожал плечами.
— Это ужасная история. Что толку говорить о ней. Позже ты все поймешь. Я не смогу рассказать обо всем этом даже тебе. Но поскольку Джой была несчастлива…
— Несчастлива здесь? У нее хватило мужества сказать это? У Джой?
Траверс чуть не рассмеялся, увидев выражение негодующего изумления на юном лице племянника.
— Когда-нибудь, старина, ты поймешь, что если любишь женщину, то, прежде всего, думаешь о ее счастье, а поскольку Джой была здесь несчастлива… — (Губы Персиваля Артура безмолвно повторили слово «несчастлива».) — Во всяком случае, я не стал у нее на пути. Многие сочтут мое поведение ошибкой. Им ведь неизвестны все подробности. Они никогда не будут в состоянии понять меня. Но я поразмыслил и решил, что так будет лучше. Это все. И Джой не собирается возвращаться к нам. Спокойной ночи.
Но мальчик продолжал стоять, как будто его ноги приросли к кухонному полу. У него был такой взгляд, словно его дядя внезапно у него на глазах сошел с ума.
— Она с этим занудой? Джой? Вы сказали ей… Она с ним?
— К несчастью… — начал Рекс Траверс и сделал глубокий вздох. — Трудно объяснить тебе… И вообще тебе давно пора быть в постели.
(«В постели, — последовал в ответ презрительный взгляд Персиваля Артура. — Неужели он действительно будет продолжать твердить о какой-то там постели? Сейчас?»)
— Когда-нибудь ты, возможно, поймешь, что любой спектакль, любой розыгрыш никогда не приносит ни малейшей пользы. Если девушка не любит тебя и предпочитает кого-то еще, ничего с этим не поделаешь, старина, особенно если ты ее любишь. Как я говорил, ее счастье ты обязан ставить на первое место, поэтому…
Взволнованный, прерывающийся голос повторил:
— Она сейчас с этим занудой? И ты сказал ей, чтобы она ушла с ним?!
Траверс начал говорить какие-то резкости, дескать, в конце концов, это его личное дело, но по мере того, как он убеждал, мальчик, казалось, сделал умственный прыжок, чтобы поймать нужную мысль, когда она проносилась между ними в воздухе подобно невидимому крикетному мячу.
— Секунду! Дядя Рекс! Ты не знаешь? Черт подери, значит, ты не знаешь? Ты думаешь… Но она сказала мне сама!
— О чем ты говоришь? Иди спать.
— Спать? Как вообще кто-то может сейчас спать? Я хочу тебе сказать кое-что…
— Не хочу ничего слушать. Это затянется до завтрашнего утра.
— Да нет же!
— Да, затянется, я не хочу обсуждать сейчас эти вопросы. Позови в дом Роя и иди спать, старина, иди спать.
Траверс поставил пустую чашку. Он совсем выдохся; также чувствовал себя и мальчик, по крайней мере, должен был чувствовать. А вместо этого отъявленный сорванец с блестящими и ясными, как у младенца, проснувшегося для полуночного кормления, глазами был переполнен разговорами и вопросами, словно у его дяди только одна забота, как удовлетворить ненасытное любопытство племянника. Траверс повернулся к двери кухни.
— Ступай вперед, а я погашу свет и тоже приду.
— Дядя Рекс, я не могу, я не пойду. Ты должен выслушать меня! Это очень важно — то, что я скажу.
— Ну, так что же? — спросил Траверс, повернувшись в ожидании ответа. В конце концов, этот бодрствующий настойчивый мятежник, этот слишком возбужденный юнец — единственное, что осталось у него на свете. — Зачем все это?
Мужчина и мальчик внимательно смотрели друг на друга в этой блестящей, начищенной, дьявольски великолепной французской кухне с ярким освещением. Рекс Траверс, крупный, благопристойный, выглядевший весьма подобающим образом в своем костюме и белой куртке, стоял на фоне сияющей плиты Мелани. Персиваль Артур, оборвыш в старом, мятом и драном плаще, в пижаме, застыл рядом с ослепляющим великолепием боевого порядка горшков, банок, сковородок, кастрюль. Его глаза, ясные, внимательные, несколько дерзкие, с той долей самоуверенности, которая свойственна юности, ибо вся жизнь еще впереди, встретились со взглядом, полным безнадежного отчаяния, сознающим, что лучшая часть жизни позади, поскольку самая сладкая мечта так безжалостно отнята.
— О чем ты хочешь сказать, старина?
— О том, что Джой говорила мне.
— Что? Когда?
— Ты знаешь, в тот полдень Джой поехала со мной в графской автомашине «Альфа-Ромео».
— Я помню тот полдень. (Мог ли он его забыть?)
— Так вот, мы пошли в музей. Рыбы, моллюски, черепахи — одним словом, океанография. Тогда-то мы и встретили впервые этих тошнотворных Фордов. И, когда возвращались домой, Джой сказала… Я должен тебе многое сообщить, дядя Рекс. Слушай.
Он пристально смотрел в лицо опекуна, повторяя слово в слово то, что было сказано ему Джой на обратном пути из Монако. Дословно передавалась теперь та странная беседа, врезавшаяся в память молодого человека.
— …И в отношении ее помолвки. Я имею в виду ту первую, с голубым кольцом. Я спросил Джой: «Почему она была внезапно расторгнута?» Та ответила: «Он устал от меня».
— Что? От Джой? Кто устал?
— Форд. Зануда Форд. Поэтому я возразил: «Только что, когда он смотрел на тебя, не казалось, будто ему все надоело!» Джой промолвила: «Нет, потом он говорил, что было не так». Я заметил: «В таком случае, люди опять могут прийти к такому состоянию, когда не устают друг от друга. Какое сумасшествие!» Но с Джой этого не произошло, во всяком случае, по отношению к Форду! Она сыта им по горло, вот так!
Рекс Траверс покачал головой. У него опять перед глазами возникли красные огни задних сигналов автомашины, уплывающей в ночь вместе с Джой. Ее увозил человек, которому она сказала: «Я хочу, чтобы ты забрал меня отсюда, сейчас!»'
— Он надоел ей. Она едва не умирала от скуки, — настаивал Персиваль Артур с чрезмерной серьезностью для такого юноши с петушиным голосом и хлипким телосложением. — Я знаю, что он докучает ей. Джой говорила мне. По крайней мере, говорила кой-какие вещи. Часто! Поэтому я спросил ее прямо… об этом… этом, — казалось, он подыскивает слово, но так и не нашел подходящее выражение. — Зануде. И когда…
Мальчик с трудом перевел дыхание и заговорил еще сбивчивее:
— Когда я сказал ей: «Ты сейчас сильнее влюблена в Рекса, чем в Лондоне?..»
Смысл фразы как-то ускользнул от него. Траверс неожиданно напрягся, пристально посмотрел на племянника. Он, тридцатитрехлетний мужчина, сейчас разговаривающий с пятнадцатилетним подростком, не был больше его опекуном и попечителем. Мальчик казался значительно старше своего возраста, и Рекс быстро спросил его, как мужчина мужчину:
— Когда ты это сказал, старина, что ответила Джой?
— Она ответила: «Да, я думаю, что да».
— Она так сказала?
— Так же верно, как и то, что мы живем. Я разговаривал с Джой… о, я заставил ее откровенно признаться. Терпеть не могу, когда женщины делают вид, что не знают твердо, чего они хотят; как будто есть люди, не ведающие, чего хотят… Когда она говорила о своей влюбленности, о тебе: «Думаю, что влюблена…» — я спросил: «Ты можешь сказать это с уверенностью?» Вот именно так. И Джой ответила: «Да, я уверена».
Мужчина, так любивший Джой, устремил свой невидящий взгляд в пространство. Он действительно не видел ни плиты, ни банок, ни кастрюль… Он видел залитый солнцем балкон и этот очаровательный взгляд невинного смущения, старательно скрываемый и все же пробивающийся сквозь маску благоразумия, он видел восторг в глазах своей Джульетты. Ах, как сладостно было лишь несколько дней назад. Разве его собственный инстинкт не нашептывал ему тогда: «Она твоя»? А потом она встретила своего старого возлюбленного, но ведь после встречи с Фордом она говорила с мальчиком и сделала почти невероятнее признание.
— Ты уверен, что Джой сказала именно так? Такими словами?
Последовавший затем гневный резкий смех был не только протестом Персиваля Артура, но и его бесчисленных сверстников, которые еще не пользуются всеми правами и, увы, вынуждены терпеть эту жестокую глупость взрослых, которые медленно соображают и туго понимают.
— Конечно, я уверен. Джой сказала: «Да, я влюблена».
— Имея в виду меня?
— Да! — заорал юный Фитцрой прерывающимся голосом. Он сжал руку дяди. — Влюблена в тебя, в тебя! И она вышла замуж за тебя. И была здесь, и прекрасно себя чувствовала в твоем доме, твоя жена, твоя! И все хорошее, что ты мог для нее сделать, это сказать, чтобы она ушла отсюда вместе с этим занудой! И это после всего, что она мне говорила!
— Ты думаешь, она имела в виду?..
Мужчина, любивший Джой, словно ждал пророчества от какого-то оракула.
Мальчик снова взял себя в руки. Он ответил просто и спокойно:
— Она имела в виду, что там все в порядке. Я знал это до того, как спросил ее.
И тогда Рекс Траверс почувствовал, что он тоже знал. Разве не нашептывал ему его собственный инстинкт? Разве взгляд и мимика Джой не выдавали ее… вплоть до жеста, пылкого, бурного, порывистого, требующего свободы? Если бы он был ей совсем безразличен, могла бы она сказать так многословно: «Доктор Траверс, почему вы не женитесь на мне?» Теперь же она просто закричала: «Почему вы не даете мне уйти?»
Она никогда не хотела уходить. Она любила. Даже мальчик знал это. Даже этот малыш! Джой любила. Радость хлынула в душу Рекса Траверса подобно тому, как поток устремляется вниз на раскаленные солнцем камни. Не понимая, что делает, он складывал в кучку разбросанную после ужина посуду, и на какое-то мгновение его лицо озарилось непроизвольной и какой-то по-мальчишески открытой улыбкой… Она исчезла так же внезапно, как и появилась; пробили часы на кухне…
Мальчик громко вскрикнул:
— Три часа? Джой уехала больше часа назад. Уже больше часа, как она с этим занудой. Куда они направились, дядя Рекс?
Траверс в оцепенении смотрел на часы. Уехали больше чем даже два часа назад… и куда?
5
«Три часа, — подумал Джеффри, направив взгляд на небольшие аккуратные часы на приборной доске „Крайслера“. — Мы сделали… сколько же миль? Джой все еще спит. А машина идет отлично».
Глава двадцать третья
ПОГОНЯ
Всего лишь мгновение прошло, как он понял, что Джой была влюблена в него все эти впустую потраченные недели. Тогда Траверс вспомнил и другое. Из-за его собственной слепоты она теперь мчалась куда-то со скоростью сорок миль в час с другим человеком. Еще один миг, и он уже знал, что следует делать дальше.
Он вышел из кухни, поднялся наверх на балкон, потом сбежал вниз по ступенькам в сад, направляясь к ограде. За ним следовал по пятам ошеломленный мальчик в пижаме и плаще.
— Дядя Рекс, куда ты?
— Хочу поймать молодого Смитсона.
— Пилота? — Сердце учащенно забилось. — О, ты хочешь сказать?.. Ты собираешься просить, чтобы он на своем самолете полетел вслед за ними, да?
Траверс молча кивнул головой, торопливо шагая между кустов сирени.
— Тогда… тогда ты ее вернешь обратно сюда? Траверс кивнул, продолжая вышагивать.
— Я помчусь вперед, в гостиницу мистера Смитсона, хорошо?
— В казино. Может быть, он все еще танцует, — последовал отрывистый совет от Рекса; он рывком открыл калитку, но мальчик уже стоял на дороге, опередив его.
— Послушай. Послушай… Разве это не?.. Нет. Он, должно быть, ушел из казино… Стой! Вот удача! Это его машина.
Персиваль Артур Фитцрой за время летнего периода отшлифовал свою способность распознавать шумы различных легковых автомобилей на дороге и легко мог отличить «голос» «Альфа-Ромео» графа от сотни других таких же. Сейчас он узнал приближающийся шум «Ситроена» Алана Смитсона.
В мгновение ока мальчик оказался на середине дороги, испещренной световыми полосами от фар приближающегося автомобиля.
— Осторожнее! — резко крикнул Траверс. — Ты попадешь под машину!
Персиваль Артур ничего не слышал. Распахнувшийся плащ съехал с плеча, когда он поднял руки, чтобы остановить автомобиль. И как раз вовремя! Молодой Смитсон, который отвозил девушку с танцев в пансионат «Гольф Жуан», теперь возвращался к себе в гостиницу и довольно поздно заметил в свете фар возникшее из темноты цвета индиго освещенное, подобно духу, существо — сплошное фантастическое сияние белокурой головы и розовато-лилового тела. Яростно заскрежетали тормоза. Он едва успел остановиться всего лишь в полуярде от этого призрака.
— Какого черта?.. А! Это ты — юный дьяволенок… О, добрый вечер, доктор Траверс!
Мужчина, спешивший за мальчиком, нетерпеливо и решительно обратился к водителю:
— Извини, Смитсон. Мне нужен самолет. Как твой «Мотылек»?
— «Мотылек»? Зачем?..
— Ничего серьезного. Просто нужен сегодня до полудня.
Летчик моргнул и непонимающе уставился на доктора.
— Он там, наверху, в моей…
— Ты должен одолжить его мне на время.
— Конечно, ради Бога. В любое время, сэр.
— Это очень важно для меня.
— Договорились, — быстро произнес пилот. — Садитесь. Доставлю вас к нему сию минуту. К счастью, я установил маленькую лампочку на щитке управления, и теперь вы сможете видеть все приборы.
Он завел машину. На сиденье рядом с ним прыгнул крупный доктор в парадном костюме и белой полотняной куртке. Они отправились в путь в тот самый момент, когда Ариэль в плаще и пижаме сделал парящий прыжок на подножку автомобиля и зацепился за его корпус. Машина помчалась вперед, и первое впечатление Смитсона (согласно которому летающий доктор, как и его маленькая жена на танцах, был подвержен внезапным приступам идиотизма) уступило место убеждению, что Траверс, по-видимому, получил SOS с места какой-нибудь катастрофы, где на счету была каждая секунда. Прекрасно! Теперь все станут использовать самолет как единственный способ быстро добраться в нужную точку.
— Еще минут семь, не больше, и мы на аэродроме, — пробормотал Смитсон успокаивающе, прибавляя скорость (для него любой клочок земли, где он мог сделать посадку и поставить в ангар нежно любимый «Мотылек», автоматически становился аэродромом). — У меня летное поле на холме, как раз над теннисными кортами. Я постараюсь все ускорить.
— Чрезвычайно признателен вам.
Он вышел из кухни, поднялся наверх на балкон, потом сбежал вниз по ступенькам в сад, направляясь к ограде. За ним следовал по пятам ошеломленный мальчик в пижаме и плаще.
— Дядя Рекс, куда ты?
— Хочу поймать молодого Смитсона.
— Пилота? — Сердце учащенно забилось. — О, ты хочешь сказать?.. Ты собираешься просить, чтобы он на своем самолете полетел вслед за ними, да?
Траверс молча кивнул головой, торопливо шагая между кустов сирени.
— Тогда… тогда ты ее вернешь обратно сюда? Траверс кивнул, продолжая вышагивать.
— Я помчусь вперед, в гостиницу мистера Смитсона, хорошо?
— В казино. Может быть, он все еще танцует, — последовал отрывистый совет от Рекса; он рывком открыл калитку, но мальчик уже стоял на дороге, опередив его.
— Послушай. Послушай… Разве это не?.. Нет. Он, должно быть, ушел из казино… Стой! Вот удача! Это его машина.
Персиваль Артур Фитцрой за время летнего периода отшлифовал свою способность распознавать шумы различных легковых автомобилей на дороге и легко мог отличить «голос» «Альфа-Ромео» графа от сотни других таких же. Сейчас он узнал приближающийся шум «Ситроена» Алана Смитсона.
В мгновение ока мальчик оказался на середине дороги, испещренной световыми полосами от фар приближающегося автомобиля.
— Осторожнее! — резко крикнул Траверс. — Ты попадешь под машину!
Персиваль Артур ничего не слышал. Распахнувшийся плащ съехал с плеча, когда он поднял руки, чтобы остановить автомобиль. И как раз вовремя! Молодой Смитсон, который отвозил девушку с танцев в пансионат «Гольф Жуан», теперь возвращался к себе в гостиницу и довольно поздно заметил в свете фар возникшее из темноты цвета индиго освещенное, подобно духу, существо — сплошное фантастическое сияние белокурой головы и розовато-лилового тела. Яростно заскрежетали тормоза. Он едва успел остановиться всего лишь в полуярде от этого призрака.
— Какого черта?.. А! Это ты — юный дьяволенок… О, добрый вечер, доктор Траверс!
Мужчина, спешивший за мальчиком, нетерпеливо и решительно обратился к водителю:
— Извини, Смитсон. Мне нужен самолет. Как твой «Мотылек»?
— «Мотылек»? Зачем?..
— Ничего серьезного. Просто нужен сегодня до полудня.
Летчик моргнул и непонимающе уставился на доктора.
— Он там, наверху, в моей…
— Ты должен одолжить его мне на время.
— Конечно, ради Бога. В любое время, сэр.
— Это очень важно для меня.
— Договорились, — быстро произнес пилот. — Садитесь. Доставлю вас к нему сию минуту. К счастью, я установил маленькую лампочку на щитке управления, и теперь вы сможете видеть все приборы.
Он завел машину. На сиденье рядом с ним прыгнул крупный доктор в парадном костюме и белой полотняной куртке. Они отправились в путь в тот самый момент, когда Ариэль в плаще и пижаме сделал парящий прыжок на подножку автомобиля и зацепился за его корпус. Машина помчалась вперед, и первое впечатление Смитсона (согласно которому летающий доктор, как и его маленькая жена на танцах, был подвержен внезапным приступам идиотизма) уступило место убеждению, что Траверс, по-видимому, получил SOS с места какой-нибудь катастрофы, где на счету была каждая секунда. Прекрасно! Теперь все станут использовать самолет как единственный способ быстро добраться в нужную точку.
— Еще минут семь, не больше, и мы на аэродроме, — пробормотал Смитсон успокаивающе, прибавляя скорость (для него любой клочок земли, где он мог сделать посадку и поставить в ангар нежно любимый «Мотылек», автоматически становился аэродромом). — У меня летное поле на холме, как раз над теннисными кортами. Я постараюсь все ускорить.
— Чрезвычайно признателен вам.
2
Во время этой сумасшедшей гонки мозг Рекса Траверса напоминал пропеллер.
Итак, он разыскал Смитсона, получил «Мотылька».
Что дальше?
У него была одна идея, как и у Джеффри. Единственное место, куда отправляются люди на автомобиле с Ривьеры, — это Париж.
Пятьсот миль до Парижа. В Рид? Крийон? Муаси? В одну из этих гостиниц, куда Форд предположительно может доставить Джой.
Его мысли летели вслед за беглецами. В этот час очень мало машин, направляющихся в Париж. Не такое уж трудное дело, как могло бы показаться, найти иголку (всего-то один скрывшийся автомобиль с удиравшими возлюбленными) в этом стогу сена, на темных дорогах Южной Франции. Не так уж тяжело, глядя вниз, различить «Крайслер», несущийся на север. У Форда была странная привычка вести машину с двумя зажженными боковыми фарами, а также и с передними фарами. Да, он помнил это. Хорошо! Во всяком случае, несчастные, примитивные, привязанные к земле автомашины, как считал Траверс, зависели от дороги. А для летчика — никаких преград, все небо, все воздушное пространство его! Что же касается освещения, то спасибо удаче, тучи рассеялись и открыли большой ночной «светильник». Полная луна озарит ему Альпы, устье Роны. Потом бесчисленные звезды… А некоторое время спустя наступит рассвет.
Не так уж трудно будет различить этот «Крайслер», который тащится со скоростью тридцати, самое большее сорока миль в час! А всего вероятнее — от двадцати пяти до тридцати. Траверс готов держать пари, что этот парень не был адским ночным водителем. Им осталось еще миль пятьсот до Парижа. А для него несколько часов полета. Он бы мог лететь со скоростью более восьмидесяти. Да еще попутный ветер! И уже казалось, что он летит на крыльях…
Но стоп… ведь они могут быть всего лишь в Авиньоне. На расстоянии двух часов. Первая остановка — Авиньон, в городе разрушен мост. Вот куда направится и он. А что потом? Сделать посадку как можно ближе к Октруфу. Приземлиться на одном из этих огромных лугов между рекой и дорогой. Скажем, в Октруа, и задержать первую английскую машину, едущую с побережья. «Крайслер», блестящий автомобиль, с английской леди и джентльменом. Надо задержать эту машину, не дать ей проехать!
— Важно, срочно, — вслух пробормотал Рекс, — вопрос жизни или смерти.
— Верно! — закричал сбоку молодой Смитсон. — Вот мы и здесь.
Бежал он, бежал Рекс. А перед ними к участку поля, расположенного высоко за теннисными кортами, несся, одолевая горный подъем, легкий Ариэль в развевающемся плаще.
Они зашагали туда, где при лунном свете стоял неподвижный «Мотылек»; его крылья были подобны гигантским ветвям или гигантским распростертым бледным рукам.
Мальчик уже был рядом с ним и развязывал веревки, закреплявшие чехол самолета. Он казался пажом, усердно готовившим своего рыцаря к смертельной схватке. Каждый жест выдавал его горячее рвение и в то же время ребяческую нетерпеливость.
В течение минуты или двух, пока самолет разогревался, произошел обмен несколькими словами. Энергичный владелец «Мотылька» бросил мальчику:
— Опять хочешь подняться в воздух?
С мучительным вздохом тот произнес:
— Дядя Рекс, не мог бы я?..
— О чем ты?.. Ты? Нет, нет, старина. Не сейчас. Как бы то ни было, в «Мотыльке» только два места.
Смитсон спросил:
— Может, я полечу с вами, сэр? Траверс быстро покачал головой.
— Справлюсь один. Мне надо кое-кого привезти обратно, как вы понимаете.
— Но вы же не собираетесь лететь в таком виде, верно? — Смитсон бросил взгляд на парадные брюки и белую полотняную куртку. — Вот… — Он стащил с себя кожаное пальто на овечьей шерсти, шарф, накинул на плечи умудренного летчика, а затем поспешил к пропеллеру. — Перчатки и шлем в кабине, под сиденьем. Где-то там и карта. Ну, что ж, удачи, сэр. Надеюсь, вы найдете кого надо…
Ночь наполнилась нарастающим жужжащим шумом, потом ревом. Внезапно оживший светлокрылый призрак быстро побежал по земле. Позади среди разбросанных чехлов стояли юный пилот с еще более юным мальчиком, пока не ставшим пилотом. Застыв, они следили за самолетом. «Мотылек» незаметно оторвался от земли и покинул поле; он был уже в воздухе, он поднимался все выше и выше! Два молодых лица запрокинулись в ночное небо, наблюдая за полетом по сигнальным огням, постепенно уменьшавшимся, как тающие на заре звездочки.
Внезапно Персиваль Артур распростер руки, словно оперившийся птенец собрался взлететь в небо.
Но только Рекс уже взлетел по-настоящему и теперь парил в воздухе.
И руки мальчика беспомощно упали вдоль туловища.
И долго еще в темноте был слышен гул набирающего скорость самолета…
Итак, он разыскал Смитсона, получил «Мотылька».
Что дальше?
У него была одна идея, как и у Джеффри. Единственное место, куда отправляются люди на автомобиле с Ривьеры, — это Париж.
Пятьсот миль до Парижа. В Рид? Крийон? Муаси? В одну из этих гостиниц, куда Форд предположительно может доставить Джой.
Его мысли летели вслед за беглецами. В этот час очень мало машин, направляющихся в Париж. Не такое уж трудное дело, как могло бы показаться, найти иголку (всего-то один скрывшийся автомобиль с удиравшими возлюбленными) в этом стогу сена, на темных дорогах Южной Франции. Не так уж тяжело, глядя вниз, различить «Крайслер», несущийся на север. У Форда была странная привычка вести машину с двумя зажженными боковыми фарами, а также и с передними фарами. Да, он помнил это. Хорошо! Во всяком случае, несчастные, примитивные, привязанные к земле автомашины, как считал Траверс, зависели от дороги. А для летчика — никаких преград, все небо, все воздушное пространство его! Что же касается освещения, то спасибо удаче, тучи рассеялись и открыли большой ночной «светильник». Полная луна озарит ему Альпы, устье Роны. Потом бесчисленные звезды… А некоторое время спустя наступит рассвет.
Не так уж трудно будет различить этот «Крайслер», который тащится со скоростью тридцати, самое большее сорока миль в час! А всего вероятнее — от двадцати пяти до тридцати. Траверс готов держать пари, что этот парень не был адским ночным водителем. Им осталось еще миль пятьсот до Парижа. А для него несколько часов полета. Он бы мог лететь со скоростью более восьмидесяти. Да еще попутный ветер! И уже казалось, что он летит на крыльях…
Но стоп… ведь они могут быть всего лишь в Авиньоне. На расстоянии двух часов. Первая остановка — Авиньон, в городе разрушен мост. Вот куда направится и он. А что потом? Сделать посадку как можно ближе к Октруфу. Приземлиться на одном из этих огромных лугов между рекой и дорогой. Скажем, в Октруа, и задержать первую английскую машину, едущую с побережья. «Крайслер», блестящий автомобиль, с английской леди и джентльменом. Надо задержать эту машину, не дать ей проехать!
— Важно, срочно, — вслух пробормотал Рекс, — вопрос жизни или смерти.
— Верно! — закричал сбоку молодой Смитсон. — Вот мы и здесь.
Бежал он, бежал Рекс. А перед ними к участку поля, расположенного высоко за теннисными кортами, несся, одолевая горный подъем, легкий Ариэль в развевающемся плаще.
Они зашагали туда, где при лунном свете стоял неподвижный «Мотылек»; его крылья были подобны гигантским ветвям или гигантским распростертым бледным рукам.
Мальчик уже был рядом с ним и развязывал веревки, закреплявшие чехол самолета. Он казался пажом, усердно готовившим своего рыцаря к смертельной схватке. Каждый жест выдавал его горячее рвение и в то же время ребяческую нетерпеливость.
В течение минуты или двух, пока самолет разогревался, произошел обмен несколькими словами. Энергичный владелец «Мотылька» бросил мальчику:
— Опять хочешь подняться в воздух?
С мучительным вздохом тот произнес:
— Дядя Рекс, не мог бы я?..
— О чем ты?.. Ты? Нет, нет, старина. Не сейчас. Как бы то ни было, в «Мотыльке» только два места.
Смитсон спросил:
— Может, я полечу с вами, сэр? Траверс быстро покачал головой.
— Справлюсь один. Мне надо кое-кого привезти обратно, как вы понимаете.
— Но вы же не собираетесь лететь в таком виде, верно? — Смитсон бросил взгляд на парадные брюки и белую полотняную куртку. — Вот… — Он стащил с себя кожаное пальто на овечьей шерсти, шарф, накинул на плечи умудренного летчика, а затем поспешил к пропеллеру. — Перчатки и шлем в кабине, под сиденьем. Где-то там и карта. Ну, что ж, удачи, сэр. Надеюсь, вы найдете кого надо…
Ночь наполнилась нарастающим жужжащим шумом, потом ревом. Внезапно оживший светлокрылый призрак быстро побежал по земле. Позади среди разбросанных чехлов стояли юный пилот с еще более юным мальчиком, пока не ставшим пилотом. Застыв, они следили за самолетом. «Мотылек» незаметно оторвался от земли и покинул поле; он был уже в воздухе, он поднимался все выше и выше! Два молодых лица запрокинулись в ночное небо, наблюдая за полетом по сигнальным огням, постепенно уменьшавшимся, как тающие на заре звездочки.
Внезапно Персиваль Артур распростер руки, словно оперившийся птенец собрался взлететь в небо.
Но только Рекс уже взлетел по-настоящему и теперь парил в воздухе.
И руки мальчика беспомощно упали вдоль туловища.
И долго еще в темноте был слышен гул набирающего скорость самолета…
3
В то время как там, наверху, Траверс стремительно проносился сквозь ночь, двумя тысячами футов ниже мчался «Крайслер» Джеффри Форда.
Сорок, пятьдесят, пятьдесят пять миль пути оставалось позади по мере того, как ничего не подозревающий о преследовании Джеффри вел машину, увозя с собой чужую жену, все еще крепко спавшую рядом.
«Мог ли кто-нибудь, — думал раздраженный Форд, — представить себе молодую женщину, до такой степени неспособную оценить сложившуюся ситуацию? Романтика… А она спит, как младенец в коляске…»
Время от времени на протяжении этого стремительного движения через спящую страну. Джой смутно сознавала тот факт, что находилась в машине, неумолимо уносившей ее прочь от своего дома. В какой-то момент ей показалось, что рядом был Рекс, Рекс, поправляющий плед на ней. О, какой сладкий сон, слишком сладкий, слишком мучительно-сладкий сон, пробуждение от которого должно было произойти в раю… Джой не проснулась, а после проблеска блаженного сновидения погрузилась в еще более глубокий сон, забыв обо всем на свете…
Джеффри, примирившись со своим недовольством, вел машину, несясь вперед и вперед…
Через какое-то время он начал хмуриться, не столько от гнева, сколько от недоумения. Джеффри Форд (никогда не относившийся к тем водителям, кто даже не в экстремальных ситуациях изучает состояние и возможности своей машины, прежде чем пуститься в путешествие) не мог понять, чем вызвано скверное поведение его безукоризненного, надежного «Крайслера» с достаточно приличной мощностью — в четырнадцать лошадиных сил.
Постепенно, по мере того как ночь шла на убыль, машина стала замедлять ход. Не помогли ни хмурый взгляд хозяина, ни его эксперименты со многими приспособлениями, ни его борьба с ускорителем и приводом. Надо отдать должное французскому языку, который создал для подобных случаев превосходное, краткое и всеобъемлющее слово «авария». Немцы говорят «неудача». В английском языке, который, как считается, создал самые короткие, графически четкие, односложные слова, нет ни одного, отражающего неполадки с машиной, связанные либо с нарушением работы двигателя, либо с тонким платиновым припаянным диском на головке винта магнитного прерывателя контактов, который, возможно, уже использовал отпущенный ему срок жизни.
«Крайслер» продолжал снижать скорость; Джеффри продолжал бороться. Тщетно! Все медленнее и медленнее тащилась машина вдоль дороги и, в конце концов, под ворчание своего владельца и вовсе остановилась.
Вот тогда Джой внезапно проснулась. Чувствуя, как у нее затекли ноги и руки, замерзло лицо, она открыла глаза, моргнула и с горечью все вспомнила.
Рекс сказал ей, что она может уйти. Она уехала в Париж с Джеффри Фордом.
Машина остановилась. Неужели это Париж? Она стала вглядываться в пейзаж, смутный и расплывчатый, как предметы в воде на дне омута. Нет, это был не Париж. Похоже на центральную часть страны; все вокруг пустынно, холодно, тускло, неуютно; и машина стояла, и Джеффри, наклонившись вперед, возился то с одним, то с другим узлом.
— Джеффри?
— Слушаю тебя, — Он повернулся к ней. При свете огней машины его мальчишеское лицо казалось беспомощным и озабоченным.
— Где мы, Джеффри?
— Один Бог знает где! Джой, я должен сказать, все крайне неудачно. Я ужасно расстроен, что-то случилось. Бензина полно, не в этом дело; все вроде осмотрел. Что-то вышло из строя в этой проклятой машине.
— О Джеффри, но что?
Сорок, пятьдесят, пятьдесят пять миль пути оставалось позади по мере того, как ничего не подозревающий о преследовании Джеффри вел машину, увозя с собой чужую жену, все еще крепко спавшую рядом.
«Мог ли кто-нибудь, — думал раздраженный Форд, — представить себе молодую женщину, до такой степени неспособную оценить сложившуюся ситуацию? Романтика… А она спит, как младенец в коляске…»
Время от времени на протяжении этого стремительного движения через спящую страну. Джой смутно сознавала тот факт, что находилась в машине, неумолимо уносившей ее прочь от своего дома. В какой-то момент ей показалось, что рядом был Рекс, Рекс, поправляющий плед на ней. О, какой сладкий сон, слишком сладкий, слишком мучительно-сладкий сон, пробуждение от которого должно было произойти в раю… Джой не проснулась, а после проблеска блаженного сновидения погрузилась в еще более глубокий сон, забыв обо всем на свете…
Джеффри, примирившись со своим недовольством, вел машину, несясь вперед и вперед…
Через какое-то время он начал хмуриться, не столько от гнева, сколько от недоумения. Джеффри Форд (никогда не относившийся к тем водителям, кто даже не в экстремальных ситуациях изучает состояние и возможности своей машины, прежде чем пуститься в путешествие) не мог понять, чем вызвано скверное поведение его безукоризненного, надежного «Крайслера» с достаточно приличной мощностью — в четырнадцать лошадиных сил.
Постепенно, по мере того как ночь шла на убыль, машина стала замедлять ход. Не помогли ни хмурый взгляд хозяина, ни его эксперименты со многими приспособлениями, ни его борьба с ускорителем и приводом. Надо отдать должное французскому языку, который создал для подобных случаев превосходное, краткое и всеобъемлющее слово «авария». Немцы говорят «неудача». В английском языке, который, как считается, создал самые короткие, графически четкие, односложные слова, нет ни одного, отражающего неполадки с машиной, связанные либо с нарушением работы двигателя, либо с тонким платиновым припаянным диском на головке винта магнитного прерывателя контактов, который, возможно, уже использовал отпущенный ему срок жизни.
«Крайслер» продолжал снижать скорость; Джеффри продолжал бороться. Тщетно! Все медленнее и медленнее тащилась машина вдоль дороги и, в конце концов, под ворчание своего владельца и вовсе остановилась.
Вот тогда Джой внезапно проснулась. Чувствуя, как у нее затекли ноги и руки, замерзло лицо, она открыла глаза, моргнула и с горечью все вспомнила.
Рекс сказал ей, что она может уйти. Она уехала в Париж с Джеффри Фордом.
Машина остановилась. Неужели это Париж? Она стала вглядываться в пейзаж, смутный и расплывчатый, как предметы в воде на дне омута. Нет, это был не Париж. Похоже на центральную часть страны; все вокруг пустынно, холодно, тускло, неуютно; и машина стояла, и Джеффри, наклонившись вперед, возился то с одним, то с другим узлом.
— Джеффри?
— Слушаю тебя, — Он повернулся к ней. При свете огней машины его мальчишеское лицо казалось беспомощным и озабоченным.
— Где мы, Джеффри?
— Один Бог знает где! Джой, я должен сказать, все крайне неудачно. Я ужасно расстроен, что-то случилось. Бензина полно, не в этом дело; все вроде осмотрел. Что-то вышло из строя в этой проклятой машине.
— О Джеффри, но что?