- Я чувствую себя несколько обиженной.
- Почему?
- Вы знаете обо мне все, а я о вас - ничего.
- Этому трюку не трудно научиться под старость, - улыбнулся он. - Впрочем, можете прочитать обо мне в статье мужа и узнать то, что вас интересует. То есть, голые факты. А если хотите узнать по-настоящему, послушайте мою игру. Моя музыка - это я, а мое "я" - в музыке. Вообще, я очень простой человек. Брэнди.
Пола, напротив чувствовала, что он весьма - сложная личность, пытающаяся выдать себя за простака. Ее не покидало странное ощущение, что своими расспросами он преследовал некую хитроумную цель, не ограничивающуюся обычным интересом к партнерше по ужину. Да, хитроумную цель. Она решила, что Дункан Эли - хитроумный человек.
Место Майлза за ужином было рядом с Роксанной. Сейчас он присоединился к сидящей на длинном диване жене.
- Как ты находишь угощение? - прошептал он. Она заметила, что от него пахнет вином и надеялась, что это не повлияет на его игру.
- Джулия Чайлд упала бы в обморок от восторга.
- А Романи-Конти! Знаешь, сколько такая штука стоит?
- Я знаю, что тебе следует выпить кофе, иначе ты испортишь музыкальную часть. О чем вы так мило беседовали с Роксанной?
- О, она задала массу вопросов, касающихся меня. Ты понимаешь.
- Понимаю. Большой Папа тоже пропустил меня через мясорубку. Тебе не кажется, что они - шпионы или что-то в этом роде?
- Определенно. Агенты, пытающиеся выяснить, каким образом мы ввозим в страну контрабандный гашиш. Тс-с-с! Маэстро собирается играть.
По обычаю, заведенному в доме Дунканом, он всегда играл после ужина. Когда гостям подали брэнди и кофе, он приблизился к левому "Стейнвэю" и уселся за него. Гости наблюдали в манере истинных меломанов, приглашенных на музыкальный пир.
- Обычно мы начинаем с Баха и заканчиваем Стравинским, - заметил хозяин. Но сегодня вечером я пересмотрел эту последовательность. Впрочем, я не собираюсь исполнять ничего современного: подобные вещи слишком тяжело воспринимаются на полный желудок. - Смех. - Поэтому я начну с чего-нибудь "сочного", а затем возвращусь к Моцарту, при чем в этот момент ко мне присоединится юный господин Кларксон, на пару с который мы исполним сонату для двух фортепиано ре-мажор... Но для начала - немножко Листа-Бузони. "Мефисто-вальс"!
Гости взволнованно зашептались, зная, что это - одна из любимых, бравурных пьес Дункана. Наступила тишина. Пола не могла не поразиться той легкости, с которой старик управлял зрителями, не взирая на их количество. Казалось, он обладал сверхъестественной способностью общения с публикой и манипулирования ею - именно это выделяло звезду из ряда заурядных исполнителей. Он впился в клавиатуру взглядом, будто хирург, собирающийся сделать первый надрез. Затем, в точно рассчитанный миг, склонился к инструменту и атаковал ре-диез. Рояль словно запульсировал нервными, вальсирующими звуками "ми", с резким, на ударных долях, ре-диезами, мелодия лилась мягко и таинственно, напоминая настройку таинственного колдовского оркестра на Лысой горе. Затем добавились си-минорные аккорды, с замогильными, напоминающими эхо, пятыми ступенями. Вот на пятые доли ми-минора легли диссонирующие фа-диезы и до-диезы и мелодия расширилась до маниакального резкого вопля, и тут же вновь - тема вальса. Мелодраматическая пьеса из девятнадцатого века, прозвучавшая бы вполне заурядно под руками менее талантливого артиста, приобрела вдруг удивительную свежесть и энергию в исполнении Дункана. Мелодия кружилась, дымила, вопила и грохотала, заставляя забыть обо всем на свете. Дункан мастерски извлекал из инструмента любые эффекты. Казалось, его чувственные легато в пассажах doice amoroso, напоминающие фейерверк, великолепие звука в vivace fantastico и ударная мощь октав brutalemente вызывают из рояльных струн самого Мефистофеля. Перед Полой возникали образы визжащих на шабаше ведьм, кружившихся в сатанинском экстазе, завершающемся пороксизмом извращенной демонической похоти. Пьеса закончилась буйным финалом и слушатели застыли, словно пораженные громом... Затем разразились аплодисментами.
- Боже, - шепнул Майлз, - это все равно что услышать самого Листа!
Казалось, он робеет словно мальчишка.
Дункан, повелитель аудитории, встал, осушил мокрый от пота лоб, улыбнулся аплодисментам и поднял руки, призывая к тишине.
- Если играешь Листа, можешь пренебречь физкультурой. - Смех. - А теперь пьеса поспокойнее: Шуберт, ля-мажор.
- Он уселся и углубился в прозрачность сонаты с нежностью, в которую невозможно было поверить после предыдущего сатанинского фейерверка. Глаза Полы медленно блуждали по прекрасной, комнате, заполненной прекрасной публикой и прекрасными звуками. Теперь она понимала, почему Дункан Эли произвел на Майлза столь сильное впечатление. У этого артиста могли быть свои странности и причуды, но несомненно, он вел необычайно блестящий образ жизни.
Взгляд задержался на Роксанне, сидящей в одиночестве позади всех. Роскошное, облаченное в атлас тело казалось расслабленным, холодный взор фиалковых глаз - прикован к отцу. Хотя сейчас они не были холодными. Скорее, горячими.
У ног ее свернулся большой черный Лабрадор. Животное было прекрасно огромное, мощное и гладкое, с шерстью, своим атласом напоминающей платье хозяйки.
Собака смотрела прямо на Полу.
И та вдруг, ощутила непонятный холод.
***
Майлз играл плохо.
Он нервничал и слишком много выпил. Хотя ошибки не резали слух, техника и звук были слабыми. В сравнении с мастерской трактовкой Моцарта Дунканом, Майлз выглядел новичком. Но по окончании пьесы Дункан рассыпался в восторженных похвалах:
- Восхитительно! Поглядите на эти руки! Поглядите же! Истинный Рахманинов!
В этот момент "рахманиновские пальцы" вставляли в мундштук сигарету и нервно чиркали спичкой.
- Вы слишком много курите, - укоризненно заметил Дункан. - Человеку с вашим талантом следует заботиться о своем теле. Сигареты могут убить вас - не верьте надписям "вредно" на коробках: просто-напросто убить. Немедленно погасите эту дрянь и никогда не закуривайте вновь! Слава Богу - я никогда не курил.
Вряд ли эти слова благотворно повлияли на самочувствие Майлза. Закашлявшись, он добавил к перечню своих пороков порцию брэнди.
Еще через три порции он совсем стушевался, и Пола решила, что им пора уходить. Дункан снова усадил ее на диван и продолжал расспрашивать, но она, наконец, поднялась и протянула руку.
- Мистер Эли, я в восторге от нашей встречи...
- Неужели вы уходите?
- Боюсь, да. Я обещала девушке, присматривающей за ребенком, вернуться к полуночи и не смею подвести ее. Мне было очень приятно познакомиться с вами и вашей дочерью и понравилась музыка. Большое спасибо.
Вскочив на ноги, Дункан обнял ее за талию и проводил до двери.
- Я восхищен вашим приходом, дорогая. Восхищен. А вот и супруг! - Дункан взял за руку подошедшего Майлза. - Прекрасный пианист и прекрасный человек. Вы еще не закончили свою статью, Майлз?
Тот сонно кивнул. Пола знала, что от пьяного ступора его отделяла лишь одна порция брэнди.
- Завтра я напечатаю статью на машинке.
- Мне хотелось бы прочитать ее перед отправкой в журнал.
- Ну конечно же. Затем мы пошлем ее в "Тайме", и там ухватятся за нее обеими руками.
Он икнул. Пола вздрогнула.
Они уже надевали обувь и пальто в холле, когда появилась Роксанна, сопровождаемая черным Лабрадором. Улыбаясь своей чудесной улыбкой, она пожала Поле руку.
Рада была с вами познакомиться, хотя, к сожалению, нам не удалось поговорить.
- Поэтому что я монополизировал ее, - усмехнулся Дункан. - Кстати, вы не знакомы с Робином? Поди сюда, Робин. - Он присел на корточки и потянулся к огромному псу. Тот завилял хвостом и лизнул хозяйскую руку. - Ну разве не красавец? Робин - это миссис Кларксон.
Пола хотела погладить пса по голове, но тот глянул на нее и зарычал. Она отдернула руку.
- Не стоит пугаться, - успокоил Дункан. - Он всегда рычит на незнакомых, пока не привыкнет к ним.
Пола выдавала из себя улыбку, хотя предпочла бы не дать Робину повода привыкнуть к себе.
Откинувшись на сиденье такси, несущегося сквозь плотную пелену снега по Парк-авеню, Майлз сонно пробормотал:
- Ну как они тебе нравятся?
- Очень симпатичны, - ответила Пола.
Но она солгала. Несмотря на дружелюбие, обаяние и гостеприимство, они ей не понравились. Совершенно не понравились.
***
Когда Майлз расплачивался с няней, он уже начинал трезветь. Приняв Бромо-Зельцер, он разделся и улегся в постель рядом с женой. Минуту-другую курил, разглядывая потолок. Пола тоже закурила, использовав спичку из "книжечки", взятой в гостиной Дункана. Та была черной, с тисненными красными инициалами Д.М.Э.
- О чем ты думаешь? - спросила она, кладя спичку н прикроватный столик.
- О том, почему некоторым удается то, что не доступно другим.
- Тебе удастся, - шепнула она. Потом склонилась к нему и, положив голову на его обнаженную грудь, нежно провела пальцами по гладкой коже. - Придет день, когда у тебя будет все, что имеет он...
Майлз промолчал. Затем погасил сигарету и обнял жену. Он был нежен и неагрессивен, как всегда. И Поле это нравилось. Она не считала себя особенно сексуальной женщиной, но лаская ладонями сильное, красивое лицо Майлза и ощущая тепло его мускулистого тела, получала ни с чем не сравнимое чувство покоя и наслаждения. На секунду она представила себе, что те же чувства к нему испытывает Роксанна. В этот вечер хозяйка явно вышла за рамки вежливого интереса к гостю. Но Пола отбросила эту мысль: хотя на приеме не наблюдалось потенциальных любовников, она не сомневалась, что в личной жизни Роксанны их хватало с избытком. Подобным чувственным и прекрасным созданиям не требуется ходить с протянутой рукой. Кроме того, Майлз всегда отличался верностью и постоянством, по натуре он не был искателем приключений. И Пола решила, что беспокоиться ей не о чем. Она надеялась на него.
- Майлз, - прошептала она после их близости. Он повернулся на правый бок; как делал обычно перед сном.
- Что?
- Я "лю" тебя.
- М-м. И я тебя "лю". Чао-чао. Через минуту он мирно похрапывал.
Глава 2
В студенческие годы Мэгги ван Арсдэйл делила с Полой комнату в Миддлбери. Позже, когда они возобновили дружеские отношения в Нью-Йорке, Мэгги предложила Поле заняться вместе с ней бизнесом. Вначале это предложение показалось пустой болтовней, но в конце концов они выложили по три тысячи долларов - доля Полы досталась ей от маленького поместья отца - и арендовали склад на Бликер-стрит, к западу от Седьмой улицы, открыв магазин под названием "Бич Бам" (цены конца 60-х годов были значительно ниже нынешних). Они торговли обычными пляжными принадлежностями, а также некоторыми новинками, дизайн для которых придумывала сама Мэгги. Хотя Бликер-стрит не находилась вблизи пляжа, через год подругам удалось рассчитаться с долгами, а через два - прибыль уже составляла по две тысячи долларов на каждую. Мэгги обладала остроумием, изобретательностью и гораздо большей агрессивностью, чем Пола. Эта общительная блондинка уже поговаривала об открытии филиала на окраине города.
- Не раньше чем прибыль достигнет пяти тысяч на каждую, - сказала Пола, относящаяся, в отличие от Мэгги, к дополнительному риску и ответственности с опасением.
- Значит, нам уже следует подыскивать помещение, трусишка, потому что именно столько мы и заработаем в этом году, - убеждала Мэгги. И судя по тому, как шла предрождественская торговля, она говорила правду.
Впрочем, в понедельник, после вечеринки у Дункана, торговля шла вяло. К половине шестого они готовы были закрыться.
- Куда, черт побери, провалились все покупатели?! - бушевала Мэгги, глядя из-за празднично украшенной витрины на опустевшую ушицу.
- Понедельник всегда пуст, - заметила Пола.
- Но не за две недели до Рождества и не в такую теплую, ясную погоду.
- Именно из-за этой слякоти люди и сидят по домам. Кому хочется брести по грязному, тающему месиву?
Через пять минут в дверь вошел Дункан Эли. Со свойственным ему обаянием старик объяснил Поле, что, будучи в Гринвич-вилидже, решил заглянуть в ее магазин. Мэгги, с трудом скрывая волнение от появления такой знаменитости, показала ему все, достойное внимания. К ее восторгу, он накупил на сто пятьдесят долларов подарков, включая шестидесятидолларовый пляжный халат для Роксанны.
- Я всегда валяю дурака на Рождество, - признался он, выписывая чек, в то время как Пола и Мэгги заворачивали покупки в подарочную упаковку. - Хотя мне следовало бы его ненавидеть.
- Ненавидеть? Почему?
- Потому что мой день рождения - двадцать четвертого декабря. Можно представить себе более неудачный день? Я лишил себя всех подарков ко дню рождения. Погодите: ведь вы с Майлзом живете где-то неподалеку?
- В трех кварталах.
- Полагаю, в таком случае, вы не откажитесь со мной поужинать? Неподалеку есть чудесный армянский ресторан - вы любите армянскую кухню?
- Большое спасибо за приглашение, мистер Эли, - заколебалась Пола.
- Дункан.
- Дункан. Но к сожалению...
- К сожалению? А, знаю: нет няни для ребенка. Но это не проблема. Мы возьмем вашу дочь с собой. С удовольствием с ней познакомлюсь.
Поле не понравилось его появление в магазине и не хотелось быть обязанной еще за одно угощение. Поэтому она сама пригласила его на ужин и, к ее раздражению, Дункан с охотой согласился.
- Но я приготовлю его своими руками, - добавил он.
- Не глупите...
- Это мое желание. Пища - одно из моих хобби. Нет уж, поскольку вы меня не ждали, позвольте приготовить ужин целиком. Я настаиваю, миссис Арсдэйл, - моя машина снаружи, не отвезти ли вас домой?
Мэгги с готовностью согласилась. Они закрыли магазин и Беннет отнес покупки к сияющему черному "роллс-ройсу".
- Прекрасная машина! - заметила Мэгги, влезая на заднее сиденье.
- Да, возможно, у англичан - не все ладится, но они пока еще побивают нас в автомобилях, шотландском виски и твидовой материи. А также в музыке. Многие наиболее интересные молодые композиторы - англичане... Беннет, адрес миссис ван Арсдэйл: тридцать пять, Вашингтон-Сквер, Уэст. Затем мы возвратимся на Бликер-стрит, чтобы закупить продукты. Пищу в Нью-Йорке лучше покупать в Гринвич-вилидже, не считая рынков девятой авеню. Потому что местные итальянцы всегда добиваются наилучших поставок...
Пола тайно опасалась, какое впечатление произведет на Дункана их старомодная кухня. Но его, казалось, совершенно не смутила теснота, старинные плита и холодильник. Поставив на пол туго набитые бумажные пакеты, он выпроводил ее:
- Для начала предоставьте мне двадцать минут. Потом я выйду, выпью рюмочку и вы покажете мне квартиру.
- Вы уверены, что справитесь без меня?
- Абсолютно уверен. Я люблю заниматься музыкой и готовить в одиночку. А теперь - уходите! И расслабьтесь, сегодня вечером вы отдыхаете.
. Он закрыл дверь, а Пола направилась в гостиную, пытаясь заставить себя не сердиться на его вторжение. Через двадцать минут он появился с улыбкой на морщинистом лице и с закатанными рукавами рубашки.
- Минута-другая, и вы ощутите весьма приятный запах. Вам не помешало бы увеличить полезную площадь вокруг плиты.
- Ну конечно, - согласилась Пола, обеспокоенная тем, что ему, все же, не понравилась кухня.
- Но гостиная великолепна, просто великолепна. И тот световой люк! Когда-то здесь была студия?
Он оглядел большую, просторную комнату, в которую Пола и Майлз вложили столько времени, любви и свободных денег. Она надеялась, что он приметит найденный ею на Второй-авеню французский столик, белые, собственноручно подрубленные занавески или нелегко давшиеся Майлзу книжные полки. По меньшей мере, надеялась услышать пару слов о сюрреалистической картине некоего корейского художника, в которую они вложили деньги, надеясь на последующее признание его таланта, хотя этого не произошло. Но Дункан отметил лишь довольно грязный световой люк.
Пола ужасно гордилась некогда запущенной квартирой, превращенной ими в очаровательное элегантное гнездышко, поэтому ее задело слабо замаскированное комплиментом безразличие Дункана.
- Да, видимо, студия, - сказал Майлз, наливая ему виски.
- Когда-то я жил в Вилидже и любил это местечко, люблю до сих пор, считаю одним из лучших в городе районов, хотя, пожалуй, жизнь здесь подорожала - но не это же главное?
Наряженная в красное платьице Эбби с интересом разглядывала знаменитого пианиста. Несмотря на присущую ей застенчивость в общении с незнакомцами, она собралась с духом и сказала:
- Я видела вас однажды по телевизору, мистер Эли.
- Неужели? Когда? - спросил он, улыбаясь словно родной дядюшка.
- Пару месяцев назад. Вы играли какую-то симфонию. Вы знаете Леонарда Бернстайна?
- Разумеется, знаю.
- Мне кажется, он замечательный.
- Я тоже в восхищении от Ленни. А ты любишь музыку?
- О, да. Особенно Битлз.
"Чего он добивается?" - спрашивала себя Пола, слушая доброжелательную болтовню Дункана и его вопросы к Эбби, касающиеся школы и друзей - наподобие тех, что он задавал родителям. Пола явственно ощущала нарочитость его очаровательных манер. Похоже, он изучает нас, думала она. Вот именно, изучает.
Но зачем?
***
Ужин состоял из филе палтуса под необычным кэрри <Овощной или фруктовый соус с различными пряностями.>, риса свежего мексиканского горошка и салата с изюмом и дополнялся десертом - роскошным французским заварным кремом, украшенным ягодами клубники. Добавкой к пиршеству послужили купленные Дунканом три бутылки Гермитидж-Бланк шестьдесят второго года изготовления. Пола недоумевала, каким образом ему удалось справиться на кухне с подобной легкостью, но вынуждена была признать, что филе - лучшее из всех, которые она когда-либо пробовала. Даже на Майлза, предпочитавшего простую пищу, типа картофеля с бифштексом, еда произвела впечатление.
За ужином Дункан продолжал расспрашивать их.
- Расскажите-ка о своем романе, - попросил он Майлза, повторно наполняющего бокала. - У него хороший сюжет? Вот что мне нравится, приключения, интриги и напряженность. Я не особенно люблю "интеллектуальное чтиво".
- Вообще-то, замысел довольно сложен, - ответил Майлз. - Фактически, настолько сложен, что я и сам несколько потерялся.
- В чем заключается сюжет?
- Это история американской семьи на протяжении трех поколений. Она прослежена от начала века и вплоть до наших дней.
- Похоже на "Сагу о Форсайтах".
- Да, немного. Подобные романы, пожалуй, вышли из моды, но мне они нравятся. Конечно, для быстрой распродажи я ввел в роман много секса.
- О, чем больше секса, тем лучше! За это я люблю книги Иэна Флеминга действие, напряженность и секс. Однажды я встречался с Флемингом. Очень интересный парень. Как называется ваша книга?
- Рабочее название "Темная сторона луны", но я поменяю его на лучшее.
- А чем оно плохо? Думаю, оно подходит. Нечто - как принято обозначать среди критиков - "двусмысленное".
- Или нечто бессмысленное. Дункан вытер губы.
- Если нуждаетесь в издателе, то Сидней Рэймонт один из лучших моих друзей. Рад буду замолвить за вас доброе словечко.
- У меня уже есть издатель.
- Но Сидней Рэймонт не обычный издатель. Имейте в виду, если он вас берет, книга получает наилучшую рекламу и презентацию. Он может "сделать вас".
Майлз глянул на Полу. Та догадывалась о чем он думал. Рэймонт - заманчивая приманка для любого писателя. Она повернулась к Дункану.
- Проблема в том, что Майлз обещал роман людям, которые в прошлом году издали его детектив.
- Они выплатили ему аванс под гонорар?
- Нет...
- Тогда у него нет перед ними никаких обязательств, не так ли?
- Думаю, они есть.
- Чепуха дорогая моя. Во всем, что касается творчества, а труд музыканта я расцениваю почти наравне с писательским, ваша первая обязанность - перед самим собой. Если Майлз получает шанс познакомиться с лучшим издателем в стране, он не должен его упускать. Впрочем, выбор за вами. Кажется, на кухне осталась еще одна бутылка. Не закончить ли ужин салатом?
Дункан ушел за вином, а Пола задумчиво смотрела на зажженные на столе свечи. Ей не понравилось вмешательство старика в литературную карьеру Майлза, хотя поневоле приходилось выразить ему благодарность за дружескую помощь. Еще больше ей не нравились его циничные рассуждения, но следовало признать, что в них содержалась немалая доля истины. Единственным и как ни странно, страстным желанием Полы было выпроводить Дункана из дома и никогда не встречать его вновь.
Он принес последнюю бутылку вина и наполнил бокалы.
***
За кофе Дункан вновь заговорил о Сиднее Рэймонте:
- Каждый год я устраиваю дома новогоднюю вечеринку. Терпеть не могу встречать Новый год где-либо вне дома - слишком много пьяных - поэтому я приглашаю гостей к себе. В общем, Сидней с женой будут у меня; почему бы не придти и вам обоим? В крайнем случае, это знакомство не помешает.
Майлз посмотрел на жену и по ее нахмуренным бровям понял, что она не согласна. Она перевел взгляд на Дункана.
- Мы с удовольствием придем.
- Отлично. Вы знаете "Итальянский концерт" Баха?
- Когда-то знал.
- Посмотрите партитуру. Мы сыграем его, чтобы повлиять на Сиднея. Он любит Баха.
- Но... - вырвалось у Полы, однако она тотчас смолкла. Дункан глянул на нее и улыбнулся. Две почти догоревшие свечи освещали его морщинистое лицо снизу, придавая ему зловещее выражение.
- В чем дело, дорогая? У вас другие планы на Новый год?
- Нет, просто... - Ей хотелось крикнуть: "Оставьте нас в покое!", но вместо этого она выразила сомнение насчет того, сможет ли найти няню:
- Сделать это на праздник будет сложно.
Дункан рассмеялся:
- Снова няни! Иногда мне кажется, что они покоряют весь мир.
- Покоряют? - возразил Майлз. - Да они уже покорили. Но у нас еще есть время, и я уверен - мы сможет раздобыть няню среди студентов университета, если не сможет придти наша Анжелотти.
- Хорошо. Итак, решено. Будет много шампанского, икры и музыки. Гарантирую прекрасный отдых. Что ж, ужин чертовски удачен - не боюсь в этом признаться. Вероятно, вы уже заметили, что я не в ладах со скромностью.
"Если ты хороший пастух, смело играй на своей дудке" такова моя поговорка. Ибо никто не сыграет на ней лучше тебя - верно?
***
После ухода гостя, Майлз набросился на жену:
- Что это на тебя, черт побери, нашло? Она мыла посуду в маленькой раковине.
- Не думаю, чтобы на меня что-то нашло.
- Перестань. За весь вечер ты и пары слов не сказала. И явно дала понять, что не желаешь идти к нему на Новый год - у тебя это будто на лбу выжжено. В чем дело?
Пола осторожно сложила тарелки Веджвудского сервиза, оставшегося от бабушки.
- Просто я не понимаю, чего он добивается, и меня это беспокоит, - Кто говорит, будто он чего-то добивается?
- Я. Я не верю, что человек с положением Дункана Эли вдруг может заинтересоваться людьми нашего типа. Это бессмыслица!
- А тебе не приходило в голову, что мы могли ему понравиться?
- С какой стати? Мы вдвое моложе, более того - мы ничтожества. Для чего приглашать нас в свое маленькое очаровательное общество знаменитостей и всячески ублажать? Ты слышал, как он проповедовал эгоизм...
- Он сказал: "Первая обязанность - перед самим собой".
- Это означает эгоистичность. Он - эгоист, хотя и пытается как-то маскироваться. Так почему же ему выгодно нас ублажать? Не верю, что из-за нашего остроумия, обаяния, таланта и прочих достоинств. Ведь по сути дела, мы не настолько обаятельны. И зачем он нас изучает? А именно этим он и занимается, задавая миллионы вопросов и буквально залезая в ящики стола. Зачем?
- Потому что знает, что у нас - ключ к секретному пентагоновскому шифру.
- Перестань шутить!
- Перестань сама. Он симпатизирует нам, вот и все! Для чего поднимать суматоху?
Подойдя к Майлзу, Пола положила ему на плечи руки.
- Эй, у тебя мокрые ладони...
- Знаю. Все равно, поцелуй меня.
Он повиновался. Она уселась к нему на колени.
- Извини. Может, я и создаю суматоху из ничего. Но у меня от него мурашки бегают.
- Мурашки и Дункан эли - несовместимы.
- Для меня - напротив.
- Ладно, пусть будут мурашки. Он - Дракула. И хочет крови.
- Если брать в расчет его болтовню о предпочтении секса в романах, возможно, он хочет заполучить наши тела. Мое или твое.
- Вижу он совсем задурил тебе голову, - тихо присвистнул Майлз.
- По крайней мере, в этом случае все бы прояснилось, не так ли?
- Допустим, он охотится за тобой, но при чем здесь я? Ха-ха. У Дункана была репутация одного из самых бойких юбочников. Может, сейчас он уже растерял свою прыть, но все еще любит девушек.
- Ну хорошо, а как насчет Роксанны? Держу пари, она не прочь заманить тебя в свои сети.
- Выглядит заманчиво.
- Майлз!
- Брось. Ты знаешь, что я не юбочник. Вдобавок, если понадобится любовник, то бегать за ним не придется. Ведь она не лишена некоторой привлекательности...
- Почему?
- Вы знаете обо мне все, а я о вас - ничего.
- Этому трюку не трудно научиться под старость, - улыбнулся он. - Впрочем, можете прочитать обо мне в статье мужа и узнать то, что вас интересует. То есть, голые факты. А если хотите узнать по-настоящему, послушайте мою игру. Моя музыка - это я, а мое "я" - в музыке. Вообще, я очень простой человек. Брэнди.
Пола, напротив чувствовала, что он весьма - сложная личность, пытающаяся выдать себя за простака. Ее не покидало странное ощущение, что своими расспросами он преследовал некую хитроумную цель, не ограничивающуюся обычным интересом к партнерше по ужину. Да, хитроумную цель. Она решила, что Дункан Эли - хитроумный человек.
Место Майлза за ужином было рядом с Роксанной. Сейчас он присоединился к сидящей на длинном диване жене.
- Как ты находишь угощение? - прошептал он. Она заметила, что от него пахнет вином и надеялась, что это не повлияет на его игру.
- Джулия Чайлд упала бы в обморок от восторга.
- А Романи-Конти! Знаешь, сколько такая штука стоит?
- Я знаю, что тебе следует выпить кофе, иначе ты испортишь музыкальную часть. О чем вы так мило беседовали с Роксанной?
- О, она задала массу вопросов, касающихся меня. Ты понимаешь.
- Понимаю. Большой Папа тоже пропустил меня через мясорубку. Тебе не кажется, что они - шпионы или что-то в этом роде?
- Определенно. Агенты, пытающиеся выяснить, каким образом мы ввозим в страну контрабандный гашиш. Тс-с-с! Маэстро собирается играть.
По обычаю, заведенному в доме Дунканом, он всегда играл после ужина. Когда гостям подали брэнди и кофе, он приблизился к левому "Стейнвэю" и уселся за него. Гости наблюдали в манере истинных меломанов, приглашенных на музыкальный пир.
- Обычно мы начинаем с Баха и заканчиваем Стравинским, - заметил хозяин. Но сегодня вечером я пересмотрел эту последовательность. Впрочем, я не собираюсь исполнять ничего современного: подобные вещи слишком тяжело воспринимаются на полный желудок. - Смех. - Поэтому я начну с чего-нибудь "сочного", а затем возвращусь к Моцарту, при чем в этот момент ко мне присоединится юный господин Кларксон, на пару с который мы исполним сонату для двух фортепиано ре-мажор... Но для начала - немножко Листа-Бузони. "Мефисто-вальс"!
Гости взволнованно зашептались, зная, что это - одна из любимых, бравурных пьес Дункана. Наступила тишина. Пола не могла не поразиться той легкости, с которой старик управлял зрителями, не взирая на их количество. Казалось, он обладал сверхъестественной способностью общения с публикой и манипулирования ею - именно это выделяло звезду из ряда заурядных исполнителей. Он впился в клавиатуру взглядом, будто хирург, собирающийся сделать первый надрез. Затем, в точно рассчитанный миг, склонился к инструменту и атаковал ре-диез. Рояль словно запульсировал нервными, вальсирующими звуками "ми", с резким, на ударных долях, ре-диезами, мелодия лилась мягко и таинственно, напоминая настройку таинственного колдовского оркестра на Лысой горе. Затем добавились си-минорные аккорды, с замогильными, напоминающими эхо, пятыми ступенями. Вот на пятые доли ми-минора легли диссонирующие фа-диезы и до-диезы и мелодия расширилась до маниакального резкого вопля, и тут же вновь - тема вальса. Мелодраматическая пьеса из девятнадцатого века, прозвучавшая бы вполне заурядно под руками менее талантливого артиста, приобрела вдруг удивительную свежесть и энергию в исполнении Дункана. Мелодия кружилась, дымила, вопила и грохотала, заставляя забыть обо всем на свете. Дункан мастерски извлекал из инструмента любые эффекты. Казалось, его чувственные легато в пассажах doice amoroso, напоминающие фейерверк, великолепие звука в vivace fantastico и ударная мощь октав brutalemente вызывают из рояльных струн самого Мефистофеля. Перед Полой возникали образы визжащих на шабаше ведьм, кружившихся в сатанинском экстазе, завершающемся пороксизмом извращенной демонической похоти. Пьеса закончилась буйным финалом и слушатели застыли, словно пораженные громом... Затем разразились аплодисментами.
- Боже, - шепнул Майлз, - это все равно что услышать самого Листа!
Казалось, он робеет словно мальчишка.
Дункан, повелитель аудитории, встал, осушил мокрый от пота лоб, улыбнулся аплодисментам и поднял руки, призывая к тишине.
- Если играешь Листа, можешь пренебречь физкультурой. - Смех. - А теперь пьеса поспокойнее: Шуберт, ля-мажор.
- Он уселся и углубился в прозрачность сонаты с нежностью, в которую невозможно было поверить после предыдущего сатанинского фейерверка. Глаза Полы медленно блуждали по прекрасной, комнате, заполненной прекрасной публикой и прекрасными звуками. Теперь она понимала, почему Дункан Эли произвел на Майлза столь сильное впечатление. У этого артиста могли быть свои странности и причуды, но несомненно, он вел необычайно блестящий образ жизни.
Взгляд задержался на Роксанне, сидящей в одиночестве позади всех. Роскошное, облаченное в атлас тело казалось расслабленным, холодный взор фиалковых глаз - прикован к отцу. Хотя сейчас они не были холодными. Скорее, горячими.
У ног ее свернулся большой черный Лабрадор. Животное было прекрасно огромное, мощное и гладкое, с шерстью, своим атласом напоминающей платье хозяйки.
Собака смотрела прямо на Полу.
И та вдруг, ощутила непонятный холод.
***
Майлз играл плохо.
Он нервничал и слишком много выпил. Хотя ошибки не резали слух, техника и звук были слабыми. В сравнении с мастерской трактовкой Моцарта Дунканом, Майлз выглядел новичком. Но по окончании пьесы Дункан рассыпался в восторженных похвалах:
- Восхитительно! Поглядите на эти руки! Поглядите же! Истинный Рахманинов!
В этот момент "рахманиновские пальцы" вставляли в мундштук сигарету и нервно чиркали спичкой.
- Вы слишком много курите, - укоризненно заметил Дункан. - Человеку с вашим талантом следует заботиться о своем теле. Сигареты могут убить вас - не верьте надписям "вредно" на коробках: просто-напросто убить. Немедленно погасите эту дрянь и никогда не закуривайте вновь! Слава Богу - я никогда не курил.
Вряд ли эти слова благотворно повлияли на самочувствие Майлза. Закашлявшись, он добавил к перечню своих пороков порцию брэнди.
Еще через три порции он совсем стушевался, и Пола решила, что им пора уходить. Дункан снова усадил ее на диван и продолжал расспрашивать, но она, наконец, поднялась и протянула руку.
- Мистер Эли, я в восторге от нашей встречи...
- Неужели вы уходите?
- Боюсь, да. Я обещала девушке, присматривающей за ребенком, вернуться к полуночи и не смею подвести ее. Мне было очень приятно познакомиться с вами и вашей дочерью и понравилась музыка. Большое спасибо.
Вскочив на ноги, Дункан обнял ее за талию и проводил до двери.
- Я восхищен вашим приходом, дорогая. Восхищен. А вот и супруг! - Дункан взял за руку подошедшего Майлза. - Прекрасный пианист и прекрасный человек. Вы еще не закончили свою статью, Майлз?
Тот сонно кивнул. Пола знала, что от пьяного ступора его отделяла лишь одна порция брэнди.
- Завтра я напечатаю статью на машинке.
- Мне хотелось бы прочитать ее перед отправкой в журнал.
- Ну конечно же. Затем мы пошлем ее в "Тайме", и там ухватятся за нее обеими руками.
Он икнул. Пола вздрогнула.
Они уже надевали обувь и пальто в холле, когда появилась Роксанна, сопровождаемая черным Лабрадором. Улыбаясь своей чудесной улыбкой, она пожала Поле руку.
Рада была с вами познакомиться, хотя, к сожалению, нам не удалось поговорить.
- Поэтому что я монополизировал ее, - усмехнулся Дункан. - Кстати, вы не знакомы с Робином? Поди сюда, Робин. - Он присел на корточки и потянулся к огромному псу. Тот завилял хвостом и лизнул хозяйскую руку. - Ну разве не красавец? Робин - это миссис Кларксон.
Пола хотела погладить пса по голове, но тот глянул на нее и зарычал. Она отдернула руку.
- Не стоит пугаться, - успокоил Дункан. - Он всегда рычит на незнакомых, пока не привыкнет к ним.
Пола выдавала из себя улыбку, хотя предпочла бы не дать Робину повода привыкнуть к себе.
Откинувшись на сиденье такси, несущегося сквозь плотную пелену снега по Парк-авеню, Майлз сонно пробормотал:
- Ну как они тебе нравятся?
- Очень симпатичны, - ответила Пола.
Но она солгала. Несмотря на дружелюбие, обаяние и гостеприимство, они ей не понравились. Совершенно не понравились.
***
Когда Майлз расплачивался с няней, он уже начинал трезветь. Приняв Бромо-Зельцер, он разделся и улегся в постель рядом с женой. Минуту-другую курил, разглядывая потолок. Пола тоже закурила, использовав спичку из "книжечки", взятой в гостиной Дункана. Та была черной, с тисненными красными инициалами Д.М.Э.
- О чем ты думаешь? - спросила она, кладя спичку н прикроватный столик.
- О том, почему некоторым удается то, что не доступно другим.
- Тебе удастся, - шепнула она. Потом склонилась к нему и, положив голову на его обнаженную грудь, нежно провела пальцами по гладкой коже. - Придет день, когда у тебя будет все, что имеет он...
Майлз промолчал. Затем погасил сигарету и обнял жену. Он был нежен и неагрессивен, как всегда. И Поле это нравилось. Она не считала себя особенно сексуальной женщиной, но лаская ладонями сильное, красивое лицо Майлза и ощущая тепло его мускулистого тела, получала ни с чем не сравнимое чувство покоя и наслаждения. На секунду она представила себе, что те же чувства к нему испытывает Роксанна. В этот вечер хозяйка явно вышла за рамки вежливого интереса к гостю. Но Пола отбросила эту мысль: хотя на приеме не наблюдалось потенциальных любовников, она не сомневалась, что в личной жизни Роксанны их хватало с избытком. Подобным чувственным и прекрасным созданиям не требуется ходить с протянутой рукой. Кроме того, Майлз всегда отличался верностью и постоянством, по натуре он не был искателем приключений. И Пола решила, что беспокоиться ей не о чем. Она надеялась на него.
- Майлз, - прошептала она после их близости. Он повернулся на правый бок; как делал обычно перед сном.
- Что?
- Я "лю" тебя.
- М-м. И я тебя "лю". Чао-чао. Через минуту он мирно похрапывал.
Глава 2
В студенческие годы Мэгги ван Арсдэйл делила с Полой комнату в Миддлбери. Позже, когда они возобновили дружеские отношения в Нью-Йорке, Мэгги предложила Поле заняться вместе с ней бизнесом. Вначале это предложение показалось пустой болтовней, но в конце концов они выложили по три тысячи долларов - доля Полы досталась ей от маленького поместья отца - и арендовали склад на Бликер-стрит, к западу от Седьмой улицы, открыв магазин под названием "Бич Бам" (цены конца 60-х годов были значительно ниже нынешних). Они торговли обычными пляжными принадлежностями, а также некоторыми новинками, дизайн для которых придумывала сама Мэгги. Хотя Бликер-стрит не находилась вблизи пляжа, через год подругам удалось рассчитаться с долгами, а через два - прибыль уже составляла по две тысячи долларов на каждую. Мэгги обладала остроумием, изобретательностью и гораздо большей агрессивностью, чем Пола. Эта общительная блондинка уже поговаривала об открытии филиала на окраине города.
- Не раньше чем прибыль достигнет пяти тысяч на каждую, - сказала Пола, относящаяся, в отличие от Мэгги, к дополнительному риску и ответственности с опасением.
- Значит, нам уже следует подыскивать помещение, трусишка, потому что именно столько мы и заработаем в этом году, - убеждала Мэгги. И судя по тому, как шла предрождественская торговля, она говорила правду.
Впрочем, в понедельник, после вечеринки у Дункана, торговля шла вяло. К половине шестого они готовы были закрыться.
- Куда, черт побери, провалились все покупатели?! - бушевала Мэгги, глядя из-за празднично украшенной витрины на опустевшую ушицу.
- Понедельник всегда пуст, - заметила Пола.
- Но не за две недели до Рождества и не в такую теплую, ясную погоду.
- Именно из-за этой слякоти люди и сидят по домам. Кому хочется брести по грязному, тающему месиву?
Через пять минут в дверь вошел Дункан Эли. Со свойственным ему обаянием старик объяснил Поле, что, будучи в Гринвич-вилидже, решил заглянуть в ее магазин. Мэгги, с трудом скрывая волнение от появления такой знаменитости, показала ему все, достойное внимания. К ее восторгу, он накупил на сто пятьдесят долларов подарков, включая шестидесятидолларовый пляжный халат для Роксанны.
- Я всегда валяю дурака на Рождество, - признался он, выписывая чек, в то время как Пола и Мэгги заворачивали покупки в подарочную упаковку. - Хотя мне следовало бы его ненавидеть.
- Ненавидеть? Почему?
- Потому что мой день рождения - двадцать четвертого декабря. Можно представить себе более неудачный день? Я лишил себя всех подарков ко дню рождения. Погодите: ведь вы с Майлзом живете где-то неподалеку?
- В трех кварталах.
- Полагаю, в таком случае, вы не откажитесь со мной поужинать? Неподалеку есть чудесный армянский ресторан - вы любите армянскую кухню?
- Большое спасибо за приглашение, мистер Эли, - заколебалась Пола.
- Дункан.
- Дункан. Но к сожалению...
- К сожалению? А, знаю: нет няни для ребенка. Но это не проблема. Мы возьмем вашу дочь с собой. С удовольствием с ней познакомлюсь.
Поле не понравилось его появление в магазине и не хотелось быть обязанной еще за одно угощение. Поэтому она сама пригласила его на ужин и, к ее раздражению, Дункан с охотой согласился.
- Но я приготовлю его своими руками, - добавил он.
- Не глупите...
- Это мое желание. Пища - одно из моих хобби. Нет уж, поскольку вы меня не ждали, позвольте приготовить ужин целиком. Я настаиваю, миссис Арсдэйл, - моя машина снаружи, не отвезти ли вас домой?
Мэгги с готовностью согласилась. Они закрыли магазин и Беннет отнес покупки к сияющему черному "роллс-ройсу".
- Прекрасная машина! - заметила Мэгги, влезая на заднее сиденье.
- Да, возможно, у англичан - не все ладится, но они пока еще побивают нас в автомобилях, шотландском виски и твидовой материи. А также в музыке. Многие наиболее интересные молодые композиторы - англичане... Беннет, адрес миссис ван Арсдэйл: тридцать пять, Вашингтон-Сквер, Уэст. Затем мы возвратимся на Бликер-стрит, чтобы закупить продукты. Пищу в Нью-Йорке лучше покупать в Гринвич-вилидже, не считая рынков девятой авеню. Потому что местные итальянцы всегда добиваются наилучших поставок...
Пола тайно опасалась, какое впечатление произведет на Дункана их старомодная кухня. Но его, казалось, совершенно не смутила теснота, старинные плита и холодильник. Поставив на пол туго набитые бумажные пакеты, он выпроводил ее:
- Для начала предоставьте мне двадцать минут. Потом я выйду, выпью рюмочку и вы покажете мне квартиру.
- Вы уверены, что справитесь без меня?
- Абсолютно уверен. Я люблю заниматься музыкой и готовить в одиночку. А теперь - уходите! И расслабьтесь, сегодня вечером вы отдыхаете.
. Он закрыл дверь, а Пола направилась в гостиную, пытаясь заставить себя не сердиться на его вторжение. Через двадцать минут он появился с улыбкой на морщинистом лице и с закатанными рукавами рубашки.
- Минута-другая, и вы ощутите весьма приятный запах. Вам не помешало бы увеличить полезную площадь вокруг плиты.
- Ну конечно, - согласилась Пола, обеспокоенная тем, что ему, все же, не понравилась кухня.
- Но гостиная великолепна, просто великолепна. И тот световой люк! Когда-то здесь была студия?
Он оглядел большую, просторную комнату, в которую Пола и Майлз вложили столько времени, любви и свободных денег. Она надеялась, что он приметит найденный ею на Второй-авеню французский столик, белые, собственноручно подрубленные занавески или нелегко давшиеся Майлзу книжные полки. По меньшей мере, надеялась услышать пару слов о сюрреалистической картине некоего корейского художника, в которую они вложили деньги, надеясь на последующее признание его таланта, хотя этого не произошло. Но Дункан отметил лишь довольно грязный световой люк.
Пола ужасно гордилась некогда запущенной квартирой, превращенной ими в очаровательное элегантное гнездышко, поэтому ее задело слабо замаскированное комплиментом безразличие Дункана.
- Да, видимо, студия, - сказал Майлз, наливая ему виски.
- Когда-то я жил в Вилидже и любил это местечко, люблю до сих пор, считаю одним из лучших в городе районов, хотя, пожалуй, жизнь здесь подорожала - но не это же главное?
Наряженная в красное платьице Эбби с интересом разглядывала знаменитого пианиста. Несмотря на присущую ей застенчивость в общении с незнакомцами, она собралась с духом и сказала:
- Я видела вас однажды по телевизору, мистер Эли.
- Неужели? Когда? - спросил он, улыбаясь словно родной дядюшка.
- Пару месяцев назад. Вы играли какую-то симфонию. Вы знаете Леонарда Бернстайна?
- Разумеется, знаю.
- Мне кажется, он замечательный.
- Я тоже в восхищении от Ленни. А ты любишь музыку?
- О, да. Особенно Битлз.
"Чего он добивается?" - спрашивала себя Пола, слушая доброжелательную болтовню Дункана и его вопросы к Эбби, касающиеся школы и друзей - наподобие тех, что он задавал родителям. Пола явственно ощущала нарочитость его очаровательных манер. Похоже, он изучает нас, думала она. Вот именно, изучает.
Но зачем?
***
Ужин состоял из филе палтуса под необычным кэрри <Овощной или фруктовый соус с различными пряностями.>, риса свежего мексиканского горошка и салата с изюмом и дополнялся десертом - роскошным французским заварным кремом, украшенным ягодами клубники. Добавкой к пиршеству послужили купленные Дунканом три бутылки Гермитидж-Бланк шестьдесят второго года изготовления. Пола недоумевала, каким образом ему удалось справиться на кухне с подобной легкостью, но вынуждена была признать, что филе - лучшее из всех, которые она когда-либо пробовала. Даже на Майлза, предпочитавшего простую пищу, типа картофеля с бифштексом, еда произвела впечатление.
За ужином Дункан продолжал расспрашивать их.
- Расскажите-ка о своем романе, - попросил он Майлза, повторно наполняющего бокала. - У него хороший сюжет? Вот что мне нравится, приключения, интриги и напряженность. Я не особенно люблю "интеллектуальное чтиво".
- Вообще-то, замысел довольно сложен, - ответил Майлз. - Фактически, настолько сложен, что я и сам несколько потерялся.
- В чем заключается сюжет?
- Это история американской семьи на протяжении трех поколений. Она прослежена от начала века и вплоть до наших дней.
- Похоже на "Сагу о Форсайтах".
- Да, немного. Подобные романы, пожалуй, вышли из моды, но мне они нравятся. Конечно, для быстрой распродажи я ввел в роман много секса.
- О, чем больше секса, тем лучше! За это я люблю книги Иэна Флеминга действие, напряженность и секс. Однажды я встречался с Флемингом. Очень интересный парень. Как называется ваша книга?
- Рабочее название "Темная сторона луны", но я поменяю его на лучшее.
- А чем оно плохо? Думаю, оно подходит. Нечто - как принято обозначать среди критиков - "двусмысленное".
- Или нечто бессмысленное. Дункан вытер губы.
- Если нуждаетесь в издателе, то Сидней Рэймонт один из лучших моих друзей. Рад буду замолвить за вас доброе словечко.
- У меня уже есть издатель.
- Но Сидней Рэймонт не обычный издатель. Имейте в виду, если он вас берет, книга получает наилучшую рекламу и презентацию. Он может "сделать вас".
Майлз глянул на Полу. Та догадывалась о чем он думал. Рэймонт - заманчивая приманка для любого писателя. Она повернулась к Дункану.
- Проблема в том, что Майлз обещал роман людям, которые в прошлом году издали его детектив.
- Они выплатили ему аванс под гонорар?
- Нет...
- Тогда у него нет перед ними никаких обязательств, не так ли?
- Думаю, они есть.
- Чепуха дорогая моя. Во всем, что касается творчества, а труд музыканта я расцениваю почти наравне с писательским, ваша первая обязанность - перед самим собой. Если Майлз получает шанс познакомиться с лучшим издателем в стране, он не должен его упускать. Впрочем, выбор за вами. Кажется, на кухне осталась еще одна бутылка. Не закончить ли ужин салатом?
Дункан ушел за вином, а Пола задумчиво смотрела на зажженные на столе свечи. Ей не понравилось вмешательство старика в литературную карьеру Майлза, хотя поневоле приходилось выразить ему благодарность за дружескую помощь. Еще больше ей не нравились его циничные рассуждения, но следовало признать, что в них содержалась немалая доля истины. Единственным и как ни странно, страстным желанием Полы было выпроводить Дункана из дома и никогда не встречать его вновь.
Он принес последнюю бутылку вина и наполнил бокалы.
***
За кофе Дункан вновь заговорил о Сиднее Рэймонте:
- Каждый год я устраиваю дома новогоднюю вечеринку. Терпеть не могу встречать Новый год где-либо вне дома - слишком много пьяных - поэтому я приглашаю гостей к себе. В общем, Сидней с женой будут у меня; почему бы не придти и вам обоим? В крайнем случае, это знакомство не помешает.
Майлз посмотрел на жену и по ее нахмуренным бровям понял, что она не согласна. Она перевел взгляд на Дункана.
- Мы с удовольствием придем.
- Отлично. Вы знаете "Итальянский концерт" Баха?
- Когда-то знал.
- Посмотрите партитуру. Мы сыграем его, чтобы повлиять на Сиднея. Он любит Баха.
- Но... - вырвалось у Полы, однако она тотчас смолкла. Дункан глянул на нее и улыбнулся. Две почти догоревшие свечи освещали его морщинистое лицо снизу, придавая ему зловещее выражение.
- В чем дело, дорогая? У вас другие планы на Новый год?
- Нет, просто... - Ей хотелось крикнуть: "Оставьте нас в покое!", но вместо этого она выразила сомнение насчет того, сможет ли найти няню:
- Сделать это на праздник будет сложно.
Дункан рассмеялся:
- Снова няни! Иногда мне кажется, что они покоряют весь мир.
- Покоряют? - возразил Майлз. - Да они уже покорили. Но у нас еще есть время, и я уверен - мы сможет раздобыть няню среди студентов университета, если не сможет придти наша Анжелотти.
- Хорошо. Итак, решено. Будет много шампанского, икры и музыки. Гарантирую прекрасный отдых. Что ж, ужин чертовски удачен - не боюсь в этом признаться. Вероятно, вы уже заметили, что я не в ладах со скромностью.
"Если ты хороший пастух, смело играй на своей дудке" такова моя поговорка. Ибо никто не сыграет на ней лучше тебя - верно?
***
После ухода гостя, Майлз набросился на жену:
- Что это на тебя, черт побери, нашло? Она мыла посуду в маленькой раковине.
- Не думаю, чтобы на меня что-то нашло.
- Перестань. За весь вечер ты и пары слов не сказала. И явно дала понять, что не желаешь идти к нему на Новый год - у тебя это будто на лбу выжжено. В чем дело?
Пола осторожно сложила тарелки Веджвудского сервиза, оставшегося от бабушки.
- Просто я не понимаю, чего он добивается, и меня это беспокоит, - Кто говорит, будто он чего-то добивается?
- Я. Я не верю, что человек с положением Дункана Эли вдруг может заинтересоваться людьми нашего типа. Это бессмыслица!
- А тебе не приходило в голову, что мы могли ему понравиться?
- С какой стати? Мы вдвое моложе, более того - мы ничтожества. Для чего приглашать нас в свое маленькое очаровательное общество знаменитостей и всячески ублажать? Ты слышал, как он проповедовал эгоизм...
- Он сказал: "Первая обязанность - перед самим собой".
- Это означает эгоистичность. Он - эгоист, хотя и пытается как-то маскироваться. Так почему же ему выгодно нас ублажать? Не верю, что из-за нашего остроумия, обаяния, таланта и прочих достоинств. Ведь по сути дела, мы не настолько обаятельны. И зачем он нас изучает? А именно этим он и занимается, задавая миллионы вопросов и буквально залезая в ящики стола. Зачем?
- Потому что знает, что у нас - ключ к секретному пентагоновскому шифру.
- Перестань шутить!
- Перестань сама. Он симпатизирует нам, вот и все! Для чего поднимать суматоху?
Подойдя к Майлзу, Пола положила ему на плечи руки.
- Эй, у тебя мокрые ладони...
- Знаю. Все равно, поцелуй меня.
Он повиновался. Она уселась к нему на колени.
- Извини. Может, я и создаю суматоху из ничего. Но у меня от него мурашки бегают.
- Мурашки и Дункан эли - несовместимы.
- Для меня - напротив.
- Ладно, пусть будут мурашки. Он - Дракула. И хочет крови.
- Если брать в расчет его болтовню о предпочтении секса в романах, возможно, он хочет заполучить наши тела. Мое или твое.
- Вижу он совсем задурил тебе голову, - тихо присвистнул Майлз.
- По крайней мере, в этом случае все бы прояснилось, не так ли?
- Допустим, он охотится за тобой, но при чем здесь я? Ха-ха. У Дункана была репутация одного из самых бойких юбочников. Может, сейчас он уже растерял свою прыть, но все еще любит девушек.
- Ну хорошо, а как насчет Роксанны? Держу пари, она не прочь заманить тебя в свои сети.
- Выглядит заманчиво.
- Майлз!
- Брось. Ты знаешь, что я не юбочник. Вдобавок, если понадобится любовник, то бегать за ним не придется. Ведь она не лишена некоторой привлекательности...