- Знаю. Именно это и заставляет меня нервничать.
- Не стоит. Они всего лишь обычные приветливые люди - и точка. Такие типы все еще встречаются, даже в Нью-Йорке.
Пола слезла с его коленей и вернулась к раковине.
- Все же мне бы хотелось, чтобы они оставили нас в покое, кроме того, ты отвлекаешься от романа ежедневными упражнениями на рояле.
- Не так уж много я упражняюсь.
- Майлз, вспомни! Я - Пола. Пола, которая все видит.
И приходя домой, находит на пианино пепельницу, забитую сигаретными окурками, причем пепельница у пишущей машинки - пуста, словно карман нищего. Мы достаточно поиграли в бирюльки на прошлой неделе, не закончить ли на этой? Роман гораздо важнее вашей игры дуэтом с Дунканом Эли.
Майлз помрачнел, как обычно, когда речь заходила о его самодисциплине.
- Ну, а если он познакомит меня с Сиднеем Рэймонтом? Разве это менее важно?
Нет, если у тебя не будет готового романа, чтобы показать ему. Господин Рэймонт не станет печатать шестнадцать глав.
Оба помолчали; Пола продолжала управляться с посудой, а Майлз погрузился в раздумье. Ей не хотелось пенять ему за неоконченную работу, но она чувствовала, что в данный момент это оправдано. Через пару минут Майлз стряхнул с себя грусть и, подойдя к раковине, обнял жену.
- Не беспокойся. Старая муза уже бьет копытом. На этой неделе я сделаю еще три главы.
- Обещаешь?
- Честное скаутское. Ты согласна помириться с Дунканом Эли, старым юбочником?
Она поставила в раковину, последнюю тарелку.
- Хорошо. Перемирие с Дунканом Эли.
- Глянь, Поли! У тебя на кухне голубь - настоящий голубь мира!
Посмотрев на пустой стол, она со смехом обернулась.
- Ты чокнутый, но на тебя невозможно сердиться.
- Осторожнее со своими мокрыми руками...
- Поцелуй же меня, болван! Унеси меня прочь от мелочных дрязг в свою палатку, поставленную в пустыне, и полюби как следует!
- А может, снизойдешь до спальни? Она поцеловала его, расслабленно ощущая настойчивость его губ.
- Сойду вниз, как только закончу, - промурлыкала она.
- Забудь эти проклятые тарелки!
- Уговорил, - она пробежала ладонью по густым черным волосам. - Майлз, я люблю тебя.
- Я тоже. Чао-чао. Но если ты при этом не полощешь мои волосы в грязной воде.
Оставив посуду в раковине, она пошла следом за ним вниз, в спальню.
Глава 3
Владельцы магазинов превзошли самих себя, украшая витрины к Рождеству. "Сакс" выставил огромную сверкающую елку вместо привычного органа, а расположенный напротив "Рокфеллер центр" превратился в веселую ярмарку в стиле барокко, с доминирующей над ней гигантской елью. Однажды вечером, отправляясь за покупками. Пола захватила с собой Эбби, чтобы показать ей сверкающий городской центр. А на днях утром она вышла из "Бич Бама": чтобы купить кое-что по секрету: настояв, чтобы Майлз потратил не более сотни, Пола ухитрилась скопить на Рождество двести долларов. И теперь она купила ему в "Картье" пару золотых запонок и три рубашки у Брукса. Затем отправилась в магазин Шварца и приобрела роскошного игрушечного пуделя для долларов она пустила на книги, игрушки и симпатичное коричневое пальто для дочери. Разорившаяся, но счастливая, она вернулась в "Бич Бам" с надеждой заработать немного денег.
Она больше не заговаривала с Майлзом о Дункане Эли, решив, что, вероятно, была несправедлива к человеку, которого не в чем было упрекнуть, не считая излишнего любопытства. И чем больше она думала о встрече с Сиднеем Рэймонтом, тем больше нравилась ей эта идея. Пола знала цену нужным связям в издательском мире. Впрочем, она догадывалась, что Майлз все еще валяет дурака. Он набрасывал окурки в пепельницу рядом с пишущей машинкой, но ее не обмануть. Однако, сейчас Рождество, и он уже довольно долго работал над романом, возможно, будет лучше, если он немного отвлечется. У Полы хватало ума, чтобы понимать, что никто не в силах заставить писателя работать, если ему не хочется.
Пола прочла статью Майлза, предназначенную для журнала "Тайме". Она была живой и интересной, представляя собой получасовой разговор с Дунканом. Диалог перемежался биографическими данными: рождение пианиста в Лондоне в 1893 году, его учеба у Мандичевского, известность в качестве "вундеркинда", блестящий дебют в канун первой мировой войны, работа в британской разведке в войну, триумфальное возвращение к музыкальному поприщу, первая женитьба - на француженке, завершившаяся разводом, и вторая - на американке с последующей поездкой в Нью-Йорк в 20-е годы и "американизацией", смерть второй жены и рождение образа "великого старого маэстро фортепиано".
Несмотря на интересный материал, Пола чувствовала, что нечто, не поддающееся определению, было опущено. В очерке присутствовал Дункан Эли, привычный публике и играющий роль любимца. Настоящего Дункана там не было.
Но где он, подлинный Дункан Эли? Этого Пола не знала.
***
Утром двадцать первого они с Майлзом отправились в аэропорт Кеннеди, чтобы встретить его мать. Жанет Кларксон - динамичная блондинка, схоронившая трех мужей, жила в Форт-Лодердейле и занималась продажей домов, одновременно приглядывая себе мужа номер четыре. Она ежегодно приезжала на Рождество к сыну в Нью-Йорк. И ежегодно сходила с самолета загорелой и пошатывающейся, словно зомби, благодаря проглоченному перед полетами для подавления страха немыслимому количеству транквилизаторов.
- Слава Богу, что вы меня встретили! - задыхаясь, выдавила она, когда Майлз подхватил ее под руку. - Еще один "либриум", и мне конец.
- Как прошел полет?
- Ужасно. Трясло всю дорогу. Вдобавок, там оказался некий злой человечек, замышляющий, как мне показалось, захватить самолет и угнать нас на Кубу. Если не сглуплю, то отправлюсь обратно на автобусе. Кто-нибудь слышал о захвате автобуса?
В тот же вечер Жанет пришла к ним пообедать и помочь подготовить к празднику купленную Майлзом елку. Эбби обожала бабушку и с трудом подавляла желание поскорее сорвать красные и зеленые обертки с больших рождественских подарков, привезенных для нее феей-крестной из Форт-Лодердейла. Чтобы успокоить Эбби, ей поручили укрепить на ветках шведских деревянных ангелочков и стеклянные шары. Украшение заняло три часа. Когда все было готово. Пола включила гирлянду из крошечных белых лампочек. Елка ожила, и Эбби восторженно заохала. Потом мать спросила, знает ли юная леди, который час, и дочь, стоически приняв удар судьбы, позволила уложить себя в постель.
- Ей Богу, своими подарками вы принесли Эбби настоящее Рождество, заметила свекровь, вернувшаяся из детской Пола. - У нее сейчас одна тема разговора - о бабушке.
" - Скорее, она дарит Рождество мне, - возразила Жанет, пробуя шотландское виски. - Кстати, она сказала, что не прочь получить собаку. Я подумала, что прежде чем удовлетворить ее просьбу, мне следует посоветоваться с вами.
Майлз поднял руку.
- Никакой собаки - и точка. У нас не хватит для нее места. И меньше всего мне хотелось бы прогуливать щенка по кварталу каждые десять минут.
- Ну хорошо, никаких собак... Были ли у вас на прошлое Рождество друзья Эбби?
- Да, вместе с родителями, - ответила Пола.
- Пожалуй, это великолепно. Ей это понравилось... Кто такой Д.М.Э.?
Взяв черную спичечную книжечку, принесенную Полой из дома Дункана, она зажгла сигарету.
- О, должно быть Дункан Эли.
- Где это вы с ним познакомились? - заинтересовалась Жанет.
Майлз объяснил.
- Уж если ты брал у него интервью, то наверняка знаешь об убийстве! заявила Жанет.
- О каком убийстве? - изумилась Пола.
- О том самом! Конечно, об убийстве его жены, - в сорок восьмом или сорок девятом году, не помню точно.
- В статье ты ни словом не обмолвился о том, что его жена была убита, сказала Пола мужу, - Ты просто сообщил, что она умерла.
- Так просил Дункан, - пожал плечами Майлз. - Естественно, это задевает его чувства. К тому же, зачем говорить об убийстве. Доказано, что произошел несчастный случай.
- Черта с два! - отрезала Жанет. - Помню, как писали о происшедшем в газетах, тогда все утверждали, что жену Дункана Эли убили. Хотя позже дело постарались замять.
- Это случилось со второй женой?
- Да. Она была наследницей и весьма знаменитой...
- И матерью Роксанны?
- Да, - подтвердил Майлз.
- В общем, в то время они находились в Сент-Морице или Церматте, или где-то в этом роде...
- В Сент-Морице.
- Ну да, на лыжном курорте. И однажды утром Эли с женой отправились покататься на склон горы, но она так и не спустилась вниз. Поисковые партии нашли ее на горе в тот же день. У нее было вырвано горло.
- Вырвано'!
- Вот именно. Волком или собакой, или кем-то еще.
- Великий Боже! Но почему они решили, что это убийство?
- Потому что рядом с телом оказались не только многочисленные следы лап, но и ног. Какого-то человека.
- И его не нашли?
- Да.
- Но, возможно, он появился после нападения на нее животного? А потом, знаете ли, он мог сбежать, чтобы не сообщать в полицию...
Жанет допила виски.
- Возможно, но все же это не так.
- Мама, - ядовито вмешался Майлз. - Ты же знаешь, что полиция отбросила версию о таинственных человеческих следах. Они пришли к выводу, что это была собака - и точка. На том дело и кончилось.
- Для них, может, и кончилось, но на мой взгляд, они закончили дело, потому что не смогли его объяснить.
- Объяснить что'! - настойчиво спросила Пола.
- Объяснить тот факт, что множество находившихся поблизости человеческих следов не направлялись к телу, но и не уходили от него. Прочь вели лишь следы лап.
- Вы хотите сказать, что некто просто побывал рядом? Появился из ниоткуда, а затем исчез?
- Верно. И там была свежая снежная пороша.
- А-га, - усмехнулся Майлз. - Это был оборотень. Лон Чейни Младший или Бэтмэн. Он улетел. Но ты забыла добавить, мама, что кроме свежевыпавшего снега, дул сильный ветер.
- О, ерунда. В таком случае, почему не все следы оказались скрытыми? Почему не исчезли следы лап? Нет, версия с ветром не годится. И не говори мне, будто тот человек уехал на лыжах, потому что тогда остались бы следы лыж...
- Но они-то и были найдены!
- Да, но после того, как полиция и репортеры истоптали все вокруг. Те, кто побывал там в первый раз, вовсе не заметили их.
- И полиция решила, что тот человек, кем бы он ни был, случайно обнаружив тело, испугался и укатил прочь на лыжах - абсолютно резонное предположение. Кстати, на следующий день в Сент-Морице обнаружили бешеную собаку с окровавленной мордой и пристрелили ее, вот и конец "таинственно исчезающим следам" и истории с "загадочным убийством". Разве можно обвинять Дункана в умалчивании этой истории, если его окружают упыри, наподобие тебя?
- Может, я и упырь, но по-моему, никто так и не объяснил ничего по-настоящему. А господину Эли достался "золотой дождь": ведь он унаследовал состояние жены - пару миллионов, если не ошибаюсь.
- Что за намеки, - простонав, заметил Майлз. - Да, мама. Именно так все и случилось, сам Дункан рассказал мне. У него были особые ботинки, дающие отпечатки лап; он надел их, подкрался к жене, вырвал ей горло, снял их и наделал множество обычных следов, а затем вновь обулся, сбежал и унаследовал миллионы. За исключением крошечного нюанса: весь тот день он находился в поле зрения по меньшей мере шести человек. Жанет поднялась.
- Ну хорошо, не Дункан. Не знаю, кто там был, но все же считаю, что это убийство, а не несчастный случай. - Она поцеловала Майлза и направилась к лестнице.
- Назавтра у меня запланированы сотни покупок, и лучше будет, если я сейчас же возвращусь в гостиницу. Я смогу поймать такси, если пройду пешком до Шестой авеню, да?
- Пожалуй. Я провожу тебя.
Пола поцеловала свекровь и принялась собирать коробки из-под елочных украшений. Она думала над тем, что же на самом деле произошло на склоне швейцарской горы двадцать лет назад и ощущала досаду на бесхребетного мужа-писателя, не отметившего этого случая, лишь бы не обидеть ненароком Дункана Эли.
И еще подумала о том, не было ли двадцать лет назад у пианиста собаки, похожей на Робина?
Глава 4
Наступившее Рождество не было белым; оно было серым - серым, промозглым и ветренным, словно в ожидании снегопада. Но Эбби это совершенно не трогало. Поднявшись в шесть утра, она стащила сонных родителей с постели и, щебеча, будто птичка, взбежала вверх по лестнице. Включив гирлянду на елке, принялась открывать подарки. К десяти начали приходить ее друзья, внося новые подарки и новую сумятицу. Первыми явились Джордж и Мира Шульманы с сыновьями-близнецами по имени Боб и Рон, затем Мэгги и Чак с тремя своими "индейцами", затем Лен ди Сильвио с восьмилетним монстром Барбарой, немедленно учинившей драку с Эбби и, наконец, семья Риггсов с восьмилетним Джимми и десятилетней Энн. Когда подошла Жанет, дети носились по этажам, словно обезьяны.
- Боже мой, вот так детский сад - или зоопарк! - вскричала она, ускользая от скатившегося по лестнице Рона Шульмана в индейском уборе из перьев, с ужасно похожим на настоящий автоматом и пластиковой мумией в руках.
- Уж, скорее, зоопарк, - простонала Пола, торопясь на кухню, чтобы приготовить горячее какао и печенье. - Иногда, я кажусь себе мазохисткой, кто еще способен этим заниматься?
Уровень шума превышал дискотеку, но, когда подали угощение, он значительно снизился. В тот момент, когда Барбара ди Сильвио сунула печенье за шиворот Эбби, раздался звонок в дверь.
- Мне казалось, все уже в сборе, - заметил Майлз.
- Дорогой, сейчас твоя очередь открывать дверь. Майлз заторопился вниз и через минуту возвратился в сопровождении нагруженных подарками Дункана и Роксанны.
- Веселого Рождества! - загремел Дункан в лучших традициях Санта-Клаусов. - Мы весело гуляем и елку украшаем - все такое прочее... Майлз, эта зеленая коробка для тебя...
- А синяя - для вас. Пола, - добавила Роксанна, протягивая ей коробочку, по бирюзовой обертке которой Пола определила магазин "Тиффани".
- Эбби, а тебе предназначено пять коробок, - сообщил Дункан.
- Пять, - взвизгнула Эбби, округляя глаза и походя на собаку из сказки про огниво.
- Пять! Старый Санта сказал, что ты - настолько хорошая девочка, что он дарит тебе целых пять. Как тебе это нравится?
Волнение Эбби проявилось в той быстроте, с которой она вскрывала коробки с игрушками от Шварца. Майлз замычал в восторге, разворачивая подарочный альбом из тридцати двух сонат Бетховена под редакцией Артура Шнабеля.
- Как вы догадались, что я всегда о них мечтал? - спросил он.
- О них мечтают все пианисты, - ответил Дункан. - И никто не знал их лучше Артура. Впрочем, побывав здесь в прошлый раз, я заметил их отсутствие. Понимаешь? Я ничего не упускаю. Пола? Вы не открыли свой подарок.
Пола отчаянно прикидывала, чем можно наскоро отдарить Дункана и Роксанну, поскольку ей и в голову не пришло купить что-либо для них. Растянув губы в улыбке, она открыла коробочку: там находилась изящная круглая брошь чеканного золота.
- Какая прелесть!
- Знаю, что правила не позволяют едва знакомому мужчине, такому, как я, покупать драгоценности чужой жене, но в моем возрасте это не возбраняется. А кто эта очаровательная леди с южным загаром? Мать Майлза?
Пока Майлз знакомил их с присутствующими, Пола взяла соболиную шубу Роксанны и заспешила вниз вместе с Мэгги.
- Что же им подарить? - прошептала она. - Я совершенно об этом не подумала.
- Заверни тот художественный альбом, который принесли мы с Чаком.
- Ни за что! Он прекрасен, а Эндрю Уайет - мой любимый художник.
- Потом ты сможешь купить другой. Главное - он дорогой и у тебя нет времени для капризов. Слава Богу, я его не надписала... Ты видела когда-нибудь такого роскошного соболя? - Она провела ладонью по отлично выделанным шкуркам шубы, которую Пола уложила на постель. - Не украсть ли мне ее?
- А ты видела когда-нибудь такую роскошную женщину, как Роксанна? - сухо осведомилась Пола, добавив, что не прочь была бы украсть саму Роксанну.
- Зачем?
- Она мне не нравится. Впрочем, ее отец тоже. Пола извлекла из шкафа золотистую оберточную бумагу и красную ленту и принялась отрезать лист.
- Почему не нравятся? - удивленно взглянула на нее Мэгги. - Мне они кажутся вполне очаровательными;
- Не знаю, - пожала плечами Пола. - Просто, они слишком любезны. Слишком раскованы. Назови меня циником, но я не доверяю людям, ни с того ни с сего бросающимся тебе на шею.
- Понимаю, почему она тебе не нравится, - улыбнулась Мэгги. - Ты боишься, что она похитит твоего сексуального мужа.
Пола глянула на подругу, продолжая заворачивать подарок.
- Очень мило с твоей стороны.
- О, пожалуйста не принимай это всерьез! Я не виню тебя в неоправданной ревности.
- Я не ревную! - отрезала Пола. - Просто мне не нравится их назойливость.
- Как угодно, - пожала плечами Мэгги. - Вообще-то, я не прочь заполучить ее в качестве покупательницы. Держу пари, что она могла бы привести за собой шикарную клиентуру.
Пола молча закончила упаковку альбома и, торопливо надписав карточку, сунула ее за ленту. Затем обе подруги с безразличным видом вернулись наверх, где Дункан наигрывал "Джингл Беллз" для толпящихся вокруг и распевающих во все горло малышей. Пола протянула подарок Роксанне, та открыла его и пришла в искренний восторг.
- Мы с Дунканом обожаем Уайета! - восклицала она. "Терпеть не могу людей, называющих родителей по имени", - подумала Пола.
- Его картины обладают какими-то мистическими свойствами, - продолжала Роксанна. - Похоже, изображенные им дома скрывают в себе магические тайны...
- Мне казалось то же самое, - согласилась Пола. "Магические тайны. И в тебе тоже, Роксанна. В чем заключается твоя тайна?".
- Сыграйте что-нибудь из Битлз! - вскричала Эбби, и Дункан с готовностью заиграл "Вчера".
- А теперь рождественские песенки! - попросила Барбара ди Сильвио и остальные единодушно поддержали ее. Дункан поднялся.
- На сегодня хватит, дети.
- Ну пожалуйста, хоть одну!
- Я уже сыграл вам "Джингл Беллз".
- Но это обычная, а не рождественская.
- Пожалуйста, сыграйте "Придите все, кто верует".
- Да, да! Мы хотим эту песенку! Дети запрыгали и ужасно зашумели. К удивлению Полы, благодушное лицо великого маэстро похолодело.
- Я сказал нет.
Дети поняли, что случилась какая-то неприятность и отступили, позволяя ему выйти из-за пианино. Барбара ди Сильвио украдкой показала ему в спину язык. Но когда он подошел к Поле и Жанет, холодность исчезла.
- Что за пианино! - с отвращением бросил он. - Как вы позволяете Майлзу с его талантом играть на подобном инструменте?
- Я знаю, что оно ужасно, но мой сын больше не играет, - смутилась Жанет.
- И напрасно. Напрасно! Какие руки! На всем белом свете не сыщешь и сотни пар подобных.
- Да, руки в самом деле великолепны, - воспряла духом Жанет. - Помню, я слушала, как он играл будучи малышом и думала: "Боже, ну кто в его возрасте может сыграть столь же прекрасно?"
Насколько Пола знала свекровь, та могла, при случае, говорить о сыне часами, поэтому она поднялась, чтобы помочь матерям одевать детей.
"По крайней мере, с Жанет ему не придется играть в Великого инквизитора, подумала Пола, - Та и по своей воле расскажет ему что угодно..."
Мэгги и Чак ушли последними.
- Почему он не сыграл рождественскую песенку? - шепнула Мэгги, целуя на прощание хозяйку.
- Не спрашивай. Может, он переодетый Скрудж <Злой персонаж в комиксах и мультфильмах>.
- Действительно, странно. Детям так нравилась его игра и вдруг - бац! А впрочем, сделаем скидку на артистический темперамент. Пока. Веселого Рождества и всего хорошего!
- До свидания. Спасибо за подарки. - Пола поцеловала Чака и троих малышей и поднялась по лестнице. Оказавшись в гостиной, она услышала слова Жанет: "А когда ему было восемь, имейте в виду, он уже играл "Апассионату" и большинство труднейших этюдов Шопена. Все говорили, что он абсолютный гений!"...
Даже Дункан, этот Великий инквизитор, выглядел утомленным.
***
Жанет улетела домой во Флориду на следующий после Рождества день. Перед посадкой она нервно поглядывала на хмурое небо и, принимая успокоительные пилюли, сожалела, что не поехала автобусом. После того, как она улетела, домашний уклад, казалось, вошел в свою колею, но для Полы многое неуловимо изменилось. Эти "непрестанные вторжения в частную жизнь" Дункана Эли, как расценивала его необъявленные визиты Пола, слегка изменили ритм ее жизни, к тому же Полу мучили нервные предчувствия. Она не знала, что внушало опасения: конечно, рациональной причины для страха не было, поскольку ни Дункан, ни Роксанна не сделали ничего, что могло показаться угрожающим. Как сказал Майлз, они всего лишь "симпатизируют". Но Пола чувствовала, что за этим кроется большее. Возможно, в основе "симпатии" лежала сексуальность. Быть может, ее тревожила рассказанная Жанет история смерти жены Дункана двадцать лет назад. Как бы то ни было. Пола пыталась прогнать опасения прочь. Больше она не заговаривала о Дункане с мужем. И продолжала жить заведенным порядком.
Но ощущение не проходило и начало влиять на ее сон. Она обнаружила, что когда-то спокойные ночи прерываются тревожными снами. Снов она не помнила, просто просыпалась в три ночи, понимая, что видела кошмар, но не в силах была его припомнить. Выкурив сигарету, вновь успокаивалась и засыпала. Но происшедшее беспокоило ее и усиливало чувство дискомфорта.
Она увидела, что волнения начинают проявляться на ее лице. За два дня до Нового года, она привела Эбби в кабинет Чака ван Арсдэйла для прививки против гриппа. Внешность Чака говорила о добродушии, лицо усеивали оспинки, а макушка лысела, но кроме того, он считался лучшим из молодых специалистов-сердечников в Нью-Йорке. Он работал в Сент-Винсентской больнице, но, ради дружбы с Кларксонами, исполнял обязанности их семейного врача. Пола любила Чака и понимала, что иметь этого добряка в качестве доктора Эбби вместо холодного и безразличного чужого человека - большая удача.
Когда Пола с дочерью вошли в кабинет Чака, тот, глянув на Полу, сразу спросил:
- Пола, Бога ради, что с тобой случилось?
- Неужели я выгляжу настолько плохо?
- По крайней мере, не так, как следует.
Она рассказала ему о бессоннице, не называя причины. Он предложил выписать снотворное. Это звучала заманчиво, но она отказалась, потому что не хотела привыкать к барбитуратам. Более того, она знала, что снотворное не устранит саму причину бессонницы.
То, что Чак заметил ее состояние, усиливало нервозность и вынуждало признать серьезность проблемы, касающейся Дункана Эли и его дочери. Выходя вместе с Эбби из больницы, она с тревогой подумала, что история с Дунканом и Роксанной действует на ее психику.
Старый год ушел под покрывалом чистого и жгуче-холодного воздуха из Канады, оставив после себя угрозу забастовки служащих подземки. Майлз и Пола подъехали на такси на Шестьдесят третью улицу и Беннет проводил их в празднично освещенный особняк. Первое, что заметила Пола - похудевшее, по сравнению с прошлой неделей, лицо Дункана. Он казался усталым и сильно постаревшим; хотя его очаровательные манеры и не исчезли, живости заметно поубавилось. "Не мучает ли и его бессонница?" - спросила себя Пола.
В доме толпилось не менее шестидесяти гостей. Пола заметила принцессу Андраши, Филипа Розена и довольно многих музыкальных, телевизионных и светских знаменитостей. Общество было блестящим, а шампанское "Луи Редерер" настолько великолепным, что Пола изменила своей привычке отдавать предпочтение шерри. Дункан провел их через толпу к низенькому человеку с сияющей красной физиономией.
- Сидней, этот тот самый молодой писатель, о котором я тебе говорил, сказал Дункан. - Сидней Рэймонт. Майлз и Пола Кларксоны...
Знаменитый издатель пожал им руки. Пола решила, что этот "Голиаф книжного мира" на самом деле больше походил на маленького, пухлого Давида.
- Дункан расхваливает вас до небес, - заметил Рэймонт Майлзу, - Он сказал, что вы работаете над великим романом - нечто вроде "Саги о Форсайтах" - хотя лично я ненавижу эту "Сагу". Когда вы предполагаете его закончить?
- Если повезет, через четыре месяца. Жена прожужжала мне все уши из-за того, что я занимаюсь на фортепиано, вместо работы над ним.
Сидней посмотрел на Полу.
- Жены писателей - кошмар профессии. Итак, госпожа Писательница, надеюсь, вы позволите мне первому глянуть на "магнум опус" вашего мужа?
- Разумеется. Мы рады были бы отдать его вам для прочтения.
"Почему бы и нет? - подумала она. - Отказывать ему сейчас - бессмыслица". Время ее "моральных устоев" давно миновало.
- Мне нравятся старомодные новеллы, - продолжал Сидней. - Сейчас каждый пишет порнографию, но у этого чтива ограниченный рынок. Наступит день, когда эти ребята обнаружат, что их товаром никто не интересуется. Со временем секс весьма приедается...
- Может, для тебя, но не для меня, - заметил Дункан.
- Старый козел! - засмеялся Рэймонт, забирая очередной бокал с шампанским у проходящего официанта, - Как вы полагаете, Линдсей справится с бастующей подземкой или же город потерпит фиаско, как и пару лет назад?
- Этот город - постоянное фиаско, - ответил Майлз. - Нью-Йорком невозможно управлять. В лучшем случае, это организованная анархия.
- Именно поэтому здесь так интересно жить, - сказал Сидней.
***
К Поле, нашедшей себе местечко у скульптур Джакометти, подошла Роксанна. На ней было бордовое платье модели "Империя", которое Пола мысленно оценила в тысячу долларов. Нельзя было отрицать наличие у хозяйки великолепного вкуса.
- Не стоит. Они всего лишь обычные приветливые люди - и точка. Такие типы все еще встречаются, даже в Нью-Йорке.
Пола слезла с его коленей и вернулась к раковине.
- Все же мне бы хотелось, чтобы они оставили нас в покое, кроме того, ты отвлекаешься от романа ежедневными упражнениями на рояле.
- Не так уж много я упражняюсь.
- Майлз, вспомни! Я - Пола. Пола, которая все видит.
И приходя домой, находит на пианино пепельницу, забитую сигаретными окурками, причем пепельница у пишущей машинки - пуста, словно карман нищего. Мы достаточно поиграли в бирюльки на прошлой неделе, не закончить ли на этой? Роман гораздо важнее вашей игры дуэтом с Дунканом Эли.
Майлз помрачнел, как обычно, когда речь заходила о его самодисциплине.
- Ну, а если он познакомит меня с Сиднеем Рэймонтом? Разве это менее важно?
Нет, если у тебя не будет готового романа, чтобы показать ему. Господин Рэймонт не станет печатать шестнадцать глав.
Оба помолчали; Пола продолжала управляться с посудой, а Майлз погрузился в раздумье. Ей не хотелось пенять ему за неоконченную работу, но она чувствовала, что в данный момент это оправдано. Через пару минут Майлз стряхнул с себя грусть и, подойдя к раковине, обнял жену.
- Не беспокойся. Старая муза уже бьет копытом. На этой неделе я сделаю еще три главы.
- Обещаешь?
- Честное скаутское. Ты согласна помириться с Дунканом Эли, старым юбочником?
Она поставила в раковину, последнюю тарелку.
- Хорошо. Перемирие с Дунканом Эли.
- Глянь, Поли! У тебя на кухне голубь - настоящий голубь мира!
Посмотрев на пустой стол, она со смехом обернулась.
- Ты чокнутый, но на тебя невозможно сердиться.
- Осторожнее со своими мокрыми руками...
- Поцелуй же меня, болван! Унеси меня прочь от мелочных дрязг в свою палатку, поставленную в пустыне, и полюби как следует!
- А может, снизойдешь до спальни? Она поцеловала его, расслабленно ощущая настойчивость его губ.
- Сойду вниз, как только закончу, - промурлыкала она.
- Забудь эти проклятые тарелки!
- Уговорил, - она пробежала ладонью по густым черным волосам. - Майлз, я люблю тебя.
- Я тоже. Чао-чао. Но если ты при этом не полощешь мои волосы в грязной воде.
Оставив посуду в раковине, она пошла следом за ним вниз, в спальню.
Глава 3
Владельцы магазинов превзошли самих себя, украшая витрины к Рождеству. "Сакс" выставил огромную сверкающую елку вместо привычного органа, а расположенный напротив "Рокфеллер центр" превратился в веселую ярмарку в стиле барокко, с доминирующей над ней гигантской елью. Однажды вечером, отправляясь за покупками. Пола захватила с собой Эбби, чтобы показать ей сверкающий городской центр. А на днях утром она вышла из "Бич Бама": чтобы купить кое-что по секрету: настояв, чтобы Майлз потратил не более сотни, Пола ухитрилась скопить на Рождество двести долларов. И теперь она купила ему в "Картье" пару золотых запонок и три рубашки у Брукса. Затем отправилась в магазин Шварца и приобрела роскошного игрушечного пуделя для долларов она пустила на книги, игрушки и симпатичное коричневое пальто для дочери. Разорившаяся, но счастливая, она вернулась в "Бич Бам" с надеждой заработать немного денег.
Она больше не заговаривала с Майлзом о Дункане Эли, решив, что, вероятно, была несправедлива к человеку, которого не в чем было упрекнуть, не считая излишнего любопытства. И чем больше она думала о встрече с Сиднеем Рэймонтом, тем больше нравилась ей эта идея. Пола знала цену нужным связям в издательском мире. Впрочем, она догадывалась, что Майлз все еще валяет дурака. Он набрасывал окурки в пепельницу рядом с пишущей машинкой, но ее не обмануть. Однако, сейчас Рождество, и он уже довольно долго работал над романом, возможно, будет лучше, если он немного отвлечется. У Полы хватало ума, чтобы понимать, что никто не в силах заставить писателя работать, если ему не хочется.
Пола прочла статью Майлза, предназначенную для журнала "Тайме". Она была живой и интересной, представляя собой получасовой разговор с Дунканом. Диалог перемежался биографическими данными: рождение пианиста в Лондоне в 1893 году, его учеба у Мандичевского, известность в качестве "вундеркинда", блестящий дебют в канун первой мировой войны, работа в британской разведке в войну, триумфальное возвращение к музыкальному поприщу, первая женитьба - на француженке, завершившаяся разводом, и вторая - на американке с последующей поездкой в Нью-Йорк в 20-е годы и "американизацией", смерть второй жены и рождение образа "великого старого маэстро фортепиано".
Несмотря на интересный материал, Пола чувствовала, что нечто, не поддающееся определению, было опущено. В очерке присутствовал Дункан Эли, привычный публике и играющий роль любимца. Настоящего Дункана там не было.
Но где он, подлинный Дункан Эли? Этого Пола не знала.
***
Утром двадцать первого они с Майлзом отправились в аэропорт Кеннеди, чтобы встретить его мать. Жанет Кларксон - динамичная блондинка, схоронившая трех мужей, жила в Форт-Лодердейле и занималась продажей домов, одновременно приглядывая себе мужа номер четыре. Она ежегодно приезжала на Рождество к сыну в Нью-Йорк. И ежегодно сходила с самолета загорелой и пошатывающейся, словно зомби, благодаря проглоченному перед полетами для подавления страха немыслимому количеству транквилизаторов.
- Слава Богу, что вы меня встретили! - задыхаясь, выдавила она, когда Майлз подхватил ее под руку. - Еще один "либриум", и мне конец.
- Как прошел полет?
- Ужасно. Трясло всю дорогу. Вдобавок, там оказался некий злой человечек, замышляющий, как мне показалось, захватить самолет и угнать нас на Кубу. Если не сглуплю, то отправлюсь обратно на автобусе. Кто-нибудь слышал о захвате автобуса?
В тот же вечер Жанет пришла к ним пообедать и помочь подготовить к празднику купленную Майлзом елку. Эбби обожала бабушку и с трудом подавляла желание поскорее сорвать красные и зеленые обертки с больших рождественских подарков, привезенных для нее феей-крестной из Форт-Лодердейла. Чтобы успокоить Эбби, ей поручили укрепить на ветках шведских деревянных ангелочков и стеклянные шары. Украшение заняло три часа. Когда все было готово. Пола включила гирлянду из крошечных белых лампочек. Елка ожила, и Эбби восторженно заохала. Потом мать спросила, знает ли юная леди, который час, и дочь, стоически приняв удар судьбы, позволила уложить себя в постель.
- Ей Богу, своими подарками вы принесли Эбби настоящее Рождество, заметила свекровь, вернувшаяся из детской Пола. - У нее сейчас одна тема разговора - о бабушке.
" - Скорее, она дарит Рождество мне, - возразила Жанет, пробуя шотландское виски. - Кстати, она сказала, что не прочь получить собаку. Я подумала, что прежде чем удовлетворить ее просьбу, мне следует посоветоваться с вами.
Майлз поднял руку.
- Никакой собаки - и точка. У нас не хватит для нее места. И меньше всего мне хотелось бы прогуливать щенка по кварталу каждые десять минут.
- Ну хорошо, никаких собак... Были ли у вас на прошлое Рождество друзья Эбби?
- Да, вместе с родителями, - ответила Пола.
- Пожалуй, это великолепно. Ей это понравилось... Кто такой Д.М.Э.?
Взяв черную спичечную книжечку, принесенную Полой из дома Дункана, она зажгла сигарету.
- О, должно быть Дункан Эли.
- Где это вы с ним познакомились? - заинтересовалась Жанет.
Майлз объяснил.
- Уж если ты брал у него интервью, то наверняка знаешь об убийстве! заявила Жанет.
- О каком убийстве? - изумилась Пола.
- О том самом! Конечно, об убийстве его жены, - в сорок восьмом или сорок девятом году, не помню точно.
- В статье ты ни словом не обмолвился о том, что его жена была убита, сказала Пола мужу, - Ты просто сообщил, что она умерла.
- Так просил Дункан, - пожал плечами Майлз. - Естественно, это задевает его чувства. К тому же, зачем говорить об убийстве. Доказано, что произошел несчастный случай.
- Черта с два! - отрезала Жанет. - Помню, как писали о происшедшем в газетах, тогда все утверждали, что жену Дункана Эли убили. Хотя позже дело постарались замять.
- Это случилось со второй женой?
- Да. Она была наследницей и весьма знаменитой...
- И матерью Роксанны?
- Да, - подтвердил Майлз.
- В общем, в то время они находились в Сент-Морице или Церматте, или где-то в этом роде...
- В Сент-Морице.
- Ну да, на лыжном курорте. И однажды утром Эли с женой отправились покататься на склон горы, но она так и не спустилась вниз. Поисковые партии нашли ее на горе в тот же день. У нее было вырвано горло.
- Вырвано'!
- Вот именно. Волком или собакой, или кем-то еще.
- Великий Боже! Но почему они решили, что это убийство?
- Потому что рядом с телом оказались не только многочисленные следы лап, но и ног. Какого-то человека.
- И его не нашли?
- Да.
- Но, возможно, он появился после нападения на нее животного? А потом, знаете ли, он мог сбежать, чтобы не сообщать в полицию...
Жанет допила виски.
- Возможно, но все же это не так.
- Мама, - ядовито вмешался Майлз. - Ты же знаешь, что полиция отбросила версию о таинственных человеческих следах. Они пришли к выводу, что это была собака - и точка. На том дело и кончилось.
- Для них, может, и кончилось, но на мой взгляд, они закончили дело, потому что не смогли его объяснить.
- Объяснить что'! - настойчиво спросила Пола.
- Объяснить тот факт, что множество находившихся поблизости человеческих следов не направлялись к телу, но и не уходили от него. Прочь вели лишь следы лап.
- Вы хотите сказать, что некто просто побывал рядом? Появился из ниоткуда, а затем исчез?
- Верно. И там была свежая снежная пороша.
- А-га, - усмехнулся Майлз. - Это был оборотень. Лон Чейни Младший или Бэтмэн. Он улетел. Но ты забыла добавить, мама, что кроме свежевыпавшего снега, дул сильный ветер.
- О, ерунда. В таком случае, почему не все следы оказались скрытыми? Почему не исчезли следы лап? Нет, версия с ветром не годится. И не говори мне, будто тот человек уехал на лыжах, потому что тогда остались бы следы лыж...
- Но они-то и были найдены!
- Да, но после того, как полиция и репортеры истоптали все вокруг. Те, кто побывал там в первый раз, вовсе не заметили их.
- И полиция решила, что тот человек, кем бы он ни был, случайно обнаружив тело, испугался и укатил прочь на лыжах - абсолютно резонное предположение. Кстати, на следующий день в Сент-Морице обнаружили бешеную собаку с окровавленной мордой и пристрелили ее, вот и конец "таинственно исчезающим следам" и истории с "загадочным убийством". Разве можно обвинять Дункана в умалчивании этой истории, если его окружают упыри, наподобие тебя?
- Может, я и упырь, но по-моему, никто так и не объяснил ничего по-настоящему. А господину Эли достался "золотой дождь": ведь он унаследовал состояние жены - пару миллионов, если не ошибаюсь.
- Что за намеки, - простонав, заметил Майлз. - Да, мама. Именно так все и случилось, сам Дункан рассказал мне. У него были особые ботинки, дающие отпечатки лап; он надел их, подкрался к жене, вырвал ей горло, снял их и наделал множество обычных следов, а затем вновь обулся, сбежал и унаследовал миллионы. За исключением крошечного нюанса: весь тот день он находился в поле зрения по меньшей мере шести человек. Жанет поднялась.
- Ну хорошо, не Дункан. Не знаю, кто там был, но все же считаю, что это убийство, а не несчастный случай. - Она поцеловала Майлза и направилась к лестнице.
- Назавтра у меня запланированы сотни покупок, и лучше будет, если я сейчас же возвращусь в гостиницу. Я смогу поймать такси, если пройду пешком до Шестой авеню, да?
- Пожалуй. Я провожу тебя.
Пола поцеловала свекровь и принялась собирать коробки из-под елочных украшений. Она думала над тем, что же на самом деле произошло на склоне швейцарской горы двадцать лет назад и ощущала досаду на бесхребетного мужа-писателя, не отметившего этого случая, лишь бы не обидеть ненароком Дункана Эли.
И еще подумала о том, не было ли двадцать лет назад у пианиста собаки, похожей на Робина?
Глава 4
Наступившее Рождество не было белым; оно было серым - серым, промозглым и ветренным, словно в ожидании снегопада. Но Эбби это совершенно не трогало. Поднявшись в шесть утра, она стащила сонных родителей с постели и, щебеча, будто птичка, взбежала вверх по лестнице. Включив гирлянду на елке, принялась открывать подарки. К десяти начали приходить ее друзья, внося новые подарки и новую сумятицу. Первыми явились Джордж и Мира Шульманы с сыновьями-близнецами по имени Боб и Рон, затем Мэгги и Чак с тремя своими "индейцами", затем Лен ди Сильвио с восьмилетним монстром Барбарой, немедленно учинившей драку с Эбби и, наконец, семья Риггсов с восьмилетним Джимми и десятилетней Энн. Когда подошла Жанет, дети носились по этажам, словно обезьяны.
- Боже мой, вот так детский сад - или зоопарк! - вскричала она, ускользая от скатившегося по лестнице Рона Шульмана в индейском уборе из перьев, с ужасно похожим на настоящий автоматом и пластиковой мумией в руках.
- Уж, скорее, зоопарк, - простонала Пола, торопясь на кухню, чтобы приготовить горячее какао и печенье. - Иногда, я кажусь себе мазохисткой, кто еще способен этим заниматься?
Уровень шума превышал дискотеку, но, когда подали угощение, он значительно снизился. В тот момент, когда Барбара ди Сильвио сунула печенье за шиворот Эбби, раздался звонок в дверь.
- Мне казалось, все уже в сборе, - заметил Майлз.
- Дорогой, сейчас твоя очередь открывать дверь. Майлз заторопился вниз и через минуту возвратился в сопровождении нагруженных подарками Дункана и Роксанны.
- Веселого Рождества! - загремел Дункан в лучших традициях Санта-Клаусов. - Мы весело гуляем и елку украшаем - все такое прочее... Майлз, эта зеленая коробка для тебя...
- А синяя - для вас. Пола, - добавила Роксанна, протягивая ей коробочку, по бирюзовой обертке которой Пола определила магазин "Тиффани".
- Эбби, а тебе предназначено пять коробок, - сообщил Дункан.
- Пять, - взвизгнула Эбби, округляя глаза и походя на собаку из сказки про огниво.
- Пять! Старый Санта сказал, что ты - настолько хорошая девочка, что он дарит тебе целых пять. Как тебе это нравится?
Волнение Эбби проявилось в той быстроте, с которой она вскрывала коробки с игрушками от Шварца. Майлз замычал в восторге, разворачивая подарочный альбом из тридцати двух сонат Бетховена под редакцией Артура Шнабеля.
- Как вы догадались, что я всегда о них мечтал? - спросил он.
- О них мечтают все пианисты, - ответил Дункан. - И никто не знал их лучше Артура. Впрочем, побывав здесь в прошлый раз, я заметил их отсутствие. Понимаешь? Я ничего не упускаю. Пола? Вы не открыли свой подарок.
Пола отчаянно прикидывала, чем можно наскоро отдарить Дункана и Роксанну, поскольку ей и в голову не пришло купить что-либо для них. Растянув губы в улыбке, она открыла коробочку: там находилась изящная круглая брошь чеканного золота.
- Какая прелесть!
- Знаю, что правила не позволяют едва знакомому мужчине, такому, как я, покупать драгоценности чужой жене, но в моем возрасте это не возбраняется. А кто эта очаровательная леди с южным загаром? Мать Майлза?
Пока Майлз знакомил их с присутствующими, Пола взяла соболиную шубу Роксанны и заспешила вниз вместе с Мэгги.
- Что же им подарить? - прошептала она. - Я совершенно об этом не подумала.
- Заверни тот художественный альбом, который принесли мы с Чаком.
- Ни за что! Он прекрасен, а Эндрю Уайет - мой любимый художник.
- Потом ты сможешь купить другой. Главное - он дорогой и у тебя нет времени для капризов. Слава Богу, я его не надписала... Ты видела когда-нибудь такого роскошного соболя? - Она провела ладонью по отлично выделанным шкуркам шубы, которую Пола уложила на постель. - Не украсть ли мне ее?
- А ты видела когда-нибудь такую роскошную женщину, как Роксанна? - сухо осведомилась Пола, добавив, что не прочь была бы украсть саму Роксанну.
- Зачем?
- Она мне не нравится. Впрочем, ее отец тоже. Пола извлекла из шкафа золотистую оберточную бумагу и красную ленту и принялась отрезать лист.
- Почему не нравятся? - удивленно взглянула на нее Мэгги. - Мне они кажутся вполне очаровательными;
- Не знаю, - пожала плечами Пола. - Просто, они слишком любезны. Слишком раскованы. Назови меня циником, но я не доверяю людям, ни с того ни с сего бросающимся тебе на шею.
- Понимаю, почему она тебе не нравится, - улыбнулась Мэгги. - Ты боишься, что она похитит твоего сексуального мужа.
Пола глянула на подругу, продолжая заворачивать подарок.
- Очень мило с твоей стороны.
- О, пожалуйста не принимай это всерьез! Я не виню тебя в неоправданной ревности.
- Я не ревную! - отрезала Пола. - Просто мне не нравится их назойливость.
- Как угодно, - пожала плечами Мэгги. - Вообще-то, я не прочь заполучить ее в качестве покупательницы. Держу пари, что она могла бы привести за собой шикарную клиентуру.
Пола молча закончила упаковку альбома и, торопливо надписав карточку, сунула ее за ленту. Затем обе подруги с безразличным видом вернулись наверх, где Дункан наигрывал "Джингл Беллз" для толпящихся вокруг и распевающих во все горло малышей. Пола протянула подарок Роксанне, та открыла его и пришла в искренний восторг.
- Мы с Дунканом обожаем Уайета! - восклицала она. "Терпеть не могу людей, называющих родителей по имени", - подумала Пола.
- Его картины обладают какими-то мистическими свойствами, - продолжала Роксанна. - Похоже, изображенные им дома скрывают в себе магические тайны...
- Мне казалось то же самое, - согласилась Пола. "Магические тайны. И в тебе тоже, Роксанна. В чем заключается твоя тайна?".
- Сыграйте что-нибудь из Битлз! - вскричала Эбби, и Дункан с готовностью заиграл "Вчера".
- А теперь рождественские песенки! - попросила Барбара ди Сильвио и остальные единодушно поддержали ее. Дункан поднялся.
- На сегодня хватит, дети.
- Ну пожалуйста, хоть одну!
- Я уже сыграл вам "Джингл Беллз".
- Но это обычная, а не рождественская.
- Пожалуйста, сыграйте "Придите все, кто верует".
- Да, да! Мы хотим эту песенку! Дети запрыгали и ужасно зашумели. К удивлению Полы, благодушное лицо великого маэстро похолодело.
- Я сказал нет.
Дети поняли, что случилась какая-то неприятность и отступили, позволяя ему выйти из-за пианино. Барбара ди Сильвио украдкой показала ему в спину язык. Но когда он подошел к Поле и Жанет, холодность исчезла.
- Что за пианино! - с отвращением бросил он. - Как вы позволяете Майлзу с его талантом играть на подобном инструменте?
- Я знаю, что оно ужасно, но мой сын больше не играет, - смутилась Жанет.
- И напрасно. Напрасно! Какие руки! На всем белом свете не сыщешь и сотни пар подобных.
- Да, руки в самом деле великолепны, - воспряла духом Жанет. - Помню, я слушала, как он играл будучи малышом и думала: "Боже, ну кто в его возрасте может сыграть столь же прекрасно?"
Насколько Пола знала свекровь, та могла, при случае, говорить о сыне часами, поэтому она поднялась, чтобы помочь матерям одевать детей.
"По крайней мере, с Жанет ему не придется играть в Великого инквизитора, подумала Пола, - Та и по своей воле расскажет ему что угодно..."
Мэгги и Чак ушли последними.
- Почему он не сыграл рождественскую песенку? - шепнула Мэгги, целуя на прощание хозяйку.
- Не спрашивай. Может, он переодетый Скрудж <Злой персонаж в комиксах и мультфильмах>.
- Действительно, странно. Детям так нравилась его игра и вдруг - бац! А впрочем, сделаем скидку на артистический темперамент. Пока. Веселого Рождества и всего хорошего!
- До свидания. Спасибо за подарки. - Пола поцеловала Чака и троих малышей и поднялась по лестнице. Оказавшись в гостиной, она услышала слова Жанет: "А когда ему было восемь, имейте в виду, он уже играл "Апассионату" и большинство труднейших этюдов Шопена. Все говорили, что он абсолютный гений!"...
Даже Дункан, этот Великий инквизитор, выглядел утомленным.
***
Жанет улетела домой во Флориду на следующий после Рождества день. Перед посадкой она нервно поглядывала на хмурое небо и, принимая успокоительные пилюли, сожалела, что не поехала автобусом. После того, как она улетела, домашний уклад, казалось, вошел в свою колею, но для Полы многое неуловимо изменилось. Эти "непрестанные вторжения в частную жизнь" Дункана Эли, как расценивала его необъявленные визиты Пола, слегка изменили ритм ее жизни, к тому же Полу мучили нервные предчувствия. Она не знала, что внушало опасения: конечно, рациональной причины для страха не было, поскольку ни Дункан, ни Роксанна не сделали ничего, что могло показаться угрожающим. Как сказал Майлз, они всего лишь "симпатизируют". Но Пола чувствовала, что за этим кроется большее. Возможно, в основе "симпатии" лежала сексуальность. Быть может, ее тревожила рассказанная Жанет история смерти жены Дункана двадцать лет назад. Как бы то ни было. Пола пыталась прогнать опасения прочь. Больше она не заговаривала о Дункане с мужем. И продолжала жить заведенным порядком.
Но ощущение не проходило и начало влиять на ее сон. Она обнаружила, что когда-то спокойные ночи прерываются тревожными снами. Снов она не помнила, просто просыпалась в три ночи, понимая, что видела кошмар, но не в силах была его припомнить. Выкурив сигарету, вновь успокаивалась и засыпала. Но происшедшее беспокоило ее и усиливало чувство дискомфорта.
Она увидела, что волнения начинают проявляться на ее лице. За два дня до Нового года, она привела Эбби в кабинет Чака ван Арсдэйла для прививки против гриппа. Внешность Чака говорила о добродушии, лицо усеивали оспинки, а макушка лысела, но кроме того, он считался лучшим из молодых специалистов-сердечников в Нью-Йорке. Он работал в Сент-Винсентской больнице, но, ради дружбы с Кларксонами, исполнял обязанности их семейного врача. Пола любила Чака и понимала, что иметь этого добряка в качестве доктора Эбби вместо холодного и безразличного чужого человека - большая удача.
Когда Пола с дочерью вошли в кабинет Чака, тот, глянув на Полу, сразу спросил:
- Пола, Бога ради, что с тобой случилось?
- Неужели я выгляжу настолько плохо?
- По крайней мере, не так, как следует.
Она рассказала ему о бессоннице, не называя причины. Он предложил выписать снотворное. Это звучала заманчиво, но она отказалась, потому что не хотела привыкать к барбитуратам. Более того, она знала, что снотворное не устранит саму причину бессонницы.
То, что Чак заметил ее состояние, усиливало нервозность и вынуждало признать серьезность проблемы, касающейся Дункана Эли и его дочери. Выходя вместе с Эбби из больницы, она с тревогой подумала, что история с Дунканом и Роксанной действует на ее психику.
Старый год ушел под покрывалом чистого и жгуче-холодного воздуха из Канады, оставив после себя угрозу забастовки служащих подземки. Майлз и Пола подъехали на такси на Шестьдесят третью улицу и Беннет проводил их в празднично освещенный особняк. Первое, что заметила Пола - похудевшее, по сравнению с прошлой неделей, лицо Дункана. Он казался усталым и сильно постаревшим; хотя его очаровательные манеры и не исчезли, живости заметно поубавилось. "Не мучает ли и его бессонница?" - спросила себя Пола.
В доме толпилось не менее шестидесяти гостей. Пола заметила принцессу Андраши, Филипа Розена и довольно многих музыкальных, телевизионных и светских знаменитостей. Общество было блестящим, а шампанское "Луи Редерер" настолько великолепным, что Пола изменила своей привычке отдавать предпочтение шерри. Дункан провел их через толпу к низенькому человеку с сияющей красной физиономией.
- Сидней, этот тот самый молодой писатель, о котором я тебе говорил, сказал Дункан. - Сидней Рэймонт. Майлз и Пола Кларксоны...
Знаменитый издатель пожал им руки. Пола решила, что этот "Голиаф книжного мира" на самом деле больше походил на маленького, пухлого Давида.
- Дункан расхваливает вас до небес, - заметил Рэймонт Майлзу, - Он сказал, что вы работаете над великим романом - нечто вроде "Саги о Форсайтах" - хотя лично я ненавижу эту "Сагу". Когда вы предполагаете его закончить?
- Если повезет, через четыре месяца. Жена прожужжала мне все уши из-за того, что я занимаюсь на фортепиано, вместо работы над ним.
Сидней посмотрел на Полу.
- Жены писателей - кошмар профессии. Итак, госпожа Писательница, надеюсь, вы позволите мне первому глянуть на "магнум опус" вашего мужа?
- Разумеется. Мы рады были бы отдать его вам для прочтения.
"Почему бы и нет? - подумала она. - Отказывать ему сейчас - бессмыслица". Время ее "моральных устоев" давно миновало.
- Мне нравятся старомодные новеллы, - продолжал Сидней. - Сейчас каждый пишет порнографию, но у этого чтива ограниченный рынок. Наступит день, когда эти ребята обнаружат, что их товаром никто не интересуется. Со временем секс весьма приедается...
- Может, для тебя, но не для меня, - заметил Дункан.
- Старый козел! - засмеялся Рэймонт, забирая очередной бокал с шампанским у проходящего официанта, - Как вы полагаете, Линдсей справится с бастующей подземкой или же город потерпит фиаско, как и пару лет назад?
- Этот город - постоянное фиаско, - ответил Майлз. - Нью-Йорком невозможно управлять. В лучшем случае, это организованная анархия.
- Именно поэтому здесь так интересно жить, - сказал Сидней.
***
К Поле, нашедшей себе местечко у скульптур Джакометти, подошла Роксанна. На ней было бордовое платье модели "Империя", которое Пола мысленно оценила в тысячу долларов. Нельзя было отрицать наличие у хозяйки великолепного вкуса.