Он повернул ключ и откинул крышку ларца.
В первый миг ему показалось, что ничего не произошло. Свет факела не дрогнул, гром не прокатился по подземелью, каменный пол не сдвинулся, уходя из-под ног. Сама шкатулка была пуста. Римьерос уже хотел рассмеяться, обозвать себя легковерным идиотом и уйти, как вдруг увидел голубоватый дымок, густеющий над плитами.
На всякий случай он поставил шкатулку на пол, взял в руки факел и отошел к порогу.
Дымок колыхался, свивался и плотнел, и вскоре над камнями повисло по туманной фигуре, закутанной в призрачный плащ. Привидения становились все реальнее: можно было сказать, что они на глазах обрастали плотью. Уже возможно было различить старческие иссохшие лица и руки, бессильно свисающие вдоль тел. Принц следил за этими чудесами со спокойным любопытством.
И вдруг внезапно, как в кошмарном сне, все переменилось. Призраки открыли глаза - и больше Римьерос ничего не мог видеть. Словно восемь тонких игл-лучей, холодных, как лед, пронзили его беспомощное тело. Он превратился в бабочку, пойманную и насаженную на восемь булавок разом.
"Ты - не тот," прозвучало наконец у него в голове, и лучи отпустили его.
Он перевел дыхание. Лоб, спина и руки его были мокры от липкого, противного пота.
- Вот так сокровище, - пробормотал он в полнейшем изумлении.
"Не кричи", услышал он в себе с четырех строн разом.
"Зачем ты здесь", прозвучало справа и почти одновременно с этим слева послышалось: "Он молод и пришел издалека".
"Они изучают меня," - подумал он и усилием воли унял дрожь в коленях.
"Значительно лучше", тут же отозвались в нем. "Так зачем же ты здесь? Лучше думай, а не говори вслух." - Я, - растерянно вымолвил Римьерос. Никто еще не пытался разговаривать с ним мысленно, и его попытки думать готовыми фразами немедленно просились на язык. - Мне сулил здесь сокровище кхитайский колдун. Он сказал... что-то про исполнение заветного желания. "Какое же у тебя заветное желание, смертный?" - Я надеялся узнать это здесь, - честно ответил принц. - Он сказал - появится то, чего ты больше всего желаешь. "Но с тех пор ты желаешь иного." - Да. - Принц опустил голову. - Ведь я уже был в Звездном Колодце. А до того я видел людей, о которых никогда больше не хочу вспомниать - но, боюсь, буду помнить вечно. И теперь я совсем не знаю, чего хочу. Знаю только, что это не золото. И не корона в чужом краю, ни обычаев, ни языка которого я не знаю, и где даже дети смотрят на меня с ненавистью. Теперь я хочу другого... "Это хорошо," заметили все четверо разом. Римьерос так и ощутил это "хорошо" - сразу с четырех сторон. - Наверное, - с силой выдохнул он, собравшись с мыслями, ибо внезапно все сделалось для него кристально ясным, и он не понимал теперь, как мог не видеть этого раньше. - Больше всего я хотел бы иметь свое маленькое королевство. Но мне не нужно чужого, не нужно большое королевство брата - мне бы что-нибудь поменьше. И свое. И чтобы меня любили в нем так же, как эти наверху любят своего кайбона. "На это нужно тринадцать поколений," ответили они со смехом. - Пусть я буду первым, - упрямо тряхнул головой юный принц. "Да будет так," отозвались они. "Возвращайся в свой домен и сделай из него такое королество. Однако не жди, что на этом все закончится. Хочешь ты того или нет, но престол Зингары ждет тебя. От судьбы не уйти даже бессмертным - не противься ее воле." - Я не стану братоубийцей, - сердито отозвался Римьерос. Такой ценой мне ничего не надо. Я не стану добиваться короны, даже если того пожелают все боги мира! И вам меня не переубедить. Настало недолгое молчание. Казалось, зал застыл, точно само время остановилось в нем, и Римьерос невольно поежился. Он внезапно пожалел о сказанных словах - точно почувствовал, что могли они пробудить неведомых богов, о которых он только что отзывался с таким пренебрежением, и теперь пронизывающие взгляды их устремлены прямо на него. Бесплотные голоса разрушили чары. Принц вздрогнул. "Он не может знать," произнес один укоризненно. "Не может знать о том, чего не видят его глаза." "Письмо," подтвердил другой голос. "Он не может знать о письме. Но король уже получил его." "И готовит достойную встречу изменнику. У него не останется другого выхода, кроме как принять бой..." "С судьбой не поспоришь." В этой последней фразе была окончательность смертного приговора, и, вконец сбитый с толку и перепуганный, Римьерос вскричал: - Стойте! О каком еще письме вы говорите? Я не писал брату ничего такого, что могло бы вызвать его гнев. Почему он должен ополчиться на меня? Но голоса молчали. И фигуры во мраке колыхались почти смущенно, точно выдали нечто такое, о чем не имели права говорить, и, обескураженный, принц осознал, что больше ничего не добьется от загадочных призраков. - Но если вы говорите, что меня ждет престол, значит, я все же одержу победу? - сделал он последнюю попытку проникнуть за плотную завесу будущего, которую на такой краткий и томящий миг приоткрыли для него подземные стражи. Они по-прежнему молчали. В сердцах принц сплюнул и развернулся, чтобы уйти. - Ну так и спите дальше в своих могилах! К чему вы нужны тогда, таинственные духи, если все, что вы можете, это смущать человеческий ум загадками, кормить его пустыми обещаниями и несбыточными надеждами, или наполнять его душу ядовитым страхом. Мне не нужно ни то, ни другое! Он был уже готов покинуть зал, уверенный, что стражи и впрямь погрузились в вековой сон, из которого вырвало их его появление, как вдруг бесплотный голос, в котором, однако, явственно угадывалась улыбка, послышался у него в сознании. "Мы никогда не спим. А что до страхов обещаний и надежд - мы каждому даем лишь то, чего он на самом деле хочет. Тот маг, что приходил до тебя, думал, чято желает власти. Он желал внушать страх, ибо обида и зависть точила его. И мы дали ему страх, но страх оказался сильнее и пожрал его самого. Теперь мы вечно с ним, и с каждым годом он боится все больше. Видишь, он послал тебя, хотя мог бы придти и сам. - Но он сказал мне, что сюда можно придти лишь однажды, припомнил Римьерос. - Он прочел в каком-то древнем манускрипте... "Он обманывал сам себя - ибо поялся признать истину. Просто обычно второй раз сюда приходить незачем, смертный. С каждым мы пребудем вечно. Теперь ты всегда сможешь чувствовать наше присутствие. Звездный колодец будет в твоей душе, и свет его озарит твою жизнь" - Это будет очень неудобно, - отозвалсь Римьерос без восторга. - Как же я тогда смогу лгать? В ответ в нем что-то тихонько зазвенело, и он понял, что это - смех. "Ступай теперь. Твое королевство ждет тебя. И тот, другой, он также найдет свое. Вы будете рядом. Еще ближе, чем тогда у костра. А мы будем с вами. И вам незачем будет лгать," - звон повторился. "Ступай." Этих прощальных слов Римьерос не понял, но в них было обещание и надежда - ему этого было достаточно. Видя, что плоть снова превращается в туман, Римьерос крикнул: - Стойте! А этот, который правит наверху, он был здесь у вас? "Конечно," отозвались они, но уже словно издалека. "Но ведь дело даже не в нас, принц. Неужели ты до сих пор этого не понял?" Принц Римьерос, герцог Лара, ощутил внутри себя пустоту и понял, что Четверо исчезли. Ларец на полу он забирать не стал. Прихватив с собой факел, он вернулся к своим спутникам и на вопросительные взгляды ответил лишь: - Ян Шань обманул меня. Но гораздо раньше он обманул сам себя. Здесь нет сокровищ, нет ничего, что можно было бы взять в руки и унести. Пойдемте наверх. - И, не оглядываясь, двинулся вперед. Когда они вышли наконец из храма, было уже далеко заполночь. И в эту ночь Римьерос впервые в жизни спал на голой земле, укрывшись одним только собственным плащом. Ранним утром он поднял еще сонных воинов и велел собираться. Волы, уверенные, что на обратной дороге их нагрузят сверх всякой меры, весело потащили нехитрую утварь свернутого лагеря. Процессия уже приближалась к Тай Чанре, когда навстречу им со стороны города вылетел из-за деревьев взмыленный всадник. - Принц! - закричал он еще издали. - Принц!
Римьерос дождался, когда гонец поравняется с ним и соскочит с коня, и только после этого ровно спрсил:
- Что случилось?
- Принц, барон Марко послал меня немедленно разыскать вас, ибо он очень боялся, как бы с вами чего не приключилось. Этой ночью на нас напали демоны!
- Демоны? - недоверчиво переспросил принц. - Откуда?
- Из пещер, что за городом! Их там сотни, а, может, и тысячи! И у самых страшных по четыре руки, и в каждой - изогнутый меч, острый, как бритва!
Римьерос нахмурился.
- Я же велел не соваться в пещеры. Зачем вы туда полезли, Нергал вас побери? Не могли просто дождаться моего возвращения?
Гонец прижал стиснутые руки к груди - от усердия говорить как можно более убедительно.
- Мы не прошли и десяти шагов, клянусь Пресветлым! Они выскочили на нас - черные, как сама тьма! Мы не успели даже вытащить мечм из ножен, как двое из наших были обезглавлены, а двое - разрублены пополам! Барон Марко был ранен стрелой в бок, мы еле вытащили его оттуда, а стрелы так и спались со всех сторон!
Лицо принца потемнело от гнева и гонец в ужасе отшатнулся, ожидая оплеухи. Но Римьерос этого даже не заметил.
- В лагерь! - скомандовал он. - Четверо остаются при повозках, остальные едут вперед и помогают сворачиваться. Отсюда надо уходить.
В лагере, расположившимся под самыми городскими стенами, ему навстречу вышел, хромая, да Ронно с лицом бледным от потери крови и бессильной ярости.
- Вы ранены, друг мой, и сейчас я вам ничего не скажу, - сдержанно заявил ему Римьерос. - Велите начинать сворачивать лагерь. Мы тотчас же уезжаем домой. Барон пытался что-то возразить, но принц даже не слушал его возражений. Ни загадочное горное княжество, ни вся эта страна, такая огромная и полная тайн, больше не интересовали его. Может быть, когда-нибудь позже, в окружении придворных дам и рыцарей, он с наслаждением послушает цветистую балладу об этих краях и о собственных подвигах, где, скорее всего, не будет ни слова правды, и вздох сожаления незаметно сорвется с уст... Но сейчас, помимо воли, взор его устремлялся на запад. - На запад, - произнес он вполголоса, не сознавая даже, что говорит вслух, и да Ронно подивился, как уверенно и сурово звучит голос его повелителя. - В Зингару. Довольно мы странствовали по свету - на родине нас ждут великие дела.
Эпилог.
Наутро, увидев, что зингарец спешно уводит своих, кхитайские лучники, в страхе, что теперь гнев святого кайбона и его демонов падет на их головы, в страхе бежали. Жители Тай Чанры вышли из пещер и как ни в чем не бывало взялись за обычные ежедневные труды. Точно и не было ни пережитого страха, ни давящей тьмы пещер, ни ожидания в томительной неизвестности. "Падда не оставил своих детей!" - восклицали они, и в словах их не было ни удивления, ни страха, а лишь бесконечная уверенность, что все именно так и должно было случиться. Падда не оставил своих детей. А на оплетенной зеленью террасе дворца Конан собрал своих приятелей, ставших ему еще более близкими в этом чужом краю. Совместные вылазки, звон оружия и пролитая кровь сплотили их сильнее, чем все золото, украденное из сокровищниц кхитайских богачей - но теперь Тай Цзон был в безопасности, они с честью справились с возложенной на них миссией, и четверым искателям приключений предстояло решить, что им делать дальше. С добродушной усмешкой Конан подтолкнул в бок Сагратиуса, грузно развалившегося в кресле с бутылью самого крепкого вина, какое только удалось отыскать в подвалах дворца. Боевые вылазки последних дней ничуть не утомили толстяка, однако, когда все кончилось, он в ужасе объявил, что, кажется, похудел и осунулся от пережитых волнений и теперь ему грозит страшная гибель от недоедания - так что теперь он спешно наверстывал упущенное, ч утра до вечера почти не покидая стола. Глядя на лоснящуюся от жира физиономию гиганта в нездоровье его верилось лишь с большим трудом, однако любого, кто осмелился бы отнестись к жалобам его без должного доверия, пришлось бы познакомиться с дубинкой толстяка... а на это, особенно после того, как в подземельях Тай Цзона он показал свое искусство, желающих не находилось. - Что, жрец, по вкусу тебе пришлось здешнее гостеприимство? Не утруждая себя ответом, Сагратиус довольно хрюкнул и вновь приложился к бутылке. Затем тяжело, всем корпусом повернулся к киммерийцу. - Уж не почудилось ли мне, о блудный сын Крома, или я и впрямь уловил скрытый смысл в твоих словах? Уловив его настороженность, Кинда с Силлой, до того негромко переговаривавшиеся о чем-то, стоя у балюстрады, настороженно обернулись. Силла тревожным жестом поправила повязку на предплечье она настояла, чтобы и ей позволили, наравне с мужчинами, участвовать в обороне подземной галереи, и зингарский клинок зацепил ее. Кинда, по счастью, оказался рядом и сумел вытащить отважную красавицу из гущи сражения. Правда, не раньше, чем она метким броском кинжала уложила нападавшего. - О чем вы говорите, Сагратиус? - спросила девушка тревожно. На сердце у нее последние дни было неспокойно - и потому любая мелочь воспринималась как угроза. - Да вот, - с лукавой усмешкой пояснил бывший жрец, похлопывая Конана по плечу, - нашему командиру что-то опять не сидится на месте. Он ведь у нас из тех, кто норовит сбежать в самом начале пира! Киммериец выглядел смущенным. Он не думал, что Сагратиус так легко раскусит его. А ведь он и сам еще толком ничего не успел решить. К тому же, прежде чем покинуть Тай Цзон, у него оставалось еще одно дело, не решив которое об отъезде нечего было и думать. - С чего ты взял, что я собираюсь куда-то уходить? Аквилонец расхохотался. - Неужели я мог бы хоть на миг поверить, что ты и впрямь решишься принять предложение нашего хозяина и останешься навсегда в этих благословенных краях? Хотя слов нет, предложение заманчивое... Было в его интонации что-то такое, что заставило варвара мгновенно насторожиться. - Э-э... - протянул он, пораженный. - Вот оно что, оказывается! - И обернулся к Силле с Киндой, не упускавшим ни слова из разговора, почувствовав внезапную досаду. Неужели и эти вот так запросто предадут его? Неужто и им сладкая жизнь покажется приятнее? Он и себе не решался признаться, насколько это задело его. До сих пор Конан даже не допускал подобной возможности. Как ни привык он странствовать в одиночку, но с этой троицей сжился, как с родными, и одна мысль о том, что он мог потерять их, наполняла его болью. - Так что же? - обратился он к ним. - Вы-то что решили? К его великому облегчению, Кинда отозвался почти мгновенно, без колебаний. - Ветер Пустыни несет Кинду, - объявил карлик торжественно. На восток несет Вечный Ветер своего сына - и на восток я пойду, до самого края мира. Там Великая Пустыня поглотит сына. Там Кинда найдет покой. Слова его звучали торжественно и уверенно, словно этот невысокий жилистый человечек с далеким взглядом черных глаз не испытывал и тени неуверенности в том, что все будет именно так, и обещанный покой уже ждет его - только руку протяни. Это казалось Конану странным, он не понимал огня, горевшего в душе жителя степей, но не мог не проникнуться уважением к его непоколебимой решимости. И, главное, теперь он знал, что Кинда продолжит путь вместе с ним. На душе у него стало чуть полегче. - Вот видишь, - обернулся он к Сагратиусу. - Не все такие как ты, толстый обжора. - И, неожиданно сам для себя, с надеждой добавил. - А может, передумаешь? Что, в других краях, в конце концов, девок и вина тебе не найдется. Лоснящееся лицо бывшего жреца обрело неожиданно задумчивое выражение. - Боюсь, друг мой, ты превратно понял мои намерения. поверь, не еда и не утехи плоти привлекли меня в этих благословенных краях. Я скажу тебе то, в чем не осмеливался признаться прежде никому... Толстяк вздохнул, собираясь с мыслями. - Видишь ли, Конан, и вы, друзья мои, Здесь, в этом крохотном княжестве на краю света мне впервые открылось нечто такое, о чем прежде я не смел даже мечтать. Называйте это Богом, Истиной, Красотой наконец... я искал это всю жизнь. И заливал разочарование вином, ибо был уверен, что поиски мои бесплодны, бессмысленны и навсегда останутся таковыми. Ибо Истина не живет в нашем грешном мире, и людям не дано зацепить даже краешек ее плаща. Но здесь... - Ты думаешь, что нашел это нечто? Четверо на террасе вздрогнули. Это подал голос показавшийся в дверях Тай Юэнь. Сагратиус обернулся к нему. - Мне кажется, да, - произнес он неуверенно. Кайбон Тай Цзона задумчиво кивнул. - Ты станешь для нас желанным гостем, аквилонец. Но неожиданно жрец Митры покачал головой. - Я благодарен тебе за эти слова, князь. Более того, я льщу себя надеждой, что когда-нибудь мне позволено будет воспользоваться твоей щедростью. Когда-нибудь. Но не сейчас. Тай Юэнь не сказал ничего. В чуть раскосых темных глазах его отразилось понимание и сочувствие. Конан подал голос вместо него. - Как тебя понимать, приятель? То ты остаешься, то нет... Ты хоть сам-то знаешь, чего хочешь? - Конечно! - И неожиданно Сагратиус Мейл расхохотался заливисто и громко, и от смеха его остальные почувствовали неожиданное облегчение. Такой Сагратиус, шумный и веселый был им куда понятнее и ближе задумчивого философа. - Конечно, друзья мои, я знаю, чего хочу! Бродить по свету, дойти вместе с Киндой до самого края земли и плюнуть вниз - и распить там, на краю, бутылочку доброго винца! Вот, чего я хочу. А уж потом, к старости... вернуться сюда и постигать истину. Что еще мне тогда останется?! - Отлично сказано, дружище! - Конан хлопнул его по плечу. До старости еще целая жизнь - кто же станет растрачивать ее на пустые раздумья! - Он перевел дух и счастливым взглядом обвел приятелей. Ничто так не пробуждало дух киммерийца как предвкушение новых странствий. - Вот и отлично! Значит, решено. Передохнем здесь немного, я одно дело закончу - и в путь. Он поднялся на ноги. И в этот миг тоненький девичий голосок, почти на грани слез, произнес: - Только без меня. Силлы хватило только на эти три коротких слова - и она разрыдалась безутешно и горько. Киммериец, обеспокоенный, сжал ее в объятиях. Он и сам замечал, что последние несколько дней с девушкой творится неладное, но не обращал на это внимания, надеясь, что само как-нибудь обойдется... И вот на тебе. - Что такое? -- Неловкой, непривычной к ласке ладонью он гладил ее по плечам. - Кто тебя обидел, малышка? Силла покачала головй. Слезы уже не катились у нее по щекам, но взор, упорно избегавшей киммерийца, был устранен куда-то вдаль, вглубь парка, начинавшегося чуть ниже террасы. Проследив за ее взглядом, Конан, к своему изумлению увидел там, на берегу искусственного озера, стройного, как тростика, юношу в шелковых одеждах, не сводившего жадных глаз с их террасы. Мау Па, всплыло неожиданно в памяти имя. Бывший придворный императора. То-то он все эти дни крутился поблизости... Но кто бы мог подумать! Ревность острой иголочкой кольнула сердце Конана, но он поспешил изгнать ее. С самого начала он относился с Силле скорее по-приятельски, покровительственно, и ласки ее принимал с удовольствием, но без испепеляющей страсти. Да и в ее отношении было больше благодарности забитого зверька, попавшего вдруг к доброму хозяину, чем настоящей любви. И когда она встретила юного кхитайца, должно быть, вся жизнь для нее перевернулась. Так что он будет искренне рад ее счастью. - Что ж, - варвар нерешительно обернулся к кайбону, подошедшему ближе и смотревшему вниз, как и Конан. - Ты здесь главный, тебе и решать, парень... Тай Юэнь рассмеялся - и тут же смех его сменился кашлем. Киммериец с тревогой взглянул на друга. - Мау Па только сегодня утром признался мне, что полюбил твою сестричку, как только увидел ее. - Конан усмехнулся, отметив слова "сестричка". Но, должно быть, так и вправду будет лучше для всех. - Собственно, я и затем пришел сюда сейчас, чтобы просить за него. - Кайбон улыбнулся, больше не решаясь смеяться. - Впрочем, не сомневаюсь, что даже вздумай я возражать, ты, мой бесстрашный ун-баши, должно быть, выкрал бы их обоих и силком отправил под венец. Как когда-то нас с Фейрой. Так что не мне противиться твоей воле! Варвар заулыбался, и на сердце у него потеплело. И даже сияющее личико Силлы не могло омрачить его хорошего настроения. Ладно! Будут у него еще женщины. Да и что все они стоят перед истинной мужской дружбой! - Значит, решено. Но не думай, что ты от нас так скоро отделаешься. Я же сказал - перед отъездом мне надо завершить еще одно дело. - Еще одно?! - В притворном ужасе закатил глаза Тай Юэнь. Ты уже в одиночку обратил в бегство армию императора, о мой не ведающий сомнений друг. Неужто и этого тебе мало? Какого же врага, достойного своей стойкости и отваги избрал ты себе на сей раз? - Врага? - С неожиданной серьезностью киммериец взглянул другу в глаза. - Достойного врага, ты прав. Этот враг - сама смерть. - Что ты хочешь этим сказать? - Да ничего. Просто запомни, не зваться мне больше Конаном, сыном Крома, если я не сумею вырвать тебя из когтей этой проклятой болячки! И, видя, что тот в растерянности, уверенно скомандовал князю: - Собирайся. Никаких празднеств и чествований больше не будет, пока ты не перестанешь кашлять кровью. Обещанные предсказания тоже подождут. - И что ты намерен со мной делать? - с улыбкой спросил Тай Юэнь. - А что до предсказаний, то ты и сам все знаешь не хуже меня. Тебе ведь уже как-то предсказывали судьбу. - Предсказывали, - мрачно буркнул Конан. - Что королем стану. Ну, лишь бы не ошиблись... Но ты напрасно думаешь, что отвертишься. Нечего мне уши заговаривать глупостями! Ты слышал, что я сказал: собирайся. Кроме ножа никакого оружия не бери. - Скажи все же, что ты хочешь делать? - Гонять тебя взад-вперед по джунглям и горам, питаясь тем, что мы сами добудем. Лучшее средство от чахотки - ваша рисовая отрава вперемешку с сырым мясом. Вон, и Сагратиус то же самое говорит. А жрецы Митры в этих делах смыслят поболее ваших местных коновалов. Толстый аквилонец согласно закивал. Это он первым подал Конану мысль о том, как попробовать излечить его друга. И присоветовал даже кое-какие травы, которые видел в здешних местах. Но дальше все уже зависело только от самого кайбона. Тай Юэнь смотрел на него, по-прежнему улыбаясь. - Я же говорил тебе, что мы не едим мяса. - А ты - будешь, упрямец несчастный, - заявил Конан, медленно закипая. Но князь улыбался весело и понимающе. На него невозможно было долго сердиться. Киммериец хмыкнул и поднял глаза к небу, оценивая погоду.
- Послушай, ты тучи разогнать сможешь, если захочешь? спросил он вдруг. - Никогда не пробовал, - ответил Тай Юэнь, тоже невольно поднимая глаза. - Но наверное смогу, если понадобится.
- И при этом собираешься умирать от крови в легких? Да ты спросто сошел с ума со своей дурацкой идеей неотвратимости судьбы. Скажи мне лучше вот что: если бы ты встретил в лесу тигра, подыхающего в ловушке, что бы ты сделал? Прошел бы мимо? Добил бы? Или взялся бы лечить?
- Тигры у нас в горах редки, - рассудительно заметил Тай Юэнь. - Так что, наверное, стал бы лечить.
- Ага. - Теперь Конан глядел прямо на него, чуть сощурив синие глаза. - А чем бы ты его кормил? Ведь пришлось бы убивать.
- Значит, пришлось бы.
- А если бы он царапался и кусался?
- Перестань говорить загадками. К чему ты все это ведешь?
- К тому, что теперь ты - мой тигр. И если ты будешь кусаться и царапаться, я свяжу тебя по рукам и ногам, так и знай. Но своего все равно добьюсь. Когда мы уедем отсюда - ты будешь здоровее жеребчика-трехлетки. И думать забудешь о всяких глупостях. В конце концов, не для того я искал твоей Фейре мужа, чтобы она осталась вдовой во цвете лет. Ну что? - варвар с деланой угрозой сдивнул брови. - Своей волей пойдешь или веревку брать? Тай Юэнь посмотрел на пресполненное мрачной решимости лицо киммерийца и понял, что это не пустые угрозы. Свяжет по рукам и ногам и потащит за собой, сколько бы он ни брыкался. И тогда он рассмеялся - как показалось Конану, с облегчением - и негромко откликнулся: - Не беспокойся, дружище, связывать меня не придется. В горы человек должен идти сам.
В первый миг ему показалось, что ничего не произошло. Свет факела не дрогнул, гром не прокатился по подземелью, каменный пол не сдвинулся, уходя из-под ног. Сама шкатулка была пуста. Римьерос уже хотел рассмеяться, обозвать себя легковерным идиотом и уйти, как вдруг увидел голубоватый дымок, густеющий над плитами.
На всякий случай он поставил шкатулку на пол, взял в руки факел и отошел к порогу.
Дымок колыхался, свивался и плотнел, и вскоре над камнями повисло по туманной фигуре, закутанной в призрачный плащ. Привидения становились все реальнее: можно было сказать, что они на глазах обрастали плотью. Уже возможно было различить старческие иссохшие лица и руки, бессильно свисающие вдоль тел. Принц следил за этими чудесами со спокойным любопытством.
И вдруг внезапно, как в кошмарном сне, все переменилось. Призраки открыли глаза - и больше Римьерос ничего не мог видеть. Словно восемь тонких игл-лучей, холодных, как лед, пронзили его беспомощное тело. Он превратился в бабочку, пойманную и насаженную на восемь булавок разом.
"Ты - не тот," прозвучало наконец у него в голове, и лучи отпустили его.
Он перевел дыхание. Лоб, спина и руки его были мокры от липкого, противного пота.
- Вот так сокровище, - пробормотал он в полнейшем изумлении.
"Не кричи", услышал он в себе с четырех строн разом.
"Зачем ты здесь", прозвучало справа и почти одновременно с этим слева послышалось: "Он молод и пришел издалека".
"Они изучают меня," - подумал он и усилием воли унял дрожь в коленях.
"Значительно лучше", тут же отозвались в нем. "Так зачем же ты здесь? Лучше думай, а не говори вслух." - Я, - растерянно вымолвил Римьерос. Никто еще не пытался разговаривать с ним мысленно, и его попытки думать готовыми фразами немедленно просились на язык. - Мне сулил здесь сокровище кхитайский колдун. Он сказал... что-то про исполнение заветного желания. "Какое же у тебя заветное желание, смертный?" - Я надеялся узнать это здесь, - честно ответил принц. - Он сказал - появится то, чего ты больше всего желаешь. "Но с тех пор ты желаешь иного." - Да. - Принц опустил голову. - Ведь я уже был в Звездном Колодце. А до того я видел людей, о которых никогда больше не хочу вспомниать - но, боюсь, буду помнить вечно. И теперь я совсем не знаю, чего хочу. Знаю только, что это не золото. И не корона в чужом краю, ни обычаев, ни языка которого я не знаю, и где даже дети смотрят на меня с ненавистью. Теперь я хочу другого... "Это хорошо," заметили все четверо разом. Римьерос так и ощутил это "хорошо" - сразу с четырех сторон. - Наверное, - с силой выдохнул он, собравшись с мыслями, ибо внезапно все сделалось для него кристально ясным, и он не понимал теперь, как мог не видеть этого раньше. - Больше всего я хотел бы иметь свое маленькое королевство. Но мне не нужно чужого, не нужно большое королевство брата - мне бы что-нибудь поменьше. И свое. И чтобы меня любили в нем так же, как эти наверху любят своего кайбона. "На это нужно тринадцать поколений," ответили они со смехом. - Пусть я буду первым, - упрямо тряхнул головой юный принц. "Да будет так," отозвались они. "Возвращайся в свой домен и сделай из него такое королество. Однако не жди, что на этом все закончится. Хочешь ты того или нет, но престол Зингары ждет тебя. От судьбы не уйти даже бессмертным - не противься ее воле." - Я не стану братоубийцей, - сердито отозвался Римьерос. Такой ценой мне ничего не надо. Я не стану добиваться короны, даже если того пожелают все боги мира! И вам меня не переубедить. Настало недолгое молчание. Казалось, зал застыл, точно само время остановилось в нем, и Римьерос невольно поежился. Он внезапно пожалел о сказанных словах - точно почувствовал, что могли они пробудить неведомых богов, о которых он только что отзывался с таким пренебрежением, и теперь пронизывающие взгляды их устремлены прямо на него. Бесплотные голоса разрушили чары. Принц вздрогнул. "Он не может знать," произнес один укоризненно. "Не может знать о том, чего не видят его глаза." "Письмо," подтвердил другой голос. "Он не может знать о письме. Но король уже получил его." "И готовит достойную встречу изменнику. У него не останется другого выхода, кроме как принять бой..." "С судьбой не поспоришь." В этой последней фразе была окончательность смертного приговора, и, вконец сбитый с толку и перепуганный, Римьерос вскричал: - Стойте! О каком еще письме вы говорите? Я не писал брату ничего такого, что могло бы вызвать его гнев. Почему он должен ополчиться на меня? Но голоса молчали. И фигуры во мраке колыхались почти смущенно, точно выдали нечто такое, о чем не имели права говорить, и, обескураженный, принц осознал, что больше ничего не добьется от загадочных призраков. - Но если вы говорите, что меня ждет престол, значит, я все же одержу победу? - сделал он последнюю попытку проникнуть за плотную завесу будущего, которую на такой краткий и томящий миг приоткрыли для него подземные стражи. Они по-прежнему молчали. В сердцах принц сплюнул и развернулся, чтобы уйти. - Ну так и спите дальше в своих могилах! К чему вы нужны тогда, таинственные духи, если все, что вы можете, это смущать человеческий ум загадками, кормить его пустыми обещаниями и несбыточными надеждами, или наполнять его душу ядовитым страхом. Мне не нужно ни то, ни другое! Он был уже готов покинуть зал, уверенный, что стражи и впрямь погрузились в вековой сон, из которого вырвало их его появление, как вдруг бесплотный голос, в котором, однако, явственно угадывалась улыбка, послышался у него в сознании. "Мы никогда не спим. А что до страхов обещаний и надежд - мы каждому даем лишь то, чего он на самом деле хочет. Тот маг, что приходил до тебя, думал, чято желает власти. Он желал внушать страх, ибо обида и зависть точила его. И мы дали ему страх, но страх оказался сильнее и пожрал его самого. Теперь мы вечно с ним, и с каждым годом он боится все больше. Видишь, он послал тебя, хотя мог бы придти и сам. - Но он сказал мне, что сюда можно придти лишь однажды, припомнил Римьерос. - Он прочел в каком-то древнем манускрипте... "Он обманывал сам себя - ибо поялся признать истину. Просто обычно второй раз сюда приходить незачем, смертный. С каждым мы пребудем вечно. Теперь ты всегда сможешь чувствовать наше присутствие. Звездный колодец будет в твоей душе, и свет его озарит твою жизнь" - Это будет очень неудобно, - отозвалсь Римьерос без восторга. - Как же я тогда смогу лгать? В ответ в нем что-то тихонько зазвенело, и он понял, что это - смех. "Ступай теперь. Твое королевство ждет тебя. И тот, другой, он также найдет свое. Вы будете рядом. Еще ближе, чем тогда у костра. А мы будем с вами. И вам незачем будет лгать," - звон повторился. "Ступай." Этих прощальных слов Римьерос не понял, но в них было обещание и надежда - ему этого было достаточно. Видя, что плоть снова превращается в туман, Римьерос крикнул: - Стойте! А этот, который правит наверху, он был здесь у вас? "Конечно," отозвались они, но уже словно издалека. "Но ведь дело даже не в нас, принц. Неужели ты до сих пор этого не понял?" Принц Римьерос, герцог Лара, ощутил внутри себя пустоту и понял, что Четверо исчезли. Ларец на полу он забирать не стал. Прихватив с собой факел, он вернулся к своим спутникам и на вопросительные взгляды ответил лишь: - Ян Шань обманул меня. Но гораздо раньше он обманул сам себя. Здесь нет сокровищ, нет ничего, что можно было бы взять в руки и унести. Пойдемте наверх. - И, не оглядываясь, двинулся вперед. Когда они вышли наконец из храма, было уже далеко заполночь. И в эту ночь Римьерос впервые в жизни спал на голой земле, укрывшись одним только собственным плащом. Ранним утром он поднял еще сонных воинов и велел собираться. Волы, уверенные, что на обратной дороге их нагрузят сверх всякой меры, весело потащили нехитрую утварь свернутого лагеря. Процессия уже приближалась к Тай Чанре, когда навстречу им со стороны города вылетел из-за деревьев взмыленный всадник. - Принц! - закричал он еще издали. - Принц!
Римьерос дождался, когда гонец поравняется с ним и соскочит с коня, и только после этого ровно спрсил:
- Что случилось?
- Принц, барон Марко послал меня немедленно разыскать вас, ибо он очень боялся, как бы с вами чего не приключилось. Этой ночью на нас напали демоны!
- Демоны? - недоверчиво переспросил принц. - Откуда?
- Из пещер, что за городом! Их там сотни, а, может, и тысячи! И у самых страшных по четыре руки, и в каждой - изогнутый меч, острый, как бритва!
Римьерос нахмурился.
- Я же велел не соваться в пещеры. Зачем вы туда полезли, Нергал вас побери? Не могли просто дождаться моего возвращения?
Гонец прижал стиснутые руки к груди - от усердия говорить как можно более убедительно.
- Мы не прошли и десяти шагов, клянусь Пресветлым! Они выскочили на нас - черные, как сама тьма! Мы не успели даже вытащить мечм из ножен, как двое из наших были обезглавлены, а двое - разрублены пополам! Барон Марко был ранен стрелой в бок, мы еле вытащили его оттуда, а стрелы так и спались со всех сторон!
Лицо принца потемнело от гнева и гонец в ужасе отшатнулся, ожидая оплеухи. Но Римьерос этого даже не заметил.
- В лагерь! - скомандовал он. - Четверо остаются при повозках, остальные едут вперед и помогают сворачиваться. Отсюда надо уходить.
В лагере, расположившимся под самыми городскими стенами, ему навстречу вышел, хромая, да Ронно с лицом бледным от потери крови и бессильной ярости.
- Вы ранены, друг мой, и сейчас я вам ничего не скажу, - сдержанно заявил ему Римьерос. - Велите начинать сворачивать лагерь. Мы тотчас же уезжаем домой. Барон пытался что-то возразить, но принц даже не слушал его возражений. Ни загадочное горное княжество, ни вся эта страна, такая огромная и полная тайн, больше не интересовали его. Может быть, когда-нибудь позже, в окружении придворных дам и рыцарей, он с наслаждением послушает цветистую балладу об этих краях и о собственных подвигах, где, скорее всего, не будет ни слова правды, и вздох сожаления незаметно сорвется с уст... Но сейчас, помимо воли, взор его устремлялся на запад. - На запад, - произнес он вполголоса, не сознавая даже, что говорит вслух, и да Ронно подивился, как уверенно и сурово звучит голос его повелителя. - В Зингару. Довольно мы странствовали по свету - на родине нас ждут великие дела.
Эпилог.
Наутро, увидев, что зингарец спешно уводит своих, кхитайские лучники, в страхе, что теперь гнев святого кайбона и его демонов падет на их головы, в страхе бежали. Жители Тай Чанры вышли из пещер и как ни в чем не бывало взялись за обычные ежедневные труды. Точно и не было ни пережитого страха, ни давящей тьмы пещер, ни ожидания в томительной неизвестности. "Падда не оставил своих детей!" - восклицали они, и в словах их не было ни удивления, ни страха, а лишь бесконечная уверенность, что все именно так и должно было случиться. Падда не оставил своих детей. А на оплетенной зеленью террасе дворца Конан собрал своих приятелей, ставших ему еще более близкими в этом чужом краю. Совместные вылазки, звон оружия и пролитая кровь сплотили их сильнее, чем все золото, украденное из сокровищниц кхитайских богачей - но теперь Тай Цзон был в безопасности, они с честью справились с возложенной на них миссией, и четверым искателям приключений предстояло решить, что им делать дальше. С добродушной усмешкой Конан подтолкнул в бок Сагратиуса, грузно развалившегося в кресле с бутылью самого крепкого вина, какое только удалось отыскать в подвалах дворца. Боевые вылазки последних дней ничуть не утомили толстяка, однако, когда все кончилось, он в ужасе объявил, что, кажется, похудел и осунулся от пережитых волнений и теперь ему грозит страшная гибель от недоедания - так что теперь он спешно наверстывал упущенное, ч утра до вечера почти не покидая стола. Глядя на лоснящуюся от жира физиономию гиганта в нездоровье его верилось лишь с большим трудом, однако любого, кто осмелился бы отнестись к жалобам его без должного доверия, пришлось бы познакомиться с дубинкой толстяка... а на это, особенно после того, как в подземельях Тай Цзона он показал свое искусство, желающих не находилось. - Что, жрец, по вкусу тебе пришлось здешнее гостеприимство? Не утруждая себя ответом, Сагратиус довольно хрюкнул и вновь приложился к бутылке. Затем тяжело, всем корпусом повернулся к киммерийцу. - Уж не почудилось ли мне, о блудный сын Крома, или я и впрямь уловил скрытый смысл в твоих словах? Уловив его настороженность, Кинда с Силлой, до того негромко переговаривавшиеся о чем-то, стоя у балюстрады, настороженно обернулись. Силла тревожным жестом поправила повязку на предплечье она настояла, чтобы и ей позволили, наравне с мужчинами, участвовать в обороне подземной галереи, и зингарский клинок зацепил ее. Кинда, по счастью, оказался рядом и сумел вытащить отважную красавицу из гущи сражения. Правда, не раньше, чем она метким броском кинжала уложила нападавшего. - О чем вы говорите, Сагратиус? - спросила девушка тревожно. На сердце у нее последние дни было неспокойно - и потому любая мелочь воспринималась как угроза. - Да вот, - с лукавой усмешкой пояснил бывший жрец, похлопывая Конана по плечу, - нашему командиру что-то опять не сидится на месте. Он ведь у нас из тех, кто норовит сбежать в самом начале пира! Киммериец выглядел смущенным. Он не думал, что Сагратиус так легко раскусит его. А ведь он и сам еще толком ничего не успел решить. К тому же, прежде чем покинуть Тай Цзон, у него оставалось еще одно дело, не решив которое об отъезде нечего было и думать. - С чего ты взял, что я собираюсь куда-то уходить? Аквилонец расхохотался. - Неужели я мог бы хоть на миг поверить, что ты и впрямь решишься принять предложение нашего хозяина и останешься навсегда в этих благословенных краях? Хотя слов нет, предложение заманчивое... Было в его интонации что-то такое, что заставило варвара мгновенно насторожиться. - Э-э... - протянул он, пораженный. - Вот оно что, оказывается! - И обернулся к Силле с Киндой, не упускавшим ни слова из разговора, почувствовав внезапную досаду. Неужели и эти вот так запросто предадут его? Неужто и им сладкая жизнь покажется приятнее? Он и себе не решался признаться, насколько это задело его. До сих пор Конан даже не допускал подобной возможности. Как ни привык он странствовать в одиночку, но с этой троицей сжился, как с родными, и одна мысль о том, что он мог потерять их, наполняла его болью. - Так что же? - обратился он к ним. - Вы-то что решили? К его великому облегчению, Кинда отозвался почти мгновенно, без колебаний. - Ветер Пустыни несет Кинду, - объявил карлик торжественно. На восток несет Вечный Ветер своего сына - и на восток я пойду, до самого края мира. Там Великая Пустыня поглотит сына. Там Кинда найдет покой. Слова его звучали торжественно и уверенно, словно этот невысокий жилистый человечек с далеким взглядом черных глаз не испытывал и тени неуверенности в том, что все будет именно так, и обещанный покой уже ждет его - только руку протяни. Это казалось Конану странным, он не понимал огня, горевшего в душе жителя степей, но не мог не проникнуться уважением к его непоколебимой решимости. И, главное, теперь он знал, что Кинда продолжит путь вместе с ним. На душе у него стало чуть полегче. - Вот видишь, - обернулся он к Сагратиусу. - Не все такие как ты, толстый обжора. - И, неожиданно сам для себя, с надеждой добавил. - А может, передумаешь? Что, в других краях, в конце концов, девок и вина тебе не найдется. Лоснящееся лицо бывшего жреца обрело неожиданно задумчивое выражение. - Боюсь, друг мой, ты превратно понял мои намерения. поверь, не еда и не утехи плоти привлекли меня в этих благословенных краях. Я скажу тебе то, в чем не осмеливался признаться прежде никому... Толстяк вздохнул, собираясь с мыслями. - Видишь ли, Конан, и вы, друзья мои, Здесь, в этом крохотном княжестве на краю света мне впервые открылось нечто такое, о чем прежде я не смел даже мечтать. Называйте это Богом, Истиной, Красотой наконец... я искал это всю жизнь. И заливал разочарование вином, ибо был уверен, что поиски мои бесплодны, бессмысленны и навсегда останутся таковыми. Ибо Истина не живет в нашем грешном мире, и людям не дано зацепить даже краешек ее плаща. Но здесь... - Ты думаешь, что нашел это нечто? Четверо на террасе вздрогнули. Это подал голос показавшийся в дверях Тай Юэнь. Сагратиус обернулся к нему. - Мне кажется, да, - произнес он неуверенно. Кайбон Тай Цзона задумчиво кивнул. - Ты станешь для нас желанным гостем, аквилонец. Но неожиданно жрец Митры покачал головой. - Я благодарен тебе за эти слова, князь. Более того, я льщу себя надеждой, что когда-нибудь мне позволено будет воспользоваться твоей щедростью. Когда-нибудь. Но не сейчас. Тай Юэнь не сказал ничего. В чуть раскосых темных глазах его отразилось понимание и сочувствие. Конан подал голос вместо него. - Как тебя понимать, приятель? То ты остаешься, то нет... Ты хоть сам-то знаешь, чего хочешь? - Конечно! - И неожиданно Сагратиус Мейл расхохотался заливисто и громко, и от смеха его остальные почувствовали неожиданное облегчение. Такой Сагратиус, шумный и веселый был им куда понятнее и ближе задумчивого философа. - Конечно, друзья мои, я знаю, чего хочу! Бродить по свету, дойти вместе с Киндой до самого края земли и плюнуть вниз - и распить там, на краю, бутылочку доброго винца! Вот, чего я хочу. А уж потом, к старости... вернуться сюда и постигать истину. Что еще мне тогда останется?! - Отлично сказано, дружище! - Конан хлопнул его по плечу. До старости еще целая жизнь - кто же станет растрачивать ее на пустые раздумья! - Он перевел дух и счастливым взглядом обвел приятелей. Ничто так не пробуждало дух киммерийца как предвкушение новых странствий. - Вот и отлично! Значит, решено. Передохнем здесь немного, я одно дело закончу - и в путь. Он поднялся на ноги. И в этот миг тоненький девичий голосок, почти на грани слез, произнес: - Только без меня. Силлы хватило только на эти три коротких слова - и она разрыдалась безутешно и горько. Киммериец, обеспокоенный, сжал ее в объятиях. Он и сам замечал, что последние несколько дней с девушкой творится неладное, но не обращал на это внимания, надеясь, что само как-нибудь обойдется... И вот на тебе. - Что такое? -- Неловкой, непривычной к ласке ладонью он гладил ее по плечам. - Кто тебя обидел, малышка? Силла покачала головй. Слезы уже не катились у нее по щекам, но взор, упорно избегавшей киммерийца, был устранен куда-то вдаль, вглубь парка, начинавшегося чуть ниже террасы. Проследив за ее взглядом, Конан, к своему изумлению увидел там, на берегу искусственного озера, стройного, как тростика, юношу в шелковых одеждах, не сводившего жадных глаз с их террасы. Мау Па, всплыло неожиданно в памяти имя. Бывший придворный императора. То-то он все эти дни крутился поблизости... Но кто бы мог подумать! Ревность острой иголочкой кольнула сердце Конана, но он поспешил изгнать ее. С самого начала он относился с Силле скорее по-приятельски, покровительственно, и ласки ее принимал с удовольствием, но без испепеляющей страсти. Да и в ее отношении было больше благодарности забитого зверька, попавшего вдруг к доброму хозяину, чем настоящей любви. И когда она встретила юного кхитайца, должно быть, вся жизнь для нее перевернулась. Так что он будет искренне рад ее счастью. - Что ж, - варвар нерешительно обернулся к кайбону, подошедшему ближе и смотревшему вниз, как и Конан. - Ты здесь главный, тебе и решать, парень... Тай Юэнь рассмеялся - и тут же смех его сменился кашлем. Киммериец с тревогой взглянул на друга. - Мау Па только сегодня утром признался мне, что полюбил твою сестричку, как только увидел ее. - Конан усмехнулся, отметив слова "сестричка". Но, должно быть, так и вправду будет лучше для всех. - Собственно, я и затем пришел сюда сейчас, чтобы просить за него. - Кайбон улыбнулся, больше не решаясь смеяться. - Впрочем, не сомневаюсь, что даже вздумай я возражать, ты, мой бесстрашный ун-баши, должно быть, выкрал бы их обоих и силком отправил под венец. Как когда-то нас с Фейрой. Так что не мне противиться твоей воле! Варвар заулыбался, и на сердце у него потеплело. И даже сияющее личико Силлы не могло омрачить его хорошего настроения. Ладно! Будут у него еще женщины. Да и что все они стоят перед истинной мужской дружбой! - Значит, решено. Но не думай, что ты от нас так скоро отделаешься. Я же сказал - перед отъездом мне надо завершить еще одно дело. - Еще одно?! - В притворном ужасе закатил глаза Тай Юэнь. Ты уже в одиночку обратил в бегство армию императора, о мой не ведающий сомнений друг. Неужто и этого тебе мало? Какого же врага, достойного своей стойкости и отваги избрал ты себе на сей раз? - Врага? - С неожиданной серьезностью киммериец взглянул другу в глаза. - Достойного врага, ты прав. Этот враг - сама смерть. - Что ты хочешь этим сказать? - Да ничего. Просто запомни, не зваться мне больше Конаном, сыном Крома, если я не сумею вырвать тебя из когтей этой проклятой болячки! И, видя, что тот в растерянности, уверенно скомандовал князю: - Собирайся. Никаких празднеств и чествований больше не будет, пока ты не перестанешь кашлять кровью. Обещанные предсказания тоже подождут. - И что ты намерен со мной делать? - с улыбкой спросил Тай Юэнь. - А что до предсказаний, то ты и сам все знаешь не хуже меня. Тебе ведь уже как-то предсказывали судьбу. - Предсказывали, - мрачно буркнул Конан. - Что королем стану. Ну, лишь бы не ошиблись... Но ты напрасно думаешь, что отвертишься. Нечего мне уши заговаривать глупостями! Ты слышал, что я сказал: собирайся. Кроме ножа никакого оружия не бери. - Скажи все же, что ты хочешь делать? - Гонять тебя взад-вперед по джунглям и горам, питаясь тем, что мы сами добудем. Лучшее средство от чахотки - ваша рисовая отрава вперемешку с сырым мясом. Вон, и Сагратиус то же самое говорит. А жрецы Митры в этих делах смыслят поболее ваших местных коновалов. Толстый аквилонец согласно закивал. Это он первым подал Конану мысль о том, как попробовать излечить его друга. И присоветовал даже кое-какие травы, которые видел в здешних местах. Но дальше все уже зависело только от самого кайбона. Тай Юэнь смотрел на него, по-прежнему улыбаясь. - Я же говорил тебе, что мы не едим мяса. - А ты - будешь, упрямец несчастный, - заявил Конан, медленно закипая. Но князь улыбался весело и понимающе. На него невозможно было долго сердиться. Киммериец хмыкнул и поднял глаза к небу, оценивая погоду.
- Послушай, ты тучи разогнать сможешь, если захочешь? спросил он вдруг. - Никогда не пробовал, - ответил Тай Юэнь, тоже невольно поднимая глаза. - Но наверное смогу, если понадобится.
- И при этом собираешься умирать от крови в легких? Да ты спросто сошел с ума со своей дурацкой идеей неотвратимости судьбы. Скажи мне лучше вот что: если бы ты встретил в лесу тигра, подыхающего в ловушке, что бы ты сделал? Прошел бы мимо? Добил бы? Или взялся бы лечить?
- Тигры у нас в горах редки, - рассудительно заметил Тай Юэнь. - Так что, наверное, стал бы лечить.
- Ага. - Теперь Конан глядел прямо на него, чуть сощурив синие глаза. - А чем бы ты его кормил? Ведь пришлось бы убивать.
- Значит, пришлось бы.
- А если бы он царапался и кусался?
- Перестань говорить загадками. К чему ты все это ведешь?
- К тому, что теперь ты - мой тигр. И если ты будешь кусаться и царапаться, я свяжу тебя по рукам и ногам, так и знай. Но своего все равно добьюсь. Когда мы уедем отсюда - ты будешь здоровее жеребчика-трехлетки. И думать забудешь о всяких глупостях. В конце концов, не для того я искал твоей Фейре мужа, чтобы она осталась вдовой во цвете лет. Ну что? - варвар с деланой угрозой сдивнул брови. - Своей волей пойдешь или веревку брать? Тай Юэнь посмотрел на пресполненное мрачной решимости лицо киммерийца и понял, что это не пустые угрозы. Свяжет по рукам и ногам и потащит за собой, сколько бы он ни брыкался. И тогда он рассмеялся - как показалось Конану, с облегчением - и негромко откликнулся: - Не беспокойся, дружище, связывать меня не придется. В горы человек должен идти сам.