- Конечно, - булочник ответил и не сдержался - хихикнул.
   Девушка-воин нахмурилась, да так грозно, что пришлось веселому толстяку сделать и свое лицо серьезным. Он тут же исправился: достал несколько булочек и протянул собеседнице:
   - Я вас угощаю! Вы наши гости, а в Белом Городе гостей любят и уважают. Берите - булочки свежайшие, только из печки.
   - Спасибо, - повторила благодарность всадница, приняла выпечку, одну пышку укусила сама, другие передала ближайшим подругам, еще одну, подъехав к фургону, опустила в руку, что потянулась к ней из-за полотнища повозки. - Это вкусно.
   - Конечно вкусно. Я плохого хлеба не пеку, - с гордостью ответил булочник. - У меня и покупатели все не абы что - и лорды и бароны…
   Он бы еще долго мог распространяться по поводу состоятельности своих булок, но девушка махнула рукой, как бы говоря "хватит болтать", и коротко, четко сказала что-то на непонятном языке - от этого ее слова остальные всадницы и обе повозки тронулись с места, чтоб следовать далее по улице, в сторону площади.
   - Счастливого вам пути, - поклонился вслед чинарийскому обозу булочник и тут услыхал, как в одном из фургонов заплакал ребенок. - Ишь ты, еще и малыша с собой таскают.
* * *
   - Папка! Папка! - звонко и требовательно проорал рыжий королевич Гарет в окошко, через которое можно было выбраться на крышу Зоркой башни, на площадку, откуда гоняли голубей.
   - Ваша милость, не высовывайтесь, ради всего святого! - хватал шустрого мальчугана за расшитую серебром курточку гувернер - мастер Вавил - невысокий мужчина лет сорока, плотный, круглолицый и совершенно седой.
   - Папке можно - и мне можно! - возразил королевич и уже сунул ногу, обряженную в бархатный сапожок, в окошко.
   - Бу! - с таким пугающим возгласом в окне появилась взъерошенная голова со страшно выпученными глазами.
   Напугались и Гарет, и мастер Вавил: оба шарахнулись, уцепившись друг за дружку подальше от окна. А король Фредерик - причина их испуга - захохотал, сверкая белоснежными зубами, весьма довольный своей выходкой. Потом легко и бесшумно, словно кот, впрыгнул на чердак и закрыл ставни:
   - Нельзя тебе на крышу, Гарет. Пока. И в следующий раз слушайся учителя. Он, как и я, плохого не посоветует.
   - Когда ж мне будет можно на крышу? - надулся мальчик, недовольно пряча руки за спину.
   - Обещаю: я тебе первому сообщу, когда будет можно, - вновь рассмеялся король, сел на узкую скамеечку у стены, и потянул из-под нее свои любимые сапоги - невысокие, со шнуровкой - стал обуваться (на крышу он всегда выбирался босиком: так было удобнее).
   - Государь мой, - подал голос гувернер. - Хочу заметить, что в последнее время его милость лорд Гарет все чаще проявляет некоторую строптивость характера. Например, вчера вечером он отказался от вечернего молока, а сегодня утром не вымыл уши!
   Фредерик нахмурил брови, глянув на покрасневшего сына:
   - Ну и как это понимать? Ты забыл? Сегодня я планировал взять тебя на прием в Дом Хлебной Гильдии. И что? Ты намерен ехать туда с грязными ушами? - задав последний вопрос, он сердито дернул шнурки левого сапога, затягивая узел.
   - Я исправлюсь! - выпалил Гарет.
   - Это касается не только мытья ушей, - король строго поднял вверх указательный палец и взялся шнуровать правый сапог.
   Мальчик понимающе закивал:
   - Я не буду больше капризничать.
   - Рад, что мы поняли друг друга, - смягчив тон, ответил Фредерик и похлопал сына по плечу - Гарет улыбнулся, заблестел зелеными, как ягоды крыжовника, глазами. - А теперь, насколько я помню, тебя ждет математика?
   - Государь, вы правы, - напомнил о себе гувернер. - Подошло время утренних уроков. Прошу вас, ваша милость, - и почтительно поклонился наследнику престола.
   Королевич вздохнул и, буркнув "угу", побрел к лестнице, что вела вниз на галерею.
   Ему было пять лет, и он больше любил проводить время с отцом, чем сидеть в классной комнате, слушая лекции по разным наукам, которые монотонно читал мастер Вавил. Поэтому и побежал Гарет с утра пораньше на чердак - очень уж хотелось лишний раз побыть рядом с Фредериком. Но больше всего мальчику нравились занятия в фехтовальном зале и езда верхом. А еще - сидеть рядом с отцом на мраморной скамье в парке (или на его коленях) и слушать занимательные истории о прошлых временах, особенно - о бесстрашных Судьях Королевского дома.
   Фредерик так интересно рассказывал, что чудаковатый мастер Линар (королевский доктор и придворный изобретатель), услыхав однажды повествования короля, сказал:
   - Все эти истории следовало бы записать в книгу да размножить. Очень уж они интересны и поучительны. Пусть бы их все читали, особенно - молодежь.
   Король улыбнулся тогда на его замечание:
   - Уважаемый мастер, если вы за это возьметесь, я присвою вам еще одно звание - придворного писателя.
   - О, государь, э то хлопотно и отнимет у меня то время, которое я берегу для своих технических и медицинских изысканий, - покачал головой Линар. - Почему бы вам самому не начать записывать свои же истории? Кто может сделать это лучше?
   Фредерик рассмеялся:
   - Вы думаете, у меня, у короля, больше свободного времени, чем у вас, доктор?
   Он был прав. И Линар тоже согласился.
   Король есть король. Это обычный человек, обремененный лишь своим маленьким делом, своей семьей и домом, может выкроить из жизни немного минут для чего-то отвлеченного. У короля же вся страна - это его семья и надо стараться уделять внимание каждому, по мере сил и возможностей, даже в ущерб своим самым близким людям.
   Фредерик понимал, что мало уделяет внимания Гарету. Да разве сложно было это понять? Одно нынешнее утреннее происшествие на чердаке сказало ему "твой сын скучает, твой сын хочет быть с тобой, как можно чаще и дольше".
   Он думал об этом, стоя на верхней террасе Зоркой башни, куда спустился вслед за сыном и гувернером с чердака. Опираясь локтями о балюстраду, молодой государь рассеяно смотрел на столицу своего королевства, над которой носились потревоженные им пестрые голуби.
   "Вместо баловства в голубятне ты бы лучше лишний раз наведался к Марте и в детскую", - буркнул сам себе Фредерик. Однако тут же признался, что в последнее время ему частенько желалось хоть пару минут побыть наедине с самим собой, в тишине и покое. Когда-то, еще Судьей, он нередко пребывал в полном одиночестве, и оно никак не тяготило, наоборот, казалось обычным, естественным и очень полезным состоянием: ничто и никто не мешал думать, строить логические цепочки, принимать решения.
   Так и теперь, гоняя птиц на башне и грызя при этом ореховой печенье, Фредерик пускал на волю свои мысли, решая довольно серьезные проблемы. Махая шестом с белой тряпкой на конце, он детально обдумал свою речь для собрания в Доме Хлебной Гильдии. Вопрос там планировали разбирать важный - выбор поставщиков пшеницы для королевских зернохранилищ.
   Но после разговора с Гаретом думать о делах Фредерику совершенно не хотелось. Хотелось погрузиться в мысли о семье. Ведь у короля теперь был не один сын. И пусть младший Донат еще малыш-карапуз, которому и года не исполнилось, но ему тоже необходимо внимание отца. Как и супруге - черноглазой красавице Марте…
* * *
   Донат родился холодным февральским утром.
   Не стихала разъярившаяся за ночь метель, окна спальни, где рожала королева, были плотно закрыты и задернуты портьерами, а в камине трещали большие березовые поленья, передавая огромной комнате необходимое тепло.
   Фредерик был с супругой в этот час - он так захотел. И как ни кричали на короля, совершенно не стесняясь, повитухи, государь нахмурился, топнул ногой и не вышел вон.
   Сидя в изголовье супруги, держал ее за руку, он смотрел без отрыва в огромные черные глаза и улыбался, нежно, ласково, то и дело касаясь губами ее чистого белого лба, покрытого крупными горошинами пота.
   Марта рожала тихо и спокойно, позволяя себе изредка лишь тяжкий вздох. И все шло хорошо. Ее пальцы крепко стискивали пальцы супруга, ее глаза наполнялись слезами, но не слезами боли.
   - Это будет сын, - шептала она, целуя руку короля, - я хочу подарить тебе сына. Верного защитника стране, доброго друга и брата Гарету. Я смогу, смогу…
   У нее все хорошо получалось, и через пару часов в королевской спальне громко заплакал сморщенный и красный младенец-мальчишка.
   - Донат! Донат! - с восторгом объявил Фредерик, осторожно принимая от повитухи убранного в пеленки сына и целуя его крохотный нос. - Донат родился.
   - Донат? - с легким удивлением спросила Марта.
   - Да…Или ты против? - король, самозабвенно пританцовывая, качал на руках своего крохотного потомка.
   - Я хотела назвать его твоим именем, - улыбнулась королева. - Но я решила - назову Фредом второго сына. Он у меня будет - я уверена…
   - Милая моя, милая моя, - пропел сияющий Фредерик и сел на постель супруги, опустил в ее руки ребенка, - ты решила восстановить наш Королевский Дом?
   - Просто ты - мужчина, у которого должно быть много сыновей, - ответила, улыбаясь, Марта. - И я очень хочу этого.
   - Ах, во мне столько счастья, что кричать хочется, - выдохнул король и обернулся на звук открывшейся двери - в проеме мелькнула рыжая голова королевича Гарета.
   Одна из повитух уже махнула запретительно рукой в сторону мальчика, но король опять пошел в контратаку:
   - Иди ко мне, лисенок! Посмотри на младшего братца!
   Гарет с готовностью влетел в спальню и вспрыгнул на колени отца, любопытно вытянул шею в сторону хныкающего вороха пеленок на руках Марты:
   - У, какой мелкий, сморщенный. На лягушку похож.
   - Представь себе: ты был таким же, - усмехнулся Фредерик. - И я был таким, и все.
   - Ты? - округлил глаза Гарет. - Я думал: ты всегда был большим!
   Король засмеялся на его слова, задорно и счастливо. Поцеловал старшего сына, поцеловал жену и осторожно коснулся губами щечки новорожденного…

2.

   Светлые, отчего-то полные карамельного (именно карамельного) аромата, воспоминания Фредерика прервались зычным криком рыцаря Элиаса Круноса:
   - Государь мой! Государь мой!
   Светловолосый богатырь в ярких бирюзовых одеждах, громко топая сапогами внушительного размера, влетел на террасу, где Фредерик безмятежно любовался чистым небом и голубями над столицей, перевел дух и объявил:
   - У меня новости! Будешь рад! - наедине он общался с королем, как с приятелем, и Фредерик никогда на это ему не пенял, потому что сам не был приверженцем принятой при дворе субординации. - У дворцовых ворот - посланники из Чинарии!
   У государя лицо стало белым, а глаза округлились:
   - Чина…, - не договорил - поперхнулся от волнения. - Бежим! Бежим!
   Он выскочил на галерею первым и понесся по коридору с той скоростью, которой бы и породистая скаковая лошадь позавидовала. Элиас старался не отстать, но на поворотах ему приходилось тормозить, чтоб не завалиться на бок. Фредерик же с этим справлялся легко - легко вспрыгивал на стену (абсолютно не жалея роскошных шелковых шпалер), пробегал по ней по диагонали пару метров мелкими шажками, минуя опасный вираж, и вновь оказывался на полу. Все это проделывал стремительно и бесшумно, в отличие от топочущего и пыхтящего Элиаса.
   Но на последнем повороте - уже у парадной лестницы - затормозили оба. Чтоб не сбить с ног поднимавшихся королеву Марту и ее дам.
   - Фред, боже, что случилось? - увидав короля, спросила она. - Куда летишь?
   - Милая, прибыли посланники от Тайры! Я лечу их встречать! - выпалил Фредерик, на ходу поцеловал красавицу-жену в щеку и понесся дальше, прыгая через две-три ступеньки, мимо прижавшихся к мраморным перилам фрейлин; от ветра, что поднялся из-за короля, у дам с шелестом взметнулись вверх многослойные шелковые юбки.
   Марта чуть нахмурилась: ей не особо понравилась такая поспешность супруга, а еще не понравилось то, что он забыл пригласить ее за собой встречать гостей из Чинарии. Это догадался сделать Элиас:
   - Госпожа моя, позвольте сопроводить вас, - учтиво поклонился рыцарь (ему уже разонравилось по-мальчишески носиться по коридорам и лестницам).
   - Спасибо, Элиас, - улыбнулась Марта. - Поспешим.
* * *
   У Фредерика сердце в груди бешено заколотилось, когда он выбежал на парадное крыльцо и увидал в начале дорожки, ведущей ко дворцу, повозки и всадниц в чинарских шлемах и с красными копьями в сильных руках.
   Пока он спускался по каменной лестнице и бежал с совершенно не подобающей королю скоростью к прибывшим, из одного фургона вышла высокая полная женщина в длинном белом платье, причудливом тюрбане и со смуглым малышом на руках.
   Девушки-воины как раз спешились, шагнули навстречу королю и сняли шлемы.
   - День добрый, - поклонилась одна из них - старшая, - мы из Чинарии, от капитана Тайры к королю Фредерику.
   - Я. Это я Фредерик! - спешно закивал молодой человек, не отрывая глаз от темненького ребенка с большими светлыми, серыми глазами, и голос его неожиданно сбился в сиплость.
   - Мы привезли тебе сына, король Фредерик, - опять поклонилась девушка-воин. - И сердечный привет от капитана Тайры.
   Фредерик, широко улыбнувшись, протянул руки к малышу, и женщина в белом платье (наверняка, кормилица), улыбнувшись в ответ, передала ему ребенка.
   - Здравствуй, кроха, - шепнул отец сыну.
   Тот что-то прогудел в ответ и цепко ухватился за ворот куртки Фредерика. Пухлые теплые пальчики, смуглые щечки, широко раскрытые, полные младенческого удивления, глаза, нежный рот, редкие, но темные кудряшки на макушке… "Глаза мои, мои глаза - как и хотелось Тайре", - подумалось Фредерику.
   - Как его зовут? - спросил он у дружинницы.
   Та встрепенулась, потому что тоже позволила себе невольную улыбку, глядя на отца с сыном, тряхнула коротко остриженной головой и ответила:
   - Имя мальчикам дает отец. Таков обычай в Чинарии. Назови ребенка, а мы скажем его имя капитану Тайре.
   - Почему ж Тайра сама не приехала? Она обещала: если будет сын, то привезет его мне сама.
   - Потому что кроме сына Тайра родила и дочку, - опять улыбнулась дружинница. - Получились двойняшки. Дочь, как ты и хотел, капитан назвала Корой. И у девочки тоже серые глаза, как у тебя.
   Фредерик на миг потерял дар речи - так потрясла его эта необычная весть.
   - М-марта! - обернулся он к подошедшей супруге. - Ты слышала? И сын, и дочь! У меня еще и дочь!
   Его лицо сияло таким счастьем (а это происходило нечасто), что Марта отбросила куда подальше заскрежетавшую мелкими зубами ревность и обняла Фредерика и малыша, которого он держал его руках:
   - Рада за тебя, милый, - шепнула она королю. - Я прикажу готовить праздничный обед - такие хорошие новости надо достойно отметить. - Затем обратилась к гостям. - Прошу вас отдохнуть в нашем дворце. Здесь у вас ни в чем не будет нужды…
* * *
   Так у Фредерика появился еще один наследник - смуглый, чернявый и странно сероглазый Эльберт. С сыном Марты у него была разница всего в месяц, а то и меньше.
   Нахмуренный бука Донат в тот же день встретил сводного братца, подсаженного к нему в манеж, возмущенным кряхтением и ударил погремушкой по голове. Эльберт скривился и оглушительно заревел, демонстрируя прекрасные легкие.
   - Прекрасный горлопан! - расхохотался Фредерик, протягивая сыну в утешение сахарную палочку. - Вырастешь - дам тебе полк, будешь им командовать. - Затем погрозил развоевавшемуся Донату. - А ты смотри, бука, не обижай младшего. - Вручил точно такую же палочку и ему, так что оба карапуза затихли и зачмокали губами, наслаждаясь вкусненьким.
   - Они поладят, - заверила короля Марта, присаживаясь рядом с манежем в мягкое кресло.
   - А как насчет тебя? - вдруг спросил Фредерик. - Я вижу: ты подавлена.
   - Я устала.
   - Неправда, - нахмурился молодой человек. - Ты недовольна тем, что сегодня произошло.
   - Сегодня произошло много хорошего, и я всем довольна, - возразила Марта, чувствуя, что начинается тяжелый разговор, которого она не в силах избежать.
   Фредерик понял и решил не усугублять:
   - Милая, я прекрасно понимаю: тебе неприятно знать о том, что было между мной и Тайрой в Эрине. Но оно было. И не по моей воле… Но я ни в коей мере не оправдываюсь! - он поднял вверх руку, предваряя слова супруги о том, что не стоит сейчас виниться (а Марта - Фредерик и это заметил - уже готова была прервать его именно такими речами). - Я просто представляю тебе факты, от которых не отмахнешься и на которые глупо обижаться. Тайра - это мое прошлое, и я его принимаю, целиком и полностью, как принимаю и своего сына от Тайры, как готов принять, если надо будет, свою дочь. Она в моем сердце уже сейчас. Как и Эльберт, и Гарет, и Донат, и ты. Всем там есть место, поверь. И я бы очень хотел, чтоб там, в моем сердце, меж вами не было раздора. Это нужно не только мне - это нужно нашей семье, королевской семье. Это нужно всему нашему государству. Обстановка в нашем доме влияет на обстановку в Королевстве…
   - Ты всегда можешь положиться на меня, - вдруг сказала Марта, прикладывая палец к его красноречивым губам. - Не объясняй мне большего, иначе я стану себя презирать, за глупость.
   Фредерик покачал головой, видя, что глаза ее мерцают слезами:
   - Прости - я должен был это все сказать.
   - Конечно, - кивнула Марта. - Ты король, ты Судья. Я просто на минуту забылась - подумала, что я жена простого человека.
   - Это не так.
   - Я знаю. И постараюсь больше об этом не забывать.
   Фредерик улыбнулся, поцеловал ее руку:
   - Мне самому очень часто хочется быть простым человеком…
   Тем временем у королевичей рассосались сахарные палочки, и карапузы вновь стали громко воевать - с криками рвать друг у друга забавную деревянную лошадку.
   - Да, прибавиться шуму во дворце, - засмеялась Марта.
   - Будь с парнями построже, - сказал Фредерик. - И нянькам скажи, чтоб не миндальничали, не потакали капризам. Пока они малыши, я не могу заниматься ими так, как должно. Но через три года, господа хорошие, - он наклонился в манеж и щелкнул по лбу каждого, чтоб привлечь их внимание, - через три года, господа лорды, я начну делать из вас мужчин… А сейчас мне пора, - король выпрямился, - из-за Эльберта я перенес начало приема в Доме Хлебной Гильдии, но не могу же я все совершенно отменить. Можно мне поцеловать тебя? - обнял жену за тонкую талию.
   Марта с удовольствием ему это позволила. Малыши в манеже теперь сидели тихо-тихо - их успокоил строгий голос отца…
* * *
   Идиллия, счастье, безмятежность, которые, казалось, уже навеки установились в семье короля и во всем дворце, разрушились в среду. После полудня. В парке, на лужайке с изумрудной шелковой травой, залитой солнечным светом.
   Фредерик учил Гарета фехтованию. Все проходило как обычно: отец показывал приемы, используя обычную палку, медленно и точно, а сын повторял, стараясь все проделать быстрее, но без потерь в точности и четкости.
   - Пусть клинок станет тобою, - шептал король в розовое, мягкое ухо королевича, - твоей рукой, твоей мыслью. Наши мысли часто селятся в наших руках, и потому едины с ними. А мысль быстра - нет ничего и никого быстрее. Но твой клинок должен стать ею - мыслью. Тогда не будет тебе равных.
   И Гарет понимал, хоть речи Фредерика и были временами слишком мудреными для пятилетнего мальчика. Тело королевича понимало, что делать с рукой, отяжеленной мечом. В свои юные годы он освоил и отточил сложный удар Южного Ветра и многие другие приемы.
   - Не бойся промаха, - учил отец мальчика под сенью древних кленов, что шумели ветвями и листьями - словно рукоплескали успехам юного лорда. - Промах откроет тебе неожиданное преимущество. Главное: увидеть его и правильно использовать. Он также станет неожиданным для твоего врага, и этим тоже принесет тебе пользу. Если подчинишь себе промахи - нет тебе предела, и даже твоя ошибка будет твоей победой.
   И Гарет все прописывал в своей голове - это было несложно. Ему казалось: вспоминаются временно забытые знания. Фредерик, глядя, как виртуозно и легко его сын управляется с детским мечом, ощущал себя на небесах: "Вот оно, моё бессмертие - в сыне, что взглядом и движениями похож на меня".
   У него в последнее время часто ныло сердце. Так, едва заметно - потягивало что-то с левой стороны груди. Фредерик не обращал внимания. К тому же он считал, что знает причину: когда-то несколько лет назад он был ранен стрелой как раз в левую подмышку, а чуть позже - получил болтом из арбалета под левую ключицу. Так что левая сторона его груди имела полное право ныть время от времени. И молодой человек уже привык к тому, что в сырую погоду старые раны давали о себе знать. В такие моменты он просто пил травяные настои мастера Линара и ограничивал себя в резких движениях: проще говоря, меньше тренировался.
   В этот раз все началось именно с этой занудной боли в левой подмышке. И как обычно Фредерик ни капли внимания ей не уделил - встал в позицию, что показать Гарету очередной хитрый удар.
   - Этот прием как раз для тебя - он для низкорослых воинов. Называется Злая Коса. Пока ты маленький, он будет твоей коронкой, - сказал сыну. - Будь внимателен.
   И Фредерик разогнал палку-меч по дуге, снизу вверх и наискось, подрубая левую ногу воображаемому противнику, но тут его самого словно кто-то ударил в левый бок - резко, сильно, заставив тело переломиться так, как сникает дерево от мощного удара топором. Перехватило дыхание, стало мало света, в глазах все запрыгало, и, словно тающий снег, потекли четкие контуры, сливая все окружающее в один мутный ком. Будто издалека услышал король испуганный крик Гарета:
   - Папка!
   - Кого-нибудь, - упав в траву, прошептал Фредерик. - Позови кого-нибудь.
   Ему еще хватило сил перевернуться с объятого острой болью левого бока на спину, он еще увидел абсолютно чистое голубое небо, зубчатые листья кленов и испуганное, с широко раскрытыми глазами, лицо сына. Потом все это - цветное, яркое - крутнулось в одну большую черную дыру и проглотило его, вместе с болью…

3.

   Так было почти каждое утро, исключая пасмурные дни: солнце прокрадывалось мягкими лучами сквозь невесомые занавеси на высоком окне и украшало пятнами света шелковые покрывала королевской кровати. И почти каждое утро мужчина и женщина, мирно спящие в этих покрывалах, пробуждались от вкрадчивых солнечных поползновений, тянулись друг к другу и начинали любовные игры с нежными поцелуями и жаркими объятиями.
   В этот раз все вышло по-другому.
   Свет привычным курсом проплыл по шелку кровати, чуть задерживаясь в складках простыней, и замер на белом, неподвижном мужском лице. Ни единый мускул не дрогнул на нем, даже ресницы закрытых глаз не отозвались на шаловливое заигрывание солнечных зайчиков. Тогда солнце продолжило поиски жизни в огромной комнате и скользнуло золотистыми щупами к темноволосой молодой женщине, которая спала, подобрав под себя ноги, в мягком, широком кресле у постели. Спала тревожно: вздрагивали пальцы ее тонких рук, стискивая белое льняное полотенце; вздрагивала поникшая голова, тревожа разметанные по спинке кресла волосы; шевелились изящные губы, бормоча что-то непонятное.
   Тут лучи добились желаемого: веки, по которым они скользнули, широко распахнулись, обнаруживая темную бездонность больших, красивых глаз, с губ сорвался громкий прерывистый вздох (такой, какой бывает у человека, только-только вынырнувшего из холодной воды), а правая рука, выпустив полотенце, взметнулась ко лбу, чтоб отбросить за ухо прядь волос, упавшую на лицо.
   - Господи. Который час? - пробормотала она и, чтоб удовлетворить свой вопрос, глянула на часы: высокие, напольные с причудливым медным маятником в виде фрегата, они величаво темнели лакированными, дубовыми боками в дальнем углу спальни и глухо отсчитывали минуты. - Семь. Скоро семь утра… Фред, Фред, - позвала дама неподвижно лежащего в постели мужчину. - О, неужели ты и сегодня не проснешься? - в ее покрасневших глазах заблестели слезы, а голос задрожал, грозясь озвучить всхлип.
   Она отбросила лоскутный плед, укрывавший ее колени, покинула кресло и подошла к маленькому круглому столику, где стоял серебряный колокольчик на золотом подносе. Позвонила, нервно, требовательно.
   Высокая резная дверь открылась - в спальню явился величавый, толстый и совершенно лысый господин в богато расшитой золотом ливрее королевского камердинера. Он церемонно поклонился и поздоровался так, будто явление государя объявил:
   - Доброе утро, ваша милость! Чего изволите?
   - Зови Линара, Орни и этого старика, что вчера приехал, - приказала Марта.
   - А как его величество? - позволил себе поинтересоваться камердинер.
   - Никаких изменений, Манф. Потому - торопи господ лекарей со сборами.
   - Да, ваша милость, - опять поклонился Манф и пошел выполнять распоряжение королевы.
   Через минут двадцать у постели короля Фредерика собрались целых шесть человек. Пришли званые Мартой знатоки лекарского дела - мастер Линар, его супруга Орнилла и знахарь Брура из далекой страны Азарии, а также явился лорд Гитбор, Судья Южного округа Королевства. Последним, бесшумно закрыв дверь, зашел камердинер Манф.
   - Мда, - таким неопределенным и невнятным словом начал мастер Линар свою речь, посмотрев на бледное и недвижное лицо короля. - Так и есть: никаких изменений, - и он почесал за ухом, ероша каштанового цвета волосы (когда-то доктор ходил лысым, выбривая не только щеки, но и макушку, как камердинер Манф, но, женившись, был вынужден позволить волосам покрыть голову - так затребовала супруга Орнилла: по ее словам, блестящий череп мужа часто пускал ей в глаза зайчики, что было малоприятным). - Предлагаю опять попробовать ледяную ванну. В прошлый раз государь отреагировал…