- Помню, в детстве купили мне дожонка. Неуклюжий такой, как будто все части тела от разных собак. Уши длинные - болтаются, огромные глаза, лапы большие, но слабые. Вынесешь его на руках, на улицу, - по лестницам только вверх у него хорошо получалось, - он сразу, смешно размахивая лопастями ушей, мчится на свой газон, что у нас под окном. Трава почти с его рост и он, как уж в лесу, траву раздвигая, носится. Что-нибудь увидит, остановится:
   заднюю лапу подвернет, зад - на землю. Глядишь -весь на бок завалился. Тут же вскочит и давай по газону бегать, бегать у него лучше получалось. За газон не выходил, боялся, маленький еще. Возьмешь его на руки, отнесешь куда подальше, он стремглав на свой газон бежит. А на поводке упирается, уходить не хочет. Как-то летом остался я один. Жара. На пляж хочется. Одного его оставлять нельзя. Ему полтора месяца было. Оставишь - он все шторы посрывает, стулья погрызет, короче - устроит в квартире варфоломеевскую ночь, не любил, когда его одного оставляли и, надо отдать должное, действенным способом об этом сообщал. Ну не выдержал, пошел на Волгу, его с собой взял. Пришел на пляж. Одного оставить боюсь - потеряется. С собой взять не могу, неизвестно, умеет он плавать или нет? Знакомых ребят встретил, оставил им. А они взяли и стали его в воду бросать. То ли плавать учить, то ли просто, дурью маяться. Он, бедный, с головой в воду уходит. Только вынырнет, начнет к берегу выгребать, -все повторяется с начала. У него полные уши воды, в глазах чуть ли не слезы. Я его забрал, вынес на берег. Он лег и так и лежал, глядя на меня своими большими глазами, такой всегда шустрый, а тут лежит, не шевелится, и слезы из глаз будто текут. Он же маленький еще, я для него как мать, кроме меня он ни на кого положиться не может. А я, чтобы в воду раз залезть, его бросил. Короче, даже сохнуть не стал, сразу оделся и ушел. Противно так на душе было. Сколько лет прошло, а до сих пор помню. Странно, да? Вроде мелочь, а неприятно.
   - А детские переживания они самые сильные. Потом человек взрослеет и грубеет. Начинает думать, что уж он то все знает и все пережил. Ни во что не верит, если это расходится с его понятиями о том, как и что должно быть. Вот ты пришел ко мне со своим сочинением. Думаешь, я так просто все бросил и с тобой поехал? Нет, я подумал, а вдруг в этом что-то есть! Однажды в детстве я видел сон, скажем так. Будто вышел я в туалет. Мне было тогда лет восемь. Возвращаюсь. Смотрю, входная дверь открывается. Входит мужчина. Глаза горят как у кошки, когда на них падает свет в темноте. Я остолбенел. Подходит он к комнате сестры, дверь перед ним открывается, как по мановенью волшебной палочки. Я словно под гипнозом пошел за ним. Он наклонился над ней и с причмокиванием целует ее в шею. И целует как-то странно, руки по швам, ноги прямые. Будто ритуал какой выполняет. А потом я проснулся. Сестра с утра усталой была. Как будто вагоны всю ночь разгружала. Странно? Вот иногда и подумаешь: а вдруг не приснилось?!
   - Знаешь, я ведь, честно говоря, не из-за сочинения поехал. А чтобы побольше узнать про них. Я ведь верю во все это. В лунатиков ведь тоже не верили! Говорили: приснилось, меньше пить надо. Но те хоть безвредны, а эти людей убивают! Хочешь - верь, хочешь - нет. Но когда мы сегодня спали, он к нам приходил. На двери крест висел, вот он и не вошел. Как ты описываешь, так он и выглядел. Глаза горят как фосфорные, я в него всю воду из бутылки вылил. Он, понимаешь, за дверью стоит, а она стала прозрачной - не дверь, а мутное стекло. Я его через дверь вижу, как если бы ты в потемках стоял, а у меня глаза только что к темноте привыкли. И глаза у него горят, как под рентгеном, до сих пор страшно. Я водой брызгаю, и дверь, где вода попала, становится непрозрачной. Брызгаю я, брызгаю, и вдруг глаза открываю, пора вставать. Ну, думаю, неужели приснилось, ведь как наяву было. И тут у меня мелькнула мысль. Я руку под подушку, бутылочка пустая. Вот и думай теперь вылилась аль не вылилась?
   - Да! Я сам любитель порассказывать, но ты по "ходу" загнул! Теперь ведь спать не смогу, - подытожил Хомут.
   - Я не загнул, я серьезно. Но, впрочем, живи, как знаешь. Мне, самое главное, узнать, излечимо или не излечимо? И как лечить, - решительно произнес Александр.
   Хомут посмотрел на него. "Разыгрывает или не разыгрывает, - подумал он напряженно. - Да, ладно".
   - Я кое-чем тоже интересовался. Ну, там, у разных людей, - он слегка замялся. - И смысл такой, если упырь укусит, то человек сам упырем становится. Но пока он крови не пил, он еще не упырь. Но если пил, то единственное - это осиновый кол в грудь или сжечь. Но этому никто не верит, и чтобы точно узнать, надо упыря поймать. А больше никак.
   - И ты думаешь, не было людей, которые или ловили или общались?
   - Если они есть, то, конечно, были. Только или умирали от страха или сами ими становились. Так что можешь не искать. Хотя есть такая религия, которая исповедует культ крови. Может они что-то знают.
   - Что за религия, - встрепенулся Александр.
   - Ты, может, слышал, сатанисты. Поклонники Диавола. Они тоже человеческую кровь пьют. Только из стаканов. И живых людей в жертву приносят. Если судить по бульварной прессе.
   - И где их можно найти?
   - Ну, ты от меня много хочешь. Они прячутся, как только узнают, где их секта, их сразу закрывают. Власти с попами в этом деле за одно.
   Судно незаметно опустило крылья под воду и через некоторое время бесшумно причалило. Немногочисленный народ поспешил к сходням.
   - Ну ладно. Тебе налево, мне направо, - произнес Хомут. - Пиши письма, если что.
   - Хорошо. Пришлю - приглашение на костер, -горько пошутил Александр.
   XXIII.
   Люди спокойно шли по делам. Женщины гуляли с детьми. Осоловевший от жары народ, как обычно, толкался в троллейбусе. Кто-то кому-то ожесточенно доказывал, за кого надо голосовать и почему, хотя оппонент и не возражал. Маленькая бабулька активно протискивалась к месту, мужчины с газетами и без газет ее не замечали. Две молодые девушки громко разговаривали и деланно смеялись, стараясь обратить внимание рядом стоящего парня. Мимо пронеслась милицейская машина с мигалкой и одним шофером, явно спешащим на свадьбу, а не по делу. На остановке женщина шлепала маленького ребенка, не столь больно, сколь сильно он кричал. Все шло своим чередом. Никого не интересовали чужие проблемы. "Им не до упырей и К°, - подумал Александр. Все твердо уверены в себе. Отчего же им становится не по себе, когда они внезапно просыпаются ночью?" - додумал он, уже ожесточаясь. Он вышел и направился в церковь. К ней не ходил транспорт. И он обреченно направился по железобетонной набережной. Вдоль гор намытого песка, к единственной действующей церкви, которая вообще-то называлась собором. Шел просто так, на удачу. Повинуясь скорее отчаянию, а не мысли, уже по дороге подумал: "Если все это связывают с происками дьявола, то либо так оно и есть, либо я совершу великое открытие". Здесь он саркастически и зло усмехнулся. Около церкви сидело несколько нищих и калек. Он, не замечая их, вошел в собор. Хоть он и был крещеным, но никогда здесь не был. В огромном зале, с уходящим в небо потолком, людей практически не было. С раскрашенных стен скорбно смотрели святые. Терпкий густой запах горящего воска обволакивающе погружал в нереальный странный мир. Александр остановился перед иконой. Маленький мальчик с нимбом жалобно смотрел в глаза. От пули, пробившей ему голову, по стеклу расходились трещины. А он наивно смотрел каждому в глаза, еще не понимая, что он убит. Александр резко повернулся и вышел из церкви. С шага перешел на бег, работая ногами все быстрее и быстрее, пока силы не покинули его. Потом резко остановился и упал в траву. Сердце гулко и часто стучало, сотрясая все тело. Воздух со свистящим шумом вылетал из легких, а перед глазами мальчик все еще надеялся на спасение. "Возможно, он и прав", подумал Александр. Глупый кузнечик на секунду замер у него на затылке и понесся дальше разыскивать свою скрипку. Природа сентиментально радовалась солнцу.
   XXIV.
   Придя домой, Александр взял спортивную сумку, деньги и охотничий нож. Задумался. Затем подошел к серванту и достал крестильный крест, надел его на шею. Взял шарф и положил в сумку. Захватил на кухне трехлитровую банку. Достал флакон из-под шампуня, сделал из него брызгалку.
   Сходил в церковь за святой водой. Затем отправился в лес. В лесу долго искал осину. Одни были высокие, другие слишком молодые, третьи просто не нравились. Наконец, нашел подходящую. Попытался срезать толстую ветку. Задача оказалась сложней, нежели он ожидал. Пришлось делать зарубки по кругу. С каждым слоем дерево становилось все тверже, и нож переставал резать. Он схватил одной рукой ветвь и нажал, напрягшись всем телом. Ветка затрещала и резко ослабла. Он упал. Падая, задел рукой за что-то. Из вены потекла густая темная кровь. Он встал, рассматривая рану. Кровь шла довольно сильно, стекая, капала на отцветшие ландыши. Ему стало дурно. Присев на корточки, Александр подумал: "Этого еще не хватало. Надо сходить за топором. Иначе до завтра здесь промучусь". Он встал, взял сумку и пошел, держа раненую руку перед собой. Кровь никак не хотела свертываться. Александр не любил вид крови - его слегка мутило. Довольно сильно болела голова. Он вышел из леса. Кровь, наконец, спеклась и успокоилась. Дойдя до остановки, он сел на лавочку, положив сумку на колени и на нее раненую руку, ладонью вверх. Почти над ухом каркнула ворона. Что-то неприятное задело душу. "Я не боюсь вас, - подумал Александр. - А даже если боюсь".
   - Идите к черту!
   Рядом стоящие люди подозрительно обернулись на него.
   Подошел автобус. Придя домой, Александр устало лег спать. Сон не шел. Провалявшись полчаса, он встал. Взял топор, положил в сумку и снова отправился в лес. Нарубил толстых осиновых веток и, выстругав из них колышки, аккуратно сложил в сумку. Сумка стала довольно большой и тяжелой. Затем, водрузив сумку на плечо, пошел в город.
   XXV.
   - Ты где был? - спросил Слава, заходя в прихожую. - Я тебе весь день вчера звонил!
   - На дачу с Александром ездил, - ответил Хомут.
   - Что ты там забыл? Я вчера двух "телок" зацепил. И никого, как назло, нету. Так, в кино сходили. Договорился сегодня встретиться. Ну, рассказывай, что у вас там?
   - Да ничего хорошего. Он теперь романы про упырей пишет! Съездили за материалом, - невесело ответил Олег.
   - Ну и как, вас там упыри не съели?
   - Попытки были, но мы отбились, - Хомут вымученно улыбнулся.
   - Зря так далеко уехали. Могли бы ко мне зайти. У меня родители из вас бы кровь выпили, не отходя от кассы.
   - Что у тебя опять случилось?
   - Ты же знаешь, как обычно. Пора мне за ум браться. Хорошие отметки это очень важно. Оценки с первого курса в диплом идут, а я уже на четвертом. И так далее. Короче, сосут мою кровь и упырями не зовутся.
   - Сейчас же каникулы?
   - У кого каникулы, а кому осенью досдавать. Правда, они об этом не знают.
   - Кофе будешь?
   - Нет, не хочу. Ты бы мне лучше кружку пива предложил. Кстати, пойдем пропустим по одной?
   - Потом еще по одной? Хватит! Только этим каждый день занимаюсь. Сегодня перекур!
   - Ну, ты вечером идешь или нет?
   - Ниче хоть?
   - Да так себе. На безрыбье и рак рыба, - он улыбнулся. - Да ничего вообще-то.
   - Ничего или совсем "ничего"?
   - Посмотришь - увидишь.
   - Черт с ним, пойдем пивка врежем, перекур завтра устрою.
   Они вышли. И пошли в ближайший пивбар. В зале почти все столики были заняты. Взяв четыре кружки жигулевского и пару желтых чахлых чехоней (засоленных еще при Адаме), они прошли в самый конец к столику с одним стулом. Слава сходил еще за одним.
   - На улице лето, а пиво мерзопакостное! - попробовав, произнес Хомут. Они его специально что ли где-то прячут? Ждут, когда испортится.
   - Ничего, пить можно, - ответил Слава. - Все "там будем".
   - К такой рыбе другого пива и не положено, - усмехнулся Хомут. Однако, допивая вторую кружку, он добавил: - Хм, пиво странная вещь. Когда начинаешь, выбираешь - хорошее, плохое. А когда вторую допиваешь - "идеал".
   - Я тебя понял, - произнес Слава, вставая. И принес еще четыре.
   XXVI.
   Александр шел около памятника Космонавту, когда навстречу ему выплыли Олег со Славой.
   - Откуда это вы такие теплые?
   - Да в баре по кружке пива пропустили, - ответил Слава, икая. - А сейчас совершаем моцион. Уже две остановки пробежали.
   Хомут слегка осоловело ляпнул:
   - Ну, как там с кровососами?
   - Как раз сегодня ночью собрался идти на кладбище, - ответил Александр. - У них там должен быть сбор. Пойдете со мной? - Он посмотрел на Славу.
   - Нет, у нас сегодня деловое свидание. Встречаем американских послов, с серьезным видом ответил Слава.
   - Ну что, очко жим-жим? - продолжал напирать Александр.
   - Да ты что? Я хоть один могу пойти. На спор? -произнес Слава, шатаясь.
   - На спор да навеселе каждый сможет. А ты так рискни, не дрейфь!
   - За так не пойду. За спасибо пойду. А ты. Хомут, пойдешь?
   - Нет, у меня голова болит, - ответил Хомут, трезвея.
   - Слава, я к тебе в одиннадцать часов зайду. Вы как раз догуляете.
   - А что так поздно? Мы часов в десять освободимся. У меня будем.
   - Раньше идти смысла нет. Весь момент после двенадцати начинается, хоть нервы пощекочем.
   - Ладно, заходи. Только смотри, чтобы там ведьмы с чертями плясали, а то обижусь, - бросил он, уходя.
   XXVII.
   Полная луна, прорываясь сквозь облака, слабо освещала дорогу. Черная гладь озера предостерегающе отражала прибрежные деревья. Тропинка, плавно обогнув озеро, привела в густой орешник. Кроны, обняв друг друга, превратили тропинку в тоннель. Почти в абсолютной темноте они медленно, нащупывая ногой каждый шаг, приближались к кладбищу. Протяжно прокричала какая-то птица. Ей басом отозвался филин. Лес, живя своей жизнью, издавал шорохи и неясные звуки. Александр шел впереди, Слава сзади.
   - Саш, если сейчас кто-то появится, мне будет больно об этом вспоминать, - произнес Слава, храбрясь.
   - Не бойся, я сам боюсь, - пытаясь разрядить атмосферу, произнес Александр. Совсем рядом прошелестели чьи-то шаги. Александр насторожился.
   - Что это? - не выдержал Слава.
   - Не знаю. Ты крещеный?
   - Нет.
   - А ты не боишься, что все это не сказки?
   - Живы будем - не помрем. Хватит страху нагонять. Итак мурашки по спине бегают. Иду, и кажется, кто-то за спиной идет. Оглядываться бесполезно. Тебя-то еле вижу. Глупость, конечно, приятного мало. Хорошо хоть острые ощущения за бесплатно.
   - Куда путь держите? - раздалось за спиной. Они резко обернулись.
   - За такие шутки и по шее мало, - голос Славы немножко сипел.
   - А я за вами от самого дома шел, вы и не замечали, - голос Хомута звенел от удовольствия. Они шли уже довольно долго. И страх постепенно исчезал. Луна стала чаще проскальзывать среди деревьев.
   - Хомут, расскажи ему, зачем я иду на кладбище, у тебя это лучше получится.
   - Ну, Слава, - Хомут слегка замялся, потом продолжил: - Короче, помнишь, тогда на даче, я про упырей рассказывал? Александр считает, что они есть на самом деле. Как лунатики, в которых сначала не верили. В общем, такие же, только кровь сосут. У ниx чего-то не хватает, вот они у других и берут.
   - Да-аа, - с сомнением произнес Слава. Дальше шли молча. Тоннель как-то вдруг кончился.
   Вокруг серебрились памятники. Кресты, кое-где покосившиеся, тоскливо поскрипывали. Они сразу оказались уже в глубине кладбища. Молодые березки мягко шелестели над могилами. Тени от решеток выписывали на дороге между могил сложные ковры. Могилы без оград и надгробий неприятно темнели. Маленький детский холмик, без памятника, весь заросший травой, спокойно хранил свою трагичную тайну. Они подошли к цветастой металлической ограде, открыли калитку. Около могильного холма, с двумя раскинувшимися крыльями, стоял маленький столик с огибающей его лавкой. Александр уселся за стол спиной к могиле, остальные - напротив него.
   - Держите, - Александр вытащил из сумки и протянул каждому осиновый кол, себе взял флакон со святой водой.
   -. Это зачем? - спросил Слава, оценивающе рассматривая заостренную палку.
   - На всякий случай. Теперь сидите тихо!
   В тишине в ушах возникает звон. Луна, появляясь и исчезая, таинственно ожидает чего-то. Начинают слышаться различные мелодии и неясные, едва различимые голоса. Поле закапанных мертвых оживает. Сердце активно желает, чтобы его услышали, настойчиво стучит в висках. Колья в руках непрерывно поворачивают мысли в одну сторону. Слегка поблескивающие глаза наводят неприятные подозрения. Где-то осыпался грунт, тела непроизвольно вздрогнули. В звучащей тишине взлетающая птица громом ударила по голове. Карр-кар-каа-арр!
   - Если мы так еще полчаса посидим, то точно свихнемся, - произнес Слава. В сторожке залаяла собака. Лай перешел в тихий скул. На соседней могиле что-то упало. Жуткий невыносимый страх настырно полез в душу, сея вызывающую дрожь панику. За оградой появилась и исчезла тень. Игра света в этом состоянии истолковывается однозначно, хотя в большинстве случаев неверно. Где-то вдали скрипнула ограда.
   - Я пойду домой, - произнес Слава.
   - Иди, - ответил Александр.
   Слава передумал.
   - А если они не помогают? - спросил Хомут, с сомнением разглядывая колышек. Никто не ответил. Осуждающе смотрела фотография со странного памятника. Анютины глазки настороженно замерли в ожидании. Напряжение возрастало.
   - Пойдемте, - произнес Александр, стараясь говорить спокойно. - Нужно обойти кладбище.
   - Зачем? - почти в один голос воскликнули Олег со Славой.
   - Какой смысл так сидеть и дрожать. Ни мы никого не видим, ни нас, произнес, вставая, Александр. За ним, на секунду замявшись, встал Хомут.
   - Я не пойду. Здесь останусь, вас подожду, - недовольно произнес Слава. - Делайте, что хотите. Мне надоела эта затея.
   Александр молча открыл сумку, достал колышек и, открыв калитку, вышел. Хомут поплелся за ним. В проеме обернулся:
   - Я не буду закрывать калитку, а то потом будет тебя трудно найти.
   - Не закрывай. И пусть упырь приходит. Я его в гости жду. Добро пожаловать. Милости просим! -выпалил Слава с плохо скрываемым раздражением.
   Они пошли по лунной дорожке, мимо свежевскопанных могильных ям, зияющих зовущей темнотой. Вдоль холмиков с камнями вместо памятников. Обходя кучи скрюченных, разлагающихся венков и прочих, отслуживших свое, похоронных принадлежностей, в гнетущей зябкой, прихватывающей влажным ночным холодком тишине, угнетающей легким, едва слышимьш эхом собственных шагов. Птицы время от времени, испуганные незваными гостями, мстили громом хлопающих крыльев. В сторожке протяжно была собака. Что-то невесомое стянуло горло и "успокоило" сердце.
   - Пора назад, - глотая слюну, произнес Александр. - Зря мы его одного оставили.
   - Ты на самом деле уверен, что действительно видел? - вспоминая прошлое, спросил Хомут.
   - Я видел, как тебя сейчас, - его глаза блеснули в лунном свете. Возвращаясь, они ускорили шаг. - Хомут! Ты ничего вон там не видел?
   - Вроде тень какая-то промелькнула.
   - Давай живей!
   Они побежали. Подойдя к калитке, Александр почувствовал смутное, забытое еще в детстве чувство чего-то непоправимого. Войдя, они не обнаружили никаких изменений, все было по-прежнему. Не хватало самого существенного. Слава исчез.
   - Куда он подевался? - спросил Хомут.
   - Будем надеяться, что сам ушел.
   - Давай отсюда уйдем. Это становится уже неинтересным.
   - Ладно, пойдем. Все равно скоро рассветет.
   Им вслед смотрели немножко потревоженные анютины глазки.
   XXVIII.
   По аллее они уже бежали. Ветки хлестали по лицу, корни хватали за ноги. В ушах нарастал грохот погони. Уже шлепая по городу. Хомут тронул Александра за плечо. Он резко повернулся и брызнул в него святой водой.
   - Ты чего, я только хотел колышек в сумку положить.
   - Извини, перенервничал.
   Приближающаяся заря уже начала белить небо. Недолгая летняя ночь, сопротивляясь, приготовилась сдавать позиции. Они разошлись и направились по домам. У подъезда Александр брызнул себе в лицо водой, чтобы привести нервы в порядок. Стало легче. Он с силой рванул дверь и влетел в подъезд. Мощная пружина со стуком захлопнула дверь. Две сильные руки, оторвав его от пола, бросили на стену. Еще не придя в себя от удара, он почувствовал новый удар ногой в живот. Согнувшись от резкой боли, получил коленкой в подбородок. Сознание медленно, все более слабо фиксируя мощные многочисленные профессиональные удары, поплыло из реального мира.
   Очнулся Александр от боли в скуле. Никого рядом не было. Не было также сумки и наручных часов. Он встал и чуть не упал, едва успев схватиться за поручень. Левая нога отекла и не слушалась. Держась за перила, он побрел домой. "Хорошо хоть так". Вымученная улыбка мелькнула на обезображенном ударами лице. Тихо войдя домой и пройдя в спальню, не раздеваясь, упал на диван. Силы покинули его, и он забылся неспокойным сном.
   XXIX.
   Привкус песка на языке. Свежевскопанный окоп и кусок бирюзового прямоугольного неба. "Что я здесь делаю?" Медленно поднялся и, подтянувшись на руках, вылез. Солнце лениво светило сквозь прозрачные облака. Аккуратные могилы благоговейно берегли чьи-то сны. Озираясь по сторонам, лихорадочно приходя в себя, он усиленно тер голову, вспоминая, как оказался в такой ситуации. "Они ушли. Я сидел за столом. Потом встал. Подошел к фотографии на памятнике. Что-то меня напугало. Что было дальше? Я обернулся. Ничего не увидел. Присел на корточки. Около памятника стояла рюмка с водкой".
   Он медленно шел по аллее, вдруг резко вздрогнул и громко произнес:
   - Тьфу ты, черт.
   "Что было после этого? - Он зло пнул молоденький подберезовик. - За ограду я не выходил. Это точно. Дернуло же меня пойти с этими придурками".
   XXX.
   - Татьяна! - окликнула мать. - Где твой суженый запропастился?
   - Не знаю. Он и раньше исчезал на два-три дня.
   - Смотри в оба, а то разное бывает, - улыбаясь, произнесла Антонина Васильевна.
   - Со мной не бывает! - Татьяна рассмеялась. Надев туфли, она выскользнула за дверь.
   Выйдя из подъезда, она столкнулась со Славой. Он прошел, не поздоровавшись. "Странно", - она обиженно надула губки. Затем решительно повернулась и пошла к Александру. По пути мужчины оборачивали головы.
   Кто-то что-то спрашивал, она, не замечая, проносилась мимо. Обтягивающие черные брюки, обнимающие прекрасные ноги, распахнутая летняя курточка поверх маечки с глубоким вырезом, в обрамлении прекрасных длинных темных волос, развевающихся от ветра, с серьезным выражением лица, так не вяжущемся к прекрасным чертам, она очаровывала окружающих, не прилагая к этому ни малейшего труда.
   - Татьяна! - остановила ее Лада, широко улыбаясь.
   - Здравствуй, Лада. Как поживаешь? - Она улыбнулась в ответ.
   - Прекрасно. А ты как? Говорят, замуж выходишь.
   - Да вроде, - невесело ответила Татьяна.
   - А что случилось?
   - Александра третий день не вижу. Пришел, сказал моим родителям о свадьбе и исчез. Сейчас иду к нему.
   - Это не страшно. Я так рада за тебя! Когда свадьба?
   - Мы еще не решили точно. Осенью, наверное, в середине. А у вас как с этим?
   - Не думали пока об этом. Вначале нужно кончить учиться, - ответила Лада.
   - Ты куда сейчас?
   - На рынок. Шмотки посмотреть. Делать все равно нечего. Загорать уже надоело. Сегодня вечером идем со Славой на день рождения к его родственникам каким-то. Ты завтра что делаешь?
   - Не знаю. Приходи, поболтаем.
   - Ладно. До завтра!
   - До завтра!
   Войдя в подъезд, она резко вбежала на третий этаж и позвонила двумя длинными звонками. Дверь открыла мать.
   - Здравствуйте! Александр дома?
   - Здравствуй! Заходи, Танюша, - произнесла она тепло. Он в спальне, не вставал еще. - Буди! Хватит дрыхнуть.
   Татьяна прошла в комнату Александра. Он лежал на нерасстеленном диване в кроссовках, на животе, повернув голову к стене.
   - Ты что это до сих пор спишь! - воскликнула она капризно. - Уже одиннадцать часов. Вставай!
   Он зашевелился. Затем медленно, не поднимая головы, сел. Поднял тяжелую голову, как бы пытаясь проснуться. Резким женским движением она одной рукой схватилась за грудь, другую поднесла ко рту, подавляя крик. Все лицо Александра представляло собой распухшую маску. Застывшие ручейки крови от разбитых бровей дорисовывали глаза. Синева на переносице, переходя на отеки под глазами, раздула их как сдобу. Губы увеличились так, что было не видно кончика носа. Спутанные запекшиеся в крови волосы довершали картину. Человек, сидящий на диване, был не похож на Александра.
   - Что с тобой? - произнесла она изумленно.
   - Не знаю, - ответил он. Попытавшись встать, вскрикнул и, чтобы не упасть, сел обратно.
   - Кто тебя так? Что случилось? Где ты был три дня?
   Он не понимающим взглядом посмотрел на нее. Окончательно проснувшись, произнес:
   - Здравствуй, Танюша. Как все болит, ты бы знала. Голова как после крутого похмелья.
   - Да что же все-таки случилось? Скажешь ты, наконец? - прокричала она выходя из себя.
   - Зашел вчера в подъезд. Кто-то стукнул. Потерял сознание. Видать, попинали для приличия. Очнулся, никого нет. На руке часы отсутствуют. Вот и все.
   - А где ты был три дня? - произнесла она, явно не веря.
   - Ну, вообще-то два. Позавчера ездил к Хомуту. Надо было материал собрать. А вчера дела были.
   - И с кем вы там ма-те-ри-ал собирали? - спросила она с сарказмом, явно собираясь обидеться.